Ил-2.
      Никто толком не мог доложить, что с ним случилось. Он был замыкающим в группе, наносившей удар по железнодорожной станции Керчь, куда немцы подбрасывали подкрепление. Вечером сообщили, что Широков посадил самолет прямо на улицу кубанской станицы, летчик ранен в голову, отправлен в госпиталь.
      Стрелок Хромченко, возвратившись в полк, рассказал, что их самолет был подбит над целью зенитным огнем, поэтому они и отстали от группы. Немецкие истребители атаковали подбитую машину. Стрелок отражал их атаки, но один снаряд все же ударил в кабину, разорвался и ранил летчика. Прижав к воде Керченского пролива разбитую машину (приборная доска была разбита), превозмогая нестерпимую боль, Широков пошел дальше на бреющем полете. До своего аэродрома дотянуть не удалось. Мотор заклинило. С большим трудом летчик посадил машину и сразу же потерял сознание...
      От прямого попадания зенитного снаряда 9 декабря на западном склоне Митридата погибли летчик лейтенант Макурин и стрелок сержант Столяров.
      В тот же день был подбит зенитным огнем замкомэска Папка, произвел вынужденную посадку в районе завода имени Войкова. Его воздушный стрелок Паршиков был ранен в ногу. Они выбрались с "нейтралки" к своим под прикрытием огня пехотинцев и были доставлены на аэродром.
      10 декабря началась эвакуация десантников с Митридата! Мало их осталось после сорока дней и ночей беспрерывных боев. Оставшиеся в живых герои Огненной земли оказались в Тамани.
      В моем архиве находится фотокопия немецкого документа разведотдела 5-го армейского корпуса "О советском десанте в Эльтигене с 1.11.1943г., боях за плацдарм до его очищения от противника 11.12.1943 г."
      На пятнадцати страницах изложен весь ход этой операции, где отдавалось должное мужеству наших десантников. В частности, там говорится:
      "Десант на Эльтиген был тщательно подготовлен, но плохое взаимодействие сухопутных войск и морского флота уже в начале операции сказалось на ее проведении. Эти не предусмотренные заранее противником трудности затем изменили весь ход операции. С одной стороны, видно, что догматическое мышление руководства не изменилось, а с другой стороны, наблюдалось возросшее боевое мастерство и настойчивость непосредственно участвовавших в операции. При проведении плана в жизнь не обращалось достаточного внимания на обеспеченность войск всем необходимым. В частности, не снабдили десантников спасательными жилетами, было недостаточное обеспечение их медицинской помощью, хотя даже в первой волне было 40 женщин-санитарок. Стойкость командиров всех степеней и поведение в бою рядовых даже в очень трудном для них положении значительно выросла. Наша пропаганда даже в период критического положения, плохого снабжения совершенно на них не действовала. Большевистская идеология является их убеждением и укрепляется дальше, особенно после больших успехов, достигнутых Красной Армией в этом году..." (Д. 03/26186, л. 263- 278).
      Нам очень досаждали истребители противника с авиабазы Багерово.
      28 декабря 1943 года силами всей 230-й штурмовой авиадивизии по ней был нанесен удар. Надо сказать, удачный. Об этом налете рассказывал мне в Германии после войны тогдашний начальник фашистской авиабазы. Бывший майор люфтваффе после "потрясающего", как он выразился, налета нашей авиации на базу был отстранен от командования и отдан под суд. В тот день там находилось много самолетов, в их числе десять "мессершмиттов" новейшей модификации с опытными летчиками противовоздушной обороны Берлина. Их предполагали использовать в качестве "зондерегер". (Для борьбы с нашими асами фашисты создавали особые пары "охотников", которые назывались "зондер-егер". Для этого отбирались самые опытные летчики-истребители. Им ставилась задача нападать только наверняка, из-за облаков, со стороны солнца).
      Замысел операции по разгрому фашистской авиабазы Багерово возник у командира нашей 230-й Кубанской Краснознаменной штурмовой авиадивизии Героя Советского Союза С. Г. Гетмана.
      Семен Григорьевич рассказывал, что, находясь на своем наблюдательном пункте на плацдарме под Керчью и анализируя действия немецких истребителей, замечал: те часто встречали наши группы штурмовиков уже над проливом. Получалось, что враг подслушивает радиопереговоры и, разгадав тактику, точно рассчитывает время подхода наших самолетов, связывает боем истребители прикрытия. А другие группы "мессершмиттов" атакуют "илы" во время их работы над целью.
      Начальник штаба дивизии полковник Урюпин по предложению командира разработал план операции. Она готовилась по согласованию с командующим 4-й воздушной армией генерал-полковником авиации К. А. Вершининым.
      Все радиостанции на аэродромах, где размещались все пять полков дивизии, в условленное время начали на стоянках "радиоигру", то есть вели переговоры так, как обычно при подготовке к вылету. Затем поддерживался радиообмен словно в самом полете. В тот момент, когда штурмовики должны были появиться над аэродромом наших истребителей прикрытия, авиаторы также "разыграли" радиопереговоры. Потом эфир затих. Всем экипажам было категорически запрещено включать радиостанции. Наш командир полка проинструктировал весь летный состав части, принимавшей участие в этом вылете.
      И вот через час после окончания радиоигры штурмовики пошли на взлет. Соблюдая радиомолчание, построились группами. Подошли к аэродрому истребителей прикрытия. Истребители также молча пристроились к "илам", заняли боевой порядок. На малой высоте полетели к Керченскому проливу, все время отклоняясь к северу: командованием было учтено направление ветра. Когда вышли к Азовскому морю, прижались к морской глади, на бреющем пошли на запад. Затем довернули на юг и только тогда взяли курс на вражескую авиабазу. Таким образом, нашим летчикам удалось обойти зону действия радарной установки, которая следила за воздушной обстановкой над Керченским полуостровом.
      Атака на вражеский аэродром была действительно внезапной.
      Получилось так, что немцы клюнули на голый крючок - радиообман. Когда заработало множество радиостанций авиадивизии штурмовиков, фашисты услышали радиопереговоры наших летчиков над своими аэродромами, над аэродромом истребителей прикрытия, с радиостанцией наведения. Поняли: готовится массированный налет.
      Поднятые по тревоге истребители противника взяли курс на Керченский пролив, чтобы встретить штурмовиков на пути к цели. Подняли даже "зондер-егеров", на аэродроме остались лишь две пары дежурных.
      Прошел час. Штурмовики не появлялись. Радарная установка, антенны которой были направлены на Керченский пролив, фиксировала только фашистские самолеты, хотя по расчетам должны уже были быть над целью "илы". Выработав топливо, "мессершмитты" стали возвращаться на аэродром в Багерово.
      И тут со стороны Азовского моря на бреющем полете появились четыре советских истребителя и, сделав "горку", блокировали аэродром. За ними еще четыре. Зенитная артиллерия обрушила на них огонь, но истребители вышли из зоны огня, набирая высоту, а вместо них стали заходить восьмерки штурмовиков. Вначале они пустили эресы, ударили из пушек и пулеметов, а затем, поднявшись выше, сбросили бомбы...
      Горели самолеты, разбиты радиостанции, радарная установка, взорвался склад боеприпасов... Паника... Разгром!..
      Из нашего полка на базу не возвратились летчик младший лейтенант Чепуренко и стрелок сержант Гаврукович. В другом самолете осколком зенитного снаряда убило стрелка Алясова. Того самого, которого двадцать дней назад вытолкнул из моря надувной жилет.
      Трудно, нет, невозможно было представить наших товарищей погибшими. Как живые они стояли у нас перед глазами...
      Мы часто восхищались действиями истребителей прикрытия. Они старались надежно прикрывать "илы" от атак "мессов".
      ..Нашу группу прикрывала четверка ЛАГГ-3 под командованием комэска капитана Владимира Истрашкина. "Илы" бомбили и штурмовали немцев на горе Митридат. Вдруг слышу по радио голос истребителя Сергея Сонюшкина:
      - На западе "лапотники"! Их более тридцати. Идут бомбить наших!
      - "Горбатые"! Сомкнуть строй! Идите домой! Мы атакуем бомбардировщиков. Серега, за мной! - отдает команды Истрашкин.
      Штурмовики выходят из боя. Нас прикрывает пара истребителей, а Истрашкин с Сонюшкиным пошли в лобовую на всю стаю Ю-87. В этом бою они сбили один Ю-87 и одного "мессершмитта". Немцы сбросили бомбы вне цели.
      Середина зимы. Наступило некоторое затишье. Полк перебазировался на площадку у станицы Джигинской - ближе к Керченскому проливу.
      Командир полка вручил нам боевые награды. Ордена Славы III степени получили летчик Константин Атлеснов, воздушный стрелок Николай Петров и я.
      Это был мой первый орден за сбитые "мессершмитты".
      Редакция армейской газеты предложила мне написать для рубрики "Из опыта воздушного стрелка" статьи: "Осмотрительность в воздухе" и "Устранение задержек в пулемете".
      А помощник командира полка по воздушно-стрелковой службе Тамерлан Ишмухамедов дотошно изучал опыт ведения воздушных боев. Подолгу расспрашивал летчиков, стрелков, какую новую тактику применял противник, как вели себя "илы" в той или иной ситуации. В его "полевой воздушной академии" учились "без отрыва от производства".
      Просматривая немецкие документы в архиве, я обращал внимание на потери немцев в воздушных боях в тот период. Так, на аэродроме Сарабуз находилась авиагруппа ночников 55-й бомбардировочнй эскадры. Они наносили удары по Тамани, косе Тузла, Еникале, Маяк, по десантам в Эльтигене и под Керчью. Потери их были невелики, так как летали ночью.
      Но вот 25 ноября 1943 года немцы были вынуждены днем послать большую группу бомбардировщиков - 19 "Хе-111" - в район переправы через Керченский пролив. Сопровождали их 10 истребителей под командованием аса Бакгорна.
      В донесении 55-й бомбардировочной эскадры указано, что их группа была атакована 20 русскими истребителями. Потери бомбардировщиков: 2 самолета сбиты, один произвел вынужденную посадку, один горел в воздухе - к дальнейшей эксплуатации непригоден, 9 самолетов были повреждены и требуют ремонта. Погибли 9 человек летного состава, в том числе командир эскадрильи. Больше эта группа днем не летала. Каковы были потери истребителей группы Бакгорна, там не указано, так как истребители базировались на другом аэродроме. Там велся свой учет.
      ЧП полкового масштаба
      10 января 1944 года Отдельная Приморская армия перешла в наступление на правом фланге вдоль побережья Азовского моря, чтобы комбинированными действиями с суши и высадкой десантов с моря прорвать оборону противника на севере Керченского полуострова, занять господствующие высоты в районе мыса Тархан.
      Я полетел с Тамерланом Ишмухамедовым на мыс. На северном склоне высоты 164,5 десантники стреляли ракетами, указывая нам цель. Мы сделали несколько заходов, проштурмовали высоту и, израсходовав весь боезапас, улетели домой.
      Входим на КП докладывать о результатах вылета, а командир полка чернее тучи:
      - Тамерлан! Сообщили, что твоя группа нанесла удар по своим!
      Мы, участвовавшие в налете, категорически заявили: нет! Все четко видели серию ракет в направлении противника.
      И тут закрутилось. Из штаба воздушной армии выехала комиссия разбираться. Ишмухамедова от полетов отстранили.
      Оказалось, наземные и авиационные начальники сами запутались и устроили неразбериху. Они, видите ли, не получили сведений, что немцы выбили наших десантников с вершины высоты. Десантники же, увидев приближающиеся штурмовики, как и должно, дали залп ракет, и мы точно нанесли удар, куда нам указали.
      После этого десантники снова овладели высотой, отбросив немцев на южный склон.
      Вот до чего доводит отсутствие четкой связи!
      Командир полка на разборе вечером еще раз предупредил о сложности обстановки на плацдарме и потребовал исключительного внимания.
      11 января продолжались ожесточенные бои за укрепление правого фланга наших войск. Немцы бросили на плацдарм авиацию и танки. Мы отражали их атаки.
      В дневнике боевых действий 17-й армии за 10 и 11 января 1944 года отмечено, что планировавшееся наступление 49-го горнострелкового корпуса на Перекопе и Сиваше сорвано из-за наступления русских под Керчью. В Крым прибыл командующий группой армий фельдмаршал фон Клейст, который приказал бросить в бой резервы. Зенитная артиллерия отражает мощные атаки советской авиации, особенно штурмовиков. Фюрер лично приказал, чтобы ночью части люфтваффе нанесли удар по плацдарму и переправе через Керченский пролив. Была нарушена связь между немецкими соединениями в частями.
      Отмечаются сильные бои 11 января ночью. Командующий силами люфтваффе в Крыму подполковник Бауэр докладывает фельдмаршалу фон Клейсту, что он не имеет достаточных сил, особенно истребителей, для отражения атак советской авиации. Просит усилить его авиацию за счет переброски бомбардировщиков и истребителей с других участков фронта. Клейст разрешает взять часть сил с северного фронта (Перекоп - Сиваш) для переброски их под Керчь и сам улетает из Крыма. Положение, отмечено в дневнике, критическое.
      11 января погибли летчик младший лейтенант Заливадный и воздушный стрелок ефрейтор Павлик. Они были сбиты зенитным огнем противника и упали на скопление немецких танков. Война отнимала друзей. Большинство из погибших сделали всего по нескольку вылетов, в среднем не более десяти.
      Был у нас воздушный стрелок Иван Гудзь, 1915 года рождения. Серьезный, прижимистый, любил во всем порядок. Над ним часто подтрунивали:
      - Иван, дай ножик!
      - Куда ты дел свой? Не дам,- отвечал тот, поглаживая финку с наборным черенком.
      14 января нас подняли рано, было еще темно. Когда одевались, Гудзь задумчиво сказал:
      - Ребята, я видел во сне свою смерть. Сегодня меня убьют. Простите за все! Я не "жмот", просто люблю порядок. Петя,- обратился он к Гурьеву,тебе нравится мой нож. Возьми на память! Прошу, напишите моим родным...
      Все замерли, только Саша Рогоза буркнул:
      - Чепуху городишь.
      В тот же день на первом боевом вылете самолет ведущего группы лейтенанта Тертычного с ведущим стрелком Гудзем врезался в зенитную батарею немцев. Это был их двадцать пятый, последний вылет...
      21 января такая же участь постигла экипаж младшего лейтенанта Толчанова и стрелка Крыленко. Им было по 20 лет.
      Однажды на аэродром сел По-2. Из него вылез человек и, опираясь на палочку, медленно пошел в сторону КП.
      Стали всматриваться. Это был... Петр Откидач, летчик бывшего 446-го истребительного, считавшийся погибшим в воздушном бою на Донце.
      - Откидач! - бросились к нему. - Петя! Живой!
      Начались расспросы. Вот что рассказал Откидач.
      Тогда, 21 мая 1942 года, он летел в замыкающем звене с Шумовым, Уфтюрским. Впереди были Истрашкин, Еремин, остальные - из 40-го полка. Атакой сверху "мессы" отвлекли внимание, и в это же время снизу вторая группа атаковала, его самолет. Подожгли, ранили в ноги и шею. "Ишачок" потерял управление, начал падать. Откидач резко двинул ручку от себя, его выбросило из кабины.
      От страшной боли потерял сознание. Очнулся - надутый парашют волочит его по земле. Левая нога повернута назад. Ремня с пистолетом нет, видно, в воздухе оторвался, а немцы тут как тут, мчатся на мотоциклах. Только успел засыпать руками рядом в ямке партбилет и удостоверение личности.
      Затем он рассказал, что немцы, оказав ему медицинскую помощь, понесли на носилках на допрос. Офицер, допрашивавший его через переводчика, допытывался, с каких аэродромов летали. Он отвечал: Ворошиловград, Варваровка. Эти аэродромы они знали - не было смысла скрывать. Очень боялся, чтобы немцы не узнали о Гречишкино. (На этом аэродроме соблюдалась хорошая маскировка, немцы бомбили нас только спустя месяц, как Откидач попал в плен. Это подтверждает, что он умел хранить тайну). Спрашивали его о Иване Пилипенко, тогда самом известном летчике Южного фронта, но он отвечал, что не слышал о таком: только, мол, прибыл на фронт.
      Петр оказался в Славутском "гросслазарете-301". Здесь наши пленные врачи ампутировали ему ногу. Действовавшая в лагере подпольная организация помогла освободиться из лагеря. В то время немцы еще иногда отпускали инвалидов, если их дом был на оккупированной ими территории. Добрался домой в Полтаву в октябре 1942 года. А тут открылась рана, пришлось перенести еще одну операцию. Связался с полтавскими подпольщиками. Помогал им в совершении диверсий. Тот же фронт и тот же враг. Тоже сражались, и тоже гибли.
      В сентябре 1943 года, после освобождения Полтавы, Откидач явился в находившийся в городе штаб воздушной армии. Его принял начальник политотдела и после беседы направил в 4-ю воздушную, куда он и прибыл на транспортном самолете. Печальной вышла встреча Петра с боевыми друзьями-дальневосточниками. Многие его товарищи погибли. К нам, в 43-й гвардейский, он прилетел тоже навестить однополчан.
      В дневнике боевых действий 17-й армии за 21 января отмечается, что на Керченском полуострове с 1 ноября 1943 по 19 января 1944 года немцы потеряли 19013 человек. Получаемое пополнение из Германии не восполняет потерь. Пока русские не освободили свои силы под Никополем, можно удерживать фронт на Перекопе - Сиваше. Крепость Севастополь для армии сердце Крыма. К счастью, русский Военно-Морской Флот действует слабо: русские берегут флот. Люфтваффе гораздо слабее русской авиации. Нужны истребители. Действуют партизаны. Командующий армией Енеке приказывает генералу Пиккерту использовать зенитную артиллерию также для отражения наземных атак русских. Енеке получает разрешение вылететь в группу армий, а оттуда в штаб сухопутных войск. Исполнять обязанности командующего армией приказано командиру 49-го горнострелкового корпуса генералу Конраду.
      А за 24 января записано:
      "Доложено в группу армий, что противник ворвался в северную часть Керчи. Резервы исчерпаны. Последние резервы из северной части Крыма подбрасываются сюда. Если 25.01 не поступит по воздуху в Багерово пополнение, можно считать, что наступит крах на Керченском фронте". (Последняя фраза в документе подчеркнута).
      Командир 5-го армейского корпуса генерал Альмендингер докладывает, что резервы исчерпаны. Требует или помочь резервами, или дать разрешение на отход на запасные позиции. Он готовит отход тяжелого оружия на Керченский перешеек. Генералу Енеке в Германию направлено специальное донесение об обстановке. Атаки русских. Армия перебрасывает свои последние резервы под Керчь. Теперь все зависит от получения резервов. Сюда перебрасываются румынские войска, которые были задействованы против партизан в районе Владиславовки. Ведутся переговоры о введении в бой сил СС, которые сражаются с партизанами. Генерал-лейтенант Дейхман ведет переговоры о действии новых сил люфтваффе. Штаб 1-го воздушного корпуса получает приказ: всеми силами сдерживать советскую авиацию.
      Поздно вечером отдается приказ оборонять восточный фронт под Керчью на тех же позициях, создавая сильнейшие узлы сопротивления всеми имеющимися силами. Зенитная артиллерия подтягивается к переднему краю для стрельбы и по наземным целям. Из группы войск передается в Крым 73-я пехотная дивизия.
      Таманская ранняя весна. Моросит отвратительный мелкий дождик. Ночь. На аэродроме пустынно, лишь изредка покашливают часовые. Но вот оглушительно взревели моторы. Это механики не спят, проверяют, готовят машины к вылету.
      Утром штурман полка Коновалов поведет группу на выполнение двух задач: изучение нового района боевых действий и уничтожение противника в районе Катерлез (ныне село Войково Ленинского района).
      Это было 2 марта 1944 года. Вот уже задача поставлена, летный состав разошелся по своим машинам. Заработали моторы, но на старт вырулили не все. Несколько самолетов застряли в непролазной грязи. Техники и мотористы облепили их, раскачивают, дружно орут "Раз, два... взяли!" и, что называется, на плечах вытаскивают их на старт. Тяжело, медленно отрываются "илы" на взлете.
      Группа над целью. Противник ведет ураганный огонь. Коновалов подает команды спокойно, чаще шутливым тоном. В складке местности отчетливо видны батареи зенитной артиллерии. Знакомый голос произносит буднично: "Придется атаковать батареи слева. Приготовьтесь". Через несколько мгновений самолеты несутся на цель. Разрывы бомб заволакивают землю.
      Зенитный огонь нарастает. Самолет командира эскадрильи Бахтина отрезан огнем от группы. Его заместитель Иван Гончаров не раздумывая
      направляет самолет на изрыгающие смерть длинноствольные орудия, давит их и при выходе из атаки попадает под снаряды других батарей. Самолет медленно валится на крыло, входит в штопор и падает. Гончаров ценой свой жизни спас командира. С ним погиб воздушный стрелок Курдаев.
      В оставшихся вещах Ивана Павловича Гончарова мы нашли письмо с надписью: "Вскрыть в случае моей гибели".
      Вот строки из этого письма:
      "Дорогая Тасенька! Я отдал жизнь за Родину, за счастье Вили и твое, за будущее моего народа... Целую тебя и обнимаю крепко-крепко. Поцелуй же за меня сыночка и успокой его. Пусть знает Вили, что его отец был гвардеец, летчик-штурмовик и погиб за него, за его счастье, за его будущее..."
      Письмо прочитали во всех эскадрильях. Вскоре оно было напечатано и в нашей армейской газете "Крылья Советов". Вырезка из нее хранится у меня в архиве. И часто, перебирая пожелтевшие листки военных лет, я с горечью повторяю строки:
      Я знаю, никакой моей вины
      В том, что другие не пришли с войны,
      В том, что они - кто старше,
      кто моложе
      Остались там, и не о том жеречь,
      Что я их мог, но не сумел сберечь,
      Речь не о том, но все же, все же, все же...
      Все же...
      * * *
      В 1944 году советские войска на всех фронтах от Баренцева моря до Черного наносили удары по врагу, освобождая нашу землю от захватчиков. В газетах печатались приказы Верховного Главнокомандующего, посвященные этим событиям. Обычно эти приказы заканчивались словами: "Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!"
      В полку много внимания уделялось наглядной агитации, выпускались боевые листки, о подвигах летчиков, воздушных стрелков рассказывали агитаторы. Оружейники, загружая "илы" бомбами, писали мелом на них: "За Васю Тихонова!", "За Виктора Чепуренко!", "За Ивана Гончарова!"...
      Не помню, кому взбрело в голову оборудовать стенд "Вечная память героям!" с фамилиями погибших и вывесить его в общежитии. Гончаров был двадцатым, погибшим в боях за Керчь. Кто-то из ребят, обладавших кладбищенским юмором, написал цифры 21, 22, 23, а рядом поставил знак вопроса: дескать, кто следующий?
      Соколов, узнав об этом, зло плюнул:
      - Правильно говорят: "Заставь дурака богу молиться, так он и лоб расшибет".
      Затем вызвал своего замполита майора Воронцова и откровенно высказал ему, что думает о подобной "агитации" в авиации.
      16 марта - опять тяжелый день. Погибли еще два наших экипажа: командир эскадрильи Агарков с воздушным стрелком Ткачевым и летчик Зотов со стрелком Багарашвили.
      После ужина состоялось открытое партийно-комсомольское собрание. Парторг полка капитан Капцов предложил почтить память погибших боевых товарищей минутой молчания.
      У многих на глазах слезы.
      Полк перелетел ближе к Керченскому проливу, на аэродром возле хутора Трактовый. Теперь мы базируемся вместе с 7-м гвардейским, поддерживаем боевые действия наших войск на плацдарме восточнее Керчи.
      В "Крыльях Советов" была напечатана передовая статья "Воспитание воздушного стрелка", в которой говорилось о роли воздушного стрелка в боях, о воспитании мастеров своего дела,, приводились примеры их доблести и отваги.
      Отмечалось, что не везде обучению и воспитанию стрелков уделяется должное внимание. И далее:
      "...Поучительным примером служит Н-часть. Здесь организована систематическая учеба воздушных стрелков. Флагманский воздушный стрелок гвардии старшина Литвин всегда анализирует тот или иной бой, пропагандирует опыт передовиков, проводит занятия со стрелками по таким вопросам, как осмотрительность в воздухе, ведение прицельного огня, устранение неисправностей пулемета в воздухе, взаимодействие с другими экипажами..."
      Командир полка, прочитав статью, произнес:
      - Теперь ты обязан еще лучше работать со стрелками. Кроме тебя и Петрова, сбили истребители противника Марченко, Бескровный, Мордовцев. Если так дело пойдет дальше, то придется наш полк именовать еще и истребительным,- шутя, под смех присутствующих, заключил Соколов.
      Уставали люди, уставала и техника. Из боев "ильюшины" возвращаются иногда, что называется, на одном крыле. Казалось великим чудом, как они вообще могли долетать до аэродрома. В таких случаях механик Павел Федотов любовно говорил: "Они все могут".
      Эта была обыкновенная ежедневная работа летчика и воздушного стрелка, сопряженная с опасностью для жизни, но она чем-то напоминала работу людей, поднимавшихся рано утром, чтобы идти на завод, шахту, фабрику, где нужно было работать с полным напряжением сил, где иногда создавалась очень непростая обстановка.
      О смерти на фронте говорят мало, ибо это не редкость и люди свыкаются с мыслью о смерти.
      В полк поступили новые противотанковые авиабомбы (ПТАБ). Вес одной бомбы - всего полтора килограмма. В основе секрета эффективности этой новинки было кумулятивное, то есть направленное действие заряда.
      - Мы знаем, что луч солнца, сфокусированный с помощью стеклянной линзы или зеркального рефлектора, легко прожигает лист бумаги. Вот и здесь струя раскаленных газов, сфокусированная внутренним рефлектором - специальной выточкой в заряде ПТАБ, прожигает броню танка,- растолковывал инженер по вооружению полка.- Действие этой бомбы можно сравнить с действием газосварочной горелки, которая своим пламенем режет толстые листы металла. Только струя раскаленных газов этой штучки много мощнее пламени газовых горелок...
      В бомболюки Ил-2 можно грузить около двухсот таких бомб. Высыпаются они сразу и накрывают танки. Вероятность попадания в танк велика. Одной ПТАБ достаточно для "тигра". Да, это сила!
      А в один из дней произошло ЧП.
      Один летчик, замыкающий в группе, не долетев до цеди, повернул обратно и сбросил бомбы в лиман.
      На аэродроме он заявил, что отказала масло-система и поэтому пришлось возвратиться. Инженер полка лично проверил мотор, гонял его во всех режимах, после чего доложил командиру, что мотор исправный. Тогда командир полка сам сел в самолет, взлетел и опробовал мотор в воздухе.
      Возмущению летчиков не было предела. Особенно разбушевался Костя Атлеснов, чехвостил труса последними словами.
      Я помнил этого летчика по 446-му истребительному. В то время он не сделал еще ни одного боевого вылета, все время околачивался в резерве, что было несложно из-за нехватки самолетов. Оказавшись в 43-м гвардейском, он переучился на Ил-2, хорошо овладел техникой пилотирования, но, прибыв на фронт, не спешил занять место в боевом строю, ссылался то на болезни, то на неисправности матчасти. Но много экипажей погибло, и надо было вводить в боевые расчеты других летчиков.
      Испытав двигатель в воздухе, командир явился на КП, обвел взглядом присутствующих. Установилась тишина, все ждали его решения.
      Он повернулся к виновнику ЧП, жестко отрубил:
      - В трибунал! В штрафбат! - и, помолчав, выдохнул:-Такого позора не помню!..
      Вдруг стрелок Саша Паршиков вставляет:
      - Товарищ командир! Прежде чем его отправлять в трибунал, позовем девушек полка - пусть они посмотрят на труса.
      - Товарищ командир, товарищи! - взмолился провинившийся.- Я выполню все. Поверьте в последний раз. Клянусь вам! - и бухнулся на колени.
      Командир долго молчал, мы тоже стояли молча.
      |- Хорошо! Полетишь на одноместном, замыкающим в группе будет Атлеснов. - И, повернувшись к Атлеснову, сказал: - Если этот... на цель не пойдет, приказываю расстрелять его из пушек. Спишем как боевую потерю. Пусть хоть его родителям легче будет - погиб, мол, в бою!
      Группа вылетела на задание. Провинившийся летчик выполнил нормально боевое задание и в дальнейшем воевал хорошо.
      На всех фронтах наши войска вели наступательные бои, а у нас наступило некоторое затишье. Приморская армия и флот готовились к полному освобождению Крыма. Готовился и наш полк.
      С особым уважением однополчане относились к летчику Константину Атлеснову. Высокий, стройный блондин, прекрасный товарищ, грамотный летчик. В первые дни войны ночью он летал вторым пилотом на ТБ-3 бомбить нефтепромыслы Плоешти. Затем овладел штурмовиком, проявлял бесстрашие при штурмовках и в воздушных боях.
      Он с гордостью показывал фото своего отца, бывшего солдата, полного Георгиевского кавалера. Иногда читал выдержки из писем старика. Несмотря на пенсионный возраст, Василий Павлович работал на заводе в Златоусте по двенадцать и больше часов в сутки. Гордился своим сыном офицером, кавалером солдатского ордена Славы, желал Косте и его боевым друзьям победы над врагом.
      - Бить немцев так, как бьет их Константин Атлеснов,- часто говорил командир полка.
      Костя был хороший рассказчик. Как сейчас вижу перед собой симпатичное лицо, слышу его голос. Он часто повторял: "Я чувствую самолет каждым своим нервом. Для меня он живой в небе, и жизнь его прочно связана с моей собственной..." Вспоминал о довоенной поездке с родителями в Крым на отдых, о море, которое ему потом снилось не раз.
      Скоро, скоро мы будем в Крыму и он навсегда станет нашим, советским! Этот день приближают и те, кто борется на оккупированной крымской земле.
      Изучая немецкие архивные документы 11-й армии, действовавшей в период нашей обороны, а также 17-й армии во время освобождения Крыма от захватчиков, я встречал очень много свидетельств сопротивления крымчан их оккупационной политике, а также героических действий наших воинов и партизан.
      Крымские партизаны действовали все время, несмотря на огромные трудности и жесточайший террор карательных отрядов немцев и предателей. Против партизан в Крыму немцы применяли и наши советские самолеты, оказавшиеся в их руках. Как они к ним попали? Я уже приводил пример с летчиком Бабайловым, а случались и другие подобные вынужденные посадки. На войне как на войне - всякое бывало.