4

Гордон сидел за печатной машинкой у открытого окна. Небольшой пластмассовый вентилятор гнал воздух прямо в лицо. Но даже искусственный ветер не помогал. Пот струился по щекам, отдельные капли падали на лист белой бумаги. Брэд был прав. Жара невыносима. Он провел ладонью по потным волосам. Да, кажется, он начинает ненавидеть лето, всерьез ненавидеть. Совершенно не американское отношение. Полагалось любить долгие летние дни, любить играть в волейбол и другие игры на свежем воздухе, устраивать пикники и слушать "Бич Бойз". Но вечерами темнело не раньше девяти, а дни стояли жаркие, влажные и не доставляли ни малейшего удовольствия. Понятно, что тебе жарко, когда таскаешь ящики с пепси. Этого можно ожидать. Но и дома, в одних шортах, без рубашки, он потел как свинья. Во время печатания голая спина болезненно прилипала к реечной спинке стула. Наступило время муссонов, и, разумеется, вечерами и ночью стало прохладнее. Но по утрам жара снова вступала в свои права.

Марина, напротив, любила лето. Всегда любила и, видимо, будет любить и дальше, хотя одному Богу известно за что. Он видел, как она лежит на своем серебристом, словно сделанном из фольги "космическом покрывале" на совершенно открытом пространстве перед домом, стремясь усилить и без того приличный загар. Протянув руку к стоящему у машинки высокому стакану, он отхлебнул чаю со льдом. Чай он налил недавно, но запотевший стакан уже успел создать на столе лужицу. Гордон вытер ее рукой. Вернув стакан на место, он перечитал последнюю фразу, подумал минуту, потом выдрал лист из машинки, скомкал его и метнул в переполненную корзинку для бумаг. Марина повернулась на бок и, прикрыв ладонью глаза от солнца, крикнула:

- Я все слышу!

- Слишком жарко для работы, - с улыбкой ответил он. - Ты все утро об этом говоришь.

- Все утро так и есть.

Марина встала. Вся спина оказалась в замысловатых узорах от рифленой поверхности "космического покрывала". Потом нагнулась поднять очки и лосьон для загара, представив его взору идеально круглую попку. Он громко свистнул. По-прежнему прикрывая ладонью глаза от полуденного солнца, Марина обернулась.

- Если ты больше ничего не собираешься делать, тогда поехали в город. У меня там кое-какие дела.

- Какие это дела?

- Дела. - Она высунула язык. - А это тебе за свист. Свинья.

Гордон смотрел, как она складывает покрывало, берет его под мышку и шлепает босиком по каменистой дорожке к боковой двери дома. Этим летом жена немного пополнела. На самом деле не настолько, чтобы бросалось в глаза; она по-прежнему выглядела стройненькой, даже в своем мини-бикини - всего лишь небольшое, едва заметное утолщение в области некогда совершенно плоского животика. Конечно, кто бы говорил. Он бросил взгляд на свое расползающееся пузо. Даже с учетом повышенной потребности в прохладительных напитках и, соответственно, дополнительного объема работы, у него явно начал расти так называемый пивной живот. Все эти такелажные работы укрепляли руки, но на животе никак не сказывались. Он улыбнулся. Может, им обоим пора начать заниматься зарядкой - заказать, например, видеокассету с аэробикой Джейн Фонды.

Проходя мимо кабинета, Марина заглянула в открытую дверь.

- Я иду в душ! - объявила она. - Тебе пора собираться.

Поморщившись, Гордон подался вперед, отклеивая прилипшую спину от спинки стула, и прикрыл те несколько страниц рукописи, которые напечатал. Потом встал и направился в спальню. Перешагнув через брошенную Мариной на пол одежду, он обошел стоящую посреди комнаты кровать с латунными шишечками, застеленную лоскутным одеялом. Кровать они приобрели несколько лет назад на благотворительной распродаже, организованной церковью, и Марина потратила немало выходных, чтобы отчистить потускневший металл и вернуть кровать в первоначальное состояние. Старинный гардероб у кровати - подарок Марининой матери. Гордон выдвинул нижний ящик и достал кроссовки. Потом порыскал глазами в поисках подходящей рубашки. Бегло проанализировав свой гардероб, он остановился на пестрой гавайской рубахе. Из всего, что у него было, она наиболее соответствовала нынешней погоде. Натянув рубашку, он сел зашнуровывать туфли.

Хотя они жили в Рэндолле уже четвертый год, Гордон так и не приспособился к совершенно иному климату и резким, чуть ли не климактерическим сменам времен года, характерным для погоды северной Аризоны. По каким-то причинам, скорее всего, психологического характера, он каждый раз говорил себе, что очередной год - нетипичный, что лето здесь обычно не такое жаркое, а зима - не такая холодная. В результате гардероб его состоял из той же одежды для умеренного климата, которую он носил в Калифорнии. Соответственно, он парился летом, замерзал зимой и редко имел возможность надеть нечто подходящее.

Они узнали про Рэндолл от Джинни Джонсон, учительницы средней школы, коллеги и сокурсницы Марины по колледжу. Как-то в выходной Марина заскочила к ней в гости, и та сказала, что ей предложили - правда, она отказалась - работу на полную ставку в средней школе города Рэндолл, штат Аризона. "Прелестный маленький городок, - сказала Джинни. - С удовольствием пожила бы там, но меня не устраивает зарплата".

"Похоже на то, что ты ищешь, - говорила коллега Марине. - Им в школу нужна учительница английского и машинописи, земля в округе недорогая, четыре времени года, а население - не больше трех тысяч. Ты всегда говорила, что вы с Гордоном хотите уехать из Южной Калифорнии".

"В Аризону?" - переспросил Гордон, когда Марина поделилась с ним этой информацией.

"Это недалеко от Флагстафа, - пояснила Марина. Гордон начал строить недовольные рожи, и она в шутку шлепнула его по щеке. - Будь посерьезнее. Там есть очень симпатичные места".

"В Аризоне?"

Тем не менее в следующие выходные они поехали в Рэндолл. И оба мгновенно просто влюбились в этот городок. Бы удивительно ясный осенний день, на ярко-синем небе - ни единого облачка. Приехали они с юго-запада, от Прескотта по узкому двухполосному шоссе. Город предстал перед ними как на картинах Курьера и Айвза или на псевдопасторальных тщательно отретушированных пейзажных открытках. Они перевалили через хребет. Городок располагался внизу - в узкой вытянутой долине. С высокой точки единственным различимым зданием оказалась лесопилка. А вокруг дымящие трубы и треугольные крыши домов - в окружении голых черных дубов, разноцветных осин и яркой зелени сосен. Сквозь листву то и дело посверкивали на солнце голубые прожилки речушек, ручьев или небольших озер. А к северу, господствуя над местностью, возвышались Зубцы - огромная, величественная, поросшая лесом столовая гора, впечатляюще растянувшаяся по всему горизонту.

Едва увидев город. Гордон испытал странное возбуждение и непроизвольно расплылся в улыбке. Он съехал на обочину и вышел из машины, прихватив свой "Кэнон". Сделав несколько снимков этого неправдоподобного зрелища и дощелкав пленку, он принялся глубоко вдыхать свежий воздух, напоенный запахами леса и костра.

- То, что надо, - наконец произнес он, оглядывая расстилающуюся внизу панораму. - Это - наш город.

Марина, сидевшая в машине, громко воспроизвела театральное "кхе-хе".

- Тебе не кажется, что прежде чем делать такие широковещательные заявления про "наш город", не мешало бы узнать и мое мнение?

- Тебе не нравится? - удивленно обернулся Гордон. Жена вышла из машины и подошла к краю обрыва, неспешно разглядывая пейзаж. - Ну что ж, - выдержав паузу, словно взвешивая "за" и "против", произнесла она самым притворным тоном. - Неплохо. - Потом посмотрела не него, приподняв брови. И, наконец, не выдержав, тоже расплылась в улыбке.

На следующей неделе Марина успешно прошла собеседование и была принята на работу. Жилье они купили двумя месяцами позже, потратив несколько выходных на поиски в округе. Сначала Гордон хотел приобрести бывший фермерский дом - он мечтал о кинематографическом образе жизни в маленьком городе, с коровой, дающей молоко, и курами, несущими яйца, однако фермерские усадьбы, выставленные на продажу, оказались им далеко не по средствам. Даже с учетом кредита в банке и денег, занятых у родителей, им удалось приобрести нечто относительно маленькое. Тем не менее их новый дом стоял сам по себе, за границами города, на краю нетронутого лесного заповедника "Нэшнл Форест". Старая одноэтажная деревянная конструкция располагалась посередине лесистого участка площадью в половину акра. Предыдущие хозяева построили рядом с хозяйственным сараем небольшой загон для скота, а сбоку от дома расчистили участок под грядки. Гордон был в восхищении. В самом доме прежние хозяева соорудили еще несколько больших панорамных окон, из которых открывался прекрасный вид и на Зубцы, и на окружающий лес.

В тот первый год они внесли еще несколько изменений: на кухне уголок для завтраков превратили в небольшой солярий, обставили дом Марининой стариной, покрасили в белый цвет облупившиеся стены, убрали кладовку, чтобы на ее месте построить камин. Да, зима оказалась холоднее, чем ожидал Гордон, а лето - жарче. Весь цикл повторился без изменений и на следующий год. Но ему действительно очень нравилось жить здесь. Здесь было все, о чем он мечтал. Он любил дом, любил лес, любил Рэндолл. Черт побери, он любил даже свою лакейскую работу.

Марина вышла из ванной одетой и полностью готовой. Войдя в комнату, она остановилась на пороге и подчеркнуто оглядела его снизу вверх - от сомнительных кроссовок до обрезанных выше колен лохматых джинсов и вызывающе пестрой гавайской рубахи.

- Ты же не собираешься ехать в этом?

- Это все, что у меня есть.

- А где светло-голубая рубашка с короткими рукавами, которую я тебе покупала?

- Она грязная.

- Если нам кто-нибудь встретится, - покачала она головой, - придется сделать вид, что мы с тобой незнакомы.

- Хочешь, чтобы я шел на десять шагов сзади? На всякий случай? - улыбнулся Гордон.

- Думаешь, я шучу?

Он взял с тумбочки бумажник и ключи от машины и собрался идти на улицу.

- Постой, - окликнула жена, словно вспомнив о чем-то. - Может, ты все-таки лучше переоденешься? Я забыла, мне надо заехать к доктору Уотерстону.

- Зачем?

- Так, ерунда.

- Он работает по субботам?

Марина кивнула.

Он внимательно всмотрелся в ее лицо, пытаясь разглядеть явные признаки болезни.

- Что с тобой?

- Я же говорю - ничего. Просто для профилактики.

- Что-то я раньше ни о какой такой профилактике не слышал.

- Потому что это не важно. Переоденься, пожалуйста, нам пора. - Она подошла к шкафу, извлекла пару джинсов и бросила на кровать. - Надевай.

Он натянул джинсы, а она тем временем рылась в шкафу в поисках рубашки. Наконец нашла гладкую светло-зеленую хлопчатобумажную рубашку с длинными рукавами.

- Держи. Рукава можешь закатать.

- Слушаюсь, госпожа, - с поклоном ответил Гордон. - Какие еще указания?

- Никаких, - рассмеялась Марина. - Кроссовки можешь оставить.

Пришлось переодеться.

5

Ожидание в маленькой приемной, несмотря на работающий кондиционер, длилось, казалось, вечность. Гордон периодически поглядывал на стенные часы, укрепленные над дверью. Гигантские стрелки двигались в жестоко медленной пародии на время, отсчитывая секунды, которые казались минутами, и минуты, воспринимаемые как часы. Он уже выучил наизусть три беглых наброска акварелью, которые украшали стены приемной, и теперь просто сидел, уставившись в пространство. Время от времени он в очередной раз брал в руки один из журналов, выложенных на низкий стеклянный кофейный столик - "Авиация", "Компьютерная наука" и даже "Современная медицина", - и перелистывал глянцевые страницы в поисках чего-нибудь интересного. Утомившись с журналами, он уже был готов взяться за "Живую Библию для детей", но тут услышал голос Марины, глухо доносившийся через стеклянную дверь, отделяющую приемную от регистратуры. Он отложил книгу и поднял голову. За матовым белым стеклом зашевелились чьи-то тени.

Марина выскочила в приемную, запихивая в сумочку пачку рецептов. На лице ее боролись противоречивые чувства - страх и радость, тревога и возбуждение одновременно. Она быстро оглядела пустое помещение, как бы не замечая мужа, и только потом остановила на нем взгляд. На раскрасневшемся лице появилась неуверенная улыбка.

- Я беременна.

- Что? - переспросил Гордон, хлопая ресницами, словно не веря своим ушам.

- Я беременна.

Он покачал головой, все еще не в силах воспринять ситуацию. Что это значит? Как это может быть? Она ведь сказала, что хочет показаться просто так, для профилактики. Что доктор Уотерстон хотел посмотреть ее, убедиться, что все в порядке, организм функционирует нормально. Каким образом он мог установить, что она беременна?

Как она могла забеременеть?

Она попробовала улыбнуться, но попытка не удалась. Нервно щелкая замком сумочки, Марина произнесла:

- Нам надо поговорить.

Он тупо кивнул, по-прежнему ошеломленный, по-прежнему не в состоянии поверить в эту новость.

Она подошла, взяла его за руку и опять оглядела пустое помещение.

- Понимаешь, я...

- В машине, - перебил Гордон. - Не хочу говорить об этом здесь.

Они вышли на улицу. Над Зубцами клубились грозовые облака; мрак окутал уже почти всю северную часть горизонта. На этом темном фоне выделялись две высокие сосны, растущие рядом с офисом доктора; их макушки светились в лучах послеполуденного солнца, создавая странный эффект искусственного освещения. Черная металлическая башня лесопилки через дорогу тоже была на солнце. Они прошли по скрипучему гравию стоянки к своему джипу, оставленному у магазина "Сирс", где торговали товарами по каталогу.

- Почему ты мне раньше не сказала? - спросил Гордон, открывая Марине дверцу машины.

- Я не была уверена. Не хотелось тебя беспокоить.

- Не хотелось меня беспокоить? Беспокоить не хотелось? - повышая тон, переспросил Гордон. В голосе скользнула злость. - Ты думаешь, вот так вываливать - это лучше? - Он деланно хохотнул. - Господи, могла хотя бы как-то подготовить...

- Я даже не уверена, что собираюсь оставить его, - негромко проговорила Марина.

- Что?!

- Я сказала, что не знаю, хочу ли я его оставить.

Он некоторое время молча смотрел на жену. В его карих, обычно таких ясных глазах она явственно увидела боль. Гордон быстро отвел взгляд, обошел машину и устроился на водительском сиденье. Марина села на свое место и аккуратно захлопнула дверцу. Гордон завел мотор.

- Я думала, ты хочешь поговорить.

- Хочу, - откликнулся он, подавая машину задом. - Только не на автостоянке. - Они выехали на Главную улицу. Навстречу катил голубой грузовичок-пикап. Тим Макдауэлл высунул руку и помахал в знак приветствия. Гордон посигналил в ответ и тоже помахал рукой. - О Господи, - громко вздохнул он. - Ну ладно. Давай с самого начала.

- Ну, примерно месяц назад... - робко заговорила Марина.

Гордон не рассмеялся. Наоборот, лицо его сделалось жестким, чуть ли злым.

- Что случилось? Таблетки не подействовали?

- Видимо, нет.

Джип миновал бензоколонку Чара Клифтона. Город остался позади. Гордон покачал головой.

- Разве они не гарантируют одну десятую процента ошибки?

- Примерно так.

- Но ты же их регулярно принимала? - подозрительно спросил он.

- Я даже отвечать на это не хочу, - холодно парировала жена.

Он поймал ее взгляд и кивнул.

- Ну хорошо. Извини.

- Еще бы тебе не извиняться! - Марина уже явно разозлилась. - Разве не я в первую очередь не хотела заводить ребенка? Забыл? Ведь это мне его носить почти год, а потом не отходить от него ни на шаг еще два! Ведь это мне кормить его и заботиться!

- Конечно. Извини.

Некоторое время они ехали молча.

- Ну так все-таки расскажи, как дело было.

- Месячные не начались в срок, - со вздохом заговорила Марина. - Я подождала неделю, потом еще несколько дней, потом позвонила доктору Уотерстону. Думала сказать тебе, но... я не была уверена. Не хотелось тебя волновать. Поэтому решила помолчать, пока не буду знать наверняка. Несколько дней назад он дал мне пройти тест. - Все это время Марина смотрела на мелькающую в окне машины зелень. Джип петлял по узкой лесной дороге. Лучи яркого предгрозового солнца пробивались сквозь ветки деревьев, как через решетку тюремной камеры.

- И? - подтолкнул Гордон.

- Что "и"? - обернулась она.

- Продолжай.

Она снова вздохнула:

- Я молилась Богу, чтобы это оказалась не беременность. - Она говорила тихо, невнятно, как бы сама с собой. - Я чувствовала, что что-то такое должно случиться.

- То есть?

Марина покачала головой, прикрыв глаза. Выглядела она усталой. Потом, откинув со лба прядь волос, спросила:

- Ты же знаешь про ребенка Джули Кемпбелл?

Гордон кивнул, нахмурившись. В июне у Джули Кемпбелл начались роды - на пять месяцев раньше срока. Врачи так и не смогли понять почему. Преждевременные роды в глубине родильной палаты в центральной больнице Рэндолла больше были похожи на аборт. Мертворожденный младенец оказался с кулак размером, тело и черты лица еще практически не сформировались.

- А про Джони Купер, в прошлом году?

У Джони Купер тоже были преждевременные роды, младенец появился мертвым. Он опять кивнул.

- А про Сюзен Стратфорд?

- Что ты мне хочешь сказать? Что ты боишься рожать? - Голос его смягчился. - Послушай, роды - совершенно простая процедура. Те три были просто случайностью. Мы поедем в Феникс, найдем настоящего специалиста. В хорошей больнице. Для таких случаев у них есть разные тесты. Мы сможем заранее узнать, не будет ли ребенок умственно отсталым, или с физическими дефектами, какова вероятность преждевременных родов или мертворожденного. Мы даже сможем узнать, мальчик будет или девочка.

- Да, мы пройдем тесты, но... - Закрыв глаза, она пальцами помассировала веки. Потом посмотрела ему в лицо. - Возможно, что это была не случайность. Доктор Уотерстон думает, что между ними есть какая-то связь.

Он впился в нее взглядом.

- Следи за дорогой.

- Что за бред?

- Он не уверен, что именно. Даже не уверен, есть ли она. Но сам подумай. Все трое - Джули, Джони и Сюзен - живут к северу от города, как и мы. Всем около тридцати пяти, как и нам. Все пользуются водой из скважины Джеронимо.

- Эта чертова вода!

- Мы не знаем, имеет ли...

- Я должен был знать!

- Что знать? Тут нечего знать. Доктор Уотерстон просто указал на то общее, что было у Джули, Джони и Сюзен. Может, это не имеет значения. А может, и да.

- Может не иметь значения?

- Ну, могут же быть случайные совпадения. Доктор Уотерстон просто предполагает, что за этим может крыться что-то еще, и решил предупредить меня. На всякий случай.

- Может крыться что-то еще? Три мертвых младенца на протяжении одного года? В таком маленьком городке?

- Ты же сам сказал, что это случайность.

- Значит, я ошибся. Ошибся. - Они миновали балку Тонто и приближались к узкой фунтовой дороге, которая вела уже прямо к дому. Гордон молчал. По лицу было видно, что его раздирают два чувства - злость и отчаяние. Он сжал челюсти и нахмурил брови. Ударив по тормозам разогнавшегося джипа, он сбросил скорость и свернул на грунтовку. - Здесь нужно проводить какое-то расследование, - заявил он. - Я буду звонить в службу охраны природы, в правительство округа, в правительство штата, всем, кто придет в голову. Черт побери, должно быть возбуждено дело!

- Дело против кого?

- Против... - Он запнулся. - Да против кого угодно, кто виноват в этом!

Они уже подъехали к дому. Гордон выключил двигатель. Некоторое время оба сидели молча. Уставившись на убегающий в даль ряд деревьев, он несколько раз глубоко вздохнул и шумно выдохнул. После чего уже спокойным тоном спросил:

- Что ты думаешь делать дальше?

- Ну, полагаю, нам действительно стоит съездить в Феникс, как ты предложил, и сделать там соответствующие анализы. - Она взяла его за руку. - А потом начнем обсуждать нормальные вопросы. Хотим ли мы ребенка? Потянем ли мы ребенка? Ну и так далее.

- Нормальные вопросы, - грустно усмехнулся Гордон. - О Боже...

Небо уже полностью потемнело, от жаркого солнечного утра не осталось и следа. На лобовое стекло упала первая капля. За ней - вторая.

- Лучше пойти в дом, - кивнула Марина. - Дождь начинается.

Гордон не ответил.

Посмотрев на мужа некоторое время, она переключила внимание на лобовое стекло. На нем разбивались отдельные крупные капли, жидкость стекала микроскопическими водопадами к потрескавшейся резине дворников и скапливалась там в маленькие лужицы. Краем глаза она следила, как муж поерзал, нашел на сиденье между ними связку ключей, потом толкнул свою дверцу и одним броском преодолел расстояние до дома. Подождав, пока он отопрет дверь, Марина поспешила следом. К тому моменту, когда она оказалась у крыльца, уже хлынул настоящий ливень. Гигантские капли, больше похожие на град, молотили по широким листьям стоящего у дома дуба и вонзались в землю, заставляя мелкие камешки с громким стуком разлетаться в разные стороны.

Дом еще сохранял накопленное за день тепло. По сравнению с улицей, в нем было душно, неуютно, и Марина быстро прошла по комнатам, распахивая окна для свежей дождевой прохлады. Гордон положил ключи на кухонный столик, вернулся к уличной двери и застыл там, глядя на дождь сквозь сетчатую дверь. Плотные дождевые облака, признак муссона, висели над лесом глухим серым мокрым покрывалом, цепляясь за самые высокие пики Зубцов.