Неожиданно появились две цыганки - молодая, восемнадцати лет и старшая, двадцати шести ( об этом я узнал от Марины Карповны, когда попал к ней в кабинет. Причина для откровения со мной была банальна, но об этом - позже)
Старшая была несколько бледновата и ничто в ней не выдавало цыганку. Зато молодая была не только ошеломительно красива, но и одета с величайшим вкусом, без всяких там цыганских юбок и монисто. Даже сережек не было в ее ушках! Но по всему чувствовалось, что она - из очень состоятельной семьи: все на ней было самое модное и дорогое. Исключительной белизны воротничок кофточки и такие же обшлага, в самую меру украшенные вязаной окантовкой. Казалось, девушка готовилась к мировому первенству по чистоте, хотя вполне успешно могла бы принять участие и в конкурсе красоты. Она сразу подвела старшую сестру к открытым дверям и заглянув в кабинет, спросила Марину Карповну: "Можно"? Та ответила: "Подождите немного". Эта пауза, что возникла после ее вопроса, позволили старикам отчитать молодую: " Что это такое! Мы здесь стоим с самого утра, а вы только пришли и лезете без очереди"! Царственно повернув голову к старикам, юная красавица коротко ответила: " Моя сестра очень больна". На что ей тут же ответили: "А здоровые сюда не приходят. Все мы больные". Молодая снова слегка повернулась к старикам и привела веский аргумент: " У моей сестры - вторая группа инвалидности". Старики замолчали. Тогда в "беседу" решил "встрясть" я: "Девушка! У меня тоже вторая группа инвалидности. Однако я стою в общей очереди". Глянув на меня, она сразу определила, что перед нею - проклятый интеллигент и его просто болезнью не пробьешь. Она так же с достоинством ответила мне: "У моей сестры была операция на сердце. И она плохо себя чувствует". - "Так зачем вы ее тащили в поликлинику? Вызвали бы кардиолога на дом. Вы же знаете, что кардиолог выезжает немедленно после звонка и врач у вас был бы в три раза быстрее, чем вы добрались сюда".
Старшая, чувствуя правоту моих слов, тихо заплакала. В это время из кабинета выглянула врач, провожая больную. Ей был слышен весь наш разговор. Она окинула взглядом нас всех, но обратилась ко мне: "Пусть войдет. Ладно"? Ну какой же дурак ввяжется в полемику с лечащим врачом!
...Когда подошла моя очередь, Марина Карповна сказала мне: " Бог с ними! Они не понимают общих правил. К тому же видели, как расплакалась старшая. Не дай бог с ней здесь, в приемной случился бы приступ с неизвестными последствиями. Вы понимаете, что бы тогда было"? Наверное, моя доктор была права. Но червь сомнения не давал мне покоя: неподалеку от больницы, почти в самом центре Ростова, была чисто цыганская улица, застроенная великолепными коттеджами в два и три этажа. Дачи, за которые ругают наших генералов, просто собачьи конуры по сравнению с этими великолепными, эксклюзивной архитектуры, сооружениями. И жили здесь цыгане только своей общиной. "Чужаки только проносились по их улице на разных машинах - от грузовиков до подержанного зарубежного импорта. Где они взяли деньги на такие хоромы? Мой дядя продал два дома- свой и покойной тещи. Решил поставить двухэтажный особняк. Шофер - дальнобойщик, он двенадцать лет строил свой дом. И когда нам потребовался телефон, мы поехали к самому начальнику АТС Ростова. Мне телефон нужен был для работы(одна солидная газета взяла меня работать по договору) да и " скорую" вызвать в случае очередного приступа послеинфарктного сердца. Я показал начальнику редакционное удостоверение, дядя тоже припас нужные бумаги, в которых, в частности, указывалось, что на очередь становилась еще теща двадцать лет назад как жена погибшего фронтовика. Мы надеялись на успех, поскольку телефонный колодец находился прямо перед въездом в дом. Но начальник уверенно и быстро разъяснил нам, что там все пары разобраны, что телефонизация этого района на ближайшие годы не предусмотрена, и что у нас нет иного выхода, как купить мобильник. Я объяснил начальнику, что с характером моей работы я пущу по миру редакцию. Он пожал плечами и сказал: "Ну, тогда я ничем вам помочь не могу"...
Мы ушли, не солоно хлебавши.
И надо же такому случиться! - Напротив дядиного дома другой русский работяга решил построить дом по тому же проекту, что и дядя. Но не знал, видимо, что в воровскую эпоху такой дом простому трудяге не поднять За десять лет он сумел возвести только стены и покрыть крышу. Кто сам строился, знает, что это примерно только третья часть всех затрат. И дядин сосед решил продать недостроенный дом: без окон и дверей, без полов и потолков, не говоря уже о разной внутренней начинки, которой требует такой особняк.
Дом купила цыганская семья. Тут же загудели лесовозы и цементовозы, плотники шустро вставляли окна, но самое главное - уже через три дня у них звонил телефон и было все хорошо слышно, так как дом был еще без окон и дверей. И подключена линия была к нашему колодцу. Не с теми бумагами зашли мы к начальнику. Но теперь у нас появилась возможность побороться. Не много времени это заняло - всего три года, и к этому же колодцу был подключен и дом дяди. Может, и те две цыганки как - то повязали нашего кардиолога? Например, дорогими подарками к празднику? Не знаю. А потому не буду брать грех на душу. Знаю только одно: не работая в каких - нибудь конторах, тем более на заводах и фабриках, они легко вписались в наш воровской режим и зажили еще лучше, чем раньше.
Вот тут читатель подумает, что больше о цыганах писать нечего. Уверяю вас - все только впереди, и рассказ не о цыганах, а о нас, русских, что с нами стало и кем мы теперь являемся.
Все, о чем я рассказал, это личный опыт близкого контакта с этим интересным народом . Конечно, я не пишу о цыганах - писателях, об архитекторах, врачах, политиках - просто не встречал таких. В какой - то мере ответ на этот вопрос дал мне первый мой директор школы Григорий Игнатьевич Ремухов. Первое, что самое интересное, он был фронтовиком, вернулся в звании капитана и его назначили директором школы. В первые же свои каникулы я поехал в пионерский лагерь, где директором был Григорий Игнатьевич. Когда он выходил из своей директорской палатки, мальчишки сбегались глянуть на своего директора: ведь было лето сорок пятого, и вернувшихся с войны, было очень мало, тем более - офицеров. А Григорий Игнатьевич ко всему прочему был очень красив, новенькая, темнозеленая .диагоналевая офицерская форма, только без погон, но со всеми ремнями и портупеями - были на месте, он был очень строен, чуть выше среднего роста, и очень заботился о нас, детях, большинство которых осталось без отцов. И мне в пионерлагерь путевку взял дедушка, который работал у Григория Игнатьевича завхозом. С того лета судьба связала нас почти на полстолетия. Но в то лето он был для меня просто директором, хотя и знал, чей я внук. Но я не об этом.
Наш лагерь находился в двадцати километрах от города в Варзобском ущелье, точнее - в отвилке от него в небольшом ущелье, густо заросшим плодовым и деревьями и было интересно видеть, как на виноградных лозах, перебросившихся с одного дерева на другое, висели гроздья черного винограда. Мы рвали яблоки и виноград, сколько хотели, ходили с черными руками от сока кожуры грецких орехов, которые уже были близки к созреванию - еще бы месяц им повисеть - и кожура легко снималась бы. Но нам ждать было некогда: был конец августа и скоро наша последняя, третья смена, заканчивалась. Обитатели лагеря торопились вдоволь наесться фруктов и орехов. А надо заметить, что ореховым деревьям было не меньше ста лет, они были огромными, ветки начинались далеко от земли и на дерево не залезешь. Поэтому орехи сшибали камнями или палками.
И вот как - то у одного дерева добытчики орехов подняли невероятней шум. Раздавались крики: "Змея! Змея"! Я прибежал на этот гвалт и мне показали на зеленую змею средних размеров, почти распластавшуюся на широкой ветви высоко над нами, а еще выше было гнездо какой - то горной птицы. ( В городах в орешниках птицы гнезд не вьют).
Начали решать, что делать? Камнем в нее не попадешь, да к тому же вокруг была жилая зона - камень мог угодить в кого - нибудь из обитателей лагеря и проломить голову. Пионервожатый побежал к директору, чтобы посоветоваться, как спасти птенцов от змеи? А та, надо сказать, затаилась, ожидая, когда мы разойдемся. Неразумная - плохо она знала людей!
Вскоре пришел ослепительно красивый в своей форме и статный директор ( это теперь я знаю, что ему в то лето был ровно тридцать один год. В руках у него была новенькая мелкушка. Григорию Игнатьевичу сразу человек пять начали наперебой объяснять, где затаилась змея. "Ага, вижу, - сказал он. - и обернувшись к нам, не скомандовал, а просто попросил: А ну ка отойдите подальше""! Мы отодвинулись всей толпой метра на три - четыре от дерева. Григорий Игнатьевич прицелился и выстрелил. Змея упала со своей ветки. Мы подбежали и каждый был поражен: наш директор попал ей точно в голову. Авторитет его вырос в наших глазах еще выше: сразу видно, боевой офицер, а не штабист( к этому времени мы уже знали разницу между двумя видами офицеров)
А буквально через неделю он потряс нас еще одной вещью: готовился прощальный вечер с костром. И вдруг по лагерю пополз слух: директор приказал приготовить к чаю "наполеон". Кто такой Наполеон - многие из нас знали. А вот что это такое готовят на кухне под названием "наполеон", - не знал никто. Дети войны, в основном из рабочих семей, мы не помнили довоенные времена, а во время война было большой удачей наесться досыта обычного черного хлеба.
И вот вечером, наряду с другими сытными и недоступными в наших безотцовских семьях блюдами, типа варенья в вазочках к чаю, котлет, гречневой каши, фруктов не из нашего сада (персиков, например, которые не росли в нашем саду или арбузов и дынь) на блюдах принесли уже разрезанный торт "наполеон". Вы думаете, я забыл этот день? Да что вы! Вот как бы современный человек забыл день встречи с инопланетянами. Было это 28 августа 1945 года. Потом, всю жизнь, когда у нас ли в доме или у друзей, подавали к чаю торт "наполеон", я вспоминал прощальный праздничный ужин в Варзобском ущелье, который с такой выдумкой и размахом подготовил для нас, осиротевших детей, Григорий Игнатьевич Ремухов.
Шли годы Я часто бывал в школе у дедушки, где он жил в небольшой кибитушке, часто видел Григория Игнатьевича и уже когда я учился в университете, а Григорий Игнатьевич стал чуточку постарше, я обратил внимание, что у него - несколько смуглый цвет кожи. Спросил об том дедушку, который давно подружился со своим директором. И дедушка сказал мне: "Да он же цыган. Только ты не вздумай кому - нибудь говорить или спрашивать его самого - не нужно это"... Не нужно, так не нужно.
Пролетели еще лет пятнадцать. Григорий Игнатьевич был уже директором в другой школе, дедушка вышел на пенсию и мне удалось выхлопотать для него квартиру всего лишь через одну остановку от его последнего места работы, и, как понимаете, я чего - то достиг в этой грешной жизни, раз мог решать такие вопросы. Мне даже удалось расселить племянников Петра, которым советские чиновники, сломав на окраине города их поселок, предоставили на восемнадцать человек типовую трехкомнатную квартиру в панельном доме о тридцати семи метрах. Когда один из племянников спросил, почему им на такое количество народу и практически на три семьи дали только одну квартиру, ему ответили: "Все равно вы, цыгане, спите на полу, и такой площади вам хватит". Но это отдельная история.
А случилось так, что наши пути уже во взрослой жизни пересеклись с Григорием Игнатьевичем. Он был хорошим педагогом и постоянно вносил смелый предложения по улучшению образования, предоставлению педагогам большей свободы в построении уроков и так далее. Мы нередко говорили с ним на темы реформы школы, нужно ли раздельное обучение мальчиков и девочек, создание тупиковых школ, в которых детей учили бы (из - за неспособности) только до седьмого класса -тогдашнего неполного среднего образования и так далее. И вот в одну из таких бесед я спросил Григория Игнатьевича, как он, цыган по национальности, еще перед войной окончил вуз, в армии стал офицером и вот уже тридцать лет директорствует. Он вздохнул и ответил: "Это было еще во время революции. Табор наш распался, многие погибли, я отбился от табора, меня подобрала русская интеллигентная семья, а отсюда - все остальное"... Он сделал короткую паузу и попросил: "Только вы нашим цыганам ничего не говорите обо мне". - "Почему, - поинтересовался я. " Да вы что, не знаете наших? Пойдут разговоры, начнут ходить ко мне - почему я не в таборе, будут требовать, а то и угрожать" Я удивился и сказал, что в театре оперы и балета - хормейстер - молодая цыганка. И ничего, работает. Консерваторию окончила в Ташкенте. К моему удивлению, Григорий Игнатьевич сказал: "Да знаю я ее. И сам был поражен"... И, оглядевшись вокруг, словно боясь, что наш разговор кто - то услышит, продолжал: " Я тут кое - у кого интересовался, как это так получилось? Ну, тот человек мне и сказал, что местные цыгане к ней претензий не имеют. Наоборот, гордятся и даже с ее помощью хотят организовать здесь ансамбль песни и танца". Мне все стало ясно: хормейстер - это же мир музыки, в котором цыганам, наверное, нет равных
В общем, дорогие друзья, автор не без умысла рассказывал о своих личных контактах с цыганами. Отделаться общими фразами, что цыгане, мол тот народ, который гадает, поет и танцует, иногда - торгует, но не работает ни у станков на заводах и фабриках, не занимается земледелием, не водит самолеты, не связывает свою судьбу со службой в армии, даже спортом не занимается, тем же конным, хотя с лошадьми цыгане были связаны много веков, вплоть до середины ХХ века. И ведь не трусы, не пресмыкатели и наделены крепкой деловой хваткой, что не раз показывали, как меняют они род занятий, вернее добычи хлеба насущного в зависимости от сложившихся обстоятельств в окружающем их мире
Давайте вернемся теперь с середину девяностых только что ушедшего столетия. Помните, что убеждала в необходимости принять цыганку только меня? Ответ прост: хотя я и перенес инфаркт, одна из московских газет уговорила меня работать у них на договоре
Мой кардиолог знала об этом, и на всякий случай решила "убедить" журналиста, что в принципе - невозможно: любой, даже средней квалификации профессиональный журналист, обязательно постарается докопаться до корней проблемы. Но там был не тот случай, ради которого нужно было выхватывать саблю из ножен и бросаться в бой: все равно ничего не докажешь и правды тебе никто не скажет. Вот проучили же меня в Ростовском обществе по беженцам. Случилось так, что семья частями уезжала из Душанбе. С меня потребовали все паспорта взрослых, которые оказались прописанными от сельской местности в области, на Украине и даже в общежитии ДАСа в Москве. Но заверили: как только у меня будут готовы все документы, я тут же буду поставлен на учет. И вот пока я собирал документы, мне в этом обществе популярно объяснили, что мой поезд ушел и никаких льгот мне и моей семье не положено. Плюнул я на все это дело и уехал в Костромскую область к старому другу, который еще в начале шестидесятых уговаривал меня уехать с ним, доказывая мне, что рано или поздно из Азии придется уезжать. Высококлассный строитель, он вскоре после переезда получил отличную квартиру, на селе, в пяти километрах от города, построил настоящий дом, что не разрешалось по законам того времени, но он оформил на какое - то время жену в местную школу преподавать английский, она получила права колхозницы и на этом основании они построили дом. На самом деле это была настоящая зимняя дача. Потом, когда законы еще раз изменили и дачникам разрешили строить дома на селе, он перестал каждый день ездить за женой в колхоз, что зимой было очень не просто. Теперь появилась новая проблема: бомжи и просто воры зимой по нескольку раз потрошили дом. Он знал о моих злоключениях в Ростове и предложил переехать к нему в сельский дом, объясняя мне, что они и летом с женой не каждую неделю приезжают туда, а лет двадцать кряду, как выросли замуж и разъехались далеко от дома две дочери красавицы, они сдают на лето дом дачникам. Он шутил, что будет мне в зимние месяцы еще и деньги платить, как сторожу, ну а за летние - я ему, как дачник. Но все равно мы с женой будем в выигрыше, так как зима в этих краях - девять месяцев, а лето - только три.
Но, конечно, нас привлекло не дармовое жилье. Мой друг был начальником ( или владельцем?) какого - то строительного ООО, и убедил меня, что совсем рядом с городом, не дальше трех километров, поможет построить дом.
Только мы переехали в Костромскую область, как международная организация по беженцам выдала моему другу приличную сумму для помощи в строительстве жилья беженцам. Мы уже заканчивали строительство дома, как вдруг телевидение сообщило, что то самое руководство Ростовской конторы по беженцам, что отказало мне в помощи, во всю занималась денежными махинациями, выделенными для обустройства беженцев. Я позвонил в Ростов папу родственникам и они сообщили, что даже на четыре года приехавшие после меня семьи получили приличные суммы, что давало возможность купить хороший дом с огородом где - нибудь на селе и не обязательно в глухомани. За деньги, что выделяло государство, можно было бы купить даже двухкомнатную малосемейку в самом городе. Ну и что мне прикажете делать? - с больным сердцем ехать в Ростов и ходить по инстанциям, доказывая, что я - не верблюд? У меня резонно попросят удостоверение беженца, которое мне не выдали господа - взяточники, и что я скажу им в ответ? Что я жил у родственников? Прошибу ли я самое мощное изобретение человечества бюрократическую машину? И не получу ли там второй инфаркт и не повезут ли меня на Север родственники в наглухо заколоченном гробу? Плюнул я на всю эту сомнительную затею, тем более, что в доме для нас уже установили котел, пробурили скважину и устанавливали батареи отопления. Через месяц мы переехали с дачи в свой дом о трех комнатах со всеми городскими удобствами. Даже с телефоном.
И вот тут судьба снова столкнула меня с цыганами.
Несколько раз в местной прессе публиковались материалы о том, что цыгане монополизировали торговлю наркотиками в северных городах России, что на окраинах бедных русских деревень они понастроили себе особняки, что разъезжают на иномарках, а цыганская молодежь нагло ведет себя на дискотеках, из - за чего уже несколько раз вспыхивали драки между русскими ребятами и цыганами, и последние в одной из драк применили оружие и что один русский парнишка погиб. В районе чуть ли не вспыхнули антицыганские погромы, но местные власти сумели окоротить своих, русских,
Было это в каких - нибудь ста километрах от нашего городка, что по масштабам Севера - почти что рядом.
...Мы уже около года жили на новом месте, я продолжал помогать своему другу присматривать за его дачей, тем более, они в это лето уехали отдыхать куда - то на остров в Индийском океане. Наш дом находился прямо на противоположном конце района, прямой дороги к нам не было, и вместо примерно пятнадцати километров по прямой, приходилось делать крюк через соседний район километрах в сорок. Это напомнило нам наши годы в Ростовской области, когда из села Чалтырь, с верхней площадки которого был виден Азов, нам приходилось ехать через Ростов, делая крюк в шестьдесят пять километров. Ну что ж: далеко еще не все у нас удобно для людей - еще с десяток перестроек и революций - и мы заживем по - человечески.
Но меня не пугали эти наши бессмысленные русские "крюки": мало ли каких нелепиц нагородили мы в нашей стране! Просто у меня в этот день, в аккурат когда я закрывал дачу, боль в левом колене давнишнего артроза стала нестерпимой. Если кто не верит, что после шестидесяти наваливаются разные болячки, я дам простой совет: дожить до шестидесяти и чуть больше, тогда узнают, что вдруг появятся болячки, о которых еще в пятьдесят пять никто о них и подумать не мог. Впрочем, не обязательно следовать моему совету, а можно просто обратиться к опыту мудрых греков их золотого времени, они ведь уже к пятому веку до нашей эры доперли, что человек вполне дееспособен только до шестидесяти лет, а потому гражданам, достигшим такого возраста, давали пенсию.
Вот и я, памятуя достижения и наблюдения древних, почувствовав с утра легкую боль в коленном суставе, выпил таблетку деклофинака и взял на всякий случай свою трость, которую привез опять же мой друг в одну из поездок то ли в Испанию, то ли в Италию
Я вышел на межпоселковую дорогу, по которой ровно три раза в день ходил автобус: рано утром, в обед и вечером. Утренним автобусом я приехал сюда и обеденным рейсом намеревался добраться до района, а там мог попасть и на автобус ( бесплатный)., но ввиду боли в ноге, готов был заплатить и двенадцать рублей за маршрутное такси.
И хотя нога сильно болела, я все - таки пришел минут за пятнадцать до того времени, как должен был появиться автобус. Но прошло пятнадцать минут, потом еще два раза по пятнадцать, я выглядывал на дорогу, не появится ли автобус или какой - нибудь грузовик ( на легковой заломят такую цену, что мне придется оставить в залог свои командирские часы, подаренный мне к пятидесятилетию коллегами). Но никаких машин не было. Я простоял примерно час, размышляя, что мне делать: вернуться на дачу и там заночевать? Ведь никакой гарантии не было, что автобус придет хотя бы вечером. Но на даче не было никакой еды, ту, что я брал с собой, я съел то ли за завтраком, то ли за обедом: утром я очень рано вышел из дому и не успел позавтракать. Можно, конечно, позвонить жене по телефону и остаться здесь, переночевав натощак. Все сердечные препараты всегда были у меня в кармане. И от гипертонии тоже. Но жена все равно не будет спать ночь, ожидая моего звонка утром. Да, признаться, мне, в чужих домах, на чужих постелях удается заснуть только к утру, Я даже в молодости во все командировки брал снотворное. Хорошо, если вы лишены этого недостатка, а также артроза, не перенесли инфаркт с осложнениями, если у вас!... - Да что там перечислять! - не на приеме же у незнакомого врача первый раз!
В общем, стою, размышляю. Вдруг вижу вдали - целый кортеж: две легковых и одна - типа маршрутного такси. Думаю: хоронить что ли, кого везут? Но для похоронного кортежа - слишком высокая скорость и не дудят. И не свадьба: мало машин и не видно цветов.
Пока я размышлял, машины поравнялись с остановкой. Из первой высунулась рука, как бы командуя другим остановиться. Я не успел сообразить, что к чему, как из первой человек, что сидел рядом с водителем, высунулся из окна и приветливо улыбаясь, спросил: "Куда едем, отец"? Его красивую улыбку не портил даже золотой зуб в углу рта. Да и что могло испортить такого красавца? На него хоть арестантскую робу одень - и она его не испортит. Кстати, говоривший не был как - то изысканно одет: куртка из тонкого вельвета, а когда он вышел из машины - оказалось, что на нем - брюки из мягкого материала, не требующие глажки или еженедельной стирки. Красивый цыган примерно сорока лет. И тут я рассмотрел, что и в других машинах сидели цыгане. Посчитать, с учетом японского микроавтобуса, их было не меньше двадцати человек. Ну, поскольку пункт моего назначения не был секретным, я назвал им райцентр. Цыган улыбнулся: так вашего автобуса сегодня не будет. Он стоит в Сосновке - у него полетел распредвал. Мы хотели ему помочь, но для "пазика" у нас запчастей нет. Так что садитесь, подбросим. Мы как раз через этот райцентр едем во Владимир. Заметив мое легкое замешательство, цыган сказал: "Да не бойтесь! Мы с вас ничего не возьмем. Видим же, что вы пенсионер, а для пенсионеров - проезд бесплатный". Тут и я решил вступить в разговор: "И не только пенсионер, а еще и инвалид". - "Нога, что ли"? - он кивнул на мою трость.. "Если бы только это... Все гораздо хуже... Да и нога - не в лучшей форме".... - попытался пошутить я. Мой неожиданный знакомый вдруг по -цыгански что - то крикнул в машину, на которой он ехал. Оттуда сразу же вылез молодой человек и пересел в микроавтобус.
Цыган тут еще раз удивил меня: "Вам удобно ехать на заднем сиденье, или нога не гнется"? - "Слава богу, еще гнется, но операции в недалеком будущем не избежать: сальники в коленном суставе пропускают..." Мой знакомый оценил шутку: "Да знаю я про эти "сальники" все: моему деду еще восемь лет назад на обеих ногах их поменяли. Теперь из серебра они у него... В Москве операцию делали"! И тут, же, понимая, что перед ним, возможно, один из тех, кого новая система приговорила к преждевременной смерти сверхнизкой пенсией, добавил: "Правда, из пластика тоже делают прокладки на коленных суставах...они значительно дешевле... И люди говорят, что работают они отлично".- "А как ваш дедушка? Жив? Здоров""? - "А что ему сделается! Он нам сказал, что до ста обязательно доживет". - "А сколько ему сейчас"? - " Да всего восемьдесят девять. Он у нас молодец! А ноги? - Так он с тростью, как и вы, ходит".
Мы сели в машину, мне уступили место с краю - чтобы далеко не лезть. И тут я увидел, насколько красива и удобна машина внутри: светлые тона обшивки, удобные кресла. Удобный щиток приборов. Я еще не разучился совсем читать по - английски и прочитал на щитке: "ровер". " Красивая у вас машина", - искренне похвалил я. Цыган повернулся ко мне: "Да многие как сумасшедшие гоняются за "мерседесами". А эта - чуть ли не вдвое дешевле и ничуть не хуже "мерседеса". Вот она у меня пять лет ходит, так не поверите я никуда еще в нее не залазил. Попросил одного знакомого механика посмотреть, так он удивился: говорит, что у машины все части ходовой - будто она вчера сошла с конвейера. "А чья это машина""? - спросил я. - " Английская. Они сделали ее на базе одной дорогой модели японской "тойоты", но кое - что добавили по - своему, английскому вкусу. Вот и получилась замечательная машина"! - мой новый знакомый гордо улыбнулся.
...Вскоре появилась деревня Хомутовка. Лежала она примерно в километре от главной дороги. Но напротив ее находились яблоневные сады, которые пока никто не охранял, поскольку даже "Антоновку" можно будет убирать только в начале сентября, а на дворе стоял июль.
Яблоневые сады стояли на берегу речки, она плавно огибала их и шла к деревне. Нам был виден небольшой мост через нее.
Машины остановились неподалеку от яблонь, а вся цветная масса народу двинулась к старой яблоне, большим шатром укрывавшая огромную поляну от июльского солнца. Тут же были вынесены из машин цветные скатерти и теплые одеяла - их, сложив вдвое, расстелили вокруг постеленных скатертей. Всеми весело командовал мой благодетель, и я уже знал, что зовут его чисто русским именем Яша.
Неподалеку от нас, метрах в пятидесяти - шестидесяти одинокий рыбак ловил свою удачу. Он сидел на перевернутом старом ведре, для пойманной рыбы рядом стояло небольшое полиэтиленовое ведерко - рыбак, видимо, хорошо знал, что здесь много рыбы не поймаешь, разве что кошке на обед. Можно было бы поехать на рыбалку на Рыбинское водохранилище, но для этого нужна собственная машина, судя по внешнему виду рыбака ее у него не было. Бедность видна издалека: на нем был старый солдатский бушлат, старая кепка, из под бушлата выглядывали брюки в полоску - такие были в продаже лет тридцать назад, на ногах старые резиновые сапоги, которых я не видел в продаже уже лет сто, да и все его рыбацкое хозяйство - полиэтиленовые пакеты, какие - то тряпки - все было занюханным тряпьем. Рыбак только один раз оглянулся на нас, как бы сожалея, что мы появились здесь и распугаем последнюю рыбу. Трудно было определить, сколько ему лет: к великому несчастью в русской деревне много пьют, причем, самогона, и это старит людей, глубокие морщины скрывают возраст: здесь ошибиться лет на пятнадцать - вполне возможно. Но по осанке было видно, что это - не пенсионер, а чуть позже я понял, что совсем не пенсионер.
Тем временем цыгане занимались, кто чем: одни выносили чашки и кастрюльки с едой, другие - тарелки, третьи ставили рюмки, а два молодых цыгана уже развели костер и принялись за приготовление чая. Не особенно властно, но все команды отдавал Яша - старший из мужчин. Женщины, видимо, были лишены права голоса, но не в том, азиатском смысле, когда женщины словно тени возятся за приготовлением стола, а если о чем - то и спрашивают главу семьи, то тихим и покорным голосом, чтобы никто не услышал. Цыганки же, наоборот, говорили очень громко, даже скорее кричали, накрывая "стол", но в дела мужчин не вмешивались.
Как только мы вышли из машин, Яша опять по - цыгански, сказал что - то одному из молодых парней, тот сразу же достал из микроавтобуса что - то типа киношного кофра, .положил на него подушечку и предложил мне сесть. "Наверное, походный трон цыганского барона", - подумал я.
Тем временем из машин вынесли все, что нужно, и после вскрытия разных пакетов, сумок, свертков в машинах был полный бедлам. Короче - живописный цыганский вид.
Но у табора возникла какая - то проблема, которую они быстро обсуждали на своем языке. Я понял, что надо ехать в деревню, но привести в порядок любую машину после такой выгрузки, было непростым делом: надо было либо все вытаскивать из них до конца, либо тщательно упаковывать. Никому этим заниматься было неохота, да и были сейчас, во время подготовки к обеду, у каждого свои обязанности.
Мужчины посовещались о чем - то, и молодой парень направился к рыбаку. Он сказал ему что - то, и рыбак встал и направился в нашу сторону. Когда он подошел совсем близко, к нему обратился Яша: "Вот что, мужик. Быстро слетай в деревню и принеси пять бутылок водки. Только пятидесятирублевое дерьмо не бери. Кстати, у вас в магазине самопальной водкой не торгуют"? Мужик отрицательно замотал головой: "Что вы. У нас народ честный". - "А водка хорошая у вас там есть"? - спросил Яша. "Конечно, - ответил мужик. - У нас же много бывает городских по выходным на дачах. Так что выбор - на любой вкус".
Яша достал две пятисотрублевых купюры: "Вот что: возьмешь только хорошую водку, такую, которая стоит не менее ста пятидесяти рублей. Понял"? Мужик кивнул головой. "Да, вот что еще, - Яша глянул на часы. - Если управишься за двадцать минут - получишь стакан водки. Если больше времени затратишь - то только полстакана. Задание понятно"? Мужик снова кивнул головой. Одна из цыганок дала ему хозяйственную сумку, а Яша вручил ему тысячу рублей ( почти моя месячная пенсия). И когда мужик уже повернулся, чтобы с места взять в карьер, Яша дал ему легкого пинка под зад.