А потом ягоды были забыты, губы потянулись к губам. Кимбра застонала от облегчения, желания и удовольствия. Щетина кололась, царапала нежную кожу подбородка, руки скользили по телу жадно, но осторожно.
— Только Один знает, как я соскучился!
— А я!..
Кимбра дотронулась до штанов Вулфа, схватилась за пояс, забывая застенчивость. Он завернул подол ее платья до талии.
— Когда-нибудь я не стану спешить… — начал он.
— Когда-нибудь, но не сейчас! — взмолилась она.
Вулф приподнялся, посмотрел Кимбре в лицо, провел кончиком пальца по кромке густых ресниц, изящной округлости щеки, линии подбородка, помедлил на припухших от поцелуев губах. Прикосновение было легчайшим, чтобы не разбудить. Сожаление боролось в нем с гордостью: мужчине приятно сознавать, что женщина совершенно опустошена после близости с ним, но что, если он переусердствовал?
В кухне было теперь очень тихо. Вулф откинулся на спину, вздохнул, заглянул в себя в поисках бешеной ярости, что вскипела в нем сразу после возвращения, когда он узнал, что Кимбра покинула крепость и к тому же в одиночку. Он оказался тогда перед суровой необходимостью сдержать свое слово и подвергнуть ее наказанию. Он напомнил себе, что это его долг, а долг не исполняют в гневе. Только так ему удалось совладать с собой. Но вот от ярости не осталось и следа, и он ничуть об этом не жалел.
Если своим попустительством он уронил себя как ярл, так тому и быть. Впервые в жизни Вулф был счастлив ненадолго остаться просто мужчиной и мужем.
Он вспомнил, с каким лицом Кимбра швырнула в него творожным мячиком, и улыбнулся. Его прекрасная англичанка и близко не стояла с кротостью и послушанием. Неудивительно, что Фрейя взялась ей покровительствовать — ведь душа у нее под стать богине и воительнице. Она и в постели была неподражаема. Если боги занимались любовью, их наслаждение было именно таким, какое испытал сегодня он, — долгим и столь мощным, что вся жизнь, казалось, выплеснулась из него вместе с семенем. За такую страсть он мог бы покорить для Кимбры весь мир.
Ход мыслей Вулфа был прерван мерным негромким звуком. Он приподнялся и огляделся. Непросто было разглядеть что-то среди окружающей неразберихи, но наконец он заметил кувшин, из которого ползли на пол остатки патоки. Должно быть, они опрокинули его во время сражения… или позже, в другой битве, одной из тех, где они были до того достойны друг друга, что неизменно сводили ее вничью.
До кувшина удалось дотянуться, не вставая, но потом Вулф все-таки поднялся. Кимбра спала на боку, подогнув одну ногу и подложив ладонь под щеку. Она вся была покрыта мукой из разорванного мешка, которая лишь местами перемежалась пятнами, в том числе от ежевики. Вулф выглядел и того хуже: яйца пополам с мукой и капли меда с лица образовали на одежде немыслимую мешанину.
Оглядев себя, он тихонько засмеялся. Образцовая пара, ничего не скажешь! Прекрасный пример для подражания. Совокупляются в разгромленной кухне прямо на мешках с мукой.
Поразмыслив, он поднял Кимбру.
— Что ты делаешь? — спросила она сонно.
У нее был забавный вид, и Вулф засмеялся снова.
— Не забывай, обычно в этом помещении готовят еду. Скоро ужин.
Несколько мгновений она смотрела, озадаченно морща лоб, потом ахнула, залилась краской.
— Поверить не могу, что мы это делали! Что на нас нашло, скажи на милость? На кухне! Теперь каждый будет знать, что ярл и его супруга…
— Кимбра!
Она сокрушенно вздохнула.
— Все прекрасно знают, что мы этим занимаемся.
— Да, но не на кухне же! Не на мешках с мукой! Кто-нибудь мог заглянуть и увидеть!
— Заглянуть? — Вот это уже было из области фантазии. — Они думают, что я расправляюсь с тобой, и рады-радешеньки держаться отсюда как можно дальше. Узнав, как все обернулось, люди возблагодарят богов.
— Надеюсь, никто ничего не узнает! Пусть думают, что мы просто поговорили…
Кимбра обвела кухню взглядом, и на лице у нее отразилось сомнение. Вулф подумал, что сам Локи не натворил бы такого, случись ему здесь бесчинствовать. На мешках остался четкий отпечаток, недвусмысленно говоривший о произошедшем.
Кимбра уткнулась в грудь мужа, и тот, смеясь, вынес ее за порог. Он думал о том, что настало время познакомить прекрасную англичанку еще с одним способом получения удовольствия.
В жилище они пробыли ровно столько, сколько потребовалось, чтобы захватить все необходимое. Все так же в объятиях Вулфа Кимбра проделала путь до «задворок» крепости, к сооружению, уже давно возбуждавшему ее интерес. Формой оно напоминало осиное гнездо, наполовину погруженное в землю и сложенное из плоских камней.
— Зачем мы здесь? Это ведь баня, верно?
— Место, где ты еще ни разу не была. — Вулф отворил низкую дверь, вошел, сложившись чуть ли не вдвое, и начал спускаться по каменным ступенькам. — Можно узнать почему?
— Ты будешь смеяться…
— Не думаю! Рассказывай.
— Однажды в Холихуде остановился странствующий монах, брат Чилтон. Он бывал в Норвегии, много о ней рассказывал и в том числе упоминал про баню. По его словам, только нечестивцы способны выдержать ее жар, потому что заранее готовятся гореть в аду.
— И ты поверила?
— Нет, но взяла на заметку, что в бане ужасно жарко.
— Совсем не обязательно. Мы начнем с малого. — Вулф ущипнул Кимбру губами за мочку уха. — Потому что это твой первый раз.
По спине у нее прошла сладкая дрожь. Кимбра отлично знала, что Вулф обдуманно будоражит в ней память о брачной ночи, и все равно в очередной раз попалась на удочку. В руках этого человека она становилась податливым воском.
Руки Вулфа. Такие большие, ладно скроенные под рукоять меча, закаленные в сражениях, продубленные на ветрах, потемневшие от загара. Но как осторожно они опустили ее на земляной пол!
Кимбра с любопытством огляделась. Каменные стены сужались кверху, открываясь наружу узким отверстием, прямо под которым, то есть в самом центре, стояла железная печурка с трубой, выведенной почти в самое отверстие. Рядом лежало несколько десятков круглых камней такого размера, чтобы удобно умещались в мужскую ладонь. Позади печурки прямо на пол были настланы гладко выструганные доски, по всему периметру шли широкие полки из таких же досок, и все помещение пахло сосной.
Пока Кимбра озиралась, Вулф присел перед печкой, отворил дверцу и начал наполнять ее дровами.
— Раздевайся, — бросил он через плечо.
Когда дрова как следует разгорелись, он закрыл дверцу печурки на засов. Другой заложил на двери бани. В помещении наступил бы кромешный мрак, если бы не отблеск потрескивающего в печурке пламени. Когда глаза привыкли к полумраку, Кимбра заметила, что Вулф снимает всю одежду до нитки, обувь тоже. Оставшись обнаженным, он сладко потянулся. Потом вернулся к печурке, поправил поленья и добавил еще пару штук. Все, что бы он ни делал, получалось легко и по-своему грациозно. Взгляд так и тянулся к контурам его тела, напрасно Кимбра старалась отвлечься на окружающее.
— А разве… — Губы пересохли, пришлось их облизнуть. — Разве дров не достаточно?
Вулф обернулся, черная грива перепутанных волос мотнулась по плечам. Увидев, что Кимбра все еще не раздета, он был заметно удивлен.
— Если останешься в одежде, получишь тепловой удар.
Она все никак не решалась последовать совету. Тогда он подошел, приподнял ее лицо за подбородок и всмотрелся в него, насколько позволял полумрак.
— В чем дело?
Она не нашлась, что ответить. Не объяснять же, что вдруг, ни с того ни с сего, ее охватило ужасное смущение? Жизнь вынудила ее создать свой особенный внутренний мир и укрыться в нем в поисках покоя и безмятежности. Вулф разрушил все это, столкнул ее в водоворот ощущений и чувств, таких бурных, что ей едва удавалось оставаться на плаву и противиться силе течения. Он изучил ее так досконально, что она стала совсем беззащитной. Да взять хоть этот вечер! За час она прошла путь от страха к гневу, от гнева к страсти. Что еще он для нее приготовил?
Она была опустошена, растеряна. Она предвкушала…
— Кимбра!
Девушка продолжала молчать, не сводя с него взгляда. Вулф увидел темные круги у нее под глазами, вспомнил свои намерения в тот момент, когда вошел в кухню, и устыдился сам себя. Его жена не один час провела у постели роженицы, ей требовался хороший отдых, а не его ненасытное вожделение.
— Увидишь, после бани тебе станет лучше.
Приняв молчание за согласие, он быстро и ловко раздел Кимбру, мимолетно удивившись тому, что платье спереди порвано. Он понятия не имел, когда это сделал. В любом случае прореха говорила о том, с какой яростной страстью он набросился на Кимбру, и решимость держать себя в узде укрепилась.
Тем временем температура в бане заметно повысилась. Делая глубокий вдох, Кимбра поперхнулась и сказала:
— В самом деле… как жарко!
Между грудями скопились капельки пота.
— Что-нибудь не так? — спросил Вулф, расслышав в ее голосе тревогу.
— Нет, все в порядке.
Кимбра не могла думать ни о чем, кроме того, как совершенно тело ее мужа. Когда он отвернулся зачерпнуть ковшиком воду из ушата, взгляд последовал за ним, словно прикованный. Хотелось смотреть и смотреть, как бугрятся мышцы под гладкой кожей, как они перекатываются при каждом движении.
Шипение заставило Кимбру вздрогнуть.
— Мы предпочитаем баню сауне, — объяснил Вулф, увлекая ее к скамье. — Влажная жара лучше сухой, прогревает до самых костей.
Кимбра машинально кивнула. Густое тепло полуподземного помещения постепенно просачивалось сквозь поры внутрь, обволакивало и расслабляло. Внешний мир казался не ближе, чем звезда, сиявшая над вытяжным отверстием. Она снова, теперь осторожнее, сделала глубокий вдох, наполнив легкие запахом сосны.
Голова вдруг закружилась.
— Ложись!
Кимбра услышала голос словно из бесконечной дали, но подчинилась не раздумывая. Вулф повернул ее на живот, лицом к печурке, чтобы отвлечь мерцающим отсветом пламени. Звякнуло стекло, по бане поплыл приятный аромат, который Кимбра не смогла определить.
— Пачули, — сказал Вулф. — Восточная пряность.
У Кимбры вырвался невольный стон удовольствия, когда его руки, смазанные душистым маслом, заскользили по плечам и спине, разминая мышцы. По мере того как они двигались, отступала усталость долгого дня.
Вулф уделил должное внимание бедрам, ягодицам и ногам Кимбры, а когда добрался до их внутренней поверхности, то заставил ее извиваться от удовольствия. Тихие стоны, раз за разом срывавшиеся с ее губ, стали громче, когда он начал массировать ступни и по очереди сгибать пальцы.
— Лучше? — спросил он, повернув ее на спину и заглянув в затуманенные глаза.
— Гораздо! А что теперь? Моя очередь?
Кимбра ощутила, как огонь желания побежал по ее жилам. При мысли о том, как она пройдется скользкими руками по всему телу мужа, он вспыхнул еще жарче.
— Позже…
Она зачарованно следила за тем, как Вулф налил в ладони масла, растер и положил их ей на талию.
— Я говорил тебе когда-нибудь, что ты мое сокровище?
— Только в ту ночь, когда вы с Драконом напились.
— Вот еще, напились! Мы просто…
— Позволили себе капельку лишнего? — подсказала Кимбра.
Вулф посмотрел на нее неодобрительно.
— Самую малость переборщили?
— Ну хорошо, хорошо! — согласился он смеясь. — Мы напились. Но это совсем не обязательно, чтобы счесть тебя сокровищем. Ты прекрасна, Кимбра!
— Было время, когда я безмерно устала быть прекрасной…
Дремотный голос Кимбры прервался, когда ладони мужа скользнули выше, на грудь. Подушечки пальцев кругами двинулись по напряженным соскам. Кимбра ощутила, что выгибается дугой.
— А почему ты устала быть прекрасной?
— Это… это только все… Вулф, прошу тебя!
— Только все?
— Усложняло! Прошу!!!
— Если бы ты знала, как мне нравится тебя ласкать! Да ты и сама должна это чувствовать… например, когда я внутри. Как это ни трудно, я держусь до тех пор, пока и ты не будешь готова. Вспомни, как я погружаюсь в тебя все глубже, туда, где тебе особенно приятно…
Кимбра извивалась под его руками, возбужденная мысленными картинами, распаленная прикосновениями. Едва сознавая, что делает, она царапала напряженное бедро мужа.
— Вулф, такие игры имеют оборотную сторону! С тем же успехом ты можешь из кошки оказаться мышкой! Ты знаешь, как умеет мстить женщина!
Руки легли между ног, прикасаясь так легко и нежно, что Кимбра почти ничего не ощущала, пока палец не скользнул внутрь. Несколько движений, несколько касаний снаружи — и она извилась в спазмах наслаждения. Они не успели еще утихнуть, как Вулф поднял ее и усадил лицом к себе на душистые сосновые доски.
— Вот теперь твоя очередь!
Сухожилия на его шее натянулись от усилий отдалить миг разрядки, руки напряглись. Кимбра начала покачиваться. Все ее ощущения были обострены. Казалось, она заполнена до отказа, но двигаться было легко и свободно.
Вулф со стоном откинул голову. В полумраке его кожа на шее и плечах влажно блестела, блестели и глаза из-под полуопущенных век.
— Мне нравится баня… — прошептала Кимбра.
Ее бедра двигались во все возрастающем темпе. Она ощутила, как мужская плоть пульсирует внутри, требуя дать ей волю, ощутила и то, как Вулф напрягся, желая продлить удовольствие. Чтобы он утратил над собой контроль, она напрягла бедра, сжала его сильнее.
Ее имя, сорвавшись с его губ, прозвучало и как проклятие, и как благословение. Он словно взорвался внутри, содрогаясь с такой силой, что скамья заходила ходуном. Ее ответный взрыв был не слабее. Двойной крик наслаждения пронзил душистый полумрак, и земля, в ладонях которой покоилась баня, благосклонно выслушала его.
Глава 15
Кимбра во все глаза уставилась на мужа. Он только что сделал предложение, и она поняла сказанное, но не могла поверить, что он говорил серьезно.
Она подняла голову и вгляделась ему в лицо, ни минуты не сомневаясь, что увидит в его глазах веселый блеск. Но вид у Вулфа был совершенно серьезный.
— Шутишь? — на всякий случай спросила она.
— Вовсе нет. Нет ничего лучше, чем после бани окунуться в холодную воду! Это укрепляет здоровье и придает сил.
Тон у мужа был не слишком убедительный, поэтому Кимбра не удержалась от смешка.
— Тогда подай пример! Правда, я не могу обещать, что последую ему.
— Если хочешь до конца понять, что хорошего в бане, ты не-пре-мен-но должна сбегать к реке!
— Я уже поняла, что хорошего в бане, — многозначительно произнесла Кимбра. — Вряд ли к ней не-пре-мен-но прилагается то, чем мы занимались, но, поверь, я оценила это новшество. — Охваченная внезапными подозрениями, она поспешно добавила: — Даже и не думай насильно тащить меня в реку! Тогда ты узнаешь, что такое иерихонская труба.
— А в самом деле, что это такое? — заинтересовался Вулф. — Что-то громкое?
— Еще какое!
— Настолько, что нельзя описать?
— Нет таких слов.
— Ну и ладно. — Вулф медленно провел ладонями по скользким от масла бедрам Кимбры. — Все равно никто не потащит тебя в реку, потому что я совершенно без сил.
Некоторое время они молчали, оставаясь в той же позе.
— Мне кое-что пришло в голову, — вдруг сказала Кимбра.
Она соскользнула на пол, потянулась так, что кончики пальцев почти коснулись верхнего изгиба стены, и принялась шарить среди принесенных мелочей. Нащупав мыло, она издала крик восторга.
На досках позади печурки стояли ведра с водой. Кимбра сунула палец в ближайшее, нашла, что вода согрелась достаточно, и принялась намыливаться. Это выманило Вулфа со скамьи. Он поднялся с живостью, вопиющим образом противоречившей тому, что он «совершенно без сил».
— Давай-ка я потру тебе спину.
Дело не ограничилось спиной. В конце концов Вулф намылил Кимбру с головы до ног и несколько раз окатил из ковша. Она с радостью отплатила ему тем же. При всей невинности этого занятия оно распаляло. Они опустились прямо на доски за печуркой и снова любили друг друга, а позже, когда поленья совсем прогорели и рассыпались угольями, когда пар перестал подниматься от камней, Вулф отнес спящую жену в жилище. Там он устроил ее в уютном гнездышке из льняных простыней и волчьего меха, прилег рядом. Держа Кимбру в объятиях, он размышлял о том, как же ему повезло.
Мало-помалу Вулф ощутил желание вознести благодарственную молитву, но не знал, как это делается. Северяне не молились. В случае необходимости они приносили жертву — когда-то кровавую, позже бескровную, — а в иное время просто жили в соответствии с кодексом данных богами законов. Молитвы были делом жрецов. Но все это не подходило к тому, что чувствовал Вулф. Оно не имело никакого отношения к богам, даже к Фрейе, а скорее к самим основам жизни, к самой сути мироздания.
Вулф подумал о другом боге, которому не потребовался для победы ни магический жезл, ни победоносный меч, ни даже гром или молния. Его единственным оружием была всеобъемлющая любовь, именно она возродила его из мертвых. Это как нельзя лучше подходило к случаю, и Вулф возблагодарил христианского бога, которого прежде презирал. Он уснул с надеждой, что его благодарность принята.
Брита поворачивала в руках плащ Кимбры, и глаза у нее становились все круглее.
— Можно узнать, от чего эти пятна, леди? — робко спросила она.
Кимбра все еще была в постели, но уже не спала, а завтракала. Она была так голодна, что проглотила бы пищу не жуя, если бы не чувство приличия. Вопрос Бриты отвлек и смутил ее.
— Еще молоко.
— Ax, молоко! Тогда все в порядке.
Это была первая шутка, которую Брита решилась отпустить за все время их знакомства, и Кимбра была очень обрадована.
— Надеюсь, пятна легко отойдут, — сказала ирландка и отложила плащ в сторону. — Что касается рубахи лорда Вулфа…
— На ней мед, яйца и творог пополам с мукой, — объяснила Кимбра, краснея. — Мне так неловко за этот беспорядок…
Она имела в виду то, в каком состоянии они с Вулфом оставили кухню. Кому-то пришлось все это отмывать.
— Ничего страшного не случилось, — заверила Брита. Она хотела еще что-то добавить, но придержала язык и лишь повторила: — Ничего страшного!
Связав перепачканную одежду в узел и тактично не упоминая о прорехе на платье, она взялась за гребень.
— Я могу расчесать вам волосы, пока вы едите.
— Ты только взгляни, в каком они состоянии, — сокрушенно сказала Кимбра. — За один завтрак не управиться, придется продолжить за обедом.
— Бывает! — только и сказала ирландка — истинное воплощение такта!
Она начала разбирать перепутавшиеся длинные пряди постепенно, снизу вверх, причем с такой осторожностью и старанием, что Кимбра поморщилась всего пару раз.
— Есть известия от Нади и Михайлы? — спросила она, намазывая медом очередной ломоть белого хлеба; никогда еще ей не приходилось испытывать такого волчьего голода.
— Есть, леди. Мать и дитя чувствуют себя превосходно, а молодой отец в восторге от подарка лорда Вулфа. Он сказал, что сроду не пил из такого кубка и будет беречь его как зеницу ока.
Кимбра улыбнулась, довольная тем, как тонко ее муж показал русскому купцу, что ни в чем его не винит.
— Вот и хорошо. А что, все люди лорда Вулфа вернулись невредимыми?
— Все, леди. Вот только…
Девушка не договорила и обратила свое внимание к волосам.
— Что, Брита?
Не дождавшись ответа, Кимбра бросила взгляд через плечо.
— Что-то не так? Говори же!
— Мне не следовало даже упоминать об этом, леди. Если лорд Вулф сочтет нужным, он скажет сам.
Кимбра отступилась, не желая ставить ирландку в затруднительное положение, но этот короткий обмен репликами оставил в ней тягостное чувство. Хотелось поскорее разузнать, в чем дело, и она страшно обрадовалась, когда смогла наконец выйти за порог.
На улице ее приветствовал солнечный свет — яркий, почти забытый. Дождь наконец прекратился, свинцовая облачность рассеялась, и небо над головой сияло чистотой, свежестью и густой голубизной. Кимбра подставила лицо горячим солнечным лучам и стояла так, пока ее не окликнул Ульрих:
— Что за утро, леди! Просто на диво! Самое время как следует прогреть землю. Разве не славно, что урожай спасен и ярл вернулся, не потеряв ни одного из своих людей?
— Если к тому же кашель вас больше не мучает, то все просто замечательно.
— Какой там кашель! — Ульрих замахал на Кимбру руками. — Я словно заново родился. Мог бы обскакать молодежь, да не хочется их расстраивать.
Кимбра засмеялась, и они вместе направились к трапезной, но остановились у самодельной часовенки брата Джозефа.
— Доброе утро вам, миледи, и вам, добрый Ульрих, — оживленно приветствовал их молодой священник. — Что за дивный денек! Знаете, сегодня ко мне заходили дети и звали рвать цветы, чтобы потом возложить их на алтарь. Я сказал, что приду попозже. — Он обменялся взглядом с Ульрихом. — Не хотите тоже пойти, миледи?
— Отличная мысль, — поддержал старик. — Идемте все вместе, так оно будет веселей. Можно даже прихватить корзинку с едой.
— Превосходно! — вскричал брат Джозеф. — Я уже звал Бриту, и она с радостью согласилась. Да вот и она!
Обернувшись, Кимбра увидела спешащую к ним ирландку. И когда брат Джозеф успел пригласить ее, если все утро она провела в ее жилище?
— Я захватила котомку на случай, если попадутся лекарственные растения.
— Значит, решено! — воскликнул священник сияя. — Это будет прогулка в честь первого солнечного дня! Так что, отправляемся?
— Отправляемся, — подтвердил Ульрих.
— Вы идите, а я пойду на кухню и соберу что-нибудь поесть, — сказала Брита. — Я быстро!
Кимбра медленно обвела взглядом улыбающиеся, оживленные лица, и ее подозрения окрепли. Она явственно ощущала, что под оживлением кроется тревога. Что это, заговор? Но с какой целью?
— А как же запрет лорда Вулфа? — осведомилась она. — Мне ведь нельзя покидать крепость, тем более без эскорта.
— Что-нибудь придумаем, — раздалось за ее спиной.
Там стоял Дракон. Он приблизился так тихо, что она не слышала ни звука. Он выглядел отдохнувшим и бодрым.
— В глазах брата я один стою целого отряда. Вот я и буду твоим эскортом, моя прекрасная сестра. Вулф считает, что его жена слишком много трудится, и будет только рад, если ты проведешь день за сбором цветов.
— Лучше и быть не может! — просиял Ульрих. — Ну, раз все препятствия исчезли, мы можем идти.
— Стойте! — крикнула Кимбра. — Что все это значит? Дракон, ты тоже будешь собирать цветочки?
Они остановились и повернулись с заметной неохотой. Дракон сделал беспечный жест.
— Собирать… не обещаю, зато буду зорко смотреть по сторонам.
— И Вулф в самом деле не рассердится, если я покину крепость на целый день?
— Ну что ты!
— Все же лучше поставить его в известность. Где я могу его найти?
— В трапезной, но делать этого не стоит. Он занят и просил ему не мешать.
— Чем же он занят?
Четверо неловко переглянулись. Казалось, никто не хочет брать объяснение на себя. Потом Дракон все же заговорил:
— Понимаешь, Кимбра… мы привезли сюда негодяев, что совершили набег на то поселение… — Он помолчал, словно прикидывая, что сказать, а что утаить. — Их ждет расплата. — Он снова умолк и на сей раз молчал дольше, теребя перевязь меча. — На самом деле это Вулф задумал поход в холмы за цветами, чтобы увести тебя подальше от крепости.
На лицах Бриты, Ульриха и брата Джозефа возникло некоторое смущение, но было видно, что они целиком и полностью поддерживают ярла.
— Он заботится о твоем благополучии. Если вспомнить, как ты была расстроена в тот день, когда наказали вора…
— Значит, этих людей отхлещут бичом?!
Дракон ненадолго прикрыл глаза, набираясь терпения. Вряд ли ему когда-нибудь приходилось вдаваться в объяснения перед женщиной, и уж тем более уговаривать ее принять их.
— Это убийцы! — сказал он твердо.
…Разрушение. Догорающие руины жилищ, пепел и копоть в воздухе. Мертвые тела, некоторые рассечены на куски. Женщины с разбросанными руками и раздвинутыми ногами — изнасилованные и убитые. Дети вповалку, без признаков жизни. И кровь, кровь повсюду!..
Кимбра пошатнулась. Видение пришло внезапно и было таким реальным, что она ощутила жар догорающих пожарищ, вдохнула тяжелый смрад гари и медный запах крови. Обеими руками она схватилась за желудок, подавляя рвотный спазм.
Когда она опомнилась. Дракон поддерживал ее, проклиная все на свете.
— Так вот почему тебя держали взаперти! Уж не знаю, что это за дьявольщина, но только и Вулф не знает, клянусь чем угодно! Может, ты и сама не представляешь, что с тобой происходит, но ясно одно: надо скорее отсюда убираться!
— Это дар Божий, — тихо сказала Брита, стоявшая с молитвенно сложенными руками. — Я давно это подозревала, а теперь знаю наверняка. Мама говорила, что все великие целители обладают таким даром. Им дано разделять чужую боль. Этот дар помогает проникать в тайны недугов, но может убить того, кому ниспослан, если тот не научится защищаться. Ведь боли в мире так много!
— Это правда? — мрачно спросил Дракон Кимбру. — Ты в самом деле ощущаешь чужую боль… я хочу сказать, физически?
— И-иногда…
Кимбра высвободилась. Ей пришлось приложить усилие, чтобы держаться прямо. Ее секрет перестал быть тайной для других так внезапно, что она все еще испытывала сильнейший шок, как человек, которого застали голым. Впрочем, так ли уж внезапно правда выплыла наружу? Если Брита подозревала, то и другие могли догадываться.
— Потому Хоук и отослал меня в Холихуд. — Кимбра заговорила, чтобы не растеряться окончательно. — Поначалу туда допускались только люди в добром здравии, а если происходил несчастный случай, потерпевшего тотчас удаляли.
— И что же, он намерен был продержать тебя там всю жизнь? — удивился Дракон.
— Не знаю. Просто он не нашел другого способа меня уберечь. Со временем я научилась, как сказала Брита, защищаться.
— Не очень-то у тебя получается, — резонно заметил он.
Кимбра отшатнулась от мысленной картины, но совладала с собой.
— Ты прав, в последнее время моя защита не так крепка, как раньше. Но не могу же я трусливо убегать и прятаться каждый раз, когда в мире что-то происходит!
— Речь идет не о трусливом бегстве… — начал Ульрих.
— А о разумной мере предосторожности, — подхватил брат Джозеф.
— Леди, другого пути нет, — сказала Брита.
— Видишь, какое единодушие! — подытожил Дракон. — Мы все обсудили, можно отправляться за цветами. Позже вы с Вулфом поразмыслите, как быть дальше, а сейчас не время торчать так близко от места действия.
Он взял Кимбру за руку, намереваясь повести за собой, но она вырвалась и бросилась к трапезной.
— Кимбра!
Она не обернулась.
Вулф сидел в кресле с высокой спинкой, как всегда во время судилищ. Он был в темной рубахе с золотой оторочкой. На его шее красовалось парадное ожерелье: золотое, с рубиновыми глазами на волчьей морде. Он был воплощением могущества — великодушный властелин, беспощадный судья.
Кимбра остановилась на пороге, не зная, как быть дальше. Она в очередной раз ослушалась супруга, но, как и в любой другой раз, это было необходимо. Если она хочет быть под стать Вулфу, то должна многому научиться, и в первую очередь тому, чтобы лицом к лицу встречать все, что выпадет на его долю. Она не может вечно прятаться от жизни. Ярл несет на плечах громадную ответственность, и дело его супруги — облегчить эту ношу своим пониманием и приятием. Такое возможно, если только она будет всегда рядом с ним.
И все же Кимбра не сразу нашла в себе силы пройти в зал, полный угрюмых мужчин. Женщин была лишь горстка, детей не было вовсе, хотя северяне редко ограничивали их свободу и по большей части позволяли бегать где вздумается. Кимбра сообразила, что детей было приказано увести подальше. Так вот откуда взялась идея возложить на алтарь цветы!
Выходит, наказание предстояло суровое. Суровее, чем порка у позорного столба. Кимбра решила, что пройдет через это, заставит себя пройти. Только теперь она со всей полнотой поняла правоту мужа в том, что до полного хаоса один шаг и что строгая дисциплина — основа порядка. Вулф знал, что говорил. Он на себе испытал, каково это, когда рука ярла недостаточно тверда. Это оставило их с Драконом бездомными сиротами.
Кстати, о Драконе, подумала Кимбра, услышав за спиной торопливые шаги. Судя по всему, тот намерен был довести дело до конца. Он сделал попытку ухватить Кимбру за руку. Она увернулась. При виде того, как он сверлит ее взглядом, ей пришло в голову, что вот так же мог выглядеть бог-громовержец Тор в приступе лояльности к Одину.
— Идем отсюда! — прошипел он сурово.
Кимбра помотала головой и бочком двинулась в сторону, ближе к стене. Если Дракон не собирался привлекать всеобщее внимание (а это вряд ли), он ничего не мог поделать.
Увы, ее расчет оказался неверным. Дракон прошагал прямо в центр расчищенного от столов и скамей зала, встал перед старшим братом и сердито произнес:
— Вулф, здесь находится твоя жена!
Все взгляды обратились к Кимбре, но она видела только серые глаза мужа. Казалось, в них полыхнуло пламя. Ярл медленно поднялся, медленно спустился с возвышения и так же медленно приблизился к ней. Кимбра предпочла бы провалиться сквозь землю, но это было невозможно.
— Я думаю, муж мой, что твой приказ был неправильно истолкован. Сегодня неподходящий день, чтобы собирать цветы.
— Подходящий, раз я этого хочу.
— Цветы не убегут! Сегодня…
— Сегодня ты перестанешь препираться и сделаешь то, что я велел.
— Я не так слаба духом, как ты думаешь!
— Речь идет не о слабости, а…
Вулф заколебался, не зная, как выразить свою мысль. Дракон счел это благоприятным моментом, чтобы вмешаться:
— Она физически ощущает чужую боль. Ирландка сказала, что это дар Божий.
Вулф устремил на Кимбру долгий взгляд. Казалось, он был не столько поражен, сколько находил положение дел любопытным.
— Это правда?
— А если и правда, то что? И со своим даром я могу быть хорошей женой!