Но кто бы ясно и страстно
      О правде иной сказал?
      Был я вам младшим товарищем
      И долго, из года в год
      На разных активах и прочих сборищах
      Что-то строчил в блокнот.
      Вы спорили, полемизировали
      Ради высокой цели!
      Для правды ли, для блезира ли
      Вы так держаться умели!
      В беседах, делах и спорах
      Я с каждым сходился не раз
      И вроде сухим был порох,
      Да тощим, был видно, запас...
      Все ясно. Все разлетелось.
      Достойные ваши потомки
      По городам и весям
      Несут печалей котомки.
      Зачем вы горели, шумели
      Разрушена ваша страна!
      Предугадать не сумели,
      Что сдаст вас
      меченая сатана!
      И нам подсказать не сумели,
      Какие нам беды грозят,
      И те, что у трона засели
      о главном тоже молчат:
      в невиданном переделе
      Надежда одна - автомат!
      Мы рты разевали на "измы",
      На братство, на счастье для всех...
      Сказали б: начнутся убийства
      И вам убивать не грех.
      Куда - унесенные листья?
      Игрушки чужие романы.
      Нас закружило быстро
      По ближним и дальним странам.
      Вот Сариджон Юсупова - первая академик.*
      Скажи, что с твоей семьею - вряд ли кто и поверит.
      Вот вы, академик мудрый, А.М.Богоутдинов, *
      Могли б вы себе представить сегодняшнюю картину?
      Нет института партии. И напрочь забыт Вьетнам.
      Если бы это мы вам поведали, вы бы поверили нам?
      Вот вы, особист Хайдаров,*
      Что вы сказали бы нам?
      Что плохо держали базары, И были добры к басмачам?
      А вы, фронтовик Румянцев,*
      И все
      редакторы первых лет,
      Что толку - от критики или глянца
      Ни жизни той, ни газет.
      Вот теща моя. Учительница.
      Заслуженная.
      Сколько десятков лет подряд
      Она отмывала, расчесывала, отутюживала
      Сотни детей - узбечат, таджичат.
      Узнала б она, что сегодня
      Узбеку - таджик - враг!
      Республика - преисподняя!
      Таджик - таджику - не брат!
      Вот хитрый наш замдекана,
      Мой тезка, В.С.Петрушков.*
      Приоткрывал нам тайны
      Неведомых материков.
      Смотрит на все с пьедестала
      Быть может, спокойно один.
      Дивиться ему не пристало
      Учитель - великий Щедрин!
      Лежащие полемисты!
      Вы спорили не о том!
      Кто мысль допустить мог близко,
      Что главное - русский наш дом.
      Забыли заветы предков
      Мы все!
      Про порох и русскую славу!
      И слышишь теперь нередко
      Обидно, мол, за державу.
      Обида - обидой. Но поздно
      Осколки нам собирать.
      Пусть клич прозвучит наш грозно:
      За русское - твердо стоять!
      Под сильною русской рукою
      Сумеем остатки сберечь.
      Нам нужно знамя такое,
      чтоб крови больше не течь!
      15 апреля 1997 г.
      *Сариджон Юсупова, первая женщина - академик в Таджикистане. Геолог. По национальности - бухарская еврейка. Бухарские евреи столетиями жили в Средней Азии. Теперь в основной массе покинули "благословенные края".
      *А.М.Богоутдинов. Директор института истории партии в шестидесятых годах. Долгие годы по заданию ЦК КПСС провел во Вьетнаме, помогал решать вопросы партийного строительства Партии трудящихся Вьетнама, позже КПВ. По национальности - татарин.
      *Хайдаров. Активный участник в борьбе за установление Советской власти в Таджикистане. По национальности - татарин.
      *А.Р.Румянцев. С пятидесятых по семьдесят третий - редактор республиканской газеты "Коммунист Таджикистана". Фронтовик.
      *Ткачева В.П. С тридцатых до начала шестидесятых - на станции юных техников и натуралистов. Более двадцати лет - директор. Особое внимание уделяла воспитание технической грамотности у узбекских и таджикских детей. Тогда и узбеки проходили по графе "коренная национальность".
      *В.П. Петрушков вел в пятидесятые-шестидесятые годы курс по М.Е.Салтыкову-Щедрину: лекции и спецсеминары в Таджикском госуниверситете. В пятьдесят восьмом, когда хрущевские идеологи повели контрнаступление на оттепель, ваш покорный слуга на лекции по философии долго и упорно проводил линии между творчеством Некрасова и писателями советского периода. Выходило, что Некрасов отвечал всем требованиям "социалистического реализма". В период дебатов и наставлений студентов "на путь истинный", В.С. Петрушков в очень узком кругу редакции многотиражки "К вершинам знаний" очень тонко дал понять, что такого метода просто не может быть. Научил великий сатирик трезво смотреть на вещи! Но и за это низкий поклон В.С., когда для всех иных он был - и точка. Лично для меня это было огромной поддержкой среди студентов - единомышленников.
      x x x
      Воздух осенний, пыльный
      В далекой южной столице.
      МЫ - с ветераном видным.
      Троллейбус по улице мчится.
      Какие в окошко виды!
      Коробочная разномасть:
      Школы ли, магазины
      Серость, убожество, грязь.
      "Текстиль" корпусами низко
      Припал к земле горячей,
      И два штыка обелиска
      Звездами смотрят незряче.
      А слева - пустырь стадиона
      С неровным бетонным забором,
      И рад, ветеран, как влюбленный
      Открывшимся вдруг обзором.
      "Вот здесь стояли казармы
      Во время войны минувшей,
      Сгонялись сюда новобранцы
      И в зной, и в зимнюю стужу.
      А там, в глубине, сортиры"...
      И дальше рассказ нелепый
      Как "шлепнул" он сам дезертира
      В то трудное, первое лето.
      "Сбежал, понимаешь, он в горы
      Почти за сто километров,
      А в ту военную пору
      Какие там сантименты!
      У военкома машину
      Мне дали на пару дней,
      И я за те таджиком
      В горы смотался на ней.
      Привез я его расстреливать
      Мне были даны права,
      Чтобы другие не смели
      Шагу шагнуть со двора.
      Он был как баран, покорный
      Куда его вел - он не знал,
      Завел я его за уборную,
      К стенке поставил,
      Достал пистолет,
      и
      расстрелял".
      Вот так... Рассказ без восторга,
      Но с чувством своей правоты...
      Сошел. Я ехал долго
      Не видя вокруг суеты.
      Я понимал: конечно - гремела война,
      И как боевой лагерь жила родная страна.
      И были законы едины - для всей огромной страны,
      Но я в том мальчишке - таджике не видел большой вины:
      Какая в горах наука - ни радио, ни газет,
      И только спустя полвека здесь появился свет.
      Он, может, и слышал, что где-то
      С немцем идет война
      Но - на другом конце света,
      И дело его - сторона.
      Какой там прав из "измов"
      Кто знал из его кишлака?
      Здесь жили при "коммунизме"
      Такая была нищета.
      И мальчик, не знающий мира
      Попал в жернова войны.
      Стал жертвой кровавого пира,
      Виновным он стал. Без вины.
      И был ли он добрый сердцем,
      И землю свою как любил,
      И что он слыхал о немце
      Расстрельщик его не спросил.
      Мне жалко невинную душу
      Несчастный мальчишка - таджик!
      Тяжелые мысли кружат,
      Немеет мой бедный язык.
      И в нашей истории длинной
      Никто не пролил слезы,
      И над душою безвинной
      Нет ни креста, ни звезды.
      Сообщила в кишлак похоронка,
      Мол, без вести сын ваш пропал
      И плач по ущелиям громко
      Весть горестную передавал.
      Вот все. И страница закрыта.
      И сыт, и в почете палач.
      В той жизни почти позабытой
      Не слышал рыданий и плач.
      Все так. Были странные люди
      Побед, поражений и бед,
      Что были чужими мы судьями
      Никто не держит ответ.
      Вот только. Хоть явно не связаны
      Погромы и нунчаки.
      И вам мы этим обязаны,
      Далеких тылов смельчаки.
      Нелепого выстрела эхо
      В наших страданьях звучит...
      Как точно слово поэта:
      Ничто не забыто. Никто не забыт.
      РУСКОЙ ЖЕНЩИНЕ
      (вынужденная дидактика)
      Будущее нации - в руках матерей
      О.Бальзак.
      ...А что это так равнодушны
      Мы, русские, к нашей трагедии?
      Пытаюсь в годах минувших
      Понять немоту беспредельную.
      Когда началось? Как наша красавица
      Замуж пошла за всех подряд
      Были для нее "иностранцами"
      Чеченец, ингуш, азиат.
      В какие аулы они уехали,
      Чтоб русскость свою потерять!
      Мы очень скоро стали потехою:
      Мол, каждая руская - б..дь.
      Прости меня, русская женщина,
      Как женщина - легкая жертва обмана!
      А жизнь оказалась такой переменчивой,
      И истина выклюнулась из тумана.
      Тебя обманули. Всеобщего братства
      Крючок с позолотой забросили нам...
      О, сколько я видел в стране азиатской
      Тяжелых трагедий, безвыходных драм.
      Меня убивало. И краска позора
      Всегда покрывала с головы до пят,
      Когда я видел тебя у дувала
      С толпой рожденных тобой таджичат.
      И горько мне было. И безысходно!
      В одеждах чужих, на чужом языке!
      Ты что- то о братстве нам говорила,
      Нерусскою став в ИХ кишлаке.
      Расплата пришла. Твои смуглые дети
      Теперь никому и нигде не нужны.
      Им, может, хуже нелепой смерти
      Сознание, что ты - маргинал по крови...
      Ах, Русь! Что ты с женщиной нашей наделала!
      Нет, верю в любовь. В идеал высоты...
      Но где-то все же должны быть пределы
      Разматывания генетики и красоты.
      Я знаю и вижу - пьянь подзаборную
      Легко побеждает пуристский ислам...
      О, русские женщины, теперь - забугорные,
      Какой вам урок историей дан!
      И снова поехали. В Канады, в Америки,
      К счастью чужому - рабыни любви.
      И, значит, потеряно то поколение,
      Что рождено от смешений крови.
      Не едут чеченки. Узбечки не едут.
      Казашки сидят в своих степях.
      Разматываем лучшее - до беспредела!
      Не видим, что недалек нашей нации крах.
      Храните свой дом, свои песни и пляски,
      Ну кто за границей по-русски поет?
      На нас изначально зубами лязгают,
      А мы? - Вот великий и гордый народ!
      Восток научил меня многому, мудрому.
      И верю я в дидактический стих!
      Храните себя для России! - В вас - сила подспудная.
      Пусть будет хотя бы - как в доме у НИХ!
      13 - 14 сентября 1997 г., Чалтырь.
      ИСТИНА БЕЗЫСХОДНА?
      Нет счета здесь русским могилам!
      А сколько еще перемрет
      В России, сошедшей с ума по виллам,
      Где их никакая собака не ждет.
      Заброшен и предан народ простодушный,
      На горе твоем - миллиарды гребут.
      Европам - плевать, раз своим мы не нужные,
      В Европах, слыхал я, своих берегут.
      Но все разговоры. О частном. О личном.
      В холмах я бродил среди тысяч могил,
      Догадке о том, что всем все безразлично,
      Везде подтверждение находил.
      Что русские! - Нация на перепашку!
      Никто о других тоже слезы не льет.
      Мы прожили жизнь - душа нараспашку.
      Мы к братству стремились. - Вот братства оплот!
      Вот здесь я свою понимаю наивность,
      И что там европам? И что круги Данта?
      И в этом безмолвии мне прояснилось,
      Зачем дали бога мне вроде гаранта.
      Живи и молись! И все образуется:
      И жизнь, и мысль. И мое истребление.
      И золотом снова церкви красуются,
      Но не находит душа исцеления.
      И брошены все. Латыш и болгарин,
      Кореец и грек Китаец. Поляк.
      Вот немцев семья. - Как мир этот странен!
      И странность его не постигнешь никак.
      Европа молчит. И Азия - тоже.
      Как будто вчера вышли мы из зверья.
      Своих все забыли. И нам не поможет
      Народов каких-то, гуманных, семья.
      Нет, не прошу я европы о помощи,
      И вижу в их жестах лишь сытых игру.
      МЫ топчемся все в обмане, в жестокости,
      По мертвому миру, сжав зубы, бреду.
      Мне странно: трагедий, убийств, всей этой бессмыслицы
      не видит почти образованный мир.
      И мысль не пробьется. Не заискрится.
      Неужто тупик? И бездонный обрыв?
      Какие уроки! Что век Возрождения!
      И что там фашизм - на своих наплевать!
      Я вижу в ночлежках тупых
      пробуждение
      Мильонов, которым с коленей не встать.
      Вот вижу предел. Философии. Этики.
      Живых обреченность. Безмолвье могил.
      И все безразличье, кажется, этим
      Себе самому я хотя б объяснил.
      Что нам до живых. Тем боле - до мертвых.
      О чем по церквям нам поют голоса?
      Поют не о том. Это понял я твердо,
      Немеет от этих открытий душа.
      Иду солнцепеком. Сквозь зной азиатский,
      С землей раскаленной смешался ваш прах.
      Ну что ж: вы лежите почти что по-братски
      В чужих крутолобых безмолвных холмах.
      И боли мои от обманов, предательств,
      Понятных и ясных издалека!
      В прозрении истины, сверхдоказательств
      Кричат как сильна первородность греха.
      1 - 3 сентября 1997 г., Чалтырь.
      x x x
      Отдохнем, друзья, душой
      Разрядиться надо:
      Мы напишем пару строк про гадов и про гада.
      На дороге пень стоит
      Не верю, что отелится.
      Не такой уж я дурак
      Надеяться на Ельцина!
      Говорят, что маргинал
      За границу умотал:
      Вдруг уедут все - боюсь!
      Ох, "погибнет" моя Русь!
      Не поеду я на Запад
      Денег - на один конец.
      Мне Америки не надо!
      Мне без Родины - ман..ц.
      Говорят, что "новый русский"
      Полурусский, полужид...
      Верю я, что очень скоро
      Он на Запад побежит!
      ВОСТОЧНАЯ ЛЮБОВЬ
      . "Газель"
      "Твои ресницы - словно стрелы,
      Как кипарис - твой стан.
      Прости, что я с тобой несмелый
      Твоим рабом я стал.
      О, Галя, милая! Таджики
      Мы любим горячо,
      И даже знойный жар аджиги
      В сравненьи с ней - ничто!"
      Карим заканчивал отлично
      Московский "пищетех",
      И вел себя вполне прилично,
      Не требуя утех.
      Красив и строен, смуглолиц,
      Ей было даже лестно,
      Что он из множества девиц
      Ее назвал невестой.
      Она летит в далекий край
      Над снежными горами.
      Карим ей шепчет: "Это рай,
      Родная, там, под нами".
      Ее. Законную жену, в восточный дом приняли
      И свадьбу в триста человек
      Торжественно сыграли.
      Соседка дивное лицо
      Рукою прикрывала
      Она-то знала отчего
      Галина днем зевала.
      Да, ночи длинные любви,
      Но Галя хорошеет,
      И косы - длинных две струи
      Она носить умеет!
      А в городке ее Карим
      Красивей всех на свете!!!
      И вверх идет, как не один
      Сам "шеф" его приметил.
      И Галя, гордая жена,
      Все нравы постигает:
      Весь день сидит она одна
      Ее дувальная стена
      От глаз чужих скрывает.
      Ну что с того? - так все живут,
      У всех дома с садами,
      И Галя создает уют
      В саду под облаками.
      Кариму - скоро тридцать лет,
      Он - главный инженер,
      В райкоме недовольных нет
      Его семья - пример.
      И дети - как она смогла?
      Вот русская жена!
      В четыре года - четверых
      Детишек родила.
      И скоро пятый должен быть...
      И те - все мал-мала...
      И в Душанбе она летит
      Где бабушка жила.
      Двух дней вполне хватило ей,
      Чтоб сделали аборт.
      И в Пенджикент уже летит.
      Хребет. Аэропорт...
      Что дома говорил Карим,
      Что отвечала Галя
      Об этом просто умолчим:
      Не знали, не слыхали.
      Но только скажем, что Коран
      Аборты запретил,
      И женщина должна рожать,
      Насколько хватит сил.
      А Галя думала - Карим
      Советский человек.
      Какая вера? - У него,
      В Коран, мол, веры нет.
      Но что откуда поднялось!
      Не дрогнула рука!
      Он бил ее, чтобы убить!
      Он бил - наверняка!
      И в страшном ужасе она
      Сумела убежать.
      Была дорога не длинна
      Сумел ее догнать.
      И, руку вывернув ее,
      Рванув наоборот,
      Опасной бритвой глубоко
      Мгновенно вскрыл живот...
      ...Стрекочет гулко вертолет
      С крестами на борту,
      В столицу Галю он везет
      В горячечном бреду.
      Она о детях говорит,
      И что не может быть,
      Чтобы Карим, ее Карим
      Хотел ее убить!
      На летном поле вертолет
      Уж "скорая" ждала
      Под вой сирены, стук колес
      Галина умерла.
      Но это - не конец еще.
      Точнее - не финал.
      Я расскажу сейчас вам то,
      Что сам вчера узнал.
      Кариму дали восемь лет
      Какая чепуха!
      Не видел суд в убийстве том
      Особого греха.
      И тридцать лет почти прошло,
      И Галя ТАМ - одна,
      Поскольку бабушка ее недавно умерла.
      А сыновья бы не нашли
      Где погребли их мать.
      Да и не принято у НИХ
      Могилы навещать.
      Но не о том... Но не о том...
      Вот вспыхнула война,
      И разделен Карима дом.
      Враги - те сыновья!
      Один - он истинный таджик:
      Обрезан, обращен.
      Второй - без дуриков мужик
      Живет без веры он.
      А два других - совсем не те.
      В далекой Костроме
      Не мусульмане, не в Христе
      Себе, брат, на уме.
      А Пенджикентским братьям власть
      Нациодемислама
      Как говорят, совсем не в масть:
      Один - чтил не того имама,
      Второй - кафир, и слишком бел. Как Галя, его мама.
      Какая смерть любого ждет?
      От пули, от насилия?
      Они в спасение бегут
      В далекую Россия.
      Вот в доме тетки - чистый сброд
      Четыре маргинала!
      И каждый о своем "поет"
      Эх, знала б только Галя!
      Пошто она в чужой земле
      Убита и забыта,
      Как будто сыновья ее - четыре паразита.
      Смотрю на всех, на четверых
      Куда, зачем, кому?
      И той любви, тех, молодых
      Всех жертв я не пойму.
      Куда им голову склонить?
      И что - Россия им?
      Отец женился еще раз
      Он вышел молодым.
      И вновь наделал он детей
      Немного - восемь душ.
      И были те ему родней
      Ведь Гале он - не муж.
      Когда детей суд разделил,
      Двоих отдали дяде.
      Но был отец двоим чужим,
      И жили здесь некстати.
      А уж о "русски" говорить...
      Лишь про себя, в уме,
      Пришлось их тетушке растить
      В далекой Костроме.
      И что теперь? И кто они?
      И что у каждого внутри?
      Кто дом их, кто семья?
      Об этом забывать нельзя!
      Об этом нам молчать - нельзя!
      Об этом думать и решать
      Придется нам, друзья!
      Постскриптум:
      А чьих матерей не убили
      С детьми полукровками
      Коленом под зад!
      И даже суды их не разводили:
      Хади на Россия. Хади на Москва
      И на своя Ленинград!..
      26 августа 1997 г.
      РУССКИЙ ГЕНИЙ
      Светлой памяти моего друга, Геннадия Алексеевича Свириденко.
      О. если бы только портретные гении
      Замкнули русского гения круг,
      Какое и в чем было бы продвижение?
      Что знал бы о нас и Запад и Юг?
      В нем все удивляло открытостью,
      легкостью,
      Не помню я встречи первого дня:
      Женились родители Генины вскорости,
      Когда родила меня мама моя.
      И больше скажу: у родителей Гениных
      В жестоком и смутном времени том
      На свадьбе родные мне бабушка с дедушкой
      Были им матерью и отцом.
      Не буду писать, что война та наделала,
      Что после войны было тоже не мед,
      Что вынесли в семьях осиротелых,
      Кто знает, кто помнит - меня он поймет.
      И хоть небольшим (самих в доме пятеро)
      Подспорьем была Генина семья,
      Пришел с войны дядя Леша, "батя",
      И не был чужим в том доме и я.
      Не буду о сотнях сюжетов
      Поры той нелегкой писать,
      Последнюю четверть, чуть не каждое лето
      Пришлось мне в больницах лежать.
      Рывком догонял одноклассников
      Во всем, вплоть до грамматики,
      Но выглядел очень слабеньким
      По физике и математике.
      Вот тут я впервые заметил
      (как это казалось странно!)
      Окружность чертил - без циркуля!
      Без точки внизу - медиану!
      Таращил глаза я на чудо
      Ну просто конец света!
      А Гена смеялся не грубо:
      "Проверь. Здесь ошибки нету".
      Мы в разных учились школах,
      Но виделись иногда
      Такая вот переменчивая
      В школьные годы судьба.
      Он просто блистал в математике,
      И шалость - без циркуля круг,
      Сильнее я был в грамматике,
      Он - в сфере точных наук.
      Такому бы - вуз и наука,
      Но бедным - выбора нет,
      И нам повезло крупно
      Техникум в пару лет.*
      И до призыва в армию - год работы всего!
      На стройках по ирригации
      Многие знали его.
      Но стоп - о труде мы успеем,
      Посмотрим другие дела.
      О, как мандолина пела
      В Гениных крепких руках!
      На выставках самолеты
      Из цельного оргстекла,
      И удивлялись пилоты
      Так точно и без станка.
      Они его знали не с этой
      Совсем с другой стороны:
      В прыжках с парашютом в два метра
      Он в круг попадал с высоты.
      Мы днем проходила город
      Без денег - в той бедности лет,
      За городом наш поселок,
      Мы шли "настрелять" на обед.
      На рубль - десяток пулек.
      Пятерка - за сто очков.
      И тирный хитрец думал - надует
      Двух сосунков - дурачков.
      Я - стрелок заурядный,
      И в руки винтовку не брал,
      Отшучивался: "Я не завтракал"
      Гена один стрелял.
      И точно ложились пули
      В десятку, одна за одной,
      И злился мужик, что его обманули
      Забрали его "четвертной",
      И скоро в каждом тире
      Ему не давали стрелять,
      Как будто Гена - сам Тилик*
      Кто хочет деньги терять!
      Традиционные школьные гонки
      Был в моде велосипед,
      У Гены успех был громкий
      Я знал, ему равного нет.
      Шутя он мне показывал
      На "велике" чудеса
      Как ехать, не опуская, переднего колеса.
      Вот если б не знал его лично
      С рожденья до смертного дня,
      Что может быть в жизни все на "отлично",
      Не убедил бы никто меня.
      И в модном тогда баскетболе
      В семнадцать - гигантский успех,
      Я знал, что во взрослой сборной
      Он снайпер - лучший из всех.
      Застать не могу его дома:
      Сегодня он здесь - завтра там.
      Он - в сборной республики по волейболу.
      Правда, у юношей, но капитан.
      В майские теплые воды
      Все школы выходят на старт
      Был Гена пловцом от природы,
      И взял больше всех наград.
      А как он водил машину!
      Я жив - Гена был за рулем!
      В Алайской долине* в проклятой лощине
      Легко оказаться и днем.
      Мы - ночью. На скорости. На ровной дороге.
      Вдруг - резкий зигзаг.
      Сумел по оси крутнуть он машину
      В метре остался коварный овраг.
      Как просто, легко, словно падало с неба
      Все давалось ему:
      Рисунок, механика, фотодело
      Хватило б десятку, что было дано одному.
      Смеялся мой Гена: мне служба не служба
      Все три года была
      Меня посылали куда только можно
      Плавать и петь. Играть и стрелять.
      Такие вот были дела!
      На базе тяжелых, ракет сверхсекретных
      Узнал о талантах его генерал.
      Кто мог бы подумать! - простого, из смертных
      К себе в кабинет он позвал.
      "Сержант Свириденко! Мне доложили:
      В ракетах для вас - ничто не вопрос,
      Мои офицеры не год прослужили
      Никто из солдат до вас не дорос.
      Хотите учиться? Откроем все двери
      В самый закрытый вуз".
      "Спасибо, - Гена сказал, - за доверие,
      Но я в институте вечернем учусь".
      Вернулся со службы. И снова - работа.
      И - покоренье наук.
      Отмечу в учебе очень коротко
      Какой он студент был и друг.
      На курсе шестом, на самом последнем
      Он сделал двадцать один дипломный проект
      Курсу всему. И дело не в лени
      Вечерникам дела сложнее нет.
      А он - за неделю. И все - на "отлично"
      Делал один проект.
      Но чтобы выглядело все прилично,
      Описку вносил он в чертежный сюжет.
      Смеялся: "Я им объясняю, где ошибка,
      А то не поверят - четверок нет!
      А так - вроде все чисто,
      Никто не знает этот секрет!".
      "А тут жена в своем "политехе"
      Взялась за то, в чем я - ни бум-бум.
      Узнали бы там - вот была бы потеха!
      Кто три месяца
      над дипломом ее
      спину гнул".
      Смеялся: "Нам говорили - Ленин экстерном
      Сдавал за год-два.
      Но над таким инженерным проектом,
      наверно.
      Лопнула бы и ленинская голова".
      Еще не остыли заздравные речи,
      Стаканов не звонкий звук...
      Раздался звонок на работе под вечер:
      "Вас приглашает к себе Калижнюк".*
      Ну, раз Калижнюк - понимаете сами:
      Звонок от него - выше сана послов.
      Придется, наверное, держать экзамен,
      Сложней,чем подсунул Виталька Козлов.*
      "Я знаю о вас. И дело, которое мы предлагаем,
      Вызвать должно у вас интерес.
      Хотите дерзнуть? Нам нужен толковый
      Начальник привязки Нурекской ГЭС".
      И сердце стучит: это очень ответственно,
      Но он, но он-то - такой молодой!
      "Попробуем. Опыта мало". - "Это существенно
      Нет в мире стройки такой второй.
      Но вас пригласили не наобум лазаря.
      Открою вам небольшой секрет:
      По практикам - выпускникам мы все вузы облазили,
      И дал вам "добро" ваш ученый совет".
      Великая стройка! Великие планы!
      И Гена штудирует каждый чертеж.
      Он видит ошибки и шепчет упрямо:
      "Нас на мякине не проведешь"!
      Сверяет, считает, и снова сверяет.
      Ошибка! Одна. Целых три... Нет - пять!
      И другу открытье свое поверяет,
      Прежде чем к шефу с докладом бежать
      Все верно: ошибки в расчетах. В рублях да и в тоннах.
      Далеко отсюда "Гидропроект
      Еще раз, вместе, все цифры проверили,
      Все точно. Там дали маху. На двадцать семь миллионов!
      И в этом теперь сомнения нет!
      Смотрел Калижнюк на подсчеты, подчистки,
      На лица довольные Гены и зама.
      Он видел - указаны точно ошибки,
      Казалось, вот-вот разыграется драма!
      Но "главный" спокоен. Хотя все проверено.
      "Я рад, - говорит. - У вас - явный прогресс.
      Но мы заложили ошибки намеренно:
      Нурек - экспериментальная ГЭС.
      Проверим вот эти пока варианты
      Работать нам года и года.
      За станцией этой - другие гиганты
      Пяндж и Рогун. Дастиджум. Сангдуда"
      Я как-то закрытым ученым рассказывал
      (Они что-то мерили у Рогуна вблизи)
      Об экзаменах в вузах. Дипломных проектах,
      Я думал, что Геной своим поразил.
      "Ну что вы. Тут - все удивляли когда-то кого - то,
      сказал обладатель ряда наград.
      У всех в институте - такие работы!
      И каждый - отличник олимпиад.
      А вашему другу - вот эту задачку
      Ее на засыпку давал аспирантам Эйнштейн.
      Решит - можно верить, что он - что-то значит.
      Вот запись ее. Все просто. Ферштейн?"*
      С обидой на это немецкое слово
      С издевкой над нами я к Гене пришел.
      Как в школьные годы прошу его снова
      Задачу решить, что "в журнале" нашел.
      Как ГЕНИИ мыслят - мне непонятно
      Вот ручка в руке - и
      пронзительный взгляд:
      "В журнале твоем - хитрованы - ребята:
      Правду они не всю говорят!".
      И ровно в минуту он пару решений
      Мне выдал
      и
      обосновал.
      Я помню, с каким удивленьем
      Второе решенье
      тот наглый ученый
      узнал.
      "Так сколько ему? Уже двадцать восемь?
      Опасно терять дни!
      Скажите ему, что осенью
      Возьмем на учебу
      в секретное
      наше
      НИИ".
      Смеялся Гена над теми физиками:
      Твой доктор - чудак-человек!
      Чем дело иметь с учеными
      шизиками,
      Я лучше дострою Нурек!
      Как он отдыхал - я не знаю,
      Ему был не нужен курорт!
      Маршруты горного края
      Знал он наперечет.
      Он летом в туристских маршрутах
      Нашел самый дальний кишлак
      Сто тридцать - до Джижикрута,*
      Долина почти - Аржинак*
      Признаюсь: и с ним мы ходили
      По горным кручам Фан,*
      Тогда-то горы его заразили,
      Когда мы искали уран*.
      В далеком, шестидесятом
      Заброшен и беден кишлак.
      И русским крепким ребятам
      Здесь каждый житель был рад.
      Просили горные жители
      Самых простых лекарств,
      Они здесь врачей не видели,
      А русский - хоть что-нибудь даст.
      Аптечки до дна вытряхивая
      Зеленку, таблетки и капли для глаз,
      И помощь, какую могли, оказывая,
      Брали на будущее заказ.
      Сюда им идти было незачем.
      Но жалко несчастный народ,
      Для группы и Гены - мелочи!
      Лишний в горах поворот.