Осколки несуществующего.
      Иласэ моргнула, возвращаясь к реальности. Она лежала на боку, на мокрой земле, с голой грудью, юбка задрана почти до талии. Ее овевал прохладный ветер, откуда-то доносилось негромкое чириканье. Мир был спокоен, тих, нереален.
      Иласэ медленно села, одернула юбку, чувствуя легкую тошноту и, вместе с тем, странную безмятежность. Логика подсказала, что у нее шок - невозможно остаться настолько спокойной после всего, что случилось. А если нет, то дела еще хуже, чем она думала: было бы печально сойти сейчас с ума. Попыталась неуклюжими пальцами застегнуть рубашку, но поняла, что все пуговицы на месте, потянула вниз. Ладонь скользнула по груди, влажной от слюны.
      Иласэ отдернула руку и уставилась на ладонь в ужасе и отвращение, потом торопливо вытерла пальцы о юбку.
      У нее не получилось оттолкнуть его.
      Она оказалась слишком слабой, глупой, бесполезной…
      Иласэ думала, что сейчас заплачет, ей хотелось плакать. Глаза жгло, но они оставались сухими.
      Но отчаянье быстро переродилось в ярость, темную и грязную, как озеро, выплюнувшее виверну.
      Она провалила один из самых главных жизненных экзаменов. Но этого не повторится! Никогда больше она не будет такой слабой. Никогда.
      Иласэ нашла в себе силы встать на ноги. Движения, поначалу медленные, стали расчетливо-экономными. Она отыскала кинжал, валявшийся в нескольких футах от нее, подняла его, ощутив привычный наплыв магической энергии.
      - Где ты была? - спросил он.
      Иласэ мертво улыбнулась и объяснила клинку, что от него требовалось.
      - Я сделаю то, что ты хочешь, - с готовностью согласился он…
      Для Иласэ Аллеманд все в мире четко делилось на черное и белое.
      Высокая красивая девушка стояла перед вделанным в стену зеркалом, аккуратными легкими штрихами заканчивая наносить блестки теней на веки. Ее и без того великолепные зеленые глаза засияли от этого еще ярче.
      - Жаль, что ты не хочешь поехать вместе с нами на свадьбу Арира, - проговорила она, обращаясь к приемной сестре, играющей с веером. Та вздохнула, аккуратно закрыла изящную вещичку:
      - Я бы с радостью, Ника, но у меня завтра первые экзамены.
      Ника покачала головой, лукаво глядя на отражение Иласэ в зеркале:
      - А еще некто, чье имя начинается с буквы Р, пригласил тебя после экзаменов на пикник.
      Щеки Иласэ смущенно вспыхнули:
      - И вовсе не он, а Ильмар!
      - Смотри у меня! - Ника шутливо погрозила ей пальцем. Потом подошла и поцеловала сестру в румяную щечку:
      - Тогда увидимся через пару дней.
      - Расскажешь мне потом, как там, на южной границе, - Иласэ засмеялась, - А то Кэрик все время хвалится, что такую красоту невозможно представить.
      Добро и зло.
      Бледное лицо Ильмара, избегающего смотреть ей в глаза; Ролан, уставившийся в землю.
      - Сходи к Старшему магистру, Иласэ, - мягко говорит Лилит Кэйрос, глядя на нее со странной жалостью, - он должен тебе что-то сообщить.
      Сочувствие в мудрых синих глазах:
      - Мне очень жаль, девочка моя, но вчера южная граница подверглась нападению кочевников. Все, кто был на свадьбе, погибли.
      - Ника?
      - И она тоже.
      - Я…могу увидеть их…в последний раз?
      Коричневая от возраста ладонь Магистра осторожно накрывает ее дрожащие пальцы:
      - Тел не осталось, кочевники сожгли их.
      - Но как это случилось? - шепчет Иласэ, - почему они не смогли защититься?
      Магистр грустно качает головой:
      - Вряд ли мы это когда-то узнаем.
      Всех детей местных уроженцев со способностями к магии забирают у родителей и отдают в семьи тех Светлых, которые уже несколько поколений являются магами. Но не в семьи потомков Первых.
      По большому счету, это мудро. Потомки Первых и местные не могут иметь общих детей, так пусть каждый общается в своей собственной среде. Это не помешает им всем оставаться Светлыми.
      Иласэ попала в одну из таких семей. Отец был магом в третьем поколении, мать - во втором. У них был только один собственный ребенок, девочка, на полгода младше Иласэ. По странному капризу природы, магии она была лишена напрочь.
      Отношения с приемными родителями у Иласэ не сложились, они так и остались друг другу чужими, но Ника стала ей не только сестрой, но и лучшей подругой. Жаль, что она не могла учиться магии.
      Но теперь это было неважно, теперь они все были мертвы, так же, как еще больше полусотни магов. И среди погибших не оказалось ни одного потомка Первых.
      Она там, на пепелище, где красивые дома за несколько часов превратились в страшные обугленные остовы. А людям, чтобы умереть, потребовалось еще меньше времени. От Ники - только кулон с синим дельфином. Странно, но лазурь рисунка не потрескалась, серебро не почернело… словно пламя, поглотившее людей и здания, было магическим, ведь магия не действует на серебро.
      - Это невозможно, Иласэ, - мягко, но твердо говорит ей Лилит, когда она делится своими подозрениями. Но что-то на секунду мелькает в глазах матери Кэйросов, что-то странное.
      Глумливые ухмылки Темных:
      - Как символично - местные дикари убивают местных же выродков! Если так пойдет и дальше, для нас не останется никакой работы.
      Да, ее мир был черно-белым, в котором жили хорошие и плохие люди. Себя она всегда считала хорошим человеком. А хорошие люди не ненавидят других людей, они верят, что в каждом есть врожденное добро, что никто не должен умирать. Что никто…
      Я оттрахал этих сук,
      не является
      прежде,
      действительно злым.
      чем убить…
      Даже Повелитель Темных
      Трупы детей,
      и Братство Хаоса.
      лежащие перед сгоревшим домом, с выколотыми глазами…
      Возвращение с границы. Руки Ролана обнимают ее, душа - жгучая масса ненависти, там, где внутри что-то сломалось. Но лицо Иласэ спокойно и безмятежно в то время, как она представляет, что бы сделала с людьми, убившими ее сестру. Сделала бы без сомнений, не колеблясь.
      - Они нашли убийц! - это Ролан, он одновременно рад, но и тревожится за нее.
      - И…? - она ждет продолжения.
      - Рыцари убили всех, всех, кто участвовал в набеге! Чтобы никто больше не посмел совершить такое!
      Иласэ кивает - всех… Она кивает, потому что некоторые люди заслуживают смерти. Она не поднимала в этот раз меч и не бросала убийственное заклятие, но она согласна с приговором, приведенным в исполнение другими.
      Именно тогда, научившись ненавидеть, Иласэ Аллеманд почти потеряла способность прикасаться к единорогу.
      Со стороны могло показаться, что Иласэ быстро отошла от своей трагедии; она вновь часто улыбалась, смеялась шуткам, помогала друзьям придумывать каверзы. Ролан и остальные успокоились, и только Ильмар, порой, смотрел на нее с сомнением, словно подозревал что-то.
      Конечно, он не мог знать, что по ночам она учила запретную магию, не только Темные ветви обычных наук, но и магию Крови, и даже магию Врат. Учила, потому что поклялась себе не стать следующей жертвой.
      Как она была глупа, поверив, что Дарен Тартис являлся чем-то большим, чем просто хищник! Как она могла быть такой дурой? Или одного урока ей оказалось недостаточно?
      Еще этим утром она доверяла ему. Она была так уверена в нем.
      С самого начала их путешествия Тартис вел себя с ней ужасно, но и в Ордене он был таким. И она обращала больше внимания на проблески другой личности, в том, как он смеялся, как порой смущался или забавно злился. И он был умен, хотя Иласэ и заявляла много раз обратное. Умен не книжной начитанностью, а умением поворачивать события себе на пользу и извлекать из них выгоду. Умением видеть возможность и использовать ее.
      В тот вечер, когда, разозлившись, Дарен все равно не смог ее ударить, Иласэ осознала: его поведение было по большей части игрой. Притворством. Он постоянно напоминал себе, что должен мучить ее.
      Когда Иласэ поняла его секрет и начала дразнить, он кричал на нее, и бил себя в грудь, и чуть ли не выдирал волосы от отчаянья, но ни разу ни ударил ее.
      Как она радовалась этому.
      Может, Дарен Тартис не такой уж плохой? Может, она поможет ему измениться, поможет отказаться от его извращенного взгляда на мир? Если да, то даже это ужасное путешествие по дикому лесу окажется не столь бессмысленным.
      Почему ты такая хорошенькая?
      И хотя она повторяла себе много раз, что эти слова ей безразличны, в душе часто вспоминала их, чуть краснея от смущения и странного теплого ощущения где-то внизу живота.
      Что, если он и впрямь так думал?
      В Ордене она никогда не обращала на него внимания, не замечала его. Тартис был ей менее интересен, чем никчемное насекомое. Здесь она увидела его словно впервые.
      Оказалось, он красив. Лицо с тонкими аристократическими чертами, безукоризненная кожа, густые белые волосы - много раз ей нестерпимо хотелось узнать, какие они на ощупь. Даже новые шрамы, на лбу и щеке, не портили его. Иласэ в душе надеялась, что он не будет их убирать. И его серые глаза, с темным ободком по радужной оболочке, выделялись на бледном лице, как два драгоценных камня.
      И иногда, когда Дарен касался ее, она с непривычной ясностью ощущала свою женскую суть.
      И иногда она думала: «А что, если…»
      И ее гнев и ненависть к нему были сейчас порождены, более всего, убийством этого зарождавшегося чувства, этих неявных возможностей. Потому что весь этот свет Тартис превратил в нечто отвратительное и тошнотворное. Он заставил ее чувствовать себя грязной. Он предал ее.
      Но сейчас это было неважно. Никакие чувства, ничто хорошее, что она видела в нем.
      Потому что человек всегда сам выбирает, кем и чем он хочет быть, и Дарен Тартис этот выбор сделал.

      Шипы нежной розы.
      Секунды тянулись, как часы, пока Иласэ сидела, притаившись, в кустах, и ждала его возвращения. Каждый собственный вздох казался громовым раскатом, ей становилось то жарко, то холодно. На одну руку она намотала самодельную петлю, сделанную из отрезанной от плаща полосы, в другой был кинжал. Иласэ знала, как Тартис опасен, знала, что он сильнее и быстрее ее. Если Темный заметит хоть проблеск возможности справиться с ней, он этим воспользуется.
      А потом Тартис вышел с противоположной стороны, и Иласэ увидела его лицо, эти красивые черты в маске недоумения. Он казался таким юным, таким безобидным… Ее гнев вернулся с новой силой.
      Теперь он стоял к ней спиной. Иласэ выпрямилась. Не сознавая своих действий, подняла с земли толстую палку. Она не вспомнила о том, что нужно двигаться бесшумно, но, каким-то образом, Тартис не услышал ее.
      Она ударила его по затылку со всей силы, и он зашатался, потом по спине… До этого мгновения Иласэ и не сознавала, что у нее был план.
      Тартис закричал, падая, и она оказалась сверху, затягивая на шее Темного петлю; он захрипел, и она прижала обнаженное лезвие к его горлу. Кинжал был в восторге, умолял нанести удар, чтоб он смог напиться крови.
      Иласэ не слушала.
      Светлая наклонилась, заглянув в широко распахнутые растерянные глаза Тартиса, и прошипела:
      - Ты мертвец.
      Темный застыл, глядя на нее со страхом и изумлением, и что-то внутри нее взвыло в триумфе. Она хотела, чтобы он испытывал ужас. Она хотела причинить ему боль.
      Его губы дрогнули:
      - Иласэ?
      Тартис шевельнулся, пытаясь подняться на локтях, и Иласэ запаниковала. Она дернула веревку, затягивая петлю, и Темный захрипел, его руки метнулись к горлу, пытаясь ослабить удавку. Ее ладонь, сжимающая рукоять кинжала, задрожала, и девушка чуть не отрезала ему голову.
      - Не шевелись! - крикнула Иласэ, - Положи руки вниз! Положи руки вниз, или я перережу тебе глотку!
      Очень медленно, Тартис подчинился, опустив руки к бокам, но тело осталось напряженным. Иласэ чувствовала, как напряглись мускулы на его ногах, готовясь скинуть ее в сторону. Не в его это было природе оставаться покорным перед лицом угрозы.
      - Если ты хотя бы дернешься, - процедила она сквозь зубы, сильнее вдавливая лезвие в его шею, - я нарисую тебе здесь улыбку. Не забывай - кинжалу не обязательно касаться, чтобы убить.
      Тартис смотрел на нее, словно не узнавая, но эти слова, должно быть, проникли в сознание, потому что напряженные мышцы под ней обмякли.
      - Что ты делаешь? - прохрипел он с трудом.
      Иласэ зло усмехнулась:
      - Мне надо бы убить тебя прямо сейчас, но ты жив только потому, что у меня есть вопросы. А когда ты ответишь, я убью тебя, и никто никогда не найдет твое тело.
      - Ты блефуешь! Ты… ты не убьешь меня! - он казался таким уверенным. Вот главная проблема со лжецами - они не верят, что кто-то может говорить правду.
      Какой идиот!
      - Я перережу тебе горло и буду смеяться, глядя, как ты истекаешь кровью, - прошипела Иласэ, не отводя от него взгляда. Тартис побледнел, в глазах мелькнули страх и неуверенность. Ну, наконец-то!
      В непривычной ухмылке потянулись вверх уголки ее губ:
      - Не двигайся! Потому что иначе я сперва отрежу тебе руки, потом ноги, а голову сберегу напоследок.
      - Иласэ…, - он судорожно сглотнул, - Иласэ…
      Едва сознавая, что делает, девушка с силой ударила его рукоятью кинжала по виску, заставив взвыть и скривиться от боли.
      - Замолчи! - крикнула она, - да как ты смеешь, отвратительный, мерзкий ублюдок! Еще раз скажешь мое имя, и я выколю тебе глаза, как… - Иласэ с всхлипом втянула в себя воздух, прогоняя жуткие воспоминания о детских трупах.
      - А может, я поступлю так в любом случае, за все, что ты сказал мне, и сделал, и…, - она с трудом заставила себя остановиться. Странное холодное спокойствие ушло, сменившись огненной яростью. Иласэ сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь усмирить бушующий гнев.
      Тартис прижал ладонь к пострадавшему месту, потом, с выражением шока, посмотрел на нее, покрытую кровью.
      Вид его раны почему-то удивил Иласэ, и она запоздало поняла, что все это время боялась, что окажется слишком слаба и не сможет по-настоящему причинить ему вред. Собственная мысль показалась девушке на редкость забавной, и она истерически захихикала.
      Тартис вздрогнул от этого звука, но Иласэ не заметила.
      - Помнишь, - проговорила она, слегка раскачиваясь, то и дело прерываясь, чтобы тихо засмеяться, - однажды я плакала, и ты думал, оттого, что боялась тебя, боялась, что ты меня убьешь. - Иласэ сильно дернула петлю, заставив Тартиса задохнуться, наблюдая, как страх заполняет его глаза. Возможно, он думал, что она спятила. Девушке стало его почти жаль.
      - Ты такой глупый, - проговорила она мягко, - я плакала, потому что осознала: однажды мне придется тебя убить. Мне стало грустно тогда. А когда ты будешь умирать, я потеряю последнее, что осталось от моей невинности и никогда больше не смогу даже приблизиться к белому единорогу, - она вздохнула, - Ты ведь думал, я окажусь легкой добычей?
      - Ил… - он запнулся, боясь сказать ее имя, - тебе нужно успокоиться и подумать, что ты делаешь. У тебя истерика. На самом деле ты не хочешь никому причинять боль. Девушка, которую я знаю, не обидела бы и муху.
      Иласэ зло засмеялась:
      - Девушка, которую ты знаешь? Ну и ну! Как мило! Заткнись и не дергайся, или я начну пускать тебе кровь, пока не подчинишься. А сейчас, - она провела кончиком кинжала по его шее до самой мочки уха, - я кое-что спрошу у тебя, и ты расскажешь мне правду. Если солжешь, я узнаю от кинжала и убью тебя.
      Его взгляд сказал Иласэ, что Тартис не знал, верить ли ей, не знал, верила ли она в собственные слова.
      Иласэ ощутила яростный триумф: наконец-то она узнает правду, узнает, кто убил ее сестру. Она уже хотела спросить у Тартиса, не он ли это сделал, когда поняла, что Темный вряд ли спрашивал имена своих жертв.
      - Ты был на южной границе во время нападения кочевников? - процедила она.
      Ее вопрос удивил Тартиса, во взгляде мелькнула растерянность - такого он явно не ожидал.
      - Нет, - прошептал он.
      Что?!!
      Иласэ стиснула рукоять, готовясь, в приступе ярости, перерезать его лживую глотку.
      «Он говорит правду», - голос кинжала прозвучал недовольно, с оттенком скуки: клинок хотел убивать, почему она тянет?
      Растерянная, Иласэ заколебалась, то касаясь кинжалом его шеи, то отводя в сторону. Наконец, она задала следующий вопрос:
      - Кто там был из Темных?
      Тартис покачал головой, глядя то на ее руку с кинжалом, то на лицо:
      - Я не знаю.
      Нет! Этого не может быть!
      - Ты принадлежишь Братству Хаоса? - этот вопрос Иласэ почти прорычала.
      Тартис вновь явно заколебался:
      - Нет. Думаю, что нет. Я не проходил инициацию и не был на собраниях.
      Ее яростная устремленность таяла с каждым словом.
      - Но ведь ты убивал людей, верно? - выкрикнула Иласэ, машинально затягивая петлю.
      - Нет, - прохрипел он, пытаясь ослабить давление веревки на горло.
      - Ты мучил сервов!
      - Нет!
      - Ты насиловал девушек!
      - Нет!!!
      - Проклятье! Но что-то ты же делал! Скажи мне, что ты делал! - разозлившись, Иласэ вонзила кинжал в землю рядом с его головой, и Тартис, уловив резкое движение, в панике дернулся в сторону, вскинул руки, чтобы с силой оттолкнуть ее.
      Изумленная, девушка откатилась в сторону, рука соскользнула с серебряной рукояти, и клинок остался торчать в земле. Если б не это, она бы убила его.
      Тартис попятился назад, повинуясь животному инстинкту бегства. Иласэ опомнилась первая, взгляд устремился к рукояти, но его глаза последовали за ней, и к оружию Тартис метнулся вперед нее.
      Темный был быстрее, но Иласэ, с воплем ярости, бросилась вперед и впилась в его лицо ногтями. Четыре глубокие кровоточащие царапины прошлись по его лбу и носу. Тартис бы не отступил, но ее вторая рука нацелилась в его глаза, и он дернулся назад, спасая зрение.
      Иласэ выхватила из земли кинжал и бросилась на Тартиса, ударила его плечом в солнечное сплетение, и они упали. Ее рука с оружием, светящимся в предвкушении убийства, взметнулась вверх. Одна рука Тартиса метнулась к ней, в тщетной попытке перехватить удар, другая инстинктивно закрывала голову. И то, и другое было бесполезно - кинжалу не обязательно прикасаться, чтобы убить.
      - Не надо! - крик был полон такого ужаса и отчаянья, что Иласэ замерла, рука повисла в воздухе.
      «Ника кричала так же?»
      Сделай это! Убей его быстро, пока он не сопротивляется…!
      Тартис медленно убрал руку, прикрывающую лицо, дыхание вырывалось глубокими прерывистыми всхлипами:
      - Я не сделал никому ничего плохого, - выдавил он, почти умоляя ее.
      - А как же я? - прошептала Иласэ.
      Что-то мелькнуло в его глазах, и, будь Темный кем-нибудь другим, Иласэ сочла бы это за стыд.
      - Прости, - сказал он хрипло, - я знаю, что ты мне не веришь, но я, правда, сожалею.
      Иласэ хихикнула, но ее глаза оставались черными ледяными провалами:
      - О, я верю тебе, верю: ты действительно сожалеешь, что оказался в таком положении, - она сжала рукоять крепче, и Тартис вздрогнул. Иласэ снова засмеялась:
      - Посмотри, как ты сейчас жалок! На самом деле ты просто глупый щенок, притворяющийся мужчиной. Избалованный сопляк, ноющий, как ему тяжело, в то время как другие сражаются за свои жизни и за жизни своих семей! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты думаешь, это игра, это веселье? Ты назвался чудовищем - ты ответишь за свои слова.
      - Нет, подожди! - Тартис смотрел на нее в панике, с трудом удерживаясь, чтобы не попытаться оттолкнуть, понимая, что тогда она точно убьет его.
      - Почему нет? - крикнула в ответ Иласэ, - назови мне причину.
      - Ты не убийца, - он произнес эти слова неуверенно, с интонациями ребенка, убеждающего самого себя, что монстры под кроватью не существуют.
      - Я - убийца! - крикнула Иласэ в ответ, еще раз располосовав ему лицо ногтями. - Это реальный мир, и все мы - убийцы и монстры! Убей или будь убитым, и я выбираю первое!
      - Но я ничего не сделал!
      - Мне все равно! - крикнула она в ответ, но в ту же секунду, услышав собственные слова, поняла, что бледнеет.
      Ведь это неправильно. Как ей может быть все равно?
      Иласэ внезапно осознала, что хочет убить его, и неважно, виновен он, или нет. Она хочет разрезать его на кусочки за все, что она выстрадала, за погибшую Нику и приемных родителей, за десятки других, сгоревших в магическом огне, за обезображенные трупы маленьких детей.
      Она хотела отомстить, и неважно, кому…
      Но ведь он невиновен…
      Это пока, - подумала Иласэ с яростью. Еще несколько лет - и все, чем он впустую похвалялся, станет реальностью. Но я не позволю ему дожить до этого.
      И он пытался изнасиловать меня. Я не прощу его.
      Ты и не должна. Но ты не можешь убить его.
      Иласэ с яростью затрясла головой, сражаясь с внутренним голосом. Тартис вздрогнул, думая, должно быть, что она окончательно спятила.
      Мы не убиваем невиновных, - сказал этот голос, ее совесть, нежная, как бархат, скрывающий сталь, - Ника была невинна, дети, погибшие на южной границе, были невинны. Мы должны защищать, помнишь?
      Но он убьет меня! Если я отпущу его сейчас, он убьет меня.
      Голос промолчал.
      Я должна его убить! - крикнула она мысленно, обращаясь к голосу.
      Нет ответа. Ее выбор, с которым ей жить.
      Дай мне убить его! - взвыл кинжал, чувствуя, как решимость девушки колеблется.
      … нет.
      Я голоден! Дай мне сделать то, ради чего я был создан!
      Создан, чтобы убивать людей? Убивать магов?!!
      Ее кровь вскипела от ярости и ужаса:
      «Ты был сделан не для того, чтобы убивать!» - крикнула Иласэ клинку, - «Ты должен защищать нас! Вернуть нас домой!»
      Она думала, что кинжал запротестует, восстанет против нее, но он неожиданно замолчал, притих, как ребенок, которому сделали выговор.
      Может быть, ему нужно было обдумать смысл своего существования?
      Иласэ медленно поднялась, острие кинжала все также направлено на Тартиса:
      - Ты жив только потому, что я не убиваю невиновных. Если в будущем ты хоть в чем-то будешь мне угрожать, я убью тебя на месте. Я сделаю это не колеблясь, потому что я х о ч у убить тебя. Ты веришь мне? Ты должен верить, или ты умрешь.
      - Я верю, - сказал Тартис хрипло, осторожно приподнимаясь на локтях, лицо и шея покрыты ручейками крови.
      - Хорошо, - Иласэ шагнула к нему и, как могла сильно, пнула в пах. Тартис взвыл, сжавшись от боли в комок.
      - Это за то, что ты сделал. Еще когда-нибудь прикоснешься ко мне, - я отрежу тебе яйца и запихаю в глотку!
      Какое-то время Иласэ с удовольствием смотрела, как он с воем катается по земле, потом достала компас.
      - Добро пожаловать в дикий лес, ублюдок! - и Иласэ пошла к деревьям, оставив его лежать на поляне, скорчившегося, в позе зародыша.
      Пусть добирается домой, как знает.

      Мы изменим нашу тактику.
      Вокруг замка Повелителя было поставлено столько защит, что даже Амадей Тартис, его самый доверенный человек и правая рука, не мог открыть Портал ближе двух миль от парадного входа. Впрочем, другим приходилось тащиться пешком все десять, от самой кромки леса.
      В наступающем сумраке парк, через который шагали Темные, казался тих и заброшен. Лишь один раз Амос заметил в листве любопытные глаза маленького черного единорожка, и сердце болезненно сжалось при воспоминании об Оркуде, ставшем теперь кормом для падальщиков дикого леса.
      - Почему ты повторял, что тот мальчик - не Дарен? - задал Амос мучивший его вопрос. Тартис искоса взглянул на своего спутника:
      - Будь у тебя собственные дети, друг мой, - ответил он высокомерно, - ты бы не спрашивал. И, кстати, самозванец назвал тебя Ллэнем - не хочешь объяснить?
      Амос скривился:
      - Я не отвечаю за фантазии безумца, кем бы он ни был: Дареном, самозванцем или привидением.
      - Ну-ну, - Тартис хмыкнул, - однако, от Запретного языка тебя здорово скривило.
      - Моя магия слабее твоей, - прорычал Амос, лицо которого вспыхнуло от унижения, - ты это хотел услышать?
      - Это я и так знаю, - отмахнулся Тартис, наклонился погладить выбравшегося из-за кустов котенка, детеныша черной пантеры, его собственный подарок Повелителю. - Но ведь нам с тобой прекрасно известно, что именно Ллэни, из всех элрави, сильнее всего подвержены воздействию старой магии. - Амадей с усмешкой посмотрел на старого друга-недруга:
      - Пусть пока эта маленькая обмолвка останется между нами, родственник. Пока…
      Амос стиснул зубы: намек Амадея был более, чем ясен. Не удовольствуется ведь Тартис доставшимся ему случайно обрывком информации, обязательно начнет копать… И, кто знает, может, даже и докопается. А если намекнет Повелителю, то тому достаточно задать правильный вопрос - и Амос все расскажет сам.
      «Проклятье! Проклятый день, проклятый Тартис! О, Кларисса, милая моя, видишь, в какую яму ради тебя я падаю!» - и Амос вполголоса послал Тартиса в Бездну. Тот, естественно, расслышал, но только довольно хохотнул. Амадей любил выигрывать.
      Повелитель был дома. Последние недели он почти все время проводил в своей личной библиотеке, куда не допускались даже самые приближенные к его особе маги. Если верить бродившим среди Темных слухам, Повелитель искал тайное, очень могущественное оружие, которое могло бы помочь им одолеть Орден.
      Насчет забытого оружия Амос сказать ничего не мог, но то, что со всех подвластных Повелителю доменов конфисковывались самые старые хроники, желательно восходившие еще ко временам Первых, было правдой. А оружие? Оружием, если подумать, можно считать что угодно. Даже Ллэня, который категорически не желает принимать наследство своей уничтоженной Семьи.
      У парадного входа Темных, как обычно, встретил слуга. Как-то язык не поворачивался назвать его обычным сервом. Предки этого человека в течении многих веков служили Темным Повелителям, а до них - Императорам, в те легендарные времена, когда Империя была таковой не только по названию.
      Так же, как черные всеядные единороги были выведены Темными магами из обычных травоядных белых, и отличались от своих предков, в прямом смысле, как ночь от дня, так и слуг Повелителя нельзя уже было сравнить с просто людьми. Амос сомневался, что это существо, с огромной, во весь глаз, радужной оболочкой, и кожей серого оттенка, могло бы иметь общих детей с женщиной из местных. Или со ствурой, если уж на то пошло.