Кори посмотрела на него снизу вверх, ее глаза были полны нежности.
– Действительно? Тебе это важно?
У Мэтью так перехватило горло, что он едва смог вымолвить:
– Да, важно.
– Ну ладно. – Она вздохнула и прижалась к нему. – Король Наваррский переезжает в новую ставку, потому что готовится снять осаду. Он пригласил меня остановиться там же. Ты должен спросить, где это, чтобы сразу же прийти ко мне, когда все закончится.
Чувствуя облегчение, что сумел убедить ее не рисковать, Мэтью наклонился и поцеловал ее. Прикосновение к ее губам заставило его сердце учащенно забиться.
– Иди с богом. – Она выскользнула из его объятий и отступила. – Кэрью ждет тебя.
* * *
Измученный Кэрью клевал носом на своем стуле. Как он ненавидел веревки, которые вынуждали его сидеть прямо! Если бы он мог лечь и отдохнуть, он набрался бы сил, тогда ему и думалось бы лучше. Возможно, он нашел бы какой-нибудь выход. Он наблюдал за Франсуа, который в соседней комнате работал над чем-то при свете свечи. Кэрью испытал жгучую потребность выяснить, что там происходит.
Мужчина обернулся, чтобы посмотреть на него, и Кэрью опустил глаза. Надо притвориться слепым и глухим. Пусть думает, что он перепуган насмерть, не способен ничего соображать от страха.
После нескольких минут, которые показались мальчику вечностью, Франсуа взял свечу и вышел. Кэрью слушал, как он спускается по лестнице, и почувствовал облегчение. Когда Франсуа уходил, он всегда чувствовал себя лучше.
Осторожно раскачивая стул, Кэрью переместил тяжесть на ноги. Хотя стул был тяжелый, он мог передвигаться с ним на спине, а это уже было кое-что.
Неловко ковыляя, он пересек комнату. Ему надо было следить за тем, чтобы ножки стула не стучали по полу и не привлекли внимание тех, кто внизу, и к тому же стараться не опрокинуться вперед, иначе он не сможет подняться. Но он непременно узнает, что там делал Франсуа. Он достаточно хорошо знал французский, чтобы понять из разговоров, что отец и дядя скоро появятся.
На столе в соседней комнате лежала деревянная доска, а на ней – три дротика с острыми, как игла, наконечниками. Рядом стояло несколько стеклянных сосудов разного размера. В одной из бутылок он узнал купоросное масло, которое Франсуа показывал Тренчарду. Кэрью не понял слов, но догадался, что в этой бутылке. Это та же кислота, которой он тогда обжегся.
Но ее Франсуа не использовал. Около дротиков стояла маленькая бутылочка. Если он не ошибался, то Франсуа окунул наконечники в содержащуюся в ней жидкость. Тогда это должен быть яд. Когда наконечник ранит человека, яд проникнет под кожу, и человек умрет.
С большой осторожностью Кэрью нагнулся и с помощью зубов взял один из дротиков за чистый конец. Франсуа не придет сюда, пока не позавтракает, и, как Кэрью знал по опыту, он вряд ли будет спешить. Кажется, он наслаждался мучениями Кэрью, вынужденного сидеть всю ночь привязанным к стулу. Кэрью ненавидел его всей душой.
Мальчик работал над двумя дротиками медленно и очень аккуратно. Закончив, он положил дротики обратно, все, кроме третьего. Этот он уронил на пол в дальнем углу.
Внизу послышались шаги. Кэрью медленно перебрался в другую комнату. Когда вошел Тренчард, Кэрью опять опустил голову, сидя на том же месте. Тот прошел в дальнюю комнату и стал рассматривать дротики. Это хорошо. Когда Франсуа вернется, он подумает, что это Тренчард брал дротики и положил их по-другому. Вряд ли он заподозрит Кэрью.
* * *
Согласие Корделии остаться придало Мэтью второе дыхание. Воодушевленный ее поцелуем, он подошел к воротам, о которых говорил Джонатан. Но на сердце у него было неспокойно. Он молился про себя, чтобы Джонатан оказался на оговоренном месте.
Генрих распорядился, чтобы войска оставили окрестности Парижа ночью. По его сигналу отход должен был быть произведен с молниеносной быстротой, прежде чем парижане вообще узнают о снятии осады.
Однако Мэтью видел, что горожане что-то подозревают. Бои прекратились как бы сами по себе, и над землей повисла мертвая тишина. Пройдя мимо ряда домиков к огромным воротам с аркой, он увидел темные фигуры монахов на стенах. Остановившись в тени последнего дома, он стал наблюдать.
Должно быть, прошел час, в течение которого Мэтью изнемогал от беспокойства. А если его брата убили или взяли в плен? Если он опять не придет?
Когда первые лучи солнца показались над горизонтом, ворота открылись на мгновение и тут же снова закрылись. Мэтью вгляделся, стараясь угадать, прошел кто-то или нет. Через минуту он разглядел согбенную фигуру. Это был старик нищий, одетый в грязные лохмотья, он брел, хромая, по улице, опираясь на костыль.
Мэтью вжался в дверной проем дома, но калека, поравнявшись с ним, остановился.
– Рад встрече, брат, – тихо произнес он.
Мэтью узнал голос Джонатана и выругал себя за то, что сразу не догадался. Они обнялись в тени дома.
– Поверить не могу. – Джонатан бросил костыль, чтобы похлопать Мэтью по спине. – Младший братишка пришел мне на помощь! В детстве все было наоборот. – Даже в темноте Мэтью заметил блеск в глазах брата. – Мне сообщили про дом, где держат Кэрью, но я нюхом чую ловушку, – продолжал Джонатан. – Как я и подозревал, они собрали десяток голодающих, которые набросятся на меня, как только я появлюсь. Нам нужно разработать план.
– Главная часть нашего плана в том, что осада снята, – сказал Мэтью. – Наваррец прямо сейчас отводит войска. – Он вытащил сверток с едой, приготовленный Кори, и протянул брату.
– Наваррец снимает осаду? Прекрасно! – Джонатан откусил большой кусок сыра и стал жевать, то и дело отпивая большими глотками воду из кувшина, а Мэтью рассказывал ему, как дела у Маргарет.
– Если твоя рана еще не зажила, – предложил он, – я сам могу пойти за Кэрью, а ты оставайся здесь.
– Нет, я уж доведу это дело до конца. – Лицо Джонатана стало мрачным. – А с тобой кто-то есть?
Мэтью указал рукой себе за спину.
– Двое с лошадьми там, в конце улицы.
– Отлично. – Джонатан сбросил с себя лохмотья, оставшись в обычной одежде. – Ты принес хлеб?
Мэтью вытащил и показал большой мешок, который он принес с собой.
– Давай пустим его в дело.
* * *
Парижане еще не скоро должны были узнать о снятии осады. Несмотря на это, Джонатан сделал Мэтью знак следовать за ним и смело пошел к воротам.
– Доставка хлеба! – негромко сказал он по-французски воину, охранявшему их изнутри, и ворота распахнулись без всяких вопросов.
Братья вошли, вручив пахнущий свежим хлебом мешок стражнику. С радостным воплем он уткнулся лицом в мешок.
Почувствовав ни с чем не сравнимый запах еды, со стены ринулась группа людей, и за мешок началась драка. Голод так обострил их обоняние, что запах хлеба действовал на них сильнее любого возбуждающего средства.
Забытые всеми, Джонатан и Мэтью быстро двинулись сквозь лабиринт улиц, заполненных нечистотами. Спотыкаясь в очередной раз о какую-то отвратительно пахнущую кучу, Мэтью почувствовал дурноту.
– Какого черта… – начал было он, но замолк, внезапно рассмотрев, что перед ним разлагающийся труп. – Ужасно! – прошептал он, с болью думая о том, как дешево ценится здесь человеческая жизнь. – Слава богу, что король снимает осаду!
– Да, – согласился Джонатан, беря его за руку и ведя дальше. – Давай, пойдем. Если ты остановишься, на тебя могут напасть. Видишь?
Мэтью ускорил шаги, заметив изможденные лица людей, наблюдающих за ними из окон и дверей, в их голодных глазах горело безумие.
– Боже спаси их! – прошептал он, потрясенный.
– Да, они всей душой желают, чтобы Наваррец победил и освободил их от власти фанатиков-монахов, превративших горожан в заложников, – сказал Джонатан.
– Так они действительно этого хотят? – переспросил Мэтью, когда они остановились в месте, где вонючая узкая улочка пересекалась с более широкой и чистой.
– Люди любят его, – просто ответил Джонатан. – Ты думаешь, как я выжил? Сторонники Наваррца укрывали меня, а я старался подкормить их. – Он указал на дом дальше по улице. – Кэрью вон там. Они ждут, что мы войдем через заднюю дверь, так что воспользуемся парадным входом. Это хотя бы будет неожиданно.
Мэтью осмотрел красивый двухэтажный домик, стоящий между двумя такими же.
– А как мы избавимся от голодных наемников, поджидающих нас?
– Я сам с ними разберусь. – Джонатан стремительно вошел в дом и полминуты спустя вернулся с мальчишкой на руках. Мальчик, хотя и был худеньким, не выглядел истощенным. Открыв заспанные глаза, он доверчиво посмотрел на Джонатана и широко улыбнулся.
– Бонжур, Эль Маджико. Что ты сегодня мне принес?
– Бонжур, Даниэль. Извини за то, что грубовато тебя разбудил, но я принес тебе хлеба, – ответил Джонатан по-французски.
Мальчик мрачно помотрел на него.
– Это ведь не хлеб мадам Монпасье?
– Нет, это не то, что герцогиня Монпасье, сестра герцога Майенна, привозит с кладбища, – заверил его Джонатан, а Мэтью поморщился при мысли о хлебе, сделанном из выкопанных костей. – Все, что тебе придется делать, когда ты его съешь, это пробежать по улице, крича кое-какие слова. – Джонатан объяснил, что он хочет от мальчика.
– А это правда, месье? – спросил ребенок с некоторым сомнением в голосе.
– Будет правдой через час или около того. – Джонатан протянул мальчику горбушку хлеба, видимо, припасенного от своего завтрака.
Ребенок проглотил хлеб, затем встал и побежал по улице.
– Осада снята! – закричал он неожиданно звонким голосом. – К воротам доставили еду! Я только что съел прекрасный кусок хлеба. Спешите! Долгожданная еда прибыла!
Мэтью, спрятавшись в тени, с жалостью следил, как люди в ночных рубашках выбегали из домов и бросались бежать по улице. Они увидели нескольких женщин, но мужчин было намного больше, потому что Генрих еще раньше позволил женщинам и детям покинуть город. Мужчины в развевающихся рубашках бежали по улице в сопровождении слуг. Один нес большой горшок, как будто надеясь наполнить его едой. Другие, явно задержавшиеся, чтобы успеть одеться, бежали следом за первой волной, но зато вдвое быстрее, чтобы нагнать их и не упустить свое.
Дом, на который указал Джонатан, не был исключением. При первых же криках мальчишки дверь распахнулась, и группа оборванцев рванула на улицу вслед за всеми. Вскоре звук возбужденных голосов затих вдали.
– Теперь достаточно светло, чтобы посмотреть, как обстоит дело, – прошептал Джонатан. – И мы уравняли шансы. Нас двое против Тренчарда.
* * *
Сердце Мэтью сжалось, когда они с братом ворвались в дом и увидели Кэрью, привязанного к стулу, со связанными руками и кляпом во рту. Он послал сыну обнадеживающую улыбку, затем обернулся, чтобы встретить врага.
– Итак, Джордж Тренчард, мы опять встретились. – Джонатан взял кинжал в левую руку, в правой была шпага.
Тренчард, тоже со шпагой в руке, издевательски улыбнулся. В свете первых лучей солнца угрожающе сверкнул испанский клинок.
– Я и не ожидал, что ты помнишь меня, Кавендиш. В то время тебе было пятнадцать. А твой братец вообще пачкал штанишки.
– Ты вредил Англии слишком долго, – ответил Мэтью, не обращая внимания на издевку. – Но это время кончилось. – Он взмахнул шпагой в сторону темноволосого Франсуа, стоявшего рядом со зловещим выражением на лице.
Франсуа нахмурился:
– Я не могу драться с человеком со шпагой, когда у меня только кинжал.
– Ничего, сейчас среди нас нет мастера по дуэлям, чтобы придираться к подобным мелочам. – Джонатан встал в позицию и сделал Тренчарду знак защищаться.
– Здесь слишком мало места, чтобы драться четверым, – сказал Тренчард. – Давайте выйдем.
– Еще чего! – Мэтью поднял шпагу.
Тренчард злобно прищурился, но Франсуа переложил кинжал в левую руку и вышел вперед, держа в правой бутылку.
– Ну что ж, подходите, я все равно слабее вас с одним кинжалом. Почему бы нам не решить дело миром? – заговорил он. – Выпейте, и мы все обсудим. – Он сделал шаг к Мэтью, протягивая ему бутылку.
Мэтью отступил, догадываясь о ее содержимом. Он бросил кинжал и схватил табуретку, надеясь прикрыться от кислоты. Даже маленькая капля могла быть опасна.
За его спиной уже бились Джонатан и Тренчард. Он услышал звон клинков и понял, что они и в самом деле будут мешать друг другу. Комната была слишком мала. Но выходить на двор или на улицу, где у их противников могло быть преимущество, тоже не имело смысла.
Послышался стук, но Мэтью не отрывал взгляда от Франсуа. Время, казалось, замедлилось, каждый звук и движение запечатлелись в его мозгу. Слева от него раздавался звон стали, топот и тяжелое дыхание дерущихся. Франсуа подошел почти вплотную, держа бутылку на вытянутой руке.
Краем глаза Мэтью увидел, как что-то движется через комнату справа от него. Когда Франсуа поднял руку, чтобы выплеснуть кислоту на врага, справа появился Кэрью, все еще связанный, бегущий на согнутых ногах со стулом на спине. Не останавливаясь, он врезался во Франсуа, словно таран.
Франсуа упал на бок, в сторону Тренчарда, бутылка вылетела из его руки, и едкое содержимое выплеснулось. В этот момент Тренчард и Джонатан сделали выпад навстречу друг другу. Обе шпаги пронзили цель, но одновременно кислота облила Тренчарда.
Пока Франсуа лежал, оглушенный падением, Тренчард визжал от боли, схватившись за лицо.
С молниеносной быстротой Мэтью отбросил табуретку и поднял Кэрью, который упал после столкновения.
– Это было великолепно, – сказал он сыну, и в его голосе прозвучало искреннее восхищение. Кинжалом он рассек веревки, связывающие мальчика. Выпрямившись, он оглянулся и с ужасом увидел, что Джонатан прислонился к стене, прижимая руку к бедру. Его лицо исказилось от боли.
Бросившись к брату, Мэтью прижал платок к его ране. Тренчард умудрился второй раз ранить его в то же самое место. Кровотечение было довольно сильным.
– Воды! – кричал Тренчард. – Ради всего святого, дайте воды!
– Отец, берегись! – крикнул сзади Кэрью.
Мэтью поднял глаза на Франсуа, который в общей суматохе незаметно встал и выскользнул в соседнюю комнату. Теперь же он стоял в дверях, держа в правой руке шпагу, а в левой – оперенный дротик. В своих путешествиях Мэтью видел подобное оружие и знал, что острый конец дротика скорее всего смочен ядом.
31
Мэтью чуть пригнулся, сжимая кинжал и шпагу, но Франсуа, казалось, не собирался драться.
– Если вы двое пойдете со мной, – сказал он по-английски, – я отпущу мальчика.
– Не надо! – предупредил Джонатан. – Он обманет.
– Почему мы должны идти с тобой? – спросил Мэтью.
– Герцог Майеннский желает вас видеть.
– Чтобы он мог убить нас без помех? Нет уж, спасибо. – Мэтью убедился, что Кэрью позади него, в безопасности, и встал в позицию. – Я предпочитаю драться.
– Как пожелаете. – Франсуа сделал выпад шпагой, и противники начали кружить по комнате, стараясь обнаружить слабое место в защите другого. Их молниеносные выпады следовали один за другим, но не достигали цели. Наконец француз сделал выпад, Мэтью отбил его шпагу резким взмахом своего клинка, вонзив его в правую руку противника. Острие достало до кости.
Вскрикнув, Франсуа метнул дротик. Мэтью, который в этот миг вытаскивал шпагу, не хватило мгновения, чтобы увернуться. Боль пронзила его плечо. Смертоносное оружие достигло цели. Разъяренный, он вытащил дротик из раны и в отчаянии отбросил его от себя. Как долго он проживет, пока яд не начнет действовать?
Франсуа отступал, шатаясь, зажимая рану рукой. Его лицо было искажено от боли.
В этот момент Мэтью заметил сына, подбирающегося сзади к Франсуа. Он тоже держал в руке дротик. Подкравшись поближе, мальчик с силой метнул его. Дротик вонзился в шею француза, и Кэрью отпрыгнул назад с победным криком.
Франсуа побледнел, вырвал дротик из раны и какое-то время смотрел на него, парализованный ужасом.
– Скорее! Отец, дядя! – торопил их Кэрью.
Мэтью почувствовал проблеск надежды. Если он успеет довести брата и сына до ворот прежде, чем упадет, они будут спасены. А он сам сможет умереть на руках Кори.
* * *
Они медленно, но неуклонно продвигались к воротам. Мэтью поддерживал Джонатана, передвигающегося с большим трудом. На улицах было странно тихо этим утром, только несколько человек брели в том же направлении, что и они. Но когда они добрались до ворот, то увидели там собравшуюся толпу.
– Я не зря на тебя надеялся, братишка, – проговорил Джонатан, тяжело дыша и опираясь на Мэтью. – Кажется, кровотечение наконец остановилось.
– Молчи лучше и шагай, – приказал Мэтью, удивленный, что не чувствует никакой слабости. – Я не знаю, сколько сам могу продержаться. – Когда Кэрью вопросительно взглянул на него, он решил, что мальчик вряд ли знал, что поразившее его оружие смертоносно. – Дротик, который Франсуа бросил в меня, был отравлен, – пояснил он. – Понимаешь теперь, почему он так злорадствовал? А ты, в свою очередь, ранил его.
Лицо Кэрью озарилось внезапной улыбкой.
– Я еще раньше вытер этот дротик от яда, а тот, что я метнул в него, был отравлен, его я не успел протереть.
Мэтью остановился как вкопанный посреди улицы, пораженный умом и изобретательностью своего сына.
– Но как ты умудрился сделать это незаметно для Франсуа? – спросил он, все еще боясь ему поверить.
– Я мог двигаться со стулом на спине. Подождал, пока он спустится, затем очистил два дротика, а третий упал у меня из рук, я не смог его поднять, но запомнил, куда он упал. Ты ведь не думал, что я позволю им убить тебя? Я слишком люблю тебя, отец. – И Кэрью улыбался ему так радостно, что у Мэтью от счастья буквально разрывалось сердце.
– Великий боже, благодарю тебя за такого прекрасного сына! – воскликнул он, возведя глаза к небу. Оставив на миг брата, он крепко сжал сына в объятиях. – Если бы ты только знал, как я люблю тебя, Кэрью! Даже не верится, что ты мой сын! Ты самый лучший из людей… – Сознание того, что он избежал почти верной смерти, опьянило его. Мэтью радостно засмеялся при мысли, что впереди у него долгие годы, которые он сможет провести рядом с сыном, чтобы в полной мере выразить свою любовь к нему.
Кэрью глядел на него сияющими глазами.
– Ты правда любишь меня, отец? Хотя я негодяй и олух?
– Ты вовсе не олух, Кэрью. – Мэтью любящим жестом отвел прядь волос со лба мальчика. – Я любил тебя всегда и с каждым днем люблю все больше. Ты дашь мне шанс доказать тебе это? Я поклялся, что никогда не оставлю тебя, и сдержу слово.
Кэрью молча прижался к нему, но Мэтью читал любовь в его глазах. Пропасть, так долго разделявшая их, исчезла. Но каким же трудным оказался путь к этому. Мэтью собирался навсегда запомнить этот урок. Одновременно он понимал, что сегодня его сын доказал не только, что любит его. Он доказал, что становится мужчиной.
В этот момент из-за угла показался Даниэль и, осуждающе посмотрев на обнимающихся отца и сына, подошел к Джонатану.
– Еще раз здравствуйте, Эль Маджико. Вы ранены, – сказал он, озабоченно глядя на Джонатана. – Помощь не нужна? От этих двоих сейчас мало толку.
– Да, Даниэль, я не отказался бы от помощи. Можешь сказать людям у ворот, что мы несем важное письмо от испанского посла Генриху Наваррскому. – Джонатан покачнулся. – Нам надо идти.
– Действительно, идемте скорее. – Мэтью ласково потрепал Кэрью по волосам и подошел к брату. – Но эти люди у ворот… они поверят нам? – спросил он с сомнением.
– Поверят настолько, чтобы выпустить из города, – ответил Джонатан. – Даниэль, ты готов?
– Да, – ответил мальчик. – А когда мы выйдем, могу я увидеть короля?
Джонатан ответил ему улыбкой:
– Разумеется. Наваррец любит шустрых, сообразительных парней.
– Но пусть и он мне поможет, – сказал Даниэль, мотнув головой в сторону Кэрью. – Тогда будет видно, что мы оба на вас работаем. – Он послал Джонатану лукавую улыбку, схватил Кэрью за руку и побежал к воротам. – Дорогу нарочному испанского посла! Дорогу! Дорогу! – кричал он громким голосом. Кэрью быстро понял, как будет по-французски: «Дорогу!» – и присоединился к нему. Среди вызванного переполоха их группа благополучно миновала ворота.
* * *
В Шалле, в прохладе церкви, Кори томилась в ожидании. В этом городке к востоку от Парижа теперь располагалась ставка Генриха. Кори ужасно волновалась, но заставляла себя терпеливо ждать, как бы нелегко это ни было.
– Мадам баронесса, кажется, они уже идут, – сказал ей один из стражников, стоявших у входа.
Кори бросилась к дверям, сердце ее бешено колотилось. Они должны быть живы. Все трое! Или она…
Но что она будет делать в том случае, если с Кэрью или Мэтью случится что-то плохое, она не успела додумать, оказавшись на ступенях церкви и вытягивая шею, чтобы увидеть хоть что-то через головы снующих туда-сюда солдат. Вот в дальнем конце улицы появилось трое всадников. Или четверо?
Едва увидев, что это именно те, кого она ждала, Кори сбежала по ступеням и бросилась к ним. Заметив ее, Мэтью и его спутники остановились и спешились. Прямо с разбегу Кори попала в объятия Мэтью, смеясь и плача одновременно.
– Мэтью, ты живой! Спасибо Фортуне, я так рада! – Она тут же сжала в объятиях Кэрью. Кори была так рада его видеть, что даже не могла говорить какое-то время. Она только крепко обнимала его, довольная, что и он отвечает ей так же бурно. – Кэрью, мой милый! Я так из-за тебя волновалась! Слава богу, что ты цел и невредим! Но как ты мог вот так сбежать? Как тебе не стыдно? Ты напугал меня до полусмерти. Но главное, что ты цел! Это самый счастливый день в моей жизни!
– Можешь поблагодарить его и за то, что я жив, – смеясь, сказал Мэтью, обнимая жену за талию. Она снова повернулась к нему и обняла за шею. Он был весь в дорожной пыли, но Кори ничего не замечала.
– Спасибо тебе, Кэрью, – с готовностью откликнулась она. – Но что же произошло?
– Я стер яд с дротика, – с гордостью ответил Кэрью. – В результате единственный отравленный дротик достался Франсуа.
– Вы должны мне все рассказать в подробностях, – заявила Кори, плохо понимая, о чем он говорит, и чувствуя, что сейчас разрыдается от переполняющих ее чувств. – Но сначала надо помочь твоему дяде. Он ранен. Ведь это же твой дядя Джонатан? – Чувствуя вину, что забыла обо всем, поглощенная радостью встречи, она поспешила к Джонатану. Тот опирался на плечо Даниэля, который помог ему слезть с лошади.
– Меня слегка задела шпага, – беззаботно сказал он, – но это не смертельно. Иначе я не смог бы сюда добраться. Кстати, я очень рад познакомиться с вами, дорогая невестка. Охотно расцеловал бы вас, если бы чувствовал себя получше.
– Не смейте даже думать об этом. Просто дайте мне уложить вас в постель и послать за королевским лекарем. Вы бледны, как полотно, – строго сказала Кори, подставляя ему свое плечо. Даниэль встал с другой стороны, чтобы было сподручнее вести раненого. – А пока вы выздоравливаете, я буду заботиться о вас. Как вы вообще могли позволить проткнуть себя шпагой, Джонатан Кавендиш, когда ваша жена вот-вот родит?
– Ты должна предоставить это мне, – мягко сказал Мэтью, оттесняя Кори и занимая ее место около брата. – Так куда нам идти?
– В тот большой дом на площади. – Кори указала на дом с палисадником, полным цветов. – Мэр был рад предоставить нам кров. У меня готова для вас еда, горячая ванна и чистые постели. Пойдемте, Джонатан, вам все это полагается в первую очередь.
Джонатан улыбнулся, оценив дружеское участие невестки.
– Я сделаю все, что вам угодно, – сказал он, – если сначала вы позволите мне отдохнуть на одной из этих чистых постелей.
– Ну конечно! – воскликнула Кори. – Вы, должно быть, совсем без сил. – Взволнованная, она взяла Кэрью под руку и увела в дом.
По ее указанию слуги тотчас же бросились помогать Джонатану.
– Отец был великолепен. Он прекрасный фехтовальщик! – с восторгом заметил Кэрью, следуя за ней.
– А ты прекрасный помощник в бою, Кэрью, – тут же отозвался Мэтью, идущий чуть позади. Он проследил, чтобы Джонатана увели в спальню и послали за врачом. – Я был просто потрясен, когда ты сказал, что вытер яд с дротика, предназначавшегося мне. Я уже приготовился умереть. – Он нежно положил руку на плечо сына. – Ты спас нас сегодня, и не один раз.
Кори глядела на них, широко раскрыв глаза от удивления.
– Так тебя ранили отравленным дротиком? И ты думал, что умираешь, когда выводил из города брата и Кэрью?
– Да. Но я не умер, как видишь. А узнал об этом только от Кэрью. – Мэтью обнял сына и прижал его к себе. – Я люблю тебя, Кэрью, – произнес он с чувством.
– Я тоже люблю тебя, отец, – ответил Кэрью слегка дрогнувшим голосом. – Теперь я знаю, что ты любишь меня достаточно, чтобы умереть за меня. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я сделал бы для тебя то же самое.
– Я больше никогда от тебя не уеду, клянусь! – Их взгляды встретились, и Кори видела, как любовь и понимание согревают сердца отца и сына. Ей даже показалось, что она чувствует это тепло.
Но при этом неожиданная боль кольнула сердце. Мэтью наконец обрел сына, осознал свою любовь к нему. Ей же оставалось только надеяться, что когда-нибудь в его сердце найдется место и для нее.
* * *
К тому времени, когда врач, осмотрев пациента, сообщил Кори, что рана Джонатана неопасна, а сам пациент поел и заснул, Кэрью, Мэтью и Хью уже успели съесть приготовленный ею обед. Уставшая до предела, Кори стояла в дверях столовой, не в силах отвести влюбленного взгляда от своего мужа. Почувствовав ее присутствие, Мэтью поднял глаза. Сразу же извинившись перед остальными, он встал из-за стола и, ни слова не говоря, повел жену в отведенную им комнату.
Здесь Мэтью с силой прижал Кори к себе, осыпая поцелуями. Внезапно она расплакалась, чувствуя, что не может больше сдерживаться.
– В чем дело? – ласково спросил Мэтью. – Не плачь, дорогая моя. Все позади.
– Именно поэтому я и плачу, – всхлипывая, объяснила Кори. – Вы все наконец в безопасности. Я так рада!
– Так ты плачешь от радости?
– Да, – пролепетала она. – Я рада, что ты не уедешь. Ты так нужен Кэрью. – Она обняла его еще крепче, радуясь, что он осознал свою любовь к сыну, но при этом не смогла подавить чувство охватившего ее одиночества.
– А тебе? – спросил Мэтью, понимая, что за этим что-то кроется. – Тебе-то я нужен?
– Да, конечно, – всхлипнула Кори. – Но Кэрью ты нужен больше. – Она уткнулась лицом в его плечо. – Ты не должен обо мне беспокоиться, – жалобно проговорила она. – Я справлюсь.
Мэтью начал мягко укачивать ее в своих объятиях.
– Это одна из причин, по которой я так люблю тебя, Кори. За твое преданное, нежное сердце. Ты всегда заботишься в первую очередь о других, а не о себе, но я не могу позволить, чтобы так было всегда.
Кори замерла, не веря своим ушам.
– Ты… что?
– Я люблю тебя, Корделия Кавендиш. – Мэтью улыбнулся и заглянул ей в глаза. – Ты знаешь, в тот момент, когда дротик Франсуа воткнулся мне в плечо, я посмотрел смерти в лицо и понял, что единственное, с чем я не могу расстаться, – это с тобой, любовь моя.
Кори во все глаза смотрела на него, боясь поверить его словам.
– Я только что осознал, что могу чувствовать все не менее остро, чем ты. Я просто забыл, как это делается, – продолжал он. – Жизнь ранит нас, но она в то же время и доставляет нам радость, которая удесятеряет наши силы. Я люблю тебя, Корделия. А ты? Ты можешь сказать, что любишь меня?
Искренность его слов, произнесенных таким серьезным тоном, наконец убедила ее. Мэтью говорил правду.
– Ну конечно, я люблю тебя! – Она обняла его изо всей силы, растерявшись от такого открытия. – Я поняла, что люблю тебя, еще в Мо, когда тебе грозила смерть. Я смогла выбить кинжал у Ла Файе только потому, что не могла представить, что ты будешь ранен.
Мэтью усмехнулся:
– Да, это был хороший удар. Я тебе очень благодарен. – Он наклонился и коснулся губами ее щеки. – Теперь, когда мы с тобой знаем всю правду о Ла Файе, я понимаю, что он нарочно подстроил все так, чтобы улики указывали на Эссекса. Я рад, что Эссекс невиновен. Королева так привязана к нему!
– Я тоже рада, но не считаю его совсем уж невиновным, – ответила Кори, наслаждаясь его ласками. – Возможно, он не совершал убийства, но у него такой характер, что он вполне способен организовать заговор. Надеюсь, ее величество сумеет держать его под контролем.
– Зная тебя, не сомневаюсь, что ты ей в этом поможешь. Ты всегда вмешиваешься, если назревает проблема.
– Ну, с Жаком Ла Файе я проявила себя хуже некуда, – признала Кори со смущением. – Теперь даже странно, как я могла думать, что он любил Молл или был достоин ее любви. Я оказалась такой наивной дурочкой!
– Ты просто не можешь быть дурочкой, Корделия, – утешил ее Мэтью. – Твое доброе сердце скрыло от тебя правду. Ты хотела думать о нем хорошо ради Молл, а очень часто люди действительно пытаются быть лучше, чувствуя такое доверие со стороны. Честно говоря, когда я услышал, что ты во Франции, то сразу подумал, что ты все устроишь наилучшим образом и все будет в порядке.
– Лжец! – воскликнула Кори, сморщив носик. – Ты наверняка хотел задать мне хорошую трепку и отправить домой, но это одна из причин, по которой я люблю тебя, Мэтью. Ты напоминаешь мне о моих удачах, а не об ошибках.
Ее слезы давно высохли. Глубоко вздохнув, она всем телом прижалась к нему. И сразу почувствовала, что Мэтью возбужден.
– Пожалуйста, люби меня! – попросила она, стремясь опять испытать высшее наслаждение от близости с ним. – Быть с тобой – это так прекрасно. Я никогда не смогу насытиться тобой.