Кристен с трудом сдержала стон разочарования.
— Значит, раз цепь держит нас скованными вместе, у нас уже нет никакой надежды?
— Нет, до тех пор пока не затянутся наши раны и мы не сможем раздобыть какое-нибудь оружие, — ответил Ивар.
— Не унывай, Кристен! — беспечно улыбнулся Торольф. — Вдруг они решат, что мы сможем быть им полезны и обучим их военному искусству для того, чтобы они могли дать отпор датчанам.
— А потом они отпустят нас с миром, чтобы мы продолжали пиратствовать, не так ли?
— Ну конечно!
Она только презрительно фыркнула в ответ, но все же добродушное подшучивание Торольфа заставило ее почувствовать себя лучше. Если им суждено умереть, они умрут вместе, сражаясь, а не безропотно позволяя саксам замучить их до смерти. Таковы были обычаи викингов, а она хоть и была христианкой, все равно оставалась дочерью своего народа.
Она как раз собиралась произнести это вслух, когда деревянные ворота открылись и во двор въехали два всадника.
Но лишь один из них по-настоящему заслуживал внимания, и Кристен не спускала с него глаз, пока он медленно подъезжал к ним на своем огромном вороном коне. Когда он спешился всего в нескольких футах от них, она с изумлением обнаружила, что он был почти такого же роста, как и ее отец, то есть, по сути, выше большинства ее товарищей по несчастью. Он был молод и при таком росте отнюдь не отличался хрупким телосложением. У него были богатырские плечи и широкая грудь. Кожаная фуфайка без рукавов больше походила на куртку, открывая взору густую черную поросль на груди, доходившую почти до самой шеи, и могучие, мускулистые руки — руки настоящего воина. Туго перетягивающий талию ремень подчеркивал, что на нем не было ни капли жира.
Его длинные ноги тоже были сильными и стройными, и, в отличие от викингов, этот человек был одет в плотно облегающие короткие штаны, доходившие ему до колен и заправленные в некое подобие гетр, перевязанных крест-накрест кожаными подвязками, украшенными металлическими заклепками.
Черты его лица были правильными и необычайно красивыми: прямой нос, четко очерченные, плотно сжатые губы, по форме которых можно было судить о присущей его характеру жесткости, и квадратный подбородок, лишенный бороды, но заросший темной щетиной. Густые, волнистые темно-каштановые волосы доходили ему до плеч и непослушными прядями спадали на высокий лоб и на виски.
Но больше всего приковывали к себе внимание его глаза. Чистого темно-зеленого цвета, они были так исполнены ненависти и злобы, когда по очереди оглядывали скованных между собой мужчин, что Кристен затаила дыхание в тот момент, когда его взгляд небрежно скользнул по ней. Она перевела дух лишь после того, как он наконец коротко отдал какое-то распоряжение одному из стражников, повернулся и направился к дому.
— Что-то его вид мне не понравился, — пробормотал Ивар. — Что он сказал?
Другие стали задавать тот же вопрос, но Кристен лишь угрюмо качала головой.
— Скажи им ты, Торольф.
— Мне кажется, я не совсем понял, о чем шла речь, — уклончиво ответил он.
Кристен бросила на него сердитый взгляд. Их товарищи имели право знать, что их ждет, но либо у Торольфа не хватало духу сообщить им это, либо он не поверил в то, что услышал.
Кристен посмотрела на Ивара, но тут же отвела глаза в сторону.
— Он сказал: «На рассвете убейте их».
Ройс вошел в зал и обнаружил, что на полу лежат раненые. Решив поговорить с каждым из них позже, он быстро взбежал по лестнице и направился прямо в спальню своего кузена.
Олден, вытянувшись, лежал на своей кровати, укрытый до самой шеи стеганым одеялом, и, глядя на его бледно-восковое лицо, Ройс застонал, решив, что тот уже умер. Это подтверждал и плач женщин, находившихся в комнате. В углу всхлипывали две служанки, время от времени делившие с Олденом постель; восьмилетняя Меган, единственная сестра Ройса, сидела около маленького столика и плакала, закрыв лицо руками. Дарель, сестра Олдена, стояла на коленях возле постели, зарывшись лицом в одеяло, и безудержные рыдания сотрясали ее хрупкое тело.
Ройс обратился к единственной из присутствовавших в комнате женщин, которая не плакала, — Эрте-Целительнице.
— Он умер только что? Я опоздал всего на несколько минут?
Старуха откинула назад свои длинные каштановые волосы и улыбнулась ему.
— Умер? Он может еще остаться в живых. Не нужно хоронить его раньше времени.
При этих словах на лице Ройса отразилась смесь облегчения и раздражения. Он дал выход своему гневу:
— Вон отсюда! — рявкнул он на обливающихся слезами женщин. — Приберегите свои рыдания до тех пор, когда они действительно понадобятся!
Дарель резко повернула к нему свое распухшее от слез лицо с покрасневшими глазами и с негодованием воскликнула:
— Он мой брат!
— Верно, но своими воплями ты только вредишь ему. Как он может заснуть, чтобы набраться сил, если вы подняли здесь такой шум? Ему не нужны твои слезы, он и так знает, что ты любишь его, Дарель.
Дарель поднялась с колен. Ее голова едва доходила ему до груди, и если бы она осмелилась, то принялась , бы молотить кулаками по этой груди. Но вместо этого она запрокинула голову и сердито уставилась на него.
— Какой ты бессердечный, Ройс! Я всегда это говорила!
— Да ну? В таком случае тебя не удивит, если твои слова нимало не заденут меня. Иди и приведи себя в порядок. После этого можешь вернуться и посидеть с Олденом — если, конечно, ты в состоянии не устраивать при этом истерик.
Две служанки к этому моменту уже удалились из комнаты, Дарель величавой поступью последовала за ними. Эрта знала, что его слова к ней не относились, но тем не менее тоже ушла, прихватив с собой корзину с целебными травами. Ройс взглянул на маленькое испуганное личико своей сестры и смягчился.
— Я не сержусь на тебя, малышка, поэтому не нужно так смотреть на меня, — ласково сказал он, протягивая к ней руку. — Почему ты плакала? Ты думала, что Олден умрет?
Меган бросилась к нему и обхватила его руками за бедра, так как ростом была ему всего по пояс.
— Эрта сказала, что он может и не умереть, поэтому я стала молиться, но тут Дарель принялась плакать, и я…
— Твоя кузина с ранних лет подает тебе плохой пример, малышка. Но ты правильно сделала, что стала молиться, потому что Олден нуждается в твоих молитвах, чтобы быстрее поправиться. Но неужели ты думаешь, что он будет доволен, увидев, как ты плачешь, вместо того чтобы радоваться, что он еще жив после схватки с нашими смертельными врагами? — Ему не хотелось лишний раз ругать ее за слезы, потому что она была очень робким ребенком и плакала по любому поводу. Вместо этого он взял ее на руки, вытер мокрые красные щеки и сказал:
— Иди ложись в кровать, Меган, и молись за Олдена, пока не заснешь. Ну, беги. — Он поцеловал ее в лоб и опустил па пол.
— Спасибо, Ройс, — раздался слабый голос Олдена, когда дверь за Меган закрылась. — Не знаю, как долго у меня хватило бы сил притворяться, что я сплю, потому что всякий раз, когда я приоткрывал глаза, Дарель разражалась воплями, умоляя меня не умирать.
Ройс расхохотался и подвинул стул к кровати.
— Этот болван Селдон сказал мне, что ты ранен в живот, и, клянусь Богом, я уже не рассчитывал застать тебя в живых и уж, тем более, не надеялся, что ты в состоянии разговаривать!
Олден попытался было улыбнуться, но тут же сжал зубы от боли.
— Мне повезло, удар пришелся чуть вбок, не то у меня все кишки выпали бы наружу. Бог мой, ну и боль! И подумать только, это сделал совсем молоденький парнишка, да еще с самыми красивыми глазами, которые мне только доводилось видеть!
— Опиши мне его, и, если он находится внизу среди пленников, я прослежу, чтобы он хорошенько помучился, прежде чем умереть.
— Ройс, он же совсем мальчик, которому вовсе и не следовало бы там быть!
— Если их дети участвуют в набегах, они должны быть готовы к тому, чтобы умереть, — сердито сказал Ройс.
— Значит, ты собираешься убить их?
— Да — Но почему?
— Ты сам знаешь почему, — мрачно ответил Ройс.
— Да, я знаю, почему ты этого хочешь, но тебе не кажется, что будет лучше использовать их? Они разбиты наголову. Мы захватили их корабль, и Уэйт сказал мне, что он был нагружен богатыми товарами, которые теперь принадлежат тебе. Лайман постоянно жалуется, что наши рабы недостаточно сильны, чтобы перетаскивать огромные камни и строить из них стену. Посмотри, сколько месяцев ушло только на то, чтобы притащить их сюда. Он уже пускает слюни, глядя на могучие спины пленников. Ты должен сам признать, Ройс: эти викинги способны построить стену вдвое быстрее, к тому же будет весьма забавно, если им придется возводить укрепления для защиты от своих же собратьев-датчан.
Но выражение лица Ройса не изменилось.
— Я вижу, вы с Лайманом уже успели спеться на этот счет.
— Да он только об этом и говорил всю дорогу, пока вез меня сюда на телеге. Но он прав, Ройс. Зачем убивать их, если от живых тебе будет намного больше пользы?
— Ты знаешь, что я люблю тебя больше, чем родного брата, Олден. Как же ты можешь предлагать мне жить рядом с ними, постоянно думая о том, что они могут сбежать, предварительно перерезав нас всех во сне?
— Я этого не предлагал. Можно принять достаточные меры предосторожности, чтобы этого не случилось. Просто я предлагаю тебе подумать, прежде чем расправиться с ними.
Дверь открылась, и на пороге появилась Дарель. Глаза ее теперь были сухими, но она все равно бросала злобные негодующие взгляды в сторону Ройса. Они выросли вместе, все трое. Олден был на год моложе Ройса, а Дарель на два года моложе своего брата. Они были единственными близкими Ройсу людьми, за исключением Меган, и он любил их обоих. Но иногда ему страстно хотелось оказаться где-нибудь подальше от Дарель — так трудно было выносить ее капризы и беспричинные истерики.
— Итак, ты обвинил меня в том, что я не даю ему спать, а сам что делаешь? Заставляешь его разговаривать, задаешь вопросы об этих проклятых язычниках?
Ройс воздел глаза к небу, потом улыбнулся Олдену.
— Оставляю тебя на попечение твоей сестры. И вышел из комнаты, а Олден с тоской посмотрел ему вслед.
Глава 9
Ройс наблюдал, как его сестра пробежала через зал, выглянула в открытую дверь, потом повернулась, нахмурившись, и побежала обратно к лестнице, по которой только что спустилась вниз. Он окликнул ее прежде, чем она успела поставить ногу на первую ступеньку. Она направилась, но уже не так быстро, к длинному столу — туда, где он одиноко сидел за утренней трапезой. Сама она уже позавтракала вместе со своей служанкой, Уделой.
Дарель, которая была все еще сердита на него за вчерашнее, отказалась сесть с ним за стол, однако с того места, где она склонилась над одним из раненых, наблюдала за происходящим. Она заметила, с какой нерешительностью Меган приближалась к своему грозному брату.
Скованность Меган в его присутствии стоила Ройсу немалых мучительных переживаний, потому что он сам был виноват в этом. В течение первого года после того, как Ройс потерял стольких близких ему людей во время набега викингов, он вел себя отвратительно. Меган же была еще слишком мала, чтобы понять, что он чувствовал и почему был так груб со всеми, в том числе и с ней. Она стала бояться его и так и не смогла преодолеть этот страх, хотя он, как только понял, что происходит, начал обращаться с ней с подчеркнутой нежностью и заботой.
У нее развилось множество комплексов — она стала бояться незнакомых людей, громких голосов, ссор, и во всем этом он винил только себя. Он знал, что она любит его. Она всегда бросалась к нему, если нуждалась в защите. Но в тоже время она была с ним так стеснительна, так робка и покорна, словно постоянно боялась, что он отругает или даже накажет ее. На самом деле она вела себя так со всеми мужчинами, но Ройс очень близко принимал к сердцу то, что для него она не делала исключения.
— Ты испугалась выйти из дому? — ласково спросил он, когда она наконец остановилась возле него и опустила голову.
— Нет, мне только хотелось взглянуть на викингов. Удела сказала, что это плохие люди, но мне они показались самыми обыкновенными ранеными воинами. — Она бросила на него быстрый взгляд, словно не знала, как он воспримет ее слова, но, увидев его улыбку, немного расслабилась.
— А ты не думаешь, что они могут быть ранеными плохими людьми?
— Может быть, но все равно они не показались мне такими уж плохими. Один из них, по-моему, даже улыбнулся мне. Ройс, неужели такие молодые люди могут быть уже настолько испорченными? Я думала, что человек должен долгое время жить в грехе, прежде чем стать совсем дурным.
— Эти люди не верят в Бога, который мог бы отвратить их от греха, поэтому не важно, молоды они или нет.
— Удела говорит, что еще их делает плохими то, что у них много богов.
— Нет, это только лишь делает их язычниками, приносящими жертвы своим богам. Ты боишься их?
— Да, — робко созналась она. Неожиданно для себя он спросил:
— Меган, как, по-твоему, я должен поступить с ними?
— Заставь их уехать отсюда.
— Чтобы они могли вернуться в следующий раз и снова напасть на нас? Нет, этого я не могу допустить.
— Тогда сделай их христианами. Ройс рассмеялся, услышав такое простое решение.
— Это может сделать лишь наш славный, но не я.
— Тогда как же ты поступишь с ними? Удела думает, что ты их убьешь. — При этих словах Меган поежилась.
— Удела слишком распускает свой язык, — нахмурился Ройс.
Меган снова опустила глаза.
— Я сказала ей, что ты этого не сделаешь, потому что они больше не сражаются, а ты можешь убить человека только на поле битвы.
— Иногда бывает необходимо… — Он остановился и покачал головой. — Это неважно, малышка. Что ты скажешь, если я заставлю их строить нашу стену?
— А они согласятся работать на нас?
— О да, я думаю, что они согласятся, если у них будут для этого достаточно веские мотивы, — ответил он.
— Ты имеешь в виду, что у них не будет выбора?
— У пленных, каковыми они сейчас являются, редко бывает выбор, малышка. Если бы они победили и увезли тебя в свою страну, то сделали бы тебя рабыней. Значит, они должны быть готовы сами оказаться в таком же положении.
Он поднялся, потому что было уже довольно много времени, и если до того он никак не мог прийти к какому-либо решению, то теперь, поговорив с Меган, наконец сделал свой выбор.
— Только хочу предупредить тебя, — добавил Ройс, убирая с ее щеки упавшую прядь волос. — Пока они будут здесь, не подходи к ним близко. Они очень опасные люди, как бы ни выглядели. Ты должна пообещать мне, Меган.
Она неловко кивнула, потом долго смотрела ему вслед, пока он шел к выходу Как только он скрылся из виду, она помчалась наверх, чтобы сообщить своей ворчливой старой служанке, что викингов все-таки оставят в живых.
Солнце уже стояло высоко, когда Ройс вышел из дома и направился к ним. Кристен, как и все остальные, ждала этого момента, размышляя о том, что ей не суждено больше увидеть своих родителей, что теперь у нее никогда не будет мужа и детей, и о том, что она вообще вряд ли доживет до завтрашнего дня. Она решила встретить смерть достойно, но все равно умирать ей не хотелось.
Двое стражников остановили Ройса, чтобы сказать что-то, затем пошли за ним. Среди ночи низкорослого сакса по имени Ханфрит сменил другой часовой, но он снова вернулся рано утром, чтобы поиздеваться над пленниками, описывая предстоящие им пытки. Сейчас он подошел прямо к Торольфу и плашмя ударил его мечом по голой ноге.
— Мой господин Ройс желает говорить с тобой, викинг! — с важностью объявил он.
Кристен ущипнула Торольфа, чтобы он встал, но тот оттолкнул ее руку и не тронулся с места. Как и все остальные, он весь напрягся, готовый броситься па саксов, как только те попытаются разъединить их для того, чтобы начать пытку. И хотя, похоже, это время еще не наступило, поскольку к ним подошли всего лишь трое, он не желал рисковать.
Темно-зеленые глаза саксонского лорда небрежно скользили по лицам пленных, словно он видел их впервые. В отличие от вчерашнего, выражение его лица было абсолютно непроницаемым. Конечно же, глядя при ярком свете дня на их плачевный вид, он, несомненно, решил, что они не представляют для него никакой угрозы, иначе он не посмел бы подойти к ним так близко. Эта его беспечность была почти вызывающей.
"Он не боится, этот сакс», — подумала Кристен, но в этот момент его беглый взгляд неожиданно задержался на ней. Она быстро опустила глаза, чувствуя, как у нее сжалось сердце оттого, что эти темные глаза выделили ее из толпы, и опасаясь, что он каким-то образом сумел раскрыть ее секрет.
Она не осмеливалась поднять голову, пока не услышала его голос, но это лишь усилило ее беспокойство. Она совсем не подумала о том, что, будучи прикованной непосредственно к Торольфу, который один мог объясняться с саксами на их языке, сама окажется в центре внимания. Кристен быстро нырнула за его широкую спину и сгорбилась, стараясь остаться незамеченной.
Сакс смотрел на Торольфа сверху вниз.
— Мне сказали, что ты говоришь на нашем языке.
— Немного, — признал Торольф.
— Кто ваш предводитель?
— Убит.
— Корабль принадлежал ему?
— Его отцу.
— Как твое имя?
— Торольф Эриксон.
— Тогда покажи мне вашего нового предводителя, которого вы наверняка уже выбрали.
Торольф ничего не ответил на это, потом после небольшой паузы попросил:
— Скажи медленнее.
Ройс нетерпеливо нахмурился.
— Ваш новый предводитель. Кто он? Торольф улыбнулся и крикнул:
— Оутер, встань и представься саксу. Кристен знала, что ее кузен не понял из сказанного ни слова, но когда Торольф окликнул его, тот нерешительно поднялся. Он был на противоположной стороне круга от Кристен, но прошлой ночью умудрился подползти к ней, хотя для этого ему пришлось тащить за собой трех человек. Оба его брата погибли, но так же, как и она, он старался не показывать своего горя. Поскольку он был самым старшим из них и к тому же кузеном Селига, остальные считали его теперь своим предводителем.
— Его имя? — спросил Ройс, пристально оглядев Оутера с ног до головы.
— Оутер Хаардрад, — ответил Торольф.
— Очень хорошо. Скажи Оутеру Хаардраду, что меня убедили проявить милосердие. Я не могу отпустить вас, но готов предоставить вам кров и еду, если вы будете работать на меня. Я хочу, чтобы вы построили вокруг усадьбы каменную стену. Если вы откажетесь работать, вас не будут кормить. Это все.
Вместо того, чтобы снова просить сакса повторить это помедленнее, Торольф обвел рукой своих товарищей и сказал:
— Поговорить!
Ройс кивнул.
— Вы можете обсудить мое предложение. Торольф сделал всем знак собраться в кучу, но это было лишь предлогом для того, чтобы спрятать от посторонних взоров сидящую в центре Кристен, пока она будет говорить.
— Клянусь Тором! О чем шла речь, Кристен? Она широко улыбнулась.
— Он не собирается убивать нас. Вместо этого он хочет, чтобы мы построили ему каменную стену.
— Я не собираюсь горбатиться на этого ублюдка!
— В таком случае ты волен умереть с голоду, — возразила Кристен. — Его условия совершенно четкие. Мы должны работать в обмен на то, что он предоставит нам пищу и кров.
— Как рабы!
— Не будьте идиотами, — прошипела она. — Это даст нам необходимое время, чтобы подготовить побег.
— Верно, и залечить раны, — согласился Оутер. — Скажи ему, Торольф, что мы согласны. Не стоит давать ему повод думать, будто среди нас есть такие, кто не хочет принять его условия.
На этот раз Торольф поднялся и позвал Ройса.
— Цепи? — было первое, что он спросил.
— Они остаются. Не думайте, что я настолько глуп, чтобы доверять вам.
Торольф медленно улыбнулся и кивнул. Сакс был осторожен, но он не принял в расчет, что в скором времени ему придется иметь дело с окрепшими, залечившими свои раны викингами, исполненными решимости бежать во что бы то ни стало.
Глава 10
Старуха, присланная перевязать пленникам раны, была грязной и нечесаной, одетой в узкую рубаху с длинными рукавами, поверх которой была наброшена похожая на мешок туника, но для своих лет ходила очень прямо и энергично. Она сказала, что ее зовут Эрта, и, судя по всему, считала, что уже достаточно пожила на свете, поэтому была дерзка, бесстрашна и язвительна, словно уже давно перестала заботиться о том, какие последствия могут повлечь за собой ее поступки.
Появление этой старухи одновременно и позабавило и насторожило Кристен. Она наблюдала, как Эрта бесцеремонно обращалась с мужчинами, которые казались гигантами рядом с ней, и только смеялась, когда они ворчали или огрызались в ответ. Кристен насторожилась, потому что рано или поздно Эрта подойдет и к ней, чтобы осмотреть предполагаемую рану на голове, а этого допустить было нельзя.
Кристен тоже была не в лучшем расположении духа из-за жары, к которой они все были непривычны. Большинство мужчин обрезали свои высокие чулки, почти полностью оставив ноги открытыми, но, как Кристен ни хотелось последовать их примеру, она не могла себе этого позволить. Она готова была уже пожалеть Эрту, которая была так основательно закутана, да еще, несомненно, носила под рубахой нижнюю сорочку, но, судя по всему, жара не причиняла ей никакого неудобства. Да и ничего удивительного, ведь саксы, должно быть, привыкли к такому климату.
Закончив перевязывать Ивара, Эрта присела на корточки рядом с Кристен, жестом предлагая ей показать, куда она еще ранена, помимо головы, поскольку та вся была покрыта засохшими пятнами крови. Кристен лишь отрицательно покачала головой. Тогда Эрта потянулась к повязке на ее голове, и Кристен ударила ее по руке, на что Эрта ответила ей тем же. Когда Эрта снова попыталась снять с нее повязку, Кристен вскочила на ноги, надеясь, что ее устрашающий рост заставит щуплую знахарку отступить. Но это не помогло. Ей пришлось крепко схватить Эрту за запястья, чтобы не дать ей добраться до своей головы. И тут же она почувствовала, как острие меча уперлось ей в бок.
Сразу несколько викингов вскочили на ноги, и стражник, пришедший на помощь Эрте, отступил. Он был так напуган, что стал звать на помощь.
Кристен застонала в отчаянии, увидев, что натворила, хотя у нее не было другого выхода. Семеро саксов бежали по направлению к ним с обнаженными мечами в руках. Она смерила Эрту сердитым взглядом за то, что та проявила такое упрямство, а потом отпустила ее руки. Пытаясь остановить старуху, Торольф тут же загородил собой Кристен.
К счастью, подбежав к пленникам, саксы остановились в нерешительности, увидев, что Эрте уже ничто не угрожает.
— В чем дело? — резко спросил Ханфрит.
— Этот парень не позволяет мне перевязать свою рану, — пожаловалась Эрта.
Ханфрит повернулся к Торольфу за объяснениями, но тот лишь коротко ответил:
— Уже здоровый. Не трогайте его.
Ханфрит что-то буркнул, а потом набросился на Эрту за то, что она явилась причиной этого переполоха.
— Если этот парень способен так резво вскочить на ноги, то ему не нужна твоя помощь, женщина.
— Повязку нужно сменить, — принялась настаивать Эрта. — Она вся пропитана кровью.
— Оставь его, я сказал. Ухаживай лучше за теми, кто в этом нуждается. А остальных оставь в покое. — И, обернувшись к Торольфу, он добавил:
— Предупреди своего друга, чтобы впредь он не распускал руки.
Ханфриту, по-видимому, не захотелось заострять внимание на этом инциденте, когда он увидел, что столько викингов готовы встать на защиту этого юнца. Но Эрта была весьма недовольна и удалилась, бурча себе под нос, что парень ведет себя как девчонка. Один из саксов заметил, что, может быть, именно поэтому викинги и взяли его с собой, и стражники рассмеялись.
При этих словах Кристен покраснела, а когда Торольф заметил это и спросил ее, в чем дело, она покачала головой и еще пуще залилась румянцем. Чтобы подразнить ее, он принялся настаивать, потому что обычно смутить Кристен было нелегко. Но она сердито стукнула его по руке и уселась спиной к нему.
С этого места ей хорошо был виден дом, и она заметила, что из окна второго этажа за ними наблюдает какой-то мужчина. Его лицо было в тени, поэтому она не могла узнать его, но ей стало неприятно, что их видел кто-то еще, кроме стражников. Когда Кристен разговаривала с Торольфом или еще с кем-нибудь, она обычно следила лишь за тем, чтобы поблизости не было кого-нибудь из охраны. Теперь, когда она обнаружила, что из дома их тоже хорошо видно, ей придется быть осторожнее.
После ухода Эрты их покормили, и всем, у кто отняли сапоги, польстившись на то, что они были новыми или сделанными из хорошей кожи, вернули их, хотя они все равно не могли надеть их поверх цепей. Однако чуть позже в тот же день ситуация изменилась, когда появился кузнец.
С них сняли цепи и заковали каждого в отдельные кандалы, представляющие собой два железных обруча, соединенных короткой цепью.
В обручах имелись отверстия для ключа, так что их можно было снимать, хотя самого ключа поблизости видно не было. Помимо этого, на каждом обруче имелось небольшое железное кольцо, в которое можно было продеть дополнительную общую цепь. Она была длиной всего в двадцать футов, и когда ею сковывали всех пленников и соединяли концы, круг, который они образовывали вокруг высокого столба, становился гораздо меньше, что значительно ограничивало их возможности.
Кристен возмутили принятые против них меры предосторожности. Она полагала, что на время работы длинную общую цепь будут снимать, но оставшаяся короткая цепь между обручами, охватывающими щиколотки, позволит им перемещаться лишь мелкими неторопливыми шажками, и она уже заранее представляла, как они будут спотыкаться и падать друг на друга, пока не привыкнут кое-как ковылять в этих кандалах. Это будет унизительно, но, может быть, саксы именно на это и рассчитывали.
Как и всем остальным, Кристен вернули ее сапоги, хотя меховая опушка была оторвана. Но, по крайней мере, они не давали железным колодкам сильно натирать ее ноги, хотя обручи настолько плотно сжимали щиколотки, что, без сомнения, в скором времени должны были протереть дыры в мягкой коже. Поскольку ее ноги были тоньше, чем у остальных, кузнецу пришлось специально посылать за парой обручей, которые были очень маленькими и, как она полагала, предназначались для мальчишек ростом гораздо меньше нее.
Всю ночь шел сильный дождь, и оставленные под открытым небом пленники чувствовали себя очень неуютно. Хуже всего пришлось Кристен, которая изо всех сил пыталась защитить повязку на голове, чтобы с нее не смыло кровь. В конце концов Торольф рассмеялся, заметив ее тщетные старания, и пришел ей на помощь, обернув свои руки вокруг ее головы и навалившись на нее всем телом. В результате повязка осталась сухой, но они вынуждены были провести ночь в очень неудобной позе.
Из своего окна Ройс наблюдал за происходящей внизу сценой. Он видел, как парнишка протестовал и пытался оттолкнуть Торольфа, как тот шлепнул его пониже спины и прокричал что-то на ухо, а потом закрыл руками голову юноши и практически лег на него сверху. После этого они замерли, как и все остальные. Часовой спрятался от дождя под навесом амбара, и во дворе все стихло.
— Про которого из них Эрта рассказывала, будто он напал на нее?
Ройс бросил рассеянный взгляд на Дарель. Она подошла и встала рядом с ним у окна, убрав фигурки из слоновой кости, которыми они только что играли.
— Викинг не нападал на нее. Он просто не хотел, чтобы она перевязывала его рану.
— Но она сказала…
— Я сам видел, что произошло, Дарель, и, поверь мне, эта женщина сильно преувеличивает.
— Если бы он попытался поднять руку на меня, надеюсь, ты не воспринял бы это так легко, — проворчала она.
— Разумеется, — улыбнулся он.
— Так кто же из них?
— Ты не сможешь увидеть его отсюда.
— Олден говорит, что его ранил какой-то мальчишка. Это случайно не он?
— Да, самый молодой из них.
— В таком случае ты должен был приказать выпороть его, если видел, как он угрожал Эрте.
— Слишком многие готовы были вступиться за него. Мы добились бы только того, что у нас на руках оказалось бы еще больше раненых.
— Пожалуй, — согласилась она, хотя и с неохотой. — Если они все будут истекать кровью, то не смогут построить нам стену. Стена важнее. Викингов немного, и их нетрудно держать под контролем, а датчан целая армия.
— Я вижу, Олден успел убедить тебя, что они могут быть полезны нам, — засмеялся Ройс.
— Ты вообще собирался убить их всех, — напомнила она с высокомерием, заставившим его улыбнуться. — По крайней мере, он понимает, что от живых больше пользы, чем от мертвых.
— Не пора ли тебе пойти и справиться о состоянии Олдена? — намекнул Ройс.
Дарель возмущенно прищелкнула языком.
— Ты с таким же успехом мог просто отослать меня.
— Я никогда бы не позволил себе такую грубость, — ответил он с самым невинным видом, подталкивая ее к двери.
Ройс подолгу стоял у окна, наблюдая за тем, как работают викинги. Он испытывал беспокойство всякий раз, когда выпускал их из виду, и это свидетельствовало о том, что ему все еще требовалось время, чтобы привыкнуть к их присутствию в Уиндхерсте. Он вовсе не так горел желанием использовать их для постройки стены, как Олден и Лайман, потому что рассчитывал встретить датчан на границах Уэссекса, когда придет время вновь сразиться с ними, и очень сомневался, что они когда-нибудь прорвутся так далеко на юг, чтобы дойти до Уиндхерста.
Но поскольку король Альфред хотел, чтобы его подданные укрепляли свои владения, а неподалеку на старых римских развалинах было достаточно камней, он согласился построить каменную стену, независимо от того, понадобится она или нет. И , теперь за одну только неделю викинги успели уложить все камни, которые рабы в течение нескольких месяцев перетаскивали сюда.