Андрей Ливадный

БАШНЯ

Пролог

Тишина…

Замерзшая река, звездное небо, мороз, хрупкий наст на подтаявших мартовских сугробах, – ломкая корка под копытами коней.

Мы торопились.

Путь вдоль реки опасен: на той стороне серыми угловатыми изломами крепостных стен возвышается кром. Так славяне именуют свою цитадель, построенную на возвышенности, у слияния двух рек.

Над кромом разлилось зарево, но это не след пожарища, а отсветы сотен факелов; сторожкая ночная тишина доносит лай собак и возбужденный гомон толпы – весть о поражении ордена уже докатилась и сюда…

Нужно уходить. Немедленно, не мешкая, пока войска князя Александра, после битвы у Вороньего Камня не начали преследование разрозненных групп спасшихся рыцарей.

Трудно дышать. После знойных песков аравийской пустыни иней на доспехах и обжигающий, морозный ночной воздух донимают меня все сильнее, заставляя недобрым словом поминать тот день, когда я, не зная, куда направить свой путь, присоединился к войскам ордена, собиравшимся покорить земли, лежащие на противоположном берегу огромного озера. Теперь все кончено, и сам я лишь чудом избежал ловушки, что устроил новгородский князь Тевтонским и Ливонским рыцарям. Теперь их отягченные доспехами тела навек погребены в свинцовых водах Псковского Моря, под превратившим в кровавую кашу, коварным мартовским льдом.

Сам я никогда не состоял ни в одном ордене, но, примкнув к походу, должен был принимать участие в битве.

Меня спасла сама Судьба, явившаяся в лице Самуэля. Накануне я узнал, что меня разыскивает странствующий рыцарь, и когда услышал его имя, то сначала не поверил своим ушам.

Отчего наследник знатного саксонского рода проделал долгий, опасный путь? Зачем разыскивал меня? Недобрые предчувствия помутили разум, и я спешно направился сюда, еще не ведая, что появление Самуэля спасет меня от общей участи.

Мысль о холодных, тяжелых водах, что могли сомкнуться и над моей головой, неприятным ознобом пробегала по телу.

Пока я размышлял над превратностями судьбы, копыта коней зацокали по обмерзшим, скользким булыжникам.

Вот он – Ивановский монастырь, – сложенный из известкового камня храм в окружении деревянных стен и хозяйственных построек. Дальше виднелись редкие, неурочные огоньки небольшой деревушки, да мрачной стеной темнел дремучий лес.

Не спят. И сюда долетела весть о победе князя Александра.

Нужно уходить. Чуть забрезжит рассвет, и местный люд возьмется за топоры, да вилы, станут вычищать остатки вражьего воинства…

Неудачный поход. Да и бессмысленный. Не было мне дела до земельных притязаний ливонской чуди, да тевтонских магистров. Зря они пришли сюда. Предупреждал ведь князь Александр: кто к нам с мечом придет от меча и погибнет. Так и вышло.

Ворота монастыря все еще лежат, снесенные с кованых петель.

Я направил коня к монастырскому двору.

– Санчес, разыщи Самуэля. – Коротко приказал своему оруженосцу. – Он, должно быть, заночевал в деревне. Обойди избы, спроси людей, ты знаешь их язык. Мне не с руки.

– Что передать?

– Скажи, что я жду его. Пусть собирается немедля. Нам нужно уходить до рассвета, днем здесь станет слишком опасно.

Оруженосец исчез во тьме.

Какие вести принес мне Самуэль?

Тяжело на сердце. Гложут его предчувствия.

Мороз под утро все сильнее. Я спешился, снял шлем. Кресты на куполах храма тускло сияют, даже в ночи.

Меч прихватило в ножнах, вышел не сразу, с натугой. Взявшись двумя руками за рукоять, я по привычке вогнал клинок в снег и преклонил колено в молитве.

По доспехам ползли узоры инея. Дыхание вырывалось облачками пара. В такие минуты я невольно вспоминал жаркие пески аравийской пустыни.

По мне лучше жара, чем пробирающий до костей лютый холод.

Прошло без малого пол часа, прежде чем со стороны деревни раздался храп лошадей и цокот копыт.

* * *

Некоторое время, осознавая грозящую опасность, мы молча двигались к лесу. Не до разговора было, Самуэль ехал мрачный, лишь при встрече в его печальном взгляде промелькнула искорка тепла, он крепко обнял меня и сказал лишь одну фразу:

– Хвала Создателю, Андреас, я все же разыскал тебя.

Мне стало не по себе. Нас с Самуэлем в прошлом году связал поединок, из которого он вышел победителем и вполне мог убить меня, но вместо этого могучий молодой воин протянул руку дружбы, что редко случается на ристалище…

Белоснежное поле, с пучками торчащей из-под снега, пожухлой прошлогодней травы, казалось бесконечным.

У опушки, где начиналась уводящая в чащу дорога, мы на минуту остановились.

Мой оруженосец проехал чуть вперед, чтобы не мешать разговору.

– Ну, теперь опасность почти миновала. – Произнес я, снимая шлем, оставив на голове лишь вязанный шерстяной подшлемник.

Лицо Самуэля оставалось мрачным. Он похудел, нездоровая бледность заливала щеки.

– Искал тебя, сэр Андреас. Не с добрыми вестями искал.

Мое сердце глухо неровно стукнуло.

– Что произошло?

– Наш замок пал. – Тяжело произнес Самуэль. – Город сожжен… Уже три месяца минуло…

Меня словно громом поразило. Ничего подобного я не мог представить даже в тяжелом, кошмарном сне.

– Что с Вильгельминой?! – Вырвалось у меня.

– Сестра пропала. – Тихо ответил Самуэль. – Я не нашел ее, ни среди мертвых, ни среди выживших. – Слова Самуэля глухо, с надрывом входили в мой разум, словно скверно отточенный меч, не рубящий, а лишь разрывающий плоть.

– Кто? – Вопрос вышел из пересохшего горла с надрывным хрипом.

– Йоркшир. Орды пришли оттуда. Не знаю, кто их погнал на город, словно темная сила обрушилась на нас…

Разумом воина я понимал, о чем он говорит. Разумом, но не сердцем. Да, время от времени подобное случалось, – банды, обретающиеся в лесах, иногда объединялись, рискуя нападать на замки, но…

Прочитав в моих глазах немой вопрос, Самуэль ответил на него:

– Нас предали. Ворота оказались открыты. Воины пали от ударов в спину. – Он поднял взгляд. – Андреас ты поможешь мне в поисках сестры? Я ведь знаю, ты хранишь ее образ в своем сердце. Больше мне не с кем разделить это горе…

– Я буду с тобой до конца Самуэль. Не сомневайся. – Мои слова звучали отрывисто, внутри все клокотало. – Мы найдем Вильгельмину. Освободим ее, а ту мразь, что стоит за набегом, четвертуем. Это кто-то свой, из замка…Чужие бы не решились.

– Я знаю. – Глухо ответил Самуэль. – Но по первым следам мне ничего не удалось выяснить. Как будто морок водил меня по кругу, лишая всякой надежды. Потому, отчаявшись, и стал искать тебя…

В этот миг тонко просвистела стрела.

Мой оруженосец вдруг взмахнул руками, замертво падая с коня, стрела пробила его горло, кровь щедро брызнула на снег, на глазах превращая его в бурую, талую кашу.

Средь деревьев мелькнул огонек, снова пропела стрела, но на этот раз она лишь чиркнула по щиту, укрепленному у меня за спиной.

Кони сами рванули с места.

Они чувствовали смерть, что затаилась в лесной чащобе…

* * *

Лишь под вечер наступившего дня, едва живые от усталости, мы остановились недалеко от дороги, ведущей к Ревелю. 

– Как это произошло, Самуэль?

Он сидел на пне у костра.

– Все свершилось ночью. – Скупо произнес он. – Кто-то открыл ворота нижнего и верхнего укреплений, перерезав стражу. Орды ворвались в город, и сразу началась бойня. Меня разбудили крики на улице и набат. Успел надеть доспехи, схватить меч, но на пороге замка уже добивали стражу, тех, кто пытался оказать сопротивление. Даже до конюшен не дошел, сразу ввязался в бой. Мой конь сам сорвался с привязи и нашел меня.

– Ты узнал, кто они были? Йоркширцы?

– Сброд. – Гневно ответил Самуэль. – Беглая чернь, что скрывалась по лесам, промышляя разбоем. Но их было много, несколько тысяч, может и больше. До сих пор не могу понять, было чувство, что на город накатилась темная волна какой-то нечисти. Они надругались над всем, к чему прикасались их поганые чресла. Что за сила двигала ими – не знаю. Утром орда рассеялась, растеклась по лесам, будто ее и не было.

– Вильгельмина? Как она исчезла?

– Я не знаю. Никто не видел ее. Кормилицу нашли мертвой на звоннице, – это она била в колокол. Ее подруг убили. Вильгельмина пропала и никто из выживших не видел ее. В комнатах сестры все перевернуто. – Самуэль полез рукой за пазуху и достал тускло блеснувшую цепь. – Вот что я нашел на полу.

Цепь оказалась разорвана.

– Что Вильгельмина носила на ней?

– У нее был крест. С виду крест, а на самом деле нож. – Хмуро пояснил Самуэль. – Она однажды пришла ко мне со странным чертежом, и попросила, чтоб я сделал заказ кузнецу.

– Крест-нож? – Я был удивлен. – Зачем?

– Не знаю. Она носила его на груди, под платьем, я слышал, как однажды, снимая цепь, она назвала его "Хранителем", и говорила с ним, будто тот был живым существом.

На этот раз я не удивился. Нет ничего странного в одухотворении вещей, что верно служат тебе много лет… Я сам, бывало, разговаривал с собственным мечом. Но к чему клонит Самуэль?

– В спальне, где я нашел порванную цепь, был выбит кусок витража.

В моих глазах застыл немой вопрос, и Самуэль продолжил:

– Ты можешь не поверить, Андреас, но в бою, я несколько раз видел его.

– Хранителя?!

– Да. Он словно возникал из воздуха, вращаясь, разрубая глотки врагов. Он прикрывал мою спину, это так же верно, как… – Самуэль не нашел подходящего сравнения и лишь покачал головой. – Потом я еще несколько раз видел его. Мне казалось, он следует за мной, иногда появляясь, словно призрак. Может, я просто сошел с ума от горя, Андреас?

– А сейчас ты видишь его?

– Нет. Видения прекратились на землях германской Саксонии, по пути сюда.

Я пристально посмотрел в глаза Самуэля и ответил:

– Ты не выглядишь, как больной рассудком. Твой взгляд полон горя, но не безумия.

– Хорошо если так. – Самуэль немного приободрился от моих слов. – Я хочу, чтобы ты вернулся со мной Андреас. Возможно, твое сердце подскажет, где сейчас сестра.

– Да, Самуэль. – Я склонил перед ним голову. – Мы пойдем до конца.

Глава 1.

Самуэль

Нить, связующая прошлое и настоящее неосязаема.

Для многих – это история. История цивилизации, помноженная на сумму накопленных человечеством знаний. Первое позволяет нам двигаться вперед, осознавая непрерывность временного потока, второе обеспечивает научно-технический прогресс.

Мы стремительно развиваемся, особенно в последние годы, десятилетия, благодаря сети Интернет стираются некоторые из семантических пропастей, лежавших ранее между отдельными народами и государствами.

Мы становимся ближе и одновременно – отдаляемся друг от друга, открываем новое, и постепенно утрачиваем некоторые из уже не явных, полузабытых древних знаний, подвергаем сомнению здравого смысла события и явления, противоречащие усложняющейся с каждым днем реальности…

Я сидел в глубокой задумчивости. Раньше, всего год назад, жизнь была ясна и понятна. Потом вдруг наступил резкий, болезненный перелом.

Часто ли мы всерьез задумываемся: а что существовало прежде, до нас?

Упрямый материализм долго не давал мне поверить в некоторые явления. Я видел, что с Ланой происходит нечто неадекватное. Год назад она серьезно увлеклась эзотерикой и с этого момента начались необъяснимые (с моей точки зрения) явления.

Ладно, я молчал, когда она начала изучать мистические науки. Потом, примерно пол года спустя, Лана пришла ко мне, принеся странный чертеж. Эскиз ножа. похожего на крест, у которого было четыре лезвия. Она просто попросила сделать такой же, не объясняя причин.

Я согласился. Мне показалась интересной техническая задача.

С этого все и началось, по крайней мере, для меня. Изготавливая нож в виде креста (у которого было три длинных лезвия и одно короткое, похожее на наконечник копья, расположенное сразу за ручкой), я внезапно услышал в своем сознании голос. Сначала голос, а за ним – размытые картины неимоверно далекого прошлого. Они касались меня. Словно внутри ожила дремавшая до поры вторая память, сохранившая некие обрывочные свидетельства "прошлой жизни".

Откровенно, в ту пору мне стало не по себе. Но потом все как-то наладилось, само собой… я, конечно, не забыл пережитого, но, пытаясь сохранить целостность своего материалистического мировоззрения, постарался абстрагироваться от странных видений, день за днем упорно не замечая происходящего, словно ослеп или закрыл глаза.

Удобная позиция. Но шаткая. Она не держит  конкретных информационных ударов. Всю жизнь не простоишь «спиной к событиям», особенно когда они касаются тебя, твоей семьи, и недвусмысленно стучаться в сознание.

Да, я изготовил "Nebel". В переводе с немецкого это означает "туман". Так в новой ипостаси я неосознанно назвал "Хранителя" из своих видений. В ту пору мне казалось, что разум не выдержит, сознание даст трещину, а жизнь круто измениться. Не верилось, что на самом деле существовал странствующий рыцарь по имени Андреас, который любил Вильгельмину, бился с Самуэлем на ристалище, а потом…

Потом все обрывалось. Новые эпизоды не приходили, и я понемногу успокоился, постаравшись все списать на свое богатое воображение, даже тот факт, что Лана удивительно похожа на Вильгельмину.

Подобное совпадение казалось мне совершенно невероятным: одно дело смутные воспоминания, и свершено иное – физический облик, портретное сходство - это уже не поддавалось логике, противоречило ей, если не допустить, что виной всему именно воображение, подставившее образ любимой на место Вильгельмины.

На том я и успокоился.

Прошла зима, за ней весна и вновь наступил июнь.

И вот, как гром среди ясного неба – внезапное продолжение той истории, но теперь уже во всех подробностях, с конкретным указанием места и времени действия.

* * *

Проснувшись, я долго сидел, приходя в себя.

Утро на дворе. Солнце уже встало, и я, пытаясь осмыслить свой сон, решить в какую категорию его отнести, вновь и вновь прокручивал в сознании картину встречи Самуэля и Андреаса.

Получилось, что за истекшие с момента изготовления "Nebelа" пол года, я впервые сознательно открыл потаенную дверь, за которую в бессрочную ссылку отправлялись все противоречащие моему мировоззрению явления.

Мысль прихотливо перескакивала с одного события на другое, я вспомнил многие, показавшиеся мне странными явления, начавшиеся с той поры, как Лана стала серьезно изучать эзотерику.

Я видел, как она похудела, изменилась и внешне и внутренне.

И вдруг… мысль совершила непредсказуемый скачок: вспомнилась пора юности, когда мы только повстречались и полюбили друг друга. Семнадцать лет…Я окончил школу, и за год до армии пошел работать на завод радиодеталей, корпуса которого располагались на берегу реки, как раз напротив древнего Кремля.

Когда мне приходилось работать в вечернюю смену, Лана приходила к проходной к восьми часам, и мы вместе проводили мой перерыв, сидя на берегу, неподалеку от каменной церкви.

Церковь… Ее образ внезапно возник перед глазами так отчетливо, ясно… Чуть пожелтевшие, хранящие потеки от воды белокаменные стены, сверкающие в лучах вечернего солнца скаты крыши, необычной формы купола, на которых тускло сияют православные кресты…

Картина вызывала двоякие чувства. Я отчетливо представлял в своем воображении древнюю постройку, окруженную с одной стороны типовыми пятиэтажками, а с другой – огромной асфальтированной площадью, за которой высились корпуса завода.

Обычная для нашего города смесь древности и современности.

Однако… Сквозило в восприятии что-то новое, тревожащее, необычное.

Ночь. Глухая морозная ночь, сорванные с петель ворота Ивановского монастыря…

Стоп. Я медленно повернул голову, посмотрев на недавно завершенную Ланой картину. Около мольберта рядом с тюбиками краски лежало небольшое подарочное издание, где присутствовали фотографии и краткие исторические справки, относительно многочисленных памятников архитектуры нашего древнего города.

Картина. Она буквально притянула мой взгляд.

Внизу, под изображением знакомой постройки, стояла подпись, сделанная рукой Ланы:

"Храм Иоанна Предтечи"

Иван, Иоанн…

Я взял в руки справочник, пролистал его, пока на одной из станиц не нашел нужную фотографию.

Ниже располагался мелкий текст:

Храм Иоанна Предтечи – первая каменная церковь, построенная еще в девятом веке. Ранее храм входил в состав архитектурного ансамбля Ивановского монастыря, который не сохранился до наших дней.

Так. Спокойно. Это еще ничего не доказывает…

А какие тебе нужны доказательства?

Хороший вопрос. Мной внезапно овладела непонятное чувство тревоги, беспокойства, будто я отвергал часть себя самого.

Не выдержав внезапно возникшего противоречия, я поступил просто: от дома до огромной площади всего пять минут езды.

Вышел, завел машину, стараясь пока не делать далеко идущих выводов.

…

Через пять минут я оказался на месте.

Откровенно – мне стало не по себе, особенно когда посмотрел за реку, на башни и стены древнего Кремля.

Медленно обходя храм по кругу, я увидел запертую дверь, рядом с которой был закреплен распечатанный на принтере лист с расписанием времени служб (храм находился на реставрации после того, как его многие годы использовали под склад), затем перешагнул поребрик, ступив на газон и вдруг… мой взгляд внезапно поймал тот самый ракурс!

Мне стало холодно, словно день померк, а на утреннем небе высыпали яркие звезды, шелковистая трава на миг показалась ломкой от мороза, и я… я машинально преклонил одно колено, глядя снизу вверх на чуть пожелтевшие белокаменные стены.

…Глухая, враждебная, морозная ночь.

Меч, воткнутый в сугроб.

Мои руки смыкаются на рукояти, а губы шепчут слова молитвы.

Замысловатый рисунок изморози ползет по доспехам.

Я вздрогнул, резко выпрямившись. Казалось, сейчас вдалеке послышится храп коней, и я увижу Самуэля…

* * *

– Лана нам нужно поговорить.

– О чем Андрюша? И куда ты ездил в такую рань?

Я не ответил, сел за стол, нервно прикурил сигарету и спросил:

– Почему ты попросила меня изготовить "Nebel"?

В глазах Ланы промелькнуло удивление и замешательство. Понимаю, вопрос, мягко говоря, несколько запоздал, как минимум на пол года, но обычно я сам, вполне сознательно избегал разговоров на подобные темы, а Лана не настаивала на их обсуждении.

Такая позиция обоюдного конформизма, инициированная моими критическими замечаниями, еще в самом начале ее внезапного увлечения, до поры позволяла нам избегать ненужных споров.

– Этого не объяснишь в двух словах. – После небольшой паузы тихо ответила она.

Мои пальцы мяли сигарету.

– Помнишь, я рассказывал тебе о необычных видениях, которые начались в момент изготовления Nebelа?

– Помню. Но ты ведь счел их бредом. – Не спуская с меня встревоженного взгляда, напомнила Лана.

– Да. – Я согласно кивнул и добавил: – Возможно, я был не прав…

– Возможно?!.. – Теперь в глазах Ланы читалась явная тревога. – Что случилось, Андрей? Ты ведешь себя… странно.

– Я видел сон. Очень детальный, отчетливый сон, больше похожий на явь. – Собравшись с мыслями, ответил я. – И мне кажется, я нашел ему частичное подтверждение. Вот только поверить, да и осмыслить случившееся не могу…

– Так. – Она села напротив. – Расскажи мне, что ты видел?

…

Мой рассказ длился недолго.

Подробно описав события, привидевшиеся во сне, я перешел к предпринятым действиям.

– Понимаешь, чувство, возникшее у меня… – Я поднял взгляд на Лану и осекся.

В ее глазах стояли слезы, затуманенный взор казался бездонным, направленным не на какой-то конкретный предмет, а вглубь себя…

Я умолк на полуслове.

– Лана, ты что?

Ее подбородок предательски дрогнул.

– Ты видел Самуэля… Извини… – Она встала, и, как мне показалось резким, раздраженным движением смахнула слезы, дрожавшие на ресницах, будто разозлилась на внезапное проявление собственной слабости.

– Милая, успокойся.

– Я спокойна. Сейчас все пройдет.

– Почему тебя так задел рассказ? При чем здесь Самуэль? Он лишь плод моего воображения…

– Ты ошибаешься. – Лана уже вполне владела собой, вот только ее голос вдруг стал холодным и незнакомым.