Трилогия Диогена - Книга мертвых

– Что вам угодно?

– Агент Коффи из Федерального бюро расследований. – Он помахал у нее перед носом удостоверением. – У нас назначена встреча с вашим шефом, и мы очень торопимся.

– Я сейчас доложу, – сказала она, и ее голос с провинциальным акцентом заставил Коффи поморщиться.

Он посмотрел на Рабинера и закатил глаза. Ему уже довелось сегодня иметь дело с этой женщиной – тогда она бросила трубку, и нынешняя встреча лишь подтвердила, что секретарша была воплощением всего, что он презирал в людях: деревенская выскочка, вскарабкавшаяся наверх и решившая, что теперь она важная персона.

– Агент Коффи и… – Секретарь взглянула на Рабинера.

– Специальный агент Коффи и специальный агент Рабинер.

Женщина с оскорбительной неторопливостью подняла трубку интеркома и произнесла:

– Сэр, вас желают видеть агенты Коффи и Рабинер. Они говорят, что вы назначили им встречу. – Немного подождав, она положила трубку, всем своим видом показывая Коффи, что, в отличие от него, никуда не торопится. – Мистер Имхоф, – сказала она наконец, – примет вас.

Проходя мимо ее стола, Коффи неожиданно остановился.

– Ну и как дела на вашей ферме?

– Похоже, для свиней начинается сезон спаривания, – тут же ответила она, не удостоив его взглядом.

Коффи вошел в кабинет начальника тюрьмы, недоумевая, что имела в виду эта сука и следует ли считать ее слова оскорблением.

Агенты закрыли за собой дверь, и Гордон Имхоф поднялся из-за большого стола со столешницей из огнеупорного пластика. Коффи никогда не видел его лично и подумал, что начальник тюрьмы выглядит гораздо моложе, чем он себе представлял. Это был невысокий подтянутый мужчина с козлиной бородкой и холодными голубыми глазами. Агент Коффи отметил также безупречный костюм и волосы, уложенные феном. Ему трудно было вынести об Имхофе какое-то суждение. В старые добрые времена, чтобы получить эту должность, нужно было прослужить не один десяток лет, упорно карабкаясь по ступенькам служебной лестницы. Имхоф же выглядел так, словно получил где-то докторскую степень по специальности «управление исправительными заведениями» и не был знаком с удовольствием, которое получаешь, нанося удары дубинкой по человеческому телу. Однако его плотно сжатые тонкие губы заставили Коффи подумать, что у этого человека, возможно, все впереди.

Имхоф поочередно протянул руку Коффи и Рабинеру.

– Садитесь.

– Спасибо.

– Как прошел допрос?

– Дело потихоньку раскручивается, – ответил Коффи. – И уж если такой случай не заслуживает смертной казни по федеральному законодательству, тогда я не знаю… Но этого парня голыми руками не возьмешь. Возникли некоторые осложнения. – Коффи не упомянул, что на самом деле допрос прошел плохо, очень плохо.

Лицо Имхофа оставалось непроницаемым.

– Я хочу кое-что пояснить, – продолжил Коффи. – Одной из жертв этого убийцы стал мой коллега и друг, один из лучших агентов за всю историю ФБР.

Сказав это, Коффи усмехнулся про себя. Старший специальный агент Майк Декер был тем самым человеком, из-за которого семь лет назад, после серии убийств в музее, его с позором отстранили от должности. Радость, которая охватила Коффи при известии о смерти Декера, невозможно было описать словами. Нечто подобное он испытал лишь еще один раз – когда узнал имя убийцы. Это был особый момент в его жизни.

– Таким образом, мистер Имхоф, в вашей тюрьме содержится не совсем обычный заключенный. Это серийный убийца наиболее опасного типа, лишивший жизни по меньшей мере трех человек. Хотя наш интерес к нему вызван только убийством федерального агента. Другими эпизодами пусть занимается администрация штата Нью-Йорк. Тем не менее мы надеемся, что к тому времени, когда и они вынесут ему приговор, преступнику уже будет сделана смертельная инъекция.

Имхоф слушал, склонив голову.

– Этот заключенный, кроме того, наглый ублюдок, – продолжал Коффи. – Мне доводилось работать с ним по одному делу несколько лет назад. Он считает себя выше всех, уверен, что правила существуют не для него. У него нет никакого уважения к власти.

При слове «уважение» Имхоф оживился.

– Если как начальник этого учреждения я чего и требую от остальных, так это уважения. Дисциплина начинается там, где начинается уважение, и наоборот.

– Совершенно с вами согласен, – поддакнул Коффи. Он решил следовать именно этому направлению в разговоре, надеясь в конце концов разозлить начальника тюрьмы и заставить его показать зубы. – Кстати, об уважении. Во время допроса заключенный сказал о вас кое-что. – Тут Коффи наконец заметил интерес, мелькнувший в глазах Имхофа. – Но мне бы не хотелось это повторять. Ведь мы с вами научились не обращать внимания на такие мелочи.

Имхоф подался вперед.

– Если заключенный каким-то образом продемонстрировал отсутствие уважения – речь идет не о чем-то личном, а именно об уважении к данному учреждению, – я должен об этом знать.

– Его слова были обычным дерьмом, и мне не хотелось бы произносить их еще раз.

– И тем не менее мне хотелось бы их услышать.

Заключенный, конечно же, ничего не говорил. В этом-то и заключалась проблема.

– Ну, он называл вас разбухшим от пива нацистским ублюдком, бошем, «капустником», все в таком роде.

Имхоф нахмурился, и Коффи понял, что попал в точку.

– Что еще он говорил? – тихо поинтересовался начальник тюрьмы.

– Очень грубые вещи. Что-то о размере вашего… Впрочем, подробностей я не помню.

В комнате повисла гнетущая тишина. Козлиная бородка Имхофа слегка подрагивала.

– Я же сказал – обычная чушь. Однако это свидетельствует о том, что заключенный не увидел для себя пользы от сотрудничества с нами. А знаете почему? Будет он отвечать на наши вопросы или не будет, будет проявлять уважение к вам и вашему учреждению или нет – для него ничего не изменится. И с этим нужно что-то делать. Он должен понять, что неправильный выбор повлечет за собой серьезные последствия. И еще одно: его необходимо содержать в полной, абсолютной изоляции. Нельзя позволить ему передавать какие-либо сообщения на волю. Появились предположения, что он контактирует со своим братом, который находится в бегах. Поэтому никаких телефонных звонков, никаких встреч с адвокатом – полное отсутствие общения с внешним миром. Мы ведь не хотим, чтобы ослабление бдительности стало причиной еще большего зла. Вы понимаете, что я имею в виду, сэр?

– Конечно понимаю.

– Хорошо. Его необходимо заставить увидеть преимущества сотрудничества. Мне бы очень хотелось поработать с ним резиновой дубинкой и хлыстом – меньшего он не заслуживает, – но, к несчастью, это невозможно. Ведь мы же не хотим, чтобы на суде вдруг всплыли неприятные для нас подробности? Он, может, и сумасшедший, но не идиот. Такому парню, как он, нельзя давать ни одного шанса. У него достаточно денег, чтобы сделать своим адвокатом Джонни Кохрана.

Коффи замолчал, потому что впервые за все время беседы увидел на лице Имхофа улыбку. И эта улыбка, и выражение ледяных голубых глаз начальника тюрьмы обдали специального агента холодом.

– Я понял, в чем ваша проблема, агент Коффи. Заключенному необходимо продемонстрировать ценность сотрудничества. Я лично позабочусь об этом.

Глава 8

Тем самым утром, на которое было назначено вскрытие гробницы Сенефа, Нора вошла в просторный кабинет Мензиса и увидела шефа сидящим в своем любимом кресле и занятым беседой с каким-то молодым человеком. Заметив ее, Мензис и его гость тут же поднялись с места.

– Нора, – сказал Мензис, – разрешите представить вам доктора Эдриана Уичерли, того самого египтолога, о котором я вам говорил. Эдриан, это доктор Нора Келли.

Уичерли с улыбкой наклонил голову, и Нора отметила, что выглядит он безукоризненно: костюм с Сэвил-роу, дорогие туфли, клубный галстук. Единственной вольностью в его облике казалась густая копна каштановых волос. Завершая беглый осмотр, Нора задержала взгляд на удивительно красивом лице Уичерли: ямочки на щеках, ясные голубые глаза и безупречно белые зубы. На вид ему было не более тридцати.

– Чрезвычайно рад с вами познакомиться, доктор Келли, – произнес он с изысканным оксбриджским акцентом и, осторожно пожав Норе руку, одарил ее еще одной ослепительной улыбкой.

– Взаимно. И пожалуйста, зовите меня Норой.

– Конечно, Нора. Простите мне этот официальный тон – из-за своего старомодного воспитания я чувствую себя не совсем в своей тарелке по эту сторону океана. Я лишь хотел сказать: просто потрясающе, что я здесь и буду заниматься этим проектом!

«Потрясающе?» Нора с трудом сдержала улыбку: Эдриан Уичерли казался почти карикатурой на тот тип молодого экстравагантного британца, который, как она считала, вряд ли можно было найти где-то еще, кроме романов Вудхауса.

– У Эдриана отличные рекомендации, – сообщил Мензис. – Он защитил докторскую диссертацию в Оксфорде, руководил раскопками гробницы KV-42 в Долине царей, был профессором египтологии в Кембридже, написал монографию «Фараоны Двадцатой династии».

Нора с уважением посмотрела на Уичерли. Он был удивительно молод для ученого с такими заслугами.

– Впечатляет…

Уичерли изобразил смущение:

– Это всего лишь академическая чепуха, не стоит придавать ей значение.

– Не скажите. – Мензис взглянул на часы. – В десять у нас назначена встреча с представителем отдела эксплуатации. Насколько я понимаю, никто точно не знает, где сейчас находится гробница Сенефа. Единственное, что можно сказать с уверенностью, – это что она была заложена кирпичом и с тех пор никто не имел к ней доступа. Нам придется ломать стену.

– Звучит интригующе, – пробормотал Уичерли. – Я ощущаю себя прямо-таки Говардом Картером.

Старая, отделанная медью лифтовая кабинка спускалась вниз, скрежеща и постанывая. Выйдя из лифта у отдела эксплуатации, они миновали машинное отделение, плотницкую и наконец подошли к открытой двери, ведущей в тесный кабинет. Сидевший за столом человечек внимательно изучал сложенные перед ним стопкой чертежи. Мензис постучал по филенке, и хозяин кабинета вышел из-за стола.

– Хочу представить вам обоим мистера Симуса Маккоркла, – сказал Мензис. – Он знает о планировке музея, пожалуй, больше, чем кто-либо из ныне живущих людей.

– Хотя и это совсем не много, – произнес Маккоркл.

Это был человек невысокого роста, лет пятидесяти на вид, с тонким кельтским лицом и высоким пронзительным голосом.

Закончив церемонию знакомства, Мензис повернулся к Маккорклу:

– Вы нашли нашу гробницу?

– Думаю, да. – Маккоркл кивком указал на кипу старых чертежей. – Не так-то просто отыскать что-либо в этих старых развалинах.

– Почему же? – поинтересовался Уичерли.

Маккоркл скатал верхний чертеж в трубку:

– Музей состоит из тридцати четырех связанных между собой зданий, расположенных на территории свыше шести акров. Общая площадь всех помещений – более двух миллионов квадратных футов, протяженность коридоров – восемнадцать миль, не считая подземных тоннелей, которые никто еще не потрудился как следует изучить и нанести на чертежи. Я как-то попытался подсчитать, сколько здесь комнат: дошел до тысячи и бросил. Музей постоянно строился и перестраивался все сто сорок лет своего существования. Такова особенность всех музеев: коллекции переносятся с места на место, одни помещения объединяются, другие разделяются и переименовываются. И многие из этих изменений не отражаются на чертежах.

– Но не могла же потеряться целая египетская гробница! – воскликнул Уичерли.

Маккоркл рассмеялся:

– Это было бы непросто, даже в нашем музее. Проблема лишь в том, где искать вход. Его заложили в тысяча девятьсот тридцать пятом году, когда прокладывали тоннель от станции метро «Восемьдесят первая улица». – Он сунул чертежи под мышку и взял старый кожаный портфель, который лежал на столе. – Пойдемте?

– Вы первый, – сказал Мензис.

Они пошли по коридору со стенами, выкрашенными в ядовито-зеленый цвет, мимо технических помещений и хранилищ. Это было самое оживленное место подземных владений музея. Проходя мимо того или иного помещения, Маккоркл давал ему краткую характеристику:

– Это слесарный цех. Здесь раньше стояли бойлеры, а теперь хранится коллекция скелетов китов. Это хранилище останков динозавров юрского периода… Меловой период… Млекопитающие олигоцена… Млекопитающие плейстоцена… Морские коровы и ламантины…

Затем хранилища сменились лабораториями. Их блестящие стальные двери являли собой странный контраст с ветхим коридором, освещаемым тусклыми лампами в проволочных сетках, с проложенными над полом старыми трубами парового отопления.

Они прошли мимо такого количества закрытых дверей, что Нора сбилась со счета. Одни были старыми и отпирались ключами, которые их проводник выбирал из большой связки; другие, более современные, представляли собой часть недавно введенной в музее системы безопасности, и Маккоркл открывал их магнитной карточкой. По мере того как они углублялись в подземные лабиринты музея, коридоры становились все более пустыми, а тишина в них – все более гнетущей.

– Должен сказать, этот музей ничуть не меньше Британского, – нарушил молчание Уичерли.

Маккоркл презрительно фыркнул:

– Больше! Гораздо больше!

Подойдя к старинным двустворчатым металлическим дверям с заклепками, Маккоркл открыл их большим железным ключом. За дверями разверзлась темнота. Маккоркл щелкнул выключателем, и перед ними предстал длинный, некогда нарядный коридор, стены которого покрывали выцветшие фрески. Присмотревшись, Нора поняла, что на них изображены пейзажи Нью-Мексико – горы, пустыни и развалины многоэтажного индейского храма, в котором она узнала Таос-Пуэбло.

– Фремонт Эллис, – пояснил Мензис. – Когда-то здесь был зал юго-западных территорий. Его закрыли в сороковых.

– Прекрасные фрески, – произнесла Нора.

– Да. И очень ценные.

– Их нужно привести в порядок, – заметил Уичерли. – Видите то безобразное пятно?

– Все упирается в деньги, – ответил Мензис. – Если бы не объявился наш граф с необходимой суммой, гробница Сенефа, возможно, пребывала бы в забвении еще семьдесят лет.

Маккоркл отпер следующую дверь, за которой открылся еще один тускло освещенный зал, превращенный в хранилище. Полки были уставлены ярко расписанными горшками, за застекленными дверцами дубовых шкафов угадывались очертания древних артефактов.

– Юго-западная коллекция, – кивнул Маккоркл.

– Я ничего о ней не знала! – в изумлении воскликнула Нора. – Все это необходимо тщательно изучить.

– Но сначала, как сказал Эдриан, привести в порядок, – вставил Мензис. – И для этого опять же нужны деньги.

– Тут дело не только в деньгах, – возразил Маккоркл, и на его лице появилось странное, болезненное выражение.

Нора и Уичерли обменялись взглядами.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Нора.

Мензис закашлялся:

– Думаю, Симус хочет напомнить нам, что первые… э-э… убийства, совершенные Музейным зверем, произошли неподалеку от зала юго-западных территорий.

Все замолчали, а Нора подумала, что неплохо бы взглянуть на эти коллекции позже – лучше в присутствии более многочисленной группы людей. Может, ей удастся получить разрешение на перевод коллекций в современное, хорошо оборудованное хранилище.

За следующей дверью находилась небольшая комната, стены которой от пола до потолка были уставлены черными металлическими ящиками. Ученые также увидели наполовину скрытые ящиками постеры и рекламные плакаты двадцатых – тридцатых годов, украшенные надписями в стиле ар-деко и изображениями сестер Гибсон. В минувшие годы здесь, вероятно, было что-то вроде передней. В помещении пахло дезинфекцией и еще чем-то неприятным – Нора решила, что это запах старой вяленой говядины.

В дальнем углу комната переходила в огромный зал. В отраженном свете Нора смогла рассмотреть, что его стены также покрывают фрески, на этот раз с изображениями пирамид и Сфинкса – но не полуразрушенных, а словно бы только что построенных.

– Мы приближаемся к старым Египетским галереям, – пояснил Маккоркл.

Они вошли в зал, служивший хранилищем. Ряды полок были прикрыты прозрачными листами пластика, которые в свою очередь покрывал слой пыли.

Маккоркл развернул чертежи и прищурился, пытаясь в полумраке отыскать на них нужное место.

– Если мои расчеты верны, – сказал он, – вход в гробницу располагался там, где сейчас пристройка, в дальнем конце.

Уичерли подошел к одному из стеллажей и отодвинул пластик. За ним Нора увидела ряды керамической посуды, позолоченные стулья и лежанки, подголовники, плетеные сосуды для воды и небольшие алебастровые, фаянсовые и глиняные фигурки.

– Господи, ведь это одна из лучших коллекций ушебти4, которые мне когда-либо доводилось видеть! – воскликнул Уичерли, повернувшись к Норе. – Да здесь материала на две гробницы! – Он благоговейно взял в руки одну из фигурок и внимательно ее осмотрел. – Древнее царство, Вторая династия, правление фараона Хетепсекхемви.

– Доктор Уичерли, согласно правилам обращения с объектами… – начал Маккоркл, и в его голосе прозвучало предостережение.

– Все в порядке, – перебил его Мензис. – Доктор Уичерли – специалист по Древнему Египту. Я за него отвечаю.

– Хорошо, – ответил Маккоркл в некотором смущении.

Нора подумала, что этот маленький человечек, вероятно, уже привык считать коллекции своей собственностью. И в каком-то смысле он имел на это право, поскольку был одним из немногих, кто их когда-либо видел.

Уичерли переходил от одного стеллажа к другому, глаза его алчно поблескивали.

– Смотрите! Здесь есть даже коллекция артефактов эпохи неолита с верховьев Нила! Боже милостивый! Вы только взгляните на этот церемониальный тхатоф! – Он держал в руках вытесанный из серого камня нож примерно в фут длиной.

Маккоркл бросил на Уичерли недовольный взгляд. Археолог с величайшей осторожностью вернул нож на место и задвинул пластик.

У следующей обитой железом двери им пришлось задержаться: Маккоркл не сразу сумел ее открыть и долго подбирал ключи, прежде чем нашел нужный. Когда дверь, громко скрипя, отворилась, с петель посыпалась ржавчина.

Глазам ученых открылось небольшое помещение, заставленное саркофагами из крашеного дерева. Некоторые из них не имели крышек, и внутри Нора увидела мумии – одни были запеленаты, другие не имели погребальных покровов.

– Комната мумий, – произнес Маккоркл.

Уичерли протиснулся вперед.

– Боже! Да их здесь не меньше сотни! – Он отодвинул в сторону лист пластика, за которым скрывался большой деревянный саркофаг. – Смотрите!

Нора подошла поближе. Льняные пелены с лица и груди сорваны, рот приоткрыт, черные сморщенные губы ввалились, словно мумия кричала, протестуя против насилия. В грудной клетке зияла дыра – не хватало грудины и нескольких ребер.

Уичерли обернулся и посмотрел на Нору, глаза его блестели.

– Видите? – спросил он почти с благоговением. – Эта мумия была ограблена. Они сорвали пелены, чтобы забрать спрятанные в них ценные амулеты. А на месте этой дыры было изображение жука-скарабея из золота и нефрита – символ возрождения. Древние египтяне считали, что золото – это плоть богов, потому что оно никогда не тускнеет.

– Эту мумию можно положить в гробницу, – вмешался Мензис. – Идея – Норина идея – заключается в том, чтобы представить гробницу в момент ее разграбления.

– Блестяще! – воскликнул Уичерли и одарил Нору своей ослепительной улыбкой.

– Мне кажется, – подал голос Маккоркл, – что вход в гробницу был напротив вот той стены.

Поставив сумку на пол, он стал отодвигать пластик, закрывающий стеллажи у дальней стены комнаты. Взглядам присутствующих открылись горшки, чаши и корзины, наполненные какими-то черными сморщенными предметами.

– Что это? – спросила Нора.

Уичерли подошел поближе, чтобы рассмотреть как следует. После недолгого молчания он обернулся к своим спутникам:

– Это сохранившаяся пища. Хлеб, части туши антилопы, фрукты и овощи, финики – все это хранилось для путешествия фараона в загробный мир.

Вдруг за стеной послышался приближающийся шум, раздался громкий скрежет металла, затем все стихло.

– Здесь проходит линия метро, соединяющая Центральный парк с западной частью города. Станция «Восемьдесят первая улица» совсем близко.

– Нужно будет что-нибудь придумать, чтобы заглушить эти звуки, – задумчиво произнес Мензис. – Они испортят все впечатление.

Маккоркл пробормотал нечто нечленораздельное, потом достал из сумки какой-то электронный прибор и направил его на стену. Повернул, опять направил. Затем достал кусочек мела и сделал на стене пометку. Извлек из нагрудного кармана другой прибор, приложил его к стене и стал медленно перемещать, считывая показания.

Наконец он отступил на шаг назад и произнес:

– Нашел. Помогите мне разобрать стеллажи.

Они начали переносить артефакты на полки в другой части комнаты. Когда стена освободилась, Маккоркл клещами вынул из осыпающейся штукатурки кронштейны и отложил их в сторону.

– Готовы для момента истины? – обратился он к присутствующим.

Глаза его сияли – к нему вернулось хорошее настроение.

Маккоркл достал из сумки молоток и длинный предмет, напоминающий железнодорожный костыль. Приставив костыль к стене, со всей силы стукнул по нему молотком, потом еще раз. Звуки ударов гулко отдавались в замкнутом пространстве, и со стен начали падать куски штукатурки, обнажая кирпичную кладку. Маккоркл продолжал стучать молотком, поднимая облака пыли… Вдруг костыль ушел в стену почти по самую шляпку. Маккоркл стал раскачивать его из стороны в сторону, нанося удары молотком сбоку. Через некоторое время ему удалось вынуть несколько кирпичей, на месте которых остался черный зияющий прямоугольник.

Увидев это, Уичерли бросился вперед.

– Не возражаете, если я воспользуюсь привилегией исследователя? – Он обернулся к своим спутникам с самой очаровательной улыбкой. – Никто не против?

– Вы наш гость, – ответил Мензис.

Маккоркл нахмурился, но промолчал. Уичерли взял электрический фонарик и посветил им, приблизив лицо к проему в стене. Повисла долгая тишина, нарушаемая лишь грохотом проходящего поезда метро.

– Что вы там видите? – наконец спросил Мензис.

– Диковинных животных, статуи и золото – блеск золота повсюду.

– Что за черт! – пробурчал Маккоркл.

Уичерли бросил на него быстрый взгляд:

– Я пошутил. Эти слова произнес Говард Картер, когда впервые заглянул в гробницу фараона Тутанхамона.

Маккоркл поджал губы:

– Пожалуйста, отойдите немного в сторону, я расширю проем.

С этими словами он вновь подошел к стене и несколькими точными ударами ослабил еще пару рядов кирпичей.

Менее чем через десять минут в стене зияла дыра, достаточная, чтобы проникнуть внутрь. Маккоркл скрылся в проеме и через минуту вернулся назад.

– Электричество не работает, как я и предполагал. Нам придется воспользоваться фонариками. Я должен идти первым. – Тут он бросил взгляд на Уичерли. – Таковы музейные правила. Там может находиться нечто представляющее опасность.

– Например, мумия из Черной лагуны, – со смехом сказал Уичерли и посмотрел на Нору.

Они осторожно вошли в проем в стене и тут же остановились, пристально глядя вперед. Лучи фонарей выхватили из темноты огромный каменный порог, а за ним – ведущие вниз ступени, сложенные из неровных плит известняка.

Маккоркл приблизился к первой ступени, немного помедлил, потом с негромким нервным смешком спросил:

– Готовы, леди и джентльмены?

Глава 9

Капитан отдела по расследованию убийств Лора Хейворд молча стояла в своем кабинете, глядя на безобразные груды, возвышающиеся на ее столе, на стульях и даже на полу, – здесь были хаотично наваленные кипы бумаги и фотографий, мотки цветной бечевки, CD-диски, пожелтевшие бланки телексных сообщений, этикетки, конверты. Этот беспорядок, подумала она, был точным отражением состояния ее души.

Замечательно выстроенные ею доказательства вины специального агента Пендергаста – для чего и понадобились все эти мотки цветной бечевки, фотографии и этикетки – рухнули. А ведь все казалось таким логичным. Свидетельств немного, но они были ясными, последовательными и в высшей степени убедительными. Пятнышко крови, крохотные частицы ткани, несколько волосков, завязанный особым способом узел, последовательность собственников орудий убийства. Анализ ДНК не подвел, точно так же как и результаты судебно-медицинской экспертизы и вскрытия. Все они указывали на Пендергаста. Дело против него представлялось абсолютно ясным. Может быть, слишком ясным. В этом, если говорить коротко, и заключалась проблема.

В дверь осторожно постучали, и, обернувшись, Лора увидела в проеме высокую фигуру капитана Глена Синглтона. Это был мужчина под пятьдесят, с уверенными энергичными движениями опытного пловца, удлиненным лицом и орлиным профилем. Угольно-черный костюм казался слишком дорогим и слишком хорошо сшитым для офицера полицейского управления Нью-Йорка. К тому же каждые две недели Глен оставлял сто двадцать долларов парикмахеру в фойе «Карлайла», доводившему его короткую стрижку до совершенства. Но это свидетельствовало лишь о привередливости Синглтона, а не о его коррумпированности. Несмотря на свою приверженность моде, он был очень хорошим полицейским, одним из лучших в управлении.

– Лора, можно войти? – Он улыбнулся, обнажив ряд превосходных, очень дорогих зубов.

– Конечно. Зачем вы спрашиваете?

– На вчерашнем корпоративном вечере нам вас не хватало. У вас неприятности?

– Неприятности? Нет, все в порядке.

– В самом деле? Тогда я не понимаю, почему вы не воспользовались возможностью бесплатно поесть, попить и повеселиться.

– Не знаю. Наверное, у меня просто не было настроения.

Оба замолчали, и в наступившей неловкой тишине Синглтон начал оглядываться в поисках свободного стула.

– Прошу прощения за беспорядок. Я как раз занималась… – Лора замолчала.

– Чем?

Она пожала плечами.

– Именно этого я и боялся. – Синглтон заколебался, словно принимая решение, потом закрыл дверь и подошел к столу. – Это не похоже на вас, Лора, – сказал он тихо.

«Так вот как это всегда начинается», – подумала она.

– Я ваш друг и не собираюсь ходить вокруг да около, – продолжал Синглтон. – Я очень хорошо понимаю, чем вы «как раз занимались», и поверьте, вы навлечете на себя серьезные неприятности.

Хейворд молча ждала продолжения.

– Вы вели это дело так, как описывают в учебниках. Вы сделали все просто великолепно. Так почему же теперь вы себя мучаете? – Синглтон в недоумении развел руками.

Лора внимательно смотрела на него, стараясь сдержать вспышку гнева, причиной которого был не он, а скорее она сама.

– Почему? Да потому, что в тюрьме находится невиновный. Агент Пендергаст не убивал Торренса Гамильтона, как не убивал Чарльза Дюшана и Майкла Декера. Его брат Диоген – вот кто настоящий убийца.

Синглтон вздохнул:

– Послушайте, никто не сомневается, что Диоген украл коллекцию алмазов, принадлежавшую музею, и похитил Виолу. Имеются показания д’Агосты, того гематолога Каплана и самой Маскелене, которые это подтверждают. Однако из этого не следует, что убийца – он. У вас нет никаких доказательств. С другой стороны, вы проделали отличную работу и доказали, что эти убийства совершил Пендергаст. Почему бы вам не оставить все как есть?

– Я сделала то, что должна была сделать, – в этом-то все дело. Меня направили по ложному следу, а Пендергаста подставили.

Синглтон нахмурился:

– За свою карьеру я видел много сфабрикованных дел, но, чтобы они сработали, требуется невероятная ловкость.

– Д’Агоста с самого начала говорил мне, что Диоген собирался подставить своего брата. Пока Пендергаст находился на лечении в Италии, он собрал все необходимые вещественные доказательства: кровь, волосы, волокна ткани – все. Д’Агоста настаивал, что Диоген жив, что именно он похитил Виолу и стоял за кражей алмазов. В этом он оказался прав, и это заставляет меня думать, что он был прав и во всем остальном.

– Д’Агоста крупно облажался! – презрительно произнес Синглтон. – Он обманул мое доверие. И ваше. Я не сомневаюсь, что дисциплинарная комиссия утвердит решение о его увольнении из полиции. Разве вы хотите играть на стороне такой «звезды»?

– Я лишь хочу установить истину. Пендергаст оказался в тюрьме из-за меня, и только я могу это исправить.

– Единственный способ сделать это – доказать, что убийцей является кто-то другой. У вас есть хоть какие-то улики против Диогена?

Хейворд нахмурилась.

– Марго Грин описала напавшего на нее человека, и он…

– На Марго Грин напали в полутемной комнате. Ее показания никто не примет в расчет. – Синглтон немного помолчал и заговорил уже мягче: – Послушайте, Лора, давайте не будем друг друга обманывать. Я знаю, каково вам сейчас. Вступать в отношения с сотрудником полиции нелегко. А разрывать такие отношения еще труднее. И поскольку в этом деле фигурирует д’Агоста, я прекрасно понимаю…

– Я и д’Агоста – очень старая история, – перебила его Лора. – И мне не нравятся эти инсинуации. Как, кстати, не понравился и ваш визит ко мне.

Синглтон снял кипу бумаг со стула для посетителей, положил ее на пол и уселся, опустив голову и уперев локти в колени. Наконец он вздохнул и поднял глаза.

– Лора, вы самая молодая женщина-капитан в отделе по расследованию убийств за всю историю полицейского управления Нью-Йорка. И вы стоите двух парней, имеющих такую же должность. Комиссар Рокер вас любит. И майор вас любит. Ваши подчиненные вас любят. В один прекрасный день вы сами станете комиссаром – я в этом не сомневаюсь. Я пришел сюда не потому, что меня кто-то об этом попросил. Я пришел по собственной инициативе – сказать, что вы опоздали. Делом Пендергаста занимается ФБР. Они считают, что он убил Декера, и не собираются отказываться от своей точки зрения. У вас есть лишь подозрения и больше ничего… Не стоит из-за этого ломать свою карьеру. Потому что именно это и случится, если вы пойдете против ФБР – и проиграете.