Судно кренилось так сильно, что Марон еле удержался на ногах. С большим трудом он довел Феликса до трапа. Бренн помог Марону втащить Феликса. Они были на середине трапа, когда новый вал перекатился через борта и едва не сшиб мальчиков с ног. Крепко ухватившись за перила, они снова принялись тащить Феликса. Прежде чем нахлынула следующая огромная волна, они уже взобрались наверх.
– В самый раз! – прохрипел Бренн, с трудом переводя дух.
Эта волна была еще страшнее; она хлынула на палубу и переломила трап.
Бренн и Марон не стали дольше смотреть, а вбежали в ближайшую каюту и положили Феликса на койку. Он улыбнулся им и, спустя немного времени, приподнялся. Море бушевало вовсю, – слова нельзя было расслышать. Мальчики с минуты на минуту ждали, что могучие валы, непрерывно обрушивавшиеся на корабль, разобьют его. Неистовый шум не утихал. Вода, залившая пол каюты, доходила беглецам~ до колен; они коченели от холода.
Каюта ходила ходуном. Феликса и обоих мальчиков швыряло во все стороны. Они пытались ухватиться за края коек и за рундуки, но волны хлестали в борта судна с такой бешеной силой, что удержаться на месте было невозможно, и все трое поминутно стукались друг о друга.
Оказалось, что они вбежали в каюту, где незадолго до шторма в последний раз закусывал Кудон; на столике еще оставалась кой-какая еда. Марон схватил все, что там было – несколько мучных лепешек и кусок копченой свинины, – и не выпускал этих припасов из рук, как буря ни свирепствовала. Во время недолгого затишья он поделился ими с Феликсом и Бренном; все трое с жадностью набросились на пищу.
Вскоре шторм возобновился с удвоенной силой, и они забыли все на свете, кроме необходимости крепиться и уцелеть среди ужасающего разгула стихий. Никогда в жизни они еще не слышали подобного грохота. Он был так чудовищен, что постепенно у них притупились все чувства и терзавший их страх несколько ослабел. Они уже не в состоянии были думать. Они помнили только одно: надо выжить.
Затем гул понемногу стих. Весенний шторм налетел внезапно, с огромной силой, но длился недолго: Беглецам не верилось, что буря кончилась. Они молили богов, чтобы эта надежда не оказалась тщетной. Было бы слишком жестоко, если бы все началось сызнова, если бы затишье оказалось только злой шуткой, сыгранной с ними демоном бурь. Когда появилась, надежда, они сразу обмякли и почувствовали, – второй раз им такого напряжения не перенести. Если после передышки, сулившей избавление, снова разразится буря, она застанет их измученными, отчаявшимися, и они уже не смогут отстоять себя.
Но буря действительно кончилась.
Едва держась на ногах, Марон добрался до двери и несмело поднял щеколду. Но дверь наглухо захлопнуло ветром, и он не в силах был высадить ее. Марон, спотыкаясь, вернулся к койке, лег и стал выжидать, что будет дальше.
Корабль все еще швыряло по волнам, но гул стих.
Вначале мальчики и Феликс спрашивали себя, не обман ли это слуха; быть может, они в самом деле оглохли от неистового рева, и он продолжается все с той же силой? Эта мысль страшила их больше всего. Как ни ужасен был непрерывный шум – еще ужаснее быть замурованными в обезумевшем хаосе, не слыша его яростного воя.
Немного погодя все трое налегли на дверь и общими усилиями сорвали ее с петель. Шатаясь от слабости, щурясь от дневного света, они вышли на палубу и увидели, что сомневаться не в чем: шторм прекратился.
Над их головами неслись серые перистые облака, по морю бегали барашки, но буря умчалась к северу.
Корабль оказался в ужасном состоянии. Обе мачты снесло, на носу зияли пробоины.
Феликс крикнул:
– Есть кто? – и сам поразился, какой у него слабый голос.
Ответа не было.
Неужели всех, кто был на корабле, смыло и уцелели они одни? Судно дало сильный крен, вода, хлеставшая в пробоины, быстро поднималась. Вокруг – безмолвие. Им стало ясно: Кудон погиб, погибла и вся команда.
– Похоже, что посудина сейчас затонет, – сказал Бренн.
– Верно, – подхватил Марон, – и нам надо поскорее решить, что делать, иначе нас засосет вместе с ней.
Они огляделись вокруг, соображая, из чего бы сколотить плот. Но все те части, которые могли для Этого пригодиться, снесло бурей; уцелел только остов.
– Возьмем двери, – предложил Бренн.
Они повернули назад и осмотрели каюты, расположенные ближе к корме. Две-три двери штормом разбило вдребезги, с петель свисали жалкие остатки. Другие уцелели. С помощью Феликса мальчики сняли их и снесли на середину верхней палубы. Затем Бренн и Феликс выбрали крепкие доски из рундуков и коек, а Марон собрал обрывки канатов и веревок. В одном из ящиков он нашел длинный канат, и все трое принялись за дело: связав бревна, они проворно соорудили плот, правда, неказистый, кривобокий, но устойчивый,
Судно кренилось все сильнее; поэтому, справившись с работой, они немедленно спустили плот с палубы на воду и, ухватясь за веревки, прыгнули на него.
Бренн догадался привязать к плоту несколько валявшихся на палубе кусков дерева, которые могли пригодиться для гребли; работая этими импровизированными веслами, они быстро отдалились от судна.
– Куда нам плыть? На восток, на запад, на север или на юг? – спросил Феликс, широко улыбаясь. Он был счастлив, что спасся с корабля, на котором два-три часа назад им, казалось, угрожала верная смерть.
– Только не на север! – воскликнул Бренн. – Так мы попадем обратно в Италию или куда-нибудь неподалеку от нее.
– Значит, надо плыть на юг, – посоветовал Марон. – К югу берег должен быть всего ближе.
Феликс перевел взгляд на запад, где солнце уже садилось, и пытался было определить направление, но передумал.
– Мы лучше все сообразим, когда взойдут звезды, – сказал он.
Им не оставалось ничего другого, как сидеть и ждать этой минуты.
– Эх! Я охотно бы поел чего-нибудь, – пробурчал Феликс.
Мальчикам тоже хотелось есть, но хотеньем ведь не насытишься.
Солнце скрылось за грядой волнистых облаков. Ветер посвежел, замигали звезды посреди рассеянных там и сям туч, на море поднялась легкая зыбь. Но голод нечем. было утолить. Вокруг – водная пустыня, вверху – пустынное небо, оживляемое только серебряной россыпью звезд. А между этими двумя бескрайними пустынями затерян убогий плот, где, сбившись в кучку, сидят трое истощенных голодом людей – одноглазый мужчина и два мальчика. Боясь, что кто-нибудь из них, задремав, свалится с плота, они продели руки в петли веревок.
Все трое промокли до костей, продрогли, обессилели от голода и жажды. Они теснее прижимались друг к дружке, чтобы хоть немного согреться и не чувствовать себя такими заброшенными, и все же коченели и отчаивались. Они думали только об одном – о пронизывавшем их холоде, как во время бури не могли думать ни о чем, кроме ветра, сотрясавшего корабль.
Казалось, холод сковал весь мир, сковал время, обрекая на смертную муку трех беглецов, скорчившихся на жалком плоту между необъятным морем и необъятным небом. Скоро, – с тоской думали они, – снова завоет ветер, волны разнесут плот в щепы и их скитания окончатся, но не так, как они надеялись.
Да, они все еще надеялись, иначе зачем им обвязывать себе руки веревками и тесно жаться друг к дружке? Трое друзей – они все еще надеялись, и в мечтах, согревавших одеревенелые, окоченевшие тела, они видели перед собой родной дом, огонь, пылающий в очаге, веселую трапезу в кругу семьи, а перед домом – поля, ими возделанные и дающие им пропитание.
Мечта казалась очень далекой, но она поддерживала в них жизнь.
ГЛАВА XVIII. ЗЕМЛЯ!
– Земля! – крикнул. Марон. Шатаясь от слабости, он стоял на плоту. Бренн крепко держал его за руку.
Бренн и Феликс тотчас вскочили на ноги, забыв о том, что плот может перевернуться. После долгой, томительной ночи наступил день; уже много часов подряд они гребли своими самодельными веслами, благословляя солнечный свет, но все сильнее страдая от голода и жажды.
– Земля, – словно эхо повторил Бренн.
– Земля, – повторил и Феликс; его обычно громовый голос теперь напоминал хриплое карканье.
Они снова опустились на доски и взялись за весла. Они гребли словно одержимые, стремясь как можно скорее причалить к твердой земле, которую завидели вдали. На этой земле, – говорили они себе, – наверно найдется пища, и вода, и тихий уголок, где они смогут лечь и крепко уснуть, не боясь скатиться в морскую пучину.
Окрыленные заманчивой мечтой, они рассчитывали добраться до земли за несколько минут; но они гребли и гребли, а расстояние все не уменьшалось.
Тогда их обуял страх: что, если земля каким-то образом исчезнет? Все трое еще сильнее налегли на весла, и в конце концов земля стала приближаться. После первого разочарования они заставили себя грести, не глядя вперед, – и вдруг земля оказалась гораздо ближе, чем они ожидали.
Теперь они видели ее совершенно отчетливо: скалистый берег, ни жилья, ни растительности. Пустынный вид взморья не смутил их. То была твердая земля, – все, что им требовалось.
Но их мытарства еще не кончились.
– Как же мы попадем на берег? – спросил Марон, снова вставший, чтобы поглядеть вперед. – У берега волны, видно, сердитые, – продолжал он. – Надо думать, это буруны. Я нигде не вижу местечка, где можно было бы причалить.
– Придется прыгать с плота, – сказал Бренн, не допуская и мысли, что в последнюю минуту они могут встретиться с неожиданными препятствиями или же, уцелев во время шторма в открытом море, утонуть так близко от берега.
– Да, прыгнем, – подхватил Феликс. – Такой будет прыжок, какого никогда не видали ни на земле, ни на небе; с ним сравнится разве что прыжок Тельца, когда тот с разбегу прыгает через Луну.
Приближаясь к берегу, они услышали грозный шум прибоя, и тотчас обостренное опасностями чутье подсказало им, что попасть на сушу будет неимоверно трудно. Казалось, перед взморьем залегли дикие звери, неистовым ревом предупреждавшие, что никто не может уйти от их разверстых пастей и достичь желанного пристанища – твердой земли.
Мальчики и Феликс отложили весла в сторону, так как волны быстро несли их к покрытым белой пеной скалам, и нужно было беречь силы для последнего, огромного напряжения. Они видели, что волны слева от них разбиваются о рифы, и радовались, что избежали хоть этой опасности. Затем земля стала быстро приближаться, словно надвигаясь на них.
Волны с пенистыми хребтами гнались за ними. Плот мчало прямо к скалистому берегу. Но им не пришлось раздумывать. Послышался скрип, глухой удар, громкий треск. У каждого из беглецов сотрясение болезненно отдалось во всем теле. Над их головами вскипала белая пена; им мерещилось, что они в тисках огромного удава, который, извиваясь в предсмертной судороге, сжимает их все крепче. Спустя минуту-другую они поняли, что случилось: плот разбился о прибрежный утес, их сбросило с досок, и, если они не уцепятся за что-нибудь устойчивое, их смоет прибоем. Они ухватились за выступы утеса, а волны, откатываясь в море, бушевали вокруг, подбрасывая несчастных, яростно трепля их среди камней.
Подтянувшись на руках, Марон увидел, что Бренн, которому пена залепила глаза, в изнеможении подался назад. Став на колени у края выступа, Марок схватил друга за кисть левой руки и, понатужившись, рывком поднял его повыше. Феликс, уцепившийся ниже мальчиков, проворно карабкался вверх по утесу.
– Скорее, покамест следующая волна еще не набежала! – крикнул он, помогая Марону и Бренну.
Тяжело переводя дух, в кровь раздирая руки и ноги, они взобрались на верхушку утеса, где волны уже не могли их захлестнуть, и, обессиленные, упали на голые камни.
Отдышавшись, они поднялись на один из скалистых холмов, длинной цепью тянувшихся позади утеса, и огляделись вокруг. Унылое зрелище! Сколько хватал глаз – пустынный берег да уходящая вдаль гряда белой пены поверх рифов. Взойдя повыше, они увидели на темно-бурой земле редкие пучки чахлой травы, а неподалеку, в сухом русле, полоски бледной зелени.
Томясь жаждой, они пошли по отлогому каменистому руслу и набрели на небольшую лужицу. Вода отзывала гнилью, но они жадно припали к ней, благословляя счастливый случай, – ведь она могла оказаться еще хуже. Для их воспаленных гортаней это был чудесный напиток.
Но съедобного не находилось нигде. Ни плодов, ни ягод. Беглецы продолжали идти по руслу; этот путь не хуже любого другого мог привести их в обитаемые места. Они шли и шли, хотя ноги у них подкашивались и в голове мутилось. На земле спускались сумерки: мгла окутала долины, потом сгустилась на вершинах холмов. Выбившись из сил, беглецы свалились на землю, под деревом, и провели ночь в лихорадочном забытьи. Как только рассвело, они встали и, мокрые от росы, побрели дальше.
Ландшафт стал менее унылым. Им снова попалась лужица, почище и поглубже. Они с наслаждением напились. На глинистой почве Марон заметил следы.
– Козьи копытца! – воскликнул он. – Значит, где-то поблизости все же есть люди!
У них отлегло от сердца. В страшные минуты, пережитые на скалистом берегу, они терзались мыслью, что попали в пустыню, где не найдут ни людей, ни пищи, Теперь, когда снова затеплилась надежда, все трое, несмотря на мучительный голод, ощутили прилив сил. Они ускорили шаг. Марон шел впереди, указывая путь по козьим следам, едва различимым на сухой, растрескавшейся земле. Ни Бренн, ни Феликс не могли их приметить.
Они миновали заросли кустарника и раскидистое дерево с огромными листьями, названия которого не знали, и, пройдя крутой изгиб русла, увидели хижину.
Несомненно, там жили люди: тростниковая крыша была в исправности, у порога в двух-трех местах виднелась пролитая вода. На полоске возделанной земли росли овощи. Но дверь хижины была наглухо закрыта, и, сколько они ни стучали, никто не вышел.
– Наверно, пастух в поле, – предположил Феликс. – Но я не понимаю, почему это в таком глухом месте дверь на запоре.
– Никакого запора нет, – возразил Марон, указывая на щеколду. – Там кто-то есть. Дверь заложили изнутри.
– Впустите нас! – крикнул Марон. – Мы вам не сделаем ничего худого. Мы только хотим поесть!
Никто не отозвался. Они втроем налегли на дверь, но у них не было сил отвалить или хотя бы сдвинуть с места тяжелую перекладину, на которую дверь была заложена изнутри,
– Впустите нас, – жалобно протянул Бренн. – Пожалуйста, впустите!
Откуда-то сверху их окликнул женский голос.
– Кто вы такие?
Вскинув глаза, они увидели голову женщины, высунувшуюся из слухового оконца, под самой крышей.
– Нас выбросило на берег после крушения, – объяснил Бренн. – Впустите нас.
Голова исчезла. Они услышали шаги, женщина сошла вниз и отперла дверь.
– Я очень перепугалась, – объяснила она.
– Что же тебя так перепугало? – спросил Бренн, но тотчас отвлекся от ее страхов и спросил: – Ты можешь нас накормить? Мы уже несколько дней не ели.
Он пытался припомнить, сколько дней они голодают, но не мог. казалось, – бесконечно долго. Когда же они ели в последний раз?
Не дожидаясь дальнейших объяснений, женщина подошла к нише в грубо оштукатуренной стене и принялась там хлопотать. Трое друзей стали осматриваться. В хижине, по-видимому, была всего одна комната. В ней находился очаг – несколько камней, положенных на утоптанный земляной пол. Дым выходил через отверстие в крыше. В одном углу виднелось убогое ложе – соломенная подстилка, накрытая тряпьем; на подушке спал младенец. Еще были две скамьи и низенький столик, сколоченный из неоструганных досок; над дверью устроен небольшой помост, служивший кладовой. С этого помоста и окликнула их женщина.
Хозяйка, смуглолицая крестьянка, тем временем поставила на стол хлебцы, которые сама испекла, и горшки с козьим молоком.
– Я перепугалась, – повторила она. – Здесь рыщут мавры! [12]
Бренн понятия не имел, кто такие мавры. Уплетая вовсю, он, однако, умудрился с набитым ртом спросить:
– А что они тебе сделают?
Женщина рухнула на колени возле убогого ложа. Обхватив ребенка руками, она запричитала:
– 0 небо! Я боюсь… боюсь, не убили ли они его!
Бренн, Марон и Феликс в изумлении переглянулись; кусок уже не шел им в горло. Все трое в один голос спросили:
– Кого это?
– Коракса, – ответила женщина; как ни было велико ее горе, она все же заметила, что пришельцам это имя ничего не говорит, и пояснила: – Моего мужа.
Беглецы снова принялись за еду; но теперь их тревожила навязчивая мысль, что в оплату за пищу, которая вернула им силы, они должны что-то сделать для женщины.
– Почему ты думаешь, что они его убили? – спросил, наконец, Бренн.
– Сегодня утром он забежал домой – сказать, что видел мавров, и сразу же пошел в поместье, предупредить там. Только он ушел, Как я сама увидела двух мавров, верхом на конях. Они спускались с холма. На беду, они заметили Коракса и погнались за ним. Я хотела выбежать из дому, предостеречь его, но мавры вклинились между ним и мною. А потом прискакали два других мавра и угнали всех коз. Вот я и сижу ни жива ни мертва.
– А зачем маврам его убивать? – спросил Марон.
Женщина изумленно взглянула на него.
– Откуда вы взялись? Будто не знаете, что мавры делают? Они всегда все разоряют начисто и никого не щадят – ни господ, ни рабов. Злые они люди!
Беглецы снова переглянулись. Первым заговорил Феликс.
– Спасибо тебе за еду. Какие бы они ни были, эти мавры, но ты добрая женщина. Мы совсем уже отощали, а теперь опять набрались сил. Если только понадобится помощь, мы спасем твоего мужа.
– Что вы можете сделать? У вас ведь даже оружия нет, – сердито спросила женщина. Несколько овладев собой, она прибавила: – Не слушайте меня! Я сама не своя. Я хотела было бежать за ним следом, но не могла же я бросить ребенка! Сжальтесь, спасите Коракса ради меня, и я благословлю тот час, когда ваши тени пали на мой порог, благословлю божество, которое спасло вас от ярости волн и привело сюда на помощь мне!
Она побежала в другой конец хижины и схватила посох с железным наконечником, стоявший там между метлами из пальмовых листьев.
– Вот единственное оружие, которое у меня есть. Возьмите его.
С этими словами она вручила посох Феликсу. Тот взял его с улыбкой, стал вращать над головой и мигом сбил связку чеснока, висевшую на стропиле. Доев хлебцы, мальчики тоже встали и собрались в путь.
На пороге Марон обернулся и сказал женщине:
– Покажи нам, где вилла.
Она указала на восток.
– Вон там, за холмами. Как спуститесь с них, – пересечете дубовую рощу. Потом пойдете долиной до перекрестка. Там свернете налево, пройдете с полмили и прямо перед собой увидите еще цепь холмов. Пойдете тропинкой, которая вьется по ним, и спуститесь к живой изгороди. Вдоль нее дойдете до скотного двора. А оттуда уже видна вилла. Всего ходьбы туда около семи миль.
– А что будет с тобой? – спросил Бренн.
– Со мной ничего не случится. Вряд ли они станут нападать на хижину пастуха, где грабить нечего. Коз они забрали, а теперь нападут на виллу.
ГЛАВА XIX. ПО ДОРОГЕ В ПОМЕСТЬЕ
Жена Коракса дала трем друзьям еще несколько хлебцев и кусок вяленого мяса, и они отправились. Перейдя холмы, отстоявшие от хижины самое большее на полмили, они спустились к дубовой роще, как вдруг Марон вскрикнул. Что-то темнело в кустарнике.
Они раздвинули молодые побеги и увидели человека, лежавшего ничком. На спине и на голове у него запеклась кровь. Они сразу догадались, что перед ними – злосчастный Коракс.
– Да он жив! – сказал Марон.
Повернув пастуха лицом вверх, они убедились, что он хоть слабо, но дышит. Спустя немного времени пастух заморгал, открыл глаза и изумленно уставился на своих спасителей.
– Кто вы такие?
– Друзья, – ответил Марон. – Мы знаем, что произошло.
– Они налетели на меня с копьями, – еле слышно заговорил Коракс, – ранили меня в шею и в лопатку; я думаю, кость перебита. Но я не умер и не хочу умирать, если только не случится что-нибудь еще потуже… – Он застонал от боли. – Бегите, дайте знать обитателям виллы, не то все там погибнут,
– Сперва мы тебя доставим домой, – ответил Бренн.
Они подняли тяжко стонавшего пастуха и понесли его к хижине. Пересиливая боль, он сообщил им разные сведения. По его словам, мавры, напавшие на него, были только разведчиками. Они угнали коз и расправились с ним, Кораксом. В этом и заключалась их задача: они должны были все подготовить для главных сил отряда. Наверно, они направились к долине, залягут в ней и дождутся остальных, – значит, с этой стороны вилла уже отрезана. Нападут они на нее в сумерки, когда люди утомлены, а ночная стража еще не расставлена. Так они всегда действуют. Он, Коракс, видел, как с гребня холмов спустился второй верховой разъезд. Эти разведчики помчались на юг. Там, в нескольких милях отсюда, они угонят другое стадо, а пастуха тоже изувечат, чтобы он не мог предупредить обитателей виллы. Мавры потому-то и расположились в долине, что им нужно совершенно отрезать виллу: ее обитатели ни о чем не будут подозревать, пока ночной набег не начнется. Пробраться к дому незаметно для мавров теперь можно только в обход, по козьей тропе, которая по ту сторону дубовой рощи ведет к холмам, вьется вдоль их гребня, сворачивает на восток и затем сходится с дорогой, ведущей к дому.
Пока Коракс, задыхаясь, сдавленным голосом рассказывал им все это, они дошли до хижины. Оттуда с плачем выбежала его жена; но, увидев, что муж жив и нуждается в заботливом уходе, она мигом стихла. Коракса положили на соломенную подстилку. Жена тотчас раздела его и согрела воду, чтобы обмыть раны.
Попрощавшись с ними, трое друзей снова пустились в путь. Следуя указаниям Коракса, они легко нашли козью тропу за дубовой рощей, проворно взобрались на холм и быстро зашагали по гребню, из предосторожности пригибаясь к земле, чтобы их силуэты не выделялись на фоне прозрачного неба.
Пройдя без отдыха несколько миль, беглецы увидели у подножья холма начало долины; они неслышно поднялись на самую верхушку гребня, притаились за валунами и стали внимательно наблюдать за долиной.
Все было так, как предположил Коракс. Мавры расположились в долине. Слышалось блеянье козьего стада, скученного в одном месте. На подступах стояли дозорные, но человек десять темнолицых воинов, длинные черные, волосы которых казались еще длиннее от украшений из конских хвостов, сидели подле своих поджарых лошадей, видимо дожидаясь чего-то. Несколько позднее беглецы, выглядывая из-за валунов, заметили второй отряд, выехавший из более отдаленной, боковой долины; эти всадники гнали перед собой другое стадо.
Беглецы не стали ждать, что будет дальше; они поспешно отползли назад от валунов и пошли все той же едва приметной тропой, змеившейся по холмам.
Вскоре тропа привела их вниз. Они прошли по высохшему руслу речки, обогнули невысокий бугор и свернул на широкую, изрытую колеями дорогу, пролегавшую среди прекрасно орошенных полей.
Неподалеку от дороги крестьянин мотыжил землю; они окликнули его, и он рукой указал им виллу, скрытую от глаз огромными деревьями.
Когда беглецы сказали крестьянину, что поблизости объявились мавры, он тотчас бросил мотыгу и, задавая им тревожные вопросы, повел их кратчайшим путем через поля. Спустя несколько минут они перешли мостик, увитый плющом и украшенный деревянными статуями, и очутились у самой виллы.
Через сад, где грядки капусты чередовались с куртинами роз, крестьянин привел их к боковому входу и сообщил привратнику дурные вести, принесенные пришельцами. Весь побелев, привратник побежал за управителем. Перепуганный управитель тотчас явился и провел их в дом, не забыв, однако, при всем своем смятении, приказать им тщательно вытереть ноги.
По широкому коридору он провел их в богато убранный покой, где владелец виллы Секст Флавий Барбат возлежал на устланном пурпурными подушками ложе.
Барбат был низкорослый толстяк, с порядочной лысиной и черными, блестящими глазками. Он перекатился на другой бок и, тяжело пыхтя, приподнялся.
– Кто вы такие? – сердито окликнул он вошедших и, не дожидаясь ответа, сказал управителю: – Уведи их и отстегай плетьми. Я запрещаю беспокоить меня. Теперь мое пищеварение нарушено самое малое на три дня.
Управитель поднял руку и, запинаясь, пытался что-то сказать. Тогда Барбат напустился на него.
– Это твоя вина! Ты что воображаешь? Слышать не хочу твоих извинений! Я и тебя велю отстегать плетьми.
– Мавры… – пролепетал управитель.
Барбат, покряхтывая, спустил ноги на пол и стал глазами искать свои домашние туфли. Управитель тотчас опустился на колени и, ползая по полу, старался найти запропастившиеся туфли. Барбат дал ему пинка.
– Мавры! Что там еще такое с маврами?
– Они чуть не убили Коракса, который пасет коз, – сказал Бренн, – и залегли в долине; они стягивают туда силы, чтобы напасть на виллу.
– В самом деле? – протянул Барбат. – Но даже если так – это еще не причина, чтобы ты осмелился заговорить со мной без моего разрешения. Кто вы такие? Ведь вы еще не ответили мне на этот вопрос.
– Мы матросы, – ответил Бренн. – Свободные люди. Нас выбросило на берег после крушения. Наш корабль назывался «Лебедь Сириса».
– Что вы болтали насчет мавров? – не слушая Бренна, сердито спросил Барбат, еще полусонный. Но, сообразив, в чем дело, он привскочил и заорал: – Где мои туфли? – А что козы? Неужели мавры забрали моих коз?
– Они чуть не убили пастуха… – снова начал Бренн.
– Я не о пастухе тебя спрашиваю, – крикнул Барбат. – Я хочу знать, что с моими козами.
– Они угнали всех коз, – ответил Марон, – два больших стада.
– Всех, всех, до единой, – ехидно вставил Феликс.
Барбат злобно покосился на Феликса, но, озабоченный опасными замыслами мавров, быстро отвлекся.
– Значит, их можно ожидать с часу на час? – пробормотал он. – Что ж, позаботимся о приеме.
Он опять дал пинка управителю, все еще разыскивавшему туфли.
– Брось это, дурень! Берись за дело! Что значит туфли, когда эти разбойники из пустыни угнали всех коз и скоро нагрянут к нам? Собери людей! Раздай оружие!
Весь багровый от ползанья, управитель вскочил и стрелой вылетел из комнаты, радуясь, что дешево отделался.
Обратясь к Феликсу и мальчикам, Барбат сказал с хитрой усмешкой:
– Вы не потребовали у меня награды. Смотрите же, не вздумайте потом врать на этот счет.
У боковой двери послышался шелест, чья-то рука отдернула вышитую завесу, и в комнату вошла молодая женщина. Ее бледное удлиненное лицо с безупречно правильными чертами поражало своей красотой. На ней было ниспадавшее до полу одеяние шафранного цвета.
– Им ничего не придется требовать, – молвила она, – раз они спасли нам жизнь. Я слышала то, что ты сейчас сказал, а еще раньше мне передали, что они известили нас о предстоящем нападении мавров.
Барбат смутился, но ненадолго.
– Рано еще толковать о спасении жизни, – проворчал он, – погоди, покуда кони мавров повернутся к нам хвостами. Больше мне нечего сказать. Иди в свои покои и созови служанок. Я не хочу, чтобы женщины своим визгом мешали мужчинам готовиться к бою.
Пытливо и в то же время ласково взглянув на беглецов, женщина сдержанно, но приветливо кивнула им головой и вышла из комнаты.
Барбат утер губы. Затем он толстым указательным пальцем поманил к себе Феликса и обоих мальчиков и сказал им:
– Следуйте за мной. Вам тоже придется поработать, если вы не хотите, чтобы мавры перерезали вам глотки!
ГЛАВА XX. НОЧНОЙ НАБЕГ
Барбат был не так глуп, как беглецам казалось вначале. Едва он вышел из спальни, быстро надев принесенные рабом башмаки, как в его распоряжениях сказались энергия и деловитость. Он тотчас произвел смотр людям, собранным во внутреннем дворе виллы, и проследил за раздачей оружия. Всего набралось около пятидесяти боеспособных мужчин; это были крестьяне, за которыми послали в хижины и на поля, и рабы, которых пригнали из бараков, находившихся по ту сторону сада; оружия было вполне достаточно.
Рабы без устали бегали вверх и вниз, принося из подвалов и с чердаков связки мечей, луков и стрел. Бренн сразу почувствовал, что население поместья сможет дать отпор маврам.
На всех четырех углах плоской крыши дома, построенного в виде прямоугольника, высились легкие сквозные башенки, где отлично могли разместиться стрелки. Во многих местах лежали кучи факелов, рядами стояли заправленные фонари. На камнях крыши рабы расположили метательные снаряды и увесистые деревянные бруски. Во дворе пылали костры, на которых в больших котлах кипело сало; тут же наготове стояли ковши.
Надвигались сумерки. Маленькому гарнизону роздали изрядные порции тушеного мяса, вина тоже было вволю. Бренн слышал, как люди вполголоса отпускали шуточки.
– Жаль, – говорили они, – что мавры не нападают каждый вечер, раз Барбат из страха перед ними так расщедрился; ведь ему нужно, чтобы у защитников его жизни и имущества было как можно больше сил.
Мавры появились внезапно. Издавая воинственные клики, они мчались по широкой аллее к вилле, в полной уверенности, что ночная стража еще не расставлена, рабы уже спят в своих жалких лачугах и можно будет беспрепятственно проникнуть в дом. Барбат запретил своему гарнизону действовать прежде, чем он подаст знак, и ответом на шумный наскок мавров была гробовая тишина. Горяча лошадей, потрясая пиками, мавры скакали взад и вперед перед виллой; их предводитель спешился и подошел вплотную к украшенному стройными колоннами главному входу.
Барбат подал знак: тотчас раздался трубный сигнал. В ту же минуту рабы, притаившиеся на крыше и в обращенных к фасаду башенках, забросали мавров стрелами. Запылали факелы; на крышу взбежали рабы-подростки; они несли в руках ковши с кипящим салом и тотчас выли– ли его на мавров, густыми рядами стоявших внизу. Началось нечто невообразимое. Лошади, раненные стрелами или ошпаренные горячим салом, становились на дыбы и кидались в разные стороны, вызывая среди мавров смятение. Многие из них были ранены, других выбросили из седел и затоптали их собственные обезумевшие кони.