* * *

Светлана и Виктор шли по коридору, соединяющему основные отсеки «Кривича» с отделяемой частью корабля, где как раз и находились криогенные залы, грузовые палубы и вспомогательные двигатели. Они непринужденно разговаривали. Витя изредка поглядывал на биолога, и она краем глаза ловила эти взгляды.

Колониальный транспорт «Кривич» являлся двухкомпонентной конструкцией и при взгляде со стороны походил на мифическое животное, охватившего лапами чудовищных размеров яйцо. Собственно, «Кривич», или «основной модуль», как он именовался в спецификациях, имел относительно небольшие размеры. Львиную долю его объема занимали двигатели, энергетические установки и масса приборов. Для людей тут оставался минимум места. Снизу к приплюснутому днищу основного модуля крепилась двухкилометровая бронированная сфера, покрытая тончайшей зеркальной пленкой. Это была транспортная часть колониального транспорта. От места их соединения вниз по поверхности «яйца», охватывая его, словно членистые лапы, тянулись двенадцать утолщений. Каждое из них оканчивалось ходовой секцией двигателей. Свободное от трубопроводов пространство в центральной части ходовых секций было отдано пяти разведывательным кораблям и другой планетарной технике.

Светлана и Виктор как раз преодолели переходной шлюз между основной и отделяемой частью «Кривича» и оказались внутри «яйца». Это придуманное на Земле сравнение было в некотором смысле символично, потому что половину внутреннего пространства сферы занимал разделенный на секции криогенный зал.

С тихим чавканьем пневмоуплотнителя люк всосался на место, и на мгновенье они оказались в кромешной тьме, в которой, как звезды, горели далекие искорки дежурных ламп.

В следующий момент сработала автоматика, и первая секция криогенных камер осветилась, на ближайшем мониторе появились какие-то данные, а по решетчатым стенам обозначились мигающие зеленым стрелки указателей направлений.

Центральный коридор зала, начинаясь под их ногами, уходил во мрак. Решетчатая, гулкая дорожка в никуда, огороженная низкими сварными перильцами. По обеим сторонам – бесконечные ряды камер низкотемпературного сна, в каждой из которых лежал колонист... Первое впечатление от этого зала у всех было практически одинаково – наспех сваренная усыпальница...

Триста тысяч человек плюс полное оборудование колонии – таков был груз «Кривича», о котором упоминал Галанин.

– Господи... – Светлана непроизвольно передернула плечами, выстукивая запрос на клавиатуре. – Я просто боюсь этого зала, – призналась она. – Тут чувствуешь себя, как в морге...

Виктор прошел несколько метров по гулкому решетчатому полу и с любопытством заглянул через колпак ближайшей камеры.

За толщей прозрачного пластика лежала женщина лет тридцати. Ее привлекательное лицо с заострившимися чертами выглядело белее снега. Путаница проводов, датчиков и шлангов, оплетавших пластиковое ложе, почти не скрывала форм обнаженного тела.

– Хладна, как труп, твоя краса... – продекламировал он, отступив назад.

– Твои? – спросила Светлана.

Берг кивнул. На земле его считали оригиналом. Стихи он писал сколько себя помнил, но в своем кругу он больше прославился формами декламации. Любимым занятием молодого поэта было в разгар веселья смахнуть все со стола и, взгромоздившись на него, под растерянными взглядами или же среди одобрительного гогота, влепить всем в лоб пару своих четверостиший...

– Люблю стихи, – сказала Светлана, закончив набор. – Некоторое время назад даже пыталась сочинять.

– Мой дед называл меня «дерьмовым футуристом», – ответил Берг, присев, чтобы прочесть фамилию и имя, выгравированные на постаменте криогенной камеры.

– А кто был он сам? – спросила Света, пытаясь определить нужное направление по светящимся стрелкам.

– Неокоммунист.

Она улыбнулась.

– Ты не похож на внука «борца за справедливость».

– Я анархист по убеждению.

– Даже так? – удивилась она. – А я, честно говоря, думала, что у тебя нет идейных убеждений.

Он усмехнулся, но ничего не ответил. Пусть думает что хочет. Ему нравилось оригинальничать и ощущать себя в центре внимания, где бы это ни происходило…

Светлана сверила полученный от командира список с показаниями монитора и сказала, взяв Виктора под руку:

– Пошли, первая камера – два яруса вверх и влево по коридору.

Они шагнули во мрак, первая секция послушно погасла, зато вспыхнули огни следующей. Как будто во мраке ползла неторопливая огненная змея, выискивающая свои жертвы.

Глава 2.

Три планеты.

Пять суток спустя центральный отсек колониального транспорта уже едва мог вместить всех, кого вызвал Галанин.

Константин Эрнестович смотрел, как люди входят группами по двое или трое, но чаще поодиночке, и сосущее чувство тревоги все разрасталось, временами становясь совершенно непереносимым.

Он еще кое-как мог отвечать за собственный экипаж, но около трех десятков совершенно незнакомых мужчин, вырванных из ледяного мрака криогенных камер, внушали ему вполне обоснованные опасения. Кто мог поручиться за их реакцию, глядя на эти угрюмые лица и глаза, в которых застыло раздражение и масса вопросов, на большинство из которых отвечать придется уже им самим.

Он заметил, как Антон и Андрей с разных концов салона протиснулись ближе к нему, и испытал некоторое облегчение. Все же экипаж, пусть и не спаянный длительной совместной работой, у него был...

Он откашлялся и повернулся к собравшимся.

Первые слова командира «Кривича» были встречены ледяным молчанием.

От взгляда Галанина не укрылось, как побледнели многие лица при словах о невозможности возвращения. Он ждал чего угодно: паники, гнева, ругательств, но только не этой напряженной, гнетущей тишины.

– Какого Фрайга?! – наконец не выдержал смуглолицый парень во втором ряду. Константин Эрнестович, хоть убей, не помнил его имени. – Нам обещали кислородную планету в системе Альфы Близнецов!

– Те, кто давал подобные обещания, остались на Земле, молодой человек, – спокойно возразил Галанин. – Я же не помазанник божий, и даже не представитель той компании, которая построила данный корабль, в который вы все вложили свои деньги, чтобы иметь возможность вырваться с Земли, – напомнил он. – Я и мой экипаж находимся в равной с вами ситуации...

– Да плевать на ваши ситуации!..

Зал загудел. Казалось, кто-то спустил сжатую до предела пружину, и наполнявшие его люди мгновенно разделились на две группы: разобщенные орущие одиночки разных национальностей и цветов кожи и молчаливая компания из пятнадцати шведов. Их лица не излучали приветливости, но, по крайней мере, они не орали и не размахивали руками, искоса поглядывая на своего лидера, Уго Ургейма, словно в ожидании условного сигнала.

– Тихо! – рявкнул Антон, на мгновенье перекрыв шум.

Гул голосов оборвался.

– Кто из вас не согласен помогать в поисках планеты, может вернуться в криогенный модуль! – воспользовавшись относительным затишьем, твердо произнес Галанин.

– Ага, сейчас!... – Выкрикнул чей-то голос. – Меня вы обратно в холодильник не засунете!

В центре зала возник яростный водоворот тел.

– Я сейчас отволоку тебя в шлюз и откачаю оттуда воздух! – произнес Ургейм, сжимая в кулаке воротник побледневшего техника. За его спиной, словно по команде, поднялись четырнадцать парней, рядом с которыми оказались Андрей и Антон.

В отсеке вновь повисла гробовая тишина.

Галанину казалось, что стук его сердца слышат в этот момент все присутствующие.

– Продолжайте, капитан! – Уго отпустил воротник, и техник медленно опустился в кресло, опасливо косясь на внушительную фигуру Ургейма.

Похоже, вопрос субординации на некоторое время был решен.

– Прежде чем разбудить вас, мы провели определенную работу, – произнес Константин Эрнестович, благодарно кивнув шведу. – И теперь мы знаем, что почти каждая пятая звезда этого скопления должна иметь планетные системы. Путем исключения светил, отличающихся по спектру излучения от нашего Солнца, мы существенно сократили список кандидатов, но все равно их осталось слишком много, так что можно определить лишь общие направления для трех разведывательных кораблей. У нас очень мало времени и ресурсов. Поэтому на экипажи разведчиков падет громадная ответственность за жизни тех, кто останется здесь, на борту «Кривича».

Он поднял глаза, ожидая новых взрывов эмоций, но их не последовало.

– Связи с базовым кораблем у вас не будет, – продолжил он. – Каждый разведывательный корабль оснащен всем необходимым, имеет автономный посадочный модуль, где есть все, начиная от оружия и кончая замороженными эмбрионами животных и семенами растений. Оборудование, соответственно, на уровне.

Он вновь обвел долгим взглядом эти угрюмые, растерянные лица и внезапно сказал:

– Мне, собственно, нечего больше добавить, кроме технических подробностей, которые мы будем обсуждать отдельно. Каковы бы ни были причины сегодняшней ситуации, выбора нет, и наши жизни в наших же руках...

– Ладно!.. – Уго Ургейм повернулся к собравшимся, рубанув ладонью воздух. – Мы сами будем искать свою новую родину!

Константин Эрнестович нахмурился.

– Я буду вынужден оставить первого пилота и навигатора на базовом корабле, – произнес он. – Так что третий разведчик будет полностью укомплектован вашим летным составом.

Молодой швед, сидящий рядом с Ургеймом, поднял голову и произнес, тщательно подбирая слова:

– Меня зовут Курт Серхенсон. – Он непроизвольным жестом потер подбородок. – Я думаю, что мы справимся. У меня есть удостоверение пилота спускаемых аппаратов. Двое из нашей группы имеют аналогичную подготовку.

– Я окончил высшую школу навигаторов! – раздался голос из задних рядов.

Галанин кивнул. Он прекрасно знал, кто из них имеет какую подготовку, ведь он сам составлял «список на пробуждение», и, как видно, не ошибся ни в Ургейме, ни в парнях из его команды. Впрочем, в остальных тоже. Им нужно дать немного времени на то, чтобы свыкнуться с мыслью о своем новом положении.

– Хорошо. В таком случае я больше никого не задерживаю.

Эти слова, такие будничные в другой обстановке, для тридцати мужчин, едва пришедших в себя после криогенных камер, прозвучали как приговор.

Не было ни вопросов, ни выкриков, ни жестикуляции.

Все. Словно поставили жирную точку. Назад пути нет. Впереди неизвестность. Помощи не будет.

Тишина казалась вязкой и осязаемой. Люди смотрели друг на друга, и никто не решался встать первым. До них внезапно дошло, что все, к чему они привыкли на Земле, – законы, права, требования, деньги, – все уже несущественно, утратило силу и кануло в прошлое. Остались только они и Космос.

Уго Ургейм поднялся первым и оглядел притихший зал.

– Ну?.. – произнес он. – Чего приуныли?! Вперед, парни, покажем, чего мы стоим! Если нас не могут толком доставить на обещанную планету, так мы сами найдем себе новую родину!

Мужчины нестройно встали, словно признав неоспоримое лидерство могучего шведа, и потянулись к выходу. Их лица оставались бледны и угрюмы, но в них уже не сквозила та злоба и обреченность, с которой они входили сюда полчаса назад.

– Ургейм, задержись, – попросил Галанин.

Уго остановился в дверях и вопросительно посмотрел на капитана «Кривича».

Константин Эрнестович на мгновенье замялся.

– Я хотел... В общем, спасибо...

– Да ладно, капитан, – широко улыбнулся Ургейм. Казалось, оптимизма у него хватит на весь экипаж. – Должен же я был подбодрить парней! А мы с тобой обойдемся и без поддержки, верно?.. – он ткнул Галанина кулаком в плечо и подмигнул. – Действовать надо напористо, пока никто толком не успел подумать и по-настоящему испугаться. Верно говорю, Галанин?!

* * *

Колониальный транспорт «Кривич» висел в пространстве, сверкая в лучах бесчисленных звезд зеркальной поверхностью грузового модуля, где в холоде и беспамятстве сверхглубокого сна застыли в ожидании новой родины триста тысяч непрожитых человеческих судеб...

Никто не знал, что ждет их впереди.

Внезапно по поверхности основного модуля пробежала волна огней, и три из десяти обнимающих сферу вздутий начали раскрываться. Покрывающие их бронеплиты дрогнули и раздались в стороны, открыв свету звезд обтекаемые контуры трех разведывательных кораблей. Огромные телескопические краны-манипуляторы, управляемые бортовым компьютером «Кривича», подняли их из гнезд и вынесли тысячетонные конструкции далеко в космос.