Валера осторожно придержал ее за локоть:
      — Отставить, Танюшка. Мы с тобой (опять это греющее душу «с тобой»'.) не учли одно обстоятельство…
      — Думаешь, на границе могут тормознуть? — догадалась она.
      — Не в этом дело, — еле заметно поморщился Валера. И объяснил:
      — Я, конечно, могу скрыться. На Кипр, в Стамбул или куда угодно. Но.., вот ты… Ты сама бы в такой ситуации что сделала?
      — Убежала, — быстро сказала Таня. — Самый разумный выход. Лежишь на пляже — а проблема сама рассасывается…
      Отчим усмехнулся:
      — А если так и не рассосется? Нет, Танюшка, Кипр — это не выход. А вот если бы ты мне в Москве укромное местечко нашла… Желательно — с телефоном.
      — Ты решил все это так не оставить, — вздохнула она. — Будешь бороться.
      — Да. Буду, — кивнул Ходасевич.
      — Но зачем? — спросила Таня.
      — А ты? Ты бы на моем месте оставила все как есть? — пожал плечами отчим.
      — Но силы-то неравные! — воскликнула она. — Коцнут тебя, Валера, — и вся любовь.
      Замечания по поводу жаргонного слова «коцнуть» отчим ей делать не стал. Наоборот — использовал его сам:
      — Если сил у них достаточно, они меня где угодно коцнут. И на Кипре достанут. Тем более «левого» паспорта у меня нет… И сделать я его сейчас не смогу.
      — Давай я это попробую устроить, — в азарте предложила Таня.
      Отчим только рукой махнул:
      — Устроить? Ты?.. Детский сад! Нет, Татьяна. Я в Москве останусь.
      — Да куда тебе с ними тягаться?! Ты, говоришь, через сколько они приехали после того, как ты телефон выкинул? Через десять минут? Через пять?
      — Нет, Таня, — повторил отчим. — Я останусь. Мне нужно узнать, почему моего друга убили. И кто.
      Таня только рукой махнула:
      — Ладно, не продолжай. Тебя разве переспоришь.
      Только, чур, уговор: я буду тебе помогать.
      Валера, кажется, хотел возразить. Но перехватил решительный взгляд падчерицы и покорно сказал:
      — Хорошо. Помогай. Я тебе уже говорил: мне нужно укрытие. Жилье с телефоном. Цивилизованное, но чтобы без любопытных соседей. Может, мне квартиру снять? Есть в Москве такие фирмы, которые в тот же день жилье могут найти?
      — Есть-то они есть… — возразила Таня. — Но, во-первых, эти фирмы обещают много, а делают мало.
      А во-вторых, туда нужно с паспортом идти. Твоим или моим. Как я поняла, это нас с тобой не устраивает…
      — Да, лучше бы без паспорта, — согласился Валера. — Частным порядком.
      — Вот я и думаю… Слушай.., а как ты относишься к загородной жизни?
      Могла бы не спрашивать: Валера тут же скривился.
      Дачник из него был никудышный — или просто дача у отчима была не правильная?
      Балерин загородный домик находился в Абрамцеве. Симпатичная деревянная дачка на большом ухоженном участке. На Танин взгляд, туда можно ездить из-за одних сосен — величественных вековых красавиц.
      А чего стоили кусты малины, которые росли вдоль забора из сетки-рабицы? А пруд с симпатичными лягушками — идти до него всего-то метров сто?
      Но отчим соснами не восхищался, малину не собирал и на пруд не ходил. Зато каждый поход в уличный туалет превращался для него в пытку. А визит к колодцу он приравнивал к подвигу.
      — Где ты видела дачи с телефонами?
      — Ну и темный же ты, Валерочка! — фыркнула Таня. — Во-первых, мобильники уже давно работают во всем Подмосковье. Во-вторых, в нормальных коттеджах — и московские телефоны есть. А насчет удобств…
      Я же тебе не дачу предлагаю, а настоящую загородную жизнь.

* * *

      Загородную жизнь Тане навязал начальник — генеральный директор агентства «Пятая власть». Он оставил ее «на хозяйстве», уведомил, что «за агентство она теперь отвечает головой», и убыл на Мальдивы, греть пузо на белом песочке.
      Перед тем как уехать в отпуск, генеральный вызвал Садовникову в свой кабинет.
      — Опять будете ЦУ давать? — Таня надеялась, что шеф не заметил, как она скривилась.
      — Нет, — обрадовал ее босс. — У меня к тебе, так сказать, частное поручение.
      Он торжественно распахнул барсетку и вручил ей ключи:
      — Вот, держи. Это от моего коттеджа. Будет куда на выходные съездить.
      — Да уж, это великая честь, — искренне оценила Татьяна.
      Про коттедж начальника в агентстве давно ходили легенды. Строил он его долго, лет десять — с начала девяностых годов. И наворотил, по слухам, самую настоящую виллу. Рассказывали про джакузи, зимний сад со стеклянной крышей и фонтан с золотыми рыбками.
      Правда, своими глазами это богатство никто из тружеников «Пятой власти» не видел — туда приглашались только важные клиенты, друзья-партнеры и «крышующие» чиновники.
      А поглядеть, верно, было на что. Вон даже ключи — и те необычные: Таня удивленно разглядывала серебряный брелок, на котором болтались пластиковые карточки, похожие на кредитки.
      Она иронически спросила тогда генерального:
      — Чем я это заслужила?
      Шеф патетически ответил:
      — Безупречным поведением. И потом, мне нужно, чтобы за коттеджем кто-то присматривал. Рыб в фонтане кормил. И мне почему-то кажется, что именно ты не будешь устраивать там пьяных оргий.
      — Решили сэкономить на прислуге, — усмехнулась Таня. Но ключи приняла. — Спасибо, конечно, за оказанное мне высокое доверие, — поблагодарила она. — А часто этих ваших рыб нужно кормить?
      — Нечасто. Два раза в неделю. — Начальник не удержался и добавил:
      — В свободное от основной работы время.
      — Минуточку, — съехидничала Татьяна. — Не поняла: кто я теперь — экономка или креативный директор?.
      — Отдавай ключи, — вздохнул генеральный.
      — Ладно, не волнуйтесь, — Таня дала задний ход. — Никто не пострадает. Ни работа, ни рыбки.
      Хотя рыбки, наверное, все же страдали. Только не могли об этом никому сказать. Работы в последние дни у Татьяны было столько, что золотистым красавицам приходилось голодать. В последний раз она выбиралась в особняк пять дней назад. Вбухнула рыбам полбанки сухого корма, полчасика повалялась в шезлонге — и помчалась обратно, в Москву: назавтра с раннего утра предстояли переговоры…
      — В общем, диспозиция такая, — рассказывала Таня своему отчиму Валерию Петровичу. — Это закрытый поселок на берегу водохранилища. Въезд по пропускам, охрана с ружьями, и собак — целое стадо.
      — Стая, — машинально поправил Валера.
      — Именно стадо! — не согласилась Татьяна и пояснила:
      — Потому что они очень добрые. Гавкают, а сами хвостами виляют… Ну, вот. Домик, по местным меркам, маленький: триста квадратов. Но все удобства, конечно, есть. И душ с сортиром, и стиралка, и посудомоечная машина. А, еще джакузи имеется, — она окинула Валеру оценивающим взглядом, — только ты туда, пожалуй, не поместишься…
      — Далеко это от Москвы? — с интересом спросил Валера.
      — Два шага. То есть километров двадцать. За полчаса домчимся, если пробок не будет.
      — Приемлемо, — кивнул Валера. — А когда твой начальник возвращается?
      — Не скоро. Он отпуск сразу за два года взял.
      — Как там с питанием?
      Даже в таких, прямо скажем, экстремальных условиях Валерий Петрович умудрился подумать о пропитании.
      — С голоду не помрешь, — заверила его Таня. — Правда, в самом поселке есть только палаточка, но там и кофе, и хлеб, и фрукты — в общем, на первое время хватит. А основную еду я тебе из города привезу.
      По списку или по своему усмотрению.
      — Но телефона, конечно, нет, — констатировал Валера.
      — Обижаешь! — фыркнула Таня. — Полно там телефонов — по аппарату в каждой комнате. Шеф специально так сделал: сидит в зимнем саду или у камина и названивает нам в агентство, демонстрирует полный контроль.
      — Да, роскошное лежбище. — Валера поднялся с лавочки. — Поехали.

* * *

      Таня очень боялась, что когда отчим разместится в особняке, то вежливо отошлет ее прочь: езжай, мол, Танюшка, продолжай свое совещание — не буду тебе мешать. Но уезжать не хотелось, и она таскала Валеру по всем комнатам. Заставляла его любоваться видом на водохранилище, где на рейде дремали яхты. Водила в зимний сад и просила «проверить на прочность» плетеное кресло. Показывала, как включать водонагреватель.
      Однако Валера конца экскурсии не дождался.
      — Спасибо, Танюшка, хватит. Я сам во всем разберусь. А к тебе у меня есть еще одно поручение.
      Танино сердце радостно трепыхнулось. Она успела подумать: «Во, как интересно! Когда на работе мне генеральный что-то поручает — я злюсь, хотя мне там и зарплату платят. А когда Валера о чем-то просит, наоборот, радуюсь…»
      Отчим словно прочитал ее мысли, сказал:
      — Кстати, напрасно радуешься.
      И не удержался, добавил:
      — По-моему, ты просто не понимаешь, насколько все это серьезно.
      — Да понимаю я! — Таня постаралась, чтобы голос звучал максимально сосредоточенно. Но, видно, у нее не получилось. Потому что отчим продолжил:
      — И, пока ты со мной, рискуешь не меньше, чем я.
      — Ладно, Валерочка, не хмурься, — утешила его падчерица. — Мы им всем козью морду сделаем!
      — Знаешь, Таня, — строго сказал экс-полковник. — Иногда мне кажется, что у тебя задержка…
      Танино лицо вытянулось. А отчим закончил:
      — ..Задержка в эмоциональном развитии. Ведешь себя как малый ребенок.
      — Уж лучше как ребенок, чем как толстая клуша! — фыркнула Таня. — Ну, ладно. Говори, что у тебя за поручение.
      — Найди мне Пашу Синичкина, — попросил тот. — И объясни ему, как сюда добираться. Пусть срочно приезжает.
      — Может, просто позвонить ему? — предложила она.
      — Нет. Я тебя прошу: никаких разговоров по телефону. Звоним друг другу, только если надо срочно договориться. И только из телефона-автомата. И говорим не больше тридцати секунд.
      Таня нахмурилась:
      — А ты не перестраховываешься? Неужели у них действительно такие неограниченные возможности?
      — Надеюсь, что нет, — вздохнул Валера. — Но все равно: говорить о деле лучше лично. И Павлу скажи: по пути сюда пусть на всякий случай проверяется.
      — Все сделаю, Валерочка, — заверила его Таня. — Все, как ты сказал.
      — А сама сюда не показывайся, — приказал Валера. — Продукты мне будет Синичкин привозить.
      — Да мне и самой некогда по всяким дачам разъезжать, — лицемерно заявила Таня.
      Но возмущенно при этом подумала: «Ишь, чего захотел! Пашке он все расскажет, а я ни при чем?! Нет уж, Валерочка! Ты меня за простушку-то не держи!».

* * *

      Таня Садовникова обожала Пашу Синичкина — бывшего опера, а ныне — частного детектива. Как было не любить высокого, мускулистого красавца — острого на язык и бесстрашного. Когда-то, лет пятнадцать назад, Пашка оказался любимым учеником Валерия Петровича. С тех пор он был ему чрезвычайно предан. А после нескольких дел, совместно раскрученных им с Татьяной, Паша стал предан и ей.
      Имелся, правда, у Синичкина и недостаток. Единственный, но важный: недостаток извилин. Но, надо отдать ему должное, Павел никогда не корчил из себя Ниро Вульфа. Охотно соглашался на роль Арчи Гудвина.
      Он лихо гонял на своей «девятке», указания выполнял четко и без самодеятельности. Большего от него никто не требовал.
      "А уж если у Павла будет такой мозговой центр, как Валерочка (ну, и я, конечно), мы их всех разорвем.
      В клочья", — самонадеянно думала Татьяна.
      Она быстро и уверенно ехала по Ленинградскому шоссе, направляясь к Паше.
      Синичкин проживал в самом что ни на есть центре — на Большой Дмитровке. Когда-то его квартира представляла собой ужасную, неухоженную коммуналку. Народу там было прописано, правда, меньше, чем в Вороньей слободке, но имелись, по законам жанра, и пьющий сосед, и вздорная соседка. Конечно, постоянно полыхали скандалы — как обычно, из-за всякой дряни: непотушенной лампочки в туалете или поздних возвращений с громким топотом по коридору.
      Если бы Павел остался служить в «ментуре» — то, наверное, так и жил бы в своей Вороньей слободке до самой пенсии. Но работа частным детективом («Особенно с такими клиентами, как я», — важно думала Таня) плюс режим жесткой экономии (зачем такому красавцу дорогие костюмы — он и в потертых джинсах выглядит прекрасно) позволили Паше свою коммуналку расселить. Пьяница и вздорная соседка отправились в отдельные квартирешки на московских окраинах, а Синичкин пару лет промучился с капитальным ремонтом и теперь проживал на Большой Дмитровке настоящим «принцем на выданье». Сто квадратов личной жилплощади, свеженький паркет, шелковые обои в спальне и зеркальный потолок в ванной.
      Таня позвонила Синичкину из автомата на «Маяковской». Выдала заранее заготовленный текст:
      — Надо срочно увидеться. Я сейчас приеду.
      Павел коротко бросил:
      — Жду.
      В глубине квартиры Тане почудился женский хохоток.
      «Наверняка сейчас нарвусь на какую-нибудь Пашину цыпочку», — с неудовольствием подумала она.
      Хотя что ей, собственно, злиться? Синичкин в свой законный выходной расслабляется с курочками. Подумаешь! Она-то на него какое имеет право?
      Но все равно, когда Павел открыл дверь и Таня поняла, что он один, сердце радостно трепыхнулось.
      Синичкин, увидев ее на пороге, просиял. Заулыбался, сжал в стальных объятиях:
      — Ой, Татьяна, какими судьбами!
      Она с удовольствием чмокнула Пашу в свежевыбритую, пахнущую хорошим лосьоном щеку. Улыбнулась:
      — Ну, распугала я твоих девиц?
      — Какие девицы? Один как перст! — фальшиво вздохнул Павел.
      Но по легкому запаху духов в гостиной Таня определила: Пашина подружка ушла только что. Впрочем, еще раз: какое ей-то дело до его девиц?!
      Она с удовольствием выпила кофе «а-ля Синичкин» — крепчайший напиток с большим количеством сахара. И, только сделав последний глоток, объявила:
      — Похоже, Паш, у меня для тебя есть работа.
      — Слушаю внимательно.
      — Работа бесплатная. Но зато очень срочная.
      И очень опасная.

* * *

      Когда выехали на Ленинградку, Таня сказала:
      — Пашенька, скажи Валере, пожалуйста, что твоя машина сломалась. И ты попросил, чтобы я тебя до его дачи подвезла.
      Синичкин нахмурился:
      — Он запретил тебе приезжать?
      «Когда не надо, Паша соображает мгновенно», — с неудовольствием подумала Таня.
      — Да нет, не в этом дело, — сыграла она (кажется, убедительно). — Просто ему не хотелось, чтоб я моталась туда-сюда.
      Синичкин недовольно покачал головой:
      — Подставляешь ты меня, Татьяна.
      — Наоборот, помогаю, — со всей возможной искренностью проговорила она. — Как бы ты без меня этот Валерочкин коттедж нашел? Там, когда с шоссе съедешь, очень сложно, сплошные развилки…
      Павел снова нахмурился. Но машина уже летела в районе Водного стадиона — и что ему оставалось делать? Выспрашивать у Татьяны дорогу, потом отправлять ее назад, а самому голосовать — ловить частника на залитом солнцем проспекте? И Павел только махнул рукой.
      — И еще я тебя попрошу, — сказала Таня, переходя на пятую передачу. — Посматривай, пожалуйста, не едет ли за нами кто.
      Павел пробормотал:
      — Ну, ты артистка…
      Однако все ж таки высунул руку в открытое окно и стал подстраивать под себя правое зеркальце заднего вида.

* * *

       — Где она?
       — Ее мы пока не нашли.
       Дача наверняка напичкана микрофонами. И хотя генерал был уверен: ни у кого в отношении его нет никаких подозрений, все равно предпочитал не рисковать. Вдруг его решили послушать для профилактики — как время от времени слушали всех.
       Поэтому они с Кобылиным прогуливались по асфальтовой дорожке, прихотливо извивающейся на территории участка среди самого натурального леса. Только трехметровый зеленый забор метрах в двадцати от них (да асфальт под ногами) напоминали о том, что они находятся на облагороженной дачной территории.
       — Вы ее ищете ?
       — Конечно.
       — Плохо ищете.
       — Делаем все, что можем.
       — Нет, не все.
       Генерал остановился — его собеседник тоже.
       Генерал повернулся к нему — Кобылин покорно стоял, глядя в сторону.
       "Шваль, — мелькнула гадливая мысль. — Впрочем…
       Разве у меня есть выбор?"
       Он схватил собеседника за отвороты рубашки. Приблизил свое лицо к нему. Прошипел:
       — Нет, ты не все делаешь, Кобылин. Не все! Знаешь, чем это для тебя кончится ? Знаешь ?!
       Он постепенно начинал говорить все громче, распаляясь от собственной власти и безнаказанности.
       — Ты у меня на нары пойдешь, Кобылин, понял?! На нары! Ты, кажется, забыл — что на тебе висит ?! Забыл — кто твой бог и повелитель?! А?! Ну, отвечай! Кто твой бог и повелитель?!
       — Вы, — покорно сказал тот.
       — "Вы" — что ?
       — Вы, — жалко пролепетал Кобылин, — мой бог и повелитель.
       — То-то.
       Генерал почувствовал на секунду сладостное, почти оргастическое удовольствие от унижения собеседника.
       На душе полегчало. Наладилось дыхание, и день как будто бы стал ярче, полыхнул всеми красками: изумрудной травой, лазурным небом, ослепительно белыми облаками.
       Не оглядываясь на собеседника, генерал зашагал дальше. После вспышки гнева сердце билось чаще, а все тело заливало тепло. Собеседник семенил рядом, отставая от него на шаг.
       — Три дня тебе даю, — уже спокойно сказал генерал. — Три. Найдешь мне толстяка и… — Он сделал паузу, глубоко вздохнул. — И девчонку. Девчонка важнее. Понял?
       — Так точно.
       — Что понял?
       — Толстяк и девчонка. Девчонка важнее.
       Генерал устало махнул рукой:
       — А теперь ступай с глаз моих, Кобылин.
       Собеседник тут же круто, как по команде «кругом», развернулся и быстро пошел по дорожке по направлению к воротам.

* * *

      Таня и Павел прибыли в «укрывище» Валерия Петровича Ходасевича в тот час, когда дачники уже снимались с мест — ехали по направлению к Москве. Шоссе в сторону столицы стояло наглухо.
      — Люблю ездить против часа пик! — весело сказала Таня.
      — Ты вообще все против любишь, — буркнул Паша. — Против правил, против того, о чем тебя просят…
      — Молчи, философ, — беззлобно огрызнулась она. — За «хвостами» лучше посматривай.
      До особняка добрались без приключений.
      Когда Таня запарковала свою временную разъездную машину посредине шефского газона, на крыльцо особняка вышел отчим. В интерьере богатого «новорусского» дома он смотрелся вполне органично: этакий нефтяной топ-менеджер, которому выпало счастье разбогатеть на левых продажах «черного золота»
      Олицетворение сытости и благодати.
      Однако когда он увидел падчерицу, его круглое лицо выразило крайнее неудовольствие.
      — Здравствуй, Пашенька, — бросил он и протянул Синичкину руку.
      — Здравствуйте, Валерий Петрович.
      — Проходи в дом.
      Татьяна замешкалась, выходя из машины (да и страшновато было являться пред очи отчима). Валерий Петрович не поленился, сошел с крыльца и потопал по направлению к ней. Синичкин тем временем исчез в доме.
      — Я же просил, Татьяна, больше здесь не появляться, — ледяным тоном проговорил отчим.
      — У Пашки машина сломалась.
      — Давай разворачивайся и дуй домой, — сухо приказал полковник Ходасевич.
      На глазах у Тани закипели слезы.
      — Ты что же, и чаем меня с дороги не напоишь?
      — Не напою, — коротко и категорично ответил отчим и повернулся в сторону дома, показывая, что разговор окончен.
      — Ах, вот как! — вскричала она. — Значит, когда тебе убежище нужно — тогда «Таня, помоги»?! А как получил свое — так «пошла вон»?! Так, да?!
      Выкрик ее получился совсем детским, и Татьяна осознавала это, но очень уж оскорбительным показалось ей поведение отчима. И чрезвычайно обидно было уехать, так и не узнав, в чем дело.
      Что заставило всесильного (как ей казалось) полковника бросить свою любимую квартиру и искать пристанища в чужом доме? За что убили Гараняна?
      Что отчим и Армен раскопали в уголовных делах? Зачем Валере понадобился Пашка? И что они с ним вместе затевают?
      Валерий Петрович снова повернулся к ней.
      — Татьяна, слушай меня внимательно, — спокойно и строго проговорил он. В редчайших случаях — по пальцам одной руки можно было пересчитать! — Валера называл ее не Танюшкой, не Танечкой, а официально: Татьяной. Так он говорил, только когда был не на шутку рассержен.
      — Татьяна, не хочу повторять. Это взрослые игры.
      Очень опасные игры. Тебе здесь нечего делать.
      Он развернулся и пошел к дому. И Таня поняла, что никакие ее крики или слезы не смогут заставить отчима переменить свое решение.
      Валерий Петрович, ни разу не обернувшись, исчез в особняке — в своем убежище, которое, между прочим, нашла для него она.
      «Ах так! — опять по-детсадовски воскликнула она и закусила губу. — Ну, мы еще посмотрим'»
      Таня снова уселась за руль разъездной «девятки».
      Вытянула до отказа подсос. Подкачала педалью бензин. Повернула ключ зажигания. «Тых-тых-тых», — пропыхтел стартер, а потом, как и следовало ожидать, машина, захлебнувшись бензином, заткнулась. Таня еще раз, обмирая («Только б не завелась!»), крутанула стартер. Слава богу, никакого результата.
      Тогда она с чувством выполненного долга открыла капот. Надела нитяные перчатки — не дай бог попортить маникюр. Оглянулась: не видно ли ее манипуляций из дома. Кажется, видно не было. Поднятый капот заслонял ее от нескромных взглядов из окон.
      Тогда она выдернула центральный провод из крышки трамблера. Другой его конец вытащила из катушки зажигания.
      Провод оказался у нее в руках.
      Она еще раз оглянулась на дом: похоже, мужчины отправились пить чай на кухню, а окна ее выходили на противоположную сторону. Татьяна размахнулась и зашвырнула провод в кусты. Получилось далеко — недаром она играла в теннис. На всякий случай она постаралась запомнить место падения.
      Затем она уселась за руль с приятным чувством выполненного долга: терзать аккумулятор дальше.
      …Примерно на пятнадцатом бесплодном прокруте стартера из дома вышел Паша.
      С псевдонедовольным лицом прошагал по лужайке к машине. Таня выскочила из-за руля, воскликнула:
      — Что-то не заводится!
      А когда Павел оказался совсем рядом, приникла к нему и зашептала:
      — Пашенька, Пашуня, пожалуйста! Не выдавай меня!
      Расчет ее был на то, что отчим в устройстве двигателей внутреннего сгорания все равно ни бельмеса не смыслит…
      …И этот расчет блестяще оправдался.
      Через десять минут Татьяна уже смиренно сидела в уголке огромной буржуинской кухни, скромненько прихлебывала чай с сухариками и делала вид, что нисколько не интересуется разговором, который ведут мужчины. Хотя ушки у нее, конечно, были на макушке.
      Жаль только, что она не застала начала беседы.
      Но, слава богу, отчим не отправил ее куда-нибудь в гараж под замок. А то с него станется. Комитетчик, блин! Первая форма секретности!.. Татьяна до сих пор злилась на него.
      Но, по правде говоря, одновременно и радовалась: мужики все ж таки оказались джентльменами. И, коль скоро она проникла в дом, не стали отсылать ее, как семилетнюю девчонку, в дальнюю комнату. Разрешили присутствовать при разговоре. А следственно, не мытьем, так катаньем она вот-вот узнает, какое такое «дело номер триста шесть» заставило Валерочку скрыться из собственного дома. Что он, спрашивается, такого нарыл? А главное, что именно отчим вместе с Пашкой собираются предпринять?
      Павел спросил, намешивая себе очередную бадью кофе:
      — Откуда они узнали, что вы, Валерий Петрович, вышли на след?
      «Кто это, интересно, они?»
      — А они и не узнали, — спокойно отвечал отчим, посасывая сигарету.
      «Ох, задаст мне генеральный перцу, — подумала Таня, — когда Валерочка его особняк прокурит!»
      — Тогда почему они «запалили» конспиративную квартиру? — спросил Пашка. — И почему ждали вас около вашего дома?
      — Потому же, почему они убили Гараняна, — пожал плечами Валера.
      — Действительно, почему?
      «Да, он, конечно, туповат, этот Пашка, — подумала Таня. — Я бы сразу обо всем догадалась. Конечно, если бы обладала информацией в полном объеме».
      Отчим покосился на Татьяну. Та сделала вид, что смотрит в окно и разговором мужчин ничуть не интересуется. Валера проговорил:
      — События развивались, я подозреваю, следующим образом. Некто узнал, что определенные уголовные дела запрошены комитетом…
      Валера называл ФСБ по старинке комитетом.
      — И не просто комитетом, — продолжал он, — но конкретно — Гараняном. В каких-то из дел содержалась информация, компрометирующая этого некто.
      Серьезно компрометирующая. Угрожающая ему гибелью…
      Отчим затушил одну сигарету и тут же закурил другую. Стал расхаживать по кухне.
      — Причем данная информация содержалась в этих документах в неявном виде, — произнес он. — Между ними, этими делами, существовало что-то общее. Об этом мне и Гаранян говорил… И ее, эту связь, можно было заметить… Обнаружить… А можно и не заметить.
      В МВД, похоже, ее не заметили… Или не захотели.
      — А вы? — воскликнул Пашка.
      — А я… — Отчим покосился на Таню. — Я не знаю.
      Татьяна поняла: он чего-то недоговаривает. Может, потому, что она здесь. А может, Валерий Петрович не до конца доверяет Пашке. Даже Пашке. Или просто считает, что выдавать лишнюю информацию преждевременно.
      — Значит, запрошенные дела угрожали этому некто гибелью? — спросил Павел.
      — Думаю, да.
      — И он узнал, что дела запросила ФСБ?
      — Именно.
      — Кроме того, некто выяснил, что новым расследованием занимались конкретно вы с Гараняном?
      — Ты все правильно понимаешь, Пашенька.
      — И он убил Гараняна и стал преследовать вас?
      — Так точно.
      — Значит, — заключил Павел, — он, этот некто, человек, во-первых, чрезвычайно информированный.
      Во-вторых, влиятельный. А в-третьих, ему подчиняются настоящие отморозки. Раз уж они убили Гараняна.
      — Браво, Паша. Ты стал прекрасно логически мыслить.
      Если в голосе Валерия Петровича и прозвучала ирония, то она была настолько тонкой, что ее заметила одна лишь Таня. Но не Паша. , — Спасибо. Ваша, Валерий Петрович, школа.
      Синичкин был как никогда серьезен.
      Таня еле удержалась от смешка.
      Паша стал развивать свою мысль дальше.
      — Значит, этот некто — кто-то из руководства нашего МВД, — проговорил он. — Или вашей ФСБ.
      Несмотря на то что они оба давным-давно не служили в ФСБ и в МВД, Павел до сих пор оперировал понятиями «наше министерство», «ваш комитет».
      — Не факт, Пашенька, — покачал головой отчим.
      — Почему же не факт?! — Синичкин, показалось Тане, был поражен до глубины души. — Кто еще мог о делах узнать? А потом подослать к Гараняну и к вам отморозков?
      — Вот это меня и смущает, — выдохнул очередную порцию табачного дыма Ходасевич.
      — Что?
      — Отморозки.
      — В смысле?
      — А в том смысле, что отморозки в ФСБ не служат.
      — Пожалуй, нет, — согласился Синичкин.
      — В милиции, как я понимаю, тоже, — продолжил полковник.
      Его ирония наконец дошла даже до толстокожего Пашки.
      — Еще как служат, — ухмыльнулся он.
      Отчим стал донельзя серьезным и пристально посмотрел на Синичкина.
      — А как ты себе реально представляешь ситуацию?
      Генерал милиции вызывает майора спецназа и приказывает ему замочить двух полковников ФСБ?
      — Именно так это я себе и представляю, — буркнул Павел.
      — Н-да… К сожалению, не так уж невероятно. Вполне может быть…
      — Вот-вот, — вставил Синичкин.
      — Но ведь возможны и другие варианты… — задумчиво сказал Ходасевич.
      — Например?
      — Например, в МВД или в ФСБ сидит «крот».
      — Чей «крот»?
      — Не знаю.
      Полковник Ходасевич выдержал паузу, раскурил еще одну сигарету и махнул рукой:
      — Работать он может на кого угодно. На главаря преступной группировки. На Администрацию президента…
      Отчим встал, в задумчивости стряхнул пепел прямо на пол, прошелся по кухне. Продолжил:
      — Он может работать и на Федеральную службу охраны. И на Службу внешней разведки. Наверху, знаешь ли, все следят за всеми…
      — Ну и что мы имеем при таком раскладе?
      — Допустим, именно «крот» сообщил своим хозяевам о нашем с Гараняном интересе к делам. А он, этот «крот», может оказаться кем угодно. Секретаршей. Фельдъегерем. Архивариусом… Правильно я рассуждаю? — отчим задумчиво задал риторический вопрос. И, хоть он и не нуждался в одобрении, Паша брякнул: «Правильно». (Таня сочла за благо отмолчаться.) — Итак, — Валерий Петрович продолжал мерить шагами кухню, — этот «крот» настучал на меня с Гараняном своим хозяевам. И они начали действовать.
      Сначала убрали Армена. А теперь пытаются ликвидировать меня… Как ты считаешь, возможен такой вариант?
      Синичкин нехотя согласился:
      — Возможен. — И, подумав, добавил:
      — Но версия о «кроте» сильно расширяет круг подозреваемых.
      — К сожалению, да, — кивнул отчим.
      И тут Татьяна не удержалась. Она выпалила со своего места в уголке («Лучше б уж сидела тихо, дура!»):
      — Значит, нужно идти другим путем! Надо, Валерочка, выяснить, что связывает между собой те уголовные дела, которые ты изучал!
      Отчим медленно и недовольно стал разворачивать к ней свою объемистую тушу.
      — И я не верю, Валерочка, — Татьяна все-таки прокричала свою мысль, пока тот не перебил ее, — чтобы ты, когда просматривал дела, ни о чем не догадался!
      Повисла неловкая пауза. Отчим посмотрел на Таню с выражением: откуда ты, мол, вообще тут взялась?
      Затем перевел взор на Синичкина и досадливо проговорил:
      — Я тебя прошу, Паша. Очень прошу. Почини ты в ее колымаге то, что она там испортила. — И обратился к Тане: