— Бабушка встает рано, — обронил Уилл, когда они вошли в лес и направились к дому.

— Я воспользуюсь черным ходом, — кивнула Клио, восприняв его слова как предупреждение. Она говорила сдержанно, но ей казалось, будто у нее в груди поселилась маленькая пташка, которая машет крыльями, пытаясь улететь. Ноги едва держали Клио, а боль между бедрами была постоянным напоминанием о том, как далеко она зашла за границы дозволенного.

Когда они добрались до засыпанной гравием дорожки, Клио остановилась, внезапно обнаружив, что идет босиком. Заметив ее растерянность, Уилл без колебаний поднял Клио на руки и продолжил путь к дому.

— Это неразумно, — с легким осуждением заметила Клио, но не стала отрицать, что ей приятна его забота.

— Если нас сейчас заметят, то детали вряд ли будут иметь особое значение, — пожал он широкими плечами, за которые ухватилась Клио. Но им удалось незамеченными добраться до задней двери дома, и там Уилл бережно опустил Клио. — Ты уверена, что с тобой все в порядке? — Он возвышался над ней, его глаза были прищурены, а темные брови угрюмо сдвинуты.

В порядке? Нет, это неправда. Она была глубоко потрясена и чувствовала, что самообладание, которое ей так долго удавалось сохранять, готово отказать ей.

— Думаю, леди Констанс захочет присутствовать на дознании, — вместо ответа сказала Клио. — Если не возражаешь, я хотела бы пойти с ней.

— У меня нет возражений. Мы с мистером Беджером обсуждали это дело и пришли к соглашению, что нет причин вызывать меня в качестве свидетеля.

Клио поняла, что Уилл говорит ей: ему не придется давать ложные показания ради своей страны.

Она повернулась к двери, собираясь войти в комнату, но Уилл остановил ее, взяв за локоть.

— Я сам принимаю решения, Клио, — сказал Уилл, когда она снова взглянула на него. — И потом никто, кроме меня, не несет за них ответственности.

У Клио перехватило дыхание, она разрывалась между безумным желанием принять то, что он так благородно, хотя и импульсивно, предложил, и твердым убеждением, что сейчас для этого не время и не место.

— Значит, мы похожи, — в конце концов сказала Клио и поспешила уйти от него, пока не передумала.

Оставшись одна в комнате и понимая, что горничная уже ожидает ее звонка, Клио торопливо сбросила разорванное платье и быстро вымылась в холодной воде, оставшейся в ванне с вечера. После этого она натянула через голову ночную рубашку и юркнула в постель, которую, как ей показалось, она оставила целую жизнь назад.

Откинувшись на подушки, девушка с наслаждением вытянулась. Да, ничто, кроме ночи, проведенной на выступе скалы — даже в таком незабываемом обществе, — не могло заставить женщину ценить свою постель. Практически без всяких усилий Клио могла оставаться в ней, пока снова не погрузилась бы в сон.

Но этого нельзя было допускать, и, пока такое желание не взяло над ней верх, Клио потянула шнур звонка, вызывая горничную.

Расследование смерти мужчины, числившегося в документах судьи Беджера как «неизвестный», было назначено в церкви, самом большом здании Холихуда, соперничавшем с самим особняком. За установленным перед алтарем длинным узким столом сидел мистер Беджер. Его непроницаемое лицо блестело от жары и еще больше разогревалось от внимания такого количества собравшихся людей. Справа от него сидел доктор Калпеппер, а слева священник, доктор Сэмюел Прескотт, маленький безобидный мужчина, который по этому случаю исполнял обязанности секретаря.

Все остальные разместились перед ними на церковных скамьях, хорах и даже на лестницах, ведущих вверх на колокольню. Пришли все жители деревни, а также очень много посторонних, которые прибыли на День скачек и задержались здесь, привлеченные таким возбуждающим событием, как насильственная смерть.

Только те, кто оказался непосредственно впереди — и среди них Клио, Уилл и леди Констанс, — слышали, как доктор Прескотт пробормотал себе под нос, что, если бы у него в воскресенье собралось столько народа, сами небеса от восторга устроили бы колокольный звон.

Лорды Мокомбер и Девере, их дамы и прихлебатели тоже заняли места на передних скамьях. Попытки вести разговоры, к счастью, продолжались недолго и были сразу пресечены мистером Беджером, призвавшим собравшихся на дознание к порядку.

— Итак, мы имеем неизвестного человека, лишенного жизни насильственным путем, — сообщил судья слушателям. — И сегодня мы собрались здесь, чтобы, насколько это в наших силах, выяснить обстоятельства его смерти. — Без дальнейшего промедления он вызвал первого свидетеля. — Притчер, будь хорошим мальчиком и выйди вперед…

Мальчик, который вышел к судейскому столу, был в том возрасте, когда взросление выражается в неуклюжих судорожных движениях плохо слушающихся конечностей, прыщавой коже и застенчивости. Под пристальными взглядами многих глаз он неистово краснел и мял в руках шапку.

— Просто расскажи нам, что произошло, дружок. — К чести мистера Беджера, он ласково обращался с мальчиком. — И не нужно волноваться.

— Мистер Смоллворт послал меня в лес за грибами, — прочистив горло, начал мальчик, не сводя глаз с судьи. — День был хороший, я шел и делал то, что он мне велел, когда увидел, что впереди что-то лежит. Я подошел немного ближе и понял, что это человек. Я окликнул его, но он не ответил. Я подкрался поближе, и вот тогда до меня дошло, что он мертв.

— Так, так, — Беджер подбадривающе кивал, — и что ты сделал, когда это понял?

— Побежал к мистеру Смоллворту, сэр.

— Ты ничего не трогал?

— О нет, сэр! Я и за деньги не сделал бы этого.

— Ты видел еще кого-нибудь поблизости?

— Нет, сэр, ни души. В лесу стояла мертвая тишина.

— Что ж, хорошо, Притчер, можешь сесть на свое место.

Мальчик сел с таким откровенным облегчением, что кое-кто на скамьях улыбнулся. Вслед за ним вызвали его работодателя. Невысокому мужчине с квадратными плечами, редкими черными волосами, зачесанными вперед на лоб, и пронизывающим взглядом, видимо, доставлял неудобства высокий жесткий воротник. На взгляд Клио, мужчина имел пугающее сходство с покойным императором Наполеоном Бонапартом на закате его дней.

— Мистер Смоллворт, будьте добры, расскажите нам своими словами, что произошло, — обратился к нему Беджер.

Смоллворт принялся рассказывать, сетуя, что возвращение Притчера без грибов, которые его послали собрать, и его россказни о мертвом мужчине в лесу — это совсем не то, что человек с такой репутацией, как у мистера Смоллворта, хотел бы иметь в тот или какой-либо иной день. Но, по словам хозяина таверны, он знал свой долг и именно поэтому отправился прямо к мистеру Беджеру, а потом сопровождал судью в лес и помогал увезти оттуда тело. Он понятия не имеет, ни кто тот мужчина, ни почему он нашел свой конец именно там и именно таким образом.

— И если все позволят, то у меня есть дела, которыми я должен заниматься, — заявил в заключение Смоллворт.

— Всему свое время, мистер Смоллворт, — сказал Беджер, когда владелец таверны закончил. — Следующим мы выслушаем доктора Калпеппера.

Показания медика были более пространными и более подробными. Слушатели ловили каждое его слово, когда он описывал разрез на горле неизвестного мужчины, практически приведший к тому, что вся кровь вытекла из него.

— …таким образом, он был полностью обескровлен, то есть потерял всю кровь. Помимо этого, было еще несколько отметин, преимущественно на руках мужчины, и это дает основания предполагать, что он боролся за свою жизнь. Смерть, когда она наступила, была мгновенной, и у мужчины не было никакой возможности закричать, потому что ему перерезали дыхательное горло.

Клио, сидевшая рядом с Уиллом, ласково коснулась его руки. Он сжал ей пальцы, но продолжал смотреть прямо перед собой.

— Есть здесь кто-нибудь еще, кто хотел бы дать показания? — спросил Беджер, дав слушателям некоторое время, чтобы осмыслить услышанное, после того как Калпеппер все обстоятельно изложил.

Повернув голову, Уилл бросил взгляд в направлении Мокомбера, Девере и остальных, но никто больше не стал ничего говорить.

Беджер кивнул. Он и Калпеппер, склонив друг к другу головы, несколько минут совещались, а затем судья выпрямился и обратился к собравшимся:

— Я думаю, всем ясно, что мы здесь имеем дело с «Насильственной смертью». Дело будет направлено соответствующим властям, и там будь что будет. Нам остается только похоронить беднягу — кстати, это произойдет сразу же после этого собрания, — помолиться за него, если у вас есть такое желание, и положить конец всему этому делу.

Закончив свою речь этим в высшей Степени здравым советом, Беджер ударил своим молотком по деревянному столу, закрывая собрание, и слушатели стали расходиться с весьма удовлетворенным видом.

— О Боже, они идут, — неожиданно проворчала леди Констанс, вместе с Уиллом и Клио стоявшая перед церковью в ожидании, когда им подадут экипаж, и немедленно постаралась придать себе вид старой женщины, которая неважно себя чувствует.

Клио не нужно было спрашивать, о ком говорит ее хозяйка, — Мокомбер вместе со своей свитой надвигался на них с явным намерением затеять разговор. Вся компания была так же разодета, как и накануне, и все без исключения притворно улыбались.

— Как забавно, когда низший чин пытается подражать своему начальству, не правда ли? — помахивая тростью, усмехнулся лорд Мокомбер. Он адресовал свое замечание всем, но смотрел только на Клио. — Скажите, ваше высочество, а как такое дело решалось бы в Акоре? Неужели им занимался бы какой-нибудь деревенщина? — Его интонация не оставляла сомнения, какого ответа он ожидает, и Клио доставило удовольствие вывести его из заблуждения.

— Весьма вероятно, — ответила она со всей возможной любезностью, на какую была способна, хотя, нужно сказать, это далось ей не легко. Она и прежде встречалась с людьми, подобными Мокомберу — высокомерными, самодовольными, безнравственными, — но всегда заново поражалась тому, до чего неприятны такие люди. — Почти половину жителей Акоры составляет сельское население, к нему относятся и мои дедушка с бабушкой. «Деревенщина» — кажется, вы так их назвали — выполняет разные обязанности: занимается сельским хозяйством, разводит скот, служит в армии, помогает управлять страной, и это далеко не все.

— Неужели? — Леди Барбара имела склонность к подчеркнуто протяжному произношению, популярному среди определенной части аристократии. — Чрезвычайно экзотично! Несколько недель назад я имела честь познакомиться с вашими родителями. Ваш отец — ванакс, так его именуют? — производит сильное впечатление, он, несомненно, рожден, чтобы править. Я бы сказала, народ просто это понял и отдал ему власть.

Клио чуть не прикусила язык, представив, что ответил бы ее отец на такое откровенно беспардонное замечание. Он был добрейшим и терпеливейшим из людей, по крайней мере в том, что касалось Клио и ее матери, и лишь в крайне редких случаях его речь могла быть неприкрыто грубой.

— Мой отец не правит, — объяснила Клио, когда почувствовала, что может доверять себе. — Ванакс служит Акоре и ее народу.

— Служит? — Лорд Девере, казалось, испугался одной только этой мысли. — Совершенно необыкновенная точка зрения. — Несмотря на высокие каблуки своих сапог, он был на несколько дюймов ниже Клио, и ему приходилось смотреть на девушку снизу вверх. — Конечно, это не в буквальном смысле. — Его понимающий взгляд говорил, что он прежде всего слишком хорошо знает жизнь, чтобы попасться на такое милое объяснение, и, кроме того, отлично понимает, что с ее стороны это просто проявление вежливости.

Я уверен, что на самом деле ее высочество не это имела в виду, — вмешался в разговор высокий, хорошо сложенный мужчина, чьи приятные черты лица казались бы невыразительными, если бы не живая энергия, светившаяся в его глазах. Сэр Морган Керне, возможно, и был любовником леди Кэтрин, но не стеснялся смотреть на Клио с нескрываемым восхищением.

Клио поморщилась от отвращения, желая пресечь любые поползновения, которые он мог иметь в отношении нее.

— Акора исключительное место, не правда ли, ваше высочество? — продолжил беседу сэр Морган.

— Если вы не планируете присутствовать на похоронах, — сухо сказал Уилл, не дав Клио возможности ответить, — то, полагаю, вы понимаете, что здесь, в Холихуде, для вас остается слишком мало развлечений.

— Пожалуй, вы правы, милорд, — надув губки, вздохнула леди Барбара. — Нужно возвращаться в Лондон. Даже при таких мрачных обстоятельствах он все равно остается столицей. — Она с сияющим видом посмотрела на остальных, как будто призывала их согласиться.

— Вы возвращаетесь в Лондон, ваше высочество? — спросил лорд Девере, который, по мнению Клио, слишком демонстративно не обращал внимания на свою жену.

— Мои намерения еще не определились окончательно. — Это было правдой, к тому же Клио стремилась создать впечатление, что возвращение в Лондон не входит в ее ближайшие планы. Господь не допустит, чтобы один из этих людей или они все решили нанести ей визит, когда она вернется в город.

К счастью, в это время Болкэм подал экипаж, и можно было попрощаться.

— Сегодня днем я возвращаюсь в Лондон, — сказал Уилл, когда они отъехали.

— Я надеялась, ты сможешь задержаться. — Леди Констанс была огорчена, но не удивлена. — Однако я все понимаю, конечно.

Клио предвидела слова Уилла, но все равно вздрогнула. Она считала, что он найдет какой-либо способ объяснить своей бабушке, почему Клио тоже возвращается в Лондон.

Неужели он не понимал, что она тоже вернется в город? Он ведь не думает, что Клио останется в Холихуде, когда надвигаются такие страшные события?

Однако Уилл ничего не сказал и никак не отреагировал на вопросительный взгляд Клио, и всю оставшуюся дорогу до дома о Лондоне больше не упоминали. Как только они прибыли и вышли из экипажа, леди Констанс сразу же отправилась в свою рабочую комнату, оставив Уилла и Клио одних в холле.

Но они не успели произнести ни слова, как появился слуга. Правда, увидев их, он сразу же ушел, но это послужило напоминанием, что там, где они сейчас находятся, они никогда не будут по-настоящему одни. Уилл решительно открыл дверь в кабинет и посторонился, пропуская Клио.

Она вошла, но не стала проходить в глубь комнаты. Ее красивая шляпа из светло-зеленого шелка и соломки вызвала у нее головную боль, и Клио, развязав удерживающие ленты, сняла ее.

— Я вернусь, как только смогу, — наблюдая за ней, сказал Уилл.

— Я думала поехать с тобой.

— Это слишком опасно. — Сама идея, по-видимому, удивила его. — Плохо уже то, что ты оказалась замешанной в это дело вчера ночью. Я не могу позволить себе и дальше подвергать тебя риску.

— Но я могу помочь! Мои видения…

Ах да, видения! Я понимаю, ты уверена, что они имеют какое-то отношение ко всему происходящему. Но, Клио, будь разумной, ведь между чем-либо из того, что, как ты полагаешь, является тебе из прошлого, и тем, что происходит сейчас, нет никакой связи.

— Пока нет, но все может измениться, и когда это случится…

— Если случится, то они ничего не изменят, — перебил ее Уилл. — Опасность останется, я не могу позволить тебе ехать.

— Позволить мне?.. — Клио говорила спокойно, но в ней закипела ярость. Позволить? Ей было двадцать четыре года, и она привыкла сама принимать решения. Неужели Уилл считает ее ребенком? Или, возможно, одной из тех кротких, покладистых женщин, которые ищут только удовольствий?

Если так, то он глубоко ошибся в ней. Клио размышляла над этим и над тем, что вообще это могло означать, когда Уилл неожиданно спросил:

— Ты подумала о том, что я сказал?

— Относительно нас? — Она отвела взгляд, инстинктивно стараясь скрыть беспорядок в мыслях. Уилл, несомненно, считал, что действует из лучших побуждений, но Клио не могла принять его предложение. — Сейчас не время для этого, — тихо ответила она.

— Возможно, и так. — Уилл направился к ней, но, не доходя нескольких шагов, остановился и сжал руки за спиной. — Однако я не хочу, чтобы между нами оставались какие-либо недоразумения. Клио, я намерен сделать тебя своей женой.

— Вот как? — Она бросила на него быстрый взгляд и отвернулась. — Думаю, я тоже должна кое-что сказать по этому поводу.

— Только при условии, что ты скажешь «да».

Слова прозвучали довольно красиво, но Уилл отлично понимал, что они были в общем-то пустыми. Семья не станет принуждать Клио к нежелаемому браку. Однако всегда оставалась возможность похищения, и для Холихуда, родины Украденной невесты, это могло считаться традицией.

Изумляясь, что он, до настоящего времени разумный человек, рассматривает такой вариант, Уилл предпринял стратегическое отступление. Он поднялся к себе в комнату, чтобы уложить вещи и написать письмо. Письмо было коротким и однозначным: в случае его смерти и если принцесса Клио Атрейдис родит ребенка, он, Уилл Холлистер, признает этого ребенка своим и завещает ему или ей свое состояние. К счастью, порядок наследования этого состояния не был юридически установлен, и граф мог распоряжаться им по собственной воле, но он не мог передать по наследству титул в случае, если брак не заключен. Но даже при этом его утешало сознание того, что его ребенок будет полностью обеспечен.

Уилл положил письмо, подписанное и запечатанное, в ящик комода в спальне и немного позже, простившись с леди Констанс, ускакал из Холихуда, ни разу не оглянувшись.

Клио следила за ним из окна спальни и, когда Уилл скрылся из виду, опустила штору, пригладила волосы и отправилась вниз, в рабочую комнату, где нашла свою хозяйку, которая закладывала в пресс лепестки роз, чтобы выжать из них масло.

— Я решила, что утром поеду в Лондон, — сообщила Клио.