Наш маленький Грааль

– …В общем, я сказал, что у тебя до черта семинаров в неделю, а у Аськи ребенок, и мы приехать не сможем, – пробухтел братик. – Правильно?..

Правильно-то оно правильно… Но, с другой стороны…

Если мы никуда не поедем, то исполним свой долг. Я не подведу своих коллег по институту, Ася продолжит бесконечное ублажение ребенка и мужа… То есть мы поступим, как поступил бы наш правильный, высокоморальный папа.

Но только деда я тоже люблю! Плюс так надоело в Москве сумрачным ноябрем! В институте – нудно, в метро – мерзко, дома – скучно… Да и Аську хорошо бы развеять. А то она после рождения Никитки ни разу дальше километра от дома не отходила, сидит, возится то с ним, то с противным мужем. А тут такая оказия! И самой развеяться, и сестру развеселить, да и потом – вдруг дед и правда завещает нам что-нибудь полезное?

В конце концов, чем мы рискуем? Ну, уедем ненадолго из Москвы, потратимся на билеты да на гостинцы старичку.

– А ты сам поехать сможешь? – спросила я брата. – Не умрет без тебя твой теннис?

– Да нет, наверно… – растерялся он.

– Тогда езжай за билетами. Мы вылетаем сегодня вечером. Как дед и просил.

– Ты гонишь! – изумленно выдохнул Макс.

Я только поморщилась, но пенять ему на жаргон не стала.

– А как же твои семинары? – продолжал напирать брат. – Да и Аську этот ее хрен с горы, муж, в жизни не отпустит!..

– А кто его спросит? – усмехнулась я. – Все, я решила. Мы едем! Хоть к деду, хоть к черту на рога!

Надоело мне быть пай-девочкой, и точка!

Тем же днем. Ася

Таких скандалов муж мне еще не устраивал. Трения, конечно, и раньше бывали, и орали мы друг на друга, и дулись, и даже ужинали в полном молчании, но идиоткой он меня прежде не называл. Никогда. И про послеродовой психоз не упоминал ни разу. И семью мою не цеплял, не говорил, что мы – сборище ненормальных.

А тут раскричался:

– Тащить ребенка! В самолете! Непонятно куда! Непонятно зачем?!

И все мои объяснения, что дед хочет нам, всем троим, огласить завещание и вручить нечто важное, Мишка даже слушать не захотел.

– Это безумный старик! Понимаешь: просто безумный! А ты идешь у него на поводу!..

Я, конечно, тоже не выдержала. Обозвала Мишку в ответ провинциальным дундуком и халявщиком. Сказала, что подаю на развод, и велела убираться из квартиры, хотя живем мы на съемной, и если муж и правда уйдет, то платить за нее мне будет нечем.

В общем, рассорились в пух. Хорошо, что Никитка нашего скандала не слышал, а то б точно начал реветь так, что не остановишь.

Мишка ушел на работу с каменным лицом, а я осталась наедине со спящим ребенком и беспросветным дождем за окном. Так сразу грустно стало… И я подумала: «А если Мишка и правда вечером не придет?» Это ведь ужасно: ночевать одной, и просыпаться одной, и даже словом перемолвиться не с кем, потому что максимум, на что пока способен Никитка, – это реплика «тя-тя-тя-тя-тя!».

Я уже была готова первой дать задний ход, извиниться перед Мишкой и от поездки на юга отказаться. Никакое дедово завещание не стоит семейных скандалов.

Но удержала меня сестрица Машка. Примчалась к нам с Никиткой уже с билетами, замахала пестрыми бумажками:

– Смотри, Аська! Нам с Максом – по одному, а тебе – целых два!

– Почему два? – не поняла я.

– Один твой, второй – Никитин.

Никитка – звук собственного имени, как и свое отражение в зеркале, он любит самозабвенно – тут же заулыбался, запротягивал к Маше ручки. Сестра с удовольствием схватила малыша, прижалась щекой к его щечке, зафырчала, имитируя любимый племянником звук паровозика.

«Эх, пора ей тоже своего… Пора», – в который уже раз мелькнуло у меня.

Но развивать тему я не стала. Вместо этого спросила сестру:

– А Никитка разве не бесплатно летит?

– Бесплатно. Но билет ему все равно выписали, как большому, только видишь, написано «фри оф чардж».^[4] И еще ему в самолете люльку дадут.

– Люльку?

– Ну да. Это такое корытце, оно к передней стенке крепится, вместо обеденного столика.

– Ага, усидит он в люльке, – я с сомнением покачала головой.

– А куда денется? – беспечно дернула плечами сестра.

И я вновь подумала, что, наверно, Мишка прав и я зря согласилась на эту поездку. Машка и Макс просто не понимают, каково это – путешествовать с грудным ребенком, да еще таким капризным, как Никитос. Дорога в аэропорт, регистрация, автобус к самолету, перелет… Везде сквозняки и пассажиры с инфекциями, а у него еще не все прививки сделаны. Да и когда приедем, тоже не легче. Удобств в дедовском поместье никаких, туалет во дворе, и даже бойлера нет, чтоб согреть воду для купания, ее на газовой плите кипятить надо.

– Слушай, Маш… А давай вы с Максом вдвоем полетите? Я боюсь: заболеет в дороге Никитка. Или так нас изведет, что все не в радость будет…

– Но-но-но. Что за упаднические настроения? – нахмурилась сестра. – Во всех цивилизованных странах дети летают с рождения. А чем вы с Никитой хуже?

Никитка в этот момент воспользовался тем, что тетка отвлеклась, виртуозным жестом сдернул с ее носа очки. И немедленно засунул их в рот.

– Фу, кака! – выкрикнула я. И потянулась отбирать.

– Не кака, а «Гуччи», я год на них копила, – обиделась Машка. – Да ладно, пусть играет.

Но на свои «Гуччи», стекла которых с упоением облизывал племянник, смотрела с нескрываемой жалостью.

Я попыталась отвлечь Никитку его любимым паровозиком, но хитрый парень игрушку проигнорировал. Уже большой, понимает: паровоз при нем целые дни, а тетя с восхитительными, все в бактериях, очками приходит не часто.

– Оставь ребенка в покое, – строго сказала сестра. – И иди собирайся. Что там ему нужно: пара ползунков, пара памперсов…

– Ему нужна целая гора одежды! И лекарств ящик.

– Да, Аська… – покачала головой Мария. – Ты и правда какой-то клушей становишься!

Пришлось возразить:

– Я не клуша. Я мать. И потом, ты же сама говоришь: шансов, что дед чего-то стоящее расскажет, очень мало. Вот и летите вдвоем с Максом. А от меня передавайте ему извинения, и коробку конфет я с вами отправлю. Что дед, не понимает, что у меня ребенок грудной?

– Нет, – безапелляционно отрезала сестра. – Дед сказал: мы должны прилететь все втроем.

Я решила зайти с другой стороны:

– Маша, ты взрослый, зрелый человек. Преподаватель вуза, кандидат наук. Неужели еще не усвоила, что чудес на свете не бывает? И если дед говорит, что готов изменить нашу жизнь, – он, скажем так… преувеличивает. Если не сказать, – я замялась, вспомнив, что сестра не любит жаргон, но все же закончила: – Гонит пургу.

– Да все я, Аська, понимаю, – неожиданно легко согласилась она. – Скорее всего, дед чудит. Просто соскучился, хочет нас всех увидеть, вот и придумал интригу, чтобы мы наверняка прилетели. Но… ты помнишь историю с яблоками?..

Никитка услышал слово «яблоко» – продукт, который можно бесконечно долго обсасывать и надкусывать с риском подавиться, – и сразу оживился.

– Нет, зайка, – твердо сказала я. – Никаких яблок. Сейчас будем обедать.

А непедагогичная по отношению к малым детям сестра только пожала плечами, схватила из вазы на столе антоновку и протянула племяннику.

Никитка вгрызся в плод мертвой хваткой.

– Ему только симиренку можно! – пискнула я.

– Да какая разница! – фыркнула сестра. И продолжила давить: – Ну ты вспомни, вспомни, как тогда, восемь лет назад, дед нас с этими яблоками развел!..

Да что там особо вспоминать.

Вокруг Абрикосовки – южного поселка, где проживает наш дед, – полно садов. И яблоки в них обалденные. Сочные, в меру сладкие, налитые. Только вот он, один из парадоксов нашей действительности, – в поселке их не купишь. Их сразу увозят на продажу куда-то в дальние города. Нам с Машкой случайно единственное яблоко перепало, и мы сразу загорелись: вот бы таких раздобыть хотя бы килограммчик! Только шансов у нас не было – сады в Абрикосовке охраняются покруче, чем иные военные объекты: дядьки с ружьями, собаки и даже видеонаблюдение.

Мы пожаловались деду, что нигде не можем достать местных яблок. Он поначалу только плечами пожал: на рынке турецкий «гольден» продается, его и покупайте… Но как-то вечером ворвался в нашу комнату с самым загадочным видом. Велел:

– Срочно одевайтесь!

И бросил на кровати по комбинезону защитного цвета.

– Зачем? – обалдели мы.

– Идем сады грабить.

Грешны: колебались мы недолго. Послушно оделись – комбинезоны, что удивительно, оказались точно впору. И со всеми предосторожностями, дед во главе, отправились на промысел.

О, какое это было приключение! Мы резали специальными плоскогубцами проволоку на заборе… затаивались в канавах… чтобы сбить со следа собак, посыпали следы белым, за неимением кайенского, перцем… вдалеке слышались мужские голоса, лай и даже звуки отдаленных выстрелов, луна то исчезала за тучами, то расплывалась в предательской улыбке… но миссию мы в итоге выполнили – и вернулись домой страшно довольные, с полными рюкзаками восхитительно вкусных яблок. Машка, хоть уже и студентка была, радовалась, как ребенок, я тоже была в восторге, но больше всех ликовал дед. Не уставал повторять: «А ведь нас, милочки мои, подстрелить могли запросто! Или в милицию забрать, вот ваши родители бы порадовались!..»

Мы смотрели на деда, нашего проводника, как на бога. А перед отъездом случайно подслушали его разговор с приятелем – тот, как мы поняли по контексту, служил в яблоневых садах начальником охраны. И дед благодарил его за то, что тот «помог развлечь девчонок и разрешил эту маленькую авантюру».

…– Но что в той истории такого особенного, Маш? – усмехнулась я, не спуская глаз с Никитки, который с остервенением вгрызался в яблочную кожуру. – Забавно, конечно, и вкусно, но…

– Да я в ту ночь, когда мы сад грабили, только, считай, и жила! – неожиданно выпалила сестра.

– В смысле? – Я удивленно уставилась на нее.

– Так все скучно! Институт, учеба, работа, экзамены, помыть посуду, уступить место старушке… Все правильно, все рассчитано: в двадцать пять лет – кандидатская, к сорока – докторская, инфляция десять процентов в год, пить – вредно, курить – нехорошо… Кругом сплошные нормы. Надоело!

– Вау! – не удержалась я. – А гены-то работают. Дедова внучка!

– Дедова, – кивнула она. – Я ему завидую. Он хоть пожил интересно…

– И что это ты до сих пор преподавательницей в институте работаешь? – продолжала подначивать я. – Может, тебе подать заявление в какое-нибудь ЦРУ? Авось возьмут в агенты ноль-ноль-семь?

– Да я бы пошла, если б позвали, – с искренним сожалением вздохнула Машка. И добавила: – А то с этой правильной жизнью иногда тоскливо до жути. – Она тяжело вздохнула. – И одиноко.

Я понимающе склонила голову: теперь, когда Мишка, разозленный, ушел, я понимала сестру как никогда. Конечно, она тоскует не из-за того, что у нее работа «правильная», а потому, что в свои двадцать восемь до сих пор одна. До чего ужасно, когда тебе некого ждать по вечерам!..

– Ты смеяться будешь, но я даже своим студентам завидую! – задумчиво продолжала Машка. – У них-то пусть дождь и сырость, а постоянно какие-то события. Любовь, вечеринки. В Питер мотаются на выходные… А у меня сценарий один: работа – дом, работа – дом.

Я тоже не удержалась и пожаловалась:

– У меня и вовсе: только дом.

– Ну вот. А тут съездим, развеемся. Дед-то – он при всех своих минусах – такой забавный! То, что он Максу про какую-то выгоду говорил, – это, конечно, полная ерунда. Но наверняка он нас развлечет. Всех троих. И особенно тебя, а то ты совсем уже в своих ползунках погрязла. Сплошная глажка-готовка-стирка.

Будто в ответ Никитос издал утробный звук… и вывалил кусочки непереваренного яблока на свежевыстиранный комбинезончик.

– Срыгнул. Говорила тебе: не давай! – напустилась я на сестру.

– А, ерунда, – отмахнулась Машка. – Оставь мужу – постирает…

– Нет, Маша. Я никуда не полечу.

– Полетишь, – усмехнулась она. И добавила: – Только насчет пары ползунков я, пожалуй, была не права. Бери как можно больше.

Тем же вечером. Макс

Захотели приключений – и получили их с избытком.

Начать с того, что сестры решили сэкономить – не вызывать такси по телефону, а поехать на частнике. Частником оказался, как и положено в Москве, колоритный горец на ржавых «Жигулях»-«пятерке». (Когда мы голосовали, втроем плюс Никитос у Аськи на руках и три чемодана, мимо проезжали и более приличные машины. Но иных охотников остановиться возле нашей живописной группы не нашлось.)

Дороги в аэропорт горец не знал, нас, когда мы ему советовали, как ехать, не слушал. Плюс вечные столичные пробки, а едва мы из них выбрались – машина чихать начала, потому что бензин кончался, еле дотащились до заправки… Время летело, регистрация заканчивалась, Аська с Машкой все больше впадали в истерику, и даже Никитос, который вначале воспринимал поездку с восторгом и упоенно со своего заднего сиденья драл водителю роскошную шевелюру, начал канючить.

В итоге во Внуково мы явились за полчаса до вылета, и дальше прочие пассажиры могли лицезреть живописную картинку: как Аська с крошечным, притихшим от множества событий Никиткой под мышкой умоляет самолетных служительниц не снимать нас с рейса, а мы с Машкой, два барана, периодически подвываем: «Ну по-ожалу-уйста!»

А едва мы прошли в самолет и в изнеможении рухнули в кресла – Никитос вдруг налился пунцом, закряхтел и огласил салон характерными звуками, плюс запашок пошел, будто и не малый ребенок по-большому сходил, а добрый молодец.

Аська – нервы у нее с этой семейной жизнью и правда стали ни к черту – намылилась рыдать. Пищит, на глазах слезы, губы дрожат:

– Что теперь делать? Как его тут переодевать?! Я говорила вам!.. И зачем я согласилась лететь?!

А Никитос, страшно довольный, что облегчился, спокойно развалился в кресле и принялся сосать привязной ремень.

– Да чего ты волнуешься? Сейчас поменяем подгузник – и вся проблема! – с напускной бодростью сказала Маша.

Но самолет уже тронулся, стюардессы вставать запретили, и потому всему нашему салону пришлось взлетать с зажатыми носами…

Полет и дальше проходил экстремально. На взлете Никитка орал как резаный. А едва успокоился, Машка с Аськой, горе-женщины, понесли его подмывать и едва не уронили в унитаз. Потом со стороны племянника были бесконечные скачки по сиденью, разрывание на клочки журнала и горестные завывания, когда Ася это занятие пресекла. А как только принесли ужин, ребенок взялся швыряться булочками и взбивать в стаканчике ладонью апельсиновый сок.

Мы с Машей по мере сил пытались остановить бесчинства юного родственника, но нам это удавалось плохо. Никитка нас и щипал, и слюнявил, и ревел на наших плечах. А больше всех, конечно, доставалось Аське. Та и кормила, и утешала, и поила его, и чистила нос, и гладила, и укачивала…

А я к моменту, когда самолет пошел на посадку, решил окончательно и бесповоротно: нет уж, дети – это не для меня! Особенно такие мелкие, как Никитка. Прикольно, конечно, когда он тебе рожи строит и с преехиднейшим видом царапает за нос, но слишком уж много сопутствующих проблем. Особенно в самолете.

Впрочем, после приземления тоже пошло неслабо.

Сначала мы бесконечно долго, уставший Никита все это время канючил, ждали багаж. Когда наконец получили его, выяснилось, что у Никитовой коляски потерялось колесо, и только пронзительный, натренированный бесконечными лекциями Машкин голос вынудил грузчиков оторвать свои задницы от лавочки в курилке и найти несчастное колесо.

Таксисты в аэропорту Краснодара тоже нас не порадовали – дружно заламывали за поездку до Абрикосовки такую цену, что даже я, человек, абсолютно равнодушный к деньгам, хватался за голову. Посему пришлось отказаться от заманчивых «Тойот» и «Фордов» с кондиционерами и согласиться на предложение очередного горца и его ржавую «пятерку», точную копию той, на которой мы мучились в Москве…

Дорога в Абрикосовку идет по перевалам, от бесконечных поворотов Никитку нещадно тошнило, он всю дорогу ревел, и я, человек, привыкший к переездам, малыша понимал: тяжело. Я б тоже сейчас с удовольствием поканючил, будь у меня столь благодарные слушательницы, как Ася с Машей…

А ведь мы еще не добрались до Абрикосовки, там, чтобы до дедова поместья доехать, надо будет «уазик» искать…

– Дернул же меня черт влезть в эту авантюру! – в какой-то момент выкрикнула измученная Аська.

За окном стояла ночь, еще более кромешная, чем в Москве, и в свете фар мелькали мокрые, почти облетевшие деревья.

Я в этот момент – потому что Никита орал особенно громко – был с ней полностью согласен.

И только Машка, железная леди, закаленная в боях со студентами, прошипела:

– А ну, всем не ныть! Дед же обещал: мы не пожалеем!

27–28 ноября.

Семья. Встреча с дедом

Частник выгрузил их на автостанции Абрикосовка. По статусу – самый центр, что-то вроде поселковой Тверской – тут в двух шагах и мэрия, и местный ГУМ, то бишь вещевой и продуктовый рынок, и стоянка такси. А по виду – небольшой, плохо освещенный пятачок. Тем более грустно здесь было сейчас, кислым южным ноябрем.

Время близилось к девяти вечера, и темнота поселок уже накрыла такая, как только на юге бывает: чернильное небо, россыпь холодных звезд и единственный на всю площадь фонарь.

Таксист получил расчет, выгрузил их чемоданы на заплеванный асфальт и яркой кометой унесся обратно, в черноту неосвещенного шоссе. И сразу почему-то стало совсем одиноко и бесприютно. Пока добирались – как-то держались, сплоченно и терпеливо, а сейчас, почти доехав, мигом раскисли. Никитка, прикорнувший было в теплой машине, тут же взялся канючить, и никакие Асины: «А вот дядя пошел! А укуси Макса за нос!» – уже не помогали. От Макса – вот они, не приспособленные к тяготам жизни мужики! – тоже толку никакого. Воровато оглянулся на сестер и потрусил к единственной освещенной в этот час палатке: явно вознамерился залить усталость и тяжелую дорогу пивком. И это вместо того, чтобы найти машину, которая довезла бы их до дедова логова! Тоже мне, сильный пол. А ведь Макс – еще один из лучших его представителей…

Маше очень хотелось нагнать брата и сделать ему внушение, но потом она решила: и без него справится. Оставив сестру умасливать племянника, девушка решительным шагом направилась к группке таксистов. Вежливо поздоровалась (южане могут простить москвичам ненавистный акающий говорок, но грубость – никогда) и спросила:

– Извините, пожалуйста. У кого-нибудь из вас есть «уазик» или джип?

– А куда ехать? – немедленно оживились мужики.

– В район «Газовика».

«Газовиком» назывался дом отдыха в пятнадцати километрах от поселка. Ближайшая к дедову дому точка цивилизации.

– На «Газовик»? А на фига? – удивился кто-то из таксистов. – Он же закрыт. Не сезон.

– Мне не совсем туда, – терпеливо пояснила Мария. – Там есть жилой дом, километрах в трех в сторону… Знаете, где раскопки дольменов раньше были.

Водители переглянулись.

– Тебе к Матвеичу, что ли? – спросил один из них.

– К нему, – кивнула Маша.

– А ты кто ему будешь? – продолжал допрос водила.

Маша с трудом проглотила и ненавистное тыканье, и неуемное провинциальное любопытство – и покорно ответила:

– Я его внучка.

Мужик отреагировал непонятно. Ухмыльнулся:

– Вот как! Что ж, повезло тебе…

Маша начала закипать:

– Послушайте. А можно ближе к делу?

– Молодец, внучка. Шустрая, – ухмыльнулся шофер. А потом опять сказал непонятное: – Как иначе – на-аследница.

«Что там наследовать? Этот сарай?» – едва не фыркнула она. Но от ненужной дискуссии удержалась и снова вернулась к вежливому тону:

– Так что насчет машины? Мне нужно обязательно попасть к деду прямо сегодня.

– Я понимаю. Засуетились… – встрял еще один таксист. – Теперь Матвеич всем нужен…

– Только я на «Газовик» и за косарь не попрусь, – подхватил третий. – Особенно сейчас, когда дожди прошли.

Таксисты переглянулись. Один из них неуверенно обратился к товарищу:

– Может, Колян, твой «Иж» туда пройдет?

– Щаз, – окрысился тот, кого назвали Коляном. – Чтоб мне потом, за ихнюю штуку, всю подвеску менять?!

Пятнадцать километров пути, а водилы и за штуку ехать не хотят? Совсем оборзели.

«Нужно, наверно, с ними ругаться. Или уговаривать, – тупо думала Маша. – Или другой вариант. Какую-нибудь гостиницу в поселке поискать. Поздно уже, все вымотались. Перекантуемся ночь, отдохнем. А завтра с новыми силами… Эх, прав был Макс: ерунду я с этой поездкой затеяла…»

Действительно, ситуация была из разряда дурацких. Провинциальный поселок, ночь, намечающийся дождик, три чемодана, уставший грудной ребенок, а деду даже не позвонишь. Кабель в его дыру не протянули, а мобильники в глухом лесу тоже не берут…

И Маша поймала себя на странном ощущении. Вроде и разговор таксистов слышит, и брата – он уже торопится к ней, нежно прижимая к себе две бутылки пива – видит, и Аську с племянником на руках, а такое чувство, будто она на другой планете. Будто все люди вокруг и все их разговоры – далеко-далеко… Вот что значит усталость.

Подошел брат, потянул ее за руку:

– Пошли!

Занятая грустными мыслями, Маша не сразу заметила, что лицо у него лучится восторгом.

– Куда вы?! Давай в гостиницу отвезу! – крикнул в спину кто-то из таксистов.

Но Макс ей даже обернуться не дал, продолжал тащить за собой. Они вернулись к Асе, которая по-прежнему стояла посреди площади с плачущим Никиткой на руках и чемоданами пообочь, и в этот момент к их группке плавно и с достоинством подкатил большой черный джип. Маша плохо разбиралась в марках машин, но эту узнала: «Тойота Лэндкрузер». Именно на такой ездил один из ее несостоявшихся женихов – тот самый, который мечтал взять себе в марухи интеллигентную подругу.

– Это что? – удивленно уставилась на брата Маша.

– Дед за нами прислал, – небрежно пожал плечами Макс.

А из джипа уже выскочил шустрый паренек и начал закидывать их вещи в багажник.

– Дед?! – еще больше изумилась Маша. – Но откуда у него джип?!

Макс только руками развел, объяснил:

– А я знаю? Я покупал пиво в ларьке, а тут этот парень подходит. Спрашивает: «Ты Максим Шадурин?» Я офигел. «Откуда, – говорю, – знаешь?» – «Мне, – отвечает, – ваш дедушка фотографии показывал, я вас всех знаю. Вон Ася стоит с правнуком Никитой, а с таксистами разговаривает Маша».

– Ерунда какая-то, – перекрывая Никиткин плач, изумилась Ася.

– Сюрреализм, – согласилась Мария.

А Макс продолжал:

– «Ну а ты-то, – я этого парня спрашиваю, – кто такой?» А он говорит: я, мол, дедов шофер.

Еще смешнее. С каких это пор российские пенсионеры стали обзаводиться шоферами?!

И Мария – непонятностей и недоговорок она не любила – зычно, как на лекции, позвала:

– Молодой человек! Подойдите сюда.

Водитель джипа послушно приблизился.

– Будьте добры объяснить, что это за машина? Куда вы собираетесь нас везти? И как, наконец, вы узнали о нашем приезде?

Молодой человек смиренно выслушал ее вопросы. Подмигнул Никитке – малышу реветь уже надоело, он таращился и на водителя, и особенно на машину во все глаза. И ответил – речь его звучала на удивление правильно, без всяких южных гэканий и жаргона:

– Машина принадлежит Николаю Матвеевичу Шадурину, он ваш дед, а вы – Мария, Ася и Максим Шадурины. Узнал, что вы приедете, я от хозяина. Встречаю вас здесь, на автостанции, с утра. И везти, соответственно, собираюсь к Николаю Матвеевичу на виллу.

– Куда везти? – изумленно выдохнул Макс.

– На виллу. Николай Матвеевич так свое жилище именует, – тонко усмехнулся шофер.

– Да, дед у нас известный шутник, – пробормотала Маша.

– Почему шутник? – вдруг обиделся шофер. – Это терминология. Я сам читал, что дом площадью свыше шестисот квадратов принято называть виллой.

Шадурины изумленно переглянулись.

– И давно дед построил… эту свою виллу? – осведомилась Маша.

– Бригада отделочников неделю назад ушла.

– Я ба-алдею. – Макс, будто пытаясь проснуться, затряс головой.

– Вы едете или нет? – спросил дедов водитель.

– Едем, – кивнула Маша.

Она по-прежнему ничего не понимала. Их дед, конечно, большой мастак пустить пыль в глаза: когда несколько раз в жизни они вместе ходили в рестораны, чаевые оставлял такие, что официанты перед ними едва канкан не плясали. Но джип с личным шофером и уж тем более вилла – это явный перебор.

Шофер тем временем гостеприимно распахнул перед ними дверцы машины. Сказал:

– Располагайтесь!

Внутри машины приятно пахло кожей, струилась еле слышная, в восточном стиле, музыка, блистала уютными многоцветными огоньками панель приборов – в общем, полная роскошь. Представить в подобном интерьере деда – в его любимом стареньком камуфляже – было решительно невозможно. Что, интересно, за чудеса с ним произошли?! К тому же он о каком-то завещании упоминал… В любом случае отправились на юг они, видно, не зря.

– А ты не хотела ехать! – триумфально шепнула Маша сестре.

– М-да уж… – растерянно пролепетала Ася. – А нам это не снится?..

И запустила повизгивающего от нетерпения Никитоса в теплое, полное всяких милых детскому сердцу фенечек, нутро машины.

Николай Матвеевич Шадурин встречал их на въезде в свое поместье, подле кованых, прихотливо изогнутых ворот. Мария, Ася и Максим издали в свете мощных фар джипа разглядели его сухонькую, укутанную в плащ-дождевик фигуру. Водитель загодя, метрах в десяти, вдавил кнопку дистанционного управления, створки ворот лениво поползли в разные стороны, а дед приветственно замахал рукой.

– Ну, старикан дает! – тихо, чтоб не расслышал шофер, прошептал Макс.

– Тут раньше даже забора не было… – удивленно вспомнила Ася.

Джип, мягко шурша гравием, триумфально въехал во двор.

Раньше то был пустырь с одинокой грядкой редиски, кривобокой поленницей и несколькими юными фруктовыми деревцами, кои старик гордо именовал «мой сад». Теперь же дедову обитель было просто не узнать. Классическое жилье «новых русских» – как его изображают, к нещадной зависти зрителей, в современных сериалах. Кованая ограда, мощенные камнем дорожки, рассаженные в живописном беспорядке деревья-крупномеры и даже фонтан, правда, выключенный, ввиду, наверное, дождя и позднего времени.

Производила впечатление и вилла – трехэтажная, отштукатуренная в безупречный кремовый цвет.

А вот дед посреди всего этого великолепия казался не хозяином, а самозванцем. Ни золотой цепью, ни даже кожаным пиджаком он не обзавелся. Был одет в привычный старенький камуфляж. Плюс неухоженные ногти, небрежная стрижка… И глаза такие же, как раньше, – молодые, лучистые и хитроватые.

– Внучата мои! Приехали!.. – радостно приветствовал он гостей.

И без лишних церемоний выхватил из Асиных рук усталого, зевающего Никитку.

– А это, наверно, мой правнучек? Здравствуй, Никитушка!

Ася сжалась – с нравом сынули она, слава богу, знакома. Тот не переносит ни фамильярного «Никитушки», ни тем более чужих объятий.

Но малыш, на удивление, протестовать не стал. Широко улыбнулся прадеду и вцепился ему в бороду.

– Молодец, мальчик! Сильный! – похвалил Николай Матвеевич, поспешно возвращая ребенка внучке.

Тем временем они вошли в дом – и дедова вилла предстала перед ними в полном своем блеске. Огромный зал, натертый паркет, массивный стол красного дерева, кожаные кресла, горка, полная посуды тонкого фарфора. По стенам – картины сплошь с морскими пейзажами (пара из них по манере письма удивительно напоминала Айвазовского). На красивой низкой подставке – модель парусника с крошечными белоснежными парусами и искусно выточенными фигурками матросов на палубе. Довершали картину несколько установленных на столе канделябров, по виду бронзовых – в них уютно плавились свечи. А вот электрического света не было.

Гости топтались на пороге в немалом изумлении – даже разговор, от потрясения, никак не удавалось завести. Все прекрасно помнили, как приезжали к деду позапрошлым летом, всего-то полтора года назад. И ютились всем кагалом в единственной гостевой комнатке с дощатым полом и растрескавшимся потолком. А мыться ходили в обустроенный прямо на улице жалкий душик.

Маша опомнилась первой. Строго спросила:

– Дед, что случилось? Откуда все это?!

Старик улыбнулся:

– Что, нравится?

– Впечатляет, – не стала притворяться Мария. – Но ты вроде всегда на пенсию жил. Три тысячи рублей в месяц, если не ошибаюсь?.. На дрова и то не хватало.

– А жизнь, Машенька, штука полосатая, – загадочно ухмыльнулся дед. – Вчера дров нет, а сегодня камин дымит, печник никак разобраться не может, в чем проблема…

– И все-таки, – не сдавалась Маша. – Такая вилла – это ведь огромные деньги!

– Да какие там огромные! Не больше миллиона. Я имею в виду, конечно, долларов. – Дедовы глаза смеялись.

– Может, ты, дедуль, в мафию подался? – хохотнул Макс.

– Мафия – это для молодых. И тупых, – презрительно скривился Шадурин-старший. – Впрочем, что за допрос прямо с порога? Не хотите ли пройти в свои комнаты, отдохнуть с дороги, уложить моего дорогого правнука спать, а после всем вместе собраться здесь к скромному ужину?.. Тогда и поговорим.

– Нет, объясни сейчас! – Маша явно не хотела сдаваться.

Но дед только отмахнулся:

– Все, разговор окончен. Арина вас проводит.

За его спиной уже маячила средних лет женщина в белоснежном переднике, она тепло улыбалась гостям.

– Слушай, дед, а почему свечи? У тебя свет вырубили? – не без ехидства поинтересовался Макс.

– Просто я полагаю, что электричество – это скучно, – пожал плечами дед. – Подумай сам: море, лес, одиночество – это все просто обязано дополняться свечами…

Впрочем, выключателем щелкнул, комната осветилась мертвенным светом энергосберегающих ламп – и действительно, сразу потеряла половину своего очарования.

– Может, у тебя и горячая вода есть? – с надеждой спросила Ася.

Дед только усмехнулся.

А в разговор вступила прежде молчавшая Арина:

– Конечно, есть. Душевые при каждой из гостевых комнат, и в подвале – сауна и джакузи. А для вашего малыша мы, кстати, детскую ванночку купили. И кроватку. Николай Матвеевич велел.