Глава 26

Ранульфу было всего шестнадцать, когда его посвятили в рыцари, чего и следовало ожидать, поскольку уже тогда он просто мастерски владел мечом.

Однако услышав о столь примечательном факте из биографии своего супруга, Рейна совершенно не удивилась. Никогда она не сомневалась в умении Ранульфа обращаться с оружием. С гораздо большим нетерпением ждала она рассказа о том, что послужило причиной почти полного отсутствия благородных манер у ее мужа.

Слушая подробный рассказ Уолтера, как в суровом бою заработал ее муж право называться рыцарем, Рейна наблюдала за самим Ранульфом, который остановился в другом конце зала, чтобы обсудить какой-то вопрос со своими оруженосцами. Оглянувшись по сторонам, Рейна поняла, что не одна она так завороженно смотрела в ту сторону — оказалось, все ее подруги и воспитанницы одновременно устремили туда свои взгляды, объясняя свое любопытство самыми разнообразными причинами. Она тяжело про себя вздохнула. Когда она выходила замуж за столь красивого мужчину, не знавшего отбоя от призывов женщин, Рейна не предвидела ничего, кроме сложностей. Конечно же, не ее собственных, но этих несчастных, опьяненных красотой ее мужа.

Рейна никогда не предполагала, что будет любить своего мужа. Она готовилась к тому, что их совместная жизнь научит ее уважать и доверять ему, что было бы очень даже неплохо. Однако она была жутко несправедлива и придирчива. Рейна до сих пор почти ничего не знала о прошлой жизни Ранульфа, она лишь надеялась, что действительно были веские причины для того, чтобы Ранульф стал таким, каким она его встретила. Вот почему Рейна усадила Уолтера рядом с собой, ожидая, что он расскажет ей историю жизни своего друга и ее мужа. Как она и предполагала, судьба не баловала Ранульфа с самого детства.

Из обрывочных фраз самого Ранульфа Рейна уже успела узнать, что его детство было ужаснее самого страшного кошмара. Он вырос, не зная ласки и заботы матери, привыкнув к жестокому характеру приемного отца и его тяжелым кулакам. Он был незаконнорожденным, и поэтому как благородные, так и простолюдины отворачивались от него, не желая принимать в свой круг. Уолтер же нарисовал ей еще более мрачную картину. Она узнала и о лорде Монтфорде, и о том, что, попав к нему на воспитание, Ранульф всего лишь сменил одного лютого хозяина на другого.

— Вы не слушаете меня, миледи?

Рейна слегка покраснела, одарив Уолтера смущенной улыбкой.

— Боюсь, что подобные кровавые истории никогда не возбуждали моего интереса. Скажите лучше, почему Ранульф все-таки настолько ненавидит благородных дам?

— А почему вы думаете…

— Не стоит юлить со мной, сэр. Или у вас вдруг память отшибло? Вы же сами сказали мне, что он не доверяет леди, когда пытались убедить меня выйти за него замуж. О! Вижу, вы вспомнили. Так что уж будьте любезны, расскажите мне о том неприятном опыте, что он имел с леди и который настроил его против всех нас.

Уолтер неловко помялся.

— Ему вряд ли понравится, если вы узнаете об этом.

— Все равно, расскажите мне. — Голос Рейны был мягким как шелк, однако на лице по-прежнему застыла гримаса напряженного ожидания. — Ведь благодаря именно вашему бойкому языку я вышла замуж за человека, к которому не уверена даже, что испытываю хоть немного симпатии, С вас причитается, сэр Уолтер. Он что-то невнятно пробормотал и виновато вспыхнул.

— Да он же убьет меня, если узнает, что я рассказал вам…

— Я вам это припомню…

Тон ее был более чем убедительным, это прозвучало как обещание все вспомнить в случае, если ей захочется от него избавиться. Однако ему было безразлично. Меньше всего он хотел, чтобы Рейна возненавидела Ранульфа, что вполне могло бы случиться, не узнай она его получше и не начни понимать. Если рассказ его заденет ее женское сердце, то он окажет тем самым неоценимую услугу своему другу.

— Хорошо, — сказал Уолтер. — Но сначала я должен предупредить вас, что у Ранульфа всегда возникали сложности в общении с женщинами.

— С такой-то внешностью? — недоверчиво фыркнула она. Он сердито взглянул на нее:

— Именно из-за этой внешности. Возможно, некоторые мужчины и готовы душу продать дьяволу ради того, чтобы выглядеть так, как он, но Ранульфу его красота никогда еще не приносила счастья. А кроме того, он просто копия своего отца, о котором не советую даже упоминать в его присутствии, ибо когда Ранульф только прибыл в Монтфорд, его тут же стали дразнить.

— Но разве в среде юных ребят это не обычное дело?

— Да, и он вполне нормально реагировал на их выходки, полагая, что они просто неизбежны, но это длилось лишь до того дня, пока он не увидел свое отражение. Дело в том, что в деревне зеркал или бочек с прозрачной водой не было, чтобы заглянуть в них и посмотреть на свое отражение, потому Ранульф и не знал, как выглядит, пока один из старших оруженосцев Монтфорда не сунул ему в лицо зеркало, чтобы доказать Ранульфу, что он действительно заслужил свое прозвище «хорошенькая горничная».

— И тогда он ужаснулся? — догадалась Рейна.

— Да, и до полусмерти избил того парня, что открыл ему правду. После этого случая его особенно не дразнили, однако он понял, почему за ним всегда ходили толпы девчонок, и это страшно его взбесило. Ведь до этого он думал, что интересен им как друг, как человек. А потом осознал, что только его внешность поражала их сердца.

— Вы полагаете, я поверю, что это ничуть ему не льстило?

— О! Не в столь юном возрасте, леди. К тому же женщин было так много: молочницы, кухарки, горничные… Все они собирались неподалеку, наблюдая за ним, хихикали и мешали тем самым нашим занятиям в саду. А тренировавшие нас рыцари, прекрасно знавшие, кто был виновником постоянных заминок, заставляли Ранульфа выполнять гораздо больше упражнений, чем любого из нас.

— А когда он повзрослел?

— О! Он за чистую монету принимал все то, что говорили ему девки. Однако он прекрасно понимал, что именно было нужно от него этим развратницам, а потом появилась леди Энн… Однако сначала была леди Монтфорд.

— Жена его господина?

— Да, леди, далеко позади оставившая расцвет своей красоты, она пыталась соблазнить пятнадцатилетнего подростка. О! Это было просто умопомрачительно. Однако сама леди так не считала, когда он умело обошел расставленные ею силки. Как разгневана тогда она была! И она решила утешить свое самолюбие, жестоко отомстив ему: она сказала своему мужу, что Ранульф пытался залезть в ее юбки, за что его, естественно, и выпороли на глазах у всех его друзей и воспитателей.

Рейна нахмурилась;

— Неужели он не стал защищаться?

— О, да ведь с самого начала никто не верил в эти обвинения, даже сам Монтфорд. Но разве назвали бы вы жену лорда лгуньей? Потому-то Ранульфа и выпороли, а многие влиятельные господа собрались тогда в Монтфорде, чтобы посмотреть на экзекуцию. Вот так и заметила его леди Энн, оверлордом которой был наш хозяин Монтфорд. Она была всего на год или чуть больше старше Ранульфа, такой нежной и чуткой, а улыбка ее была способна зажечь свет в ночной темноте, а глаза ее…

— Не стоит вдаваться в лирику, сэр, — сказала Рейна с видимым неудовольствием. — Итак, она была красива. Этого вполне достаточно.

Уолтер глуповато хихикнул:

— Да, она была более чем просто красива. Каждый паж, оруженосец или рыцарь хоть немного, но был влюблен в нее.

— Включая вас?

Он лишь пожал плечами.

— Как только леди Энн увидела Ранульфа, она уже никого больше не замечала, по крайней мере так нам тогда казалось. Когда Ранульф лежал после порки в постели, она прокралась к нему — так начался их роман. Как вы можете догадаться, Ранульф был в полнейшем смятении, ведь он думал, что и она была так же, как и он сам, несчастна.

— Если вы собираетесь сказать мне, что именно разбитое сердце стало поводом для недоверия…

— О! Если бы все на атом закончилось, леди! Но если вы настолько нетерпеливы, чтобы дослушать…

Неужели? Что это случилось с ней? Рейна слушала о том, как развивались романы ее мужа с другими женщинами, и… Но она сама попросила Уолтера рассказать ей об этом.

— Прошу вас, продолжайте, сэр Уолтер! Я постараюсь сдержать свои опрометчивые замечания.

Поскольку Рейна сказала это таким тоном, словно просила Уолтера извинить ее, что она перебила его повествование, он удовлетворенно кивнул, однако лицо его при этом стало таким серьезным, каким прежде она его никогда не видела.

— Связь их длилась многие месяцы, и неизбежно приближался день появления на свет Божий плода их страсти. Леди Энн призналась Ранульфу, что носит под сердцем его ребенка.

Это ничуть не удивило Рейну, она скорее была бы поражена, если бы ей сказали, что у Ранульфа не было незаконнорожденных детей. А то, что матерью одного из них была леди, хоть и было не частым случаем, однако Рейна не впервые об этом услышала, И сводный брат Ранульфа был тому доказательством.

Без тени осуждения в голосе она спросила:

— Это действительно был его ребенок?

— Да, по крайней мере я в этом не сомневался.

— Они поженились?

— Нет. Хотя он хотел, просто безумно хотел. Он хотел ее. И своего ребенка. Но она не осталась с ним. О! Она еще немного поиграла с ним, придумывая одну за другой уловки, почему они не должны ни о чем говорить лорду Монтфорду. Однако Ранульф был настойчив, и однажды она все-таки призналась ему. Она просто не хотела выходить замуж за какого-то безземельного оруженосца. Видите ли, у нее была кое-какая собственность, так, ничего особенного, небольшой господский дом и деревня, а Монтфорд пообещал, что благодаря ее красоте постарается найти для нее богатого мужа, и это было единственным ее желанием. А когда Ранульф стал говорить об их взаимной любви, она лишь рассмеялась ему в лицо, заявив, что, с ее точки зрения, единственной вещью, достойной любви, является богатство.

— С ее стороны это было неразумно, — сказала Рейна сухо и зло из-за того, что начинала чувствовать жалость к молодому Ранульфу. — А что же стало с ребенком?

— Ко времени его рождения леди Энн вернулась в свое поместье. Когда же Ранульф оправился от ее предательства, он решил, что должен непременно забрать у нее своего ребенка, забывая о тех сложностях, столкнуться с которыми он мог, воспитывая его. Однако ему никак не удавалось выяснить, куда уехала леди Энн, а когда он все-таки нашел то место, то по приезде туда узнал, что леди благополучно родила, оправилась от родов и уехала на север со своим новым мужем.

— И взяла ребенка с собой? — неуверенно спросила Рейна.

— Нет, она подбросила его в одну деревенскую семью, чтобы он вырос там, не имея с ней ничего общего и не зная даже о ее существовании.

Рейна снова поспешила с выводами, прикидывая, кто из оруженосцев Ранульфа мог бы быть его сыном: Кенрик был слишком взрослым, однако, возможно, Ланзо… Но Уолтер еще не закончил.

— Вместе с Ранульфом я отправился в ее поместье. Он все боялся, что она решит оставить ребенка у себя, поэтому искренно обрадовался, когда узнал, что леди Энн отказалась от него. У Ранульфа было немного денег, и он надеялся, что нам удастся выкупить его ребенка у вилланов без всяких сложностей. А так как в том местечке не было ни от кого секретов, то и семью оказалось найти несложно.

— Почему у меня возникло такое чувство, что продолжение этой истории совсем мне не понравится? — с трудом проговорила Рейна, наблюдая за тем, как еще сильнее потемнело его лицо.

— Возможно, мне не стоит продолжать…

— Нет, раз уж вы зашли так далеко, я должна услышать все до конца, независимо от того, хорошим или плохим он окажется.

— Семья, в которую леди принесла ребенка через несколько дней после его рождения, была самой бедной в деревне. Но кроме того, она же была и самой многодетной, ибо тогда у них уже было семеро детей. И леди Энн прекрасно знала об этом. Они сопротивлялись, говоря, что не хотят еще одного ребенка, а она насильно заставила их взять его… А через две недели он умер от голода…

— О Господи! — простонала Рейна.

А Уолтер, не глядя на нее, мягко продолжал:

— Это был единственный раз, когда мы с Ранульфом подрались: он хотел убить всю семью и сжечь деревню, но я не мог позволить ему сделать это. Ведь в том, что случилось, их вины не было. Они были самыми нищими вилланами из тех, кого нам доводилось когда-либо встречать, они и сами медленно умирали от голода. У них у самих было полно голодных ртов, чтобы тратить еду на незаконнорожденного ребенка госпожи. Один из работавших в господском доме слуг позже рассказал нам, что леди не хотела, чтобы к ее возвращению ребенок был все еще жив. Она знала, что может случиться, и надеялась, что так все и произойдет. Она получила именно то, к чему так стремилась.

Не в состоянии вымолвить ни слова, Рейна закрыла лицо руками. Она не хотела больше слушать его! Господи! Дети ведь единственные невинные создания на целом свете! Так много умирало их от различных болезней, но то, что сделала та женщина… И что это могла быть за женщина, которая не пожелала даже найти для своего малютки достойный дом?!

— А кто это был? Вы… вы знаете?

— Девочка. Сильная и здоровая. Вот почему потребовалось так много времени, чтобы…

Рейна сделала ему рукой знак замолчать, ибо рыдания и так уже сжимали ее грудь. Она чувствовала на глазах слезы и старалась сдержать их, изгнать из головы непонятный страх… Это не имело к ней никакого отношения. Но кого она хотела обмануть?! Это случилось с ее мужем, и он все еще страдал из-за пережитого. Но все же несправедливо с его стороны было обвинять всех женщин из-за одной бессердечной шлюхи!

— Давайте трезво посмотрим на это, — сказала Рейна, немного овладев своими эмоциями, хотя голос ее по-прежнему был взволнован. — Это несчастье произошло одиннадцать или двенадцать лет назад…

— Восемь, — поправил ее Уолтер. Рейна удивленно произнесла:

— А я думала, что он старше…

— Из-за своего мощного сложения он всегда выглядел старше своих лет, но сейчас ему всего двадцать три.

— Пусть так. Восемь лет тоже вполне достаточный срок, чтобы понять, что не все женщины таковы.

— А как бы вы чувствовали себя, если бы это произошло с вами? — горячо проговорил Уолтер. — Леди Энн была такой нежной и ласковой в общении, она никогда не повышала голос, никогда никого не бранила, не обидела грубым словом ни единого человека. Ее безжалостность, бессердечность и жадность были так умело от всех скрыты. Думаете, что после этого Ранульф мог доверять льстивым улыбкам дам?!

— Но мы же не все таковы!

— Да, я знаю. Однако потребуется немало усилий, чтобы убедить в этом Ранульфа. — И потом он пробормотал:

— Улыбайтесь же, он возвращается.

— Вы, должно быть, сумасшедший, я не смогла бы сейчас улыбаться, даже если бы от этого зависела моя жизнь. А если я и улыбнусь, то он непременно захочет выяснить причину моего веселья. Неужели вы все еще не заметили, что сегодня мы с ним не в слишком хороших отношениях? Я сердита на него!

— Но вы ведь его простите?

— То, о чем вы только что мне поведали, объясняет лишь его недоверие к женщинам, но никак не извиняет его животных манер, — прошипела Рейна.

— Это исправимо, миледи, если вы приложите хотя бы немного усилий и проявите терпение по отношению к нему.

У Рейны не было возможности ответить, ибо подошел Ранульф, который первый раз в жизни появился вовремя. Уолтер дал Рейне возможность немного передохнуть и собраться с мыслями, а сам, коротко переговорив о чем-то с Ранульфом, поспешно удалился, оставив их вдвоем.

Рейна все еще не решалась взглянуть на Ранульфа, ибо была слишком ошеломлена нахлынувшим на нее потоком чувств и не решалась заговорить, все еще не доверяя своему голосу. Кто бы мог подумать, что она почувствует сострадание и жалость к такому мужчине, как Ранульф?! Он казался таким несокрушимым, невосприимчивым к нежным эмоциям, но был ли он таким подростком? Однако увидев Эдвину, которая, пересекая зал, задумчиво уставилась на ее мужа, Рейна моментально забыла, о чем рассуждала всего мгновение назад.

— Я причинил вам сегодня боль?

— Что?

— Ну, я имею в виду в лесу… — прояснил Ранульф. — Я обидел вас?

Как хотелось Рейне утвердительно кивнуть головой в ответ. Однако она почувствовала тогда все что угодно — разочарование, досаду, злость, — но только не боль. А начинать со лжи Рейна не могла.

— Нет.

— Вы уверены?

— Да.

— Вы бы сказали мне, если бы я обидел вас? Рейна недоверчиво взглянула на него. Что это с ним произошло?! Или он просто так по-идиотски шутит? Как бы там ни было, Рейне благополучно удалось преодолеть грань возмущения.

— Если вы вдруг причините мне боль, можете быть уверены, я заору так громко, что не только вы, но и все остальные жители замка узнают об этом. Можете быть абсолютно в этом уверены, милорд.

Ранульф, нахмурившись, взглянул на нее. Возможно, он должен был раньше спросить у нее об этом… Но ведь она целый день была не в настроении. А сейчас она опять все перемешивала, отчего ему становилось не по себе, ибо Ранульф уже не помнил, о чем шла речь…

— Если я захочу положить вас себе на колени, леди, то можете быть уверены, мне будет все равно, кто об этом узнает.

И она еще сочувствовала ему? О! Она, должно быть, сумасшедшая!

— Благодарю вас за предупреждение, — сухо сказала она и сделала вид, что собирается встать.

Однако его рука быстро накрыла ее, пытаясь удержать.

— Я не хотел… — Он замолчал вдруг, а взгляд его еще сильнее помрачнел. — Почему вы так сердиты сегодня?

— Если вы соизволите задуматься над этим, то ответ без труда придет.

— Но я уже сделал все, что было в моих силах, однако до сих пор вразумительного ответа не нашел. Я предпочел бы, чтобы вы сами мне сказали.

— Хорошо. — Она оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто не мог слышать, о чем они говорили, а потом только рискнула встретиться с внимательным взглядом его фиолетовых глаз.

— Я не получила от этого удовольствия.

— От чего?

— Вы знаете, — прошипела она.

Ранульф было заулыбался, однако сказал довольно серьезно:

— А вы и не должны получать от этого удовольствие. Рейна уставилась на него, размышляя над тем, что бы он с ней сделал, если бы она ударила его сейчас чем-нибудь тяжелым.

— Кто сказал вам подобную глупость? Нет, позвольте, я сама угадаю. Священник?! И вы верите всему, что говорит вам священник?! Дурень! Он же не Бог! Он человек, подверженный ошибкам так же, как и другие люди. Да половина этих попов грешит не меньше простых людей. Господи Боже мой! Да подумайте хоть своей головой! Нет, спросите-ка об этом любую замужнюю женщину замка, и она скажет вам, что думает о подобной устарелой ерунде. Не воображайте, что мне понравится, когда со мной обращаются хуже, чем с обыкновенной шлюхой!

Теперь Ранульф знал, что именно думала его жена об этом. Он смотрел, как гордо выступает она, и с трудом сдерживал приступ хохота. Господи! Она была высокомерна, даже когда богохульствовала! Невероятно! Итак, она хочет, чтобы ей доставили удовольствие?! Постепенно смех Ранульфа исчез, а на лице появилось серьезное выражение. Как мог он сделать это, если боялся даже дотронуться до нес, боялся обжечь ее своей страстью?! Она ведь была такой маленькой и хрупкой!..

Глава 27

Рейна тихонько прокралась в комнату. При тусклом свете ночной свечи она, едва ступая, добралась до сундука. Поставив на него свою сумку с медикаментами, Рейна поспешно расстегнула мантию.

А муж ее по-прежнему спал. Рейне совсем не понравилось то, что он не опустил занавеску у кровати, ведь теперь и малейший шорох мог разбудить его. Однако то немногое, что она уже узнала о нем, предполагало, что сон Ранульфа крепок и безмятежен.

Как облегченно она вздохнула, когда ее срочно вызвали в деревню! И хотя Рейне пришлось несколько часов напряженно поработать, она была рада, что избежала объятий мужа. Сестра пекаря упала, и у нее начались преждевременные роды. Рейна без устали хлопотала возле ее кровати большую часть ночи и, применив все средства, о которых только могла вспомнить, выиграла борьбу за жизнь несчастной женщины. Хотя ребенка Рейне спасти не удалось, однако это было не в ее силах: если бы женщина осталась в кровати, то, возможно, и смогла бы доносить свое дитя до положенного срока.

Рейна все еще не могла поверить, что во время их последнего разговора с Ранульфом она все-таки осмелилась сказать ему, что так ее волновало, а поэтому была несказанно рада, когда у нее появилась возможность избежать брачного ложа хотя бы до тех пор, пока Ранульф спал. Размышляя над сказанным, она все больше ужасалась своей дерзости, а то, что ее муж не рассмеялся прямо ей в лицо, услышав подобное, немало ее удивляло. Наверняка он теперь думает, что она хочет его или по крайней мере то удовольствие, что он может ей дать. Мужчины никогда не сомневаются в своих достоинствах, так что же еще мог подумать Ранульф?! Конечно, ему и в голову не пришло, что ей просто не нравится его скачкообразная тактика! О! Черт бы побрал ее длинный язык!