Вечером в пятницу, накануне нападения, мы снова встретились в конторе – или, как называл ее Филипп, – в зале военного совета. На этот раз он разложил карту Фэмилиленда, и некоторые точки этого парка развлечений отметил красными флажками.

Он не стал тратить время на приветствия или формальности.

– Вот задания, – сказал он. – Стив и Мэри, Билл и Пол, Джуниор и Тим, Томми и Бастер, Дон и Джеймс, Пит и Джон, Боб и я. Вот автомобили, которые мы возьмем, и маршруты, а вот аттракционы, где будем закладывать...

Он изложил план в деталях и заставил каждого из нас вслух повторить свою часть. Я должен был ехать с Филиппом на «мерседесе». Мы прибывали в полдень, заходили в ворота возврата, я с зарядами взрывчатки, Филипп с детонатором. Там мы должны были слоняться часа два, катаясь на аттракционах, заходя в магазины и вообще изображая нормальных туристов, затем ровно в четырнадцать пятнадцать мы должны были сесть на «Сумасшедшее путешествие мистера Бэджера». В конце поездки, когда автомобиль выписывает петли по аду, я из него выпрыгну, заложу заряды за одной из фигур дьяволят и быстро прыгну обратно. Потом мы выходим, идем к железнодорожной станции возле американских горок и залезаем на поезд. Там мы остаемся, объезжая парк, пока не соберутся все террористы. Тогда Филипп подрывает наши заряды, остальные, у кого будут пульты управления детонаторами, подрывают свои, мы слезаем с поезда у Старого Города и выходим из парка.

Я смотрел, как Филипп излагает, как он заставляет других повторять последовательность и время их действий, и думал, почему он выбрал своим партнером меня. Уж точно не потому, что я его правая рука.

Скорее, чтобы за мной присмотреть, потому что он мне больше не доверял.

После собрания, когда мы уже вставали и расходились, он назвал меня по имени и попросил остаться. Я ждал, слоняясь по комнате, пока остальные расходились по своим домам.

Филипп вытащил булавки из карты, убрал карту со стола и стал складывать.

– Я знаю, что ты об этом думаешь, – сказал он. – Но я хочу, чтобы ты был с нами.

Он произнес это, складывая карту и не глядя на меня, и я понял, что он по-своему хочет со мной помириться. Он пытался извиниться. Я прислонился к стене, не зная, что сказать.

Он посмотрел на булавки у себя в руке, поиграл ими.

– Непросто быть теми, кто мы есть, – сказал он. – Тем, что мы есть. Здесь нет ни правил, ни традиций. Мы сами их создаем на ходу. Иногда мы ошибаемся. Иногда мы не видим своих ошибок, пока они не становятся фактами. – Он поднял глаза на меня. – Это все, что я хотел сказать.

Я кивнул. Я не совсем понимал, чего он от меня хочет. Я не до конца понимал даже, что он сказал.

Мы посмотрели друг на друга.

Потом я вышел из конторы и пошел домой.

В Фэмилиленд мы ехали в молчании, и молчание это было напряженным. Филипп включил радио. Я не любил эту станцию, но ничего не сказал, поскольку это было лучше, чем тишина.

Мы поставили машину под фонарным столбом и через стоянку прошли ко входу.

Когда мы вошли в парк, до меня дошла чудовищность того, что мы собирались сделать, и мне пришлось на минуту остановиться, закрыть глаза и перевести дыхание. Голова кружилась. Я открыл глаза, увидел людские толпы, идущие по Старому Городу, мимо волшебной лавки, мимо Зала Истории. Мимо проехала запряженная лошадью тележка, позвякивая колокольчиками. Прямо передо мной поднимались изящные шпили Замка Волшебной Сказки.

Мимо нас прошла семья. Мальчик спрашивал у папы, можно ли мороженое.

Это было всерьез. Это было взаправду. Я ни на что такое не договаривался. Никто из нас на это не был готов. Кроме, быть может, Филиппа.

Я уже убил когда-то человека, но здесь было другое. Там было дело личное. Здесь будет хладнокровное убийство невинных неизвестных мне людей. Матерей. Семей. Детей.

Я понял, что не хочу быть Террористом Ради Простого Человека. Хулиганом Ради Простого Человека – да. Саботажником Ради Простого Человека – да. Но дальше этого я идти не хотел.

– Я не могу, – сказал я Филиппу.

– Можешь и будешь.

– А если нет?

– Тогда я тебя убью. Я поставил взрыватель, и твой заряд с тем же успехом разнесет твою задницу.

– И ты это сделаешь?

– А ты проверь.

Я покачал головой:

– Не могу я убивать невинных людей.

– Нет в мире невинных.

– А не могли мы, что ли, сделать это где-нибудь еще, где это никому настоящего вреда не причинило бы? Мы бы заявили о себе, привлекли бы то внимание, которое хотим, но никого не убили бы.

– Они отнесутся к нам куда серьезнее, если мы кого-нибудь убьем.

– Ты разослал письма?

– И наши карточки. Вчера. В дирекцию парка, в полицию Анахейма, в местные газеты и на телестудии.

– Этого должно хватить. Они получат письма, мы заложим заряды, они их ищут и находят, и нам вообще не надо никого взрывать. Мы привлекаем внимание к нашему делу...

– Почему вы все такие? – спросил Филипп.

– Какие?

– Какое вам дело до всех этих людей? Им до тебя дело есть? Они тебя хотя бы замечают?

– Нет, – признал я. – Но они мне и вреда никакого не делают.

– Для тебя в этом должно быть личное чувство, так?

– Так.

– Вот этого я в тебе терпеть не могу, – вздохнул он. Он поглядел вдоль Мэйн-Стрит. Вздохнул еще раз. – Но иногда мне самому хочется быть таким.

– Ты действительно хочешь все это проделать? – Я показал рукой вокруг нас. Ведь это же Фэмилиленд – семейный парк. Ты в самом деле хочешь взорвать семейный парк?

Он собирался было ответить, но вдруг закаменел и стал незаметно оглядываться.

– Что такое?

– Что-то переменилось. Ты не чувствуешь?

Я покачал головой.

– Они знают. Они нас ищут.

– Что?

– Очевидно, письма дошли рано. Проклятая, гнусная почта. – Он поглядел вдоль улицы, разглядывая толпу. – А, черт! Вот они.

Я огляделся и увидел на тротуарах и на улице парней с короткой стрижкой и в серых костюмах. У некоторых были уоки-токи на поясе, и они что-то говорили в транзисторные наголовные микрофоны. Они рассосались в толпе так, что я даже их не заметил.

Мы прошли через Старый Город в Землю Будущего, где Билл и Пол должны были заложить заряды под сиденье аттракциона «Полет на Юпитер». – Кто эти ребята? – спросил я.

Филипп покачал головой.

– Не знаю.

– Я их не видел, пока ты не сказал. Их почти так же трудно заметить, как нас.

– Вот это меня и пугает.

Мы нашли Билла и Пола в очереди на «Полет на Юпитер». Мы рассказали им, что случилось, и все четверо поспешили к «Подводной лодке» найти Мэри и Стива. Люди в серых костюмах были повсюду.

– Они работают в Фэмилиленде? – спросил Билл. – Или это копы?

– Не знаю, – повторил Филипп. Голос его звучал напряженно.

Эти люди были всюду, но нас они не замечали. Я даже не уверен, что они знали вообще, кого ищут. Мы подобрали Мэри и Стива и собирались к Волшебной Горе, когда вдруг из спрятанных громкоговорителей парка заговорил спокойный, внушающий уверенность, серьезный, но вместе с тем дружелюбный голос:

«В связи с непредвиденными обстоятельствами Фэмилиленд через пять минут закрывается. Просим пройти к главному выходу».

Вокруг нас стали останавливаться аттракционы. Людей уверенно выводили приветливые и дружелюбные мужчины и женщины в красных куртках.

«Всем гостям в компенсацию будут выданы пропуска на возврат, действительные в течение двух дней. Ждем вас в Фэмилиленде – доме веселья!»

Пит и Джон ждали возле Африканской Принцессы, Дон и Джеймс стояли перед аттракционом «Приключения в открытом море». Теперь в парке почти не осталось обыкновенных посетителей. Повсюду ходили группы ребят в серых костюмах, сопровождаемые полисменами в форме, они патрулировали все аллеи и магистрали, заглядывая во все аттракционы и магазины. Филипп посмотрел на часы.

– Так и есть, – сказал он. – Остальные пока еще снаружи. Давайте выбираться на фиг отсюда.

И мы вдесятером побежали через Дикий Запад, несясь мимо магазинов и аркадных игр.

И увидели, как Томми с Вастером через главный вход парка входят в Старый Город.

Они успели пройти несколько ярдов, и их засекли. Серые костюмы лихорадочно заговорили в наголовные микрофоны, мундиры стали доставать пистолеты, изготовившись к стрельбе.

– Бегите! – заорал Филипп.

– Смывайтесь! – выкрикнул я.

Мы все орали на пределе своих легких, чтобы они сматывались к чертовой матери, но они нас просто не слышали, и не замечали, что Фэмилиленд почти пуст, если не считать их самих, серых костюмов и мундиров.

Пара серых костюмов оглянулись на наши крики, но мы нырнули в какую-то дверь, на секунду затихли, и про нас забыли.

– Стойте, где стоите! – сказал голос из громкоговорителя.

Мы высунулись из укрытия и увидели, как Томми во все лопатки лупит обратно ко входу, явно сообразив, что дело идет не по плану. А Бастер смещался. Он стоял на месте, поворачиваясь то к Томми, то к людям, не двигаясь ни туда, ни сюда.

– Сдайте оружие! – потребовал громкоговоритель.

Это на момент стало похоже на сцену из немой кинокомедии. Озадаченный Бастер стоял, озираясь, ища глазами, кто это должен сдать оружие. Потом вопросительно показал на себя, будто говоря: «Кто, я?»

Потом был выстрел.

И Бастер упал.

– Нет! – вскрикнул я.

Я бросился к нему, но Филипп поймал меня за шиворот и отшвырнул назад.

– Не дури! – прошипел он. – Ему уже ничем не поможешь. Надо спасать себя самих.

– Он же может быть еще жив!

– Если так, они его возьмут. Пошли.

Мы срезали путь через внутренний двор ресторана, пробежали по боковой дорожке мимо туалета и выскочили в ворота с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».

– А как же Томми? – спросила Мэри.

– Он доберется, – ответил Филипп. – Он парень сообразительный.

Мы находились за ложным фасадом Фэмилиленда, вроде бы на автостоянке среди офисных зданий, и побежали туда, где, по нашим понятиям, была главная автостоянка для посетителей. Рванувшись мимо одного из домов, мы выбежали через не охраняемые открытые ворота и оказались перед Фэмилилендом. До наших машин было далеко, но по какому-то административному идиотизму стоянку не перекрыли, и мы добрались до машин не замеченными.

Томми ждал рядом с «мерседесом», а Джуниор с Тимом припарковались неподалеку. У них был вид обеспокоенный и перепуганный, и Филипп им крикнул убираться к чертовой матери и проверять, что за ними нет хвостов.

Я впрыгнул в «мерседес» вместе с Филиппом, и мы перелетели через тормозящие бугры у въезда на стоянку и с грохотом выскочили на дорогу. Филипп повернул, рванул машину в сторону фривея, виляя, проскочил жилые кварталы, промчался всю дорогу от Линкольна до Лос-Аламитоса и лишь тогда развернулся, заехал в Чепмэн и повел машину домой. За нами никто не следовал.

Когда мы приехали, остальные уже ждали, и Филипп поставил машину перед конторой и велел всем собрать вещи – пора уезжать.

– А куда мы? – спросила Мэри.

– Найдем что-нибудь.

– Они нас здесь вряд ли найдут.

– Мы не можем рисковать! – отрезал Филипп. Он быстро оглядел группу. – Заряды и детонаторы у всех остались?

Мы все кивнули.

– Отлично. Разнесем здесь все. Я не хочу оставлять следов.

– Сейчас день, – напомнил Тим. – Все модели открыты для осмотра.

– Делай, тебе говорят!

Мы заминировали свои дома. Джеймс, Джон и я быстро выгрузили все мусорные ведра – использованные бумажные салфетки, картонные коробки от еды, старые газеты – на пол в кухне. Я полил все это бензином для зажигалок, остатки выплеснул на ковры внизу.

Отъехав на квартал от домов, мы привели в действие детонаторы.

Это не было запланировано, но дома взорвались по очереди, слева направо, и зрелище было поистине величественным. Взрывчатка оказалась очень мощной. Стены выбило наружу, крыши взлетели на воздух, и через несколько секунд от домов остались только кучи изломанных бревен.

Продавцы бежали прочь от конторы, крича друг на друга, бестолково мечась. Я знал, что кто-то из них уже вызвал полицию и пожарных, и загудел клаксоном, показывая на дорогу. Филипп кивнул. Выставив голову из окна, он заорал:

– Давайте за мной!

Мы выехали из района в Чепмэн, и остальные пристроились за нами. Сразу за Тастин-авеню нам навстречу пронеслась флотилия полицейских и пожарных машин.

Мы выбрались на фривей Коста-Меса и покатили на юг.

С Пятьдесят пятой мы свернули на Четыреста пятую и не останавливались, пока Филипп не завернул на заправку в Миссион-Вьехо. Очевидно, он что-то обдумывал, пока вел машину, и сейчас подошел к каждой машине и велел нам заправиться. "Мы едем в Сан-Диего на несколько дней, –так он нам сказал, – останавливаемся в мотеле и сидим тихо". Он все еще был потрясен и напуган, и велел нам платить за бензин наличными, а не воровать – мы не можем позволить себе оставить след.

– Ты знаешь Сан-Диего, – сказал мне Филипп. – Так что веди. Найди нам какой-нибудь незаметный мотель.

Мы поехали дальше, и я показал дорогу к ряду мотелей. Мы выбрали «Хайатт» – один из мотелей побольше и лишенный индивидуальности; украли ключи из тележки горничной и взяли комнаты на одном из средних этажей. Разнеся чемоданы по комнатам, мы собрались у Филиппа посмотреть новости из Лос-Анджелеса по кабельному телевидению.

О событиях в Фэмилиленде не было сказано ни слова.

Мы посмотрели пятичасовые новости, выпуск в пять тридцать, в шесть, переключаясь с канала на канал.

Ничего.

– С-суки! – сказала Мэри. – Они это закрыли.

– А что случилось с Бастером? – спросил Джуниор. Он заговорил впервые с момента отъезда из Фэмилиленда, и голос его был тихим и неестественно спокойным.

– Не знаю, – признался Филипп.

– Ты думаешь, он погиб?

Филипп кивнул.

– А кому, кроме нас, есть до этого дело? – спросил Джеймс. – Кто мог хотя бы заметить?

Мы помолчали, каждый думал о Бастере. Я вспоминал, как он радовался, когда мы громили магазин «Фредерикс», как он говорил, что с нами чувствует себя молодым.

Мне хотелось плакать.

– Если даже никто не заметил, что его убили, сам по себе факт, что Фэмилиленд закрыли и всех оттуда вышибли, – это уже новости, – сказал Филипп. – Либо у компании хватило сил не пустить это в новости... либо у кого-то другого.

– У кого? – спросил Стив. Филипп потряс головой.

– Не знаю. Но мне это очень не нравится.

Следующий день мы провели в мотеле, следя за выпусками новостей, читая газеты.

На следующий день мы поехали в Мир Моря.

Филипп необычайно быстро смог избавиться от нервозности и паранойи, и в этот второй день от них и следа не осталось. Это по его настоянию мы поехали в Мир Моря. И он, и все остальные считали это совершенно обычным днем, нормальным выходным днем, увлеченно вычитывали расписание представлений дельфинов и касаток, бегали посмотреть на аквариум с акулами. Я не мог поверить, что они так легко забыли Бастера, что они так небрежно отреагировали на его смерть, и это меня угнетало чертовски. Пусть гибель Бастера и пропала незамеченной в большом мире, но хоть на его собратьях Незаметных она должна как-то сказаться? Или все мы настолько никому не нужны? И жизнь каждого из нас лишена смысла и значения?

На представлении касатки Шаму я не выдержал и напомнил. Мы сидели в переднем ряду, и только что нас окатил фонтан от плюхнувшейся в воду перед нами касатки, и все террористы хохотали так, что животики можно надорвать.

– Класс! – сказал Пол. – Отлично, что мы поехали в Сан-Диего!

Вот тут меня и прорвало.

– Мы сюда приехали, потому что обосрались, когда хотели взорвать Фэмилиленд, и Бастера там пристрелили, и те же самые хмыри готовы были пристрелить нас ко всем чертям. А для вас, мать вашу так и этак, это теперь каникулы!

– Ты это чего? – спросил Филипп. – Остынь.

– Остынь? Два дня назад ты заставил нас взорвать эти гадские дома, потому что за нами гнались эти гады в штатском...

– То было два дня назад.

– А Бастер погиб, и мы тут развлекаемся в этом свинском Мире Моря!

– Он ведь погиб не зря.

– Что?!

– Он отдал свою жизнь ради дела.

– Ага, и теперь мы все должны быть счастливы пожертвовать своей жизнью ради «Дела»! Маленькие издержки в нашем большом бизнесе. Я-то думал, что наша главная цель – освободить нас, чтобы мы не были винтиками в машине, детальками большой организации. Я думал, это битва за права личности. А теперь, оказывается, нам полагается растворить свою индивидуальность в группе. В твоей группе. – Я посмотрел ему прямо в глаза. – Лично я не собираюсь умирать. Ни за какое «Дело». Я хочу жить. – Я сделал театральную паузу. – И Бастер тоже хотел жить.

– Бастер погиб, – ответил Филипп. – И нам его никак не вернуть. – Он встретил мой взгляд. – И чего нам переживать? За что чувствовать себя виноватыми? Когда он был жив, мы всегда были с ним. Мы были его друзьями, его семьей, среди нас было его место, и он это знал. С нами он был счастлив.

Я не хотел верить Филиппу, но не мог не верить. Помоги мне Боже, я верил. Я говорил себе, что он понимает мой образ мыслей, что он умеет мной манипулировать, потому что слишком хорошо меня знает, но в это я себя заставить поверить не мог. Да, Филипп прав. Бастер в последние дни своей жизни был счастливее, чем когда-либо раньше, и все это из-за нас.

Филипп смотрел на меня спокойным взглядом.

– Я думаю, нам надо убить какую-нибудь знаменитость.

Я моргнул, захваченный врасплох.

– Чего?

– Я уже об этом думал. Как ты правильно сказал, мы в Фэмилиленде обосрались. Мы даже близко ничего не сделали такого, что нам полагается как террористам. Но я думаю, что убийство знаменитости даст нам аудиторию. Мы сможем преподнести наше дело общественности.

– Я не хочу убивать, – ответил я. – Вообще никого.

– Хочешь.

– А я говорю, нет!

Но снова какая-то тайная часть моей души соглашалась с аргументами Филиппа, думала, что он предлагает обоснованный образ действий.

– И я не хочу, – сказал Тим. – Чего просто не поймать знаменитость женского пола и не изнасиловать?

– А еще лучше похитить знаменитость, – предложила Мэри. – Так мы получим колоссальную рекламу. И не придется ни у кого отнимать жизнь.

– Мы все отнимали жизнь, – напомнил Филипп холодным и твердым голосом. – Кажется, вы с удовольствием об этом забыли. Среди нас девственниц нет. Ни одной.

– Но некоторые из нас извлекли уроки из своих ошибок, – возразил я.

– И что ты тогда предлагаешь делать? Ничего? Великие перемены требуют великих действий...

– Какие перемены? Кого мы тут дурим? Ты думаешь, убить кого-нибудь знаменитого переменит то, кто мы есть? Мы – Незаметные! И всегда будем Незаметными – незамечаемыми. Это факт, друг мой, и тебе лучше к этому привыкнуть.

Толпа за нами разразилась восторженными криками – Шаму проскочил через несколько горящих обручей.

– Знаменитость, – произнес Филипп с отвращением. – Мы сражаемся против самого этого понятия. Это – самая сердцевина несправедливости. Почему одних людей узнают чаще, чем других? Почему нельзя замечать всех одинаково? Горькая ирония в том, что убийство знаменитости сделает тебязнаменитостью в этом больном обществе. Марк Дэвид Чэпмен? Мы знаем его потому, что он убил Джона Леннона. Джон Хинкли? Он пытался убить Рональда Рейгана и был одержим Джоди Фостер. Джеймс Эрл Рей? Ли Харви Освальд? Сирхан Сирхан? Если мы убьем знаменитость, кого-нибудь достаточно крупного, мы нанесем удар по лагерю врага, и мы станем известными, мы сможем дать людям знать, что мы существуем, что мы есть.

– Это если нас поймают, – спокойно заметил Пит.

– Что?

– Аудиторию мы получим, только если нас поймают. Единственный способ привлечь к нам внимание прессы и телевидения. Иначе мы останемся так же неизвестны, как и сейчас. Полиция наверняка пачками получает письма, где люди берут на себя ответственность за такие вещи. Даже если мы позвоним или пошлем письмо, оно в этой груде потеряется.

Было очевидно, что Филипп об этом даже не подумал, и на секунду это выбило его из колеи, но он оправился в тот же миг.

– Тогда права Мэри. Мы должны похитить знаменитость. Тогда мы дадим копам послушать его голос – пусть знают, что он жив. Тогда-то они обратят на нас внимание. Мы будем грозить, что убьем его, если не выполнят наши требования. Это даст нам результат.

– Еще мы можем записать его на видео, – предложил я. – И послать копам запись.

Филипп повернулся ко мне, и его лицо медленно расплылось в улыбке.

– Отличная идея.

– Он улыбался мне, и я обнаружил, что я улыбаюсь ему в ответ, и его прежняя магия снова на меня действует. Мы снова стали одной командой.

Представление Шаму закончилось, и после долгих аплодисментов люди потянулись к выходам, собирая портфели и сувенирные сумки, устремляясь по амфитеатру и обтекая нас с боков. Мы остались на месте.

– И куда же нам теперь? – спросил Джуниор. – Голливуд? Беверли-Хиллз? Филипп покачал головой.

– Это для туристов. Знаменитости там появляются только на премьерах или вроде того, и там слишком людно и охрана слишком плотная. Я думаю, лучше Палм-Спрингз. Там они живут. Там до них легче добраться, легче застать врасплох.

– Звучит здраво, – ответил я Стив тоже кивнул.

– Ага. Давайте так и сделаем. Филипп оглядел группу:

– Все согласны?

Хор «да» на разные голоса и кивающие головы.

– Значит, завтра, – сказал он. – Завтра пакуем шмотки и едем в Палм-Спрингз. – Он усмехнулся: – Выловим себе кинозвезду.