42

– Мне обязательно надевать этот дурацкий корсаж?

Маргарет стояла перед зеркалом в своей комнате среди разбросанных повсюду разнообразных платьев, снежно-белых кружевных рюшей и воланов. Однако ее настроение отнюдь не соответствовало этой веселой радуге. Она раздраженно бросила на пол тугой корсаж.

– Не хочу надевать эти платья, в которых невыносимо душно, и не хочу замуж. Я передумала. Свадьбы не будет, пока мне не вернут Пэйшенс.

Помогавшая ей одеваться Мари молча подняла корсаж, Бертранда успокаивающе заговорила, поднимаясь со стула:

– Ну, ну, Маргарет, не нужно волноваться. Оставь корсаж, если он тебе не нравится. Это платье и без него прекрасно на тебе сидит. Мари, девочка, не сходишь ли ты в церковь посмотреть, как там идут дела? Мне нужно перекинуться словечком с нашей невестой.

Как всегда сдержанная и покладистая, девушка взяла веер и вышла, осторожно притворив за собой дверь.

Маргарет закрыла глаза, охваченная единственным желанием где-нибудь спрятаться.

– Расскажи мне, как произошло, что вы с Джонатаном расстались? – задала Бертранда неожиданный вопрос.

– Как тебе сказать? Частично из-за меня, то есть по моей вине.

Маргарет тяжело вздохнула и бросилась в кресло, сминая складки тщательно разглаженного платья. Она потерла ноющий висок.

– Кроме того, мы были очень молоды и не решились пойти против родителей, которые не хотели нашего брака.

– Это единственная причина? А твой отъезд после смерти отца? Я знаю, тебе пришлось уехать, потому что он это завещал. Но ты могла бы сказать деду, что хочешь замуж за Джонатана. Говорила ты ему об этом?

– Как будто ты его не знаешь, Бертранда! Он и слушать не захотел бы, ведь Джонатан всего лишь сын низкого купчишки, как говорила моя мать. Да о чем толковать, мне вообще не хотелось жить, когда он заставил меня выйти замуж за Оливера.

– Из-за того, что потеряла отца? Понимаю…

– Нет, из-за того, что предала его! Одну его смерть мне, наверное, легче было бы пережить, – горько усмехнулась Маргарет. – Но я никогда не прощу себя, что он умер из-за меня.

– Как страшно это слышать, mon amie. Что же случилось?

– Я оставила его одного, а когда вернулась, он уже умер. Пойми, Бертранда, если бы я была с ним, он еще жил бы! А я ушла на свидание с Джонатаном, видишь ли, не могла удержаться!

– Насколько я знаю, твой отец долго болел, это так? – осторожно спросила Бертранда.

– Да, около года. Он так изменился за это время, так страшно исхудал. Последнее время его терзала лихорадка, и мой дорогой отец так исстрадался!

В глазах молодой женщины блеснули слезы.

– Тогда, извини, мне не очень понятно, почему ты винишь себя. Он мог умереть в любую минуту, и какое имело значение, где ты была в этот момент! А если бы это случилось, когда, дежуря у его постели, ты заснула бы? Ты бы и в этом случае упрекала себя?

Маргарет сдвинула брови, стараясь представить себе эту картину. Ей так хотелось поверить в свою невиновность. Кажется, впереди забрезжил неясный пока свет понимания…

– Не знаю, право… Вот и Джонатан говорит мне то же, что и ты.

– И он совершенно прав. Дитя мое, ты заходишь слишком далеко, полагая, что все зависит от тебя. Ну, например, если бы ты плела кружева, и кто-нибудь испортил их, когда ты вышла, ты тоже винила бы себя? Ведь нет?

Маргарет с неуверенной улыбкой покачала головой, вдумываясь в слова старой француженки.

– Ах, Маргарет, к сожалению, человек не может подняться выше своих возможностей, и это необходимо понять и принять. Каждая мастерица создает свое кружево, качество и красота которых зависит от ее способностей. Она может совершенствовать свое искусство, но до каких-то пределов, которые ей уже не перешагнуть. И если она станет мучиться завистью к талантливой сопернице, это только убьет ее искусство, но все равно она не сравняется с ней. Так и с тобой, Маргарет, ты сделаешь себя несчастной, требуя от себя того, что от тебя не зависит. Подумай об этом как-нибудь позже.

Бертранда наклонилась и весело расцеловала Маргарет в обе щеки.

– А теперь, вставай, моя девочка, нужно расправить юбки. Сегодня ты необыкновенно хороша, и это твой самый счастливый день. Ведь ты выходишь замуж за человека, которого любишь! Уверена, твой отец порадовался бы за свою любимую дочку. Радуйся и ты, Маргарет.

– Постараюсь.

Отчасти успокоенная ее словами, Маргарет бросилась в раскрытые объятия Бертранды, стараясь не показывать своей тревоги из-за предстоящей ночи.

Вскоре Маргарет стояла перед входом в дворцовую церковь в Гринвиче, словно погруженная в транс. Похолодевшие от волнения руки крепко сжимали букет золотистых и белых маргариток, присланных женихом, которые создавали гармоничное сочетание с пышным платьем цвета первых лучей солнца, отделанного кружевной пеной рюша.

Предстоящая церемония с новой силой вызвала в памяти ее свадьбу с Оливером, не скрывавшим во время обряда своего жадного нетерпения поскорее уложить ее в постель. Как кровавую жертву, она отдала ему свою невинность, не испытав при этом ничего, кроме боли и унижения, которые сопровождали потом всю ее недолгую брачную жизнь. После его смерти она решила, что больше ни один мужчина не станет хозяином ее жизни. Может, она все-таки совершает ужасную ошибку?

С усилием, овладев собой, Маргарет, наконец, перешагнула порог храма.

Впереди у алтаря в лучах солнца, падающих сверху сквозь цветные витражи узких окон, ожидал ее Джонатан. Его сильное гибкое тело было облачено в великолепный костюм из рыжевато-коричневого бархата и вызвало в ее воображении неожиданное сравнение с величественным царем зверей. Сегодня ночью могучее животное сожжет ее беззащитное тело опаляющей страстью и даже не заметит жалкого писка своей жертвы. Маргарет постаралась отмахнуться от вызывающей дрожь картины, медленно продвигаясь вперед и оглядывая расступавшихся перед ней гостей.

Она увидела подбадривающих ее улыбками скромно одетых Бертранду и Мари. Сестру Джонатана с мужем, графом Винфордом, в парадных туалетах. Сердце Маргарет уколола зависть, когда она заметила на руках Кита их четырехлетнего сынишку. Как была бы очаровательна Пэйшенс в нарядном платьице и как бы она радовалась празднику!

В глаза ей бросилось круглое, сияющее от удовольствия лицо священника, приглашенного на церемонию по ее просьбе. За ним высилась худощавая высокая фигура веселого светловолосого датчанина, друга Джонатана. Внушительный массивный Уолсингхэм, секретарь ее величества, стоял рядом с седеющим лордом Баргли, который, по словам королевы, до какой-то степени мог считаться сватом Джонатана.

Маргарет поравнялась с королевой и присела перед ней в глубоком реверансе.

Елизавета была ослепительна в туалете из сверкающего светло-голубого шелка, выступающего из пышных облаков звездного кружева. С царственной осанкой и лицом, исполненным величественной красоты, она казалась королевой льда. Окружавшие ее фрейлины в ярких платьях напоминали стайку бабочек, чудом занесенных к подножию ледяного айсберга.

Ее деда не было. Сегодня он пришел в сознание, но доктор велел немедленно повторить прием опиума. Я не благословляю твой брак, проворчал бы он Маргарет. – Пусть этот безродный капитан сделает тебе ребенка и убирается на войну. А я по-прежнему буду управлять состоянием всей семьи.

У Маргарет на этот счет были свои планы. Ей рисовался скромный уютный дом за городом, который она купит, получив с согласия королевы вдовье наследство. Небольшой ухоженный сад с цветами и высокими деревьями, дающими прохладную тень.

Несколько слуг, помогающих вести хозяйство. И ее дети, Пэйшенс и маленький незнакомец, которых она будет растить вместе с Бертрандой и Мари вдали от жаркого Лондона и командного окрика мужчин.

Вместе с тем сознание правоты деда, полагающего, что Джонатан скоро покинет ее, вызывало в ней возмущение. Она стала невестой человека, одержимого демоном мести. И как только забеременеет, он оставит ее и умчится на схватку с инквизитором. Ей не доставляла, как ни странно, ни малейшей радости мысль, что одиночество даст ей безграничную свободу.

Одержимая противоречивыми чувствами, подойдя к алтарю, Маргарет устремила взгляд прямо вперед, избегая смотреть на Джонатана. Но одно его прикосновение, когда, взойдя вместе с ней на возвышение, он взял ее за холодные пальцы и нежно сжал их горячей рукой, заставило улетучиться все ее страхи и сомнения, и Маргарет повернула к нему затуманенное любовью лицо и слегка улыбнулась.

– Тебе очень идет новое платье, – прошептал Джонатан, восхищенный ее прелестью.

– Это подарок королевы, с этими ужасными фижмами, которые ты терпеть не можешь, – пожаловалась она.

– Я обожаю не платье, а женщину в нем, – тихо ответил он, крепко сжав ее пальцы.

Маргарет залилась краской смущения, услышав нотки нежной страсти в его голосе. В продолжение всей церемонии, которую торжественно вел королевский капеллан, она слышала только голос жениха, видела только его прекрасное лицо и глубокие темные глаза. Если она не сделала ни одной ошибки, то только потому, что следовала за ведущей ее надежной рукой Джонатана как во сне, повинуясь малейшему взмаху его ресниц.

Один раз звучный голос капеллана донесся до нее словно сквозь туман:

– Этим кольцом венчаю тебя, и этим золотом и серебром дарю тебя, и телом своим почитаю тебя, и всем своим имуществом земным обеспечиваю тебя.

Маргарет так сильно стиснула букет, что несколько лепестков, кружась, упали на ковер. Всей душой она хотела помочь освобождению Джонатана, даже если он и тогда не сможет ее любить. Что ж, у нее уже есть бесценный дар – его дружба и сила. Теперь она навечно связана с любимым и бросит вызов его мрачному демону.

– Благословенны будьте Всевышним, сотворившим вселенную из ничего! – торжественно произнес капеллан последние слова обряда.

Церемония закончилась. Уже супружеской парой они были представлены собравшимся как капитан и мадам Кавендиш.

43

Сияние множества зажженных свечей в бронзовых канделябрах преобразило несколько угрюмый обычно огромный зал приемных покоев королевы. У стены с гобеленами теснились столы, оставляя свободным большое пространство для гостей. Из-за позднего времени предполагалось лишь легкое угощение, поэтому стулья отсутствовали. Только королевское кресло с высокой резной спинкой и подлокотниками, устланное мягким ковром, занимало свое обычное место в простенке между раскрытыми окнами, через которые время от времени врывался посвежевший к вечеру ветерок, с облегчением встречаемый утомленными жарой гостями.

Многочисленная дворцовая прислуга в мгновение ока заставила длинные столы бутылками с имбирным вином, большими кувшинами со светлым и темным пивом, графинами толстого стекла с ледяной водой. Между ними красовались блюда с кексами, вафлями и печеньем. С оживленным щебетом к лакомствам подлетели фрейлины.

Взволнованная Маргарет стояла рядом с Джонатаном у гобелена с паломниками, с которого на нее широко распахнутыми глазами смотрела одна из женщин, словно спрашивая: «Ты счастлива?» Маргарет отвела глаза и слегка прислонилась головой к плечу мужа, вдыхая запах душистого ясменника, исходивший от его одежды и круживший ей голову. Она еще не знала, что ответить. Молодой супруг казался раздраженным, хотя его рука нежно поглаживала ее талию.

Сопровождаемая подобострастно увивающимся вокруг нее толстеньким священником, обмахиваясь веером из страусовых перьев, мимо них к своему креслу прошла Елизавета. Они услышали вздрагивающий от переполнявшего его раболепия пронзительный голос ее спутника:

– Позвольте заверить, ваше величество, в жизни не видел подобного великолепия. Сочетание небесно-голубого шелка с этими воздушными кружевами просто ошеломляет! А эти манжеты будто соперничают с бесподобной красотой ваших рук.

– Это подарок герцога Алансона. – Казалось, Елизавета, как ребенок, была довольна возможностью поделиться своей радостью даже со случайным посетителем дворца. – Однако должна признаться, что письмо его светлости, присланное с манжетами, оказалось значительно более ценным сувениром.

Джонатан метнул в их сторону хмурый взгляд, затем, убрав руку с талии жены, принялся вертеть в руках свой маленький молоточек.

– Что случилось? – Маргарет никогда не видела Джонатана таким раздосадованным.

– Ничего особенного. – На скулах Джонатана играли желваки. – Только королева, по-моему, просто голову потеряла из-за этого мошенника, если считает возможным обсуждать его подношения с первым встречным.

– Это ты французского принца называешь мошенником? Чем он тебе не угодил?

– Мне не нравится эта партия. – Он выхватил из кармана носовой платок и вытер влажный лоб. – Боюсь, что ее величество совершит непоправимую политическую ошибку, если вступит с ним в брак.

– Тебе жарко, Джонатан, хочешь освежиться вином? Оно холодное, только что из подвала, – предложила Маргарет, чтобы отвлечь его от неприятных размышлений.

В этот момент в дверях появилась любимица королевы – фрейлина Джейн Шелтон в сопровождении виконта Солсоувера. Только увидев Роберта, Маргарет вспомнила, что Елизавета обязала его присутствовать на свадебном вечере, желая этим унижением поставить на место незадачливого родственника, задумавшего жениться без ее высочайшего соизволения. Маскируя ущемленное самолюбие, виконт с преувеличенным вниманием склонялся к Джейн.

Но вчера ночью ему не удалось скрыть потрясения, когда Елизавета небрежно обмолвилась о давно принятом ею решении относительно его женитьбы…

Королева приказала графу Клифтону и виконту Солсоуверу явиться в ее кабинет, где уже находилась Маргарет, и поставила деда в известность о своем согласии на брак его внучки с капитаном Кавендишем.

– Ваше величество, – возразил граф, – я хотел бы видеть ее мужем вашего племянника, виконта Солсоувера…

– Которого я выбрала для моей дорогой Джейн Шелтон, – оборвав его, спокойно закончила Елизавета.

Роберт дернулся, его побледневшее лицо исказила гримаса оскорбленного достоинства. Во дворце каждый знал, что фрейлина Шелтон – дочь обыкновенного простолюдина, пожалованного королевой дворянским титулом за безупречную преданность. Устраивая этот брак, Елизавета избавлялась от возможного претендента на трон: им мог стать Роберт или его наследник в случае женитьбы виконта на девице благородного происхождения.

– Милорд, – довольная произведенным эффектом королева повелительно обратилась к графу, – прошу вас сегодня же вернуть мадам Кавендиш ее ребенка.

Граф взглянул на ее величество, решив, что ослышался.

– Завтра состоится официальная брачная церемония леди Маргарет и капитана Кавендиша в подтверждение данных ими сегодня обетов. – Она повернулась к Маргарет с нарочито добродушной материнской улыбкой: – Надеюсь, они не заставят нас долго ожидать нового графа Клифтона.

Затем снова обратилась к остолбеневшим мужчинам и сухо приказала:

– Прошу вас обоих присутствовать, чтобы пожелать новобрачным счастья.

После этих слов граф внезапно согнулся со стоном, схватившись за бок, нетвердо ступая, волоча по полу трость, покинул кабинет. В соседней комнате он потерял сознание от острого приступа боли в печени…

– Маргарет, к нам идут Винфорды, – голос Джонатана вернул ее к действительности. – Ты не будешь против, если я на минутку оставлю тебя с Розалиндой? Мне очень надо поговорить с Китом.

Джонатан говорил с суховатой деловитостью, чтобы она не заподозрила его страстного желания тут же заключить ее в объятия. Он стыдился своей несдержанности, а им еще предстояло провести целый вечер среди людей.

– Да, конечно, – улыбнулась Маргарет, сумев скрыть легкое недовольство.

Дружная чета Винфордов обрушилась на них с шумными поздравлениями и поцелуями. Розалинда лукаво погрозила брату:

– А помнишь, Джонатан, как пять лет назад я пророчила тебе, что вы все равно будете вместе? Ты ведь тогда не поверил мне, решил, что все кончено, и умчался на эту ужасную войну. Так кто же оказался прав?

– К счастью, ты, сестренка. – Джонатан звучно поцеловал располневшую за последние годы Розалинду в щеку и потрепал светловолосую головенку племянника, восседавшего на руках высокого отца. – А теперь, Кит, попросим у дам извинения и отойдем в сторонку поболтать.

Кристофер опустил сынишку на пол.

– Ну, молодой человек, развлекайте за нас дам.

– Нет, папа, я хочу с мужчинами.

– И я знаю почему, плутишка. Ты рассчитываешь съесть побольше вафель, пока я буду занят разговором. Нет, дружок, давай договоримся: ты останешься с мамой и тетей Маргаритой, а дядя Джонатан научит тебя, как отшлифовать твою рапиру, идет?

Мальчик просиял и поднял живые синие глаза на Джонатана, который с улыбкой подтвердил свое согласие на сделку. Мальчуган тут же выпустил руку Кита и, готовясь составить достойное общество дамам, подтянул штаны, которые были копией отцовских.

Джонатан и Кит поклонились женам и направились на поиски Корнелиуса и Уолсингхэма. Пробираясь между группами гостей, раскланиваясь направо и налево, новобрачный старался не думать о том, когда останется наедине с Маргарет.

Наконец все четверо собрались в углу, предусмотрительно выбранном капитаном подальше от гобелена с паломниками.

– Какие новости? – спросил Уолсингхэм.

– Да, Джонатан, – лорд Винфорд нетерпеливо обратился к зятю: – Что тебе удалось сегодня узнать в городе?

– Испанцы намерены отравить кого-то, – сообщил тот. – Пока мы не знаем, кого они наметили своей жертвой, но на всякий случай я намерен удвоить охрану ее величества, и хотел бы, чтобы ее повара усилили бдительность. Но это по вашей части, – обернулся он к секретарю королевы. – Думаю, об этих мерах королеву предупреждать не будем, чтобы ее не тревожить. Что касается охраны, то я предлагаю, чтобы Корнелиус, и я по очереди дежурили ночью в этой приемной, поскольку она ведет в личные покои ее величества. А утром нас будут сменять надежные люди из моих кавалеристов.

– Когда можно ожидать дополнительных сведений о планах испанцев? – озабоченно спросил Уолсингхэм.

– Через несколько дней. Я немедленно сообщу вам.

Секретарь взглянул на Кристофера:

– Как обстоят дела в портах, милорд?

– Последний раз испанский корабль приближался к нашим берегам, доставив торговую делегацию короля Филиппа. Несколько кораблей испанской флотилии курсируют в проливе, однако мы не усматриваем в их передвижении ничего угрожающего Англии. Ваши люди узнали что-нибудь новое о связях испанского курьера?

Уолсингхэм с досадой потер щеку.

– Как вы знаете, они наблюдают за ним, прошлой ночью кто-то пытался приблизиться к окну пленника в Тауэре. Однако ему удалось ускользнуть от нашей засады. Мы уверены, что неизвестный еще раз попытается установить контакт с испанцем, поэтому мои люди настороже.

– А каково решение ее величества о визите принца?

– Дата уже определена. – Уолсингхэм бросил по сторонам быстрый взгляд, чтобы убедиться, что их не подслушивают. – Шестнадцатого августа он прибудет в Кале, где ты должен его встретить.

– «Свифтшур II» будет готов переправить герцога через пролив, – заверил Кит.

– Рад это слышать.

Секретарь повернулся к залу и увидел невдалеке у окна оживленно беседующих Роберта и Джейн. В руке виконта был зажат стакан с элем, и, судя по его раскрасневшемуся лицу и развязным жестам, уже не первый.

– А что слышно о нем?

– Подозрения подтвердились, – коротко, но выразительно произнес Джонатан.

Уолсингхэм удивленно поднял брови.

– Да ну? Надежный ли источник? – спросил он, явно сомневаясь.

– Да, – вмешался Винфорд, – ты мне ничего не говорил. Как ты узнал?

– Могу только сказать, что сведения получены от лица, заслуживающего полного доверия, – сухо заявил Джонатан.

– Оберегаешь кого-то? Впрочем, это твое дело, – кивнул Кит. – Но должен признаться, после того, что королева для него сделала, он меня просто поражает. Парню явно недостает благородства и ума, он не понимает, что, сколько веревочка ни вейся… ты установил за ним наблюдение? – спросил он капитана.

– Еще бы, я намерен через него раскрыть весь заговор.

Разговор прервала подошедшая Розалинда, осыпав брата шутливыми упреками за то, что он вынуждает ее мужа заниматься делами на праздничном вечере. Приняв беззаботный вид, Джонатан сделал ответный выпад, отказав сестре в праве предъявлять подобные обвинения, ибо всем известно, что она сама отдает чрезвычайно много времени своей любимой торговле тканями.

Оставив супругов беседовать с Уолсингхэмом, Джонатан взял Корнелиуса под руку и увлек к окну, где и занимал друга разной болтовней, наблюдая, как его невыразимо прелестная молодая жена переходит от одной группы гостей к другой, оживленно разговаривая и весело смеясь. Он вспомнил Кристофера, догадавшегося, что он оберегает человека, поставляющего ему важные сведения. А эта очаровательная и легкомысленная особа, не осознавая грозящей ей опасности, со всей силой необузданного характера восстает против малейшей попытки защитить ее.

Довольно, придется дать Маргарет понять, что муж просто обязан заботиться о ее безопасности, хотя Джонатан не сомневался, что это не вызовет восторга жены.

Наконец Джонатан решил, что уже не будет неприличным, если они с Маргарет покинут общество. Длинный вечер, в течение которого он всеми способами стремился сдерживать нетерпеливое желание близости с ее красотой, обещающей сладостное забвение, подходил к концу.

44

Сменив с помощью горничной свадебное платье на юбку и лиф из легкой льняной ткани, Маргарет сидела у окна в ожидании Джонатана и поднимала и опускала крышку резной шкатулки, не в силах отвлечься от тяжелых воспоминаний о брачной ночи с Оливером. Неужели все повторится? Вполне возможно, что, как и ее первый муж до свадьбы, Джонатан только кажется нежным и благородным. Во всяком случае, она успела убедиться, что превыше всего мужчины ценят свое превосходство над слабым полом, а где же его легче всего доказать, как не в стенах супружеской спальни? Немудрено потерять свое достоинство и независимость, когда тебя каждую ночь подвергают насилию, от которого нет защиты. Да и как пожалуешься, если на этот раз сама выбрала себе мужа?

Маргарет затолкала шкатулку под стул и, чтобы успокоиться, вспомнила о единственной, как ей сейчас казалось от страха, утешительной стороне супружества: королева не забыла обещания и пригласила молодую женщину завтра же обсудить ее вступление в наследство. Обрадованная Маргарет тотчас разыскала среди гостей Бертранду и передала ей все оставшиеся деньги.

Маргарет вскочила на ноги и принялась в волнении расхаживать по комнате, строя планы на будущее. Прежде всего, нужно будет показать Бертранду хорошему врачу. Ее вид все больше беспокоил Маргарет и, наблюдая за плотно сжатыми губами и сгорбленной спиной старой француженки, особенно заметными, когда та думала, что на нее никто не смотрит, молодая женщина поняла, что ее подруга страдает серьезной болезнью. Потом, когда Бертранда вылечится, они будут спокойно жить маленькой женской компанией, плести и продавать кружева, Джонатан вернется в свои Нидерланды – Маргарет не станет его отговаривать, все равно он даже и слушать не захочет…

За спиной молодой женщины скрипнула дверь. Маргарет напряглась и медленно повернулась. Все еще облаченный в бархатный камзол, широкоплечий и статный, ее муж остановился в дверях и пристально посмотрел на нее. От его смутно темнеющего в полумраке и казавшегося загадочным силуэта исходило такое сильное мужское обаяние, что сердце Маргарет вдруг словно понеслось вскачь, и ее сбивчивое дыхание стало слышным в тишине спальни. Джонатан принес с собой их прошлые желания и будущую страсть. Непостижимым для Маргарет образом в нем таинственно и притягательно сочетались бьющая через край жизненная энергия и душевный надлом.

С пересохшим от волнения горлом Маргарет поспешно схватила еще одну свечу и, покусывая губы, постаралась поскорее зажечь ее от первой, наполовину сгоревшей. Может, его волшебная власть над ней ослабнет при более ярком освещении?

Джонатан неслышно скользнул в комнату и оказался рядом, чтобы помочь укрепить в подсвечнике, наконец, зажженную свечу. Потом поднял ее подбородок и обвел пальцем искусанные губы.

– Я же просил тебя избавиться от этой привычки, – мягко укорил он жену и в следующий момент страстно поцеловал эти бедные истерзанные губы.

Понимая, что ночь превратится в кошмар, если она не расслабится, Маргарет, тем не менее, вся сжалась. Джонатан тут же это почувствовал и разомкнул объятия.

– Хочешь стакан вина?

Она молча покачала головой.

– Мне тоже не хочется вина, а воды выпью с удовольствием. Очень душная ночь. Но, пожалуй, сначала сброшу этот наряд.

Он прошел за шкаф и вскоре появился в облегающих ноги тонких штанах и белой рубашке с распахнутым воротом. Затем подошел к окну и поднял большой кувшин.

– Вода ключевая?

Все так же молча Маргарет кивнула, и он наполнил два стакана и один протянул ей.

– Выпей, это тебя освежит.

Она безмолвно подчинилась и начала пить холодную воду маленькими глотками, не очень, впрочем, надеясь погасить бушевавшее в ней пламя. Со стаканом в руке Джонатан сел рядом, успокаивающе поглаживая ее по спине, как бывало делал это в Лулворте. Затем нагнулся и заглянул ей в лицо.

– Даю пенни, чтобы узнать, о чем ты думаешь.

– Ты рассказал Уолсингхэму об отравлении? – чуть помедлив, сказала она первое, что пришло в голову.

Джонатан скорчил разочарованную мину.

– Это вовсе не то, что я надеялся услышать.

– Даешь пенни, а спрашиваешь на шиллинг, – фыркнула Маргарет.

Он сурово взглянул на нее.

– Наверное, мне нужно нарисовать план дома, ведь ты пойдешь туда, когда им принесут яд? – продолжала быстро говорить Маргарет, ухватившись за спасительную тему, позволявшую отдалить неминуемую развязку этой ночи. – И как быть с Робертом? Нельзя же допустить, чтобы он по-прежнему запросто бывал во дворце. Необходимо что-то придумать.

Ничего, не отвечая, Джонатан встал и прошел к шкафу, откуда достал небольшой мешочек. Порывшись в нем, он извлек туго скрученную ленту и вернулся к Маргарет.

– Встань, пожалуйста, – спокойно попросил он.

Она недоуменно уставилась на него. Тогда Джонатан подхватил ее под мышки и поставил на стул, потом расправил ленту и натянул вокруг головы Маргарет, стоя так близко, что запах его тела заставил чувственно затрепетать ее ноздри.

– Что ты делаешь? – робко спросила она, не смея пошевелиться.

– Снимаю мерку, чтобы изготовить для тебя кольчужный корсет.

– Почему вдруг?

– Вот и я спрашиваю себя, почему ты настолько безрассудна, что необходимо постоянно думать о твоей защите? Ответа на этот вопрос, скорее всего я никогда не найду, приходится принимать тебя такой, какая ты есть.

Длинная лента запуталась в пышных волосах жены, и Джонатан старался осторожно высвободить ее. Каждое прикосновение его пальцев пронизывало ее дрожью возбуждения, и Маргарет закрыла глаза, чувствуя, как кружится голова.

– Ты ведь намерена по-прежнему вмешиваться во всякие опасные дела. А раз так, может быть, однажды корсет спасет тебе жизнь.

– Зачем же ты измеряешь голову?

– Чтобы она свободно проходила в корсет. Вытянув наконец ленту, он продолжал обмерять ее голову, обжигая пальцами то лоб, то щеки, то шею под завитками волос, и приговаривая почти себе под нос:

– Вот оно, вместилище твоего разума, который делает тебя такой неуправляемой, своенравной и неуступчивой.

Затем принялся снимать мерку с окружности шеи и плеч.

– Ну, и когда, по-твоему, я должна его носить?

– Каждый раз, когда я не смогу тебя сопровождать. Надеть корсет просто, а вот снять одной невозможно. Так что дома буду помогать тебе избавляться от него.

Голос Джонатана звучал спокойно и деловито, как будто он не видел ничего необыкновенного в том, что теперь они будут каждый вечер встречаться в этих комнатах, которые станут их домом, но у Маргарет при мысли об этом стеснилось дыхание. Она чистосердечно призналась себе, что все эти долгие годы мечтала быть рядом с ним. Наконец это настало. Все опасения вмиг покинули Маргарет, уступив место радостному ожиданию.

– А зачем ты это делаешь? – спросила она, когда он принялся то поднимать ее руку вверх и вперед, то отводить ее назад и опускать вниз.