Завтра он и этериарх пойдут к Мраморной Руке. Этериарх понесет кинжал с собой - Мраморная Рука должна видеть товар. Кого может заколоть начальник стражи?.. По дороге? На площади? По дороге назад? Во дворце, где Абу Халибу будут в это время отсчитывать деньги?
      У бывалого странника закружилось в голове.
      И здесь мы оставим его наедине с бессонницей. Только что Абу Халиб сбился с верного пути в расчетах и не сможет подойти к истине ближе, чем подошел. Он не знал: наутро случится такое, что этериарх не пойдет с ним к Мраморной Руке. А как мог подумать Абу Халиб, что этериарх не выполнит наказ василевса?
      Но принцип рассуждений у Абу Халиба верный. Дело, конечно, не в числах 4 и 7, вы понимаете. История с путешественником и кинжалом в эту ночь закрутилась так лихо, что вряд ли могла окончиться просто и скоро. Это чувствовал и ученый перс. А для предсказаний будущего у мира всегда хватало разных формул.
      Данные византийской разведки о князе Олеге на 907 год
      "Через купцов, мореходов, а также через Херсонес известно:
      Олег правит в городе Киеве около тридцати лет. Он никогда не платил дани хазарам и печенегам, но почти вся Русь - данница Олега. Он язычник, не женат по христианскому закону. Ни одна из женщин не имела и не имеет на него влияния, которое могло бы представлять интерес.
      Олег воспитывает наследника киевского престола Игоря, по-видимому, своего дальнего родственника.
      Самое большое внимание Олег уделяет строительству и торговле с иными землями. Авторитет Олега в глазах Руси силен и постоянен. Происхождение такого авторитета остается для нас не очень ясным.
      Через варягов, служивших в Киеве, известно:
      Три страсти Олега - ставить города и укреплять Киев; забота о новом и дорогом снаряжении дружины; упрощение обычаев правления. Ловко пресекает споры, многое решает сам.
      Ближние воеводы Олега - Велмуд и Стемид. Они появились в Киеве вместе с князем. Оба нехристи. Велмуд, как говорят, похож на большую серую сову. Подозрителен. Настойчив в переговорах. В последние годы не раз сносился с печенегами. Стемид похож на медведя. В его заботах - княжеская охота, веселье князя и дружины, занимается книжниками, собирает сведения о иных странах.
      Любит представляться незлобивым, прощает мелкие нарушения данникам Киева. Оба опытны в войне и походах; осторожны, бережливы, их действия неожиданны.
      В войске совсем не развивается кавалерия. Предполагают, причина та, что князь Олег и его воеводы очень велики ростом и считают коней неподходящими для русских воинов".
      Приписка другой рукой: "Не много. Составитель похож на мышь, он может отгрызать только малые кусочки по краям".
      Еще ниже добавлено третьей рукой:
      "Дополнено по данным Ипсилона и Омеги:
      Князь Олег никогда не был в землях Ромеи. И в Херсонесской феме не был, и в иных климатах империи. Велмуд (или Велемуд) и Стемид (или Стратемид) бывали не раз в Константинополе как богатые русские купцы.
      В прошлом году, когда на базаре ромеи убили пятерых купцов-славян, воеводы Олега, по нашим данным, не выезжали из Руси".
      Той же рукой:
      "В этом году караван купцов из Руси в Город не приходил".
      Памятка славянского воина
      Слон у арабов, яд у аваров, конь у хазар, терновник у булгар*, корабль у варягов, панцирь у фрягов*. Сам у славян.
      _______________
      * Дунайские булгары обносили свои владения высокой оградой из колючего терновника. В ограде были смотровые отверстия - окошки.
      * Ф р я г и - генуэзцы, вообще западноевропейцы. Нигде такой тяжелой брони, как в Западной Европе, не надевали.
      Об оружии
      Копье начинается с острия, меч с рукояти, стрела с тетивы, нож из сапога.
      Копье летит, меч падает, нож скачет.
      Щит встречает, стрела догоняет, лук посылает.
      О копье. Копье летит в солнце. Ломается, но не гнется.
      О мече. Меч - продолжение руки. Тяжелому мечу потребна легкая рука. Легкому мечу - рука тяжелая.
      О щите. Копье пробьет щит и увязнет, меч разрубит и застрянет.
      О стреле. Стрела летит куда пошлют и чуть в сторону. Стрела с ядом, как дождь с градом.
      О ноже. Нож сказал - все сказали. Нож говорит последним.
      О крепости, об осаде
      Ворота заперты с обеих сторон. Одни не войдут, другие не выйдут.
      Не достать мечом, достать калачом.
      Дождь мочит осаду и поит засаду.
      Стрела из города вылетит - никого не убьет. Гонец выскочит - погибель придет.
      Воин теряет голову, князь теряет воина, дружина теряет товарища.
      В Босфоре
      Рог и бубен - соловьи дружинные - молчали до Босфора. Но когда с башни Христа забил барабан тревоги, они откликнулись. Перед тем как барабан забил - с задних лодий этого видно не было, - два первых корабля славян побились своими надстроенными бортами о цепи. Несколько обломков понесло течением в сторону морских стен, они путались между других лодий, становилось тесно.
      Стратимир вскочил, жестом приказал своей лодье приблизиться к цепям, еще не верил. Убедился. Что-то заговорил, понять было невозможно - начинал одно слово, бросал, говорил другое, замолкал... Обхватил голову руками, сел.
      Подошла лодья с князем и Велемудром. Стратимир, как немой, показывал, мыча, в пустопорожние волны...
      - Не пройти, князь, - сказал Велемудр. - Я это дело знаю. Все побьемся.
      - Стойте! - крикнул Стратимир, увидев, что другие лодьи подходят к цепям. - Стойте!
      Стоять было трудно. Подворачивали паруса, но все равно несло сильно. Начали отгребать веслами назад, чтобы удержаться.
      Велемудр подал князю копье - бросить, по обычаю, в сторону города, начать войну.
      "Старый законник, - подумал Олег. - Такое дело, а он все помнит. У самого руки трясутся".
      Взял копье, поднял его высоко. Они стояли во весь свой рост, лодья, удерживаемая на месте, качалась, чуть не опрокидывалась. Большой парус хлопнул раз, другой. Олег выждал, чтобы побольше людей с других лодей видели, что он держит копье. Глянул в темную прозрачную воду. Ловко воткнул копье основанием в звено цепи. Рука почувствовала через древко цепь могутную. Отнял руку, и копье, скосившись немного, осталось стоять на две трети длины над водой. Красные лоскуты змеились из-под наконечника, вытянулись в одну сторону. Копье поднималось и опускалось на волнах.
      Вуколеон
      "Он что, всю Русь привел жить здесь вместо меня?" - Василевс стоял на башне Вуколеонского дворца. Дворец примыкал к морским стенам. Видимость была как нельзя лучше. Хоть ложкой черпай эти сотни лодий. И нельзя закрыть глаза, открыть снова - и чтобы ничего этого не было!..
      Василевса разбудили. С приличной медленностью он проехал расстояние от Большого дворца к Вуколеонскому. Быстрее поднимался по лестницам. Почти выбежал на галерею - по дороге наверх, через окошки-бойницы краем глаза он уже угадывал, что должен увидеть...
      Сырой ветер оставлял влажной шелковую одежду василевса. Его начало знобить. Он принял поданный парчовый плащ на плечи. И хрипло кашлянул, прежде чем сказал:
      - Это все-таки или сон... или заговор!
      Паракимомен, хранитель императорских покоев, евнух-араб Самона - одно из осведомленнейших лиц в империи - ответил:
      - Это варвары, - и на его тонком румяном лице проступила серая краска растерянности.
      - Всех ко мне, - сказал василевс.
      Самона понял, кого всех, и отдал распоряжение.
      Волны Пропонтиды
      - На каком языке они кричат? - спросил юноша в одной из лодий. Здесь большинству все внове; молодые воины из северных колючих лесов, подобранные на одну лодью по разной умелости, и несколько наставников.
      - На языке страха, - ответил детина - сросшиеся брови, купец средней руки из Чернигова.
      Другой, белобородый новгородец, бывалый старик, который одним тем, что сел в лодью неопытных мореходов, оказывал им честь и великое доверие, решил объяснить подробнее:
      - Они призывают своего бога. Показывают рукой крест. - Старик тонко улыбнулся, понимая, что ромеям пока больше ничего не остается.
      Здоровяк черниговский перестал смотреть на стены со стиснутыми зубами - сдерживаемой боевой яростью. Повернувшись к воинам, стал объяснять, словно услышал невысказанное распоряжение старшего.
      - Крест они показывают. Крест - такая мачта, - сказал он, - к которой прибили ихнего бога...
      Он вскинул в руке меч. Держа за клинок, стал показывать на крестовины, как прибивали:
      - Так левую руку, так - правую, здесь - ноги...
      - Он что - человек был? - не понял круглолицый рыжий вятич. Чтобы спросить, он просунул голову под парусом.
      - Был человек. Пока не прибили, - ответил черниговец в сторону паруса.
      - Его в Царьграде прибили? - спросил юноша - тот, что начал разговор, меткий лучник, чудской охотник. Наверное, он увидел золотые кресты над церковью святой Ирины.
      - Здесь? Не-ет, это давно было... - Черниговский купец сдвинул брови, соображая, был ли тогда Константинополь и где это они действительно обошлись так странно со своим богом.
      - Не здесь, - сухо сказал всезнающий новгородец. - Там, - он уверенно махнул рукой куда-то за Пропонтиду. - Где много песка и света, а ума мало.
      - Они грозят или мира хотят? - спросил кто-то сидевший впереди, не оборачиваясь.
      - Они хотят, чтобы мы утонули. - Черниговец вернулся в прежнее молчаливо-боевое состояние.
      - Мира они будут просить. Позже. И не так. - Новгородец, казалось, перебирал в памяти события многих лет, чтобы выпытать будущее. - Но и грозить они еще не начали, - он смотрел на стены и словно взвешивал каждого ромея, каждого иноземца из городского войска, каждую башню в стене, каждый камень. И вправду, потрясания оружием на стенах пока не было заметно.
      Далеко впереди Стратимир окликнул со своей лодьи Велемудра:
      - Воевода! На вуколеонской башне цветок пурпуровый!
      Велемудр был рядом с князем и поэтому, соблюдая степенность, не поднял вверх головы, а только глаза.
      - Да, - сказал он Олегу. - Царь Лев уже здесь.
      Стратимир же встал, расправился и крикнул в сторону башни:
      - Держись крепче - ветром сдует!
      Лодьи качнулись от хохота. Да, была бы потеха, если бы Льва сейчас понесло над Пропонтидой.
      Утро
      Говорят, что через Город пробежала Мраморная Крыса. Говорят, она живет обычно в Мраморной башне - угловой между морскими стенами и стеной Феодосия. С Мраморной башни в одну сторону посмотришь - прибой Пропонтиды, в другую - ров с водой. Крыса бежала из башни в Город, пронеслась через него.
      Говорят, она проскользнула у Вуколеонского дворца. Варяг из конвоя императора, мерно ходивший перед Вуколеоном, отпрянул назад так резко, что длинный его меч, висевший на поясе, застрял острием меж камней мостовой. Стражник схватился за рукоять меча, выдернул его. Потом медленно обеими ладонями пригладил волосы назад, словно проверяя себя...
      Говорят, эта крыса, серого с черными крапинами мрамора, проскочила по Амастрианской площади. Здесь всегда торговали конями. В это утро был спрос на боевых коней. Говорят, лошади взвизгнули, выбив искры и пыль копытами, метнулись в стороны от невидимой тропы - там, где пробежала Мраморная Крыса. Говорят, что известный конный эксперт-оценщик - вофр, зарегистрированный у эпарха под девятым номером, - одноглазый маленький Филоктет сам стоял на дороге Крысы, видел ее тупую морду с разводами. Он подпрыгнул высоко, как заезжий мим-акробат с Запада, и, говорят, несколько секунд висел в воздухе. Опустившись на упругие ноги, он тут же отскочил от этого места. Он говорил: Крыса худа и отчаянно зла, зубы ее необычно плоские и острые. Он не мог работать целый час, оглядывался, шаря глазами понизу. Так без дела шатался по площади, пока молодая арабская кобылка, не выдержав его нервного прохода мимо, чуть не прикончила девятого вофра копытами. Лошадиный мир Филоктет знал лучше собственного голоса, он затылком почувствовал опасность и упал на землю, когда обе задние ноги кобылки подбросились в воздухе - там, где он только что стоял. Встав с земли, он сделал круг, подошел к арабской молодке и, глядя ей в круглые кокетливые глаза, поцокал языком.
      Доместик - командир третьей тагмы столицы, покупавший себе эту лошадь для приближающихся дел, - после того что сейчас случилось, сомневался, ходил возле.
      - Лошадь для спокойного человека, отлитого из бронзы, - сказал ему Филоктет. - Лучшего седока ей не найти.
      Доместик - лысеющий, с выветренными чертами лица, с тяжелой подагрической походкой - понимал: лесть такого знатока, как вофр девятый, кое-чего стоит. И в отношении доместика, и в отношении лошади.
      - Одиннадцать номисм, - твердо сказал цену Филоктет.
      Старейшина - арбитр вофров - уже стоял за их спинами. Он вымеривал, выценивал глазами лошадь, но ничего не мог прибавить к сказанному. Одиннадцать номисм. Да. Цена почти максимальная на Амастрианской площади. Продавец кобылки, который думал о несчастном дне, о том, что репутация арабской красотки загублена ее прытью - а чего еще ждать в такой судный для Города день? - смотрел теперь на Филоктета с восхищением. Одиннадцать номисм! Он верил, что пойди они сейчас к главному оценщику города Мраморной Руке, и та дала бы за кобылку ровно столько же. И тут ему вспомнилась - как неуместно! - Мраморная Крыса, которая только что...
      Крыса напугала полгорода.
      А одна женщина, спешившая к дальним причалам Золотого Рога увидеть, так ли грозна опасность, о которой уже кричали все, чуть не наступила на нее, на бежавшую Мраморную Крысу, поскользнулась и вскоре умерла тут же посреди улицы от разрыва сердца.
      Говорят, что на рыбных причалах Золотого Рога сам эпарх видел, как эта огромная крыса, длиной в половину человеческой руки, с хвостом еще более длинным, прыгнула с пристани в воду. Вздрогнули рыбачьи баркасы на волне. Эпарх отвернулся и сделал вид, что ничего не было. Но кругом было достаточно глаз.
      Эпарх лично прибыл на причалы - увидеть, сколько рыбы получит Город в этот день, когда славяне смели ночную ловлю, когда причалы под морскими стенами оказались закрыты. Он пришел упредить малейшее взвинчивание цен. Все уже знали - началась тяжелая осада. И Мраморная Крыса, бежавшая из Города, говорила это лучше всех. Она словно нарочно показалась эпарху в последнем своем прыжке.
      Закончив дела на причале, эпарх с небольшой свитой поскакал к Вуколеону. Он помчался на белом коне по периметру Города - вдоль Золотого Рога, потом мимо морских стен. Чтобы видеть и слышать, как реагируют ромеи на славянский флот.
      - Это мираж! Не верьте! Это мираж! - закричал человек в богатой одежде. Как золотой шарик, он скатился внутрь города со стены и скрылся из вида эпарха...
      Он бежал к улице Меси, по ней - к Золотым Воротам. Смугло-румяный, плотный, как вылепленный римскими скульпторами мускул, богатый византийский купец Бакуриани. "Мираж!" - выдыхал он без голоса.
      ...Когда-то в одной из великих пустынь мира, на тропе, далекой от поселений, его караван остановился: они увидели впереди горящий город. Несколько часов стоял караван и смотрел, как увеличиваются проломы в стенах, как наседают штурмующие, как пламя, угасая и превращаясь в черный дым в одном месте, вскидывается в другом... Люди и животные в караване молчали, но слышались летающие по пустыне стоны и скуление. Потом все исчезло. Караван пошел дальше. Через неделю пути они узнали, какой видели город - он находился далеко в стороне, - кем он был взят и разрушен.
      Посмотрев сегодня на Босфор, купец решил, что миражи стали преследовать его. Он бежал оглушенный, в заботе о своем рассудке. Его остановили уже у стены Константина. Город был закрыт.
      Бакуриани сел на землю тут же, у одного из постов константинопольского гарнизона. Он посмотрел перед собой: экипировка человека, стоящего напротив, была ему знакома. Желтая, китайской работы ткань с немалым содержанием шелка - на плечах. Сабля - она была в ножнах, но купец знал, что клинок - "красного" исфаганского булата. Перстень с египетским изумрудом. Все это, несомненно, были его, Бакуриани, поставки, и они как бы отмечали его жизнь поэтапно: когда он торговал шелковыми одеждами, когда покупал для Города иранские клинки, когда перешел в корпорацию аргиропратов, посвятив себя торговле драгоценностями. Он помнил этих большеголовых синих птиц на ткани и форму сабли, а такой величины изумруды - наперечет в Городе, он знал их. Бакуриани отдал себе отчет, что действительно все эти вещи помнит, но, почему они собрались здесь вместе, понять не мог. Он закрыл глаза. Прямо держа спину и чуть качаясь, задремал. Он выдохся и восстанавливал силы.
      Человек с изумрудным перстнем медленно подошел к нему. То был доместик третьей тагмы, вернувшийся с Амастрианского рынка к своим постам. Он был солидным и верным клиентом Бакуриани. Они знали друг друга лет двадцать. Доместик сожалеюще посмотрел на купца: если такие люди, торговая опора Ромеи... Но Бакуриани уже успокаивался. Он только проскулил во сне.
      ...От всеобщего шока и, надо полагать, от скорого взятия Города константинопольцев спасло ночное безумство эпарха: Золотой Рог все-таки был заперт. Барабан с башни Христа и теперь еще продолжал стучать - словно без него не видно, что делается. Но барабанщика можно понять: он глушил свой страх.
      Вуколеон
      (продолжение)
      - Откуда они взялись? - спросил василевс требовательно у слегка наклонившего голову изящного человека в шелках - то был Фома, логофет дрома, он ведал иностранными делами и не только ими.
      - Славяне могли пройти сюда только невидимыми, - тихо сказал логофет. - Когда-нибудь мы узнаем, как они это сделали.
      Самона в который уже раз перебирал в голове невозможные варианты. Не могли славяне в таком числе прийти даже необычным путем - вдоль восточных берегов моря, мимо Херсонеса, Колхиды, Трапезунда - и чтобы об этом не знали в Константинополе. Но вдоль западного побережья - мимо Болгарии, ромейских земель - и подавно не могли... Природного интригана Самону просто переворачивало оттого, что он не может проникнуть в славянскую хитрость.
      - В пределах империи не было ни войны, ни стычек. Славяне появились прямо здесь, раньше их не видели, - сказал еще тише логофет.
      Подошел брат василевса - мрачный пьяница и высокомерный завистник Александр, выругался:
      - Ничтожные люди, вас обманули варвары. - Он не сообразил, что Лев может принять этот выпад и на свой счет - его ведь тоже обманули.
      - Где эпарх? - спросил василевс.
      Самона позвал рукой дожидавшегося поодаль эпарха.
      - Почему ты запер Золотой Рог? - спросил Лев.
      - Я увидел ангела во сне, - ответил эпарх. - Ангел сказал: "Анатолий, ты забыл отдать сегодня еще один приказ". Я проснулся, долго думал, ничего не мог понять и приказал повесить наши цепи.
      Он врал: лучше объяснением будет выдуманный ангел, чем, не дай бог, решат, будто он знал что-то там, где никто ничего не знал.
      Лев был удовлетворен сном и ангелом: "Значит, господь за меня. Значит, славянская напасть - не искупление за арест и отречение Николая..."
      Галакринская обитель
      Николай Мистик в это время тоже смотрел на русские лодьи с другого берега Босфора, из башни Галакринского монастыря:
      "Жестока кара небесная! Но справедлив господь. Я всегда говорил: что во дворце - то и в империи. Если император не видит истины, подданные совсем слепнут. Какой флот прошел, словно перелетел море!..
      Уж не придется ли мне в скором времени войти в опустошенный Город и поднимать его к жизни?"
      Николай представил себя идущим по руинам Константинополя и как из-под обломков тянутся к нему руки - голодных, раненых, потерявших себя. "Трудно будет. Но с божьей помощью можно и это".
      Он ошибался - не будет ему славы ни на чьих костях...
      Вуколеон
      (продолжение)
      - Как в городе с рыбой? - спросил василевс.
      - Золотой Рог был щедр, но это и все, что мы получили сегодня, ответил эпарх.
      - Рыбацкие кинонии на Босфоре уже разорены?
      - Я послал человека за точными сведениями, он еще не вернулся. Но на рыбачьих причалах говорят... или государь подождет точных сведений?
      - Что говорят? - не выдержал логофет. На приемах послов ему приходилось говорить от имени василевса в его присутствии, так было принято. Но здесь он просто забылся.
      Эпарх по глазам Льва понял, что ему тоже хочется услышать непроверенные вести.
      - Если государь желает знать... На причалах говорят... Славяне забрали большую часть рыбы у тех, кого застали в Босфоре. Лодки и ромеев не тронули. Записали... - эпарх сделал паузу. - Записали имена рыбаков и у кого сколько взяли.
      - Варвары не могут писать! - рявкнул Александр.
      Эпарх продолжал свое:
      - Если государь желает знать. На причалах говорят: славяне сказали рыбакам, что они дадут деньги за рыбу.
      - Деньги? - логофет повернулся ухом к говорящему. Остальные оцепенели: платить их рыбакам?! Топить - это понятно. Но покупать привилегия ромейская...
      Эпарх продолжал:
      - Если завтра утром рыбацкие кинонии доставят улов следующей ночи к ставке русского князя, то им заплатят и за сегодняшнюю рыбу, и за завтрашнюю, - так будто бы сказали славяне. Они объяснили, почему не платят сразу: еще не установлена цена. Но сегодняшний улов невелик - ведь русские лодьи помешали рыбакам, - и поэтому цены за эту рыбу обещаны выше обычных. Славяне сказали, что вообще будут платить больше, чем в Городе.
      - И им поверили? - спросил Лев.
      - Славяне сказали еще, что платить будут из своих денег, но потом удержат эту сумму с Города - потому и не скупятся.
      - Варвары не могут так делать и говорить! Это слухи! Заговор черни! Александр чуть волосы на себе не рвал. Он, как и положено младшему брату царя, сам был самый крупный интриган и заговорщик в империи.
      - Государь, - заметил эпарх, - я ошибся, сказав, что так говорят на причалах. Так говорили на причалах. Я принял соответствующие меры.
      - Довольно, - махнул рукой Лев. - Как только твой разведчик вернется с той стороны пролива, дашь знать.
      - Государь, я только хочу сообщить еще, что в последнюю неделю лов был очень удачный, и я разрешил солить рыбу.
      Итак, эпарх отличился дважды. Тем, что вчера запер залив, и тем, что всю неделю, вопреки обычному правилу, в Городе продавали не всю пойманную рыбу - часть готовили впрок. Без особого разрешения солить рыбу запрещалось - чтобы запасы не всплыли в каком-нибудь полуголодном месяце по бешеным ценам. За цены в Городе отвечал эпарх. Сегодня оказалось, что он предусмотрел сохранность Константинополя и готовность к осаде.
      Логофет посмотрел на него с подозрением, Самона - с удивлением, Александр - с недоумением, но Лев - просто с одобрением. Хорошие вести это не плохие вести, василевс любил быть довольным.
      ...Внизу, при выходе из дворца, эпарха остановил этериарх.
      - Чего ждать сегодня в Городе?
      - Пока ничего, - сказал эпарх. - Сегодня нужно смотреть туда, - он показал рукой в сторону стен.
      - Ты знаешь, что в городе ходят слухи об этой... ну... о Мраморной... Крысе? - этериарх говорил нехотя, брезгливо. Им - высоким должностным лицам - было грех верить хоть немного в плебейскую легенду, будто есть в городе страшная крыса, предвестница бедствий. К тому же - Мраморная! Мрамор хоть и не так благороден, как порфир, камень василевса, но все же и он символ Ромеи, Константинополя с его колоннадами с Мраморной Рукой, Мраморной Черепахой. А тут - крыса.
      - И что о ней говорят? - спросил эпарх. - Старая выдумка - такая живучая. Я думаю, не сделать ли и вправду хвостатую тварь из мрамора и не расколоть ли ее у всех на глазах...
      - Говорят, что утром Крыса сбежала из Мраморной башни и понеслась куда-то. - Этериарх совершенно определенно махнул рукой на север, показывая, куда именно.
      - Утром? Это новость. Раньше она выходила только по ночам. - Эпарх посмеялся немного, показывая чернеющие зубы. - Скажи своим варягам: если увидят ее, пусть... - он показал рукой, как должен стражник расколоть мечом крысу. - Скажи, что эпарх не дорожит этой принадлежностью Города. Не так уж много мрамора и не такой он ценный, - эпарх неожиданно показал руками, сколько точно мрамора - длину крысы. - Серый мрамор, - сделал небрежный жест.
      - Говорят, она и похудела сильно, - этериарх нелепо хмыкнул.
      - Похудела... - эпарх, призадумавшись, прижал нижней большой губой верхнюю. - М-м-м-а-м... - он все понял и сменил тему. - Вот Елену унесли с ипподрома ночью - это мрамор! И по Городу она не бегает...
      Но этериарх про статую ничего интересного сообщить, разумеется, не мог. Да и эпарху сейчас было не до Прекрасной Елены.
      - Как там дела с рыбой? - спросил этериарх.
      Эпарх показал большим пальцем через свое плечо в сторону Пропонтиды:
      - Ходит большими косяками!
      Угрюмо помолчал. Успокаивающе добавил:
      - Есть у меня кое-что, есть...
      Этериарх с уважением посмотрел на него:
      - А скажи, почему ты запер гавань? - Он и не ждал, что эпарх ответит истинно, но не мог не спросить.
      Начальник Города тяжело вздохнул полными легкими:
      - Может, я всю жизнь жил для того, чтобы вовремя повесить цепи, - и полез на коня. - ...Говорят, ночью ты арестовал какой-то халат?
      - Далекие у тебя уши! Да странный один перс... Хочешь допросить его? Не знаю, может, и стоит теперь еще раз...
      - Нет уж! Теперь это дело логофета дрома. Мне и Города хватит. Лазутчики не лазутчики - пусть он разбирается, он, который... ворона серая!.. - крикнул вдруг эпарх, белый от злости. Его лошадь прижала уши. Славян недосмотрел, баран стриженый!..
      И ускакал.
      Этериарх поправил на бедре меч франкской работы, упругий, с клинком волнистой формы. Разговор с эпархом оставил его в прежнем состоянии неясного и неприятного ожидания событий. Что будет-то? Он искал глазами по двору, на чем остановить взгляд, и вдруг... с неба что-то упало. Он схватился за меч.
      Действительно, так все и произошло: с неба что-то шлепнулось. Этериарх, чуть присев, всмотрелся: рыба. Она лежала на камнях, а потом еще дрыгнула хвостом. Этериарх подбежал, и несколько стражников тоже. Рыба!.. Что тут сделаешь! Рыба и есть. Стражник Рулав потянулся к чему-то на земле, и тогда этериарх тоже увидел: стрела! Сзади них опять что-то шлепнулось. Обернулись и увидели еще одну рыбу. Та лежала прямо вместе со стрелой, к которой была привязана, а древко стрелы сломалось.
      Рулав подал первую стрелу Гуннару.
      - Из Смоленской земли стрела, - важно сказал Гуннар. - Радимичи ее пустили.
      - Все-то ты знаешь! - Этериарх без удовольствия посмотрел на ребристый наконечник.
      - ...Понимать это надо так, - продолжал Гуннар, - "у нас, славян, рыба есть, а у вас нет".
      - Далеко у них стрелы летают, вот как надо понимать. - Рулав представил себе силу тетивы, пославшей эту рыбицу.
      Третий стражник растолковал с варяжской образностью:
      - Славяне сказали: "Ваша рыба теперь у нас, и только стрела разрешит этот спор".
      - Нечего тут понимать! - крикнул этериарх. - Это - оскорбление! Ромеев еще никто так... не кормил.
      У него почти слезы выступили на глазах. "Бесчувственный народ эти варяги, дикий", - озлился он в первый раз так, наверное, на своих меченосцев.
      - Ешьте ее, - сказал этериарх. - Прямо сырую возьмите и съешьте. Может быть, она как раз отравленная...
      - Если радимичи посылали - вряд ли отравили, - сказал Гуннар все тем же важным тоном. - Но есть мы эту рыбу не будем, архонт.
      - Тогда ступайте на стены кто-нибудь и пошлите ее обратно. Да так, чтобы горожане видели!
      Рулав собрал рыб, уцелевшую стрелу и пошел поискать хороший лук.
      Этериарх посмотрел вверх - оттуда пока ничего больше не падало.
      С В О Д В Т О Р О Й
      ДЕНЬ И НОЧЬ
      Берег Пропонтиды
      (сказания участника похода)
      "...А потом мы вышли на берег. И пошли по нему, и встали лагерем, а паруса на многих лодьях убрали и вытащили лодьи на берег, и только часть их князь послал сторожить вдоль города...
      И вышли мы на берег, и земля царьградская показалась мне похожей на землю корсуньскую. И скот был, и рощи из корсуньской сосны и ели, и виноградники, и рыбы много белой. И понял я, что ромеи ищут по миру земли, похожие на царьградскую, - и в Корсуни они живут, и здесь, и говорили мне люди, что в других местах похожих они тоже живут. И странным подумалось мне такое желание: охватить разбросанные по миру куски и острова похожих земель, и все виноградники мира, и всех быков, и всю большую белую рыбу..."
      Олег
      Царьград Олегу был внове. Он, конечно, знал, куда идет, - по рассказам. Но на деле Город оказался - если смотреть со стороны на стены подряхлее и... несуразнее, что ли.
      Вот они высадились, вышли у главных, самых неприступных стен Города. И ров широкий, каменный, вода в нем. Ну, понятно, вода гнилая, зеленая. Стены - потертые временем, между камнями пробиваются пучки длинной жесткой травы, даже деревья растут из расселин - в сторону солнца тянутся. А солнце как раз совсем с другой стороны стен, и видно, как дерево изо дня в день за ним следит и оттого кривое во все стороны...
      Первая стена очень высокая. За ней вторая, еще выше. Не так надо было делать, подумал князь. Лучше бы за первой стеной не видеть вторую. Тогда если воины преодолеют первую, они знают или не знают, а все одно оторопеют, увидев перед собой еще одну такую же преграду. А здесь все ясно заранее. Царьград он вообще, видимо, такой: все показывает, что он из себя есть, грозится да красуется...
      Олег нехотя улыбнулся. Видимо, он себя не обманывает: в Городе действительно есть некая несуразность. Если он поймет ее до конца, он сладит с Царьградом. Надо понять...
      Дело темное, как что было, но теперь он совсем не удивляется, что в этом городе год назад убили на базаре пятерых русских купцов. И такое случалось не впервые.
      Но княжеское дело - не месть, отомстят воины. Княжеское дело свободная торговля для Руси. А где торговать, как не в Царьграде?
      Для ромеев Русь - далекая, за болгарами, за печенегами. Что же, пришлось привести ее всю сюда, под стены Константинополя. Давайте посмотрим один на другого, узнаем, кто чем силен, и закон установим. Вот получается, что мира без ссоры не вышло. Что не поделили в Городе славяне и ромеи? Спорят ведь не народы. Уклады жизни спорят. И разные цели.