Я поблагодарил его, но просил все же направить мой рапорт командиру полка и рассказал, почему я так поступаю: хочу лично сражаться, оружие знаю и верю в него. А главное - я дал слово товарищам. Мой отказ они могут воспринять как трусость.
      - Ладно... Я верю в тебя!
      В тот же день был подписан приказ о переводе меня в воздушные стрелки.
      Моему примеру последовали еще два мастера по авиавооружению - Василий Сергеев и Иван Свинолупов
      Мои друзья-однополчане
      Учебно-тренировочный полк перебазировался в Ставрополь. Здесь продолжалась напряженная работа по совершенствованию техники пилотирования, слетанности групп, производились стрельбы и бомбометания с различных высот.
      Летчики, имевшие немалый боевой стаж, рассказывали о пережитом, делились своим опытом. Запомнились рассказы летчиков Георгия Устинова, Алексея Глобы, Николая Гундобина, Анатолия Пономарева, Виктора Твердохлебова, Виктора Иванова.
      Николай Гундобин рассказал о начале боевого пути нашего 590-го полка, командиром которого был тогда майор Телегин, а заместителем майор А. Д. Соколов. 10 сентября 1941 года под Ростовом-на-Дону был первый вылет полка на штурмовку в составе двух эскадрилий на И-15. Прикрывали эту группу под командованием лейтенанта Багрова два И-16, пилотируемые Телегиным и Соколовым. Сержант Матвеев был подбит зенитным огнем и совершил вынужденную посадку на территории, занятой противником. Через три дня он пришел в свою часть: наши люди переодели его в гражданское и ему удалось перейти линию фронта.
      19 ноября 1941 года было получено задание найти и разрушить понтонную переправу через реку Миус. Немцы ее искусно замаскировали.
      Самолет Георгия Устинова не был готов к вылету, а когда его исправили, группа уже ушла на боевое задание. В то время был строгий приказ: не летать одиночными самолетами, они легко становились добычей немецких истребителей. Устинов, стремясь догнать свою эскадрилью, нарушил этот приказ.
      В предыдущий вылет он обратил внимание, что в том месте, где река Миус впадает в лиман, стояли три-четыре грузовые автомашины-фургона, рядом небольшое количество вражеских солдат. Туда он и направился. Летел на высоте метров 700, так как выше была облачность. Вдруг увидел ровную ленточку понтонной переправы, а на западном берегу - много стогов, которых раньше не было. Он прошел над переправой, но немцы по нему не стреляли. Затем развернулся, спикировал и, сбросив бомбы на переправу, с переворотом устремился на ближний стог. От пулеметных очередей стог загорелся, а когда он начал стрелять по второму, немцы открыли сильный огонь из "эрликонов" (пушки 20 мм). Из-под стогов выползали танки и бронемашины. Самолет Устинова буквально изрешетили, но ему удалось попасть в переправу.
      Несмотря на успех, возвращаясь, думал: что же теперь будет за нарушение приказа? На аэродроме его ждали и уже знали, что он разрушил переправу. Командир полка Телегин поздравил Устинова за удачный боевой вылет и одновременно отругал за нарушение приказа. Дисциплина есть дисциплина!
      Анатолий Пономарев рассказал, что Устинов водил пятерку И-15 на штурмовку в район северо-восточнее Таганрога. Младший лейтенант Семенов повел туда же другую группу. Вечером их обоих вызвали в штаб дивизии. Им сообщили, что наши самолеты нанесли удар по своим войскам, располагавшимся на северном берегу реки Мертвый Донец. Кто нанес удар? Семенов отказывался. Командир полка Телегин допрашивал Устинова. Тот утверждал, что его группа наносила удар в другом месте. Командир грозил трибуналом, расстрелом, но Устинов стоял на своем. Вмешался командир дивизии, заявив, что нужно тщательно разобраться.
      На следующий день Георгий - уже рядовым - летел в тот же район села Хопры, где был нанесен удар по своим. При штурмовке противника его самолет был сбит, загорелся и упал в болото. Летчик с трудом вылез из самолета,
      стал пробираться к своим. Неожиданно навстречу Устинову вышли трое в комбинезонах. Тот, приняв их за немцев, решил последнюю пулю пустить в лоб: лучше смерть, чем плен. Вдруг один из них так громко выругался на русском, что Георгий от радости и наган выпустил из рук. Это оказались воины нашего бронепоезда, стоявшего на станции Хопры. Они рассказали, что вчера наша группа самолетов нанесла удар по своим. Устинову дали стабилизатор бомбы АО-25, который он и принес на аэродром.
      Так было доказано, что удар по своим нанесла группа Семенова, которая бомбила вчера этими бомбами. Но дело прикрыли - не до разбирательств было. Георгий принес на аэродром печальную весть: в том вылете погибли сержант Лазарев и лейтенант Евдокимов.
      А вот рассказ самого Устинова:
      "1 ноября 1941 года был мой двадцать шестой боевой вылет. Я увлекся штурмовкой войск противника и остался один. На высоте 900 метров: на меня набросились шесть "Ме-109". Один против шести! Закрутилась карусель над городом Азовом, которая длилась минут пятнадцать.
      Позже мне рассказывали моряки, наблюдавшие бой с земли. Один "месс" подошел очень близко, дал очередь. Самолет мой задымил, а потом взорвался. Я был выброшен из самолета, но все же удалось раскрыть парашют. Немцы пытались меня расстрелять в воздухе, но тут появились наши истребители, и они ушли. Я спустился на одной лямке, вторая сгорела. Спас меня от огня меховой комбинезон. Подлечился, и уже 17 ноября - снова в бой! Вел группу Семенов. Над целью нас встретили девять "Ме-109".. Сразу же немцы сбили двух сержантов - Алябова и Матвеева. Семенов начал уходить на бреющем, а я остался последним, крутился между "мессерами", и только вблизи нашего аэродрома они, наконец, меня бросили: наверное, у них было горючее на исходе. Когда приземлился на поляне, то увидел: нижняя плоскость лежит на земле, руль глубины и стабилизатор как пилой отпилили. Техники в бронеспинке насчитали 38 вмятин от пуль.
      В тот же день в другом вылете погибли сержанты Зязин и Голубев...
      К нам прибыло пополнение. Командир полка вызвал меня из санчасти и говорит, чтобы я пошел к ним и рассказал о боевой работе. Стал отказываться, ссылаясь на то, что у меня обгоревшее лицо и это удручающе подействует на молодых летчиков. Телегин тоном, не терпящим возражений, приказывает: "Не на танцы прибыли, а на войну! Пусть знают правду! Иди!" Пришлось идти. Они, правда, прижались друг к другу, как котята, но слушали внимательно. Потом летали на задание, как все".
      Виктор Твердохлебов рассказывал о том, как Иван Кузнецов спас командира своего звена Дворского. Они вылетели парой на разведку.
      Высота облачности была всего 100 метров. Над территорией, занятой противником, самолет Дворского был подожжен. Дворский садится на фюзеляж. Кузнецов не задумываясь садится на И-16 рядом. Дворский закинул ногу в кабину, и Кузнецов взлетает под обстрелом немцев. На аэродроме все ждали возвращения своих товарищей. Прошел час, а их нет. Значит, сбили. Вдруг услышали рокот мотора и увидели странный самолет с выпущенными шасси и горбом на фюзеляже. Тот с ходу по прямой - на посадку... За этот подвиг Кузнецов был награжден орденом Ленина, а Дворский - медалью "За отвагу".
      Виктор Иванов рассказал о другом случае, когда лейтенанты Слизкоух и Плахань на И-15 под Ростовом-на-Дону штурмовали немцев и попали в подобную ситуацию. Лейтенант Слизкоух был подбит и совершил вынужденную посадку на территории, занятой противником. Лейтенант Плахань сел рядом и пытался вывезти друга, попавшего в беду. Тот отказался. Тогда Плахань предлагает ему сесть в кабину самолета, а сам решает держаться за стойку центроплана. Потрясенный происшедшим, Слизкоух опять отказывается.
      Когда через неделю был освобожден Ростов, полк перебазировался на аэродром, недалеко от того места, где произошла трагедия. Ребята ходили туда. Труп Слизкоуха, раздетый и исколотый штыками, лежал недалеко от сожженного скелета самолета И-15. Верно говорят, что нужно взять себя в руки, нервам не дать взбунтоваться, испуг пересилить. Тогда из самой безнадежной обстановки можно выйти победителем.
      Помню еще один рассказ Георгия Устинова: "8 марта 1941 года произошел такой случай. Мы должны были бомбить и штурмовать немцев в районе северо-восточнее Таганрога. При подходе к цели нас атаковали "мессершмитты". На самолет сержанта Николая Гундобина устремились три "месса". В лобовой атаке он сбил одного, но два других подожгли самолет Гундобина. Самолет начал стремительно падать. Вернувшись на аэродром, доложил, что сержант Гундобин погиб: сам видел, как его самолет врезался в землю.
      В то время я оставался за командира эскадрильи. Однажды меня вызвали на проходную. Там оказалась девушка, которая подала мне записку. В записке было написано: "Тов. к-р, лежу в ППГ-1 в Ростове, сильные ожоги лица, рук, чувствую себя хорошо. Николай".
      "Какой Николай? Гундобин сгорел - сам видел Сели на полуторку с комиссаром эскадрильи - старшим политруком Сеньковским. Приехали Надели халаты. Сестра показывает нам на палату. Входим. Лежат четверо. Трое - не нашего полка. У четвертого лицо черное, распухшее, руки и ноги тоже черные, обгоревшие. Я посмотрел ему в глаза и подумал: "Неужели Николай? Гундобин?.."
      И чуть не упал, когда он произнес: "Юра! Это я..."
      Гундобин рассказал Устинову и Сеньковскому, что с ним произошло. Когда его подожгли, он хотел выпрыгнуть с парашютом, но внизу были наши наступавшие войска. На самолете бомбы, и он не мог сбросить их на своих. Выход один... Повел горящий самолет на фашистов, сбросил бомбы, развернулся и потерял сознание от ожогов. Самолет упал на землю, но Гундобина выбросило из кабины. Он пришел в себя и начал отползать от горящего самолета подальше. Вскоре самолет взорвался.
      Его подобрали и отправили в госпиталь.
      За этот подвиг Николай Гундобин был награжден орденом Ленина.
      Алексей Глоба рассказывал, что после окончания Чугуевского авиационного училища ему присвоили звание сержанта. Осенью 1941 года попал в 590-й истребительный авиационный полк, который в то время базировался в районе Батайска.
      Особенно запомнилось первое боевое дежурство: охрана железнодорожного узла от налетов вражеской авиации. Оповещения о предстоящем налете вражеских самолетов не было. Вылетали на перехват одиночных бомбардировщиков только тогда, когда видели в небе самолет противника, кружились над железнодорожным узлом, так как не могли догнать противника, который имел большую скорость, чем наш истребитель И-16. Злость брала, но что-либо изменить - не в силах!
      При обороне Ростова-на-Дону полк штурмовал противника. Приходилось в то время делать до десяти вылетов в день, несли большие потери от зенитной артиллерии и истребителей противника. После освобождения города в 1941 году на одном из полевых аэродромов было захвачено несколько исправных немецких самолетов "Ме-109". Командование приняло решение: обучить группу летчиков летать на этих истребителях, чтобы изучить его сильные и слабые стороны. Создали спецгруппу, ее возглавил майор Телегин, а 590-м полком стал командовать майор Соколов.
      В составе спецгруппы был и заместитель командира авиаэскадрильи нашего полка капитан Виктор Попов. Александр Иванович Покрышкин, впоследствии трижды Герой Советского Союза, летал в этой же группе. Виктор Попов быстро освоил "мессершмшт". В то очень трудное время он совершал на нем разведывательные полеты, добывая ценные сведения.
      Однажды, возвращаясь на "Ме-109" с боевого задания, Попов совершил вынужденную посадку. Обычно он перелетал линию фронта на большой высоте, часто в облаках. В этот раз мотор "Ме-109" начал давать перебои над территорией, занятой противником. Летчик был вынужден планировать, перелетая фронтовую линию на низкой высоте. Немцы, видимо, подумали, что
      их самолет заблудился, и сначала открыли предупредительный огонь, а затем, увидев, что тот летит на восток, - огонь на поражение. Попову все же удалось посадить самолет в поле, рядом с каким-то селом. Вскоре его окружили женщины и подростки, вооруженные "подручными средствами". Когда же они услышали, что летчик говорит по-русски, то приняли его за предателям и дело чуть не закончилось трагедией.
      Спасла находчивость Попова, который начал убеждать своих "конвоиров", что он был сбит над территорией, занятой противником. Там ему, мол, удалось захватить немецкий самолет и перелететь к своим.
      Вскоре прискакавшие кавалеристы отвезли летчика сначала в свой штаб, а оттуда доставили на аэродром. Он снова продолжал летать на И-15, а 25 июля 1942 года капитан Виктор Алексеевич Попов погиб в неравном бою с "мессершмиттами".
      Бесспорно: немцы были лучше подготовлены к войне.
      Вот что рассказывал мне после войны бывший майор люфтваффе, работник штаба 51-й истребительной эскадры 4-го воздушного флота, действовавшего на юге, о тех днях:
      "Авиационной группой, куда входила и наша эскадра, командовал известный ас Мельдерс. В группу входили бомбардировщики, штурмовики, истребители, разведчики. Сам Мельдерс летал на специально оборудованном самолете "Физилер-Шторх" с мощной радиостанцией на борту. Летая вдоль линии фронта и получая данные от разведчиков о положении на ваших аэродромах, он сразу же направлял, туда бомбардировщики и штурмовики. Это давало нам возможность наносить удары по вашим самолетам, когда они только-только производили посадку".
      Нужно внести ясность и о паре истребителей - первичной тактической единице. Мельдерс после возвращения из Испании написал докладную записку Герингу, в которой предлагал в звене истребителей иметь две пары (вместо трех самолетов), исходя из опыта боев с нашими летчиками. После совещания в министерстве авиации было принято решение это предложение принять и реорганизовать прежде всего истребительную авиацию. Такая работа была проведена в люфтваффе до начала второй мировой войны. Ход боевых действий во Франции и над Англией подтвердил правильность новой организации и тактики. Англичане в 1940 году обратили внимание на это новшество и тогда же внедрили его у себя.
      Наши летчики с первых дней войны часто оказывались в положении, когда приходилось сражаться парой, убеждались, что "третий лишний". Но только в боях на Кубани эта тактика была официально признана и подавалась нашей пропагандой за последнее достижение отечественной военной мысли.
      Советские летчики смело вступали в бой даже при многократном превосходстве противника, готовые без колебаний отдать жизнь, лишь бы польза была. После легких побед на западе асов люфтваффе удивляло упорное сопротивление наших пилотов. Своим мужеством они как бы "компенсировали" просчеты командования, нехватку и несовершенство техники.
      Но уже к началу боев на Кубани в 1943 году на вооружение поступали скоростные истребители, по своим летно-техническим данным не уступавшие модернизированным "мессершмиттам" и "фокке-вульфам", а по ряду показателей и превосходившие их. Однако многие летчики, ранее
      воевавшие на И-16 и И-15, придерживались старых укоренившихся навыков пассивного боя на горизонтальном маневре, что обусловливалось недостатком скорости прежних самолетов, отсутствием радиостанций на них. Отсюда и "строй - рой" - сомкнутый боевой порядок, основой которого была зрительная связь.
      Теперь применялась радиосвязь, расчлененные боевые порядки, вертикальный маневр, скоростные атаки.
      На разборах полетов, специальных занятиях летчики внимательно изучали сильные и слабые стороны противника, находили его уязвимые места, что позволяло своевременно разгадывать хитрые уловки гитлеровцев и во время боя противопоставлять им свои, новые, тактические приемы.
      Вот что вспоминает немецкий полковник Бакгорн, бывший командир второй группы 52-й истребительной эскадры, ас No 2, совершивший более тысячи боевых вылетов на советско-германском фронте и сбивший, по данным противника, баснословное количество советских самолетов, о наших летчиках:
      "Я сражался против всех типов советских самолетов, и в том числе полученных русскими по ленд-лизу. Лучшим истребителем считаю Як-9... В начале войны русские были неосмотрительными в воздухе, действовали скованно, и я их легко сбивал неожиданными атаками, но все же нужно признать, что они были намного лучше, чем пилоты других европейских стран, с которыми нам приходилось сражаться. В процессе войны русские пилоты становились все более умелыми воздушными бойцами. Приведу пример. Однажды, в 1943 году, так получилось, что мне пришлось на "Ме-109-г" сражаться с одним русским на ЛАГГ-3. Кок его машины был выкрашен в красный цвет. Это был летчик из гвардейского полка. Это мы знали по данным нашей разведки. Бой продолжался около 40 минут, и я не мог его одолеть. Мы вытворяли на своих машинах все, что только знали и могли, и все же были вынуждены разойтись. Да, это был настоящий мастер!" (Из книги Р. Толивера и Т. Констейбла "Хорридо", вышедшей в США в 1976 году, с. 136).
      И вот полк нового состава построен для встречи командира, который прибыл из Москвы после учебы на краткосрочных курсах.
      Поздоровавшись, гвардии подполковник: А. Д. Соколов медленно прошел вдоль строя, сосредоточенно всматриваясь в лица. Его внимательные глаза как бы пронизывали каждого. Затем обратился к нам с краткой речью:
      - Высокое звание гвардейского 590-й полк завоевал в тяжелейших боях ценой многих жизней. Мы всегда должны помнить боевые подвиги однополчан, брать с них пример. Победа достигается в боях настойчивым трудом. Нужно изучить свое новое оружие только "на отлично". Полку предстоят сражения с ненавистным врагом, а побеждать его могут только мужественные и умелые воины... В ближайшее время я постараюсь познакомиться с каждым из вас лично...
      Внешне Соколов ничем особенным не выделялся: роста невысокого, щупленький. Но это был опытный и смелый командир.
      Однажды я проводил занятия с воздушными стрелками в тире. Занимались прицеливанием по макетам вражеских истребителей. Командир полка внимательно наблюдал за действиями воздушных стрелков, задавал вопросы.
      В тот же день он вызвал меня, внимательно расспрашивал о моей службе в качестве оружейника, об учебе в институте, о родных, о подготовке воздушных стрелков. В конце беседы сказал:
      - Нужно так подготовить воздушных стрелков, чтобы они не допускали "мессершмиттов" к нашим "илам". Основная фигура в экипаже - летчик. Но когда начинается воздушный бой, стрелок становится щитом экипажа. Огонь, который он ведет из крупнокалиберного пулемета, является защитным барьером штурмовика, и ни один вражеский ас не осмелится к нему приблизиться.
      В групповом строю коллективный огонь воздушных стрелков является надежной обороной с задней полусферы. Что же касается передней обороны, то огонь, открываемый летчиком из двух пушек и двух пулеметов, создает неприступный барьер для истребителей противника.
      Затем объявил, что берет меня в свой экипаж стрелком и надеется, что я приложу все силы для подготовки воздушных стрелков полка.
      Александр Дмитриевич был доступным и одновременно требовательным командиром. Иногда он заходил к нам в казарму, слушал игру на баяне воздушного стрелка Владимир Тарасова. Затем брал баян и сам играл. Часто ребята просили его рассказать о боях в Испании, о летчиках-добровольцах. Теперь об этом известно из книг, а тогда перед нами выступал очевидец тех событий.
      Запомнился рассказ, как восторженно встречали жители Мадрида наши самолеты, которые вели воздушный бой прямо над городом. Тогда группа, где был и Соколов, разгромила армаду фашистских бомбардировщиков, пытавшуюся бомбить беззащитный город.
      Он рассказывал, как наших летчиков на аэродроме под Мадридом приветствовал командующий республиканской авиацией. Тот говорил, что враг бомбардирует Мадрид, горожане живут в страхе и ложатся спать без надежды увидеть утреннюю зарю. Республике нечем отражать налеты итало-германской авиации. На вас все надежды, друзья-интернационалисты, на вас смотрит Мадрид, старики, женщины и дети!..
      Однажды Соколов шел на посадку после жаркого воздушного боя, самолет был поврежден и при посадке разбился. Резервных машин не было. Командир эскадрильи Сергей Тархов направил его на наблюдательный пункт, который находился на 14-м этаже здания "Телефоники" - самого высокого тогда здания Мадрида. Там ему вручили бинокль и оптическую трубу на треноге. Оттуда он докладывал по телефону на аэродром свои наблюдения о передвижении фашистов, о появлении вражеских самолетов, артиллерийских батареях.
      Рассказал командир и о том, как в ноябре 1936 года над аэродромом пронесся трехмоторный "юнкерс". С самолета на парашюте был сброшен ящик. К нему не решались подходить: а вдруг там бомба с часовым механизмом? Через пару часов смельчаки все же подошли и вскрыли ящик.
      Внутри, в завязанной простыне, лежали останки изрубленного человека, обрывки одежды, а сверху записка на испанском: "Этот подарок посылается командующему воздушными силами красных, чтобы знал, какая судьба ожидает его и всех большевиков".
      Погибшим был командир отряда республиканской авиации Хосе Галарс, он же Владимир Бочаров из эскадрильи капитана Антонио (псевдоним Сергея Тархова).
      Летчики, участвовавшие в воздушном бою, рассказывали, что Владимир Бочаров смело вступил в схватку с пятью немецкими истребителями "Хенкель-51" и сбил одного. Как потом стало известно, самолет Бочарова был поврежден, сам он ранен. Произвел вынужденную посадку на территории, занятой фашистами, близь города Сеговия...
      Мы слушали командира затаив дыхание.
      За бои в Испании Александр Дмитриевич был награжден орденом Красного Знамени, а за бои под Ростовом - орденом Ленина.
      Он пришел в авиацию в те времена, когда профессия летчика была овеяна ореолом романтики и таинственности. Слова "авиация", "эскадрилья", "летчик" звучали для него, как музыка. В те годы авиацией бредили многие мальчишки.
      Тогда-то и появился призыв: "Комсомол, на самолет!"
      Увлечение авиацией было массовым, но не всем желающим выпадала честь стать летчиком.. Профессия авиатора требовала от человека беспредельной смелости, мужества, собранности, умения сконцентрировать свою волю. Не каждый может повседневно рисковать жизнью, переносить тяжелые лишения и, несмотря на это, каждый раз вновь испытывать радость полета.
      Служба в авиации воспитывала и развивала в людях особые качества.
      Наш командир часто повторял:
      - Помните, смелость, отвагу надо сочетать с осторожностью, с разумным риском. Не допускать ошибок. Ошибка, просчет в бою - это гибель. А вам нужно победить врага и уцелеть самим.
      Под руководством таких командиров, как Соколов, наши авиационные части становились подлинной школой боевого мастерства.
      Война - суровый учитель. Она учит беззаветной храбрости и самопожертвованию. Заставляет дорого оплачивать любую ошибку. Война - это жестокая проверка каждого, крах дутых авторитетов и быстрое выдвижение талантов.
      Человек на поле боя, оказавшийся, волей или неволей, перед необходимостью убивать себе подобных и умирать самому, в этот миг вынужден решать многие вопросы. Честь и бесчестье, верность и предательство, любовь и ненависть, храбрость и трусость, умение победить - все нравственные проблемы завязываются здесь в тугой узел.
      Две победы над Эльтигеном
      К сентябрю 1943 года в Ставрополе летчики нашего полка основательно овладели техникой пилотирования на "илах", научились бомбить, стрелять из пушек и пулеметов, а воздушные стрелки - из крупнокалиберного пулемета. В Куйбышеве, на авиационном заводе, получили новые двухместные Ил-2, перегнали их в Ставрополь. Заместитель командующего 4-й воздушной армией генерал Слюсарев вручил полку гвардейское знамя.
      Александр Дмитриевич Соколов от имени всех гвардейцев заверил командование воздушной армии, что полк выполнит поставленные перед ним задачи.
      Как известно, в результате крупных стратегических успехов Красной Армии на Украине Кубанский плацдарм, оборонявшийся 17-й немецко-фашистской армией, оказался в глубоком тылу, за южным крылом наступающих советски войск.
      Над находившимися на плацдарме 12 пехотными и одной кавалерийской дивизиями вермахта нависла угроза уничтожения. В этих условиях Гитлер был вынужден отдать приказ об отводе с Кубани своих войск, чтобы использовать их для обороны Крыма. При отходе он требовал придерживаться тактики "выжженной земли". Чтобы сорвать эти планы, советские войска 16 сентября штурмом овладели городом и портом Новороссийск, а 9 октября весь Таманский полуостров был очищен от противника.
      На основании исследований историков, а также подлинных немецких документов необходимо признать, что противнику удалось отвести с Таманского полуострова в Крым многочисленную боеспособную 17-ю армию и подчиненные ей румынские войска без значительных потерь.
      Начальник штаба этой армии генерал-майор фон Ксиландер докладывал в группу армий "А" 9 октября 1943 года, что за период с 1 февраля по 7 октября 1943 года 17-я армия потеряла на Кубанском плацдарме убитыми, ранеными и пропавшими без вести 59 463 человека, и в том числе четырех генералов - командиров дивизий. Сюда не входят потери их авиации и военно-морского флота (Д. 03/26185, л. 47).
      Советские войска провели в этом районе шесть наступательных операций. Успехи под Сталинградом, на Кавказе, прорыв блокады Ленинграда породили у нашего командования настроения о неизбежности отхода немцев при давлении на фронтах. В действительности противник был еще очень силен.
      Советские войска производили перегруппировку войск и готовились освободить Крым.
      Наш 43-й гвардейский в полном составе перелетел на полевой аэродром севернее станицы Славянской.
      В один из дней над аэродромом пролетел По-2, развернулся и пошел на посадку. К командному пункту подрулил самолет, из кабины вылез генерал. Это был командир нашей дивизии С. Г. Гетман.
      Командир полка подошел к нему и четко доложил:
      - Товарищ генерал! Личный состав 43-го гвардейского штурмового полка готов к выполнению боевой задачи!
      Генерал спросил Соколова:
      - Чем занимаются сейчас люди?
      Тот доложил, что летный состав изучает район предстоящих боевых действий. Занятия проводит штурман полка капитан Коновалов, а технический состав под руководством инженера полка еще раз проверяет готовность техники и оружия.
      Они ушли на КП.
      Вскоре последовала команда: собрать весь летный состав. Летчики и воздушные стрелки построились поэскадрильно.
      Генерал Гетман поздоровался.
      - Здравия желаем, товарищ генерал! - дружно ответили стоявшие в строю.
      Затем Семен Григорьевич выступил перед нами:
      - Товарищи! В состав нашей 230-й Кубанской штурмовой авиадивизии снова возвратился 43-й гвардейский, бывший 590-й штурмовой полк. Я не вижу в строю тех, кто завоевал это звание. Тогда они летали на И-15 - "бисах", штурмовали врага геройски, а командование дивизии не могло выделить им истребителей для прикрытия. Их не хватало или совсем не было, а врага нужно было задержать. И задерживали, часто ценой собственной жизни. Когда я узнал, что 43-й гвардейский готов к новым боям, теперь уже на двухместных "илах", я просил командующего 4-й воздушной армией Константина Андреевича Вершинина возвратить полк в 230-ю дивизию. (Просьбу уважили. Думаю, что вы будете достойными продолжателями боевых традиций. Враг уже выброшен с Кубани, и мы его изгоним из Крыма...
      Генерал рассказывал об умелой работе штурмовиков, разбирал и неудачные действия. Летчики задавали вопросы, генерал отвечал, завязалась непринужденная беседа.
      Слушая командира дивизии, я узнал в нем того капитана в летной форме, с которым часто ездил в одном трамвае в Харькове. Обычно он садился в конце Сумской улицы. Трамвай шел в лесопарк. Там находился Харьковский авиационный институт, где я тогда учился, а не очень далеко от него размещалась авиационная часть.
      Перед войной Гетман командовал в Харькове 4-м штурмовым авиаполком, имевшим на вооружении самолеты Ил-2. Таких машин тогда было очень мало. В первые же дни войны полк принял участие в боях, прошел путь отступления с боями до предгорий Кавказа. Летчики штурмовали врага, наносили ему огромные потери, но и сами часто погибали: тогда Ил-2 был одноместным, воздушного прикрытия почти не было. Полк заслужил звание гвардейского, а его командиру подполковнику С. Г. Гетману было присвоено звание Героя Советского Союза. Затем 7-й гвардейский (бывший 4-й штурмовой) принимал участие в боях на Кубани.
      В нашу 230-ю Кубанскую штурмовую дивизию теперь входили четыре штурмовых (7-й и 43-й гвардейские, 210-й и 103-й) и 979-й истребительный полки.
      В то время в Крыму находились в распоряжении командующего 17-й армии Енеке следующие войска: переправившиеся в Крым с Таманского полуострова немцы, румыны и так называемые вспомогательные войска (комплектовались из бывших военнопленных, местных националистов, предателей) общей численностью 271 тысяча человек; войска так называемого командующего войсками Крыма (немцы, румыны, словаки, другие союзники немцев и предатели разных национальностей) общей численностью 98 тысяч человек.
      Таким образом, Енеке, став одновременно и командующим войсками Крыма, имел 369-тысячное войско, не считая личный состав люфтваффе и ВМС, которые ему непосредственно не подчинялись, но тесно взаимодействовали по приказу Верховного командования вермахта. (Д. 03/26185, л. 43-44; д. 05/28598, л. 584).
      В конце октября 1943 года 43-й гвардейский полк начал боевые действия с аэродрома у хутора Ханькова. Первую шестерку штурмовиков повел опытный летчик Тамерлан Каримович Ишмухамедов.
      Я летел с ним воздушным стрелком. Это был мой первый боевой вылет. Взяли курс на запад. Группе поставили задачу: нанести бомбовый удар по артиллерийским позициям противника на Керченском полуострове, откуда немцы вели огонь по нашим войскам, находящимся на косе Чушка.
      Вот мы над аэродромом базирования наших истребителей прикрытия. Четыре ЛАГГ-3 пристроились и заняли боевой порядок. Одна пара - непосредственное прикрытие, другая - сковывающая. Группа непосредственного прикрытия взаимодействовала со штурмовиками, а в случае необходимости мы, стрелки, прикрывали своим огнем "лаги".
      Впереди Керченский пролив. За ним - гора Митридат. У ее подножия раскинулась многострадальная Керчь. Над Керчью идет воздушный бой. Берем немного севернее и, маневрируя, снижаемся. Уходим от разрывов вражеских снарядов то вправо, то влево. Летчики пускают эресы, а затем дружно пикируют и сбрасывают бомбы на артиллерийские позиции. Не прекращая стрелять из пушек и пулеметов, отворачиваем в море и берем курс на Тамань.