* * *

      Он перехватил Татьяну на подходе к «лавочке Маргариты». Вынырнул откуда-то сзади, из толпы ошалелых интуристов. Взял под локоток так аккуратно, что Таня даже не вздрогнула.
      — Привет, толстячок! — заулыбалась она.
      Мама, Юлия Николаевна, неоднократно повторяла, что интеллигентный человек не должен употреблять подобные выражения. Особенно — в адрес собственного отчима. Но Валерочка на ее грубоватые прозвища не обижался.
      «Он выше твоей дурацкой пресловутой интеллигентности», — заявляла Татьяна матери.
      Вот и сейчас отчим расплылся в улыбке:
      — Привет, Танюшечка. Я уж подумал было: не приедешь…
      — С ума сошел, — констатировала Таня. — Как я могла не приехать?! Ты что, часто меня о чем-то просишь?
      — Спасибо, — проговорил отчим. — Извини, что от дел оторвал. Секретарша сказала, что у тебя совещание…
      — Забудь, — хмыкнула Таня. — Без меня досовещаются. И вообще: это ты извини, что я опоздала.
      Тане совсем не понравилось, что Валера только делает вид, что улыбается. А сам — тревожно обшаривает глазами прохожих.
      — Ну, говори: чем я могу помочь? — потребовала Таня.
      Она специально сформулировала вопрос именно так. Еще по дороге решила: не стоит накидываться на отчима с криками: «Что случилось?» Для таких воплей — у отчима есть бывшая жена, она же Танина мама.
      Но раз Валерочка обратился не к маме, а именно к ней — значит, он ждет, что Таня не станет охать, а будет реально ему помогать.
      «И пусть он думает, что я ему помогу — без всяких расспросов. Слепо, как Терминатор, который только выполняет команды».
      Таня была уверена: Валера все равно расскажет ей, что случилось. Со временем.
      А пока нужно усыпить его бдительность. И притвориться покорной, исполнительной и бессловесной.
      — Таня! Мне нужно место, где я мог бы отсидеться. Квартира, дача, гостиница, в которой не спрашивают документов.
      «Ого!» — восхитилась про себя она. А вслух спокойно сказала:
      — Конечно, найдем. Что-нибудь еще?

* * *

      Валерий Петрович Ходасевич, полковник запаса ФСБ-КГБ, уже давно не работал. В том смысле, что не ходил на службу. Однако пенсионером — с неизменной рыбалкой, домино и сериалами по телевизору — он тоже не стал. Чем он занимался? Таня была уверена, что отчим до сих пор подрабатывает. Служит кем-то вроде внештатного аналитика. Один раз она приехала к нему без звонка, открыла своим ключом дверь и увидела: отчим сидит перед видеомагнитофоном. На экране какой-то боевик. А Валера что-то торопливо записывает в блокнот.
      — Ты чем занимаешься? — требовательно спросила Татьяна.
      Валера серьезно ответил:
      — Видишь, там, на экране, — сейф вскрывают? Вот, хочу понять, как они это делают. Вдруг пригодится?
      — Банк решил взять? — расплылась в улыбке Таня.
      — Нет. Для начала — пункт обмена валюты. Будешь на шухере стоять?
      Падчерица рассмеялась, а отчим — выключил видик и убрал блокнот в ящик стола. Однажды, когда Валера вышел в кухню, Таня в этот ящик сунулась — но он оказался заперт. Стало ясно, что просить показать блокнот — бесполезно… Может быть, Валера составляет обзор шпионских уловок и бандитских киноприемчиков, придуманных неутомимыми сценаристами? Тем более что так же тщательно, как фильмы, отчим изучал и все детективы современных западных авторов. А может, он как раз сам детективы пишет? И, стесняясь насмешек Тани и друзей, публикует их под псевдонимом?
      «Вот бы мне такую работу! — мечтала она. — Сиди себе на диване с книжечкой или перед видаком! А тебе еще за это деньги платят!»
      То, что отчим, в отличие от прочих пенсионеров, не бедствует, было очевидно. По крайней мере, и обожаемая Таней сырокопченая колбаска в его доме водилась, и дорогим джином он ее угощал. Он всегда решительно отказывался от материальной помощи — а Таня, с тех пор как стала хорошо зарабатывать, не раз пыталась всучить ему денежек.
      Да и самого себя Валера кормил «на убой». Огромный кус парной свининки, запеченный в фольге. Здоровенная кастрюля бигоса со свежайшими телячьими сосисками. Неслабая коробочка, полная заварных пирожных…
      — Лопнешь ты скоро, Валерочка, — ласково журила отчима Таня.
      — У меня всего-то шесть пудов веса. Как у Поддубного, — привычно отшучивался тот.
      — Нет, не шесть, а все восемь, — не соглашалась Таня и дарила ему футболки размера XXXL из магазина «Толстяк».
      А когда Валера садился на пассажирское сиденье ее машины, «пежик» тут же слегка западал на правый бок, и Таня пугала отчима, что кресло может провалиться прямо под ним…
      …Валерий Петрович никогда не рассказывал падчерице, чем занимается на самом деле. О том, что его сослуживец, полковник Армен Гаранян, до сих пор обращается к нему с поручениями-просьбами — поработать на родную Контору.
      Работа не предполагала засад, погонь или допросов. Чистая аналитика. Тренировка для ума — к тому же хорошо оплачиваемая. Проанализировать данные — и выявить суть.
      Валерий Петрович ждал таких заданий. Выполнял их ответственно и с полной отдачей. Готов был сидеть над ними и день, и ночь. И очень обрадовался, когда неделю назад ему снова позвонил Гаранян. Предложил встретиться и попить пивка… Именно — попить пивка, а не выпить пива шил, там шандарахнуть по кружечке.
      Эта фраза была ключевой.
 
       За шесть дней до описываемых событий.
       Тридцатое июня, понедельник
 
      Встречались они, как обычно, у печального Пушкина.
      Ходасевич пришел загодя. Захватил место на лавочке: в тени, вблизи от фонтанной сырости. Предложил Гараняну:
      — Посидим здесь?
      Тот с сомнением огляделся. Пушкинскую площадь заполонили подростки. Молодняк галдел, курил, прихлебывал пиво, хрумкал чипсами… Двое пожилых мужчин в их компанию явно не вписывались. До Валерия Петровича донесся чей-то насмешливый комментарий: «Двое педиков: жиртрест и чурка!»
      Гаранян тоже расслышал обидные слова. Спокойно сказал:
      — Нет, здесь слишком шумно.
      Валера со вздохом встал. Придется бродить по бульвару — а ходить ему сегодня (как, впрочем, и всегда) совсем не хотелось.
      Но Гаранян неожиданно предложил:
      — Пойдем лучше я тебя покормлю.
      — В столовую «дома два», — усмехнулся Валера, — меня не пустят.
      — Зачем в столовую? — притворно возмутился Гаранян. — Тут через дорогу кафе открылось. Не самое дорогое. Мне сын советовал. Итальянская кухня и немецкое пиво.
      Ходасевич хмыкнул:
      — У тебя хватит денег-то — меня прокормишь ?
      Гаранян оглядел его безразмерный живот и сообщил:
      — А я лепешек фокаччо тебе возьму. Порций пять-шесть. Они там дешевые.
      Валерий Петрович отказываться не стал. Он прекрасно понимал, что прижимистый (или, как он сам говорил, хозяйственный) Гаранян никогда не поведет его в кафе на свои. А раз уж родная Контора угощает — грех не потратить представительские на хорошее дело.
      — Одними лепешками ты не обойдешься, — предупредил его Ходасевич.
      …В кафе «Венеция» оказалось шумно и суетно.
      Единственный столик, почти прижатый к стене, нашелся с трудом. Валерий Петрович, кряхтя, втиснулся в малогабаритное пластиковое кресло. А Гараняну и вовсе пришлось пробираться в узкую щель между столом и стеной.
      — Время ужина, — извинился метрдотель. — Минут через сорок будет уже поспокойней.
      Он предупредительно распахнул перед ними кожаные папки меню.
      Валерий Петрович быстро изучил цены: ужин, даже самый скромный, в «Венеции» тянул на пяток минимальных зарплат. Но посетителей кафе это совершенно не смущало. Столы ломились закусками, пиво (сто пятьдесят рублей за кружку!) лилось рекой, а девчушки за соседним столиком с аппетитом уминали лобстеров.
      — Кучеряво живет столица, — оценил Валерий Петрович.
      По доброй воле он в кафе не ходил. Бывшему полковнику ФСБ казалось барством диким(как, писал Пушкин) отдавать полпенсии за такой поход.
      Мужчины заказали по пиву (Гаранян выбрал крепкий «Гиннесс», Ходасевич ограничился светлым «Гессером»). Закусывать решили отбивными. Раз уж Контора платит.
      После первой кружки Гаранян спросил:
      — Слушай, Валера… Ты кроссворды разгадывать любишь?
      Ходасевич не сомневался: о его страсти к кроссвордам — в прямом и переносном смысле этого слова — тем, кому надо, хорошо известно. И Гараняну — в первую очередь. А чего тогда спрашивать?
      — Ты же знаешь, что люблю, — подбодрил его Валера.
      — А кроссворды бывают разные, — задумчиво сказал Гаранян и махнул официанту:
      — Еще пивка, пожалуйста… Есть классический кроссворд — где слова пересекаются. Есть чайнворд — когда из концовки слова растет начало следующего. Бывают кроссворды круговые, бывают — на вычеркивание…
      Валерий Петрович терпеливо слушал. Объяснять, какие бывают кроссворды, ему не надо было: он скупал всяких «Зятьков» с «Внучками» во множестве. Тренировал мозги. Боролся с подступающей старостью.
      — А самый интересный кроссворд — это тот, из которого нужно составить ключевое слово. Встречал такие? Знаешь, какой принцип?
      Валера знал, но решил бывшего сослуживца не прерывать.
      — Берешь по одной букве из каждого правильного ответа, составляешь ключевое слово и высылаешь его в редакцию. Пятьсот рублей, между прочим, можно выиграть.
      — Пока не выигрывал, — усмехнулся Валера.
      — И не выиграешь. В редакциях эти деньги по своим распределяют, — заверил его Гаранян.
      — Ну, не тяни резину, — поторопил Ходасевич. — Выкладывай свой кроссворд.
      Гаранян понизил голос и перешел к делу:
      — Ты, наверно, помнишь — я периодически запрашиваю у соседей уголовные дела. Для общего, так сказать, развития…
      — Дел по сто в месяц, — кивнул Ходасевич. — Или сейчас уже меньше?
      — Как когда. — Гаранян твердо придерживался старого чекистского принципа — не выдавать лишнюю информацию. — Так вот. Из того, что смотрел в последние месяцы, я выделил сорок семь дел. Не спрашивай, по какому принципу выбирал, потому что я тебе отвечу: сам не знаю. Считай, что интуиция подсказала. Дела абсолютно разные. География — весь СНГ.
      Убийства, изнасилования, тяжкие телесные…
      — На какой стадии дела? — уточнил Валерий Петрович. — «Висяки»?
      — Не все. По некоторым следствие приостановлено, другие еще в производстве. А девять уже в суд ушли.
      По четырем, кстати, вина доказана и приговоры вынесены. Но только кажется мне, что ключевое слово в этих делах все равно так и не найдено. Ни менты его не нашли, ни я… А возможно, даже и нет в них этого ключевого слова. Но… Что-то мне в них не нравится…
      И на всякий случай — материалы по этим делам я запросил повторно…
      — Можешь не продолжать, — усмехнулся Ходасевич.
      — Значит, задачу ты понял.
      — Говори, где работать и когда начинать, — откинулся в кресле Валерий Петрович. — А сейчас закажи мне еще одну отбивную.

* * *

      Условия ему создали весьма приемлемые.
      Однокомнатная квартира в неприметной «панельке». Удобное кресло из кожзаменителя. Стол с яркой лампой. Огромная банка кофе. Два сорта чая. Сахар.
      И даже — дежурный запас сыров-колбас в холодильнике. Молодцы, позаботились. Неформально подошли к подготовке конспиративки. Можно сказать, с душой.
      Квартира была неплохо защищена: охранная сигнализация, решетки на окнах и «маскировочная» дверь: та ее сторона, что выходила на лестничную площадку, была сделана из дрянной фанеры, обитой дерматином. А внутренняя часть оказалась стальной.
      Дела, о которых говорил Гаранян, хранились в сейфе.
      На сейфе Контора тоже не сэкономила. Взорвешь только тротилом, но при этом содержимое превратится в прах.
      Валерию Петровичу пришлось вызубрить тройную систему шифров.
      Новая работа его захватила. Захватила именно тем, что он просидел над уголовными делами уже три дня — а ключевого слова в них так и не нашел. И даже намека на это слово не предвиделось…
      А может, и нет никакого Слова ?
      Может, и нет — предупреждал его Гаранян.
      Абсолютно разные способы убийств. Никакой на первый взгляд связи между потерпевшими. В каких-то случаях — эти папки Валерий Петрович выделил в отдельную стопку — эксперты констатировали сексуальное насилие. В других — эти тоже лежали отдельно — убийства были примечательны тем, что потерпевшие остались при кошельках и золотых побрякушках. А в семи до убийства вообще не дошло — преступника или вспугивали, или он сам отступался. Валерий Петрович внимательно изучил составленные со слов потерпевших словесные портреты.
      Нет, ничего, решительно ничего общего…
      И все-таки Гаранян утверждал, что ключевое слово здесь есть. Не во всех, конечно, делах — в некоторых.
      — Ты имеешь в виду.., какую-то деталь, штрих? — пытал его Ходасевич.
      — Не знаю, — вздыхал Гаранян. — Просто нюхомчую: здесь что-то нечисто. Странно. А наши коллеги из МВД эту странность не заметили.
      — Пока ничего, — ежедневно докладывал Ходасевич.
      Гаранян не скрывал, что расстраивается. Но каждый вечер упрямо повторял:
      — Ищи дальше. Мы не спешим.

* * *

      Светом в конце тоннеля это назвать было нельзя.
      В общем-то, даже на просвет не тянуло. Так, крохотный лучик… Но этот лучик занимал все мысли полковника Ходасевича. Можно сказать, терзал его. Выжигал изнутри, как лазером.
      Домой он вернулся поздно. Спину ломило, в глазах щипало. И вот что удивительно: обедал он давно и совсем неплотно, только есть ему совершенно не хотелось.
      Ходасевич выпил чашку сладкого чая с сушками и лег в постель. Но заснуть так и не смог. Даже четвертушка снотворной таблетки, как рекомендовал врач, не помогла…
      Он лежал без сна, слушал, как под окнами проносятся поливальные машины и лихачи на мотоциклах, и думал, думал… В половине пятого утра, когда сквозь шторы пробился рассвет и птицы начали чирикать все уверенней, кряхтя, поднялся. Прошлепал на кухню.
      Поставил чайник. Покрутил ручку настройки, выбрал радиостанцию с самым бодрым ди-джеем — благодаря Тане Ходасевич неплохо разбирался в современной музыке, только его очень раздражало, когда радийные мальчики и девочки ранними утрами зевали или еле блеяли.
      Сумерки быстро сменялись нежно-розовым утром.
      Птицы горланили из последних сил. Денек ожидался прекрасный. Бодрая музыка из приемника настроила его на рабочий лад.
      Валерий Петрович заварил себе крепчайшего кофе, закурил и решил взяться за дело немедленно — пока мысль не ушла. Он склонился над блокнотом. Ручка летала по бумаге, кажется, сама собой. Жаль, конечно, что исписанные странички перед уходом придется уничтожить — правила есть правила…
      Неважно. Он не сомневался, что без труда воспроизведет свои записи на конспиративной квартире. И сегодня же передаст докладную записку Гараняну. Только перед этим нужно все еще раз проверить-перепроверить…
      К шести утра приблизительная схема была готова.
      Валерий Петрович перечитал ее раз, другой… Потом вырвал блокнотные страницы, разорвал их в мелкие клочки, выбросил в унитаз. Снова щелкнул кнопкой электрического чайника. Открыл банку кофе. (Хорошо, что лечащий врач не видел, сколько кофейного порошка его пациент всыпал в чашку.) Сделал себе пару сытных бутербродов: на толстом ломте хлеба — слой куриного паштета, кусок сыра и майонез (тоже, кстати, запрещенный докторами).
      Настроение было отличным. Конечно, еще преждевременно говорить о ключевом слове… Но кое-что — даже не словечко, а что-то совсем маленькое — пару ключевых букв — он точно нащупал.
      Валерий Петрович быстро покончил с завтраком.
      Побрился, щедро оросил себя французским одеколоном и вышел из квартиры. Чувствовал он себя хорошо — так бывало всегда, когда в делах что-то наклевывалось, — и потому даже выполнил одну из рекомендаций лечащего врача: метров двести в сторону метро шел пешком. И только потом остановил такси.

* * *

      Интуиция? Шестое чувство? Внутренний голос?
      Или проще — элементарная, «на автомате», осторожность?
      Такси опасливо кралось по ухабистому междворовому проезду. Несмотря на раннее утро, у некоторых подъездов уже разминались пивком — «конспиративная» девятиэтажка располагалась в самом что ни на есть обычном, пролетарском районе.
      — Вот у этого подъезда остановите, — попросил Ходасевич шофера.
      И, прежде чем открыть бумажник, машинально взглянул на окна рабочей квартиры. Третий этаж, потолки невысокие, с его дальнозоркостью все видно прекрасно. А осторожность никогда не повредит.
      Занавеска на кухне была сдвинута. Не явно, не на метр, но тем не менее находилась она совсем не в том месте, где Валерий Петрович оставил ее вчера, покидая квартиру. Ошибки быть не могло: ровно посередине окна шла небольшая трещина, и Ходасевич, уходя, всегда задергивал занавеску так, чтобы ее кромка проходила по границе этой самой трещины. Неужели он забыл?.. Нет. Это элементарные меры предосторожности.
      — Семьдесят рублей, как договорились, — пробурчал шофер.
      Замешательство пассажира он расценил по-своему: небось толстяк по второму кругу торговаться начнет…
      — Подожди, командир, — отмахнулся Валера и внимательно, до рези в глазах, впился взглядом в окна квартиры. И увидел: в комнате мелькнула чья-то осторожная тень…
      Решение полковник Ходасевич принял мгновенно. Протянул водителю две сотенные бумажки:
      — Переигрываем. Трогайся, езжай прямо. Со двора есть еще один выезд.
      Голос его, похоже, прозвучал начальственно и грозно. Во всяком случае, шофер послушно газанул и тронулся с места. И, хотя ям на тротуаре меньше не стало, ехал он теперь явно быстрей.
      Когда машина подобралась к выезду на улицу, водитель робко спросил:
      — Что-то случилось?
      Валерий Петрович не ответил. Попросил:
      — Слушай, друг… Отвези-ка ты меня обратно.
      — Куда — обратно? — не понял шофер.
      М-да, соображал он туговато.
      — Туда, где я к тебе сел. На Сельскохозяйственную улицу, — терпеливо пояснил Ходасевич.
      — Что-то дома забыл? — догадался водитель.
      — Считай, что так, — отмахнулся полковник.
      Закурил и отвернулся от надоедалы.
      Может быть, он перестраховывается? Скорей всего.
      Надо бы позвонить, спросить, в чем дело… Но звонить из машины не хотелось. Совсем ни к чему, чтобы водила — вон, ушки на макушке — слушал их разговор с Гараняном. Да и рано еще, зачем зря булгачить человека.. Он позвонит ему из дома.
      До Сельскохозяйственной ехали долго.
      — В час пик попали, — констатировал водитель. — Надо бы надбавку, за сложные условия…
      — Нет сегодня часа пик. Воскресенье, — хмуро откликнулся Ходасевич.
      Вымогателей он не любил.
      — Где остановить? — пробурчал шофер.
      — Там же, где я к тебе сел, — повторил Ходасевич. — Не доезжая до продуктового магазина.
      Валерий Петрович прекрасно знал, что от магазина отлично просматривается его двор.
      Поднимаясь по ступенькам продуктового, Ходасевич бросил взгляд на свой дом. И сразу увидел ее: черную «Волгу» с тонированными стеклами. Машина стояла точно у его подъезда.
      Ходасевич остановился как вкопанный, чем вызвал неприкрытый гнев идущей сзади бабули. Она злобно выкрикнула:
      — Чего встал, толстый пень?!
      — Простите… — пробормотал Ходасевич.
      Бабка — кажется, она ожидала ссоры — взглянула на него удивленно. А Валерий Петрович, галантно пропустив ее в дверь, как мог быстро спустился с магазинного крыльца.
      По дороге как раз неторопливо следовало такси.
      Ходасевич пропустил его. Поднял руку перед следующей машиной. Попросил:
      — До метро.
      — Пятьдесят, — гадко ухмыльнулся шофер.
      Торговаться времени не было.

* * *

      Спускаться в метро Валерий Петрович не стал.
      Присел на лавочку в загаженном скверике у станции и достал из внутреннего кармана сотовый телефон.
      Мобильник ему подарила Таня, хотя он ее и отговаривал: «Зачем мне сотовый? Все равно будет валяться без толку. Да под мои габариты и аппарат не найдешь…» Он взял изящную Танину трубочку и сделал вид, что его толстые пальцы никак не попадают по клавишам, а Таня весело хохотала… Отсмеявшись, падчерица тогда пообещала:
      — Я тебе все равно телефон куплю. Огромный, по спецзаказу.
      — Татьяна, не смей? — шутливо прикрикнул на нее Валера. — Будешь еще деньги тратить на всякую ерунду!
      — Да какие там деньги! — ухмыльнулась Таня. — Я тебе знаешь какой подарю? Кондовый, первого поколения. Такие в секонд-хенде продаются. Стоит гроши, долларов десять. Потому что немодный. Зато кнопки огро-омные…
      И действительно подарила — здоровый, с виду — почти стационарный аппарат. Он нещадно оттягивал карман и вызывал веселое оживление у пижонствующих подростков. Но Ходасевича эта модель вполне устраивала. По крайней мере, по кнопкам он попадал без труда. И даже сейчас, хоть и волновался, номер полковника Гараняна набрал с первой попытки…

* * *

      Этот опер был вежливым — будто юный Шарапов — Конкин из «Место встречи изменить нельзя».
      И одет совсем не в духе времени: свежая рубашечка, галстук, светлый костюм. Голос тихий, вкрадчивый: «Присядьте, вот вам водичка…» Дал ей носовой платок — белейший, отутюженный. Глянцевая картинка. Нет — лакированная, надоедливая рожа.
      Тамара с трудом понимала, чего хочет от нее этот молодой человек. Почему его лицо то и дело искажается гримасой нетерпения.
      — Я уже все рассказала, — обреченно повторяла она и размазывала по лицу слезы чужим наглаженным платком.
      Но чистенький мальчик никак не хотел оставить ее в покое.
      — Еще пять минут, Тамара Аркадьевна. Пожалуйста, возьмите себя в руки — и мы закончим наш разговор…
      «Мне теперь не о чем говорить. Ни с кем. Ни о чем».
      А опер тем временем терпеливо повторял вопрос:
      — Вы мне так и не объяснили… Почему вы оказались на даче, а ваш супруг остался дома? Такое бывает часто?
      «Такого больше не будет. Никогда».
      Слезы текли сами собой, смешивались с водой, вода становилась соленой.
      — Пожалуйста, Тамара Аркадьевна. Возьмите себя в руки. — Мальчик тактично отворачивался, чтоб не видеть ее рыданий.
      «Он все равно не отстанет…» И она выдавила:
      — Обычно мы ездили вместе… Но в этот раз он сказал, что ему нужно побыть дома. Срочная работа.
      — Что за работа? — вскинулся юноша.
      — Господи, ну откуда же я знаю! Говорила же вам: он никогда ничего не рассказывал.
      — Хорошо, Тамара Аркадьевна. — Мальчик сделал очередную отметку в блокнотике. — Итак, вы приехали с дачи рано. — Он сверился со своими записями. — Если быть точным — в семь тридцать утра. Скажите, пожалуйста, — с чем связана такая спешка?
      Его глаза впились в нее, как пиявки.
      «Он подозревает меня, — поняла Тамара. — Ищет, за что бы зацепиться».
      Ей вспомнилось, как муж говорил про таких — молодых и бестолковых: «Роют они, роют, да только ничего не нароют!»
      — Я соскучилась по нему, — ответила она мальчику. — И решила приехать. Покормить мужа завтраком. Он же никогда сам не поест, если его не покормишь…
      — Значит, вы, — юноша недоверчиво уставился ей в лицо, — специально ехали из Краскова.., двадцать минут только на электричке.., чтобы приготовить мужу завтрак?
      — Да, именно так, — устало ответила она. — И еще я думала: может, удастся уговорить его поехать со мной на дачу… Он сказал, что в субботу — никак, а в воскресенье — может быть…
      И она добавила то, что ее муж, будь он жив безусловно, назвал бы лишней информацией:
      — Господи, почему я его не уговорила?! Почему не настояла?! Ведь если бы.., если бы мы уехали оба…
      Тамара снова заплакала, закрыла лицо руками.
      Сквозь слезы выдавила:
      — Пожалуйста.., оставьте меня в покое…
      — Тамара Аркадьевна. Тамара Аркадьевна… — не отставал милиционерчик.
      Он аккуратно взял ее за плечо.
      — Ну что?! Что еще вам?!
      — Звонит телефон. Пожалуйста, ответьте.

* * *

      Танюшка, любимица, как-то спросила отчима:
      — Валерочка! А вот ты беситься умеешь?
      — Я — что? — не понял он.
      Она со смехом пояснила:
      — Да удивляюсь я, что ты всегда такой флегматичный. Неужели ты никогда не психуешь? Не пинаешь мебель, не бьешь посуду?
      — Нет. А зачем? — искренне удивился Ходасевич.
      — Ну, как же, — недоумевала Таня. — Это ведь лучший способ снять стресс. Я вот, между прочим, старую посуду никогда не выбрасываю. Держу на специальной полке. А когда разозлюсь — расколачиваю ее о стены. Попробуй сам!
      Валерий Петрович тогда только посмеялся над Таниным способом снятия стресса. И даже стал откладывать для нее треснутую посуду — пусть бьет, если нравится. Но сам, конечно, бить не пробовал. Дикость какая-то. Есть способы куда цивилизованней: размеренное дыхание, медленный счет от одного до пяти, массаж точек у оснований большого и указательного Но сейчас ни один из проверенных способов не помогал.
      В ушах звучал голос Тамары Гаранян — монотонный, подавленный, безнадежный: «Они убили его, Валерочка! Убили!»
      Валерий Петрович с отвращением смотрел на телефон.
      Ему ведь пришлось расспрашивать ее.., задавать наводящие вопросы.., уточнять детали… Тамара отвечала послушно, будто запрограммированный на вежливые ответы робот. И все время плакала, плакала…
      — Я приеду к тебе, — пообещал Валерий Петрович, и от этого обещания на душе тоже стало тошно.
      Потому что он отчетливо понимал: в ближайшее время у Тамары он появиться не сможет..
      Не обнимет ее, не утешит…
      Ходасевич знал: ему нужно выкинуть из головы Тамару Гаранян.
      И друга Армена Гараняна — тоже.
      Убитого Гараняна.
      Но ему надо было освободиться от горя и от чувства вины. И думать только о себе. О том, как уцелеть самому, пока еще не стало слишком поздно.
      Уцелеть.
      Разгадать.
      Найти.
      Отомстить.
      Вот как много всего ему предстояло сделать. Причем в ближайшее время.
      Но мысли сами по себе непрошено соскакивали к Гаранянам.
      "Сколько они прожили вместе? Их сыну уже за тридцать… Внуки в школу пошли… Но Тамара до сих пор всегда наряжалась к приходу мужа. И вставала в шесть утра для того, чтобы приготовить ему завтрак.
      А Гаранян, подвыпив на семейных сабантуйчиках, уверял, что они, как в сказке, умрут с Тамарой в один день.
      И когда та смущенно краснела, ехидно добавлял: «Потому что я без нее просто с голоду погибну…»
      Нет, не может он не думать про погибшего Гараняна. И про его несчастную жену…
      Валерий Петрович огляделся. В чахлом скверике было совсем пустынно. Народ здесь соберется только к вечеру — тогда все лавочки займут любители пива.
      А сейчас только ветер ворошит обрывки газет да в помойном ящике копается парочка кошек.
      Ходасевич прицелился.., размахнулся — и швырнул мобильный телефон в помойный ящик, поверх кошачьих голов.
      Возмущенный визг линялых тварей его порадовал, и на душе сразу стало как-то полегче. Да, в Танином способе что-то есть… Будем считать, что стресс он снял.
      Сработает ли вторая часть его плана?
      Валерий Петрович поднялся с лавочки и тяжело пошагал в сторону метро. Он знал, что сквер прекрасно просматривается из окон вестибюля метро…

* * *

      «Девятка» с затемненными стеклами подъехала к скверу через двенадцать минут. Машину, в нарушение всех правил, бросили, не запарковав, прямо на дороге.
      Так делают только очень уверенные в себе товарищи.
      Уверенные в своем праве.
      Из автомобиля вышли трое хмурых мужчин.
      Их выправка и то, как они шли — привычно-профессионально страхуя друг друга, — не оставляли никаких сомнений в роде их занятий. К тому же все трое были в широких рубахах навыпуск. Под такими легко помещались, не просматриваясь, кобуры. Или заткнутые за пояс пистолеты.
      Молодые люди прямиком направились в сторону помойного ящика.
      Того самого ящика, куда он только что зашвырнул свой мобильник…
      Других доказательств Валерию Петровичу не требовалось.
      Он показал сонной контролерше пенсионное удостоверение и ступил на эскалатор.

Глава 2