Валерий Константинович ЛОБАЧЕВ
      И печатью скреплено
      Путешествие в 907 год
      Повесть
      Повесть из русской истории о том, как складывались отношения древнего Киева и Византии, об их первых торговых договорах (X в.).
      ________________________________________________________________
      СОДЕРЖАНИЕ:
      Свод первый. НОЧЬ И УТРО
      Свод второй. ДЕНЬ И НОЧЬ
      Свод третий и последний. ОЛЕГ
      Словарь для путешествующих в ромейских землях в X веке
      Послесловие кандидата исторических наук А. Рогова
      ________________________________________________________________
      С В О Д П Е Р В Ы Й
      НОЧЬ И УТРО
      Памятка купца-дальностранника
      времен десятого века
      К хождению по земле.
      Верблюда выбирай по горбам, лошадь по ногам, осла по волосу, погонщика по голосу.
      Следи за ветром. Наблюдай запахи, которые он приносит.
      К хождению по морю.
      Никогда не надейся, что сам доплывешь до берега, старайся спасти корабль. Помни, кстати, и о "родосском законе" - жители берега имеют право на пятую часть имущества, выброшенного морем.
      Следи за небом. Оно не так далеко от моря, как кажется.
      От морских разбойников одно спасение - бегство. Столь же единственное, сколь и бесполезное.
      О необходимости.
      Если у тебя сломался меч, немедленно найди себе новый, где бы ты ни находился.
      О беседах.
      Если не знаешь языка страны, куда прибыл, - выучи. Иначе рискуешь не понять что-нибудь, и тебе вырвут твой собственный язык.
      Если ты узнал в книге или от людей, что в той стране, куда ты держишь путь, люди с собачьими головами, выучи собачий язык.
      Если покупаешь ткань.
      Сначала посмотри ее одними глазами, глаза должны радоваться. Потом посмотри ее одними только руками, руки должны радоваться. Не бери ткань, если глаз она радует сильнее, чем руки. Если же на ощупь она приятнее, чем на вид, пусть ее тоже купит другой.
      Если задерживаешься в чужом городе.
      Помни, даже самые толстые и высокие стены не уберегут:
      от долгой осады и скорого голода,
      от желтой холеры, черной чумы и красной лихорадки,
      от падающего карниза
      и от неправедного суда.
      О чудесах.
      Чудес много, и все они разные. Помни это.
      Каждый купец должен побывать в Константинополе
      (записка неизвестного)
      Каждый купец должен побывать в Константинополе. Этот город находится в центре мира, на 7 холмах и отгорожен от мира 3 линиями, образующими треугольник. Первая линия отрезает город от суши, она состоит из выложенного камнями рва, двойной стены Феодосия и стены Константина, построенных этими великими императорами. Вторая линия - морские стены отрезает город от пролива и Пропонтиды. Пропонтида - это маленькое море у города. Третья линия - стены и пристани - выводит из Города в Золотой Рог, самый длинный залив и самую удобную гавань в мире.
      В Константинополе живет византийский император, или василевс, который меньше, чем христианский бог, но больше, чем любой христианский император. Дворец василевса много больше, чем любой императорский дворец. Церковь василевса называется святая София, и ни у какого бога нет церкви прекраснее, огромнее и чудеснее.
      Жители Константинополя называют себя ромеями или римлянами. Они говорят и пишут по-гречески. Все они имеют какую-нибудь работу, но не имеют права делать чужую, чтобы всем хватало своей работы. Об этом заботятся многие, глаза и руки василевса. Те ромеи, которые не работают, грабят по ночам иноземных купцов, совершают поджоги в своих кварталах и даже уносят большие статуи с ипподрома, где так много разных статуй, привезенных со всех концов мира, что пропажа не всегда сразу заметна.
      В память своих великих императоров ромеи ставят великие колонны. На площади Константина стоит колонна Константина - самая высокая в мире, ее никто не сможет никуда унести. На колонне стоит великий император, а в основании колонны замурованы меч и щит Константина. Колонна будет стоять, пока стоит мир.
      Нигде как в Константинополе нет столько денег, товаров, купцов и базаров. Нигде нет стольких кораблей, как в Золотом Роге. Нигде нет другого Константинополя.
      Разговор, подслушанный у дворца василевса
      В Константинополе ночь. И золотое яблоко в руке бронзового императора Юстиниана, давно сидящего на бронзовом коне, который стоит на высокой мраморной колонне, - это яблоко едва блестит в свете месяца. И то если знать, куда смотреть.
      Тонкий месяц в небе.
      Мы слышим, как у ступеней дворца разговаривают двое из многочисленной стражи василевса. Разные бывают стражники, и разные бывают у них мечи. Это варяги, воины родом с далекого северо-запада, дети тех отцов, что кладут меч рядом с младенцем-сыном и произносят заученную в их стране формулу: "Ничего не оставлю тебе в наследство, кроме меча. Будешь владеть только тем, что завоюешь этим".
      Мечи бывают разные. Есть такие длинные, что и рукоятку у них приходится удлинять. За нее берутся двумя руками, и только тогда этот меч можно как следует занести над своей головой и обрушить на голову врага. Это меч для больших сражений. Но разные бывают стражники. Варяги, что прохаживаются у дворца василевса, могут спокойно поднять одной рукой двуручный меч. И караул они несут с такими мечами. Меч висит на перевязи из красной барсовой кожи. Серебряные пряжки на ней изображают птиц с тонкой шеей, и птиц с острым загнутым клювом, и птиц с львиной головой и гривой. Пряжек много, они полязгивают друг о друга. Меч висит с левой стороны, и поэтому кожа перевязи и пояса так крепко прижимает легкую ткань одежды справа, что когда стражник, кончив дежурство, снимает с себя железо и кожу, то на ткани остаются длинные неразлипающиеся складки.
      Первый стражник, Гуннар, разговорчив, все время прохаживается.
      - Я знаю один город и один дворец, который я могу охранять и понимать, что эта служба почетна, - говорит он, и голос ровно гудит в темноте. - Я служил в Киеве у конунга Олега. Его ум - неразрешимая загадка для меня. Он как будто и не думает, а просто говорит важные мысли. Но он молчалив, и даже страшно представить, сколь же умно то, о чем он молчит... Я знал хорошо его лучших людей - Велмуда и Стемида. Таких людей нет во дворце василевса и во всем Константинополе. Но такого города нет у этих людей. Просто не понимаю, почему у нас на родине русские земли зовут Гардарик - страна городов? - Он приостановился на полшаге, что-то шаркнуло по камням площади. Может, собака, бежавшая по своим делам, прянула от звука его голоса?.. Он пошел дальше. - Почему зовут Гардарик? То страна людей. Но страна городов - только страна ромеев. Вот где города и единственный Город!
      Рулав, второй стражник, еще держал фонарь приподнятым и всматривался туда, куда Гуннар только что, приостановившись, вслушивался. Но ничего. Рулав опустил фонарь и тоже немного прошелся.
      - Гардарик - страна городов не потому, что там много больших городов, - ответил он, - а потому, что города там легко вырастают и, вырастая, могут стать и большими и сильными. Ведь не та страна воинов, где сейчас много воинов, большое войско. А где легко растут воины и вырастают в сильных. И Киев, ты прав, не такой город, как Константинополь. Но и Константинополь не такой город, как Киев...
      На этот раз они расслышали отчетливый стук - кто-то выходил из дворца. Это был этериарх - начальник этерии, гвардии василевса.
      - Сплетничаете, мои хорошие? - весело скривившись, обратился он к варягам. Он не знал языка, на котором они между собой говорили. Но это были его любимцы - на кого можно положиться. И сильны, и без коварства. Служат так служат.
      Стражники почтительно повернулись к нему, придерживая мечи. Рулав, у которого был фонарь, поднял свет повыше. Этериарх махнул ладонью - опусти, мол. И передал тот фонарь, что был у него самого в руке, Гуннару.
      - Надеюсь, вы по-прежнему все видите, все слышите и ничего не знаете? - продолжал веселиться начальник. Ах, как он любил их. Он был с ними иногда почти что откровенен - единственные в этом смысле люди. Кивнули. Хорошо. - Сегодня ночью вам предстоит особенно послужить василевсу, - продолжал этериарх. - О! О! Ну не так сильно, как вы предполагаете! Не с таким размахом... Но так, как редко приходится. Вы, должно быть, знаете, что самый бдительный в мире - после бога, разумеется, - ну кто?
      - Патриарх Николай Мистик, - сказал Рулав. Это была лихая шутка. Все трое на секунду представили, должно быть, одну и ту же сцену...
      ...Год назад василевс, Лев VI, женился по четвертому разу. Николай Мистик, константинопольский патриарх, разрешения на этот брак не давал. Лев, не желая терять время в уговорах, взял и обвенчался самовольно. Дальше началась преглупейшая история.
      По церковным праздникам Лев со свитой отправлялся в святую Софию. Хозяином в святой Софии был Николай Мистик. Он встречал Льва на ступенях.
      - Я иду в церковь, - изрекал гордый Лев.
      - Я запрещаю, - отрезал Мистик.
      - Я должен пройти.
      - Я не пущу, - продолжал патриарх.
      Члены императорского совета - синклитики - еле сдерживались, чтобы не подталкивать кулаками правителя империи. Если бы не этикет, они уперлись бы руками в Льва и как тараном прошибли им стену гордых попов. Ведь тогда и они, синклитики, оказались бы наконец на своих привилегированных местах в святой Софии.
      - Отстрани его царственной дланью, - советовал один синклитик.
      - Поставь его на место, - подсказывал другой.
      Но Лев не представлял себя затевающим возню с Николаем. Каждый кулак Мистика был величиной с голову царственного многолюбца. Не то чтобы Лев опасался за целостность своей головы - Николай был властным патриархом, но не был безумцем. Просто он был стоек там, где управлял. Он не двинулся бы с места, а Лев бы выглядел смешно, упираясь в эту колонну.
      Василевс медленно отступал на полшага и топал пурпурным сапожком. (Пурпур был цвет василевса. Ныне такого цвета в природе нет. Нет уже тех трав и минералов, из которых получали настоящую пурпурную краску...) Полубожественный сапожок без особого стука опускался на ступень. Здесь было чисто выметено, так что и столб пыли не застилал фигуру Мистика. Патриарх смиренно глядел поверх головы Льва VI и начинал так цитировать священные тексты, что слушателям становилось неудобно за императора, больно за жалкую человеческую природу и слегка страшновато за сохранность мира. От ветхозаветных строчек шел ощутимый запах гражданских столкновений.
      Лев VI заливался слезами и поворачивал назад. Так случалось каждый церковный праздник, а их немало в году, пока всем не надоело. Несколько месяцев назад по приказу василевса патриарх был тихо арестован и отвезен на другую сторону Босфора, в монастырь. Исполнял этериарх. Стражники-варяги помогали.
      - Николай сегодня прислал отречение. Так что он уже не патриарх. - По глазам стражников их начальник понял, что для них это новость. Впрочем, не самая интересная. - Но вернемся к вопросу: кто самый бдительный после бога? - сказал он, подражая тону бывшего патриарха-проповедника. - Самый бдительный, конечно, василевс, - докончил он скороговоркой на шепоте. - По всему видно, что ты умеешь шутить, - сказал он Рулаву, подцепив пальцем одну из его серебряных пряжек. - И сегодня вам предстоит отличиться в ловкой шутке.
      Варяги настороженно наклонились к этериарху. Они знали: шутки в их службе - тонкая работа. Дворец - это дворец...
      - Отречение Мистика - победа василевса. Это вам понятно. Но после побед глупцы и простаки успокаиваются и только веселятся, а мудрый настораживается: что-то будет дальше, все ли крепко, все ли в порядке?.. Этериарх говорил как по писаному, словно проповедь читал, но только говорил быстро и, в общем-то, не очень серьезным тоном. - Итак, - голос его стал совсем тихим и резким, - мудрый правитель, одержав победу, выходит проверить, на постах ли его воины, зорко ли следят. И самых зорких ждет поощрение... Если кто-то будет ходить около дворца, арестовывать немедленно, кем бы он ни казался, и вести ко мне!
      Это был приказ. Стражники показали, что все поняли. Этериарх забрал у Гуннара свой фонарь и побежал, прикрывая свет рукой, во дворец. Он исчез быстро.
      Стражники знали о подозрительности василевса, слышали о том, что правитель вроде бы иногда тайно ходит - проверяет караулы дворца. И все-таки, как видно, сегодня предстояло арестовать самого василевса, если он, закутанный в плащ, будет проходить где-то рядом...
      Нет ли здесь чего, кроме игры в бдительность? Не заговор ли? Что, если они действительно приведут Рожденного в Пурпуре к этериарху? Ну не будет ли там, скажем, еще десяток воинов с мечами, с кинжалами? И если этериарх увидит, что Гуннар и Рулав, арестовавшие василевса, собираются его охранять, не прикажет ли он зарезать их?.. Все это может быть. Перевороты у ромеев - дело обиходное.
      - Я придумал, - сказал Гуннар, - как еще сильнее пошутить. Если мы кого-нибудь арестуем, то, вводя во дворец, крикнем себе на помощь в сопровождение еще десяток наших. Ведь, может быть, мы очень хитрого и важного злоумышленника остановили?
      Рулав понял сразу. Но мысль о такой сильной шутке хоть и успокоила его, но совсем не веселила.
      Он был угрюм и сосредоточен.
      Гунар же, напротив, уже хотел, чтобы так и было. Они арестуют василевса. С десятком-полутора других варягов войдут к этериарху; те по дороге уже узнают от них, что происходит. А когда этериарх потребует отдать преступника и уйти, то... Ну, не стоит все предсказывать в точности, до мелочей, но понятно, что дело решится мечами, и те, кто защитит василевса от покушения, будут славно награждены. Да уж не станет ли Гуннар сам этериархом - пусть не сразу, со временем? "Приобретешь только то, что завоюешь этим мечом", как говорят у него на родине.
      О дворце василевса
      (из записок неизвестного)
      1. Дворец построен для василевса, но в нем живут тысячи человек. Василевс не может быть один.
      2. Тот, кто входит во дворец без разрешения, попадает совсем в другое место.
      3. Во дворце есть комнаты и коридоры и плиты в полу трех статей:
      для всех, кто имеет право находиться во дворце,
      для высших,
      только для василевса.
      4. Тот, кто вошел во дворец по специальному разрешению, а выходит без разрешения, тоже куда-то пропадает.
      5. О хождении гостей по дворцу:
      если ты не посланник иной страны и не поставщик двора, то тысячу раз подумай, стоит ли тебе добиваться пропуска туда;
      ни шагу не ступай во дворце без сопровождающего - можно потеряться и никогда не найтись;
      идя с сопровождающими, не надейся понять, куда тебя ведут;
      вообще все время помни, где ты находишься.
      Показания Абу Халиба, арестованного стражниками-варягами
      ночью на площади Августа
      - Я путешествую с ученой целью...
      "Я знаю одну ученую цель - шпионаж", - подумал этериарх.
      - ...Явился я из Трапезунда. Солнце двигалось с востока на запад, отражалось в морской воде и показывало кораблю, на котором я плыл, дорогу в Константинополь.
      - Если ты так любишь солнце, что делал ночью на площади?
      - Я никогда не покидаю город, не посмотрев его ночью. Если у монеты есть две стороны, надо посмотреть на ту и на другую, прежде чем принять ее. У каждого города две стороны: день и ночь.
      - Константинополь не монета. Зачем ты шел ко дворцу?
      - Я поднялся от Золотого Рога к площади Тавра и пошел вверх по улице Меси.
      - Разве тебе не известно, что тот, кто прикидывается дураком, на самом деле хитрец? Мне это известно.
      - Кроме умных, дураков и хитрецов, в мире есть еще ученые и поэты, смиренно сказал Абу Халиб.
      - В мире существуют меч и веревка, - очень внятно и зло сказал этериарх, наклонившись в сторону арестованного и пристукнув ладонью по спинке черной резной скамьи. - И только для особо отличившихся существует в мире яд! Понятно?
      Абу Халиб не стал спорить. Перечисленные вещи действительно существовали в мире.
      Этериарх злился. В сущности, ему этот перс был ни к чему. Совсем лишний перс. Может, он и шпион. Но шпионов в Константинополе пусть отлавливает эпарх, начальник города, пусть стережет городская стража. Все равно не переловить.
      Этериарх ждал василевса, а ему привели странствующего перса. Руки сложены - рукав в рукав. Голос спокойный, а глаза быстрые. Соображая, какой бы вопрос ему задать, смеривая невысокий рост и худощавую фигуру Абу Халиба, этериарх вдруг ощутил нехороший холодок внутри: уж не переодетый ли это василевс, у Льва тоже смуглое круглощекое лицо... Это, конечно, было наваждение - от долгого бессонного ожидания. Этериарх был уверен в своем предчувствии, что василевс пойдет сегодня проверять тайком караулы, и не хотел упустить случай. Но что было бы, если б он и вправду не узнал его под восточным халатом, под краской, изменившей черты лица?.. Этериарх передвинул свечи на столе - ближе к арестованному... Как бы понял василевс рассуждения этериарха о яде для избранных? Он ведь самый бдительный, василевс. Или, вернее сказать, самый подозрительный...
      Чтобы отрешиться от этих мыслей, этериарх брякнул неожиданно:
      - Ты был в Галате?
      На первый взгляд вопрос не без умысла: узнать, насколько подробно изучил недавний приезжий окрестности города. А Галата - селение напротив Константинополя, у самого входа в гавань Золотой Рог, - место стратегическое.
      - Я был в Галате, - ответил тихо Абу Халиб.
      - Да?
      - Ведь там есть мечеть, - закончил Абу Халиб.
      - Ах, да! - хлопнул себя по лбу этериарх, совершенно не стесняясь показать свою неловкость перед арестованным. Ему было уже не важно. Проводите его вон отсюда, - сказал он стражникам.
      Перс поднял с пола свою маленькую лампу.
      - Я возьму свою вещь? - спросил Абу Халиб и показал пальцем на стол, где лежал отобранный при аресте кинжал голубоватой стали, четыре рубина на узкой золоченой рукоятке.
      - А штраф за прогулки ночью у дворца надо платить? - усмехнулся этериарх.
      - Я заплачу деньгами.
      - Ты что же - богат?
      - Я приторговываю, чтобы не быть стесненным в дороге. Сейчас у меня есть деньги.
      - Возьмите, - указал этериарх стражникам на кинжал, - и отдайте ему тогда, когда отведете подальше от дворца.
      Абу Халиб подумал, что, наверное, зря напомнил о своем оружии. Приказ стражникам звучал двусмысленно: отведут подальше, возвратят кинжал - под ребро. А потом, вытерев об полу халата Абу Халиба... интересно - себе возьмут или принесут начальнику? Путешественник стоял, соображая, не отдать ли кинжал сразу и без последствий? Они в чем-то подозревают его, Абу Халиба. А подозревая, могут зарезать. "Нелечимую рану мечом резать подобает", - вспомнил Абу Халиб заповедь первого императора ромеев Константина. Его передернуло.
      - ...К этериарху! К этериарху! - послышались крики за дверями.
      Двери распахнулись, качнулось пламя свечей, и серебряные световые зайцы заплясали в воздухе от множества пряжек и мечей варяжской стражи. Несколько фонарей качались, поднятые над головами. Идущие впереди Гуннар и Рулав расступились. Перед вскочившим со скамьи этериархом оказался человек в длинном плаще, ростом и сложением с Абу Халиба. Человек отер шелковой полой лицо, и на ткани отпечатались густые полосы черной и желтой краски. Арестованный захохотал. Этериарх склонился в поклоне василевсу.
      - Я с удовлетворением вижу: не один я бодрствую в моей столице, смеялся Лев.
      Гуннар сразу же заметил, что в комнате этериарха все спокойно. Кроме их начальника, двух дежурных у дверей и арестованного недавно перса, никого и ничего. За парчовыми портьерами пусто, засады нет. Значит, заговора не было.
      Гуннар увидел кинжал на столе.
      - Чей? - шепотом спросил он у дежурных стражников.
      Стражники повалили араба на колени перед василевсом.
      - Его, - ответил один из них, ткнув пальцем в спину Абу Халиба.
      Абу Халиб знал язык варягов, но не понял, о чем была речь. Но, кажется, уже понял, что в комнату к этериарху тем же путем, что и он, Абу Халиб, попал сам василевс.
      - Кто это? - заинтересовался Лев, показав на спину, в которую один из стражников только что ткнул пальцем.
      - Арестованный владелец вот этой вещицы, - ответил этериарх.
      Лев рассматривал поданные ему рубины. Кивнул в сторону перса:
      - Где вы его взяли?
      - На площади Августа. Гулял. Шпион, прикидывающийся поэтом.
      - Ты пишешь стихи? - спросил Лев Абу Халиба. Сам-то василевс был сочинителем, все это знали. Похоже, он решил устроить проверку.
      - Позволь, государь, показать тебе поэзию, скрытую в этой вещи, попросил перс. И протянул руку за кинжалом.
      Наступила тягучая тишина. Масляные огни, рвущиеся от прерывистого дыхания людей, постепенно стали совсем ровными, вытянулись по вертикалям.
      - Пусть покажет! - Лев передал кинжал этериарху.
      Начальник стражи подошел к Абу Халибу так, чтобы не повернуться к василевсу совсем спиной, но чтобы загородить государя от перса. Стражники нависли над Абу Халибом.
      Абу Халиб, стоя на коленях, взял свой кинжал правой рукой за лезвие, острием к груди, а пальцами левой руки - за рукоятку. Он словно пересчитывал на ней рубины, и тут рукоять постепенно стала отдаляться от груди Абу Халиба, а конец лезвия оставался на месте. Клинок вытягивался: щелкнув раз и другой, он оказался втрое длиннее прежнего, но одинаково остр по всей длине. Переходы от одной трети клинка к другой были едва различимы. На потайной части выдвижного лезвия змеились письмена арабская вязь, похожая на смерч из знаков препинания.
      - Вот здесь я ношу свои мысли. - Абу Халиб отдал кинжал этериарху. Тот, подзадержав у себя в руках, передал кинжал Льву.
      - Затейная вещица, - хмыкнул василевс.
      - Слепой мастер, наверное, делал, - прошептал Гуннар.
      - Ты его знаешь? - удивился Абу Халиб.
      Гуннар пожал плечами:
      - Самое хитрое оружие обычно делают слепые мастера.
      - Откуда кинжал? - проговорил Лев.
      - Из Антиохии, государь.
      - Прочти, что на нем написано.
      - По-арабски?
      - Переведи сразу на язык ромеев.
      - Здесь высечена только одна строка. Я прочту все целиком:
      "Если в мире однажды заговорят
      Все вещи, одна за другою подряд.
      Не узнаешь ты больше, чем знать раньше мог,
      Все солгут, скажет правду только клинок.
      Соврет саксаул, потому что коряв,
      Халат - потому что потерт и дыряв,
      Ковер - потому что красив и богат,
      Но скажет правду булат.
      Кубок соврет - он выпит до дна,
      Кувшин - потому что в нем много вина,
      Обманет пустой и тугой кошелек,
      Но скажет правду клинок".
      - Теперь скажи это по-армянски. - Отец Льва был армянин.
      Абу Халиб перевел. Стихи остались стихами.
      - Теперь на языке моих варягов.
      Абу Халиб сказал, причем так, как принято у скандинавских скальдов, слово в стихах заменялось двумя-тремя: например, "кошелек" он назвал "желудок для золотых лепешек", а "кубок" - "кошелек вина"...
      По варягам было видно: перевод им понравился.
      - Похоже, что ты не шпион, прикидывающийся поэтом, а поэт, прикидывающийся шпионом, - сказал Лев.
      Половина свечей погасла от хохота (василевс пошутил!)...
      - Я куплю... эти стихи. - Лев покачивал кинжал, держа его пальцами за самый конец клинка.
      - Я был бы счастлив подарить... - хрипнул перс.
      Лев недоуменно поднял глаза на этериарха.
      - Василевс сказал: куплю, - твердо и тихо изрек тот.
      - Цену назначит Мраморная Рука, - добавил Лев и повернулся к выходу. Этериарх - за ним, сопроводить до постов первого пояса внутренней стражи.
      Еще одно происшествие той же ночи
      Украли статую с ипподрома. Это случалось то каждый месяц, то вдруг следовал перерыв на полгода, даже на год, и опять начинали таскать, даже чаще прежнего. Статуи находили всегда: они были очень большие, а в Городе было много платных глаз. Воры были не так заметны, как статуи, выследить их было труднее, и отчаянные ночные кражи продолжались.
      Полнеющий краснолицый начальник Города - эпарх - привык к этим пропажам. "Вор, стремящийся украсть солнце... Может быть, его сын будет великим полководцем?" - шутил эпарх. "Хуже, если бы воровали живых людей, но столь же высоких", - глубокомысленно ронял он на пиру. "Смотрите, как бы они не украли Золотой Рог", - издевался он над городской стражей.
      Но временами собственные шутки переставали веселить эпарха. Ипподром - в самом центре города, возле дворца и святой Софии. "Хватайте всех, кто вчера надорвал себе живот!" - кричал ополоумевший эпарх. Он становился мрачным. Говорил, что надо приковывать на ночь к каждой статуе по три человека из стражи. Грозился сам спать на ипподроме.
      Потом статую находили, ставили на место. Являлся эпарх. Задрав голову, тяжело дыша, смотрел на бронзовое лицо, спрашивал: "Ну, будешь еще бегать, порождение Гомера?", подходил поближе и тихо говорил: "Чушка бронзовая. На что тебя переплавить?" Напугав так произведение античного искусства, он уходил.
      В эту ночь с ипподрома унесли Елену Прекрасную из зеленого эфесского мрамора. "Все течет, как говорил Гераклит, земляк этой статуи", проворчал эпарх. Согласно его приказу о таких случаях ему сразу же докладывали. "Почему они никогда не унесут Гермеса - покровителя воров?" Но в голосе эпарха не было ни ехидства, ни философической усмешки. Он был осунувшийся и скучный. "Запереть вход в гавань! - заорал он свистящим со сна голосом. - Запереть до тех пор, пока не найдется эта мраморная языческая девка!" Теперь он повеселел, на лице выступил румянец.
      Это была шальная выходка: Золотой Рог запирался только в случае военной опасности. Зачем нагонять страху на Город? Вряд ли, если принять меры, статуя могла бы незаметно уплыть на корабле. Дикая шутка - запереть залив. Купцы будут протестовать. Конечно, быстрее донесут на воров, если что узнают. И никто не решится купить краденую. Но все-таки... никого не выпускать! И не впускать...
      Эпарх уже хотел крикнуть слугам, чтобы вернули стражника, который помчался с приказом эпарха. Но... крякнул, потер раскрасневшуюся шею и широкими шагами отправился в свою роскошную постель. До завтра.
      Пусть пока поволнуются, запертые.
      Он спал сладко, с удовольствием.
      Из Галаты потянулись вслед за лодками цепи - к башне морской стены Константинополя. Говорят, нельзя видеть след корабля в воде - здесь он был виден, железный. Цепи протянулись, хрустнули замки в каменной утробе башни. Золотой Рог был отрезан от Босфора.
      Кто бы мог подумать, что уже завтра в Городе заговорят о поступке эпарха как о чудесном предвидении...
      О предположениях
      1. То, что случилось сегодня, не может повториться завтра.
      2. Когда сегодня станет вчера, ты поймешь его иначе.
      3. То, что случится завтра, начинается сегодня.
      4. Не спрашивай у завтра, где оно было вчера.
      Ночные бдения
      Абу Халиба оставили во дворце до утра. Его отвели спать в служебное помещение, которое находилось девятью ступенями ниже первого этажа и под хорошим присмотром. Утром этериарх должен был пойти с Абу Халибом к Мраморной Руке. Та назначит цену за кинжал, Абу Халибу выдадут деньги и отпустят на все четыре стороны. Так можно было предполагать. Абу Халиб погасил свечу, он лежал на скамье и не спал.
      Абу Халиб не мог думать ни о чем, кроме событий этой ночи. Только что он пережил ряд превращений.
      Из путешественника стал арестованным. Затем из одной опасности - быть заключенным по подозрению в темницу, перешел во власть другой опасности быть зарезанным. Но, не сходя с места, а только повалившись на пол, попал с допроса у этериарха на аудиенцию к василевсу. И тут превратился из шпиона в поэта. Что сделалось с ним дальше? Он уже как будто не арестованный. Но еще не свободный. Из поэта он превратился... в торговца! Да, он теперь торговец редким оружием. Наверное, если бы кто-то явился с такой именно целью ко дворцу, то его поместили бы - если бы впустили вообще - в эту же комнату. И он пребывал бы под присмотром до окончания торга.
      Несколько превращений претерпел и кинжал. Из любимого оружия Абу Халиба стал угрозой его жизни. А затем - спасителем. Это чудесный кинжал. Не потому, что с секретом. Между ним и Абу Халибом существует, видимо, тесная связь. Может быть, сходство. Как и Абу Халиб, кинжал в эту ночь путешествует, почти не меняя места, но постоянно превращаясь. Был собственностью, стал предметом спора, теперь - товар. Два превращения подряд. А сколько раз менял кожу за это же время Абу Халиб? Арестованный, заложник собственного кинжала, неизвестный гость василевса, поэт, торговец. 5 превращений на человека и 2 - на кинжал. Но миром, Абу Халиб в это верил, правят числа 7 и 4. Значит, прежде чем приключение завершится, Абу Халибу и кинжалу предстоит еще по два превращения?
      Подсчет удивил Абу Халиба. Чтобы круг приключения замкнулся, достаточно было еще по одному превращению на человека и на вещь. Завтра кинжал будет куплен василевсом. Из товара он станет собственностью, то есть вернется в начальное состояние. Абу Халиб же, сразу после этого превращения кинжала, хотел вернуться в свое первое состояние - стать путешественником (выполнив как можно быстрее две важные заповеди хождения по миру: купить новое оружие взамен утерянного и не задерживаться в чужом городе).
      Но тогда будет только 6 и 3 превращения. Абу Халиб проверил свой счет и убедился, что он точен. Значит, прежде чем кинжал станет собственностью василевса, а Абу Халиб - путешественником, случится еще что-то? Что же еще такое может произойти?
      Кем станет завтра торговец Абу Халиб? Сможет ли он догадаться, ведь предыдущее было так неожиданно и удивительно. Не проще ли сообразить, чем станет кинжал? Чем он еще может быть? Собственность, предмет спора, товар...
      Абу Халиб встал со скамьи, и вытканные на матерчатых обоях темные круги из лепестков, которые он давно уже различал в темноте, стали медленно вращаться в его глазах. Кинжал мог стать оружием! Чем же еще?.. А кем же тогда станет Абу Халиб... Свидетелем?..