Во второй раз за день Холмогорова нарисовалась совсем некстати – Таня после сытного обеда лежала в ванне. Луковый суп, морской окунь, тушенный в соусе из лаймов, и малиновое желе ее разморили – девушка задремала в пенной воде. А проснулась от невежливого, прямо в ухо, кашля. Испуганно встрепенулась, открыла глаза: Фаина, вездесущая домоправительница. Стоит, губы скорбно поджаты – вроде как возмущается, что некоторыев рабочее время в теплой водичке нежатся. А ведь Таня точно помнила: щеколду в ванной комнате она, конечно, не защелкивала, но дверь в свою комнату заперла.
      – Как вы сюда попали? – буркнула она.
      – У меня есть дубликаты ключей, – не смутилась экономка.
      – А постучатьвам в голову не пришло? – подняла бровь Татьяна.
      – Я стучала, вы не откликнулись.
      – Хамишь, тетя! –вырвалось у Садовниковой.
      – Вы – на работе, и я – на работе, а Марина Евгеньевна велела мне срочно вас найти, – пожала плечами Фаина. Экономка взглянула на часы: – Через пять минут она ждет вас в столовой.
      «А говорила, что только вечером дома появится», – пронеслось в голове у Татьяны.
      Из ванны она вылезала злая, как сто чертей. Пусть и работала всю жизнь «под начальником», но с подобными самодуршами еще не сталкивалась. Понятно, конечно, что рабочий день ненормированный, в любое время могут вызвать, но хоть за полчаса-то предупредить можно!
      Однако бунтовать, сочла Таня, пока рано. Проще подстроиться. Она быстро натянула джинсы, майку, кое-как пригладила мокрые волосы – и пулей ринулась в гостиную. Опоздала всего на пару минут, а Холмогорова все равно встретила ее недовольным взглядом. Гневно притопнула каблучком – на сей раз она была при параде, в костюме и на высоченных шпильках:
      – У меня окно всего на полчаса, а вы заставляете себя ждать.
      Извиняться Татьяна не стала, только голову опустила. Подумала: «А станет наезжать дальше – пошлю ее, и дело с концом».
      Впрочем, Марина Евгеньевна тут же сменила пластинку. Безо всякого перехода произнесла:
      – Скажите, у вас в гардеробе мини-юбки имеются?
      – Что-о?! – опешила Татьяна.
      – Вы с собой короткие юбки привезли, или надо кого-нибудь за ними в Сочи отправить? – нетерпеливо повторила бизнесменша.
      – Привезла, но...
      – Сегодня вечером обязательно наденьте, – приказала Холмогорова. – Ну, и остальное, все, что положено: высокие каблуки, макияж. У нас будет небольшой прием. Нужно выглядеть красиво.
      Ни фига себе требования!
      – Насчет приема поняла, – криво усмехнулась Татьяна. – А вот по поводу короткой юбки – не очень...
      – Господи, ну что ж тут непонятного? – фыркнула бизнесменша. – Я заметила: у вас вполне приличные ноги, а вы их все время под штанами прячете.
      – Разве это не мое право?
      Холмогорова будто не услышала, продолжила:
      – Приедет один мой старый приятель, а он до женских ножек охоч. Уж порадуйте его, будьте любезны...
      Таня просто ушам своим не верила. Получается, ее не только для того, чтобы биографию писала, наняли? А за сто тысяч евро придется еще и каких-то старых козлов ублажать?
      Но не зря Холмогорова – миллионерша и одна из самых успешных в стране женщин. Соображает быстро и просчитывает на пару ходов вперед. Едва Татьяна рот открыла, чтоб возмутиться, как Марина Евгеньевна произнесла:
      – Ой, Танечка, только не надо делать такого лица! Вас никто в проститутки не рядит. Понадобилась бы мне продажная женщина – я ее в любой момент из Сочи вызову. И уверяю, это будет куда дешевле. По сравнению с вашим-то гонораром...
      Сбавила тон до тихого, заговорщицкого. И даже на «ты» перешла:
      – Сама, что ли, не знаешь: мужики – они козлы. Любят все яркое. И сиськи там, ножки... Чем из большей грязи вылез – тем большую красоту подавай. Да на халяву!
      – И кому надо... показывать? – хмуро ухмыльнулась Татьяна.
      – Большой человек. По моим данным, уже миллиардер, – с готовностью ответила хозяйка. – Сегодня вечером у нас в гостях будет. Убудет от тебя, что ли, если он поглазеет?
      И даже не знаешь, что ответить на подобную откровенность. Скажешь: «Не убудет», – получится, пошла на поводу. А кричать, что нет, мол, назло явлюсь в джинсах, – тоже как-то глупо...
      Татьяна нужных слов подобрать не сумела, промолчала. А Холмогорова продолжила:
      – Значит, договорились. Тогда – давай к делу. Включай диктофон.
      Садовникова исполнила приказ, а бизнесменша лукаво улыбнулась и произнесла в микрофон:
      – И вот еще что... Это сейчас мой сегодняшний гость – круче не придумаешь. Самолеты, яхты, девки у него одна другой дороже. А видела бы ты его... – Холмогорова сделала секундную паузу, – тридцать два года назад. Слушай внимательно, расскажу. Пусть читатели знают, откуда миллиардеры берутся...

* * *

       Когда Маринка перешла в четвертый класс, из дворницкой их с мамой поперли. На первом этаже Красного дома работал продуктовый магазин, и вот он и затребовал полуподвальчик под складские нужды. С работы, правда, маму не выгнали – наоборот, сулили зарплату прибавить, на целый червонец. Только, мол, не уходи, не оставляй двор без уборки. Однако новую квартиру предоставить не смогли.
       Мама попробовала торкнуться на пару заводов-фабрик, где давали общаги, но ей везде отказали. Кому нужна сотрудница в возрасте за сорок, без образования, да еще и с ребенком? А снимать бессмысленно – за самую жалкую комнатуху просили больше половины дворницкой зарплаты. Только и оставалось, что возвращаться в родной поселок, ведь там хотя бы жилье имелось. Да и дочкины хвори чудесным образом прошли – врачи обещали, что девочка теперь в любом климате выживет.
       Но Маринка уже успела полюбить городок N всеми фибрами души и умоляла мать:
       – Давай останемся!
       – А жить на пляже будем? – пожимала плечами та.
       – Да хоть и на пляже: сейчас тепло! – запальчиво отвечала дочка.
       – Не болтай, – отмахивалась мама.
       Ее глаза уже шарили по скудной обстановке дворницкой: что из небольшого количества нажитого барахла оставить, а что – упаковать с собой.
       – Сходи в мебельный, притащи коробок. Потихоньку собираться будем... – велела она дочери.
       Маринка послушно выбежала из дворницкой. Но отправилась, конечно, не в мебельный. Хоть и мала еще, но упрямства ей не занимать. Не дождетесь, чтоб она своими руками коробки тащила, отъезду способствовала...
       Вместо магазина пошла в свое любимое местечко – в парк аттракционов. В их поселке-то ничего даже близко похожего не имелось – одни примитивные малышачьи горки во дворах. А здесь – и цепочная карусель, и лопинги, и «Ромашка», и колесо обозрения... А самый писк, конечно, – аттракцион с гордым названием «Автодром». Там настоящие двухместные автомобильчики, на которых можно и разгоняться, как вихрь, и сталкиваться с другими гонщиками, и врезаться в стены.
       Удовольствие дорогое – целых двадцать копеек за пять минут, но Маринка с Инкой иногда себя баловали (в основном, конечно, за Инкин счет). Причем Инна, хотя и платила за билеты, бразды правления обычно отдавала в руки подружки. Сама сидела на пассажирском сиденье и во время особо опасных виражей громко визжала.
       Но сегодня Марина явилась в парк одна и на любимые машинки могла лишь глазеть – денег не имелось даже на газировку из автомата.
       День был будний, и народу в парке почти не оказалось. На цепочной карусели визжали катавшиеся под присмотром мамаш совсем мелкие девчонки. Могучие качели-лопинги вкупе с «Ромашкой» стояли пустыми. Автодром же осаждала компания пацанов – довольно больших, лет по двенадцать, если не старше. Форсили по-страшному: все – с сигаретками, матерятся, харкают. Но ездили, опытным глазом определила Маринка, хреново: шуму и аварий много, служитель замонался в мегафон ругаться, а скорость черепашья, похоронные автобусы и то быстрей ездят.
       Маринка стояла за ограждающей автодром решеткой, жадно следила за горе-гонщиками, а во время особо жалких виражей не могла сдержать усмешки. Один раз и просто в голос рассмеялась.
       И, конечно, нарвалась. Время катания в очередной раз истекло, машинки встали, и пацаны – вместо того, чтоб взять билеты по новой, – дружной кодлой двинули к ней.
       Сердце трепыхнулось: парней – четверо, она – одна. А защиты никакой – не мамашек же с малышами просить, чтоб помогли... Но взгляд постаралась изобразить самый независимый. Лучше по шее получить, чем жалобным голоском молить о пощаде.
       – Эй, ты! – окликнул ее самый рослый парень. – А ну, подойди!
       Кажется, все четверо ждали, что девчонка бросится наутек. Однако Марина, наоборот, сделала несколько бесстрашных шагов им навстречу. Прищурилась. Выплюнула сквозь зубы:
       – Че надо?
       – Еще и шипит! Гадючка! – усмехнулся пацан.
       Его приятели верноподданнически заржали.
       – Лучше гадючкой быть, чем ужом, – буркнула в ответ Марина.
       – Чего-чего? – не понял парень.
       «Дурак ты, – мелькнуло у нее. – Не спрашивать надо, а в рожу бить».
       И почти совсем бесстрашно вслух произнесла:
       – Да я говорю, ты на себя посмотри. Знаешь, ты кто? Вроде тоже змея, но недоделанная.
       «Если ошиблась насчет него – щаз в морду даст. Сразу».
       Но повезло: похоже, на благородного нарвалась. Потому что драться парень не стал, а наоборот, расплылся в улыбке и беззаботно спросил:
       – А почему недоделанная?
       – Да потому что уж больно хреново водишь, – отрезала она. – Тебе не на автодром надо, а в похоронный автобус!
       Сказала и на всякий случай руку к голове подняла. Чтоб, если противник вмажет, хоть на лице синяков не было.
       А главарь лишь беззлобно ругнулся:
       – Щаз договоришься, сопля!
       Но даже не замахнулся. А один из его спутников хохотнул:
       – Насчет похоронного – это она в точку!
       И компания вновь дружно заржала – теперь уже, к Маринкиной радости, над своим главарем.
       – Вы тупычи, – весело откликнулся главный. – Похоронники, чтоб вам знать, быстрей любого таксиста носятся. Платят-то по часам! Дядь Миша один раз так гнал, что у него аж покойник из гроба вывалился.
       И неожиданно протянул Маринке руку:
       – Я – Матвей.
       – А я – Марина. – Она вложила в рукопожатие все свои накопленные под южным солнцем силенки.
       И заметила: они с Матвеем – будто из одного колхоза. Одеты одинаково, штаны у обоих от старости аж светятся, шлепки грошовые, мэйд ин фабрика «Богатырь», и руки все в царапинах, а под ногтями – устойчивый черный траур.
       – Чего сама-то не катаешься? – кивнул в сторону автодрома Матвей.
       – Денег нет, – пожала плечами Марина.
       – А аскать слабо?? – усмехнулся он.
       – Чего?
       – У людей попросить.
       И он писклявым голоском затянул:
       – Простите, пожалуйста, вы мне не поможете? Мамка сегодня на сутках, а я ключи забыл... жрать хочется, аж живот подводит...
       – И чего – дают? – заинтересовалась Марина.
       – Да почти все! – заверил новый знакомый. – Особенно, если парня просишь, когда он с девчонкой. Жлобом-то показаться западло!
       – Прикольно, – оценила Маринка. – Попробую.
       – Пробуй, – хмыкнул Матвей. – А половину будешь мне отдавать. За идею.
       И предложил:
       – Хочешь пока с нами кататься? Пассажиров-то садить бесплатно можно...
       Но Марина отказалась:
       – Не, лучше постою. Пассажиркой мне западло.
       И просияла, когда Матвей благородно протянул ей двадцать копеек на собственный билет...
       Потом они все вместе пошли в кафе-мороженое, и за нее снова заплатил Матвей. А после – толпой шлялись по Набережной, и она, к одобрению компании, всего за полчаса нааскала целый рубль, который и потратили на газировку с пирожными-«языками». Когда на городок опустился вечер, Матвей распрощался со своими корешами и проводил Маринку прямо до самого дома.
       – Ты классный, – сказала она на прощание. – Жаль, что мы уезжаем...
       – Уезжаете? Надолго? – спросил он.
       – Да вообще уезжаем. Навсегда. – Марина вздохнула. И объяснила: – Маманю с квартиры поперли.
       Матвей выслушал ее рассказ. На секунду задумался, потом задал неожиданный вопрос:
       – Слушай... а ты трупаков боишься?
       – Не знаю, – честно ответила Маринка. – Не видела никогда. Но, говорят, у них изо рта чего-то течет. У нас во дворе, когда кого-нибудь хоронят, я всегда прячусь.
       – Брехня, ничего не течет, – заверил он. И авторитетно добавил: – И вообще. Мой батя говорит, трупак – самое безопасное существо в мире. Люди куда хуже.
       – А кто он, твой батя? – заинтересовалась Марина.
       – Сторож. На кладбище.
       – Бли-ин! – выдохнула она. И с дрожью в голосе поинтересовалась: – Ты что, на кладбище живешь?
       – Между прочим, классное место, – пожал плечами Матвей. – Тихо, спокойно, море видно. И абрикосы растут. А на могилах конфет немерено, хоть карамелей, хоть шоколадных. Особенно на Пасху.
       – Фу... – скривилась Марина.
       – Ну, если фу – тогда и отваливай в свой поселок! – вдруг рассердился парень. – А я-то хотел...
       – Что ты хотел? – уцепилась она.
       – Да отец говорил, что им тетка нужна на работу. Бумажные цветы вертеть. И деньги хорошие, и жилье дают. Не фонтан, конечно, но крыша над головой будет. И летний водопровод есть. Только никто все равно не хочет. Бабы – они вроде тебя, мертвяков боятся...
       Марина задумалась. Заикнись она маме про работу на кладбище, та и об стенку, сгоряча, ее приложит... Но если капать на мозги планомерно... Соблазнять то бесплатным жильем, то хорошей зарплатой...
       И девочка деловито поинтересовалась:
       – А у вас там на кладбище слизняки есть?
       – Кто-кто?
       «Хоть и парень, и старше – а соображает туговато», – оценила нового знакомого Марина.
       – Ну, слизни! У нас в дворницкой они вечно по стенкам ползают.
       – Да не, какие там слизни! – наконец дошло до Матвея. – Почва-то сухая, песок. Только сколопендры забредают.
       Кто такие сколопендры, Марина пока не знала, но спрашивать постеснялась. Ничего. На месте разберется.

* * *

      – Вот мы с Матвеем с тех лет и идем рука об руку... – задумчиво закончила свой рассказ Марина Евгеньевна.
      – А сейчас он кто? – поинтересовалась Таня.
      – Известный бизнесмен Матвей Максимович Алтухов, – усмехнулась бизнесменша. – Хозяин крупнейшей в крае строительной компании. Плюс сопутствующие производства: два цементных завода, деревообрабатывающий. Ну, и всякой мелочи без счета: банк, таксопарк, магазинчики...
      – Поня-ятно, – озадаченно протянула Татьяна.
      – Что вас смущает? – остро взглянула на нее Холмогорова.
      Садовникова пожала плечами:
      – Публичный человек... Захочет ли он, чтобы вы в своей биографии о нем всю правду писали? Что вырос при кладбище, как деньги у прохожих выпрашивал...
      – Ой, да Матвейка любому пиару будет рад, – улыбнулась Марина Евгеньевна. – Особенно бесплатному. Редкостный, между нами говоря, жлоб... Впрочем, – она сдвинула брови и покровительственно улыбнулась, – может быть, вы и правы.
      «Ох, праздник души! Похвалила свою холопку!» – саркастически подумала Татьяна.
      – На всякий случай сегодня вечером спрошу. Если он вдруг решит шифроваться – без проблем, – задумчиво продолжила Холмогорова. – Просто фамилию указывать не будем. Назовем его, скажем... «Мой друг, ныне – известный олигарх». Подойдет такая формулировка?
      – Формулировку я вам обеспечу, – кивнула Татьяна. А про себя подумала: «Тоже мне, шифровщица. Будто людям неизвестно, что у тебя в друзьях именно олигарх Алтуховходит».
      Но Холмогорова уже явно выкинула из головы и свою биографию, и Алтухова. Брови озабоченно сдвинуты, косится на часы:
      – Все, Татьяна. До вечера. Не забудьте перебросить главы на мой компьютер.
      Садовникова послушно выключила диктофон, сдержанно попрощалась с бизнесменшей. Подождала, пока замрет требовательный стук хозяйкиных каблуков, и задумчиво опустилась в глубокое кресло.
      Мало ей злобной Нелли. И насквозь фальшивого Антона Шахова. И востроглазой Фаины. И никчемного хозяйкиного мужа. Теперь на сцену еще и олигарх является, охочий до женских ножек...

      Вся моя жизнь – борьба. И каждый вечер, ложась в постель, я не знаю, будет ли у меня утро. Я одинок, пыль, что поднимают прихлебатели, не в счет. Я никому не доверяю. Женщины, даже самые лучшие, даже проверенные годами, все равно предадут. Друзья – позавидуют. Только мама – ангел, но она сейчас от меня так далеко...
      Мир, по Соммерсету Моэму, это театр. А мой мир – это компьютерная игра. Бродилка, в которой под любой кочкой может обнаружиться спасительный ключ. И в то же время из-за любого угла тебе могут выстрелить в спину.
      Сегодня мне доложили: интересующий меня объектвзялся за книгу. Будет автобиография на двести-триста страниц. Зачем? О чем? Или это лишь маска? Изящный, иезуитский способ меня уничтожить? После всего, что было?
      Как я устал из года в год, изо дня в день ждать. Бояться. Вздрагивать от каждого телефонного звонка. И в какой-то момент наступила точка кипения. Я просто перестал бояться. В душе – все больше безразличия. Умру – значит, умру. И все больше злобы. И готовности наконец действовать. Сейчас я уже не сомневаюсь в том, что скоро уничтожу ее. И она даже не догадается, с какой стороны к ней подкрадется смерть. Нужно только выбрать удобный и безопасный момент.

      Матвей Алтухов, бывшая шпана с кладбища, явно распрощался со своим прошлым. Нынче в нем с первого взгляда чувствовался лоск, который обеспечивается только очень большими деньгами. Нежнейший шелк небрежно повязанного галстука, ручной работы ботинки, на левом запястье – номерные часы, подарок президента России. Сразу понимаешь, что у человека – миллионы. Да и девушка его сопровождала роскошная – не чета типовым, крашенным в одинаковых блондинок хохлушкам. Миниатюрная, стройная, с огромными карими глазами и изящным ротиком, который, на удивление, извергал не традиционные глупости, а вполне конкурентоспособные фразы. Таня даже легкую зависть почувствовала. Потому что длина юбок у них с девушкой оказалась одинаковой, только ножки у новой гостьи были явно стройнее. И лицо свежей. И глаза ярче. И волосы гуще.
      «Конечно, ей лет двадцать, а мне – страшно подумать сколько...» – расстроилась Татьяна. Обычно-то утешала себя тем, что подобные юные особи глупы, аки пробки, но спутница Алтухова в разговоре небрежно упомянула, что закончила high schoolв английском Брайдсхеде. И в России нынче лишь на каникулах, потому что обучается в School of JournalismОксфорда.
      Таня с уважением взглянула на Алтухова: даже представить жутко, в какие деньги ему обходится содержание эдакой фифы. Сам-то – с пузиком, волосы редкие, зубы явно вставные. Но ведет себя, будто абсолютный король. На свою ученую красотку почти не смотрит, все внимание на Холмогоровой сосредоточил. Расцеловал смачно, в обе щеки, дружески похлопал по необъятному бедру, и весь вечер рядом. А остальные – проводите время, как знаете.
      Секретаршу Нелли и шустрого Антона Шахова на прием не позвали. В гостиной присутствовали лишь сама Холмогорова, высокий гость, его забытая спутница и Татьяна. В начале вечера еще и муж Марины Евгеньевны имелся. Но, неразумный человек, начал прекрасной англичанке комплименты расточать, гладить ее по плечику, преданно заглядывать в очи. Алтухов не возражал – лишь ухмылялся в реденькие усы. Зато Холмогорова так на благоверного цыкнула, что тот мигом ретировался. Не только от прекрасной гостьи, но и вовсе из гостиной.
      Вот и остались вчетвером.