И падал стакан…
      Слон точно угадал с юным Даниэлом Штефнером.
      Дядя Даниэла, глава ЦБ Австрии Михаэль Рознер сделал все, чтобы юноша был причастен к появлению евро не только в фантазиях разных высокопоставленных политиков Европы, но и в реальном измерении…
      — Мой юный друг! — вещал Слон молодому Штефнеру. — У вас однозначный талант, да и ремесло почти в руках. Но вы настолько молоды, что в ваших работах чувствуется эта молодость!..
      — Разве это плохо? — удивлялся молодой человек.
      — Видели ли вы двадцатилетних политиков во главе государства?
      — Нет, — признался Даниэл.
      Ну, и как вы думаете, допустят ли эти дяди, чтобы ответственные министры доверили столь юному молодому человеку создание общеевропейских денег?
      — В ваших словах есть правда, — признал Штефнер.
      Переводчик Алик Роверман был свидетелем, как всего за полтора года его босс потрясающе выучил немецкий язык
      Каждый день он боялся собственной отставки, но шло время, а он все проживал в хорошем номере берлинского „Интерконти“, делая для Слона лишь изредка маленькие дела.
      Слону Алик Роверман как переводчик был более не нужен, но был нужен на чужбине друг.
      Он договорился с Даниэлом Штефнсром, что дизайн будет его, Слона, а все остальное — производство и сопутствующие политические демонстрации будут отданы на откуп племяннику Михаэля Рознера.
      — Ну и какие-нибудь бумажные купюры сами сфантазируете. Например, испанские…
      Самое главное, дядя был в этом вопросе на стороне русского.
      Последнее, что убедило молодого Штефнера согласиться, это предложение русского быть родителем евро инкогнито, пусть все думают, что евро — дело рук Даниэла. Лишь одно просил Слон — несколько высших наград от стран — участниц Евросоюза. Пусть тоже инкогнито!
      — Это можно! — согласился глава австрийского Центробанка.
      Михаэль Рознер пытался подсчитать дивиденды в случае удачного исхода глобального проекта, но не смог. Таких цифр в мире денег не существовало.
      Шесть лет Слон не выезжал из Европы, трудясь на монетном дворе, созданном в секретном местечке Берлина специально для производства евро.
      Иногда он звонил домой, но всякий раз нарывался на истерику Кристины Егоровны, которая вопила через границы, что им есть нечего, что у Нинки скоро месячные начнугся, а у девчонки колготки с десяти лет не менялись…
      У Слона за дочь болела душа, как и за Кристину Егоровну. Впрочем, боли были не сильными, но достаточными для того, чтобы принять меры.
      Ближайшей страной, в которой не предполагалось вводить евро, была Швейцария.
      Слон прибыл в эпицентр нейтралитета с чемоданчиком Бориса Борисыча и на месяц закрылся в гостинице Цюриха, в номере которой произвел один миллион швейцарских франков. Один раз он это сделал за жизнь, заплатив за фальшивку долгой депрессией, смешанной с алкоголем.
      После окончания работы по созданию фальшивых франков Слон отправился на Федералплац, 12, где открыл номерной счет, заказав к нему две пластиковые карточки.
      Деньги, произведенные Слоном, не вызвали у банкиров никаких сомнений… Он ли сомневался…
      Вечером, перед утренним самолетом в Берлин, Слон встретил в холле гостиницы поддатого русского и быстро с ним сошелся характерами. Он живо интересовался у нового знакомого, как там в России, какие перемены?..
      Валера, так звали нового друга, на вопросы отвечал охотно, вливая в себя порцию за порцией виски.
      А потом Валера пригласил Слона к себе в номер, где показал новом другу картину Модильяни. Он плакал, глядя на холст, и все спрашивал Слона:
      — Почему она без глаз, Мамонт? Почему?
      Слон на „Мамонта“ не обижался, все равно ответа на вопрос не знал, плакать ему не хотелось, а потому он распрощался с соотечественником, получив от того на прощание визитную карточку, на которой утверждалось, что Валера — руководитель группы компаний „Гамма“.
      Слон ничего не знал про „Гамму“…
      Из Швейцарии Слон выслал Кристине Егоровне депозитную карточку VISA, а по телефону разъяснил супруге, как пользоваться пластиком.
      — Вам этих денег надолго хватит, — пояснил он.
      — Ты вернешься? — роняя слезы на грязный московский иол, взывала Кристина Егоровна.
      — Конечно, — воодушевленно отвечал Слон. — Ведь вы — моя семья!
      — Мы тебя тоже любим, — услышал он голос почти взрослой Нинки и сам чуть не расплакался…
      Вторую карточку Слон отправил в Запорожье матери. Он никак не мог дозвониться ей, чтобы объяснить, как пользоваться пластиковыми деньгами.
      Через месяц он получил письмо от соседей, в котором сообщалось, что его мать умерла. Она долго страдала перед смертью в недавно открытом итальянцами хосписе и была похоронена на деньги собеса… В письме также была возвращена карточка VISA.
      Смерть матери была столь неожиданной для Слона, так мощно он переживал ее внезапный уход за государственные деньги, что даже сходил впервые в жизни в церковь, где вдоволь поплакал.
      А потом они трудились с молодым Штефнером, как лошади.
      Дядя Даниэла постарался сделать общеевропейский пиар своему племяннику, и надо отметить, это ему удалось прекрасно. Вскоре после начала проекта вся Европа узнала, что будет вскоре пользоваться деньгами, изобретенными и произведенными молодым человеком двадцати лет.
      Сие не было совсем правдой, так как проект продлился почти десять лет, прежде чем первые еврики были утверждены быть в ближайшие годы посредниками между обменом товарами. Но к этому времени Даниэлу Штефнеру исполнился тридцать один год, а работа была лишь в самом начале.
      — Ты должен понимать, — втолковывал Слон партнеру. — Этот проект — одноразовый! Более такого в жизни не случится! На нашем веку никакие страны не объединятся в другой экономический блок! Нам повезло так, как никому из мира художников и граверов не повезет никогда!
      Штефнер все прекрасно понимал сам. Макеты были сделаны, а потому он все чаще стал выказывать Слону недовольство за дурацкие нравоучения. Даниэл был готов к самостоятельной жизни, а потому мучил престарелого дядю уговорами кинуть русского в конце дороги. Михаэль Рознер был человеком старой школы и воспитания, а потому, когда Слона отставили от дела, глава Центробанка Австрии, уже заработавший на производстве евро более ста миллионов, в прощальном разговоре передал Слону чек на пять миллионов долларов.
      — Вот негодяй! — сокрушался Слон предательству.
      — Все хорошо! — успокаивал русского партнера дядя. — Ведь все так и было договорено! Вы — инкогнито!
      — А высшие награды? — вскинулся Слон.
      На следующей неделе вы посетите ряд посольств европейских стран! Наши договоренности будут соблюдены в точности…
      И действительно, через пять дней на груди Слона сверкали высшие награды Франции, Италии и Германии.
      Вручения наград были обставлены так скромно, как будто награждали самого засекреченного разведчика.
      Посол Франции не удержался и спросил, что за такая интересная награда у Слона на лацкане рядом с орденом Почетного Легиона?
      — Орден Двуречья! — с гордостью пояснил Слон. — Высшая награда Ирака!
      Посол был крайне удивлен и все гадал потом — кто этот русский, удостоенный высших европейских наград, да еще и иракским орденом в придачу?.. Сам посол был знаком только с двумя русскими, столь же титулованными, — великими Ростроповичем и Башметом. Но даже у тех не было иракской награды.
      „Who is mister Slonov?“ (Кто есть мистер Слонов? (англ.)) — спрашивал он себя.
      До самой смерти он так и не нашел ответа на этот вопрос.
      — Полетели домой! — позвал Слон Алика Ровермана, набрав его номер телефона.
      — Куда домой? — не понял бывший переводчик.
      — Куда-куда! В Россию! Чужбина — ад, Отечество — рай!
      — Так я… — замялся Алик. — Так у меня немецкое гражданство как пять лет…
      — Какая разница! — посмеялся Слон. — Полетишь немцем!
      — У меня здесь Марик в подготовительную школу ходит!
      — Какой Марик?! В какую школу?!
      — И Марочка беременная на шестом месяце!
      Слон ничего не понимал.
      Алик, ты чего это?.. Не понимаю. Что говоришь-то?!
      Ну так десять лет прошло… Я здесь прижился…
      До Слона дошло.
      — Сколько же мы с тобою не виделись, Алик?
      — Так лет восемь уже…
      Слон несколько минут молчал в трубку. Потом спросил:
      — У тебя все хорошо, Алик?
      — Спасибо, все хорошо!
      — А с деньгами?
      — Здесь сейчас много туристов… Я и с олигархами работал переводчиком! Знаете Березовского?.. А Ханова?.. С Крановым пришлось… Хамский человек!.. С Авеном Петром…
      Он еще про много чего щебетал незначащего, а Слон всеми мыслями, всем существом своим был уже в России…
      Внезапно гравер подумал, что просрал жизнь…
      — Прощай, Алик!
      — Прощайте, господин Слонов!
      Его арестовали на границе.
      Русские пограничники самые злые пограничники в мире. Злее только белорусские. И те, и другие высочайшие профессионалы. Мимо них и мышь с недозволенным не проскочит!
      Не проскочил и Слон.
      Прапорщик Тюрина, женщина, тратящая большую часть зарплаты на то, чтобы из жгучей брюнетки превратиться в блондинку, приняла паспорт Слона обыденно. Но уже через секунду ее острый глаз обнаружил, что паспорт просрочен на не- сколько лет и принадлежит еще Советскому Союзу, который остался в истории. А вот гражданин той, принадлежащей истории, страны явился вдруг не запылился.
      — Чагой-то вы? — спросила.
      — Да вот, так, — ответил Слон.
      — А в консульстве в Берлине чего паспорт не поменяли?
      Слон с улыбкой пожал плечами. Мол, вот такой вот я растеряха.
      — Простите меня, — попросил он.
      — Так вы что, из Запорожья? — почему-то вскричала прапорщик Тюрина.
      — Из Запорожья, — подтвердил Слон.
      — Так это другая страна!
      — И что?
      — Во, хохлы, обнаглели!
      Прапорщик Тюрина заблокировала Слону выход и нажала на тревожную кнопку.
      Далее Слон почти сутки находился в отделении милиции аэропорта Шереметьево. У него забрали все наличные доллары, как сказали, „на хранение“, пару раз дали за что-то по почкам. Позже пояснили, что за подделанные визы.
      Менты забыли отобрать мобильный телефон.
      Он набрал номер друга.
      — Это я, — сказал.
      — Слоняра! — обрадовался Кран. — Ты где, дружище?
      — Меня арестовали в Шереметьево.
      — Как арестовали! За что? Моего друга арестовали!!!
      — Что-то с документами…
      — Да я сейчас Божайло жопу порву!!!
      На этом месте менты и телефон отобрали. На сей раз попробовали на прочность печень.
      Печень у мужика оказалась крепкой.
      Уже через семь минут камеру собственноручно открыл начальник службы безопасности аэропорта. Довольно мило улыбаясь, он просил извинить за некомпетентность своих сотрудников, обещал принять меры и пригласить господина Слонова проинспектировать эти принятые меры.
      — Кофе? — предложил.
      — Пусть милиционеры деньги отдадут и телефон.
      Начальник СБ аэропорта рявкнул так, что сотрясло весь аэропорт.
      Менты отдали только мобильник, бабки зажали. После, когда закруглились с крутым, поделились долларами с начальником СБ.
      Кран встречал друга на „шестисотом“ бронированном.
      Они минут двадцать обнимались и повизгивали от счастья, как будто детьми были. Даже автоматчики из сопровождения смущенно улыбались и отводили в сторону глаза.
      А потом они пропьянствовали целую неделю, не вылезая из бардаков, кугя в казино, нарушая общественный порядок разбитной Москвы.
      Вместе с ними разделял все их игры некий парень, которого Кран звал Пловцом.
      — Кто это? — поинтересовался Слон.
      — Бывший муж моей жены! — ответил друг.
      А через месяц случился август 1998 года.
      Пловца прогнали, а Слон сам отошел в сторону, давая возможность Крану прийти в себя. Как раз в это время он и вспомнил о Кристине Егоровне. А также захотел увидеть дочь свою Нинку.
      Встреча была столь бурной и радостной, как будто Слон был примерным отцом и семьянином, вернувшимся из длительной командировки.
      Четырнадцатилетняя Нинка выросла невероятной красавицей и все обнимала объявившегося отца, а Слон от этих объятий содрогался, как от ласк взрослой женщины. Осекал себя с трудностями.
      Кристина Егоровна не помолодела, но следила за собой благодаря карточке VISA… Потихонечку наладилась семейная жизнь…
      А потом Слона приняли органы безопасности. По-серьезному приняли. На целых три года.
      Разрабатывал Слонова подполковник ФСБ Окладов, человек с бескровным лицом, похожий на вампира и очень желающий отличиться.
      — Предатель? — предъявил он на первом допросе. — Америкосам продал?
      — Сам ты мудак! — ответил Слон запросто.
      Окладов от отповеди и вовсе стал походить на стеаринового человека. Но форс держал. Сын кадрового гэбиста, он был умен, имел чутье и промахов не знал.
      — Визы в паспорте поддельные?
      — Согласен.
      — Зачем?
      — Мир хотел посмотреть.
      Окладов маленькими глоточками наслаждался пахучим кофе, тогда как Слон сугки воды не пил. Водопроводный кран в камере пересох, казалось, еще в прошлом веке.
      — Посмотрел?
      — Посмотрел.
      — Ты же „стали и сплавов“ заканчивал?
      — Техникум.
      — А теперь америкосы по нашим технологиям свои шаттлы строят для полетов в бесконечность!
      — Молодцы! Хоть кто-то что-то строит по нашим технологиям!
      — Ну, вот, — откинулся на спинку стула Окладов. На его пергаментной физиономии проявилось удовлетворение. — И за что ты их любишь? Мы же им холодную войну проиграли! Страну профу-фу!
      — Вот и хорошо! — облизал потрескавшиеся губы Слон. — Слава Богу, что проиграли. Выиграли бы — горячую войну начали. Мы ж народ неуемный… А с той страной… Да хер с ней, с той страной!.. Не было ее ранее, при бабке моей, так и при детях моих не надо! Бабка моя довольна была!
      — Так, значит, ты идейный предатель? — вывел заключение подполковник Окладов.
      — Ну чуть что-то, я и предатель? — поинтересовался Слон. Он был настолько спокоен, и именно спокоен, а не делал виды, что Окладов начинал нервничать.
      — За что у нас простому технарю присваивают орден Почетного Легиона?
      — Ах, вот оно что! — понял Слон, откуда ноги растут. — Ну, конечно же, орденами награждают только за продажу ядерных технологий!
      — Поподробнее…
      — Ну, дебил!
      — У меня два высших, — проинформировал Окладов. Губы его обескровились до конца и слились с бледной кожей. — Ты — недоумок! Срок тебе до пожизненного!
      — Ты знаешь, ученый перец, у меня помимо Легиона есть еще и Шевалье, и орден Двуречья!.. Это у меня, у недоучки!.. А у тебя, поди, и „Спасения на водах“ нет! Или я не прав?
      — Значит, идейный, — уверовал Окладов.
      — Пиши — идейный! — согласился Слон.
      — Чего ж мать твоя в хосписе хохляцком сгнила? Тоже за идею?
      Здесь Слон выдержать не мог. Он так неожиданно и сильно ударил Окладова по физиономии, что сломал ему нос и челюсть одновременно. Содержалась еще могучая сила в его груди.
      Что самое интересное, из носа подполковника не вытекло и капли крови единой. Он просто откинулся со стула и пребывал без сознания…
      Больше Слонова никто не вызывал. Целый месяц его били, а потом законсервировали в следственном изоляторе ФСБ.
      В первый год даже гулять не выводили.
      На второй сменились надзиратели. Самый молодой как-то глянул в глазок и увидал на стене огромную нарисованную стодолларовую купюру. Если бы не размеры, то один в один!
      А потом его Слон завербовал. Долго искушал рассказами, что сидит за фальшивомонетничество, что его деньги ни один банк мира не смог просечь. Что, мол, его выпускают тогда, когда нужно денежную диверсию в мире осуществить.
      — Ты сходи домой ко мне да попроси Кристи ну Егоровну, чтобы чемоданчик тебе выдала, — инструктировал Слон вертухая. — Да не новый бери, а старый, Борис Борисыча. Я в записке на пишу… Я тебе в неделю косарь рисовать стану, тысчонку по-простому… Ну, а ты мне радиоприемничек портативный, покушать там чего сладенького…
      Молодой вертухай соблазна не выдержал и через полгода купил себе иномарку, неразумный. На том и спалился… В камере Слона, как и во всех остальных, имелось скрытое видеонаблюдение, и микрофоны даже в унитазе прятались.
      Слон в свободное от работы по долларам время повторил для собственного утешения и радости свою первую в жизни работу — сделал пять металлических рублей — старых, советских, с гербом, по памяти…
      Ел и пил в камере неплохо, на третий год даже телевизор поставили. Начальник следственного изолятора ФСБ глядел в монитор видеонаблюдения и истинно наслаждался работой художника.
      — Гений! — восторгался. — Кудесник!
      Начальник воистину искренне любил сидельца, так как за три года поднялся на полтораста тысяч баксов, да и реалити-шоу смотрел с удовольствием. Сажал на просмотр и сыновей своих, чтобы овладевали искусством, но взросшее семя его оказалось бездарным на тонкую работу. Даже деревянный не смогли нарисовать!.. Начальник следственного изолятора попереживал горестно целый квартал, да и определил сыновей в вертухаи.
      — Династия! — возвестил он.
      В самом конце третьего года сидения, в июле месяце, в камеру к Слону подсадили некоего субъекта.
      Наседка, подумал Слон.
      — Карл, — представился новичок.
      — Украл коралл, — вспомнил старый зек.
      — Значит, политический! — радостно определил субъект и оскалил рот с многочисленными зубами.
      — Политический.
      — Фальшивомонетчик.
      — Тебя чего сюда, убогий? — поинтересовался Слон.
      Карл улыбнулся и облизал губы на манер собаки.
      — Да на тебя посмотреть, — ответил, чавкнув.
      — Представься как положено тогда! — заявил Слон. — Здесь тебе не бардак, а тюрьма. Какого звания?
      — Я-то… — Карл задумался. — Я… Я- универсал.
      — Беспредельный, что ли?
      — Абсолютно.
      — Таких не люблю. Будешь надоедать — покалечу.
      — Да нет, — уверил соседа Карл. — Я здесь ненадолго.
      — Я тоже… Третий год кончается…
      — Скучно?
      — Привык.
      — А без баб?
      — А мне и на воле бабы были по барабану! Есть — хорошо, нет — и так нормально! Дело — главное!
      — И чего ты так всякие цацки любишь? — вдруг задал вопрос Карл. — Зачем тебе ордена?
      — Ну вот, — расстроился Слон. — Я так и думал, что ты наседка!
      Он не торопясь встал, собираясь бить подсадного.
      — Не советую, — предупредил Карл. На его поросшем рыжими бакенбардами лице сияла улыбка.
      Слон совету не внял, а размахнулся от души да послал пудовый кулак в цель. Такой удар мог пробить стену, но Карл каким-то образом, выказывая невероятную ловкость, от удара уклонился да успел при этом перехватить летящий снаряд. Затем кисть руки Слона оказалась в положении излома. Чуть-чуть надави, и сломается.
      — Твои руки — твой хлеб! — объяснил Карл. — Больше не будешь нарываться?
      — Все понял.
      Начальник следственного изолятора просто кайф словил от просмотренного. Он даже стал подумывать, не продать ли пленки на телевизор, там любят такое. Он еще не знал, что через два дня будет уволен с занимаемой должности за побег из изолятора заключенного, потом попадет под суд и будет отправлен в колонию „Зяблик“, что под Сургутом. А там над ним будут особенно издеваться. Но не заключенные, а коллега — некто начлагеря Рогов, наделавший в женской душевой дырок, как в дуршлаге, да только напрасно. Кто-то наверху нарыл непорядок, что как это так — общая зона! Со сталинских времен такого нету. Зоны разделили, и теперь в женской душевой мылись уголовные мужики, да все дивились дыркам в стенах. Просили начлагеря устранить, чтобы петухи не зырили. Рогов с ностальгической грустью согласился… Но пока начальник следственного изолятора ФСБ попивал водочку под хорошую закусочку и зырил в монитор…
      Весь вечер после стычки Слон молчал.
      И Карл молчал.
      В эту ночь Карл впервые задумался о собственном предназначении. Глупо, конечно, но…
      Долго эта рефлексия не продлилась, так как у Карла вовсе не было предназначения. Он был сам предназначением, был волен определять чужое и составлять космический пазл для собственного развлечения.
      — Ты знаешь, кто я? — неожиданно спросил Карл в ночи.
      — Говно, — отозвался Слон.
      — Я — демон…
      — Смешное погонялово.
      — Это не погонялово.
      — А что?
      — Суть.
      — Если так, то у нас каждый второй демон… Убийца ты, что ли?
      — Там где суть, убийство неважно.
      — А что важно? — Слон хотел спать, и дурацкий разговор его раздражал. Но кисть руки болела, давая понять, что лучше силу уважать. Тюремная наука.
      — Ничего не важно.
      — Ну, тогда давай спать.
      Карл не умел спать, а потому переместился на ночное время суток в клуб „Лето“, в туалете которого угощал молоденьких девок кокаином. Девки нюхали порошок с удовольствием и предлагали щедрому дядечке сексуальные услуги. Карл не отнекивался, а воспользовался всеми предложениями. Оттянувшись славно, он под утро вернулся в камеру следственного изолятора ФСБ полный сил.
      Позавтракали. Слон беседовать не хотел. Ел кашу молча. Сплевывал мелкие камешки.
      — Странно, как у вас все здесь… — вдруг произнес Карл, казалось, не к месту.
      — Тюрьма как тюрьма, — ответил Слон.
      — Чего хотите — сами не знаете. Жизнь ваша — миг! И ту на ерунду тратите!
      — Сам ты — ерунда!
      — Не огрызайся! — Карл находился в милом расположении духа. — А в пространствах все завязано. Все петелька — крючочек… Сделал одну дурость, всё знай — логика придет в конце! Во всем нелогичном — всегда логический конец!
      — Ты чего с утра философию? Плохо опорожнился?
      — А потому что вечером у меня времени не будет! Уйду я до вечера!..
      — Так ты довести меня хочешь до вечера? Это твой логический конец?
      — Ты знаешь, что Нинка твоя анашу курит? Слон сжал кулаки и сощурил глаза.
      — А ты откуда про Нинку знаешь?
      — Я много знаю…
      — Экстрасенс?
      — Я — кварк.
      — Чего?
      — Я — гипотетическая частица. Весь мир состоит из меня.
      Слон не выдержал.
      — Честно тебе скажу, бля, затрахал! Я что, бля, пожрать нормально не могу?!! Или это новая фээсбэшная фигня…
      — Ты меня тоже затрахал, — вдруг разозлился Карл. — Я ему — откровение, а он… Нет, в этом мире вес дегенераты!.. Я тебе все-таки руку сломаю!
      — Ну, сломай! Сломай, только мозг не трахай!
      Карл в принципе не мог злиться, так как не имел чувств. В своей системе координат он только мог их прогнозировать, предполагать и имитировать. Сейчас он решал, ломать руку сокамернику или нет. Злиться или оставаться спокойным.
      И руку ломать не стал, и злиться счел неразумным.
      — Ладно, — сказал Карл. — Надоел ты мне! Все мне надоело у вас! Буду валить!
      — Давай-давай! — поддержал Слон. — Ты в каком звании? Капитан?..
      — На прощание скажу: в 2021 году внуки твои продадут все заработанные тобой ордена еще до того, как ты умрешь! Никто так и не узнаег, что иракские деньги — твоя работа и что вся Европа ежесекундно будет сжимать в потных ладонях тобою произведенные шедевры. Ты проживешь долго, но умрешь в бесславии. Похоронят тебя в Дедовске, на маленьком кладбище. Дочь лишь раз навестит твою могилу…
      — А Нинка? — неожиданно для себя спросил Слон.
      — Не надо ждать от своих отпрысков слишком многого… Но до смерти ты увидишь еще слишком много горя. Чужого горя, которое произойдет с твоими друзьями и близкими… Это будет и твоим горем.
      Слон сам не понял, как такое произошло. Словно затмение приключилось с его мозгом, будто в голове свет отключили.
      Он огрел Карла металлическим стулом по башке и тотчас понял, что тот умер.
      Крови не было, просто в глазах у Карла погасло.
      Слон перетащил мертвое тело на кровать, затем порыскал за парашей, откуда вытащил полиэтиленовый мешочек. Высыпал из него на ладонь металлические рубли, сделанные для собственной радости.
      Тяжелые, он их уложил по одному на каждый глаз Карла. Подумал несколько и приспособил третий Карлу на лоб. Два оставшихся спрятал обратно.
      — Пророк херов! — сопроводил действие словами.
      Сел за стол, спиной к шконке с мертвецом, доел хлеб. Подумал, что теперь в тюрьме навсегда…
      Начальник изолятора сидел перед монитором с открытым ртом.
      Такие кадры — несомненная удача! Теперь надо будет поставить финал. Группа спецназа захватывает убийцу!
      Начальник отдал по селектору нужный приказ и приготовился смотреть апофеоз постановки.
      Далее ему пришлось увидеть то, что заставило его потом месяц просидеть на транквилизаторах.
      Как оказалось, Карл не умер, пришел в себя, встал со шконки и подошел со спины к Слонову. Он обхватил его горло могучими руками и принялся душить. Начальник уже созерцал вываливающийся язык фальшивомонетчика, но на ЧП подоспел спецназ.
      Здесь-то произошло самое фантасмагорическое.
      Карл отпустил горло Слонова и под дулами автоматов растворился в пространстве, проговорив при этом:
      — Валю!
      „Это — „Оскар“! — подумал начальник изолятора ФСБ. — За документальное кино…“
      Но через два дня произошло то, на что вовсе не рассчитывал тюремный руководитель. Его отстранили от занимаемой должности в связи с побегом особо важного заключенного.
      Полковник Окладов, потирая челюсть, сообщил начальнику следственного изолятора, чтобы тот готовился к судебному процессу.
      — К закрытому, — пояснил.
      Дело было предано узкой огласке, после чего выяснилось, что в следственном изоляторе ФСБ три года без суда и следствия находится некто гражданин Слонов, неизвестно за что привлеченный… Интересно, что полковнику Окладову удалось отстраниться от нехорошего происшествия. Также выяснилось, что Слонов имеет несколько высших орденов разных стран, у которых с Россией дружеские отношения.