Чарльз ЛЛОЙД
      ОСОБАЯ ДИЕТА
      - Конечно, я понимаю ваши чувства, миссис Уиллоуби, но меня не покидает мысль, что для вашей же матери было бы лучше, если бы вы отправили ее в частную клинику, где она была бы окружена всесторонней заботой. У нее нет шансов на полное выздоровление, и, по-моему, целесообразней возложить обязанности по лечению болезни на плечи тех, чьей работой это и является.
      Миссис Уиллоуби встревоженным взглядом посмотрела на доктора.
      - Но ей это ужасно не понравится! Как бы хорошо ни содержались эти приюты, у человека там всегда есть чувство, будто он находится в заключении.., чувство узника. Это просто убьет мою мать.., кстати, когда у нее нет припадков, она в таком же здравом уме, как вы или я.
      - Ну что ж, решение остается за вами. Если вы считаете, что оставить ее здесь будет лучше... Если ее состояние не ухудшится, то мне нечего будет сказать. Я посоветовал бы вам нанять ночную сиделку в помощь сестре Чартерис. Более того, вы не должны оставлять миссис Хинтон одну ни днем, ни ночью. Я мог бы свести вас с одной очень надежной женщиной. После обеда я пришлю ее к вам.
      Молодой доктор достал часы, посмотрел на них и продолжил:
      - Если подобное положение дел нас в дальнейшем не устроит, то, боюсь, нам придется его пересмотреть и решиться на кое-что другое, - с этими словами он взял с дубового комода, стоявшего в прихожей, свою шляпу и перчатки.
      Миссис Уиллоуби проводила его вниз по ступенькам к машине - шикарному "бьюику".
      - Ну, хорошо. Большое вам спасибо. Я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах, чтобы помочь мне. Но я никак не могу примириться с мыслью, что моя мать будет заключена в одно из таких мест, - она протянула руку. Бледный солнечный свет раннего весеннего утра падал на ее белокурые волосы.
      Доктор Берлей с восхищением улыбнулся ей. Ему было жаль эту женщину, которой не было еще и тридцати и которая в прошлом году стала вдовой, после того как ее муж погиб в авиакатастрофе. А сейчас эта новая беда с ее матерью. Он боялся, что в ближайшем будущем ее все же придется отправить в клинику. Но, как бы ни было, если над больной будет установлено постоянное наблюдение, то не будет никакого вреда в том, чтобы испробовать сначала этот план.
      Он нажал на стартер, обернулся и помахал рукой, прежде чем машина тронулась с места. Миссис Уиллоуби медленно направилась к двери. Она была уверена, что поступает правильно. Она взглянула на часы в гостиной. Одиннадцать. Пора идти за покупками. Она подумала о Мэри. Занятия в школе начнутся только с понедельника, и она знала, что девочка любит ходить с ней по магазинам. Она направилась к двери, которая вела в сад.
      - Мэри! Мэри!
      Отворилась дверь кухни, и горничная, несшая заставленный серебром поднос, сказала, остановившись:
      - Я думаю, что мисс Мэри наверху, вместе с сестрой и миссис Хинтон, мадам.
      Миссис Уиллоуби поблагодарила ее и поднялась вверх по лестнице, которая вела к комнате ее матери. Мягким движением она открыла дверь. На диване в залитой солнечным светом нише сидела старая женщина. С ее колен спускался наполовину связанный шарф ярчайшего оранжевого цвета. Лицо ее было пухлым и имело нездоровую бледность. На ковре у ног женщины лежала Мэри, сосредоточенно разглядывавшая потрепанный альбом с фотографиями, большинство страниц которого было с загнутыми уголками.
      - Ой, бабушка, неужели ты действительно носила такую одежду? спросила девочка с недоверием, указывая грязным пальцем на фотографию, изображавшую женщину в одежде, такой далекой от сегодняшних дней со всеми ужасами автомобилизма.
      - Да, мое дитя.
      Миссис Хинтон подняла глаза, когда вошла ее дочь.
      - Надеюсь, голубушка, ты пришла сюда не для того, чтобы забрать Мэри?
      - Я иду в магазин. Принести тебе что-нибудь, дорогая?
      - Нет, не надо. Сестра, как вы думаете, нам что-нибудь нужно? добавила она, оборачиваясь к сестре Чартерис, которая сидела возле нее в кресле и читала газету.
      - Нет, миссис Хинтон, не думаю, что сегодня утром вам еще что-нибудь понадобится.
      - Ну, беги и надень куртку, Мэри, - сказала миссис Уиллоуби, - и обожди меня в прихожей. Я приду туда, как только ты будешь готова. И вымой руки, - , крикнула она вдогонку своей восьмилетней дочери.
      Миссис Хинтон взглянула на свою дочь. Глаза ее сузились, а в уголках рта играла лукавая улыбка.
      - Ну, и что же сегодня сказал тебе этот юных доктор? Что мне хуже, не правда ли? Выжившая из ума старуха - я полагаю, он так меня назвал. Молодой человек хочет упечь меня подальше - ну давай, скажи мне.
      - Не говори глупостей, мама. Конечно же, нет. Ты очень нравишься доктору Берлею. Если хочешь знать, он сказал, что с твоим здоровьем все в порядке, но тебе нужен отдых, спокойствие и хорошее питание, чтобы окрепнуть. Он собирается прописать тебе особую диету; к тому же, у нас появится ночная сиделка, чтобы у сестры Чартерно было больше свободного времени.
      - Значит, он боится оставлять меня одну. Я права? - миссис Хинтон швырнула вязание на пол. - Я не перенесу этого, ты слышишь? Я не перенесу этого! Обращаться со мной, как с преступницей или маньяком!
      Она была в гневе; к ее липу прилила кровь, и по подбородку изо рта побежали струйки пены.
      - Не нужно волноваться, миссис Хинтон, - стала успокаивать ее сестра Чартерно и посмотрела на миссис Уиллоуби. Ее взгляд говорил: "Вам лучше уйти. Я управлюсь с ней сама".
      - Вы хотите отделаться от меня. Вы все сговорились против меня. Вот в чем все дело!
      - Нет, мама, нет. Тебе не должно такое даже приходить в голову. Мне пора идти. Меня ждет Мэри.
      - Мэри - единственная из вас, кто любит меня, - захныкала старая женщина, сотрясаясь всем телом в приступе жалости к самой себе. - Значит, доктор прописал мне особую диету? И что же это такое? Нет, я полагаю, мне нельзя это знать.
      - Конечно, это не секрет, мамочка. Она включает много молока, супы и совсем слабосвареное, почти сырое мясо. И не слишком много крепкого чая, закончила она, смеясь.
      - Ага, сейчас меня лишают даже чая, - проворчала миссис Хинтон.
      Ее дочь воспользовалась представившейся возможностью тихо выскользнуть из комнаты и спустилась вниз, где ее ждала Мэри. Лицо девочки под нарядным алым беретом раскраснелось, а ее по-детски нескладные ноги в унылых черных чулках отличались каким-то изяществом.
      - Пошли, мамочка. Почему тебя так долго не было? Вместе они вышли на улицу и направились в район города, где располагались все магазины: Джоан Уиллоуби, казавшаяся совсем юной в своей простой вязаной кофте и юбке, и Мэри рядом с ней, смеющаяся и щебечущая.
      А сестре Чартерно никак не удавалось успокоить свою пациентку миссис Хинтон, которая, по собственному мнению сестры, была злобной своенравной старухой, которой и было место в доме престарелых. Никто не знал, что эта старая женщина хитра и жестока. А миссис Уиллоуби слишком уж мягкосердечна. И не правильно, что ребенку позволено свободно вбегать в комнату миссис Хинтон. Она поговорит об этом с доктором, когда он придет в следующий раз. Будет очень нехорошо, если с миссис Хинтон случится один из припадков в присутствии Мэри!
      Сестра Чартерно с удовлетворением оглядела свое крепкое тело. Уж она-то сможет постоять за себя. Но не ребенок. Она была довольна, что теперь ей будет помогать ночная сестра. Им давным-давно пора было пригласить ее.
      Сестра Чартерно фыркнула.
      - Еще одно слово, миссис Хинтон, - рявкнула она, - и я вас лишу яйца к чаю.
      В дисциплинарных целях она часто пользовалась жадностью старухи. Очень рано она обнаружила, что так легче всего держать ее в повиновении. Миссис Хинтон метнула в ее сторону злобный взгляд - взгляд, полный ненависти. Затем она нагнулась и подобрала вязание, и вскоре единственными звуками, нарушавшими тишину в комнате, были шелест газеты, когда сестра Чартерис переворачивала страницу, и беспрерывное постукивание спиц.
      ***
      Прошла неделя со времени прибытия ночной сестры. Это была ширококостная женщина, жившая в Ист-энде, шотландка, души не чаявшая в своем имени Флора Макбрайд. Имея внешность скорее мужскую, чем женскую, в свободное от работы время она одевалась в какие-то нелепые наряды бледно-розового или голубого цвета. Она любила рассказывать бесконечные истории, в которых ее друзья постоянно называли ее Флосси или Фло и в которых она с трудом отбивалась от беспрерывных и опасных "приставаний мужчин".
      После первой встречи миссис Хинтон, казалось, примирилась с ее присутствием и, если не считать того, что она стала более молчаливой и угрюмой, создавалось впечатление, что ничто не будет препятствовать прогрессу в лечении. Во всяком случае, казалось, что ее очень волнует все, что связано с ее здоровьем. Она беспрерывно засыпала Джоан и сестер вопросами о том, что сказал доктор о ее здоровье и помогает ли диета.
      Сложив руки на коленях, она часами молчаливо сидела, всматриваясь в самую середину пламени, пылающего в камине, не обращая внимания на оклики и лишь изредка шевеля губами, будто шепча про себя что-то таинственное.
      Сестра Чартерно поговорила с доктором Берлеем насчет посещений Мэри своей бабушки, и врач согласился, что чем скорее они прекратятся, тем лучше для девочки. Он объяснил Джоан, что старая леди будет очень огорчена, если Мэри сразу же перестанет приходить к ней. "Но, - добавил он, - давайте увеличивать промежутки между визитами. Пока девочка не понимает, что ваша мать, скажем так, не в себе, а она в очень впечатлительном возрасте. Будет ужасно, если ее что-нибудь напугает". Он стоял, опершись о камин, одну руку засунув в карман, а другой поигрывая крупной цепочкой от часов. "Я должен вам сказать, - продолжал он, - что нынешнее положение дел не может продолжаться более нескольких месяцев. Нет ни малейших признаков улучшения. Боюсь, что вам придется примириться с необходимостью отправить ее в клинику".
      Вечером, когда Джоан пришла пожелать миссис Хинтон спокойной ночи, та сказала:
      - Я знаю, что ты собираешься мне сказать: "Доктор сказал, что он очень доволен". Ладно! Я этому не верю. Меня нужно лучше кормить: мне нужно больше мяса. Тем, что вы мне даете, невозможно прокормить и канарейку, она вздрогнула. - Мои старые костя ужасно боятся этих мартовских ветров.
      ***
      Через несколько дней после этого к Джоан подошла сестра Чартерис. Она была сильно взволнована.
      - Миссис Уиллоуби, я думаю, что пришло время, когда вы должны решить вопрос о вашей матери. Я не могу больше отвечать за ее действия. Никогда бы раньше не подумала о ней такого! Даже сейчас я содрогаюсь всякий раз, когда вспоминаю об этом.
      - Но в чем дело, сестра? Что произошло? - Когда мы сегодня утром садились завтракать, то увидели, что в мышеловку попалась мышь. Я подумала, что, когда закончится завтрак, отдам ее Томпсону для его кошки. Но вы не поверите, сразу после завтрака я вышла на мгновение из комнаты позвать Томпсона и когда вернулась, то увидела как миссис Хинтон кухонным ножом отрезает животному голову. Я закричала, чтобы она остановилась, и спросила, что она делает, и, что бы вы думали, она ответила? - Она ответила, что хочет напиться крови этой мыши, чтобы вернуть себе силу. "Отвратительно", сказала я Вы можете представить себе такое? - она многозначительно покачала головой. - А сейчас мне нужно идти. Одному богу известно, что у нее в голове в данную минуту.
      Когда Джоан рассказала об этом случае доктору Берлею, тот помрачнел.
      - Ну что ж, это решает проблему, - сказал он, - я весьма сожалею, но выбора нет. Вашу мать нужно отправить в клинику, и чем скорее, тем лучше. Я постараюсь устроить, чтобы ее приняли туда в начале недели.
      Джоан заплакала, но он сел рядом с ней, взял ее за руку и рассказал о других известных ему случаях, в которых присутствовал такой же элемент жестокости и тоже не было другого выхода.
      Наконец, Джоан убедили, и все было готово для того, чтобы в следующий вторник миссис Хинтон направить в "Парксайдскую клинику по лечению психических болезней". Решили ничего не говорить старой леди, и, поскольку решение было окончательным, Джоан почувствовала, будто мозг ее освободился от той тяжелой ноши, что давила на него столько времени.
      Сестра Чартере, услышав новость, сказала: "Давно пора", а Макбрайт лишь застенчиво подняла голову и пробасила: "У любой девушки при таких выходках появились бы мурашки на коже. Я никогда не могла привыкнуть к душевнобольным".
      ***
      Наступил понедельник; в комнате сестры повсюду были следы сборов обрывки оберточной бумаги и газет. Все натыкались на чемоданы, стоявшие на лестничной площадке. Были предприняты все меры, чтобы миссис Хинтон ни в коем случае ничего не заподозрила. Когда она спросила у сестер и Джоан, в чем причина суеты, то ей ответили, что сестра Макбрайд уезжает, и это удовлетворило старую женщину. Она сидела на диване и со злорадством и триумфом наблюдала за неловкими движениями сестры Макбрайд, когда та накрывала стол к чаю. Машина из больницы с санитарами в белых халатах должна была прибыть в девять на следующий день с тем, чтобы побыстрее управиться с этим делом.
      Во время чая сестра Макбрайд, которая официально приступала к своим обязанностям только с десяти часов, но которая в тот день не могла спать из-за суеты, охватившей дом, сказала сестре Чартерис:
      - Я, пожалуй, сбегаю в "Бутс", дорогая. Я скоро вернусь. У меня закончились духи.
      Сестра Чартерно с удивлением взглянула на коллегу. Ее всегда смущали кокетливые манеры этой высоченной дамы.
      - Если тебе не трудно, не могла бы ты захватить для меня аспирин? Конечно, дорогая, - сестра Макбрайд встала. - Ну что, я побежала. Привет! иона вылетела из комнаты.
      Паузу нарушила миссис Хинтон. Голос ее был резким и бесстрастным. Так часто говорят глухие.
      - Господа, спасибо тебе, что эта ужасная женщина завтра уезжает от нас. Она такая вульгарная и к тому же самовлюбленная дура.
      Сестра Чартерно мрачновато ухмыльнулась. Несмотря на то, что она разделяла мнение своей пациентки, она посчитала более разумным промолчать. От необходимости ответить ее спасла открывшаяся дверь, и в комнату вошел Томпсон, дворецкий. Он направился к сестре Чартерис:
      - Извините, сестра, вас к телефону.
      - Кто там?
      - Я не расслышал имя, - он прекрасно узнал голос доктора, но был предупрежден о том, что не стоит упоминать его имя в присутствии "помешанной старухи".
      - Извольте сказать, что я иду.
      Он вышел, оставив женщин одних. Миссис Хинтон посмотрела на сестру взглядом, в котором был вопрос и подозрение.
      - Я скоро вернусь, моя дорогая, - сказала сестра Чартерис и поспешила вниз по лестнице вслед за Томпсоном, спрашивая себя, кто бы мог ей звонить.
      Оставшись одна, миссис Хинтон подошла к окну. Взглянув на аллею, она увидела Мэри, которая неслась на велосипеде по дорожке. Миссис Хинтон постучала по стеклу, пытаясь привлечь ее внимание, но девочка была слишком далеко, чтобы ее услышать, однако в это мгновение Мэри случайно посмотрела вверх и увидела бабушку, улыбающуюся ей и призывно машущую ей рукой. "Бедняжка, - подумала она, - все время торчать в комнате". Девочка кивнула ей и побежала в дом.
      Миссис Хинтон улыбнулась. Сестра придет гораздо позже, чем сказала, надоевшая болтунья!
      Минуту спустя она услышала легкие шаги в коридоре.
      - Бабуля! - позвала Мэри сквозь полуоткрытую дверь.
      - Тише, мое дитя! Не надо так шуметь. У меня ужасно болит голове, - но входи, моя дорогая, входи. - Мэри подбежала к дивану и подняла голову, чтобы бабушка могла ее поцеловать. Она подумала, как странно та выглядит. Эти глаза, уставившиеся на ее лицо, на ее горло.., ото страшное выражение глаз... Мэри попыталась определить его: выражение дикого желания утолить голод.
      - Сядь здесь, мое дитя. У меня кет времени. Они никогда не оставят меня в покое. Но я хочу поговорить с тобой. Ты знаешь, я старая больная женщина. Очень больная - доктор Берлей хочет упечь меня в психушку. Знаешь, что такое психушка, дорогая? Это место, куда отправляют люден, сошедших с ума. Да, доктор Берлей хочет отправить меня туда. Он думает, что я маньяк. Ко это не правда! Меня лишь плохо.., плохо кормят. У меня должна быть особая диета, дорогая.
      Говоря эхо, старая женщина потихоньку подтягивала свое грузное тело к внучке. Она гладила се волосы, ее руки скользили по плечам девочки, ласкали шею.
      - Ты ведь любишь свою старенькую бабушку. Мэри?
      - Да. - Мэри было не по себе. У бабушки был такой страшный вид, будто она действительно сошла с ума.
      Миссис Хинтон встала и подошла к двери. Ключ был в замке. Сна повернула его, а затем вынула. Опустив ключ в мешочек с рукоделием, возвратилась к дивану.
      - Если ты действительно хочешь помочь своей бабушке, то нам нужно поторопиться. Они скоро вернуться - Чартерно и эта Макбрайд.
      - А что я должна делать?
      - Всего лишь сделать мне небольшой подарок.., кое-что, мне очень нужное, - она буквально изрыгала слова, - кое-что, без чего я не обойдусь.
      - Не надо, бабуля, - нервно засмеялась Мэри, - я боюсь тебя.
      - Зачем же бояться? Мне нужно совсем немного. Всего лишь чашка, одна чашка твоей молодой крови. Ты сделаешь это для своей бабули, чтобы она выздоровела, не правда ли, Мэри?
      - Не говори такое... Я ухожу. Выпусти меня.
      - Не будь глупой маленькой девочкой. Я не собиралось причинять тебе боль. Я выпущу тебя, когда ты сделаешь мне свой маленький подарок.
      Девочка заплакала.
      - Не нужно плакать, дорогая. Ну, иди сюда. У нас нет времени.
      С невероятной для ее грузного тела быстротой миссис Хинтон добралась до стола и схватила лежавший на нем кухонный нож. Мэри наблюдала за ней широко раскрытыми глазами. Затем она закричала. Женщина резко, как тигрица, обернулась. Ее лицо было перекошено от гнева и страха.
      - Прекрати это, глупая девчонка. Прекрати сейчас же или я перережу тебе горло.
      С глазами, ослепленными слезами, задыхаясь в рыданиях от ужаса, девочка рванулась к двери и принялась дергать за ручку, вкладывая в это движение всю свою небольшую силу. Но старуха молнией бросилась к ней. Мэри почувствовала на своей шее крепкую руку, пытающуюся оторвать ее от двери. После очередного мощного рывка дрожащий ребенок был отброшен к дивану. Над девочкой нависла миссис Хинтон с ножом в руках, готовая осуществить свою смертоносную цель.
      - Мамочка!... Мамочка!... Сестра Чартерис., помогите...
      ***
      Сестра Чартерис между тем подняла трубку.
      - Да?
      - Сестра Чартерис?
      - Слушаю.
      - Это доктор Берлей. Я звоню вам, чтобы сказать... Внезапно линию разъединили. Сестра Чартенис несколько раз нажала на рычаг. Она была очень раздосадована. Эти телефонисты в самом деле работают все хуже и хуже.
      - Коммутатор!... Коммутатор! Нас разъединили.
      - Пожалуйста, положите трубку. Я наберу ваш номер снова, - раздался рафинированный голос телефонистки.
      Сестра Чартерис нехотя исполнила указание и стала ждать, нетерпеливо постукивая ногой по полу. Ее не покидало неприятное чувство, не совершила ли она ошибку, оставив миссис Хинтон одну, - но с ней вряд ли что-нибудь случится за такое короткое время.
      Она неодобрительно посмотрела на телефон. Через три минуты он позвонил снова. Сестра Чартерис подняла трубку, не скрывая раздражения.
      - Сестра Чартерис? Нас разъединили. Я хочу сказать вам, чтобы вы дали миссис Хинтон снотворное. За ночь перед отъездом ей нужно хорошо выспаться. Дайте ей лучше всего мединол. Что? Да, так же, как и раньше. Я приеду утром, прямо перед ее отъездом. До свидания.
      Сестра услышала в трубке щелчок: на другом конце линии положили трубку.
      Телефон находился на столе, который стоял в углу под лестницей. Сестра Чартерис подумала, что раз уж она оказалась внизу, то можно было бы поговорить с миссис Уиллоуби по поводу последних приготовлений. Она нашла свою хозяйку в гостиной. Та сидела в глубоком кресле с книгой в руках. Сестра Чартерис с одобрением оглядела комнату. Здесь так тихо и спокойно, и этот приглушенный свет и потрескивание дров в камине!
      - Вам что-нибудь нужно, сестра?
      - Я зашла, чтобы только спросить, не следует ли нам поговорить еще о чем-нибудь перед больницей.
      - Нет. Я думаю, все уже оговорено. Утром приедет доктор Берлей, а еще через полчаса машина из больницы, - она отложила книгу. - О сестра, я знаю, что мы поступаем правильно, но все это мне почему-то кажется ужасным!
      - Вы сделали все, что могли, для своей матери, - ответила она. Одетая в свою форменную одежду, она выглядела опрятной и уверенной в себе.
      Джоан грустно улыбнулась, соглашаясь с ней, и добавила:
      Я думаю, что мы сделали все возможное. Когда будете идти наверх, попросите, пожалуйста, Томпсона зайти ко мне.
      Быстрым шагом сестра Чартерис дошла до буфетной, передала просьбу Томпсону и направилась по коридору в прихожую. Дворецкий шел за ней. Проходя мимо гостиной, они услышали крик Мэри. Он был каким-то приглушенным и далеким. В нем сквозил ужас, и шел он сверху, из комнаты миссис Хинтон. И почему он так резко оборвался? Сестра взяла Томпсона за руку:
      - Боже мой! Там наверху ребенок... Это миссис Хинтон! Мне может понадобиться ваша помощь.
      Она побежала вверх по лестнице, Томпсон - за ней. Поворачивая за угол, она мельком увидела внизу лицо Джоан, выражавшее недоумение и испуг. Сестра Чартерис подбежала к комнате миссис Хинтон, на ходу вытягивая руку, чтобы нажать на дверную ручку. Дверь была заперта. Сестра Чартерис поняла, что не должна поднимать шум.
      - Миссис Хинтон! Откройте дверь, пожалуйста. Это сестра Чартерис.
      Ответа не последовало. Тишина в комнате была напряженной, неестественной, будто внутри кто-то выжидал и слушал.
      - Миссис Хинтон! Немедленно откройте дверь. Я знаю, что вы там, - она нетерпеливо подергала за ручку.
      Из глубины комнаты раздался тихий стон. Глаза сестры Чартерно сузились. Мэри больно. Одному богу известно, что эта старая ведьма сделала девочке. Сестра Чартерно посмотрела на широкие плечи Томпсона. Да, с дверью он справится быстро.
      - Миссис Хинтон, если вы не откроете дверь, я ее выломав.
      На этот раз она услышала крадущиеся шаги в запертой комнате.
      Сестра Чартерно кивнула Томпсону. Он ринулся на дверь и вложил в это движение всю свою массу, но дверь не поддалась. Он повторял рывок снова; на этот раз ответом на его усилия был лишь скрип дерева. Миссис Уиллоуби и горничная, привлеченные шумом, бежали к ним по коридору. Томпсон отступил на несколько шагов назад и затем бросился на дверь с новой силой. Дерево затрещало и две?" распахнулась. Когда они ворвались в комнату, то увидели миссис Хинтон, склонившуюся над чем-то, лежавшим на диване и занимавшим все ее внимание.
      ***
      Первое, что поразило Джоан, когда она стояла на пороге комнаты, не решаясь войти, было то, что нижняя часть липа ее матери была вся красной, а на руках у нее были красные перчатки.