Шеренски говорил по-английски достаточно бегло, но ту тираду, что изрыгнул из себя Нилс, он повторить бы не смог. Шеренски лишь восхищенно присвистнул.

– Надо будет запомнить. Думаю, нет смысла спрашивать, отчего тебя так интересует Хоули?

Нилс забрал рисунок.

– Нет.

Шеренски недолго колебался, прежде чем сказать:

– Будь осторожен, мой друг. Я не стану притворяться, что понимаю, в чем тут дело, но не думаю, что ты стал бы участвовать в игре по маленькой. Я ничего плохого не могу сказать о Саймоне Хоули лично, но в их роду было немало предателей и негодяев. Если память мне не изменяет, еще в шестнадцатом веке Генрих VIII, решив разделаться с католиками, именно Хоули поручил организацию разбоя в монастырях и церквях. Для этих людей деньги не пахнут.

– Спасибо за предупреждение, но таких, как Хоули, я немало встречал в жизни.

– И все же внемли моему совету.

Нилс поблагодарил и, забрав меч, распрощался с хозяином.

Если бы он сейчас был в Кентукки, то разыскал бы дерево – дуб, которому лет двести, и бил бы по нему, до тех пор, пока хватило сил. Но в Лондоне выместить свою злость было не на чем.

Оставалось лишь вернуться домой и встретиться с Шедоу.

– Шеренски его узнал, – без предисловий заявил Нилс. – Его зовут Саймон Хоули. Он британский лорд, хотя знаком с акоранцами. Шеренски сказал, что он дружит с принцем Андреасом и ухаживает за Амелией.

– Проклятие, – сказал Шедоу и обнял брата за плечи. Братья любили друг друга по-настоящему, а такая любовь не нуждается в словах.

– Надо было мне сразу у Шеренски спросить, – чуть позже и чуть спокойнее сказал Нилс. – Все ходили вокруг да около. – Но и сейчас, честно говоря, он не мог найти в своей душе ни капли сожаления о «своем хождении кругами».

Шедоу, который был совершенно убежден в том, что во взрыве виноваты акоранцы, теперь старался внушить брату надежду на то, что все обстоит не так. Дай Бог каждому такого брата.

– Нилс, не надо торопить события. Выясним, где этот Хоули бывает, в каких клубах состоит, где живет.

– Конечно. Но еще я хочу узнать о нем то, что он предпочитает о себе не рассказывать. Куда он ходит тайно? С кем встречается?

– Помимо акоранцев?

– Помимо их. Я буду тянуть за этот конец, а ты – раскручивай клубок с другого.

– Ладно, Нилс, но если он догадается, что ты у него на хвосте...

– Он убийца, и я об этом знаю. – Нилс покрутил в руке меч, тот, что только что приобрел, и вдруг подумал о том, кто не расставался с этим мечом в боях. Удивительно, но рукоять была точно отлита по его руке, и вес оружия тоже был по нему. – Давай не забывать, и я тоже убийца.

– Не сравнивай себя с ним. Хоули – преступник.

– Есть люди, которые и меня назвали бы преступником. – Сознание этого душило его, давно стало его кошмаром. Он один в зимнем лесу. Ни звука, слышно лишь собственное дыхание. Впереди просвет между деревьями, и там на белом снегу расплывается кровавое пятно, готовое и его поглотить.

– Есть такие, что собственной головы от задницы не отличат.

Нилс сам себе удивился. Он засмеялся. Шедоу умел все представить в нужном свете.

– Где здесь можно розы купить?

– В апреле? Они стоят уйму денег.

– Ничего, если они помогут опознать Хоули, то за ценой стоять не стоит.

– Что ты задумал, брат?

– Выяснить, прав ли Шеренски, – сказал Нилс и пошел готовиться к следующему шагу.

– Розы, – растерянно сказала Амелия, глядя на цветы. Они действительно были прелестные – с крупными головками глубокого красного цвета, словно бархатные, и пахли они восхитительно. В вазе их было столько, что не сосчитать. И к ним была приложена карточка.

Та, что зовется розой, как ее ни назови, будет благоухать так же чудно.

Спасибо за незабываемый вечер.

Нилс.

Несколько вольная цитата из «Ромео и Джульетты» Шекспира. Если бы родные потребовали объяснить, за что именно полагается такая благодарность, ей пришлось бы нелегко. Дерзкий поступок со стороны человека, который подписался так размашисто и уверенно.

Рука ее дрожала. Она быстро сунула карточку за корсаж и сделала вид, что нюхает цветы.

– Они чудные.

– От кого они?

Саймон Хоули стоял, прислонившись к каминной полке. Он приехал две минуты назад, чтобы принести извинение за отсутствие на приеме в честь принцессы Виктории. Несварение желудка. Только сейчас оправился. Амелия вежливо ему посочувствовала, его присутствие ей было неприятно.

– Кто их прислал? – спросил Андреас, не дождавшись ответа.

Кузен ее выглядел отдохнувшим и в хорошем расположении духа, но ответа он все равно потребует. Так уж было заведено у мужчин в ее семье – опекать и направлять. Амелия сложила руки на коленях, заклиная себя быть спокойнее.

– Они от мистера Вулфсона. – Чьи ласки продолжали жить своей жизнью. Тело ее все еще помнило его прикосновения. Цветы от того, с кем они расстались далеко не друзьями. И из-за кого, как бы ни противно было вспоминать об этом, она проплакала всю ночь. Амелия уже выплакала всю злость, и на дне ее сердца остались лишь боль и обида.

– Кто такой мистер Вулфсон? – спросил Хоули.

– Нилс Вулфсон, американец, гостит в Лондоне. Он... он недавно мне помог.

Хоули знал о ее похищении не больше, чем все прочие, не принадлежавшие семье, то есть ничего. И она не собиралась его просвещать.

– В самом деле? – спросил он тоном достаточно любезным, но при этом пронзил ее таким взглядом, что Амелии стало не по себе. Вообще этот взгляд всегда портил то впечатление, что оставляли его лицо и фигура. Лицо ангела, но глаза... Впрочем, внешностью его Бог не обидел, да и манерами тоже. У Хоули было все, о чем можно мечтать: образование, светскость, умение вести разговор. Семья Амелии вполне радушно его принимала.

Но почему тогда она не могла ответить ему взаимностью? Почему ее тянуло к грубоватому американцу, от которого веяло диким безлюдьем и полынной горечью сожалений? Амелия сунула лицо в цветы, вдыхая аромат. Так легче было заполнить паузу. Набрав в грудь воздуха, она почувствовала, как картонный уголок оцарапал ее.

Цитата из «Ромео и Джульетты». Любовники из враждующих семей, приговоренные обстоятельствами, над которыми они не властны. Быть может, в выборе произведения был свой смысл? Может, дело не только в том, что там упоминались розы?

Только бы догадка ее не подтвердилась. Амелия вздрогнула, когда в комнату вошел дворецкий и объявил о визите мистера Вулфсона.

– Не думаю, что вы знакомы, – сказал Андреас, представляя Нилса гостю. Нилс не сразу подал Саймону руку. Мужчины оценивающе посмотрели друг на друга. Улыбка Хоули была несколько презрительной, как показалось Амелии. Возможно, иного и нельзя ждать от британского аристократа, которого представляют безродному американцу. Слишком долго эти нации находились в состоянии вражды.

Что же до Нилса, то он...

Амелия почувствовала, как ее пронзил холод. Она заморгала и поняла, что ее вот-вот стошнит. За деланной улыбкой, которая не коснулась глаз, ясно читалось намерение Волка убить.

Почему?

Не колеблясь, невзирая на печальные обстоятельства их расставания, она встала и подошла к нему.

– Мистер Вулфсон, благодарю за чудесные цветы.

Еще мгновение она видела в его глазах размытый мрачноватый пейзаж. Но картинка исчезла до того, как она сумела ее запомнить. Да и возможно ли такое?

Возможно или нет, что-то здесь было не так. Что-то жуткое уже зависло в воздухе. Продолжая держать барьер между Нилсом и Хоули, она жестом указала на ту кушетку, с которой только что встала.

– Пожалуйста, присаживайтесь.

Он был удивлен ее неожиданно теплым приемом. Она взяла его за руку. Шокирующее нарушение этикета. Сжала пальцы. Наплевать. Хоули и Андреас смотрели на них во все глаза. Она была исполнена храброй решимости. Внезапно на нее накатило желание защитить этого человека – человека, от которого, по всей вероятности, исходила опасность для нее самой.

– Что привело вас в Лондон? – спросил Саймон, когда Амелия усадила Нилса рядом с собой. Англичанин продолжал стоять. Ему сесть не предложили. Глядя на сладкую парочку, он хмурил брови.

– Я собираю оружие, – спокойно сообщил Нилс. Со стороны, должно быть, казалось, что он вполне комфортно себя чувствует, но она-то знала, что это совсем не так. – Лондон – хорошее место для коллекционера.

– Оружие? – с наигранным интересом переспросил Хоули. – Разве у вас в Америке его мало? Я слышал, что там в каждом доме целый арсенал.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Нилс. – Жизнь нас научила держать пушки наготове.

– Вы приобрели меч? – спросил Андреас. Он тоже внимательно наблюдал за присутствующими, но его, похоже, больше интересовало общение мужчин между собой, хотя был момент, когда он взглянул на Амелию. Кузен был ее верным и понимающим другом. Для того чтобы общаться, им порой хватало взгляда.

Нилс кивнул.

– Да, я сегодня утром побывал у Шеренски. Спасибо за то, что вышли из игры.

– Простите, вы не могли бы ввести меня в курс дела? – напомнил о себе Хоули.

– Шеренски нашел меч, – сказал Андреас. – По-видимому, этот меч принадлежал какому-то высокопоставленному викингу, хотя само оружие, очевидно, арабское. Легенда связывает его с нашей семьей, а именно с Хоукфортом, но мистер Вулфсон тоже считает меч своей семейной реликвией, так что мы решили, что по справедливости меч должен перейти к нему.

Саймон, как видно, не слишком интересовался семейными легендами, поскольку Андреаса он едва слушал, рискуя показаться невежей. Будущее его интересовало гораздо больше, нежели прошлое. Едва дав Андреасу ответить на вопрос, который сам же задал, Хоули спросил:

– Вы планируете долго пробыть в Англии, мистер Вулфсон?

– Не планировал, но, похоже, мое пребывание в этой стране существенно затянется.

Вначале розы, затем вот это. То, что по логике должно было вызвать восторг, вызывало лишь озабоченность. И вновь они с кузеном встретились взглядами.

– Саймон, – подоспел ей на помощь Андреас, – я купил лошадь, которую ты обязательно должен посмотреть.

– Еще одну? – никакого энтузиазма в голосе.

Но Андреас, да благословит его небо, остался непоколебим в своем желании увести Хоули куда-нибудь подальше. Он буквально вытолкал англичанина за дверь, успев, однако, выразительно посмотреть на Амелию. Как только за Хоули закрылась дверь, Нилс встал, отошел к окну и задумчиво уставился в пространство, глядя словно сквозь женщину, которой принес в апреле ворох роз.

– Вы не соизволите объяснить мне, что случилось? – спросила она, застав его врасплох.

Он мог бы предвидеть, что обрекает себя на беду, решив сблизиться с ней. Он должен был знать, что разыгрывать из себя поклонника, в то время как единственным его желанием было повторить опыт минувшей ночи и овладеть ею, окажется непомерно тяжело. Он переоценил свои актерские способности. Вот Шедоу в этом был мастак. Он легко входил в любую роль и так же легко из нее выходил. Но что до него самого, то, перед тем как высадиться в Вашингтоне, он выучил то, что должен о себе говорить, и только потом понял, что там ни один человек не может прожить без виртуозного умения врать.

О чем она его спросила? Вместо того чтобы пялиться на нее во все глаза, надо было лучше слушать.

– Что вы сказали?

– Я спросила вас, что случилось.

– Ничего.

Амелия вздохнула. Типично женский способ показать, что терпение – добродетель, присущая в основном их полу. Затем она встала и подошла к нему. Она встала так близко к Нилсу, что тела их почти соприкоснулись.

– Нилс, я не люблю вилять и изворачиваться.

А как она извивалась под ним! Черт, он должен прекратить думать об этом.

– Я хочу сказать, что люблю выражаться прямо.

– Это замечательно. Но какое это имеет отношение к...

– Я знаю, что что-то случилось. Что-то очень плохое. Я увидела это, когда вы вошли.

Он улыбнулся собственным ассоциациям.

– У меня была прапрабабка, которая думала, что умеет читать чужие мысли. Она была убеждена, что человек исполнен ужаса, когда на самом деле ему не грозило ничего такого, чему не могла бы помочь хорошая отрыжка.

Его прямота, если не сказать грубость, ее не смутила.

– Это другое. Между вами и Хоули что-то стоит.

Как, черт возьми, она смогла об этом узнать? Он был уверен в том, что ни в чем не допустил промашки. И все же она, как и говорила, видела его насквозь. И от этого ему было чертовски неуютно.

– Я только что с ним познакомился, – напомнил он. – Кроме того, вам не приходило в голову, что я могу немного нервничать от того, что вновь с вами встречаюсь? Если вы помните обстоятельства нашего расставания....

– После того как вы сообщили мне о том, что произошедшее между нами считаете ошибкой? Как я могла об этом забыть! И все же, не желая преуменьшать важности того, что между нами было, я бы предпочла не менять тему.

– Не менять тему...

– Я о лорде Саймоне Хоули.

– Я слышал, он собирается на вас жениться.

Брови ее взлетели вверх. Наверное, наилучшим определением ее бровей было бы слово «крылатые». Так он подумал.

– Вы хотите сказать, что в основе вашей неприязни лежит... ревность?

Судя по ее взгляду, он отнюдь не был убедителен.

– Почему это тебя удивляет? Ты что, никогда не видела, как два жеребца дерутся из-за кобылы? Или пара баранов? Или быков? Нет? Но павлинов ты, я надеюсь, видела? Как они дерутся из-за невзрачных маленьких самок? Вот уж действительно забавное зрелище!

– Нилс...

– Вот и мужчины такие же, принцесса. Это не должно вас удивлять.

– Вы хотели убить Хоули. Чтобы желать убить из ревности, надо быть сумасшедшим, а вы – далеко не безумец.

– Я хочу... – Надо что-то сказать, чтобы заставить ее раскрыться, чтобы понять, как она это делает, и соответственно изобрести защиту.

– Простите, – сказала она и посмотрела на него действительно виновато. – Я не хочу вмешиваться в вашу жизнь. Просто иногда это само получается.

– Что получается?

Его дерзкая и страстная принцесса покраснела. Может, лучше снова сесть. Он повел ее к кушетке, сел рядом с ней, и, когда он увидел, как она поджала губы, взял обе ее руки в свои.

– Красиво и не торопясь, принцесса, скажите мне, что у вас на уме.

– А у вас?

– Вначале вы.

– Нет. Я хочу сказать, что у меня на уме примерно то же, что и у вас. Не совсем точь-в-точь, и все же... – И, словно для того чтобы разубедить его, она добавила: – Понимаете, я мысли не читаю, я просто чувствую ваше состояние. Тут скорее я не мысли ваши угадываю, а чувства, настроение.

– Так вы не умеете читать мысли? Тогда и проблем нет, не так ли? Амелия, о чем, черт возьми, вы говорите?

– Все это немного сложно объяснить. – Она пыталась убрать руки, но он их не отпускал. Выглядела она тревожной и несчастной. Потом пусть себе играет в независимость сколько влезет, но пока он твердо решил не ослаблять хватки.

Она вздохнула, оставив попытки отстраниться от него, и сказала:

– Это у нас семейное.

– Кстати, а где ваши родственники? – Инстинкт самосохранения в нем пока не умер, так что знать о местонахождении ее отца он считал для себя жизненно важным. Александр Даркурт, принц Акоры, не произвел на него впечатления снисходительного родителя, который не имел бы ничего против того, чтобы его дочь соблазнили практически под крышей его собственного дома. Весьма вероятно, ему были, как и Нилсу, известны некоторые способы умертвить совратителя.

– Мои родители во дворце. Королю стало хуже. Люк и Марк где-то ищут приключений на свою голову, Андреас, как вам известно, здесь.

– Замечательно. – Андреас и в одиночестве справился бы с задачей сделать из него, Нилса, фарш, если бы он хоть отчасти догадался о том, что он, Нилс, сотворил с его кузиной. Но тогда бы им пришлось драться один на один, что было бы справедливо. – Так вы говорили о своей семье.

– Знаете ли, у нас это в роду. Примерно через поколение в нашей семье рождаются женщины с необычным даром. Я иногда понимаю, что у человека на сердце. Я не знаю, как это объяснить, я просто знаю. У меня этот дар с самого детства.

– Вы хотите сказать, что можете неплохо судить о людях?

– Нет, не только это. Не со всеми это работает. Некоторые люди остаются для меня закрытыми, лорд Хоули, например. Но вы к ним не относитесь, да и большинство других людей тоже.

– Трудно сказать, что у Хоули на сердце, потому что у него его просто нет. – Нилс сначала сказал, а потом спохватился, что проговорился. Наверное, он сделал это под впечатлением от того, что она ему рассказала. Но что конкретно она рассказала ему о своей способности?

– Что заставляет вас так думать о Хоули?

– Ничего. Это не важно. Хорошо, наверное, иметь неплохую интуицию.

Она чуть отстранилась, посмотрев на него с упреком.

– Как вы думаете, сколько людей с развитой интуицией сказали бы точно, что вы хотели Хоули убить.

– Я не...

– Хотели. И я должна знать, за что.

– Вы все себе придумали. – Он научился лгать за годы жизни в Вашингтоне. Он сумеет ее убедить. И, кроме того, знать правду ей совершенно ни к чему. Для ее же блага. Причина, по которой он хотел убить Хоули, та же, по которой ей пришлось пережить похищение. Возможно, по той же причине начнется война между двумя их странами. И посему этот вопрос он обсуждать не желал.

– Вы лжете. Простите мне мою прямоту, но по-другому ваши действия я назвать не могу.

Он попал в беду. Черт, он просто чувствовал, что его засасывает трясина. Он никогда не ступал на топь, но слышал о том, что чувствуют люди, на нее ступившие. Нет, такое переживать ему не хотелось. Ни за что. Но никто не спрашивал о его желаниях.

Для начала он решил, что будет смотреть на ее губы. Рот у нее был красивый – крупный и сочный, и он прекрасно помнил те ощущения, что дарили ее губы, ее рот при поцелуе. И еще эта шея. Длинная и стройная. Он помнил, как покрывал ее поцелуями. А ее плечи понравились ему с самого начала.

И еще была...

Нет, об этом он не станет думать. Он лучше будет думать о деле.

О том, как обманет ее.

– Зачем мне вам лгать, принцесса?

– О, прекратите, ради Бога!

Она уже была на ногах. Когда она успела встать? Он ведь ее не отпускал? Но, как бы то ни было, она стояла и зло смотрела на него сидящего. Он встал, ибо мужчина не может позволить, чтобы его застукали сидящим в такой ситуации.

– Успокойтесь. Вам не из-за чего расстраиваться.

– Не говорите мне этого. Хоули опасен. Если вы попытаетесь его убить, он может убить вас.

Нилс презрительно хмыкнул, хотя по логике делать этого совсем не стоило.

– Пусть только попробует.

– Я знала! Вы действительно хотите его убить.

– Господи, дай мне силы! Хоть один раз внемли моей молитве!

Она сменила гнев на милость и коснулась его руки.

– Вам так трудно сказать мне правду? Напротив, проблема состояла как раз в обратном.

Искушение поделиться своей тревогой с ней было слишком велико. У Амелии с избытком хватало мужества, так что у него были все основания верить, что та ноша, которую она столь настойчиво предлагала разделить, не сломила бы ее.

– Мне не нравится Хоули, – признался Нилс.

– Я не собираюсь за него замуж.

Действительно, эта женщина не любит обходных путей.

– Он об этом знает?

– У него нет причин этого не знать. Я никогда не давала ему ни малейшего намека, что он мне приятен.

И это в то время, как на него, Нилса, она буквально обрушила водопад страсти. Это она привела его в ту беседку. Это она смеялась от счастья...

– Ну что же, это уже хорошо.

– Но вы все еще хотите его убить.

– Амелия, давайте оставим этот разговор.

Он был убежден, что она, совсем напротив, собирается эту тему продолжить, когда он жестом попросил ее остановиться. По правде сказать, сейчас его занимало совсем другое. И прежде всего – невыносимое желание обладать ею, усиливающееся с каждой проведенной возле нее минутой. Он почти воочию представлял, как целует ее в губы, как обнимает ее, как тело ее, нежное и крепкое одновременно, тает от страсти, тесно прижатое к его телу... И это желание превалировало над всем тем, что он мог думать и чувствовать.

Он был, в конце концов, всего лишь смертным.

Она сопротивлялась собственной страсти лишь краткий миг. Он разжал языком ее зубы и проник внутрь. Глубже. Еще глубже. Она была такой теплой, такой податливой, такой чистой в своем полном отказе от какого бы то ни было притворства. Женщина на все времена.

Но время исчезло. Оно перестало что-либо значить. Мир со своими причинно-следственными связями подернулся зыбью. В нем осталось лишь то, что они могли найти друг в друге. Они пропали, затерялись, ушли друг в друга, когда в малиновом накале страсти до него донеслось:

– Мне эта мысль кажется занятной, Болкум... – Андреас был чуть ли не на пороге гостиной. – Дай знать, если я буду нужен.

И тогда дверь распахнулась.