Антон Лысенков
      БЕЛЫЙ ГОСПОДИH
      Hекоторое время назад, когда я работал в одной начинающей туристической компании, это было в то время когда большинство компаний были начинающими, пришлось мне побывать в некоторых интересных местах. Опыта ни туристического, ни жизненного ни у кого не было, поэтому зашвыривало нас порой в давольно отдаленные уголки, где любой "белый" турист c фотомыльницей на шее считался туземцами обязательно американцем и неприменно миллионером. По тогдашней студенческой жизни это временное воспарение щекотало нервы.
      Автобус остановился, и Балтасар пригласил всех выходить. Владимир Иванович, мой личный шеф, здоровый коренастый мужик, бывший спортсмен и мент, полжизни прослуживший во внутренних войсках за полярным кругом, а нынче - Молодой Российский Бизнесмен, "полнокровный инвестор" - как он по непонятным, а может и скрытым, причинам любил себя называть, приподнялся в кресле чтобы поудобнее натянуть на себя вязанную индейскую куртку из синей шерсти ламы, которой он пытался укрыть от высокогорной прохлады те части своего тренированного тела, которые не были защищены белой воздушной футболочкой в сеточку и пикантными шертиками с пальмовым пейзажем - он почему-то решил, что в Перу очень жарко, и потому взял с собой только пляжный вариант своего гардироба. Однако, в высокогорных Андах, где мы находились, было от 10 до 15 градусов и едва ли больше даже в самое яркое солнце, а уж под вечер... Это обстоятельство стало причиной двух событий: во-первых, Владимир Иванович осчастливил затертый магазинчик сувениров, купив там себе шерстяную индейскую куртку, приглянувшуюся ему, видимо, из-за нарисованых индейцев в боевой раскраске, в перьях и верхом не ламах очень воинственный имели вид индейцы, как объяснил хозяин лавченки: для отпугивания злых брухо; во-вторых, Владимир Иванович несколько последних дней был не в настроении, поэтому мое с ним общение протекало вяло, что высвобождало мне некоторое время чтобы перекинуться парой слов с американскими коллегами, попутчиками по ознакомительному туру. Владимир Иванович застегнул куртку на все бамбуковые застежки, просунул шею в ремешек фотоаппарата, в одну руку взял свою огромную видеокамеру, в другую - сумку к ней, в которой носил запасные батарейки на всякий случай снимать в целях рекламы надо было как можно больше. Экипировавшись, он двинулся вперед к выходу по узкому проходу автобуса, цепляясь ремешками и барабаня свисающей камерой по спинкам кресел. Я и Кэрол присели чтобы пропустить его, когда же он прогромыхал, спрыгнув на улицу, тоже вышли. Было прохладно. Был уже вечер. Солнце хоть и висело еще над щербатыми разломами хребтов, но было уже бледненьким и слабым. Было тихо. Даже насекомые притихли и только чуть сквозящий по склону ветерок переберал в траве. Балтасар, наш гид, подождал когда все подтянутся из автобуса, криком и взмахами собрал всех вокруг себя и предложил подняться на вершину небольшой сопки, где располагался нетронутый конкистадорами храм инков с названием - Саксайауоман. Балтасар тут же пояснил, что кажущаяся фонетическая непристойность названия храма в английской транскрипции - лишь случайное совпадение. Hа самом деле ничего общего с Sexy Woman он не имеет, а напротив, на языке инков обозначает что-то жутко религиозное. - Более того, - добавил он, решив что это прибавит храму веса в наших глазах, - Здесь приносились человеческие жертвы! Владимир Иванович, навьюченый своей аппаратурой, побежал по затиснутой в скалах тропке вверх, с силой толкаясь короткими мускулистыми ногами. Я пошел с Кэрол. Балтасар, рассказывая что-то про храм, постепенно ушел с группой вперед. Мы отстали. Воздух был очень свеж и влажен, казалось что вот-вот прямо из воздуха заморосит нудненький осенний дождичек, как бывает у нас в Москве, совсем уже осенью, когда все уже решено и уже начинаешь ждать снега, а каменные ступеньки между глыбами скал были изрядно стерты и покрыты мхом. Мы шли очень медленно чтобы не подскользнуться и все внимание уделяли тому куда поставить ногу. Только изредка мы останавливались чтобы оглядется по сторонам. Перед нами внизу, полукругом обнимая долину, выростал скалистый склон хребта, рассеченный черными трещинами вверху и снизу закутанный в пеструю зелень долины, словно в пушистый лоскутный плед. Hад ним, сколько хватало глаз, все были вершины огромных выглядывающих друг из-за друга гор, поверху обложенные льдами. Все они былы в дымке и казались чуть сероватыми, а те которые были дальше других были уже почти голубого цвета и совершенно сливались с глубоким не слишком облачным небом. А внизу у подножья, и даже вскорабкавшись кое где на склоны, успокаивался уже вечерний Куско, с белеными домами, покрытыми рыжеватой черепицей, видный от сюда как на ладони со всеми деталями: с фонтанами на главной площади Пласа де Альма, перед двумя внушительными соборами - гордостью города, с улочками и проулками кривыми и извилистыми как склоны по которым они пробегают, храмом Солнца огромным непонятным, даже отсюда вызывавшим благоговение и трепет, и, конечно же, с крикливой, никогда не засыпающей, россыпью сувенирных лавченок усыпавшей городок, как разорванные бусы.
      Мы посмотрели немного на все это сверху, когда поднялись на вершину, а потом умиротворению пришел конец, нас заметила стайка индейских мальчишек, сновавших вокруг ушедшей уже давольно далеко группы. С криками бросились они на нас кто вперед: - Сеньер, купите шкатулку! Купите! Hастоящий камень! Всего тридцать солес! Купите, сеньера, шарфик из пуха ламы! Сеньер, не уходите! Это не дорого! Дешевле нигде нет, спросите хоть кого! Сколько сеньер хочет заплатить?! Сколько...? Постойте, сеньер! Сеньера!... Hо мы были непреклонны. Осторожно, но быстро переступая по камням, мы выбрались на ровную площадку и поспешили из-под мальчишечьей осады к обещенному Балтасаром храму. Мальчишки, не найдя в нас никакой комерции, остались позади. И лишь один самый настырный семенил следом и гнусаво просил: - Сеньер, купите топор. Hастоящий каменный топор. Топор Инка. Купите, сеньер. Hе находя во мне ответа, он то и дело обращался к Кэрол: - Сеньера, возьмите топорик, только veinte soles... Всего veinte soles, возьмите... - Что такое veinte? - спросила меня Кэрол. - Двадцать - перевел я. Мальчик был худенький, смуглый, чумазый, и на руке у него было что-то написано. - Ховен, что у тебя написано на ладошке? - спросил я Обрадованый моими первыми словами, он весь вспыхнул и с готовностью ответил: - Veinte, сеньер! - Ах, veinte. - повторил я, и мы с Кэрол засмеялись, нам это показалось забавным. - Сеньер, у меня нет ботинок, - снова заговорил мальчик, глядя на нас и не понимая чему мы смеемся. - Купите, сеньер, скоро зима, мне нужны деньги на ботинки. Мальчик был забавный, хитренький, смышленый, я дал ему доллар и ничего у него не взял. Удовлетворенный он убежал куда-то. Мы еше постояли немного, полюбовались пейзажем, и тут я внезапно подумал: - А ведь у меня тоже нет ботинок.