Андрей Ливадный

Бремя воина

Агрессивные расы не имеют будущего.

(Первый закон выживания Омни)

Глава 1

Камень стены был холодным и шероховатым.

Ладонь Германа онемела, но он продолжал стоять, опи­раясь обеими руками о край бойницы. Взгляд молодого человека, прикованный к огромному космическому кораблю, который только что опустился на площадку перед замком, выражал глубокую неприязнь. И все же он был слишком горд, чтобы дать выход таящимся внутри чувствам.

Поднявшийся еще с утра холодный ветер сильным порывом поколебал истекавшее от корабля марево перегретого воздуха, отогнал остатки дыма от раскаленной обшивки и, запутавшись в тяжелом полотнище, несколько раз хлопнул складками родового вымпела, свисающего над воротами замка.

Они никогда не предупреждали о своих визитах.

Герман знал, что должен быть приветлив и сдержан, как подобает настоящему Джоргу – Воину человеческой расы. Но при виде первого появившегося на ступенях трапа существа, словно тень возникшего из глубин космического корабля, его невольно передернуло.

Гуманоид был высок и отлично сложен, его глаза, глубоко посаженные и разнесенные чуть дальше друг от друга, чем это привычно для человека, смотрели пронзительно и вызывающе. Лысый от рождения череп сверкал, отражая солнечные блики, а серый, отливающий сталью оттенок кожи его лица, казалось, излучает злобную надменность.

Герман не торопился, продолжая наблюдать. Это был еще не Хозяин, а лишь слуга. Клон, выращенный в баке инкубатора.

Серокожие бойцы один за другим появлялись на ступенях трапа, занимая позиции по обе стороны от прохода. Их вызывающие взгляды могли задеть кого угодно, но только не молодого Джорга, который был умен в той же мере, что и горд. Однажды пообщавшись с серокожими клонами, он раз и навсегда усвоил, что за этими копиями хозяев не стоит ровным счетом ничего, кроме тупого подчинения чуждой воле. Они были солдатами – пушечным мясом, и не более.

Наконец из мрачных корабельных глубин показался сам Омни.

Герман ненавидел такие дни, хотя давно надо было бы привыкнуть и к внезапности подобных посещений, и к тем неизбежным потерям, которые следовали за каждым прилетом незваных гостей… Их появление означало, что хозяевам космоса опять понадобились услуги людей. Порой он просто недоумевал – почему их, в конце концов, не оставят в покое? Разве мало могущества у этих созданий, чтобы прибегать к услугам жалких, бренных существ?

Ответ крылся где-то за порогом его понимания.

Омни был высок, на целую голову выше своих солдат, и Герман уже в который раз поймал себя на мысли, что, встав рядом с ним, будет вынужден поднимать голову, заглядывая в глаза визитера во время общения.

Что ж… Чему быть, тому не миновать.

Резко отняв руки от холодного камня стены, он повернулся и легкой поступью сбежал по винтовой лестнице.

Он знал, какую услугу оказывают Омни остаткам человеческой расы, и был готов отдать причитающуюся им плату.

Так было и так будет. Вечно. Вне зависимости от его желаний, ибо этим серокожим существам принадлежало все: весь космос, все планеты, все жизни. Они были богами, живущими среди смертных, и этим, по сути, сказано все…

Го (так для человеческого уха звучало имя существа, появившегося из люка космического корабля) несколько секунд стоял на верхней ступени трапа, глядя, как ветер лениво колышет тяжелое полотнище родового вымпела.

«Странные существа эти люди… – подумалось ему. – Как можно ставить выше самого себя обычный кусок материи?»

Некоторые людские понятия не были подвластны даже древнему разуму Омни.

Завершив созерцание окрестностей, он сошел по ступенькам, ступив на мягкую ковровую дорожку, которая тянулась от трапа к воротам замка.

Герман ждал, почтительно склонив голову.

– Приветствую тебя, Великий Омни! – вытолкнул он сквозь зубы формулировку приветствия.

Го остановился, посмотрев сверху вниз на хозяина замка, при этом его безволосая бровь над правым глазом чуть приподнялась, обозначив складку кожи.

– Сегодня будет большая охота, – спокойно произнес он. – Наши друзья с иных миров, оказывается, помнят твою расу, человек, и они пожелали увидеть, как мы поддерживаем ваш род. К тому же они прекрасно осведомлены, насколько вы агрессивны…

Герман посмотрел на Омни, и в его глазах отразилось недоумение.

– Я не знаю, что такое «охота», – после некоторого колебания сознался он.

Го сначала нахмурился, а потом снисходительно пояснил:

– Одно существо убегает, а другое догоняет его, чтобы убить. Все просто, как видишь.

Герман кивнул. Высказаться проще действительно было невозможно.

– Наши друзья с Рогрика желают принять участие в этой забаве.

– Да, – склонив голову, произнес Герман, зная: что бы ни затеял Омни – значит, тому быть. Сопротивляться, вы­казывая неповиновение, бесполезно. В конце концов, пришельцы слишком добры к людям, чтобы он по каким-то личным убеждениям мог позволить себе сломать сложившиеся взаимоотношения между расой Омни и их приемышами, осиротевшими, лишенными возможности продолжить свой род существами, которых в Галактике принято называть людьми.

– Да, – уже более твердо повторил он, желая поставить точку, скорее для себя, чем для Го. – Кто будет исполнять роли?

Омни поморщился, при этом складки кожи на его лице проявились еще заметней.

– Не роли, человек. Это не будет спектаклем. Наши друзья с Рогрика – квазианцы, а они не признают игры. Бой смертельных врагов – что может быть приятнее для них, а?

Герман понял, что вопрос, прозвучавший в интонациях Омни, адресован ему, и ответил:

– Ничего.

Он знал квазианцев, против которых ему и его людям приходилось сражаться с оружием в руках. Омни были хитры. Они победили этих агрессивных тварей руками десятка различных галактических рас, в том числе и людей, особо отличившихся в недавно закончившейся войне. Можно сказать больше – именно человеческие формирования разгромили квазианцев. И те, вполне справедливо, ненавидели людей.

Но что за дипломатическую пакость задумал Го? – с тревогой подумал Герман.

Ответ не заставил себя долго ждать.

– Ты ведь знаешь, кто уничтожил колонии людей? – спросил Омни, неторопливо шагая по мягкой дорожке к воротам замка.

Знал ли это Герман? Да, несомненно, хотя данное знание, как он подозревал, было передано первым человеческим клонам самими Омни. Землю и несколько близлежащих к Солнечной системе колоний, которые успело основать человечество за время своей недолгой экспансии, погубили форкарсиане.

– Двойная звезда Форкар-Сиан была взорвана, а вместе со своими Солнцами сгорели и форкарсиане, – без колебаний в голосе ответил Герман.

– Правильно, – подтвердил Го. – Но ведь Земля тоже превратилась в радиоактивный прах, не так ли?

– Так, – сквозь зубы вытолкнул Герман, который никогда не видел ни родины человечества, ни оставшегося от нее праха, но все же тоска и ненависть кипели в нем с самого раннего детства, внушенные теми немногими материаль­ными свидетельствами былого, которые хранились, как святыни…

– А ты живешь, воин, – назидательно напомнил ему Омни, прервав тяжелые мысли молодого человека.

– По милости Великих… – склонил тронутую ранней сединой голову Герман.

– Мне нравится твоя покладистость, человек… – Омни усмехнулся, чуть приподняв губу и обнажив ряд мощных плоских зубов, явно предназначенных для растирания растительной пищи. – Хоть ты и принадлежишь к дикому, воинственному и безрассудному народу, но, видимо, наш генетический отбор пошел на пользу вашим поколениям… – Он остановился и добавил, спрятав усмешку: – Мы возродили прах одного из форкарсиан, их воина, Ашанга. Теперь в твоей власти сражаться так, чтобы враг вашего рода не смог жить дальше. Это будет настоящая охота, Джорг.

Герман поднял голову и, прищурившись, без страха взглянул в глаза Го.

– Плата будет обычной? – спокойно осведомился он.

– Даже больше. – Омни опять усмехнулся. Насколько мог судить Герман, Го пребывал в прекрасном расположении духа. – Мы привезли четверых младенцев, можешь назначать церемонию на вечер.

– Четверых? – Герман как ни старался, но не смог скрыть своего удивления. – Но ведь только трое из нас расстались с жизнью в этом году… Я имею в виду тех, кто погиб, исполняя Долг Чести, – тут же поправил себя он и вопросительно посмотрел на Омни.

– Ты будешь четвертым, Герман, – не скрывая своего удовольствия от этой сцены, сообщил ему Го-Лоит и пояснил: – Вероятнее всего, ты умрешь, но твой труд будет вознагражден. Я позаботился об этом заранее. Ты доволен?

– Да, – склонил голову Герман.

На этот раз жест повиновения был искренним.

По его мнению, это было больше чем справедливо. А если вспомнить условия давнего договора, где значилось, что только определенное количество людей может существовать во Вселенной и младенцы доставляются на Джорг лишь по факту смерти одного из членов общины, то жест Го выглядел более чем благородно.

Это была щедрость со стороны Омни.

Увеличение их общины на одного человека, пусть такая пустяковая на первый взгляд, но победа над смертью, стоила любых усилий с его стороны.

Тем более что умирать Герман не собирался.

Ашанг, будь он поднят хоть из праха самого дьявола, не должен рассчитывать на это.

* * *

– Здравствуй, отец!

Герман затворил за собой скрипнувшую на петлях дверь, повернулся, по привычке беглым взглядом обежав помещение, в которое вошел, и облик молодого человека вдруг изменился. Взгляд потеплел, черты лица разгладились, утратив напряжение, словно само присутствие генетического прототипа гарантировало его от любой опасности.

Генетическим донором Германа являлся Джордан. Герман с детства помнил его таким – старым, будто росшее под стенами замка наполовину засохшее дерево. У бывшего предводителя общины людей не хватало руки и глаза, но ум оставался ясным. Герман знал, что сам Джордан тяжело переживает полученные увечья, но взгляд его единственного глаза всегда отличался живой проницательностью, а что до физических недостатков, то тут ситуация входила в разряд непоправимых, и виноваты в том были исключительно Омни.

Их законы запрещали людям применять любые импланты, даже сугубо биологические, не снабженные механикой, так что рубцы, шрамы и увечья являлись знаками пожизненными.

Джордан действительно был стар. Герман не знал, сколько ему лет, а сам отец никогда не заговаривал на тему прош­лого.

Он являлся генетическим донором для двух десятков зрелых воинов, которые к этому времени уже успели заслужить право на клонирование, – кто-то ценой собственной жизни, а кто-то и нет. Герман был самым молодым из генетических наследников лежавшего на широкой кровати у сводчатого окна человека.

– Привет, Герман… – негромко произнес Джордан. – Я видел, как садился корабль Омни. Что за пакость затеяли серокожие?

– Не пакость, отец, – ответил Герман, по привычке присаживаясь на край широкой кровати. – На этот раз – не пакость…

Он коротко изложил Джордану суть своего разговора с Го.

Старик сухо откашлялся. В последнее время его здорово мучила боль в груди.

– Что ж… – согласился он. – Еще один человек – это много. – Взгляд Джордана внезапно утратил свой блеск, единственный глаз потемнел, став мутным. Некоторое время Джордан о чем-то тяжело размышлял, а затем, вздохнув, добавил: – Ты мой лучший наследник… Последнее, что я успел сделать в этой жизни, – это получить право на твое рождение и воспитать нового предводителя для нашей общины. Ты должен понять – Го только кажется щедрым. – Взгляд старика стал колючим и жестким. – Он запомнил тебя во время битв с квазианцами. Ты, по его мнению, слишком умен и смел, чтобы жить. Поэтому он привез младенцев и клонировал Ашанга. Он надеется, что ты погибнешь, а дипломатическая суета с «друзьями с Рогрика» – это все чушь и блеф. Когда начало вашей схватки?

– Завтра утром.

Джордан посмотрел в окно, больше похожее на узкую, застекленную бойницу, и вдруг тихо, по-отечески произнес:

– Постарайся не оправдать его надежд, Герман.

Глава 2

Утро нового дня пришло под аккомпанемент тонкого, печального посвиста древесных червей.

Герман не знал, насколько должен быть чужд человеческому сознанию этот звук. Он никогда не слышал щебета птиц, и его слух привык именно к таким проявлениям природной жизни.

В комнате, где он жил, спартанская обстановка, традиционная для всех помещений небольшого города-крепости, нарушалась присутствием нескольких артефактов, свято хранимых из поколения в поколение.

Ими были обугленные, местами покореженные страницы из пластбумаги, явно собранные не из одного издания, а из разных, никак не относящихся друг к другу книг, часть раз­рушенного компьютера, который мертво взирал со стола выбитой глазницей своего монитора, да еще лежавшая особняком, на специальной подставке, тронутая огнем и временем стереофотография светловолосого существа с человеческими чертами лица.

Герман не знал, кем был этот человек.

Его имя оставалось загадкой, а черты лица, тонкие, хрупкие, казались совершенно нереальными в обрамлении длинных светлых волос.

Джордан, передавший эти реликвии Герману, когда тот в период войны с квазианцами возглавил редеющую в боях человеческую общину, упорно молчал о происхождении данного снимка. Однажды Герман попробовал завести разговор на эту тему, но старик оборвал его, пояснив, что ответит на все вопросы лишь в тот миг, когда жизнь начнет покидать его.

Герман тогда спросил: «Почему»?

Джордан лишь посмотрел на него с неизбывной, смертной тоской во взгляде и ответил:

– Существуют знания, несовместимые с понятием «жизнь». Эта ноша из тех, что становится лишь тяжелее, когда разделишь ее поровну, на всех.

Ограничившись таким туманным, совершенно непонятным Герману объяснением, старик замолчал и больше не возвращался к данной теме.

Молодому воину пришлось смириться.

Он уже привык к присутствию этого снимка. Просыпаясь утром, прежде чем дать повседневным заботам упасть на плечи тяжким грузом ответственности, он позволял своему разуму несколько секунд общения с этим странным существом.

Вот и сегодня, проснувшись, он встал, но, прежде чем подойти к аккуратно приготовленному накануне снаряжению, Герман на секунду задержался у своеобразного алтаря, взглянув на тонкие черты лица, словно мысленно просил:

«Будь сегодня со мной… Пусть этот взгляд не станет нашей последней встречей…»

Посмотрел и отвернулся, будто захлопнул дверь, затворив свой разум от тех эмоций, что пытались вторгнуться извне.

День наступал слишком ответственный, чтобы думать о чем бы то ни было, кроме предстоящей схватки с Ашангом.