– Ну, графиня потушит свечи, только и всего. И получит в постели полное удовольствие – лица его не увидит, а палочка у него, может быть, подлиннее чем у любого другого. Говорят, всякий физический изъян у человека возмещается высоким развитием какого-нибудь качества.
Из-за двери донеслось подленькое хихиканье. Мариза толкнула дверь и, выпрямив спину и сжав в кулачки руки, вошла в библиотеку.
– Да как вы смеете!
Обе женщины встали с софы; застигнутые врасплох, они покраснели, но быстро оправились. Младшая, веселая толстушка, сказала легким тоном:
– Так мы только то и повторили, о чем все гости шепчутся!
– Это ваше извинение? – гневно вскричала Мариза.
– Извинения вам в вашей беде не помогут, а сочувствие можем выразить! – процедила вторая женщина, высокая, с широким полным лицом.
– В вашем сочувствии я не нуждаюсь, – сдерживая себя, холодно сказала Мариза. – Покиньте мой дом немедленно!
– Вы не в состоянии изменить мнение других людей! – настаивала высокая женщина.
– Ах ты, шлюха с коровьей мордой! – не удержалась Мариза. – Ты думаешь, твое мнение для меня что-то значит?
– Сразу видно, в каком обществе вы расцвели пышным цветом! С таким языком вы будете имет успех не при дворе, а на рынке среди грязных торговок. Думаю, под стать вам и ваша ирландская сестрица, хоть она и корчит из себя недотрогу. Проклятая папистка, католичка. Считает себя выше богобоязненных порядочных женщин!
– Ах ты сладкоречивая лицемерка! – Мариза чеканила каждое слово. – Да ты ни Бога, ни черта не боишься. Убирайтесь же обе отсюда, пока я вас перед всеми гостями на позор не выставила!
– Рано еще судить, как обернется ваш брак, – медовым голосом продолжала женщина, вырывая руку у второй, которая испуганно тянула ее к дверям. Она не хотела уйти, пока не нанесет последний обдуманный удар: – Общеизвестно, что у женщин рода Фицджеральдов кровь горяча, в этом роду полно шлюх. Может быть, нам придется изливать горячее сочувствие на вашего злополучного супруга.
– Ровена, – вскричала вторая женщина, – да уймись же ради Бога!
– Лучше быть красивой первоклассной шлюхой, чем такой, которую нанимают за пенни, потому что большего она не стоит. Да иной мужчина и близко к тебе не подойдет, хоть ты ему заплатила бы за это! И остерегитесь! – предупредила Мариза, выставляя сплетниц за дверь. – Если узнаю, что вы по-прежнему даете волю своим злым языкам, то вам худо придется. В моем распоряжении королевское… ухо! – припугнула женщин Мариза, сама не зная, как ей пришло в голову такое странное выражение. Да, ладно, пусть они себе вообразят невесть что!
Когда женщины скрылись из виду, Мариза пошла по садовой тропинке к летнему домику, обвитому побегами роз. Мариза сорвала большую белую розу и, держа ее в руке, вошла в домик и села на мраморную скамью в форме буквы S. В этом деревянном павильоне она играла при жизни отца, «домик роз» был полон волшебными воспоминаниями детства. Мариза задумалась. На сердце у нее было тяжело. Она вспоминала подленькие слова сплетниц. Неужели они правы, и все гости думают о ее браке то же самое? Она вспоминала взгляды, обращенные на Кэма, когда они вдвоем спускались по широкой лестнице. Что чувствовали эти люди? Не верили собственным глазам, были изумлены, испуганы? Испытывали сострадание? Неужели они увидели в Кэме только жалкого калеку, хромого, с изуродованной рукой, с черной повязкой на глазу? Неужели они не могли разглядеть в нем отважного человека, рисковавшего своею жизнью на службе королю, защитившего Маризу и Брайенну… человека, обладавшего какими-то волшебными чарами, раскрывавшего в ней, Маризе, сокровенные глубины ее души и тела.
Мариза вдыхала ночной воздух, напоенный ароматами роз; отрешившись от шума, сплетен и людской суеты, она была наедине с природой… Словно в Ирландии, где она часами бродила по каменистому морскому берегу, всей грудью вдыхая пронзительную свежесть ветра… Мариза забыла о приеме, о гостях, она забыла собственное имя и была теперь женщина, только женщина…
По каменистой дорожке, ведущей к беседке, кто-то шел. Звук шагов сопровождался постукиванием палки. Мариза замерла, чувствуя учащенный стук своего сердца.
Кэм остановился. Он видел в глубине беседки серебряное пятно. Его жена… Ангел в серебристых одеждах, несущий искушение… или спасение? Чаровница, волшебница, невинная искусительница, манящая его в домик, оплетенный белыми розами…
Он глубоко вздохнул. Сердце его частило, тело охватывал жар. Рука его сжала палку с золотой рукоятью. Он знал, чувствовал: «Она принадлежит мне. Я принадлежу ей».
Кэм вошел в беседку и сел на мраморную скамью рядом с Маризой. Оба молчали, потом раздался глубокий мужской голос.
– Скажи еще раз! – потребовал Кэм.
– Что? – прошептала Мариза.
– Мое имя. Скажи его!
Мариза облизнула сухие губы.
– Кэмерон, – прошептала она в окружающую тьму.
Кэмерон склонился над ней и прижался губами к ее горлу. Дернув за сережку, прошептал:
– Убери это! – и накрутил на свой тонкий палец ее шелковистый локон.
Слегка дрожащими руками Мариза вынула сережку. Тотчас его губы закрыли отверстие ее ушка, щекоча и лаская. Она вздрогнула от удовольствия, и теплая волна прилила к ее сердцу. Кэм одним движением ослабил шнуровку ее корсажа и, обнажив грудь, нежно охватил ее левой рукой. Он ласкал пальцем сосок, который напрягся и заалел, как рубин. Его губы скользили по ее плечам. Мариза наслаждалась этим нежным прикосновением, словно ее поглаживали птичьим перышком. Она часто дышала, ее охватывало странное томление.
Кэм знал, что со своим любовным опытом он может взять Маризу до конца, и она уступит. Но он не хотел, чтобы это произошло здесь… сейчас… в этой летней беседке сада Дерранов. Он жаждал ее близости, но он хотел взять ее вдали от докучливых взглядов ее родни, в уединенном уголке, который он выберет сам, в надежном укрытии. Он знает такое место. Там это произойдет, и там он будет хозяином положения. И он научит любви эту прекрасную юную девственницу.
Его ладонь охватила ее затылок, и он прильнул губами к ее губам, ненасытно целуя их и просовывая свой язык в ее приоткрывшийся рот. Он чувствовал нетронутость ее губ и осязал вкус вина на ее языке. И наконец она стала отвечать ему такими же пылкими поцелуями, а ее руки обхватили его спину. Она вцепилась в бархат его камзола, как будто боялась, что Кэм вдруг исчезнет – или исчезнет она сама. Она наслаждалась неистовой лаской его рта, испытывая муку и томление.
– Кэмерон… – прозвучало в ее сознании… Кэмерон…
Он оторвался от ее губ и жадными глотками вдыхал ночной воздух… Надо остановиться, не то будет поздно. Его мужская плоть, натягивая ткань, стремилась соединиться с женской плотью… Он мог еще сдержать себя, но через минуту не сможет.
Кэм слегка отодвинулся и увидел недоуменный взгляд Маризы. Губы ее распухли от поцелуев, отвердевшие соски алели, как яркие камушки, из-под тонкой ткани сорочки. Грудь высоко вздымалась от учащенного дыхания. Мариза готова была отдаться мужу, раскрывшись навстречу ему как пылкая полноценная женщина, ничуть не похожая на скованную робостью девственницу. Кэмерон имел в жизни множество женщин, и только однажды – девушку, и, не получив особого удовольствия, решил, что на девственниц нужен особый вкус. Как же он ошибся!
Ни одна из женщин не отвечала на его поцелуи так пылко и страстно, как Мариза. Ни одну из женщин он не ласкал так жадно и неутомимо.
Он осторожно расправил корсаж ее платья, затянул шнуровку и разгладил сбившиеся кружева.
– Что вы делаете? – смогла, наконец, выговорить Мариза.
– Разве вы не видите? – Он справился со своей задачей, встал и с вымученной улыбкой объяснил:
– Поправляю ваш наряд, миледи.
– Вам, очевидно, не понравилось то, что под ним?
Кэмерон смущенно промолчал.
– Значит, вы не хотите спать со мной? – смело спросила Мариза, глядя в его лицо, чтобы прочитать ответ в его взгляде еще до того, как услышит его. Потом она вспомнила свой разговор с бабушкой, и так же напрямик спросила:
– Или вы не можете?
Только в первое мгновение Кэм был озадачен такой прямотой; потом он улыбнулся, поднял подбородок Маризы и сказал:
– Не думай так, малышка, лесси. То, что я начал, я могу закончить. Но не хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас.
– Почему? – спросила она упрямо и обиженно.
– Потому что в первый раз это не должно быть на холодной земле, и сегодня этого не будет. – Завтра, – пообещал Кэм, и голос его задрожал от страсти. – Я позову тебя и ты ко мне придешь.
Он ушел, оставив Маризу одну в летнем домике. Она была растеряна и обессилена, тело ее пылало. Он оставил ее девушкой… Почему же она не чувствовала себя оскорбленной, а только тоскующей о том, что врата рая не раскрылись для нее. Он позовет ее, но позволит ли ей гордость ринуться к нему? Она спрашивала себя, но в глубине души знала, что пойдет к нему, что уже отдала ему себя навсегда, душою и телом. Она пойдет к нему, и то, что не свершилось сегодня, произойдет завтра.
Кендолл кончал брить Кэма, уже смывая мыльную пену с его щек. Слуга каждый день брил Кэма по приезде в Фицхолл; со времени, как он был обезображен, Кэм брился сам, и теперь чувствовать по утрам на своем лице ласковые умелые руки слуги было приятно.
– Ты все устроил, как я приказал? – спросил Кэм.
– Да, милорд, – ответил Кендолл, укладывая в футляр бритву. – Все в порядке. Можете пожаловать на готовенькое.
– Ты ничего не забыл?
Кендолл кинул свой обычный взгляд искоса и невозмутимо ответил:
– Все устроено. Недостает только вас и Ее Лордства, тогда будет полный порядок.
– Ну, что ж, отлично, – отозвался Кэм. Кендолл помог ему надеть длинный камзол из синей шерсти. Бриджи до колен, шерстяные чулки, тяжелые башмаки – если вчера Кэм был одет как придворный, то сегодня он выглядел как мелкий деревенский сквайр. Подойдя к гардеробу, он достал что-то из нижнего ящика и расправил в руках, – это был один из двух носовых платочков, вышитых Маризой. Кэм положил его в карман бриджей. Снова повернувшись к Кендоллу, он спросил:
– Ну, так что ты должен сделать?
Кендолл повторил хорошо заученную инструкцию: через час после отъезда графа передать графине записку, только в собственные руки.
– И помни, – никто не должен знать, куда я уехал! – Кэм прошел в угол комнаты и нажал на панель. Открылась потайная дверь – наверное, одна из многих потайных дверей в старом замке. Эта дверь вела в подвал, откуда можно было выйти из дома через другую лестницу.
– Когда моя жена уедет, подожди до вечера, а потом скажи старой графине, что Мариза проведет эту ночь со мной. Мы вернемся завтра.
– Да, милорд, – сказал Кендолл вслед Кэмерону, закрывая за ним дверь.
Слуга находил затейливые планы своего господина забавными и трогательными. Еще до того, как его назначили слугой Кэмерона, Кендолл знал о том, что граф и графиня – не фактические супруги. А если граф решил приступить к своим супружеским обязанностям в тайном любовном гнездышке, то Кендолл, считая своим долгом исполнять распоряжения хозяина, приготовил ему это «гнездышко». Чтобы никого не посвящать в секрет графа, слуга, не гнушаясь черной работы, сам вымыл и вычистил комнаты маленького деревенского коттеджа, на который Кэмерон наткнулся во время своих поездок верхом. Кендолл сам привез туда постельное белье, запасы еды, вина и дров, и благодаря его стараниям маленький домик в тенистой роще готов был принять супругов – любовников.
– Желаю вам счастья, милорд, – подумал Кендолл, – вам его очень недостает.
К своему собственному удивлению, Мариза заснула сразу, как только добралась до постели и растянулась на прохладных льняных простынях. Утром она открыла глаза и освеженная сном встала с постели. Домашнее платье лежало на кресле, – она накинула его, подпоясалась, подошла к окну и увидела серое небо, обещавшее дождь; воздух был холодный.
Мариза зажмурилась, вспоминая, как в прохладном ночном воздухе горели на ее коже поцелуи Кэма. Она тронула кончиками пальцев свои губы, которые впивал своими губами Кэм и подумала: «Я чувствую себя удивительно счастливой, и это чувство возникло в его объятиях. Удивительно: покоряясь силе страсти, чувствуешь ликование победы!»
Дверь спальни открыла Чарити с кофейником на подносе.
– Добрый день, миледи! – сказала она, наливая крепкий напиток в маленькую чашку. – Прикажете принести еще чего-нибудь?
– Нет, только кофе! – ответила Мариза, беря чашку. – Ах, как хорошо! – Она осушила чашку крошечными глоточками и улыбнулась, подумав, что почти во всех кофейнях Лондона пьют кофе, доставленный ее кораблями. Торговля давала ее семье значительную часть доходов. Скоро Кэмерон будет участвовать и в торговых делах, как и в управении имениями. Она вручила ему самое себя, вручит и свое достояние. – А мой муж уже встал? – спросила она у Чарити.
– Да, миледи, я видела, как Кендолл понес к нему горячую воды для бритья.
– Когда?
– Час назад. Я как раз была в кухне, когда он пришел за водой.
Тайное возбуждение охватило Маризу, все тело, до кончиков пальцев, словно покалывало иголочками. Она думала о том, что сегодня Кэм призовет ее к себе. Это ее секрет, она ни с кем не поделится им.
– Ваша бабушка спрашивает вас, миледи, не присоединитесь ли вы к ней за завтраком, если у вас есть возможность уделить ей время.
Мариза невольно улыбнулась. Приглашение бабушки было передано церемонно и дипломатично: до замужества Маризы бабушка просто попросила бы ее прийти к завтраку.
– Ох, я так проголодалась! – весело воскликнула в ответ Мариза, протягивая Чарити пустую чашку, чтобы та налила ей еще кофе.
Она в самом деле чувствовала сегодня утром какой-то волчий аппетит – но это был не только голод. Это было неистовое желание тех ласк, которые она испытала ночью: она хотела, чтобы прикосновения Кэмерона снова зажигали огонь в ее крови, чтобы его губы снова жадно прильнули к ее губам, и его язык ласкал ее небо. Она желала всего, что могла дать ей жизнь; всего, что открылось ей этой ночью. Молодая девушка чувствовала, что она готова принять вызов жизни.
– Скажите бабушке, что я сейчас приду, – кивнула Мариза Чарити, перебдоая свои платья.
– А где моя кузина, леди Брайенна?
– Она встала рано, миледи, она уже у старой графини.
Мариза хотела бы рассказать бабушке и кузине о том, что она испытала этой ночью, но знала, что делать этого не следует: ростки любви еще слишком нежны и чувствительны. И у Барбары, и у Брайенны был опыт любви, а Мариза только что увидела ее грозный сияющий лик.
Чарити удивленно смотрела на задумчивую Маризу.
– Я нагрею щипцы, чтобы завить вам локоны, миледи? – спросила она.
– Нет, сегодня я просто распущу волосы!
– Не надо завивать? – спросила озадаченная Чарити.
– Не надо, – подтвердила Мариза.
– Хорошо, миледи. – Чарити пожала плечами. – Тогда я пойду к старой графине передать, что вы придете к завтраку, и вернусь помочь вам одеться.
– Да, – рассеянно отозвалась Мариза, снова охваченная воспоминаниями о прошедшей ночи и предчувствиями будущего. – Да, так и сделай, – сказала она, тряхнув головкой, и положила на кресло выбранное платье.
– В общем, прием был удачный, – сказала графиня, допивая третью чашку своего утреннего кофе.
– Да, мне тоже так кажется, – согласилась леди Брайенна.
– А вы как считаете, мистер Кавинтон? – спросила Барбара у Джейми. Тот пришел навестить Кэмерона, но Кендолл сказал ему, что граф уехал. Тогда дамы пригласили его к своему завтраку.
– Я думаю, что сегодня все утро гости обсуждали ваш прием, и толки еще в самом разгаре.
– Да, надеюсь, что так, – лукаво улыбнулась Барбара.
– На что ты надеешься, бабушка?
Мариза вошла в комнату, поцеловала щеку бабушки, села рядом с Брайенной и огорченно посмотрела на пустой стул в другом конце стола, – она надеялась, что сегодня Кэмерон будет завтракать со всей семьей.
– На то, что о бале в твою честь долго будут толковать в округе, дорогая, – ответила Барбара. – Ты ведь тоже так считаешь?
Мариза повернулась к ней: – Простите, бабушка, вы мне что-то сказали?
– Что с тобой, Мариза! Ты чем-то расстроена?
– Нет, нет, ничего. Так о чем вы меня спросили?
– Бабушка довольна, что о твоем бале говорят все соседи, вчерашние гости, – ответила леди Брайенна.
– Что они говорят? – испуганно спросила Мариза, вспомнив разговор двух сплетниц. Неужели до бабушки дошли эти гнусные толки?
– Все говорят, что возвращение моей внучки и восстановление блеска имени нашего рода – счастливое событие, – сказала Барбара.
– А что они говорят… о моем муже? – спросила Мариза, отрезая толстый ломоть хлеба и густо намазывая его ярко – оранжевым апельсиновым джемом.
Барбара ласково улыбнулась внучке.
– Они ведь его еще не знают. Сначала будут относиться настороженно. К тому же он – шотландец.
– Я не об этом, – объяснила Мариза. Зеленые глаза Барбары еще ласковее засияли внучке.
– А, ты о его шрамах, – сказала она. – Ну, какой же безмозглый осел посмел бы обсуждать это в моем присутствии! Но боюсь, что за спиной… есть же бессердечные и неумные люди. Но таких, если до меая что-нибудь дойдет, я всегда сумею отделать. Да, его лицо и фигура поражают при первом взгляде, но стоит ли придавать этому такое значение? Я прожила долгую жизнь и видела людей со шрамами от ран, полученных на войне, на дуэлях, в несчастных случаях. Многие из этих людей были вчера на твоем балу – мои ровесники. Как-то прожили свой век со шрамами и увечьями, не заботясь о том, как на них люди глазеют. Такова жизнь… – сказала старая женщина, слегка пожав хрупкими плечами. – Надо примиряться с тем, чего нельзя изменить.
– Спасибо, бабушка, – сказала Мариза.
– За то, что я говорю правду? – удивилась Барбара.
– Правдивость и искренность многих шокируют, миледи, – улыбнулся Джейми, – особенно в определенных кругах.
Барбара тихо засмеялась и бросила на Джейми кокетливый взгляд:
– Давно знаю, но меня это никогда не удерживало.
– Если уж речь зашла о моем муже, то скажите:
кто-нибудь видел его сегодня? – спросила Мариза.
– Я пришел рано утром к графу поговорить об одном неоконченном деле, но мне сказали, что он уже уехал, – заметил Джейми.
– Он уехал? – Мариза положила хлеб на тарелку и стала нервно теребить складку скатерти.
– Очевидно так, миледи!
– У тебя были какие-то планы? – спросила Брайенна, встревоженно поглядев на Маризу.
– Да… – Мариза сложила руки на коленях и подумала, что муж ведет с ней какую-то непонятную игру.
В дверь тихо постучали, и вошел Кендолл.
– Извините мое вторжение, миледи, – обратился он к Маризе, – у меня письмо к вам от графа. Он велел мне передать его вам в собственные руки.
– Так передайте же, – сказала Мариза, вставая из-за стола. Она взяла письмо из рук Кендолла, сломала печать и прочитала: «Моя дорогая жена! Прошу тебя, приди. Кендолл объяснит тебе, куда. Доверься ему. Доверься мне».
Мариза крепко сжала в руке бумагу и устремила взгляд на Кендолла:
– Вы знаете?
– Да.
– Мариза, что случилось? – спросила вдовствующая графиня. Она изумленно глядела на сияющее радостью лицо внучки, которая только что была рассеянной и даже какой-то отрешенной.
– Не волнуйся, бабушка. Мне надо поехать недалеко по очень важному делу, – сказала Мариза и быстро вышла из комнаты.
– Я последую за вами, – сказала она Кендоллу.
– Мариза, куда ты едешь? – донесся до нее голос Барбары. «За счастьем, бабушка. За тем, что мне нужнее всего на свете», – хотелось закричать Маризе, но она молча взбежала наверх за плащом.
Барбара стояла у подножия лестницы, растерянно глядя на нее снизу вверх. Рядом с ней застыли Брайенна и Джейми.
– Да, я очень спешу, извините меня, – бросила на ходу Мариза, сбегая через пять минут вниз по лестнице. Радостный смех как будто летел вслед за ней серебристым облачком.
ГЛАВА 18
«Должно быть, все проблемы моей дорогой подруги разрешены», – думала леди Брайенна. Завязав в салфетку крошки хлеба, она шла по тропинке к пруду под низко нависшим темно – серым небом. «Скоро хлынет дождь, – подумала она, услышав отдаленный раскат грома. – Если бы с неба пролился такой дождь, который вымыл бы из ее души все обиды и боль, печаль и сожаления! Но нет, это невозможно. Она останется такой, как она есть», – меланхолично размышляла Брайенна.
Сожаления… Как она сожалеет о том, что не решилась танцевать на балу. Если б она приняла приглашение Джейми Кавинтона, подала ему руку и кружилась с ним в танце под звуки веселого бурре! Но танцевала с Джейми Мариза, а Брайенна сидела рядом с вдовствующей графиней, вполуха слушая ее остроумные характеристики гостей, и ловя взгляд Джейми, который то и дело украдкой смотрел на Брайенну. А ведь она могла бы глядеть ему в глаза, то выступая плавным шагом, то кружась по залу под звуки веселой и безыскусственной мелодии старинного сельского танца.
А она сидела в дальнем уголке зала в прекрасном платье, подаренном Брайенной, и грустно смотрела на танцующих. Брайенна знала, что Джейми – лучший друг Кэмерона. Но как же они несхожи… Муж Маризы хмур и резок, а Джейми – добр, и у него такой спокойный, ласковый взгляд.
И все же она прочла в том взгляде вспышку мужского интереса, искру страсти. Страсть… она вспыхивает так внезапно, и Брайенна уже обожглась однажды. Страсть Донала она приняла за любовь, его настойчивое ухаживание льстило неопытной девушке, и она без раздумий вступила в брак, который окончился катастрофой.
Но Джейми, кажется ей, совершенно не похож на Донала. Не похож? В душе ее раздавался недоверчивый вопрос: откуда ты знаешь, что не похож? Животное начало Донала проявилось уже после свадьбы.
«Знаю, и все, – убежденно возражал другой голос. – Знаю, что Джейми Кавинтон не такой, как Донал». Эта убежденность возникла в душе Брайенны вчера вечером, когда, сидя в тихом уголке зала, она прочла в светло – карих глазах подошедшего к ней Джейми восхищение и обожание. Брайенна почувствовала, что он не только любуется ее красотой, но и видит ее душу. В глазах Донала всегда горело только желание, и ему нужно было тело, а не душа женщины. Может быть, он оттого был так груб. и эгоистичен, что у него самого души вовсе не было, и он прекрасно без нее обходился.
Брайенна стояла на берегу и бросала крошки лебедям – на этот раз подплыла пара черных. «Как они прекрасны! – со счастливой улыбкой подумала молодая женщина. – Какое чудесное умиротворяющее зрелище – лебеди, плавно скользящие по глади вод».
«Как она хороша! – думал Джейми Кавинтон, глядя на Брайенну, стоящую на берегу, словно сказочная Дева Озера. – Рука, бросающая крошки лебедям, изгибается грациозно, как лебединая шея, стройная фигурка в черном замерла над водой, окутанная печалью».
С каждым днем он все больше влюблялся в Брайенну, очарованный ее грацией, милой улыбкой, тихим нравом.
Но сколько препятствий между ними! Он – протестант, она – католичка. Хотя она небогата, но из знатной семьи, дочь и сестра графов. А у него нет титула, нет родни, он никогда не стремился занять высокий пост и, если он женится, его доходов хватит лишь на самое скромное существование. Подойдет ли это ей, привыкшей к другому образу жизни? И даже если он, Джейми, ей нравится, угасла ли в ее душе память о покойном супруге? Говорят, она его любила. Сможет ли он, Джейми, занять в ее сердце место Макбрайда? Джейми подумал, что он бы согласился, чтобы Брайенна уделила ему хоть маленькую частицу своего сердца, если она не сможет его полюбить так, как покойного мужа.
И, может быть, он сумел бы дать ей немного счастья, рассеять окутывающее ее облако печали.
– Леди Брайенна! – окликнул Джейми. Брайенна вздрогнула – она совсем не заметила, как он подошел. Бросив лебедям и случайно оказавшейся на пруду дикой утке оставшиеся у нее хлебные крошки, Брайенна повернулась к Джейми.
– Вот человек, о котором я много думаю последние дни, – подумала она и призналась себе, что Джейми не только вошел в ее жизнь, но и занял место в ее сердце. Может быть, это – любовь, которую предсказала ей миссис Бак? И как истолковывать его отношение к ней, – может быть, это просто его доброта заставляет его искать общества грустной одинокой женщины?
Брайенна смутилась и покраснела. Джейми протянул ей руку, чтобы ей легче было подняться с берега на тропинку. «Какая добрая, надежная рука!» – подумала Брайенна, вспомнив грубые жестокие руки Донала.
– Мы почти не разговаривали между собой за завтраком, – заметил Джейми.
– Да, – призналась Брайенна. – Бабушке хотелось поговорить о приеме.
– Как вы себя чувствуете?
– Ни плохо, ни хорошо – сносно.
Джейми клял себя за неумение вести беседу. Вот Кэм – тот умел обходиться с женщинами. Таким же, наверное, был и покойный муж Брайенны. В Лондоне Джейми не уделял внимания женщинам, хотя время от времени у него возникали случайные связи. Его прозвали при дворе «королевский пуританин»: он был сдержан, молчалив, любил читать и играть в шахматы. А теперь он встретил женщину, которой хочет признаться в любви. Как она к этому отнесется? Высмеет его или может подумать, что он стремится через жену обзавестись знатной родней?
Совсем недалеко послышался раскат грома.
– Надо скорее вернуться домой! – испуганно воскликнула Брайенна.
Джейми, не выпуская ее руки, повел ее к дому, но до большого дома они дойти не успели – хлынул дождь. Джейми быстро свернул на боковую тропинку, и они с Брайенной укрылись в летнем домике.
– Побудем здесь, пока дождь не утихнет – сказал Джейми, отбрасывая со лба влажные волосы.
Они сели на мраморную скамью. Брайенна промокла, и черное платье облепило ее худенькое тело. «Я выгляжу словно мокрая ворона, а он привык видеть при дворе нарядных красавиц с пышными формами», – подумала она. Ей стало холодно, она вздрогнула.
– Прошу вас, наденьте это, – сказал Джейми, снимая камзол и накидывая его на плечи Брайенны. Она благодарно кивнула, – толстая ткань отсырела только сверху, и ей сразу стало теплее.
Дождь барабанил по земле вокруг летнего домика, в воздухе сгустился аромат оплетавших его роз. Они сидели рядом на скамье, касаясь друг друга, и Брайен – не хотелось, чтобы дождь не переставал – рядом с этим человеком ей было хорошо, спокойно.
Джейми протянул руку и отодвинул с шеи Брайен – иы мокрые пряди волос; сжав одну прядь в кулаке, он поднес ее к губам.
– Что вы делаете? – обернувшись к Джейми, в замешательстве воскликнула Брайенна.
Поглядев прямо в ее удивленные золотисто – карие глаза, он выпустил из руки мокрую прядь, нагнулся к ее губам и поцеловал. Брайенна не отстранилась, прикосновение губ Джейми было так ласково. Когда он наклонился к ней, она замерла от ужаса, ожидая жадного, стремительного поцелуя, – так целовал ее Донал, искусывая ей в кровь губы, – а обычно и не целовал, а просто насиловал.
. Но поцелуй Джейми был нежен, он обнял ее, и она тихо вздохнула, чувствуя себя надежно и уютно. Джейми, не веря самому себе, что держит в объятиях любимую женщину, крепче сжал талию Брайенны и теснее прижался губами к ее губам.
Вдруг она словно опомнилась, почувствовав, что слабеет и покоряется объятиям Джейми, резко оттолкнула его, и с криком: «Прости меня. Божья Матерь!» – выбежала из беседки, уронив на землю камзол Джейми.
Он смотрел ей вслед, обескураженный и расстроенный.
Кэм услышал, как дождь застучал по крыше коттеджа. Он открыл дверь и начал высматривать Маризу. Дождь смочил его рубашку, и он вернулся в дом. Может быть, она не приедет из-за непогоды? А может быть, не захочет внять его призыву?
Стоя перед очагом, он осмотрел комнату. Кендолл выскреб добела полы, обмахнул паутину со стен и с потолка. Когда Кэм наткнулся на этот коттедж, все было в запустении. Надо наградить слугу за работу.
У стены стояла большая кровать, застеленная чистыми простынями, с двумя подушками в изголовье.
Подушки и мягкий матрац были набиты птичьим пером. На одной из подушек лежал сложенный кусок ткани. Кэм развернул его и понюхал. Это был клетчатый шерстяной плед, цветов рода Бьюкенен. Шотландская ткань пахла вереском, запахом родины. Хотя Кэм давно жил в Англии, Шотландию он вспоминал как милый край своего детства и юности, подлинную родину.
Кэм примерил – плед словно по мерке покрывал кровать. Такое покрывало как раз подходит для свадебной ночи Бьюкенена. Шотландская ткань напоминала Кэму о его предках. Глубокие корни, связывающие его с родиной, не должны ослабнуть, и его дети, хотя и родятся в Англии, будут помнить, что они – Бьюкенены.
Он налил себе в один из двух кубков, стоящих на столе, вина с пряностями, подогретого на очаге в широкой медной чаше, и отпил глоток.
На сосновом столе стоял большой холщовый ранец; Кэм открыл его и вынул длинный шарф из шотландки такой же расцветки, как плед, который он постелил на кровать. Кэм ласково погладил мягкую ворсистую ткань, достал из ранца кинжал, острым, как бритва, лезвием сделал на шарфе разрез и, потянув, разорвал его на две полоски.
Теперь у него есть то, что нужно.
Мариза скакала на белом жеребце, одетая в костюм мальчика. Дорога шла через темный высокий лес, воздух был насыщен влагой. Возбуждение все росло; Мариза чувствовала нереальными и окружающий мир, и себя самое в костюме мальчика. Она увидела сквозь деревья каменный коттедж с дымком над крышей; в доме должно быть сухо и тепло. Мариза остановила коня. Что она хочет найти в этом доме – только убежище от дождя и холода? И зачем она здесь?
Она может еще повернуть назад, пока он ее не увидел. Вернуться в Грейвуд. Забыть о его призыве, как будто и не было никакой записки. Рэм стукнул копытом по земле и нетерпеливо потряс головой. Мариза натянула поводья и дала коню стремена. Она поступит так, как велит ей сердце.
Не для короля, который устроил их брак, не во имя долга, для продолжения своего рода. Не во имя обетов, данных перед алтарем. Не ради удовлетворения страсти.
Во имя любви, только во имя любви. Она любит Кэмерона Бьюкенена, любит всей душой. Всем своим существом. Это ее мужчина. Она поняла это не сразу, но теперь знает, что это – нерушимая истина. Любовь ее к Кэмерону сильна и глубока, она нашла любовь всей своей жизни.