Какие бы надежды ни связывал Сталин с Пактом августа 1939-го, в результате он вновь оказался в том же положении, что и до его заключения, и теперь стремился из него выйти. Дошло ли до фюрера сообщение Шуленбурга о речи Сталина 5 мая, неизвестно, но, вероятно, дошло. В любом случае для Гитлера, который уже давно решил нанести удар, эта речь послужила лишним приглашением к действиям.
      Ложь о "превентивной войне"
      Сталинская политика "умиротворения" в последние месяцы перед нападением немцев впоследствии и на Востоке, и на Западе подверглась разной критике, как и аналогичные усилия Невилла Чемберлена. Причем область внешнеполитических маневров британского премьер-министра не была так сужена, как у хозяина Кремля, критики которого до сих пор не решили, мог ли Сталин поступить иначе, какие альтернативы существовали в той ситуации, в которой он оказался с августа 1939 года не только в результате своих деяний, но и при содействии других сил. Как и все правители тогдашней Европы, Сталин следовал политике максимально желаемого, что было невозможно н недопустимо: все предостережения он пропускал мимо ушей. "Нас пугают немцами, а немцев Советским Союзом, нас натравливают друга на друга" - так, должно быть, говорил тогда Сталин. Действительно, главное верховное командование вермахта и геббельсовская пропаганда стремились, и небезуспешно, целым рядом обманных маневров создать видимость того, что основной удар в 1941 году будет нанесен не на востоке, а против Британских островов.
      После того как стало известно о полете заместителя фюрера Рудольфа Гесса в В Англию, в Москве появились подозрения, что Германия идет на очередную сделку с Англией за счет Советского Союза. Был ли этот шаг 10 мая действительно "срывом" и акцией "сумасшедшего", даже и после серьезных немецких исследований до сего времени остается под вопросом. И хотя пока у ученых нет возможности дать точные ответы, но можно предполагать, что в истории с полетом Гесса речь шла о "последней попытке Гитлера, основанной на расовых, идеологических, внешнеполитических аксиомах и сходных с ними взглядах Англии", "завершить вынужденную" (по его мнению) войну против Великобритании, в которой он не видит смысла, для того чтобы "получить возможность и по политической конъюнктуре начать великую захватническую войну на востоке, которую он считает не только выгодной для себя, но и соответствующей "действительным" интересам Великобритании".
      Еще до того как Сталин предпринял новую попытку "успокоить" Гитлера, была осуществлена концентрация войск в советских западных районах. Этот факт был зарегистрирован в ОКБ и затем использован в пропагандистских целях. 22 июня 1941 года Риббентроп заявил перед прессой, что "большевистская" Москва была "намерена ударить в спину национал-социалистской Германии, борющейся за свое существование".
      О том, что Сталин не мог строить таких планов, был просто не в состоянии этого сделать, неопровержимо свидетельствуют факты, которые в настоящее время не вызывают сомнений у серьезных историков. Официальная же немецкая пропаганда до последнего дня беспрестанно вдалбливала эту мысль немцам и всему миру, а Гитлер не раз заявлял, что четко обозначился "весь ужасный размах опасности", против которой он очень своевременно принял меры. Тезис о "превентивной войне против большевистской угрозы" был не нов, и впоследствии он еще долго оказывал свое влияние.
      Насколько мало мы знаем о достоверных и действительных мотивах и соображениях Сталина, настолько основательно они изучены в отношении Гитлера. Для него, как и для немецкого генерального штаба, понятия о непосредственной опасности со стороны Красной Армии не существовало, по очень обоснованной причине они рассматривали эту самую Красную Армию как противника, с которым удастся покончить без особых затруднений.
      Существовало противоречие в аргументации, характерное для антикоминтерновской пропаганды 30-х годов: в соответствии с политическими нуждами "красный призрак" - Советский Союз - представлялся то режимом "преступников", то режимом полностью недееспособным, "населенным низшими расами, разложенными еврейством". Теперь же приукрашенная версия тезиса национал-социалистской "превентивной войны" означала, что Сталин если не в 1941 году, то раньше или позже нападет на Германию и изложенная Вертом версия речи Сталина 5 мая 1941 года могла послужить отправной точкой. Фюрер был в каком-то смысле не совсем не прав, хотя он самоубийственно недооценивал опасность, но в общем-то распознал ее "правильно". Подобные спекуляции, ставящие с ног на голову соотношение причин и следствий, под влиянием "холодной войны" открывают лазейки для того, чтобы перенести на советскую сторону соответствующую часть вины за, вероятно, самое ошибочное решение в новой немецкой истории.
      С политической точки зрения это можно понять, но с исторической приводит к заблуждениям и самообману, и это совершенно не означает, что в то время в Кремле самообман не играл значительной роли. Наиболее часто вспоминаемый пример тому - знаменитое заявление ТАСС от 14 июня. Считается, что оно было сделано с подачи Сталина. В то время когда на востоке находилось 150 немецких дивизий в боевой готовности, что составляло три четверти всех немецких сухопутных войск, Молотов приглашает в Кремль немецкого посла, чтобы передать ему текст заявления ТАСС, направленного против слухов о предстоящей вскоре войне между СССР и Германией...
      В действительности Берлин не предъявлял Москве требований территориального и экономического характера, но Сталин ожидал их и хотел, по-видимому, просигнализировать о готовности вести на эту тему переговоры.
      После того как Гитлер, получив меморандум Сталина в ноябре 1940 года, хранил холодное молчание, заявление прозвучало как крик отчаяния: ну скажите наконец-то, что вы от нас хотите? Мы согласны вести переговоры! 14 июня, в тот же день, когда Шуленбург принял заявление ТАСС, телеграфировал его в Берлин, фюрер собрал еще раз командующих армиями и группами армий в рейхсканцелярии на последнее совещание перед наступлением для того, чтобы "доказать" им военно-политическую необходимость операции "Барбаросса". И на этот раз он повторил старые и привычные аргументы: Англия надеется на Россию, Россия в удобное для нее время будет нас "шантажировать", такая ситуация не должна никогда возникнуть. Еще и сегодня некоторые придерживаются мнения, что дальнейший характер действий Сталина, например, в отношении Японии, с которой он заключил, как и с Гитлером, пакт о ненападении, подтверждает опасения фюрера. Если Сталин, как сказано, не имел намерений нападать на Германию летом 1941 года, то позже он мог бы это сделать, если бы возникли для него соответствующие условия. В действительности имеются разнообразные признаки того, что Сталин все силы направил на то, чтобы иметь возможность противопоставить военному превосходству "Великой Германии" соответствующую военную мощь, и вполне вероятно, что в удобный момент он нашел бы этой мощи применение.
      Теперь часто упускают из виду, особенно немецкие авторы, что использование понятия "шантаж" зависит от политической позиции. Если "шантаж" осуществляет своя сторона, то это деликатно называется "политическим давлением". В ситуации лета 1941 года Гитлеру меньше всего приходилось бояться "шантажа" как субъективно, так и объективно. В действительности гитлеровская Германия была достаточно сильной и могущественной, чтобы в течение длительного времени сдерживать возможные советские "попытки шантажа", но не они предопределили решение Гитлера о нападении на СССР. Как это вообще несправедливо - ставить в один ряд вместе с причинами и мотивами, приведшими к нападению на Советский Союз более поздние действия Сталина, которые и были-то вызваны этим нападением и стали возможными только "благодаря" ему.
      Фюрер понимал - и для этого имел основания, - время работает против него и его концепции. Он верил, что нужно действовать по принципу "сейчас или никогда!", чтобы завоевать "жизненное пространство на востоке". Он это неоднократно повторял перед высшим командованием вермахта, называл свою цель сразу же после прихода к власти в феврале 1933 года, потом - в ноябре 1937 года, затем - перед нападением на Польшу.
      А 14 июня 1941 года он снова высказывает свои намерения, но опирается на лживые аргументы относительно обороны и заблаговременности, ибо он знал из практики, что ничто так не убеждает, как утверждение: мы, мол, не имеем другого выхода!
      И в наши дни многие верят в этот обман, подобно тому как поверил один из представителей военно-морского командования, которое пыталось в то время убедить Гитлера отказаться от операции "Барбаросса". Он писал о совещании 14 июня: "Эти аргументы были так убедительны и доказательны, что после доклада никто из присутствующих не сомневался в необходимости военного похода как превентивной войны". Так жертвой "коллективного самообмана" стали высшие военные чины, а скоро и весь немецкий народ. Но он появился не вдруг, ибо корни этого самообмана таились в немецком "постоянном заблуждении", а именно в переоценке собственных сил и недооценке сил противника.
      Занавес опускается
      17 июня 1941 года Гитлер отдал окончательный приказ о нападении на Советский Союз 22 июня в 3 часа 15 минут. Об этом сроке Сталин был информирован не только Черчиллем. 15 июня он получил подобную информацию от разведчика Рихарда Зорге из Токио. Днем раньше несчастным заявлением ТАСС Сталин практически сигнализировал Гитлеру о своей готовности совершить сделку на определенных условиях. Почему ему не удалось то, что удалось Невиллу Чемберлену осенью 1938 года? Гитлер был не так уж глуп, чтобы создавать себе второй фронт. Об этом он писал еще в "Майн кампф", считая самой большой ошибкой такое положение, допущенное кайзеровской Германией в Первой мировой войне. Как можно было нападать на Советский Союз, не исключив из игры Англию?
      Сталин показывал готовность оказать помощь Гитлеру, считая, что фюрер не достигнет своей цели и с советским содействием, которое практически компенсировалось американской помощью Великобритании. До того времени, пока военных средств было недостаточно, должны были действовать политические и дипломатические усилия.
      Вечером 21 июня народный комиссар иностранных дел Молотов пригласил немецкого посла в Кремль. Ранее они встречались каждые два дня для обсуждения текущих вопросов. Но с момента, когда Гитлер принял решение, граф фон Шуленбург для Берлина стал вновь столь же малозначимым, как и до августа 1939 года. Молотов начал беседу с протеста против многочисленных нарушений границы немецкими разведывательными самолетами - с конца мая Гитлер дал разрешение вести воздушную разведку территории Советского Союза на глубину 150 километров, на что Советы отвечали соответствующими полетами в обратном направлении. Но это был лишь повод, так как затем Молотов выразил мнение, что в Москве складывается впечатление: "немецкое правительство почему-то недовольно советским правительством". Если речь идет о "югославском вопросе" - Молотов подразумевал вообще Балканы, то это "не является теперь актуальным". Нужно сказать, что Москва считается с реальностями. Почему же Берлин никак не отреагировал на заявление ТАСС от 14 июня и даже не опубликовал его? Слухи о готовящейся войне между Германией и Советским Союзом распространялись все больше, а как телеграфировал в Берлин Шуленбург, "Советское правительство не может объяснить причин немецкого недовольства". Молотов хотел бы знать, "какие причины вызвали современное положение в немецко-советских отношениях". Это было не что иное, как прямо поставленный вопрос о цене новой сделки - просьба о новых переговорах с Германией. Советник посольства Густав Гильгер, свидетель того разговора, вспоминал позже: "Вопросы Молотова ставили посла в весьма щекотливое положение, и ему ничего не оставалось, как заявить, что он не располагает никакой информацией". "В высшей степени неприятно" - это были слова удрученного Шуленбурга - человека старой школы, пытавшегося не допустить катастрофы, позднее ставшего одной из жертв 20 июля 1944 года. Он знал, что нападение на Советский Союз - дело решенное. Посол проявил лояльность и верность присяге, отличавшие поколения немецких чиновников, он следовал указаниям и молчал. 22 июня в 1 час 17.минут он по телеграфу докладывал в Берлин с пометкой "срочно и секретно" о своем последнем разговоре с Молотовым.
      Через несколько часов на рассвете вермахт совместно с финскими, венгерскими, словацкими, итальянскими и румынскими войсками силами свыше трех миллионов солдат и офицеров на трехтысячекилометровом фронте от Балтики до Черного моря перешел в наступление. В то время когда передовые части уже переправлялись через пограничные реки, перед рейхсминистром иностранных дел в Берлине стоял посол Деканозов, чтобы принять меморандум немецкого правительства. Было 4 часа утра, когда Риббентроп заявил: "Враждебное поведение по отношению к Германии Советского правительства и серьезная угроза, проявившаяся в движении русских войск на немецкую восточную границу, вынуждает рейх к ответным действиям".
      Подлинный текст этого меморандума стал известен совершенно недавно, хотя его содержание просматривалось в ноте МИД от 21 июня 1941 года Советскому правительству. В ней еще раз сформулирован тезис о "превентивной войне" как для международной общественности, так и для "домашнего употребления" в Германии. Нужно было обмануть прежде всего самих себя, чтобы оправдать "самую чудовищную завоевательную, поработительную, истребительную войну" современности: "Сим правительство рейха заявляет, что Советское правительство вопреки принятым на себя обязательствам
      1. не только продолжает попытки развала Германии и Европы, но и усилило их;
      2. внешняя политика становится все более враждебной по отношению к немцам;
      3. оно сосредоточило все свои вооруженные силы (!) на немецкой границе и готово к наступлению. Тем самым Советское правительство разорвало договоры с Германией и собирается нанести Германии в ее борьбе за существование удар в спину. Поэтому фюрер отдал приказ немецким вооруженным силам выступить всеми имеющимися в их распоряжении средствами против этой угрозы".
      Это была чистейшая демагогия, которая существует и по сей день.
      Летом 1941 года, по имеющимся данным, Красная Армия была по известным причинам не готова даже к обороне, а не то что к наступлению. Не было у нее и оперативного плана, который в какой-то мере предусматривал бы стратегическое отступление в случае наступления Германии, а имелся лишь только общий план обороны, предусматривающий удержание пограничной линии до развертывания основной массы советских вооруженных сил. За это можно только порицать Сталина. Затасканные, слабые доводы немецких аргументов о необходимости нападения на Советский Союз не выдерживают никакой критики.
      Почти в то же самое время, когда советский посол Деканозов стоял перед рейхсминистром иностранных дел в Берлине, граф фон Шуленбург в сопровождении Густава Гильгера на основании телеграфного распоряжения из Берлина направился к комиссару иностранных дел Молотову для того, чтобы формально сообщить об уже идущем полным ходом немецком нападении. Густав Гильгер эту сцену описал позже так: "Какое-то время продолжалось глубокое молчание. Молотов явно боролся с внутренним возбуждением. Затем он спросил: "Это объявление войны?" Посол реагировал молча, характерным для него жестом, с выражением безысходности он поднял руки вверх. На это Молотов прореагировал, слегка повысив голос. Он сказал, что сообщение посла, естественно, означает не что иное, как объявление войны, так как немецкие войска перешли границу, а немецкие самолеты уже полтора часа <тому назад бомбили Одессу, Киев, Минск. И затем гневно сказал, что Германия напала на страну, с которой она заключила пакт о ненападении и договор о дружбе. Этому нет прецедента в истории. Заявление немецкой стороны - пустой предлог. Прецеденты такого рода в истории, конечно, при тщательном ее рассмотрении бывали, и не один раз, но вопрос Молотова, которым он завершил, по выражению Гильгера, свою "филиппику", означал приблизительно следующее: "Верите ли вы, что мы этого заслужили? "
      Именно 22 июня 1941 года, в тот же день, что и 129 лет назад, когда Наполеон Бонапарт начал поход на Москву, завершившийся катастрофой, окончательно пала завеса с сомнительного пакта между Гитлером и Сталиным, который мог рекламировать эру договора в Рапалло. Для фюрера этот договор был не чем иным, как временным политико-тактическим шахматным ходом на пути к войне за завоевание жизненного пространства на востоке.
      Но это же воскресенье в июне 1941 года означало больше, чем начало конца третьего рейха. Отношения между немцами и русскими нередко омрачались напряжением, а позже искажались идеологами и, наконец, отравлялись пропагандой, но именно в этот день на многие десятилетия, вплоть до наших дней, были разрушены основы этих отношений".
      Имеют ли под собой научные основания те раздающиеся время от времени утверждения, что со стороны руководства третьего рейха это была не агрессия, а "превентивная" война, задача которой заключалась в том, чтобы упредить якобы готовящееся вторжение Красней Армии в Германию? Можно с уверенностью сказать, что серьезные научные исследования по истории Второй мировой войны дают однозначный ответ на вопрос, как следует оценивать дату 22 июня 1941 года.
      Для большинства ученых в Германии и за рубежом ясно, что война против Советского Союза не была "превентивной". Но справедливости ради надо признать, что есть и другие, прямо противоположные, интерпретации этого периода. Во всех странах Запада, да и в нашей стране есть "специалисты", не способные извлекать уроки из прошлого. Они больше заняты не поисками истины, а поисками оправдания тех страшных преступлений, которые в то время были совершены нацистами. Они стремятся переложить вину на нас: дескать, русские сами виноваты, так как спровоцировали Гитлера своей подготовкой к нападению на Германию.
      Немецкая разведка накануне войны активно собирала сведения о структуре Красной Армии, ее вооружении, боеспособности и планах по развертыванию войск. Соответствующие документы сохранились в архивах. Но основное значение в этой связи имеют все же не сугубо военные аспекты или признаки, а наличие информации о политических решениях Сталина относительно нападения на Германию. И можно однозначно утверждать: в тот период, когда Гитлер и командование вермахта начали непосредственную подготовку к войне, ничто не свидетельствовало о чем-либо подобном со стороны Советского Сеюза. Ссылаются на выступление Сталина перед генералами и офицерами в январе 1941 года, в котором он якобы раскрыл свои истинные намерения, но там нет ничего такого, что говорило бы о тайных планах. А зачем было Сталину нападать на Германию? Положение СССР в тот период было весьма прочным: Сталин заключил пакт о ненападении с Германией и развивал с ней экономические отношения, решил вопрос с Прибалтикой, Бессарабией и Буковиной. После военных успехов немцев на западе Европы не мог Сталин готовить нападение на Германию, руководствуясь неясными целями, ибо он не был авантюристом. Нужно смотреть в другую сторону.
      Гитлер мало интересовался вопросами о действительных или мнимых намерениях Сталина. Об этом свидетельствуют все документы, которые имеются в распоряжении историков. Он вовсе не исходил из того, что "русские окажут немцам любезность", напав первыми. Генерал-майор Эрих Маркс, который 5 августа 1940 года по заданию Гитлера представил первую разработку генштаба вермахта похода на Восток, писал: "Русские не окажут нам дружеской услуги они не нападут на нас".
      Гитлер с самого начала планировал агрессию. Для развязывания войны у него были глубокие идеологические причины, которые он достаточно четко изложил в своей программной книге "Майн кампф", а также весьма важные причины политического и собственно военного характера.
      22 нюня 1941 года Гитлер начал войну, в основе которой лежала идеология нацизма, теория "расширения жизненного пространства" и тезис о необходимости уничтожения "расово неполноценных народов". Таким образом, следует отчетливо понимать, что это была идеологически обусловленная, расистская война, направленная на уничтожение Советского Союза. Гитлер однозначно заявил, что война против русских не будет обычной. Ее цель - полное уничтожение противника.
      Если бы речь шла о превентивной войне, то Гитлер не ставил бы перед собой такую цель. В этом случае ему было бы достаточно нанести сильный упреждающий удар, уничтожить часть военного потенциала противника и заставить его отказаться от агрессивных намерений. Но для руководителей третьего рейха это была именно тотальная война, война на уничтожение "всех коммунистов до третьего колена", мирного населения.
      В случае победы в войне Гитлер рассчитывал "убить сразу нескольких зайцев". Во-первых, расширить "жизненное пространство", которое, по его мнению, было столь необходимо немцам. Во-вторых, получить доступ к природным богатствам СССР, в том числе к украинским черноземам, нефтяным месторождениям и т. д. В-третьих, победа над Россией гарантировала бы отказ Америки от вступления в войну. А это, в свою очередь, создало бы предпосылки для успешной войны против Англии.
      Ложь о превентивной войне Германии против СССР нужно всячески разоблачать, ссылаясь на документы. Так думают и честные немецкие ученые, ибо нельзя забывать прошлое, более того, нужно извлекать из него уроки. Главный же из них заключается в том, что прошлое не должно повториться!.
      Иосиф Сталин, его личность, характер, стиль руководства, мировоззрение наложили глубокий отпечаток на наше время и поколение. Но мы не имеем права ограничиваться только оценками, ибо необходимо вскрыть механизм причинно-следственных связей, показать диалектику переплетения объективных обстоятельств и субъективных устремлений исторических деятелей, оценить сложные последствия совокупного воздействия этих факторов. Порядочные люди считают, что руководители, добившиеся руководящего поста, приобретают скорее обязанности, чем права. Только это нравственно для политика, но чаще всего бывает наоборот.
      Сталин издал брошюру по вопросу языкознания. Когда-то советские языковеды заучивали целые абзацы сталинской брошюры наизусть. И делали, надо сказать, правильно. Четкость и аргументированность сталинской мысли заставляла их правильно понимать проблему. За время перестройки о выступлении И. В. Сталина по вопросам языкознания было написано много вздора, как о его посягательстве на русский язык. На русский язык как раз и посягали изруганный Сталиным академик Марр и его последователи. Марр в конце 20-х и начале 30-х годов постоянно твердил о "речевой революции, части культурной революции, о "смене норм языка", о "созидании новых языков" в результате "октябрьского революционного порыва", призывал "упразднить грамматику" и т. д. Учение Марра во многом представляло собой просто бред. Марр мог, например, всерьез заявлять, что немецкий язык - "преобразованный революционным взрывом... сванский". Это объявлялось "марксизмом в языкознании".
      Серьезные языковеды, отказывавшиеся работать в марровском духе, изгонялись с работы, лишались возможности печататься, объявлялись "буржуазными". Многие из них стали жертвами репрессий.
      В 1948-1949 годах под флагом борьбы с "менделизмом-вейсманизмом-морганизмом в языкознании" и "космополитизмом" марристы вновь организовали кампанию травли практически всех сколько-нибудь значительных языковедов того времени.
      В результате выступления Сталина многие ученые получили возможность нормально работать, а языкознание на короткое время оказалось в центре общественного внимания. Это проявилось в расширении подготовки специалистов, увеличении ассигнований и прочем. Во главе советской филологической науки был поставлен видный русист академик Виктор Владимирович Виноградов, ранее, в 1934 году, арестованный по так называемому "делу славистов", сфабрикованному сионистами, и прошедший тюрьму и две ссылки. Сталин прекрасно понял, что учение Марра, отражавшее конъюнктуру 20-х годов, национальный нигилизм и ожидание мировой революции определенной части населения России, явно не соответствует курсу, направленному на возрождение страны. На примере абсурдных положений марризма можно было осудить чисто классовый подход и интернационализм в языкознании. Один из следователей "процесса славистов" обвинял ученых в том, что они "постулат нации ставят выше класса". Но в 1950 году сам Сталин принял такую же точку зрения, наиболее четко ее выразил в этой же брошюре. Старая русская интеллегенция, патриотически настроенная, рассматривалась Сталиным в военные и послевоенные годы как союзник в проведении нового курса. Развязанная самим Сталиным с началом "холодной войны" антизападная идеологическая кампания с 1948 года стала выходить за установленные свыше рамки: вслед за прозападно настроенными интеллигентами начали прорабатываться и русские патриоты. Поэтому Сталин на примере языкознания счел нужным осудить "аракчеевский режим" и призвать к "борьбе мнений" и "свободе критики" в науке. А возвышение травившегося марристами В. В. Виноградова, автора книги "Великий русский язык" должно было стать примером отношения власти к русской патриотической интеллигенции.
      Руководя практической работой Центрального Комитета партии и Советского правительства, Сталин не упускал из виду и теоретические проблемы современности. В 1951-1952 годах в связи с подготовкой учебника политической экономии состоялась дискуссия по экономичееким проблемам. Сталин внимательно следил за ней, знзкомился с материалами и несколько раз с февраля по сентябрь 1952 года выступал в печати по этому поводу. Некоторые из высказанных им мыслей и соображений по экономическим проблемам в настоящее время отвергаются так называемыми "перестройщиками", но в целом работа Иосифа Виссарионовича "Экономические проблемы социализма в СССР" содержит немало обоснованных положений, не утративиших своего значения и сегодня. Взять хотя бы пример экономического развития Китая, где успешно решаются многие задачи.
      Сталин не воровал сам, не давал воровать и другим. Он создал систему, что делать это лицам любого ранга безнаказанно было нельзя. Он не был авантюристом и демагогом. Он отдал свою жизнь на службу Отечеству, укреплению его могущества. Он был собирателем, умножителем земли Русской, подлинным государственником.
      В последние годы жизни Иосиф Виссарионович Сталин проводит последовательный курс на окончательное устранение с политической арены прежних большевистских кланов, для которых Россия, по завету их идейного вождя Льва Троцкого, так и оставалась вязанкой хорошего хвороста для разжигания костра мировой революции, в результате которой бы на земле исчезли нации, самобытность, язык и культура каждого народа и раз и навсегда утвердилось бы всемирное сионистское правительство.
      Есть основания говорить о том, что он готовил разоблачение преступлений еврейских большевиков в период Гражданской войны, коллективизации. По свидетельству бывшего личного секретаря Михаила Шолохова Ф. Ф. Шахмагонова, в 1952 году Сталин просил писателя в очередном издании "Тихого Дона" по новому раскрыть преступную фигуру Свердлова, как организатора истребления русского народа, особенно казачества.
      Сталин не был антисемитом. Это подтверждается его отношением к честным труженикам еврейской национальности. Но его ненависть к еврейским большевикам-перевертышам приобретает личный характер. Он был буквально потрясен предательством одного из "бойцов ленинской революционной гвардии", специалиста по грязным делам М. М. Литвинова.
      Вот его послужной список. Литвинов Максим Максимович (1976-1951) государственный и партийный деятель, дипломат. Настоящая его фамилия Валлах-Филькенштейн. Член партии с 1898 года. Участник революции 1905-1907 годов. С 1918 года на дипломатической работе. В 1930-1939 годах - нарком иностранных дел СССР.В 1941-1946 годах - заместитель наркома иностранных дел СССР и одновременно посол СССР в США. Член ЦК ВКП(б) с 1934-1941 год. Депутат Верховного Совета СССР в 1937-1950 гг. С 1946 года на пенсии. Советская разведка получила от агентов работающих в госдепартаменте США полную запись беседы Литвинова с одним американским журналистом, работавшим на Управление стратегических служб США. Литвинов говорил: "Что с этим Советским правительством у вас, американцев, ничего не выйдет. Они на таких позициях стоят, что не смогут с вами договориться о чем-то серьезном. Посол СССР в США объяснял американцам, как следует бороться с советским правительством: "Внутренних сил нет для этого, потому что у народа танков нет, а у правительства есть, у народа нет авиации, а у правительства есть, у народа нет артиллерии, а у правительства есть. У правительства - свои партийные офицеры, и в таком количестве, что народ что-нибудь изменить по своей воле, если он не согласен, не может. Тут только внешние сили помогут, то есть поход войной. Только внешнее вмешательство может изменить положение в стране".
      Это рассказывал В. М. Молотов. Фактически это был акт государственной измены человека высокого государственного ранга. Как рассказывал другой член сталинского Политбюро А. И. Микоян, в последние годы войны, когда Литвинов был уже фактически отстранен от дел и жил на даче, его часто навещали высокопоставленные американцы, беседовавшие с ним на разные политические темы. В одной из таких бесед американцы жаловались, что Советское правительство занимает по многим вопросам неуступчивую позицию, что американцам трудно иметь дело со Сталиным из-за его упорства. Литвинов на это сказал, что американцам не следует отчаиваться, что неуступчивость эта имеет пределы и что если американцы проявят достаточную твердость и окажут соответствующий нажим, то советские руководители пойдут на уступки. Эта, как и другие беседы, которые вел у себя на даче Литвинов, была подслушана и записана. О них доложили Сталину и другим членам Политбюро.
      "Я, - сообщает Микоян, - тоже ее читал. Поведение Литвинова у всех нас вызвало возмущение. По существу, это было государственное преступление, предательство. Литвинов дал совет американцам, как им следует обращаться с Советским правительством, чтобы добиться своих целей в ущерб интересам Советского Союза. Сперва Сталин хотел судить и расстрелять Литвинова. Но потом решил, что может вызвать международный скандал, осложнить отношения между союзниками, и он до поры до времени отложил исполнение возмездия, но не забыл о нем, как кто-то так посчитал. Он вообще не забывал таких вещей. Он решил привести свой приговор в исполнение без лишнего шума, тихо. И Литвинов погиб в автомобильной катастрофе. Произошло это уже в 1951 году..."