14

ДНЕВНИК СВИДЕТЕЛЯ

Я помню, когда они убили Мааса. Его кровь казалась ненастоящей, похожей на красную краску, разбрызганную по белой стене. Его руки тряслись, когда он держал их на животе, пытаясь натянуть пальто, чтобы скрыть пулевые ранения и кровь, словно этим он мог доказать нереальность всего происходящего.

Раны в живот чрезвычайно мучительны. Он страдал. Но их это не волновало. Ими полностью владела алчность.

12.06. СУББОТА

ОЙСТЕР-БЭЙ, ШТАТ НЬЮ-ЙОРК

Как истинный кандидат в президенты, Крейтон Редмонд занял свое место за высокими коваными воротами Арбор-Нолла против целой стены современного коммуникационного оборудования. На уровне его сердца высился лес микрофонов. Жужжали записывающие устройства. Затворы защелкали без передышки, пока он произносил трогательную речь о превосходных качествах своей покойной сестры Маргерит Остриан и о трагичности ее жестокой смерти. В уголках его глаз блестели слезы, а голос прерывался.

Камеры запечатлели все это. Репортеры, проявляя уважение, не кричали громко, спрашивали о похоронах, о результатах опросов и о сроках возвращения в предвыборную кампанию, поскольку до выборов оставалось всего три дня. Они хотели, чтобы Джулия тоже сказала несколько слов, но она уже предупредила Крейтона, что будет только стоять рядом с ним и больше ничего. Пока никаких интервью. Так что он отводил от нее вопросы, как это и должен делать защитник и президент.

Затем он прошел через боковые ворота и направился к особняку, который не был виден с дороги. С ним были Джулия, Дэвид, Брайс и еще десятка полтора членов семьи. За ними шли сотрудники предвыборного штаба, сгрудившись вместе и на ходу анализируя ситуацию. Он слышал, как они говорили, что он провел потрясающую работу и, должно быть, прибавил себе сторонников среди избирателей. Они возвращались к делам, обсуждая и планируя то, как извлечь максимум пользы из убийства во время своей завтрашней последней предвыборной поездки по Калифорнии.

На другой стороне склона никем не замеченный Винс благоразумно дожидался их. Одетый в повседневные широкие брюки и плотной ткани рубашку от Пендлтона, он курил сигарету «Кэмел-лайт». Крейтон отошел от общей группы, чтобы присоединиться к нему, и Винс вдавил сигарету носком ботинка в пожухлую траву. Они направились мимо главного здания на север к скалам, нависающим над заливом, где могли поговорить без опасности быть подслушанными. Два агента секретной службы пересекли их путь, совершая свой обход.

Как только агенты скрылись из поля зрения, Крейтон выругался:

— Черт подери! Ты видел, как Джулия изменилась? Это мне не нравится!

Винс кивнул.

— Я подумал, что она потеряла голову. Испугалась пресс-конференции.

— Я тоже так подумал.

Размышляя над тем, что бы это значило, Винс и Крейтон продолжали идти рядом, пока не оказались на берегу залива Остер-бэй. Огромный сине-зеленый простор шумел, пытаясь успокоиться после сильного шторма, продолжавшегося несколько последних дней. Винсу нравился холодный, влажный воздух, нравился леденящий холод, бодрящий кожу, и особенно опасность, которую обещает наступающая зима, потому что отчасти считал себя выше природы Божьей, какой бы она ни была. Эта идея настолько глубоко и прочно засела в нем, что представляла собой силу, с которой другие люди должны были считаться и которой он был обязан большой долей своего успеха.

Отец с сыном повернули налево, вдоль утеса. Они анализировали каждую деталь своего плана по осуществлению «чуда» победы над Дугласом Пауэрсом. Все шло как по маслу. Но теперь у них возникла проблема в лице Джулии. Ранее Крейтон говорил Винсу о том, какие действия нужно предпринять, раз уж она не хочет оставаться в Арбор-Нолле. Винс сделал нужные распоряжения. Теперь он ставил отца в известность, а тот удовлетворенно кивал.

Наконец, Винс сказал то, что оба уже знали:

— Нам нужно отойти в сторону.

— Ты думаешь, Стерн уже здесь?

Винс посмотрел на свой «Ролекс».

— Она может быть здесь в любое время.

Он нарочно сказал Майе Стерн прийти в этот час, поскольку пресса еще будет усердно расцвечивать подробностями свои новости, а секретная служба будет утомлена пресс-конференцией и лавиной знаков сочувствия и цветов, прибывающих в Арбор-Нолл. Они устроят Стерн не более чем обычную проверку, но у нее прекрасные фальшивые документы.

Крейтон не скрывал раздражения.

— Нужно ли мне с ней встречаться?

Майя Стерн, киллер, даже его заставляла нервничать. Каким бы коротким ни был поводок, ее методичная жестокость ужасала. Она может взорваться по любому поводу. Много лет назад он непреднамеренно оказал ей огромную услугу. Смертный приговор ее брату за вооруженное ограбление и убийство попал в Верховный суд на предмет решения вопроса, должен ли был судья, участвовавший в рассмотрении дела, отвергать какое-то сомнительное свидетельство, которое вроде бы доказывало отсутствие ее брата на месте преступления. Мнения судей высокого суда разделились, и они горячо спорили по этому поводу. У Крейтона оказался решающий голос, и вердикт был возвращен в суд первой инстанции. Брата судили вновь и признали невиновным.

Майя Стерн вскоре пришла к нему, чтобы поблагодарить. Она сказала, что бесконечно признательна за его смелость. Затем сообщила, что работает на ЦРУ киллером, и предложила свои частные услуги, если они ему понадобятся. Он всегда может полагаться на ее верность. Крейтон по достоинству оценил ее таланты. С тех пор любые его задания она выполняла без лишних вопросов.

— Думаю, это было бы благоразумно, — хладнокровно сказал Винс.

— Она могла бы отдать пакет тебе. Почему она хочет видеть меня?

— Ты знаешь, как она к тебе относится. Это почти любовь, папа, и мне кажется, что ты все время растешь в ее глазах. Ты привел ее в трепет, когда сказал, что у тебя есть способы повлиять на расследование в Лондоне.

Крейтон бросил на него взгляд искоса, его ястребиный профиль выглядел еще более хищным, чем обычно.

— Иметь с ней дело — это все равно что носить заряженный автоматический пистолет со сломанным предохранителем.

— Но она и есть твой автоматический пистолет. Ты можешь направлять ее в цель. Она боготворит тебя.

На лице Крейтона появилась гримаса.

— По-моему, единственный человек, до которого ей есть дело, — это ее сбрендивший брат.

Винс кивнул:

— Тем не менее, она здесь. Я дам ей новое задание.

Крейтон вздохнул:

— Давай покончим с этим.

Ему была нужна Стерн. Особенно сейчас.

После того как пал «железный занавес» и американское общественное мнение стало требовать сокращений расходов в области обороны и разведки, Компания откликнулась и начала медленный процесс перемен. Ушли в прошлое авантюрные времена 1980-х годов, когда директор ЦРУ Билл Кейси мог придумывать войны и завоевывать одобрение для своих «побед» в Никарагуа и Гренаде. Компанию возглавило новое руководство, и многие из старых методов были выметены за двери Лэнгли. То же самое произошло со старыми шпионами и руководителями групп. Некоторые ушли сами. Они предвидели будущее и знали, что Компания никогда не станет прежней.

Майя Стерн тоже поняла это. В свои тридцать пять лет она славилась умением «подчищать». Она была с Компанией в течение большей части периода перемен. С помощью пластической хирургии, стероидов и тренировки она стала выглядеть на пятнадцать лет моложе. Но Компанию это уже не интересовало. Программа убийств, в которой она работала, официально закончилась в 1970-х годах, но затем тайно продолжалась все 1980-е. В начале 1990-х она навсегда стала достоянием прошлого... во всяком случае, так говорил ее босс.

Майя знала, что это ложь, но ее отправили в обычную местную разведку. Работа, с которой она неплохо справлялась, оставляла ее равнодушной и раздражала. Сначала она не могла понять, почему ей так недоставало «мокрых дел», но со временем решила, что они являются такой же неотъемлемой частью ее личности, как и цепочка ДНК. Обладая отличной подготовкой для работы на грани смертельного риска, она тихо уволилась четыре года назад, не проявляя никаких признаков недовольства.

Во время работы с Компанией она тайно выполняла отдельные частные поручения Крейтона, а через него и поручения всей семьи. Теперь она предложила свои услуги на постоянной основе. Крейтон стал выплачивать ей определенные суммы. Это был лучший способ держать ее под контролем. Она никогда даже не намекала, что может использовать полученную информацию для шантажа. Но Крейтон был осторожным человеком и не рисковал без необходимости. Поэтому он платил ей, а она чувствовала, что ей доверяют, хотя и не афишируя этого, все члены его предвыборной команды.

Сегодня она прибыла в Арбор-Нолл за рулем фургона, набитого цветами для семьи Редмондов. Венки и букеты были от несуществующих людей. В бейсболке, низко надвинутой на лицо, и в толстом рабочем комбинезоне она вышла из фургона у служебной будки. Секретная служба обыскала фургон. Они обследовали все. С помощью ручного сканирующего устройства проверили и запечатанный почтовый пакет, лежавший на пассажирском сиденье. Они даже открыли ее сэндвич с говядиной, который был завернут в бумагу и лежал на пакете. И только потом ей разрешили ехать дальше.

Она проследовала по извилистой дороге, выложенной кирпичом, которая вела к задней части особняка. Майя Стерн бывала здесь несколько раз и знала, где что расположено. Ее сердце забилось быстрее, как только она увидела Крейтона Редмонда, идущего к ней по тропинке между маленьким гостевым коттеджем и главным домом. Он был строен и элегантен в темном костюме — настоящее воплощение власти и уверенности. Человек, которого нельзя не уважать. Его пиджак был расстегнут. Сын шел рядом, одетый в широкие брюки, простую рубашку и ботинки. Он работал в Компании и был гораздо менее важным человеком.

И хотя губы у нее неожиданно пересохли, она никак не хотела облизывать их. Некоторые вещи никогда не прощаются, а иные никогда не вознаграждаются. В ее глазах Крейтон Редмонд был настолько близок к Богу, насколько это могла бы позволить отсутствующая для нее религия.

Она выпрыгнула из фургона, открыла заднюю дверь и стала выставлять цветы на дорогу. Когда Крейтон приблизился, она вернулась в фургон и стала готовить два других букета цветов. Наконец он оказался рядом с ней. Вдруг неизвестно откуда возник один из неотступных агентов секретной службы, но Крейтон жестом вернул его обратно.

— Еще цветы? — весело спросил он.

Он находился так близко, что Майя могла различить, насколько гладко он выбрит.

— Да, сэр.

Она старалась говорить сиплым мужским голосом.

— Сочувствую вашему семейному горю.

Это было сказано на тот случай, если уходящий агент еще мог что-нибудь услышать.

Из фургона она извлекла еще один букет и выставила его напоказ. Под прикрытием выставленных цветов и собственного тела она извлекла пакет, отнятый у Маргерит Остриан. Теперь он был в толстом белом конверте, адресованном в Кантон, штат Огайо. Когда сотрудники секретной службы проверяли его сканирующим устройством, все, что они смогли увидеть внутри, — это пачка сложенной бумаги.

С радостной улыбкой Крейтон оглядел пустой внутренний двор, окруженный низкими кирпичными стенами и темно-зелеными кустами можжевельника. Семья и предвыборный штаб находились в доме, обедали, занимая тем самым домашнюю прислугу. Секретная служба больше следила за опасными зонами, чем за ним.

Он наклонился, якобы наслаждаясь цветами, его пиджак распахнулся, и он сунул туда пакет.

— Очень хорошо, — громко сказал он, застегивая пиджак, и понизил голос: — Убив Маргерит, ты создала нам большую проблему.

Она повторила то, что уже говорила ему раньше:

— Она видела мое лицо. Она бы потом узнала меня.

— Мы могли бы отослать тебя куда угодно, обеспечить любую защиту. Ты могла бы оставить работу.

— Мне нужно работать. Ничто не может заменить ее.

В глазах Стерн читался чистый взгляд не обремененного угрызениями совести человека. Она шла по жизни, не ощущая вины, и для нее чужое несчастье было лишь некой абстракцией. Ее действия диктовались желаниями, и главной эмоцией, которую она испытывала при виде боли, было торжество. Жестокая смерть Маргерит Остриан все еще мерцала у нее перед глазами, почти доводя до оргазма.

Крейтон понимал ее пренебрежение к чужим страданиям. Ее физиологическая потребность в работе неплохо использовалась кланом Редмондов. Всего несколько дней назад она выполнила весьма деликатную работу, добыв и изменив полицейские протоколы в Монако. Она изучила полицейского инспектора, поняла его сексуальные слабости и, изменив внешность, исполнила его фантазии. За три недели она получила то, что им было нужно, и оставила инспектора в безвыходном положении. Выдать ее означало выдать себя, погубить свою профессиональную репутацию и потерять работу. Если он промолчит, он сохранит все, включая свободу рыскать по барам в поисках сексуальной добычи.

— У меня есть для тебя еще одно поручение. Возвращайся сюда в два сорок пять, — сказал Крейтон.

Теперь настала очередь Винса:

— Я отдал распоряжения...

Он ознакомил ее со смелым планом, осуществить который могла только Стерн с ее опытом перевоплощений и переодеваний.

Под козырьком бейсболки ее глаза заблестели.

— Где я получу документы?

Пока Винс отвечал, Крейтон рассматривал ее, ему не терпелось узнать, почему же она так настаивала на личной встрече с ним. Несмотря на то что она была ему нужна и на ее очевидное почтение к нему, Майя Стерн вызывала у него тревогу. И эта тревога раздражала.

Как только Винс закончил, он спросил:

— Еще что-нибудь?

Настал ее момент. Она наклонила голову. Неожиданно ей стало неловко.

— Я просто хотела поздравить вас. — Она быстро провела пальцами по лбу, смахивая пот: — Я зарегистрировалась в качестве избирателя, когда съезд партии избрал вас кандидатом. Я буду голосовать за вас во вторник.

Майя подняла взгляд, и Крейтон увидел почти собачью преданность в ее черных глазах. Темные, овальные, очень большие, они излучали простодушную наивность. Он не платил ей за голосование. Он даже не просил ее голоса. Он и не беспокоился об этом, поскольку догадывался, что регистрация и голосование — вещи совершенно чуждые для нее. Но каким-то образом исключительная важность его выдвижения в президенты преодолела ее эгоизм. Она думала над тем, что можно сделать, чтобы выразить свою преданность, и в конце концов остановилась на этом предложении.

— Благодарю тебя. — Его голос был искренен, а слова осторожно вежливы.

Затем он сказал то, что, как он знал, ей хотелось услышать:

— Это поможет мне. Я очень тронут твоим выбором.

Она улыбнулась и повернулась, чтобы уйти. Обмен был справедливым. Она знала, что он понял и одобрил ее решение, и быстро скрылась в фургоне, чтобы вернуться к своим обязанностям. Крейтону показалось, что шлейф кромешного мрака следовал за ней.

В течение нескольких следующих часов разговоры и смех наполняли убранную цветами гостиную, и Джулия улыбалась этому проявлению духа товарищества. У Крейтона было пять детей в возрасте от двенадцати до тридцати семи лет, у Дэвида — трое, которым было за двадцать и за тридцать, и у Брайса — четверо, двое из которых перешли рубеж двадцати лет, а другие, не достигшие совершеннолетия, жили с его бывшей женой. На данный момент в семье было уже двадцать два правнука Лайла Редмонда, и все они присутствовали здесь.

Джулия взяла сэндвич, она понимала, что нужно поесть. С сэндвичами ей было гораздо легче, чем с пищей, которую кто-то другой должен был резать на кусочки, пригодные для еды. Аромат лилий поразил ее, когда она встала из-за стола. Куда бы она ни пошла, ее преследовал запах траурных букетов.

Она болтала с кузенами и кузинами о свадьбах, дождях и младенцах. Они говорили о своих карьерах, домах, которые они собираются покупать, о семейном поместье в Палм-Бич, о ранчо Редмондов в Монтане, о путешествиях в Австрию на горнолыжные курорты, на Антильские острова, в Париж и на Майорку. Они обсуждали достоинства покупаемых ими произведений искусства, но чаще всего ими двигала отнюдь не страсть к красоте, а желание лучше вложить деньги. Иногда они упоминали старого Лайла Редмонда, у которого сейчас с головой еще хуже, чем раньше.

Наконец, в три тридцать семья вышла во внутренний двор, где ожидал лимузин. Шофер стоял у задней двери. Недолговечное дневное тепло уже покинуло землю, и солнце низко висело на западе. Наступали короткие зимние дни.

Джулия была одета в длинное кашемировое пальто. Она слышала, как кто-то грузил чемоданы в багажник. На мгновение у нее возник вопрос о том, какого цвета ее пальто. Тут же она вспомнила, как они с матерью покупали его в магазине «Сакс» на Пятой авеню на седьмом этаже. Вспомнились запахи и шорох новых тканей. Как мать смеялась и пила ледяной чай «Снэпл» с Барри Розенбергом, пока она примеряла разные пальто. Смех звенел в воздухе.

Внезапно ее охватила печаль утраты. Яркими вспышками в голове мелькнули лицо умирающей матери... звук шагов убийцы, удаляющихся в ночи... отвратительный запах горячей крови. Чувство вины за свою слепоту вновь пронзило ее.

Она заставила себя вернуться в настоящее и дать Крейтону проводить себя к лимузину. Когда они остановились, дядя сказал:

— Это Норма Кинсли, Джулия. Брайс позвонил в поселок, и тамошняя служба прислала ее. Она будет твоей новой помощницей. Она будет готовить еду и писать письма, а также помогать тебе подбирать одежду. Думаю, ты будешь ею довольна. Ее чемодан в багажнике. Она будет оставаться с тобой столько, сколько пожелаешь.

Джулия уловила запах духов.

— Здравствуйте, Норма. Что это у вас за духи? Очень приятные.

— Это «Мажи-нуар». — У женщины был низкий, приятный голос. — Я рада быть вашей помощницей, мисс Остриан.

Джулия постаралась запомнить название духов.

— Пожалуйста, называйте меня Джулией.

— Спасибо. Вы готовы ехать, Джулия?

Норма взяла Джулию за руку.

Джулия улыбнулась.

— Я только слепая. Вам не придется много помогать мне. Вот, давайте я вам покажу. — Она нащупала рукав верхней одежды женщины и взяла ее за руку чуть выше локтя. Она была поражена, почувствовав сильный, твердый бицепс. Норма явно добросовестно работала. — Идите вперед, а я пойду за вами. Когда дойдете до двери машины, положите мою руку на ее верхний край. Так я быстро найду вход и оценю его размеры и расположение сиденья. И тогда я смогу сесть сама.

— Я поняла. — Норма подвела ее к лимузину и аккуратно положила руку Джулии сверху на открытую дверь.

Пребывая в унылом мраке слепоты, Джулия забралась на заднее сиденье.

— Сядете со мной? — Женщина, с ее сильными мускулами, перекатывающимися под кожей, напомнила ей кошку. — Нам предстоит провести вместе много времени, так что нужно получше узнать друг друга. Вы занимались спортом?

— Да, и самыми разными видами.

Джулии нужно было решить, сможет ли она жить с этой чужой женщиной. Она слышала, как та обошла вокруг автомобиля и села с другой стороны. Шофер завел двигатель, и, когда все семейство спешило в теплый особняк, большой лимузин уже урчал мотором, съезжая вниз по склону холма.

Джулия вдохнула запах духов женщины. Он был привлекателен.

— Расскажите мне, как вы выглядите, чтобы я могла представить вас.

— Даже не знаю как...

Джулия улыбнулась. Некоторым людям трудно описывать себя.

— Я вам помогу. Я знаю, что вы немного выше меня. Примерно метр семьдесят пять, судя по тому, как мы стояли перед машиной рядом друг с другом. Вы атлетично сложены и стройны, а также, вероятно, привлекательны. Простые женщины редко пользуются столь экзотическими духами. У вас лицо круглое, овальное или в виде сердца? Какого цвета ваши глаза и волосы?

Майя Стерн тихо смеялась. Она посмотрела на шофера и обратила внимание на поднятую прозрачную перегородку, отделяющую переднюю часть машины от задней. Он не смог бы услышать, как она описывает вымышленную «Норму» так, чтобы она ни капли не напоминала бы ее саму.

— Вы правы насчет моего роста. Я светлая шатенка, и у меня голубые глаза. Лицо у меня круглое. Я была танцовщицей и занималась семиборьем. Я до сих пор не могу жить без упражнений. Лак на ногтях ярко-красный. Этого достаточно?

Джулии понравилось упоминание о лаке для ногтей. Это выдает хороший вкус.

— Расскажите мне, чем вы еще занимались.

Пока она говорила, Майя Стерн смотрела на шофера. Если он даже и слышал ее ложь о цвете волос, форме лица и о том, что у нее вообще был какой-то лак на ногтях, то не подал виду. Она не могла сказать Джулии, как выглядит на самом деле, потому что Джулия могла бы по описанию опознать ее как убийцу своей матери. Пока лимузин накручивал километры по Лонг-Айленду, она придумала себе историю, чтобы скрасить новое поручение. Это было нетрудно — у нее было больше фальшивых легенд в профессиональной жизни, чем ролей у хорошего актера, и каждую из них она проживала в полной мере, потому что любая недоработка могла повлечь за собой смерть.

Когда лимузин выехал из тоннеля, соединявшего Куинс с центром города, и въехал в город, Майя Стерн улыбнулась. Она была довольна тем, что все идет по плану, и запустила пальцы в свои короткие черные волосы. Она разглядывала незрячую женщину, думая о данных ей приказах и испытывая сожаление. Ей еще не приходилось убивать слепого человека. Прикидывала возможные отличия. Джулия Остриан будет жить до тех пор, пока к ней не вернется зрение.

15

10.00. СУББОТА

ЛЭНГЛИ (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)

Сэм Килайн пребывал в расстроенных чувствах. Янтарная комната не давала ему покоя. Они с Пинком тренировались в подвальном гимнастическом зале старого крыла штаб-квартиры Компании. Одетые в белые кимоно с черными поясами, они раз за разом повторяли основные приемы карате — кулачные удары, нападение, удары ногами и блокировку.

Сэм пытался сдержать возбуждение и разочарование по поводу Янтарной комнаты. Воображение рисовало ему врагов, подбирающихся сразу с восьми сторон, и он наносил разящие удары ногами, прыгал и, прекрасно сохраняя равновесие, наотмашь наносил жестокие удары кулаками своему невидимому противнику.

Сэм представлял, как его враг получает сильный удар, падает, корчится и молит о пощаде...

— Сэм! Кого ты пытаешься убить?

Покончив с ритуальными упражнениями ката, Пинк отвесил формальный поклон в пустоту.

Они были одни. Если бы дело происходило в будний день, им пришлось бы отвоевывать себе место у толпы занимающихся таэквондо во время обеденного перерыва. В заключение Сэм сделал прямую стойку, снова отвесил поклон, и тут в трубах, проходивших под потолком подвала, раздалось бульканье и лязганье.

Прислушавшись, Сэм проворчал:

— Что-то подобное происходит в желудке при грыже пищеводного отверстия диафрагмы.

В трубах еще раз что-то прогрохотало, и вниз посыпались хлопья бежевой краски.

Пинк посмотрел на друга, который никогда не отличался уравновешенностью и покладистостью. Похоже, только разведывательная работа могла быть предметом его постоянного интереса — и, конечно, множество женщин. Дайте Сэму большую пачку отчетов для анализа и синтеза, и он будет на седьмом небе, но не сегодня. То, что Сэм бросил какую-то очередную подружку, чтобы приехать к Пинку пить пиво прошлым вечером, возродил свой давний роман с Янтарной комнатой, а затем согласился провести тренировку в это утро, говорило Пинку, что в чудной голове Сэма Килайна происходит что-то значительное.

Сэм был молчун, да и Пинк мало от него отличался.

— Что, и в это утро не повезло? — спросил Пинк, когда они направлялись в душевую.

— Nada[22]. Все мои находки сводятся к тому, что посол Дэниэл Остриан умер в старости от сердечного приступа, а его единственный сын Джонатан Остриан погиб в автомобильной катастрофе. Нет людей, нет и сведений. Я проверял их альма-матер и все университеты в Нью-Йорке и Вашингтоне. Это заняло уйму времени, но нигде нет никаких бумаг.

— Как насчет их вдов? И детей?

— Вдова Дэниэла умерла давным-давно, а вдова Джонатана находится где-то в концертном турне со своей дочерью, пианисткой. С единственным ребенком, Джулией Остриан. Когда-нибудь слышал о ней?

Они разделись и встали под душ.

Пинку не пришлось долго думать.

— Не-а. Концертирующие пианистки — это не мой профиль. Вся эта старомодная классика. У меня уши от нее вянут. Исключено.

После тренировки рыжие волосы Сэма прилипли ко лбу, а кожа блестела от пота. Он молчал, и по всему было видно, что крепко задумался. Или старался избежать следующего вопроса Пинка.

— Ты ее знаешь, не так ли? Эту Джулию Остриан... — сказал Пинк.

— Пару раз слышал, как она играет, — признался Сэм, у которого были все ее записи на компакт-дисках. — Высокий класс. Одна из самых лучших. В ее игре такая мощь и целостность. Трудно поверить, что она приходится внучкой королю недвижимости. Скорее можно было бы ожидать, что она займется бизнесом или предпочтет просто оставаться в обществе богатеев.

— Ты хорошо знаешь эту женщину?

— Совсем немного. Но ее игра в самом деле берет за живое.

Пока они принимали душ и одевались, Сэм думал, почему пакет из Армонка отправили ему. Похоже, ему придется бросить все это. Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, Сэм решил поработать над отчетами и слегка прибрать на столе. Это могло бы успокоить совесть. Но сердце не лежало к подобному времяпрепровождению.

Он посмотрел на своего друга-великана:

— Пообедаем?

— Отличная идея. — Пинк похлопал себя по твердому, плоскому животу. — Я умираю от голода.

МАКЛИН (ШТАТ ВИРДЖИНИЯ)

Сэм и Пинк остановили свой выбор на итальянском ресторанчике в близлежащем Маклине. Они сели у бара и заказали пиво и пиццу с поджаренными дольками помидоров и анчоусами. Воздух пропах пивом, орешками и субботней послеполуденной леностью. По телевизору шел бесконечный цикл последних новостей Си-эн-эн, и посетители просто выжидали, когда можно будет переключиться на очередной футбольный матч университетских команд.

— Думаешь, мы когда-нибудь выйдем на пенсию? — Пинк взял пригоршню соленых орешков.

— По-моему, мы еще слишком молоды, чтобы говорить о пенсии, не так ли? — Сэм знал, что Пинк обеспокоен ситуацией. Он провалил операцию в Брюсселе, и Лэнгли отозвал его домой в неопределенный «отпуск». Но Пинк был прирожденный полевой агент и не хотел заниматься ничем иным.

— Может быть. Но некий брокер связался со мной и хочет, чтобы я обратился в инвестиционные фонды за облигациями и ценными бумагами. Он все говорил мне, что я плохо выгляжу. — Широкое лицо Пинка резко помрачнело. — Боже, если бы он был доктором, я подумал бы, что он готовит меня к фатальному диагнозу. Вроде того, что через пару месяцев я умру. И моя бедная сестра и племянницы не получат ни гроша, потому что я транжира и за всю жизнь не заработал больше одного и двух десятых процента на все, что умудрился сберечь, причем эти проценты не растут год от года.

Пинк любил семью своей сестры и всегда чувствовал некоторую вину за то, что редко с ними виделся. Сэм сдержал улыбку.

— Думаю, у тебя еще есть время, чтобы исправить ситуацию.

Пинк сидел, склонившись над своим темным пивом «Нью-касл». Затем выпрямился:

— Я никогда не чувствовал себя лучше. Здоровье у меня в порядке. Боже мой, пенсия! Государственное вспомоществование. Социальное обеспечение. Ферма на севере штата Нью-Йорк, где зимой мерзнут яйца, а летом тебя заживо сжирают комары.

— Тебе бы лучше отправиться на задание в Сахару. Или в Сибирь.

— Ты, черт подери, прав.

— Там те же климатические проблемы, Пинк. Испепеляющая жара. Холодные зимы.

Пинк бросил на него раздраженный взгляд:

— Ты меня понял.

Сэм пил пиво и присматривался к другу. Он заметил едва уловимую искру отчаяния в его взгляде.

— Тебе нужно вернуться к оперативной работе. К какому-то заданию. Ты сходишь с ума. Очень скоро ты станешь ходить в зоопарки и говорить о переезде на станцию метро «Кристал-сити», где бы ты мог изображать какую-нибудь экзотическую деятельность.

Пинк кивнул:

— Кошмар. Чувствую себя как в чистилище.

Сэм понимал, в какую переделку попал друг. Пинк был без работы уже почти шесть месяцев, и по Лэнгли ходили слухи, что на последнем задании он совершил такую грубую ошибку, что едва ли его теперь куда-то пошлют. Нужно разузнать об этом, может, он сумеет помочь Пинку.

— Угу, — сказал ему Сэм. — Слово «чистилище» лучше всего описывает твое положение. Согласно католической теологии, оно находится прямо на границе ада и предназначено для тех, кто не осужден на вечные страдания, но и не допущен в рай.

— Это я и есть, — вздохнул Пинк и сделал большой глоток. Его лицо постепенно опускалось все ниже к кружке. Вдруг он застыл, а взгляд уперся в экран телевизора над стойкой бара.

Сэм повернулся. Он услышал, как журналист Си-эн-эн Вулф Блитцер сказал: «... Джулия Остриан...»

Сэм спрыгнул со стула, обежал стойку бара и прибавил звук. Блитцер вел репортаж с пресс-конференции кандидата в президенты Крейтона Редмонда, чья сестра была застрелена на днях в Лондоне. Дочь убитой, Джулия Остриан, как и все остальные Редмонды, стояла рядом с кандидатом, словно защищая его, перед воротами роскошного семейного имения в Остер-Бэй.

Сэм видел, как Крейтон Редмонд изливал свои чувства Америке и делился семейным горем, а также благодарил за все открытки и цветы.