Мысли кружили в голове, словно пожелтевшие, высохшие осенние листья.
Они погибли. Все. Все до одного. Ян не мог видеть своих ребят, не в его силах было сосчитать тела, но что-то внутри подсказывало – ты остался один, лейтенант. Один навсегда, невзирая на то, сколько людей будет находиться рядом с тобой через минуту, час, сутки…
Не клеймо, не самобичевание, не горький упрек – он сделал все, что в человеческих силах, просто ему не повезло… выпало остаться в живых.
Ян ошибался, думая о том, что более никогда не встретит людей, которые смогут стать ему столь же близки, как погибшие ребята из взвода. Ребята, которых он не смог сберечь.
Черная вязкая ненависть постепенно закипала в душе, и было непонятно, что сильнее действует на организм, – противошоковый и стимулирующий препараты или это народившееся чувство пустоты, среди которой нашел себе место лишь один позыв: убивать проклятых андроидов. Убивать, пока не кончатся силы, пока последняя капля крови не сорвется из потревоженных ран.
Все, что было прежде, скорчилось, почернело, потеряло статус памяти, вакуум сознания заполнил БОЙ, как новая точка отсчета, не жизни, но ненависти и горя.
* * *
Проснувшись, Мари почувствовала себя гораздо лучше.
Да, собственно, была ли она больна? Думать, что мнимая хворь рождена страхом, неприятно, но ведь действительной причиной ее пребывания в больничной палате являлся именно испуг.
Нет, я здорова. – С такой мыслью она решительно откинула казенную простынь, ступив босыми ногами на холодный пол.
Немного кружилась голова, от первых движений начало подташнивать, но дискомфортные ощущения быстро прошли – ее внимание отвлекли звуки, доносящиеся с улицы.
Мари насторожилась, тут же забыв о легком недомогании.
Толстое двойное стекло в пластиковой раме мелко вибрировало, передавая в помещение приглушенный аритмичный рокот. До сих пор ей не приходилось слышать ничего подобного, – если на улице работал некий механизм, то почему в его раскатистом урчании так много сплетающихся, не составляющих привычного ритма перестуков, то коротких, то длинных, перемежающихся с непонятными тугими ударами, от которых ощутимо вздрагивали стены и пол?
Страх вернулся, будто все время сидел, затаившись в уголке сознания, чтобы, дождавшись удобного момента, выскочить, укусить, впиться своими холодными пальцами в неровно забившееся сердце, пробежать ледяными мурашками по коже, заставив в растерянности оглянуться вокруг.
Почему я одна? Куда все подевались? – Мысль уже отдавала паникой, но Мари, на удивление, справилась с собой, мысленным окриком заставив умолкнуть распоясавшееся воображение.
Одежда. Нужно найти свою одежду.
Слава богу, все нашлось во встроенном шкафу – выстиранное, выглаженное, пахнущее чем-то больничным, но Мари не обратила внимания на запахи: тревожные звуки и ощущение одиночества подстегивали ее, изгнав остатки недомогания, она уже полностью пришла в себя после многочасового пребывания под воздействием успокоительных и снотворных препаратов.
Одевшись, она оглянулась – вернулся прежний страх, боязно было выходить в пустой коридор, но надежда связаться с кем-то из персонала больницы тут же погасла – компьютерный терминал, установленный в изголовье кровати, не работал, что само по себе являлось тревожным признаком.
Выглянув через окно, она не увидела на улице агротехнической фермы и прилегающего к ней поселка ни одного человека. Лишь сельскохозяйственные механизмы застыли посреди улицы, будто их бросили второпях, на полпути между ангарами и полями.
Ничего не понимая, Мари обернулась, и в этот миг в коридоре раздались отчетливые шаги, зашипела пневматикой автоматически открывшаяся дверь, и она, не успев толком напугаться, вдруг увидела незнакомого парня в грязной, изодранной, испятнанной заскорузлой, спекшейся кровью форме.
Треснувшее, поцарапанное забрало его боевого шлема было поднято, взгляд мутно блуждал, не в состоянии остановиться на каком-то конкретном предмете – он сделал несколько шагов, сильно припадая на правую ногу, и вдруг боком повалился на кровать, издав глухой непроизвольный стон.
В эту секунду Мари, опешившая от неожиданности, вдруг узнала его, несмотря на все чудовищные перемены в облике молодого лейтенанта, – это он беседовал с нею накануне, выясняя подробности ее встречи с андроидами.
Боже, что же делать?
Ян (так вроде бы звали офицера) потерял сознание, отдав последние силы нескольким шагам, отделявшим его от больничной койки, которая, по наивному предубеждению, являлась для рассудка неким символом победы над смертью.
Мари вдруг отчетливо поняла – поселок пуст, больница тоже, люди бежали отсюда, побросав технику и
забыво ней, и раненому лейтенанту вовсе не на кого рассчитывать, разве что на… нее?
Я биолог, а не медик, – шарахнулась в голове одинокая мысль, но она уже сделала шаг, опустилась на колени подле бесчувственного тела, коснулась пальцами магнитных застежек на экипировке, ощутила вес разгрузки, которая вдруг начала оползать вниз…
Страх внезапно исчез. Осталась дрожь в кончиках пальцев, сосущее чувство одиночества, но действия Мари приобрели осмысленность, она больше не содрогалась, не думала о себе, все ее внимание поглотила забота о едва знакомом молодом парне, который попал в беду.
Сняв разгрузку, Мари расстегнула бронежилет, сняла с головы Яна боевой шлем, с облегчением убедившись, что на голове и груди нет ран.
«С остальным я справлюсь. Должна справиться». – Мысленный голос помогал пальцам двигаться проворнее, а взгляду не холодеть при виде запекшейся крови.
Ян застонал, его потрескавшиеся, пересохшие губы вытолкнули хриплую команду – он бредил, призывая бойцов своего взвода, и душа Мари, сжавшаяся в комочек, поняла – в этот миг он разговаривал с мертвыми.
Многие понятия не находили места в ее разуме, они врывались в него, ломая сложившиеся жизненные стереотипы… и застревали среди обломков былого бытия, подразумевая, что теперь все будет иначе, жизнь станет другой, но вот какой – оставалось совершенно неясно.
* * *
За четверть часа она успела прожить целую субъективную вечность, вспомнить все, чему учили на уроках гражданской обороны и начальной военной подготовки, востребовать и приспособить собственные знания биологии к конкретной ситуации, несколько раз сбегать в разные помещения опустевшей сельской больницы за необходимыми препаратами и перевязочными средствами.
Наконец, очистив раны от запекшей крови, удалив грязь и копоть, она туго перебинтовала бедро и плечо Яна, сделала ему необходимые инъекции и вдруг поняла: все… далее судьба лейтенанта зависит от возможностей его собственного организма.
Стоило ей закончить перевязку и присесть на край койки, как рассудок вновь начал погружаться в омут страшных догадок о сути происходящего вокруг, но она не поддалась панике, как полчаса назад. Мари еще не понимала, насколько сильно изменили ее прошедшие тридцать минут.
Ян вдруг пошевелился и, скрипнув зубами, открыл глаза.
Перед взглядом плыли белые стены.
Цветок на окне, чисто вымытое стекло, через которое брызжут лучи полуденного солнца, отдаленный рокот беспорядочного автоматического огня, редкие толчки разрывов, ощущаемые, как мягкие, едва заметные колебания пола и стен…
Более всего его поразил солнечный свет. Редкий случай, когда светило находило разрыв в плотном пологе облачности, чтобы приласкать землю своими лучами, подобные явления всегда вызывали чувство радости, восторга, но сейчас все казалось иным, зловещим, неуместным…
В сознании все еще цвела горячечными красками безумная ночь, ему казалось, что в мире больше никогда не будет солнца, и сейчас, глядя, как теплые, ласковые лучи, прорываясь сквозь тканый узор в шторах, рассыпаются по полу солнечными зайчиками, он вдруг подумал: мир неизменен. Со мной или без меня будет вставать солнце, приходить ночь, сменяться времена года…
Со мной или без меня.
Миру все равно, жив я или уже умер?
Ян отвернулся, чтобы не смотреть на золотистые солнечные лучи, и только тут заметил Мари.
Он с трудом узнал девушку, с которой беседовал перед выдвижением взвода к холму, – прошло менее суток, а она похудела, осунулась, черты лица заострились, и в глазах появилось совсем иное выражение – в них не осталось и следа того кричащего, эгоистичного, затравленного ужаса, который он видел, разговаривая с ней. Теперь она смотрела на него с тревогой, но во взгляде появился совершенно иной оттенок – она тревожилась не за себя.
Ян с трудом попытался привстать, чувствуя, как на месте заскорузлых ран туго натянулись свежие повязки, а она молча стала помогать ему, так, словно они были знакомы всю жизнь, с самого детства.
Лейтенант ослабел от потери крови, но все же сумел с помощью Мари утвердиться на ногах.
Обведя взглядом помещение, он с трудом узнал больничную палату и понял, что пришел сюда в полубессознательном состоянии.
– Где все? – хрипло, не узнавая своего голоса, спросил он, продолжая невольно прислушиваться к звукам далекого, то затухающего, то разгорающегося с новой силой боя.
– Не знаю, – пожала плечами Мари. – Когда я очнулась, уже никого не было.
– Тебя бросили?
– Я спала. Ничего не видела и не помню. – Мари отвела взгляд, давая понять, что не желает обсуждать данную тему. Мысль о том, что ее могли
бросить, не находила места среди знакомых привычных понятий.
Они оба еще многого не знали. Их жизненный опыт открывал новые грани реальности, но сформированное сознание на первых порах отказывалось принимать большинство откровений.
Казалось бы, они уже вкусили свою долю ужаса, каждый по-своему прошел через определенные испытания, и теперь в наступившем вокруг хаосе им следовало позаботиться прежде всего о себе…
– Давно я пришел?
– Примерно час назад. Сядь, у тебя ранение в ногу.
– Пустяк… – Он попробовал улыбнуться своей спасительнице, но губы лишь болезненно искривились. – Поцарапало осколком… – Он все же сел, здоровой рукой дотянувшись до бронежилета и разгрузки. Ян хотел надеть экипировку, но вдруг передумал.
Посмотрев на Мари, он что-то сделал с магнитными липучками бронежилета, с которого она успела соскоблить кровь, и протянул ей шуршащий металлокевлар.
– Он не тяжелый. Надень.
Она удивленно посмотрела на Ковальского.
– Зачем? – тихо спросила Мари.
– Так будет лучше. Безопаснее. Нам с тобой нужно уходить отсюда.
– Почему уходить? – Она все же взяла бронежилет, позволив Яну окончательно подогнать его по фигуре.
– Слышишь бой? Километрах в пяти отсюда?
– Слышу… – До Мари, наконец, дошел истинный смысл тех звуков, что тревожили разум с момента пробуждения.
– Они рвутся к энергостанции.
– Кто?
– Машины. – Ян будто сплюнул это слово. – Сервомеханизмы. – Он вновь попытался встать, опираясь на приклад «Абакана», но Мари остановила его мягким, настойчивым движением.
– Подожди… Ян. – Она впервые назвала его по имени. – Что случилось там, на холме?
Она имела право знать, и он рассказал ей все без утайки, не умаляя и не приукрашивая событий, так, как те врезались в память, потом покосился на разбитый пулей коммуникатор и добавил:
– Теперь у меня нет ничего. Ни взвода, ни связи. Есть только ты… – внезапно произнес он.
Щеки Мари вспыхнули пунцовыми пятнами.
– Ты спасла меня. Я бы истек кровью и умер.
Она подняла взгляд.
– Мы должны идти туда? – Мари имела в виду отдаленные звуки боя.
– Ты вольна выбирать.
Она вдруг почувствовала, что дрожит.
– Ты отдал мне бронежилет. Значит, уже решил все за меня?
Ян не нашелся, что ответить, лишь его глаза смотрели на Мари в немом удивлении, будто он увидел ее впервые, и девушка потупилась, тихо прошептав:
– Извини…
Все рушилось в непонятную пропасть, стремительно отдалялось, превращаясь в невозвратимое прошлое, и ее возмущение, еще уместное сутки назад, теряло свой смысл под взглядом безмерно усталых, покрасневших глаз с лопнувшими от контузии капиллярами.
– Ты хоть можешь объяснить мне, кто они, что им нужно?
Ян поморщился.
Звуки боя тревожили его, тянули, как магнит, и душа вдруг испытала неведомую двойственность – с одной стороны, долг солдата, накрепко воспитанный в сознании, смешиваясь с болью утрат и ненавистью к механическим отродьям, звал его туда, а с другой – образ спасшей его девушки не позволял просто развернуться и уйти…
– Мари, я знаю не больше твоего, – резко ответил Ян, с трудом обуздывая неодолимый порыв. – Они пришли и начали убивать. Ты первая столкнулась с этим. Для меня нет разумного объяснения их действиям. Так же, как и для тебя, верно?
Она вынужденно кивнула.
– Ты не должна оставаться одна. Я лишь хочу защитить тебя, понимаешь?
Мари снова кивнула. Вес бронежилета, плотно подогнанного по фигуре, почему-то менял образ мыслей, и она вдруг спросила:
– У тебя есть еще оружие?
– Для тебя?
– Да.
– Нет, но мы попробуем найти.
– В участке?
Ян кивнул. Судя по брошенной технике, виднеющейся за окном, люди бежали в панике, бросая все, – видно, на улице поселка появились андроиды, прорвавшие заслон его взвода. Скорее всего, не встретив сопротивления, сервомеханизмы направились дальше, в сторону энергостанции.
Мари хотела что-то сказать, но, перехватив напряженный взгляд Яна, осеклась.
Похоже, лейтенант практически ничего не воспринимал, кроме отзвуков далекого боя…
Господи, как хотелось ей убежать от страшной беды, спрятаться, скрыться… но его глаза, их усталый, полубезумный взгляд… он уже не отпускал душу, тянул за собой в страшное и неведомое.
Ты же всегда была храброй девочкой…
Ну да. Одно дело отшить какого-нибудь хама на дискотеке, другое – пойти за потерявшим свой взвод, обезумевшим от горя лейтенантом.
Сложно описать, что переживала в эти минуты Мари. Она боялась вновь остаться одна и в то же время не знала, куда ей идти, что делать.
Наверное, только сейчас до нее стало по-настоящему доходить: прежний мир исчез, рухнул в одночасье…
Единственной реальностью для нее оставалась эта больничная палата и неестественно выпрямившийся у окна молодой лейтенант с постаревшими от горя глазами.
Он… Он непременно пойдет туда… Мари со смятением прислушивалась к отзвукам боя. Ей было страшно, но, подумав об одиночестве, она испугалась еще больше.
– Ян… – Она осторожно коснулась его плеча. – Давай что-нибудь делать. – Она произнесла эту фразу шепотом, с таким чувством, будто прыгала с огромной высоты. – Я пойду с тобой…
Глава 3
Прошлое
Опустевшие улицы поселка выглядели удручающе. Здесь не происходило боевых действий, и Ковальский, сердце которого сжималось в дурном предчувствии, немного приободрился, в его глазах даже промелькнула искорка надежды, когда взгляд не нашел сгоревших остовов бронемашин… но сам вид брошенной сельскохозяйственной техники, свет, продолжающий гореть в некоторых окнах, распахнутые настежь двери, следы протектора на бетонном покрытии дорожного полотна, где чья-то машина с пробуксовкой рванулась с места, – все эти признаки поспешного бегства десятков людей выглядели удручающе, если не сказать – зловеще.
Доносившиеся издалека автоматные очереди практически стихли.
Мари видела, что Ян то и дело поглядывает в ту сторону.
– Это плохо? – спросила она, когда Ковальский остановился, вслушиваясь в
тишину.
– Не знаю, – хмуро ответил он. – Либо атака отбита, либо… – Он не стал договаривать, а шагнул в распахнутую дверь стоявшего особняком строения.
Мари последовала за лейтенантом.
Внутри одноэтажного здания также горел свет. Из небольшого вестибюля вели три двери – одна в казарменное помещение, другая в подсобки, а третья, выполненная из металла, в оружейную комнату.
Ковальский посмотрел на приоткрытую бронированную створку массивной преграды и лишь молча покачал головой.
Только сейчас в его сознании сформировался более или менее четкий вопрос: зачем в каждом из поселений, где проживали сотрудники агротехнических ферм, обязательно располагалось небольшое (пять-шесть человек) военизированное формирование?
А если мысленно копнуть глубже? Не считая мелких правонарушений, жизнь в городе и его окрестностях носила мирный характер – так было на протяжении десятилетий. И все же в Управлении колониальной администрации считали, что городу необходимо обучать и содержать не просто силы правопорядка, а воинские формирования?
Зачем?
Теперь становилось ясно – информация о существовании человекоподобных машин и их враждебности людям не воспринималась как миф. В существование Искусственных Интеллектов и возможность агрессии с их стороны не просто верили – к ней готовились загодя…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.