Глава 1

19 июня 1811 года. Лондон

Черт, как жарко!

Вообще-то Алекс любил жару. Сбросить с себя всю одежду на выжженном солнцем пляже и почувствовать, как золотистые лучи дневного светила согревают каждую клеточку тела, – что может быть лучше? Увы, все это в прошлом, и теперь казалось, что бездна отделяет его прежнюю жизнь от нынешней – в окутанной мраком Англии.

Хуже того, жара смердела. Запах двух тысяч обильно надушенных тел и сам по себе был отвратительным, но когда он смешивался со сладковатым запахом восковых свечей, горевших в серебряных подсвечниках и хрустальных канделябрах в бальном зале, становилось уж совсем тошно. Тяжелый дух так и лип к синим шелковым портьерам, украшенным геральдическими лилиями в честь знатных гостей – бежавших из Франции роялистов, чье присутствие в некоторой степени оправдало экстравагантную выходку принца-регента (Принни – так его здесь называли за глаза).

Высокие окна были открыты, но легче от этого не становилось – от воздуха, проникавшего в зал, пахло Лондоном и лондонской толпой. Лишь избранные (если только две тысячи человек можно назвать «избранными») получили долгожданные приглашения на открытие отреставрированного Карлтон-Хауса. Долгие недели люди из кожи вон лезли, стараясь всеми правдами и неправдами попасть сюда, а отвергнутые готовы были устроить настоящий бунт. Алекс с величайшей радостью отдал бы свое приглашение кому-нибудь из них, но, увы, такой возможности ему не представилось. Он должен был, к худу ли, к добру, находиться именно здесь по крайней мере еще несколько часов.

Атмосфера в Карлтон-Хаусе казалась столь угнетающей, что трудно было понять, что же здесь хуже всего – духота, вонь, шум голосов (все пытались перекричать друг друга) или грохот музыки; музыканты играли с совершенно невозмутимым видом, словно не замечали того, что в зале нет места для танцев. К счастью, Алексу все же удалось пообщаться с миловидной брюнеткой, подошедшей к нему в самом начале. Леди Элеанор Ламперт была весьма обеспеченной вдовушкой богатого лорда – тот женился на ней, едва она встретила свою семнадцатую весну. Самому же лорду в ту пору было уже за семьдесят, и он скончался шестью месяцами позднее. Скорее всего старик понимал, чем может закончиться такой брак. После смерти лорда по Лондону ходили слухи, что он ушел из этого мира, прижимая к себе родовое знамя на удивительно толстом древке.

Так что теперь леди Ламперт вовсю веселилась. Опасаясь потерять независимость, молодая вдова не торопилась вторично выйти замуж и, развлекаясь, проявляла осмотрительность. Она оказалась прекрасной любовницей, и Алекс с удовольствием проводил с ней время. Но одно дело, когда женщина прижимается к тебе, и совсем другое – когда она пытается войти в твою жизнь. Когда же это произойдет, не «если», а именно «когда», потому что Алекс решил, что непременно вступит в брак, – он будет уже в абсолютно ином мире. В мире, по которому сейчас ужасно тосковал. В Англии его надолго задержали лишь обязательства, но из них и состояла его жизнь. Поэтому не стоило сетовать на судьбу. Нынешняя жизнь – его собственный выбор.

К счастью, ему скоро предстояло уехать. Причем не только с этого мерзкого бала, но и вообще из Англии. Он выполнил свои обязанности – по крайней мере на время – и через несколько дней окончательно освободится.

Всего несколько дней… Даже не верится, что она ищет его совсем недолго, ведь кажется, что на поиски ушла целая жизнь. Она металась по Лондону, то и дело захаживала в его резиденцию и несколько раз оставляла там свои визитные карточки, на которые явно никто не обращал внимания. Не сразу она поняла, что, видимо, после первого же ее визита он приказал не пускать ее и не сообщать ей о его местонахождении. Ее щеки пылали, когда она вспоминала о том, как он с ней обошелся, но Джоанна была полна решимости. И даже не обращала внимания на переполнявший ее гнев. Она разыщет его. Он непременно ее выслушает. И поможет. У нее все получится. Потому что она не переживет неудачи.

Возможно, лорду Алексу Хаверстону Даркурту, маркизу Босуику, и в голову не приходило, что леди Джоанна Хоукфорт вооружена не только своим упрямством. Она не искала союзников в светском обществе и старалась держаться подальше от его представителей, но у нее было достаточно денег, чтобы купить столь желанное для многих приглашение (что она и сделала путем подкупа) и нанять человека, который следил за Даркуртом и докладывал ей обо всех его перемещениях. Узнав, что он отправился в Карлтон-Хаус, Джоанна поспешила туда же.

Впрочем, разыскивая его, она старалась делать вид, что вовсе не торопится. Давным-давно, кажется, совсем в другой жизни, мать обучила Джоанну языку веера. Его придумала какая-то очень умная испанка, и благодаря ей женщины могли переговариваться, не рискуя быть услышанными. «Хорошо бы еще становиться при этом невидимой», – подумала Джоанна, раскрывая великолепный веер из белого шелка, когда-то принадлежавший ее матери. Веер прекрасно подходил к шелковому бледно-зеленому платью Джоанны, оно, в свою очередь, подчеркивало красоту ее светло-карих глаз и блеск золотистых локонов. Впрочем, Джоанна раскрыла веер вовсе не для того, чтобы выглядеть получше. Веер придавал ей решимости, можно сказать, поддерживал ее морально. Родители Джоанны умерли, а с родственниками она давно не виделась, так что веер являлся ее единственным надежным союзником.

Джоанна на мгновение зажмурилась. А открыв глаза, поняла: она смотрит на мужчину столь невероятной красоты, что дух захватывало. Джоанна невольно залюбовалась им. Черты его лица напоминали лики античных изваяний, которые она видела в Афинах, где пять лет назад побывала вместе с Ройсом. Высокий лоб, на который спадала прядь черных как вороново крыло волос, правильной формы нос, чувственные губы и твердый подбородок – он походил на высеченного из мрамора бога.

Впрочем, ни один камень не был достаточно хорош для того, чтобы воплотить его образ. От него исходила необыкновенная жизненная сила – мужская сила, и Джоанна мгновенно это почувствовала. Сначала она видела лишь его профиль; когда же он, наконец, повернулся, заметила, что лицо у него бронзовое от загара, а черные брови похожи на крылья, распростертые над глазами, взгляд которых сразу же выдавал охотника.

В отличие от большинства мужчин, облаченных в соответствии с модой в невероятно пестрые костюмы, он был во всем черном – лишь на манжетах виднелись белые кружева. И эти кружева удивительным образом подчеркивали его мужественность. Высокий и широкоплечий, он был выше остальных мужчин, держался с непринужденной грацией. В зале собралось немало представителей знати, но всем им – в том числе пухловатому принцу и его друзьям, французским изгнанникам, – было далеко до него.

Он казался совсем другим. И вероятно, не имел с собравшимися ничего общего.

«Однако он тоже англичанин», – тут же напомнила себе Джоанна.

Внезапно он улыбнулся, и она увидела рядом с ним молодую женщину, очень красивую брюнетку, в алом шелковом платье-тунике с низким вырезом – этот фасон довольно удачно подчеркивал изящность ее фигуры. Джоанна сразу же вспомнила имя брюнетки – леди Элеанор Ламперт. Леди Лампер так настойчиво добивалась своей цели, то есть богатства, что стала любимицей всего общества. Капризного общества, конечно же, весьма… «Впрочем, лучше обратить внимание на мужчину», – решила Джоанна.

А еще лучше – подойти к нему. Но это было не так-то просто, потому что его окружала целая толпа прихлебателей и лизоблюдов, умудрившихся пробраться даже сюда. Принни это наверняка возмутило бы, но он, как говорили, ставил Даркурта выше всех – даже выше неистового Веллингтона и утонченного Браммела. Неудивительно, что неуловимый маркиз пожаловал на этот вечер. Он наверняка понимал, что в случае отсутствия принц-регент остался бы в одиночестве. Помня о своих обязанностях, какими бы они ни были, он, вероятно, подавил свое отвращение к подобным сборищам.

Без сомнения, Принни был доволен. Впрочем, то же самое можно сказать и обо всем обществе, обо всех этих мужчинах и женщинах, очевидно, решивших во что бы то ни стало побеседовать с Даркуртом. Джоанна прилагала отчаянные усилия, пытаясь пробраться к нему, но тщетно: казалось, маркиза окружала непреодолимая стена.

К полуночи она совершенно обессилела. Правда, бодрствовать до полуночи считалось у светских людей делом обычным, но Джоанна этого не понимала; и особенно трудно ей было в последнее время – она с ума сходила от беспокойства, так как Лондон оставался ее последней надеждой. Но от министерства помощи ждать не приходилось, так что Джоанне для спасения Ройса – а он, конечно же, находился в опасности – пришлось разработать собственный план. Правда, она не могла осуществить его без помощи Даркурта. Того самого Даркурта, который даже сейчас, находясь совсем близко, оставался недосягаем.

– В самом деле, милорд, если не считать того, что Веллингтон сумел укрепиться в Лиссабоне… Милорд, я совершенно не понимаю, что он сделал для того, чтобы заслужить награду, о которой все только и говорят в последнее время. Разумеется, это мое личное мнение.

Алекс ни с кем не обсуждал военные дела – не желал демонстрировать свою осведомленность, – однако на сей раз сделал исключение из правила, и в этом не было ничего удивительного. Его собеседник, нынешний граф Грей, обладал огромным влиянием в партии вигов и являлся доверенным лицом принца-регента, готовился занять высокий пост в министерстве иностранных дел. Оставалось лишь дождаться, когда парламент отменит некоторые ограничения. Назначению графа могли помешать лишь какие-нибудь непредвиденные обстоятельства – например, если бы свихнувшийся Георг III вдруг оправился от умственного расстройства и взял власть в свои руки.

– Веллингтон выдавливает французов из Португалии, – проговорил Алекс. – В конце концов Наполеон не выдержит и уйдет оттуда.

Грей внимательно посмотрел на собеседника и с вежливой улыбкой осведомился:

– Вы имеете в виду Британию, милорд?

Алекс задумался. Ему очень не нравился этот разговор, но к Грею он относился с уважением. К тому же не хотелось портить отношения с графом, так как именно через него было бы удобнее всего передать сообщение…

– Нет, я имею в виду Россию, – ответил наконец Даркурт. – Мне кажется, в ту сторону должен направиться Наполеон.

Грей взглянул на него с удивлением.

– Милорд, но ведь Россия – союзник Бонапарта.

– Это очень ненадежный союз, – возразил Даркурт. – А вам, граф, разве так не кажется?

– Полагаете, ненадежный?.. – пробормотал Грей. – Стало быть, такой точки зрения придерживается Акора?

Алекс едва заметно нахмурился.

– Я не выступаю от имени Акоры, милорд. Не забывайте, что я здесь не с дипломатической миссией.

– Это не так уж важно, сэр, – улыбнулся Грей. – Все считают, что вы выступаете от имени своего сводного брата. И мы полагаем, что вы оба действуете весьма разумно.

Даркурт пожал плечами:

– Возможно, милорд. Однако позволю себе напомнить вам, что Акора стала независимой лишь благодаря тому, что всегда придерживалась нейтралитета. Уверяю вас, что бы ни происходило в Европе, Акору это не затронет.

Грей снова улыбнулся:

– Вы мудрый политик, милорд.

Однако было очевидно: граф по-прежнему считал – и нисколько не ошибался, – что Алекс прибыл в Британию именно с дипломатической миссией.

Повернувшись к очаровательной леди Ламперт, Грей о чем-то заговорил с ней. Но Алекс почти не прислушивался к их беседе; вежливо улыбаясь, он кивал обступившим его людям – всем хотелось с ним пообщаться, – Однако не изъявил желания вступить в разговор. Маркиз прекрасно знал, что услышал бы от собеседников: мужчины в подобных случаях, намекая на свои политические связи и редкие деловые возможности, пытались завести с ним дружбу, а женщины, среди которых выделялись мамаши молоденьких леди, старались «пристроить» своих дочерей – ведь такой брак принес бы блеск титула и немалое состояние. Были среди дам и вульгарные хищницы, которых привлекали в основном деньги и отчасти – ореол таинственности, окружавший маркиза (к счастью, попадались и такие, как Элеанор, – эти просто наслаждались жизнью и ничего не требовали).

Ох, как все это не похоже на Акору, на его родной дом… Тамошние женщины… они совсем другие. В Акоре женщины знали свое место – не то, что эти развязные, бесцеремонные англичанки… Вроде той, что смотрит на него сейчас поверх веера.

Алекс заметил ее еще раньше. Заметил, когда проходил мимо. Причем в тот момент она показалась ему знакомой, хотя он не мог припомнить, где именно се видел.

И тут он вдруг вспомнил… Светло-карие глаза и золотистые волосы, напоминавшие залитые солнцем песчаные пляжи Акоры…

Эта женщина пристально смотрела на него, и во взгляде се была необычайная решимость.

Она приезжала в его дом несколько дней назад. Слуга принес ее визитную карточку и получил приказание не принимать леди Хоукфорт. Алекс тогда стоял у окна и наблюдал, как она идет к своей карете. Хотя эта дама проявляла необыкновенную настойчивость, он почувствовал к ней некоторую симпатию. Если верить слухам, Ройс Хоукфорт проявил полнейшее отсутствие здравого смысла. Возможно – излишнюю решительность. И теперь леди Хоукфорт пыталась помочь ему. Алекс очень любил своего сводного брата, и потому тревога этой женщины была ему понятна. Увы, он ничего не мог сделать для нее. Если бы он попытался вмешаться, то подобное вмешательство непременно отразилось бы на Акоре, чего маркиз никак не мог допустить. К тому же леди Хоукфорт, как и все англичанки, вмешивалась не в свое дело – во всяком случае, в Акоре ни одна женщина не позволила бы себе ничего подобного.

Даркурт наконец-то отвернулся – слишком уж пристально смотрела на него эта дама. Краем глаза он заметил, что она нахмурилась. Значит, поняла, что он не желает узнавать ее. На мгновение Алексу стало стыдно, но он подавил в себе чувство стыда. Леди Хоукфорт должна правильно его понять. Ей следовало уехать из Лондона. Здесь ей нечего делать.

Минуту спустя Алекс снова взглянул в ту сторону, где только что стояла леди Джоанна Хоукфорт. Маркиз надеялся, что больше не увидит ее, однако он ошибся. Более того, она пыталась пробраться к нему и даже, – Алекс глазам своим не верил, – расталкивала при этом людей, стоявших у нее на пути.

«Какой мерзавец! – мысленно воскликнула Джоанна. – Как он смеет так смотреть на меня?! Будто я какая-нибудь ничтожная букашка!.. Я столько пережила, я так долго пытаюсь поговорить с ним, а он… Он просто обязан помочь мне! Да, обязан!»

На сей раз Джоанне все же удалось пробраться к Даркурту. Приблизившись к маркизу, она проговорила:

– Милорд…

Алекс хотел отвернуться… но почему-то не сделал этого. Он пристально посмотрел на Джоанну, и она невольно вздрогнула – казалось, его голубые глаза заглянули ей прямо в душу.

Но Джоанна тотчас же взяла себя в руки и вновь заговорила:

– Милорд, мне совершенно необходимо…

– Ничего не могу сделать для вас, леди Хоукфорт, – перебил Алекс. Немного помедлив, добавил: – Мне казалось, я уже дал вам это понять.

Джоанна почти не замечала людей, с жадностью внимавших каждому слову маркиза. И не замечала леди Ламперт, смотревшую на нее с неожиданной симпатией. Она видела перед собой лишь одного Даркурта, нанесшего сокрушительный удар по ее надеждам…

Собравшись с духом, Джоанна предприняла еще одну попытку поговорить с этим человеком.

– Милорд, я прекрасно понимаю ваше нежелание браться за это дело, но…

– Ошибаетесь, – снова перебил Алекс. – Нежелание – не то слово. Это отказ, леди Хоукфорт.

Повернувшись к Джоанне спиной, Даркурт недвусмысленно дал понять, что не намерен с ней разговаривать.

Джоанна вспыхнула. Ей хотелось молотить кулаками по широкой спине маркиза, но, конечно же, она не могла этого сделать. Она уже ничего не могла сделать – Даркурт лишил ее последней надежды. Да, у нее больше нет надежды спасти Ройса…

Сжав зубы, Джоанна повернулась и побрела прочь. Она прекрасно знала: жадные до сплетен люди со змеиными языками теперь готовы перемыть ей все косточки, ведь она дала им замечательный повод для пересудов. Джоанна даже не помнила, как дошла до винтовой лестницы, ведущей в нижние покои Карлтон-Хауса. Цепляясь за перила, она стала спускаться по ступеням, почти не замечая слуг, то и дело пробегавших мимо; те же, в свою очередь, не обращали внимания на нее.

Спустившись на нижний этаж, Джоанна немного успокоилась. Осмотревшись, поняла, что случайно зашла в библиотеку – во всяком случае, именно такой вывод можно было сделать при взгляде на книжные шкафы, уставленные томами в роскошных переплетах. Шкафы стояли между позолоченными колоннами, и книг на полках было довольно много.

«Что ж, книги – это даже неплохо, – подумала Джоанна. – Каким бы ни был принц-регент, похоже, он ценит литературу». Впрочем, Джоанна почти сомневалась, что библиотека в Карлтон-Хаусе не шла ни в какое сравнение с коллекцией Хоукфортов; ведь у них имелись редчайшие издания с прекрасными иллюстрациями, причем некоторым из книг было уже около девятисот лет – иными словами, столько же, сколько и их роду.

Воспоминания о доме придали Джоанне решимости, она окончательно успокоилась. Девятьсот лет… Династия Гановеров, конечно же, не могла похвастать такой древностью. «По сравнению с Хоукфортами Гановеры не более чем безродные выскочки, – мысленно усмехнулась Джоанна. – Да, выскочки… Как выскочки и все остальные гости принца. Кроме Даркурта, разумеется…»

При мысли о Даркурте Джоанна невольно поежилась; оказывается, она, сама того не замечая, все это время думала о маркизе. А ведь он, наверное, уже забыл о ней – словно она была всего лишь надоедливой мухой.

Но маркиз ошибается! Она – Джоанна Хоукфорт, и принадлежность к семейству что-нибудь да значит.

Заставив себя забыть о головной боли и усталости, Джоанна вышла из библиотеки и направилась дальше. Следующая комната была, судя по всему, столовой. Оказалось, что стены и потолок здесь обшиты темными панелями, богато украшенными резьбой в готическом стиле. Когда же Джоанна заглянула в гостиную, у нее едва не закружилась голова – в этой комнате все было украшено позолотой. Подобная роскошь казалась весьма экстравагантной и даже вызывающей.

Вскоре она приблизилась к огромному залу со стеклянными стенами. Вероятно, это была оранжерея – но такой огромной оранжереи Джоанна никогда еще не видела. В центре зала стоял огромный стол, освещенный китайскими фонариками; на столе же поблескивал сервиз из золота и серебра, и еще там было…

Джоанна глазам своим не верила: посреди стола, огибая блюда и супницы, протекал… поток воды.

Она подошла поближе, чтобы получше рассмотреть рукотворный ландшафт – поросшие мхом берега реки, крохотные мостики, плавающие на поверхности растения и серебристых с золотистым отливом рыбок, сновавших в освещенной свечами воде.

Джоанна смотрела на «речку» как зачарованная, ничего подобного она даже представить себе не могла.

Было очевидно, что этот стол накрыт для принца и избранных гостей, а простым смертным, в том числе и Джоанне, угощение было приготовлено в саду, куда один за другим направлялись десятки слуг в бело-голубых ливреях. Они держали в руках дымившиеся супницы, всевозможные блюда, корзины с фруктами, вазы со сладостями и ведра с замороженным шампанским – все это подавалось в шатре, устроенном прямо под звездным небом.

На гостей такое угощение, конечно же, производило ошеломляющее впечатление. Но Джоанну все это совершенно не интересовало. Покинув оранжерею, она осмотрелась. Отовсюду доносились громкие возгласы гостей – они восхваляли щедрость принца и обменивались впечатлениями. Джоанна же чувствовала лишь горечь поражения.

И тут, взглянув на стеклянную стену оранжереи, она увидела Даркурта. Маркиз в дальнем конце огромного зала беседовал с Принни – тот по случаю нынешнего приема облачился в алую униформу фельдмаршала. Рядом с принцем восседал будущий король Франции, брат обезглавленного французского монарха; говорили, что он своим поведением значительно приблизил смерть. Будущий правитель покраснел и, казалось, испытывал некоторую неловкость. Ходили слухи, что он страдал жестокой подагрой, – слухи вполне правдоподобные, потому что он был еще более тучным, чем Принни.

Сидевшая рядом с мужчинами герцогиня Ангулемская была необыкновенно бледна – вероятно, неважно себя чувствовала. Но если бы не эта бледность, то ее лицо вполне можно было бы назвать привлекательным. Джоанна слышала, что герцогиню мучают частые приступы головной боли, и она очень страдает из-за них. Очевидно, недуг этот появился после тяжких испытаний, выпавших на ее долю. Ведь юную герцогиню бросили в тюрьму вместе с ее коронованными родителями, теткой и братом. Всех их по одному уводили на казнь, и лишь странный каприз членов революционного трибунала спас молодую аристократку – отсечение головы ей заменили изгнанием.

Бросалось в глаза, что в Карлтон-Хаусе не было Каролины, жены принца-регента. Она не получила приглашение, и даже поговаривали, что Принни приказал охране не пропускать ее, если она вдруг вздумает явиться на вечер. Но Каролина была не единственной знатной особой, отсутствовавшей во дворце. Сама королева, не одобрявшая поведение принца и его женитьбу, отклонила приглашение на праздник; более того, она не пустила сюда и своих дочерей.

Отсутствовал, разумеется, и король, запертый из-за очередного приступа безумия. Впрочем, на сей раз явных признаков болезни не наблюдалось, однако Принни, не считаясь ни с чем, объявил себя регентом. Ходили слухи, что принц и его младшие братья развлекались, подражая речам и жестам обезумевшего отца. Возможно, они и сейчас собирались повеселиться таким образом. Однако Джоанна очень надеялась, что этого не произойдет.

Что же касается гостей, то все они, по мнению Джоанны, казались слишком уж веселыми, неестественно веселыми. Только Даркурт являлся исключением. Судя по всему, он ужасно скучал, однако смирился со скукой. Да, именно смирился. Все окружавшие его люди, в том числе и принц-регент, старались развлечь его, но у них ничего не получалось. Хотя маркиз, конечно же, проявлял учтивость, то есть отвечал на вопросы собеседников и не забывал вежливо улыбаться.

Джоанну снова охватил гнев. Этот человек сидит и улыбается – наслаждается всеобщим вниманием! А она с ума сходит от беспокойства, ведь Ройс… «Нет, нельзя думать о брате, – сказала себе Джоанна, – потому что от таких мыслей действительно можно лишиться рассудка».

Взяв себя в руки, она снова осмотрелась. Что ж, этот нелепый праздник когда-нибудь закончится, Даркурт уедет, а она отправится следом за ним и станет его Немезидой[1], безжалостной и беспощадной. И он не сумеет от нее спастись – ему не удастся!

Рыбки умирали. Очередная золотая рыбка всплыла к поверхности, хватая ртом воздух, и глаза ее затянулись пленкой. Даркурт едва заметно поморщился. Казалось, расточительности принца-регента не будет конца. Безумное количество блюд, приготовленных для гостей, съесть просто невозможно, и все это изобилие протухнет, хотя на помощь гостям придет целая армия слуг. И конечно же, шампанское выдохнется и прокиснет – несмотря на невероятные усилия приглашенных, старавшихся напиться до бесчувственного состояния. Цветы же, которыми можно было бы заполнить сотни садов, уже увядали. А теперь и рыбки издыхали в этом нелепом ручье… Вот еще одна всплыла на поверхность брюшком вверх. Поистине принц-регент превзошел самого себя.

Даркурт заметил, что леди Ламперт, обычно не отличавшаяся особой чувствительностью, побледнела и с брезгливой гримасой отодвинула от себя тарелку. И теперь все взгляды были устремлены на дохлых рыбок.

Внезапно воцарилась тишина. Принц же, с увлечением рассказывавший о своей воображаемой военной доблести, с опозданием заметил всеобщее замешательство. Он нахмурился, отчего на лбу у него появились глубокие морщины, и взмахнул пухлой рукой – словно этим жестом мог устранить причину своего недовольства. Увы, в оранжерее было довольно жарко, так что издохшие рыбы уже начали попахивать, а лица слишком много выпивших гостей стали покрываться явно нездоровой бледностью.

В очередной раз взглянув на часы, Алекс невольно улыбнулся. Было почти пять утра, скоро рассвет и можно будет покинуть Карлтон-Хаус. Что ж, праздник, без сомнения, удался, и даже подыхающие рыбки не могли испортить этот триумф Принни.

Повернувшись к принцу, маркиз проговорил:

– Сэр, я уверен, что собравшиеся в саду гости сочтут праздник удачно завершенным лишь в том случае, если вы в этот поздний час соизволите показаться им на глаза.

Принни заморгал и, немного помедлив, утвердительно кивнул. При этом голова его как-то странно задергалась.

– Вы совершенно правы, Даркурт, – пробормотал он. – Замечательно, что вы об этом подумали. Я, конечно, ценю общение со всеми вами, но полагаю, что не стоит забывать и об остальных гостях. Да-да, вы правы, надо порадовать гостей в саду. Они тоже должны увидеть меня.

Принц поднялся из-за стола так резко, что двое слуг, подскочивших, чтобы помочь ему, едва не опрокинули стул. Воспользовавшись случаем, многие из гостей тоже встали и, чтобы не видеть издыхающих рыбок, поспешно отошли от стола.

Алекс подошел к леди Ламперт и предложил ей руку.

– Слава Богу, – прошептала она ему на ухо. – Мне казалось, я больше тут не выдержу ни минуты. Ну что за человек! Похоже, его выходкам конца не будет. Дохлые рыбки – это ужасно…

– Да, разумеется, ужасно, – охотно согласился Алекс.

Но думал маркиз вовсе не о рыбках; его очень беспокоила безответственная политика принца – человека эгоистичного и ограниченного. А ведь теперь следовало проявлять особую осмотрительность. Наполеон чувствовал себя в Европе полноценным хозяином, и Англия повсюду искала союзников. В подобной ситуации англичане вполне могли бы обратить взор на небольшое, но стратегически очень выгодно расположенное королевство у легендарных Геркулесовых столбов. Положение Акоры было действительно на редкость удобным – она могла контролировать вход в Средиземное море.

Что же касается Даркурта, то он в беседе с Греем не кривил душой: маркиз действительно не обладал дипломатическими полномочиями королевства. Однако на него была возложена определенная миссия, в соответствии с которой ему следовало во всех своих действиях соблюдать предельную осторожность.

Тем временем в саду царило оживление – гости обступили принца-регента и его свиту, и Принни, без сомнения, был в восторге, ведь все выражали хозяину благодарность за щедрость и восхищались угощением. Однако Даркурт заметил, что некоторые из гостей были явно смущены – очевидно, в саду уже узнали об издыхающих рыбках. Что ж, можно было не сомневаться: об этих рыбках еще долго будут рассказывать; более того, скорее всего именно о них в первую очередь станут вспоминать, рассказывая о празднике в Карлтон-Хаусе. Однако пострадали не только рыбки. Куда бы Даркурт ни бросал взгляд, повсюду видел обломанные кусты и растоптанные цветы; даже несколько молоденьких деревьев, казалось, вот-вот упадут. Впрочем, и гости находились не в лучшем состоянии: на многих лицах поплыли румяна и краска, парики съехали набок, а роскошные наряды – и женские и мужские – были заляпаны пятнами, что являлось неизбежным следствием необыкновенно щедрого угощения и обилия всевозможных вин.

Выслушав льстивые слова благодарности, принц приготовился уходить, и Алекс с облегчением вздохнул. Заметив, что толпа в одном месте расступилась, он тотчас же увлек туда леди Ламперт. Оглянувшись, заметил, что Принни уже распрощался с гостями и направился во дворец. Алекс улыбнулся и, взглянув на свою спутницу, прошептал:

– Сюда…

Он повел леди Ламперт по узенькой тропинке, и они, миновав кустарники, вышли к воротам. Открыв одну створку, Алекс осмотрелся и убедился в том, что прекрасно подготовил путь к бегству. Его ландо стояло в указанном месте – там, где можно было проехать без помех.

Маркиз помог любовнице забраться в экипаж и уселся с ней рядом. Затем кивнул кучеру, державшему в руках вожжи. В следующее мгновение копыта лошадей застучали по булыжной мостовой.

Глава 2

Джоанна с удовлетворением наблюдала за отъезжавшим ландо. Она предполагала, что Даркурт постарается незаметно улизнуть с праздника, так что его поведение нисколько ее не удивило. Как хорошо, что ей пришло в голову заранее выяснить, где стоит экипаж маркиза. Впрочем, это было совсем несложно, потому что она сразу заметила поодаль от парадного входа пару великолепных лошадей, запряженных в ландо. Джоанна не мешкая села в свой экипаж и, отъехав от Карлтон-Хауса, наконец-то позволила себе расслабиться.

Она терпеть не могла светские сборища и сейчас в очередной раз убедилась в том, что ей нечего делать на подобных вечерах. Гости принца без всякого стеснения разглядывали ее, а некоторые пытались вступить с ней в беседу, однако вовремя спохватывались – очевидно, вспомнили, как говорил с Джоанной прославленный Алекс Даркурт. И конечно же, многие из гостей перешептывались у нее за спиной, бросали в ее сторону презрительные взгляды и насмешливо улыбались. В какой-то момент Джоанна даже порадовалась тому, что Ройса с ней не было. Впрочем, если бы он все-таки находился рядом, то ей не пришлось бы бегать за Даркуртом – у нее вообще не было бы причин для беспокойства.

Ну а Даркурт… Если бы этот человек счел возможным уделить ей минут пять несколько дней назад, она была бы избавлена от унижений в Карлтон-Хаусе. Так что ему придется увидеться с ней сейчас – это Джоанна решила твердо. Да, прежде чем маркиз войдет в свой лондонский дом, ему придется поговорить с ней – на сей раз она не отступится, ни за что не отступится.