Все начинается с малого. Историю творим мы сами, и она не что иное, как сложное проявление миллионов причинно-следственных связей. К сожалению, лишь отдельные люди задумываются над этим, ищут уместные сравнения, осознавая, что глобальные мировые процессы не возникают вдругна пустом месте, как ни одна из полноводных рек земного шара не имеет в своих истоках ничего, кроме маленьких, слагающих ее устье ручейков

      Черный смрадный дым тяжелыми клубами стлался над землей, затмевая небеса. Нефтяные скважины горели в десятке километров от места высадки, но начавшаяся с утра песчаная буря не рассеивала дым, а, наоборот, прибивала его к поверхности земли — мелкие частички гари налипали на поднятый ветром песок, превращая заурядное для этих мест природное явление в сущий кошмар.
      На узком асфальтированном шоссе, выстроившись в колонну, стояли два «Хаммера» и пять армейских грузовиков с различным снаряжением.
      Водители машин ждали приказа на начало движения, но командовавший колонной офицер вот уже четверть часа нервно расхаживал по припорошенному песком асфальту, пытливо вглядываясь в сторону побережья, где утром произошла высадка войск.
      Наконец из мутной пелены показалась одинокая фигура. Лейтенант в форме ВВС США бежал, по щиколотки увязая в песке. Нижнюю часть его лица закрывала дыхательная маска, глаза защищали темные очки, а новенькая полевая форма уже успела пропылиться, и на ней белесыми разводами проступали пятна соли от моментально высыхающего пота.
      Ступив на асфальт, он остановился перед офицером и отрапортовал, приподняв дыхательную маску:
      — Лейтенант Герберт Ричардсон, сэр. Взвод компьютерной поддержки, отдельной роты техобеспечения. Откомандирован для сопровождения груза.
      — Капитан Горман, — сухо отрекомендовался командир колонны. — Долго, лейтенант, — не скрывая раздражения, добавил он. — Мы уже полчаса стоим на месте.
      — Я получал секретную документацию, сэр, — ответил Герберт.
      — Ладно. — Горман внезапно закашлялся и глухо произнес: — Поедете в замыкающей машине. Наши танковые соединения ушли вперед, так что дорога должна быть очищена от вражеских войск. Первая остановка вот тут. — Он приподнял висевший на боку планшет и указал точку на карте. — Позиция противоракетных комплексов. Действуйте быстро, лейтенант, до сумерек нам нужно одолеть весь маршрут.
      Герберт кивнул. Он был рад, что дыхательная маска и очки полностью скрывают выражение его лица. Впервые оказаться на войне — вещь малоприятная, а смог от горящих нефтяных скважин и поднявшаяся час назад песчаная буря лишь усугубляли чувство подавленности, лишая окружающую действительность даже намека на романтику.
      «Проклятый Ирак», — думал Герберт, шагая к машине. Песок, секущий по не защищенным экипировкой участкам кожи, едкий смрад горящей нефти, багровый диск солнца, изредка проглядывающий в прорехи чадного марева, — все это сливалось воедино, формируя жутковатую картину действительности. Видимость не превышала десяти-пятнадцати метров, и от этого казалось, что ты попал на иную планету, лишенную цивилизации.
      Забравшись в кузов машины, лейтенант прошел по узкому проходу между плотно штабелированными контейнерами и постучал кулаком по кабине, давая понять водителю, что он на месте.
      В ответ раздался приглушенный сигнал, и колонна наконец тронулась с места. Ричардсон, покачнувшись от внезапного рывка, стал пробираться назад к откидному борту, где заметил узкое сиденье.
      Через щель неплотно закрытого кунга пробивалась пыль, но Герберт не стал затягивать шнуровку. Чувство, которое он испытывал с самого утра, нельзя было назвать страхом — скорее его снедала неосознанная тревога, смешанная с нервозным любопытством. В глубине души он надеялся, что для него эта война не выйдет за рамки обычной рутинной работы, с той лишь разницей, что вместо стерильной лаборатории на этот раз придется действовать под открытым небом.
      Собственно, командировка в Персидский залив не явилась для него неожиданностью. Еще с июля прошлого года, когда Ирак оккупировал Кувейт, он понимал: война неизбежна, а театр назревающих боевых действий по определению станет полигоном для испытаний новой, строго засекреченной техники.
      Герберта абсолютно не смущал тот факт, что секретное оборудование, доставленное на территорию Кувейта, по сути будет испытано на людях. Иракцы, поджигающие нефтяные скважины и посылающие свои ракеты в сторону Израиля в отместку за удары международной коалиции, казались ему средневековыми варварами, недостойными права называться цивилизованным народом.
      Подумав об этом, он посмотрел на упаковочные контейнеры, внутри которых покоились нейрокомпьютеры — вычислительные машины, построенные на базе искусственных нейросетей. Он лично посвятил этим разработкам не один год и отлично знал, как работают обученные им машины.
      Герберт не зря употребил в своих мыслях термин «обучение». Дело в том, что любой нейрокомпьютер радикально отличается от обычных электронно-вычислительных устройств. Искусственные нейроны, соединенные в сеть, невозможно запрограммировать обычным способом — их следовало обучать, на основе специальной выборки примеров. В результате каждая отдельно взятая нейросеть становилась эффективной, но узкоспециализированной экспертной системой, способной принимать оптимальные решения в сложных ситуациях, неразрешимых для обычного электронного устройства.
      Первые разработки в данной области начались еще в шестидесятые годы, но только теперь, с бурным развитием нанотехнологий , появилась реальная возможность сконструировать и применить на практике компактные, транспортабельные образцы уникальной техники.
      Сам термин «нейрокомпьютер» также был не нов.
      Подобные системы уже примерно десять лет успешно работали в сфере бизнеса. Крупные промышленные компании использовали специально обученные нейросети для оптимизации своих производств, эффективного управления технологическими потоками, затем они все чаще стали появляться на биржах, где зарекомендовали себя как незаменимые экспертно-аналитические системы, способные предсказать рост или падение курса акций. Но при всех этих особенностях и преимуществах нейрокомпьютеры, по мнению Герберта, никаким образом не подпадали под понятие «искусственного интеллекта». Баснословно дорогие, узкоспециализированные машины, эффективные лишь в той области знаний, которым они были обучены, — вот что представляли собой современные нейросети.
      Трясясь в грузовике, лейтенант думал о том, что спустя несколько часов он сможет наконец убедиться, насколько оправдан труд последних лет его жизни. Блоки автономной нейросистемы, которую он создал, предназначались для интеграции в экспериментальные ракетные комплексы класса «земля — земля» и были призваны исключить любые ошибки в распознавании целей при нанесении точечных ударов по противнику.
      Грузовик внезапно качнуло и резко повело в сторону.
      Лейтенант, углубившийся в свои мысли, не сразу понял, что произошло, — машинально схватившись за ближайший контейнер, он едва сумел удержать равновесие, но в следующий миг пластиковые ящики с драгоценным грузом внезапно пришли в движение, угрожающе сползая в узкий проход.
      Мгновение спустя он услышал зловещий треск лопающихся креплений; спину обдало ледяной испариной, когда пол под ногами вдруг начал опрокидываться, а драгоценные пластиковые кофры с грохотом посыпались в узкий проход.
      Не понимая происходящего, он инстинктивно ухватился за задний борт, чувствуя, что машина вот-вот перевернется. Мир вокруг моментально сузился, оставив его восприятию лишь стремительно опрокидывающийся фрагмент дорожного покрытия, видневшийся сквозь щель неплотно закрытого кунга, да ощущение непоправимости внезапных событий.
      Подчиняясь рефлексам, Ричардсон выпрыгнул из машины и неловко приземлился на запорошенный песком асфальт, ощутив, как короткоствольный «ХМ-177», выданный в качестве личного оружия, больно впился в грудь.
      Из поднебесья накатывал изматывающий звук, который рвал натянувшиеся нервы тонким высокочастотным свистом. Сонмише мгновенных, неведомых ранее ощущений навалилось на Герберта, охватывая его сознание со всех сторон: казалось, что источник непереносимого тонкого визга рушится прямо на него. В душе стыл безотчетный ужас, но лейтенант, превозмогая бьющую тело бесконтрольную дрожь, все же нашел в себе силы, чтобы приподнять голову и осмотреться.
      Секунды вдруг начали растягиваться в субъективную вечность: он отчетливо увидел, как в десятке метров от него двигавшийся по инерции грузовик окончательно сполз на обочину и перевернулся, глухо ударив бортом о наветренный склон песчаного наноса. От толчка пластиковые кофры с упакованными в них нейрокомпьютерами порвали прорезиненную ткань камуфлированного тента и рассыпались, веером вспахав гребень сыпучей возвышенности.
      В следующую секунду мир потонул во всплеске ослепительного оранжевого пламени. Герберт ощутил тугой, обжигающий вал взрывной волны, увидел разлетающиеся в стороны куски вырванного из дорожного полотна асфальтобетона — все это спрессовалось в дикое, сиюсекундное восприятие полыхнувшего рядом взрыва, который приподнял лейтенанта и отшвырнул его в сторону, будто тряпичную куклу.
      Сознание на миг погасло, но тут же вернулось с тошнотворным, подкатывающим к самому горлу ощущением полной дезориентации. Плохо соображая, что делает, Герберт привстал на четвереньки, чувствуя, как ладони продавливают горячий песок. А вокруг по-прежнему бесновался неистовый грохот. Дымные оранжево-черные султаны разрывов возникали в самых неожиданных местах, перепахивая землю в полусотне метров от неглубокой ложбины между двумя отлогими барханами, куда зашвырнула лейтенанта взрывная волна.
      Он почти ничего не видел из-за дыма, в голове стоял иссушающий звон контузии, рассудок работал со странной избирательностью, и лейтенант, пребывая в состоянии полного аффекта, пополз назад к дороге.
      С трудом взобравшись на осыпающийся гребень песчаной возвышенности, он затравленно огляделся по сторонам и внезапно увидел обрывочную, фрагментарную картину происходящего, в тех подробностях, что позволял разглядеть стелющийся вдоль самой земли дым.
      На исковерканном взрывами дорожном покрытии между свежими воронками чадно полыхали четыре грузовика колонны. Последняя, замыкающая машина, в которой ехал он сам, просто опрокинулась набок и лежала на обочине, нелепо задрав к дымным небесам медленно вращающиеся колеса. Взрывы вокруг не прекратились, но теперь они переместились чуть дальше, в глубь пустынной местности.
      Оглянувшись в ту сторону, Ричардсон с внезапной болезненной отчетливостью понял, что колонна попала под удар собственной артиллерии. Они не успели отъехать далеко от побережья, и ураганный обстрел местности наверняка вел один из кораблей, возможно, тот самый крейсер, с борта которого двумя часами раньше Герберт сошел на берег.
      С гребня возвышенности было хорошо видно, как неподалеку, подле разрушенных прямыми попаданиями приземистых построек небольшого населенного пункта, горят четыре иракских танка. Пространство вокруг их позиций было перепахано снарядами, но обстрел не прекращался, разрывы продолжали свой неистовый танец — прямо на глазах лейтенанта стены двухэтажного дома вдруг содрогнулись, окутавшись клубящимся белесым облаком, из которого во все стороны, словно шрапнель, ударили мелкие горячие обломки.
      Он инстинктивно отпрянул назад, привстал, намереваясь бежать, неловко оступился на предательски осыпающемся склоне и кубарем скатился по наветренной стороне песчаного наноса.
      Ударившись спиной об один из щедро рассыпанных по склону ящиков с оборудованием, он на миг полностью пришел в себя от резкой смены болезненных ощущений, и заработавший рассудок тут же подсказал: «абстрактная война закончилась, враг всего в сотне метров, и, возможно, жить осталось считание секунды».
      От этих мыслей стало жутко, липкий страх запоздало обдал тело ледяным потом, Герберт вдруг вспомнил о личном оружии, которое он потерял в момент близкого разрыва, где-то подле опрокинутого грузовика, и на миг его контуженный рассудок захлестнула всепоглощающая волна отчаяния: хотелось сесть, обхватить голову руками и взвыть.
      «Убьют. Если буду сидеть — убьют. Нужно найти капитана Гормана».
      Он затравленно огляделся, но сизый кисловатый дым прибило ветром к самой земле, не позволяя увидеть ни своих, ни врагов, лишь до слуха доносились отчетливые звуки беспорядочного автоматического огня. И лейтенанту не оставалось ничего иного, как ползти к опрокинувшейся машине, которая осталась для него единственным доступным ориентиром.
      Лучше бы он избрал иное направление.
      Извиваясь, словно ящерица, Ричардсон преодолел несколько метров крутого подъема дорожной насыпи, и внезапно его глаза оказались вровень с кабиной опрокинувшегося грузовика.
      Водитель и офицер были мертвы. Их безвольные позы и обилие крови, забрызгавшей покрытое сеткой трещин, пробитое в десятке мест лобовое стекло, немо свидетельствовали о непоправимости случившегося, и рассудок Герберта не выдержал страшной картины — несколько секунд лейтенант потрясенно смотрел, как с приоткрытой двери в песок срываются тягучие темно-красные капли, а затем его сознание помутилось, уплывая в дымный прогорклый сумрак.
      Он очнулся несколькими минутами позже, и, не оглядываясь, пополз прочь, но кошмар не прекратился — обогнув полыхающие грузовики, Ричардсон внезапно наткнулся на обугленный, изуродованный до полной неузнаваемости труп.
      Человеческое тело дымилось, источая удушливый смрад сгоревшей плоти. На почерневшем лице лопнула обуглившаяся кожа, обнажая страшный оскал черепа, и, словно в издевку над жуткой откровенностью этой картины, полузадохнувшийся Герберт увидел совершенно не пострадавшие знаки различия капитана морской пехоты.
      Это был Горман.
      Капитан Горман, которому он рапортовал о прибытии каких-то полчаса назад.
      Не в силах выдержать страшного зрелища, Ричардсон конвульсивно сорвал дыхательную маску и, зажимая ладонями рот, бросился прочь.
      Ему уже было абсолютно все равно, куда бежать и что ждет его впереди.
      Из чадного сумрака внезапно прорезался контур застывшего поперек дороги «Хаммера». Герберт остановился, ухватился рукой за распахнутую бронированную дверь машины, и его, наконец, вывернуло наизнанку.
      «Нет. Это не со мной. Подобное не может происходить». — Тщетные бессвязные мысли метались в голове, а неуклюжая попытка разума абстрагироваться от реальности закончилась лишь тем, что горло сдавил еще один удушливый спазм. Но желудок уже расстался со своим содержимым, и из горла вырвался сдавленный конвульсивный кашель.
      В следующий миг чья-то рука схватила лейтенанта за плечо и грубо швырнула его на теплый асфальт.
      — Ошалел?! Жить надоело?!
      Лейтенант извернулся, вырвавшись из цепких объятий, и увидел незнакомого капрала в форме морской пехоты, который лежал рядом с ним, посылая в дымный сумрак короткие очереди из «М-16». Штурмовая винтовка ритмично вздрагивала в руках здоровенного афроамериканца, и короткие хоботки огня на миг освещали его лоснящееся от пота эбеново-черное лицо с блестящими, выкаченными белками глаз.
      В следующий миг по асфальту хлестнула ответная автоматная очередь — пули с визгом ушли в рикошет, сбивая краску с камуфлированного борта застывшего поперек дороги «Хаммера».
      — Отходим! Назад! На ту сторону насыпи!
      Команда возымела действие — в такие секунды только стопроцентный идиот задумывается над вопросами субординации, и лейтенант безропотно пополз вслед за капралом.
      Скатившись по гравийному откосу, они оказались по другую сторону дорожного полотна. Здесь уже заняли позиции пятеро морских пехотинцев — не обращая внимания на вновь прибывших, они лежали на скате обочины, пытливо всматриваясь в рваный, дымный сумрак.
      Мгновение спустя над головой Ричардсона с грохотом заработал «М-60», вторя ему, короткими очередями залаяли автоматические винтовки.
      Горячие гильзы, шурша и позвякивая, летели вниз, под ноги скорчившемуся Герберту.
      — Ну, лейтенант?! Ты придешь в себя?! — Цепкие пальцы вновь схватили его за плечо, ощутимо встряхнув, и Ричардсон медленно повернул голову, мучительно соображая: что он должен ответить?..
      Смерть по-прежнему ошалело плясала вокруг. К артиллерийской канонаде теперь добавились близкие отчетливые звуки автоматического огня, горячий воздух, смешанный с дымом и песчаной взвесью, крутило тугими смерчами, взрывные волны упругими, болезненными толчками накатывались с разных сторон, не давая возможности сориентироваться в кошмарном сумраке бессистемного боя.
      Два разрыва легли неподалеку, вырвав край дорожного полотна, заставив лейтенанта конвульсивно дернуть головой, так что лязгнули зубы, но странное дело — близкий взрыв вернул ему способность соображать, и, вслед за грохотом, он вдруг отчетливо уловил обрывок адресованной ему фразы:
      — …сбились с маршрута из-за песчаной бури. Надо выводить людей, мы оказались в тылу иракских позиций!..
      Ричардсону потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить слова капрала. Тот явно ждал от него каких-то приказов, действий, но офицерские знаки различия не могли дать Герберту никакого преимущества во внезапно возникшей ситуации. Проще и честнее было сказать об этом напрямую.
      — Я не могу принять командование, — хрипло откликнулся он. — У меня нет боевого опыта.
      Он ожидал презрительной реакции, но ошибся.
      — Хорошо, лейтенант. — Капрал резко перевернулся на спину. — Тогда вам придется выполнять мои приказы. — Он протянул руку, вытащил из-под обмякшего, безвольного тела мертвого бойца испачканную кровью «М-16» и протянул ее Герберту. — Будем прорываться назад, вдоль дороги.
      Ричардсон заставил себя взять оружие, подумав, что ему нечем вытереть кровь и налипший на нее песок, но эта мысль промелькнула и исчезла, вытесненная из рассудка иными, более весомыми переживаниями.
      — Я не могу уйти отсюда, — хрипло выдавил он.
      — Почему? — коротко осведомился капрал.
      Герберт указал на темную массу опрокинутого набок грузовика, который смутно просматривался по ту сторону дороги.
      — В нем секретное оборудование. Оно не должно попасть в чужие руки. Это будет катастрофой.
      Капрал задумался всего лишь на секунду. Он быстро принимал решения и ничуть не сомневался в оправданности собственных действий:
      — В таком случае мы подорвем грузовик вместе с содержимым.
      Ричардсон внутренне похолодел от подобной перспективы.
      — Нет, — запротестовал он. — Это уникальная аппаратура. Ей нет аналогов. Там миллионы долларов.
      Их диалог был прерван очередным близким разрывом.
      — А сколько стоят наши жизни? — проорал капрал, когда стих грохот. — Думай, что говоришь, лейтенант. Нас долбит своя же артиллерия, по ту сторону позиции иракцев, что с тыла — одному богу известно. Мы просто подохнем, если останемся тут.
      — Уходите. — Герберту пришлось сделать усилие, чтобы выдавить из себя это слово. — Я не могу… — Он не закончил фразы, потому как внезапно возникшую дилемму разрешил раздавшийся невдалеке невнятный шум танковых моторов.
      Звук приближался, он шел со стороны пустыни, как раз с того направления, которое капрал только что обозначил термином «тыл».
      Прислушавшись, капрал вдруг грязно выругался.
      — Это не «Абрамсы», лейтенант. Нас, похоже, зажали.
      Герберту опять захотелось съежиться, втянуть голову в плечи в наивной надежде, что дым и поднятый ветром песок скроют их от новой угрозы, но уповать на удачу не приходилось — звук явно близился, накатываясь на их позиции, и нужно было принимать какое-то немедленное решение.
      — По ту сторону дороги есть разрушенные постройки, — выдохнул Герберт. — В них уже дважды попадали, может, мы укроемся в руинах? Оттуда наверняка видна дорога.
      Капрал на секунду задумался, затем кивнул.
      — Хорошо, попробуем. — Он обернулся. — Всем приготовиться! — Зычный голос перекрыл шум ветра и отдалившийся грохот разрывов. — Меняем позицию! Цель — первый из разрушенных домов населенного пункта! Никому не отставать! — Капрал рывком приподнялся на четвереньки. — Вперед! — выкрикнул он, выпрямляясь в полный рост.
      Мутная мгла поглотила его контур, вслед за капралом со ската обочины начали подниматься уцелевшие под артобстрелом бойцы. Низко пригибаясь, они рывком пересекали злополучную дорогу и так же исчезали в дымном сумраке.
      Разум Герберта не поспевал за стремительным развитием событий — из-за полученной контузии и постоянного стресса он ощущал себя беспомощным, ни на что не годным, но чувства уже не играли былой роли — они скользили по периферии сознания, будто призраки безвозвратно погибшего мироощущения.
      Он вскочил, страшась вновь остаться в одиночестве. Сбившаяся набок дыхательная маска уже не защищала его легкие от едкого дыма, голова кружилась, и на фоне этих ощущений мгновенно исчезали все прежние чувства: страх, растерянность, неприятие ситуации в целом, будто рассудок деградировал, распадаясь на отдельные сиюсекундные, рефлекторные позывы.
      «Бежать. Не отстать от своих. Вперед. Только вперед».
      Ноги увязали в песке, склон песчаного бархана казался неодолимым, Герберт карабкался на него, позабыв всякую осторожность, стремясь лишь к одной цели — добраться до вершины песчаного наноса и увидеть руины дома, о которых он говорил капралу.
      Впереди над заветным гребнем из мутной мглы внезапно возникла сгорбленная фигура, и лейтенант, карабкавшийся по склону, вдруг с ужасом осознал, что этот человек одет не в форму морской пехоты США. На нем был камуфляж песчаного цвета со светло-коричневатыми разводами, голову и нижнюю часть лица покрывала матерчатая повязка, в руках незнакомец сжимал автомат системы Калашникова с потертым прикладом и рыжеватым пластиковым магазином.
      Фигура иракского бойца на миг застыла — припав на колено, он выцеливал кого-то в окружающей мгле, и вдруг автомат в его руках звонко выплюнул длинную очередь, озарив пространство вокруг злобным хоботком пламени, пляшущим в узких прорезях ствольного компенсатора.
      Вне поля зрения Ричардсона раздался громкий болезненный вскрик, и это вывело лейтенанта из секундного замешательства. Вскинув «М-16», он потянул тугую скобу, и автоматическая винтовка преданно ответила тремя ритмичными выстрелами, которые прервал сработавший механизм отсекателя очереди.
      Герберт был скверным стрелком, но промахнуться с дистанции в несколько метров было практически невозможно: выпущенные им пули угодили в плечо и голову врага, заставив того конвульсивно дернуться, одновременно разворачиваясь на одном месте.
      Он умер, вряд ли успев осознать факт собственной смерти, но Герберт впитал его короткую агонию каждой клеточкой своего тела.
      Ему казалось, что нет больше ни прошлого, ни будущего, остался только этот миг, застрявший где-то посреди вечности: искаженное судорогой чужое лицо с кровоточащей раной вместо левой глазницы, белеющие на глазах губы, вытянувшиеся бескровной линией, разжавшиеся пальцы, падающий в песок автомат и ноги, безвольно подгибающиеся в коленях.
      Наваждение сгинуло так же внезапно, как и возникло, — тело убитого еще оседало на забрызганный кровью песок, а лейтенант уже инстинктивно рванулся вперед, будто в его жизни насильственная смерть являлась обыденностью, вот только мышцы лихорадило да перед глазами еще несколько мгновений стоял призрак изуродованного агонией незнакомого лица.
      Он оступился, упал, снова вскочил, дав две или три очереди по теням, что грезились вокруг, потом в поле его зрения попали руины дома, за которым чадно горели чужие танки, и он побежал к скособоченному двухэтажному строению с провалившейся внутрь крышей.
      Картины, которые успевал зафиксировать взгляд, казались Герберту тусклыми, расплывчатыми, ветер дул порывами, поднимая в воздух тончайшую пыль, похожую на коричневатый туман, застилающий окрестности. Страшась потерять единственный ориентир, лейтенант сосредоточил свой взгляд на руинах дома. Он приближался к строению с наветренной стороны. Клубы мельчайшей песчаной взвеси, вырываясь из-за спины, то и дело застили все вокруг, снижая видимость до одного-двух метров, и в конечном итоге он был вынужден остановиться, потеряв ориентир.
      Пока лейтенант медлил, пребывая в нерешительности, где-то рядом отчетливо ударил пулемет: ритмичный грохот длинной, непрерывной очереди проник в сознание, заглушив все остальные звуки. В этот момент клубы пыли наконец начали рассеиваться — очередной порыв ветра приподнял эфемерное покрывало, и он увидел, что заветные руины уже совсем близко, до них оставалось пробежать всего метров сто.
      На поверку оказалось, что группа придорожных строений вовсе не является населенным пунктом. Единственный двухэтажный дом, к которому стремился лейтенант, окружали приземистые одноэтажные постройки с выбитыми витринными окнами — наверняка это был мини-маркет, совмещенный с рестораном быстрого обслуживания, а чуть дальше смутно виднелись плоские крыши нескольких отдельно стоящих домиков небольшого кемпинга, огороженного разбитым бетонным забором. Эти мимолетные, обрывочные наблюдения, наводящие на мысль, что тут до оккупации проживала семья кувейтского бизнесмена, скользили на периферии сознания, которое в этот миг сосредоточилось на иных, более острых ощущениях. Герберт бежал, расходуя последние силы, он задыхался, резь в груди казалась нестерпимой, организм, не приученный к моментальным физическим нагрузкам, не выдерживал ритмики боя, хотя вряд ли происходящее вокруг можно было обозначить таким емким термином.
      Нет, это был не бой: разрозненные группы людей перемешались по определенному пространству, одинаково дезориентированные внезапной артподготовкой, дымом от горящих нефтяных скважин и усилившейся песчаной бурей. Сталкиваясь лицом к лицу, они вступали в скоротечные кровавые схватки или же просто расходились, не заметив друг друга из-за скверной видимости. Остатками иракского подразделения и уцелевшими бойцами армии США руководили не планы наступления и обороны, не тактика, не воля командиров, а единственное желание — выжить.