Астрид Линдгрен
      Пиппи Длинныйчулок
      ПИППИ ПОСЕЛЯЕТСЯ НА ВИЛЛЕ ВВЕРХТОРМАШКАМИ
      На окраине маленького-премаленького городка был старый запущенный сад. В саду стоял старый дом, а в доме жила Пиппи Длинныйчулок. Ей было девять лет, и жила она там совершенно одна. У нее не было ни мамы, ни папы; и, собственно говоря, это было не так уж и плохо. Некому было говорить ей, что пора ложиться спать, как раз тогда, когда ей было всего веселей. И никто не заставлял ее пить рыбий жир, когда ей гораздо больше хотелось карамелек.
      Когда-то у Пиппи был папа, которого она очень любила. Да, по правде говоря, у нее была и мама, но так давно, что она ее и не припомнит. Мама умерла, когда Пиппи была всего-навсего крошечной малышкой, которая лежала в колыбели и так ужасно орала, что никто просто не мог находиться поблизости. Теперь Пиппи думала, что ее мама сидит наверху, на небе, и смотрит сквозь маленькую дырочку вниз на свою дочку. И Пиппи частенько махала ей рукой и говорила:
      - Не бойся! Я не пропаду!
      Папу Пиппи помнила. Он был капитаном и плавал по морям-океанам, а Пиппи плавала вместе с ним на его корабле до тех пор, пока папу однажды во время шторма не сдуло ветром прямо в море и он не исчез. Но Пиппи была совершенно уверена в том, что в один прекрасный день он вернется назад. Она никак не могла поверить, что он утонул. Она верила в то, что он выплыл на берег, на остров, где полным-полно негров, и стал королем всех этих негров, и все дни напролет расхаживает по острову с золотой короной на голове.
      - Моя мама - ангел, а папа - негритянский король. Не у всякого ребенка такие знатные родители, - частенько говаривала довольная собой Пиппи. - И как только папа построит себе новый корабль, он приплывет за мной, и я стану негритянской принцессой. Тра-ля-ля! Вот будет здорово-то!
      Старый дом, который стоял в саду, ее папа купил много лет тому назад. Он думал, что будет жить там с Пиппи, когда состарится и не сможет больше плавать по морям. Но вот тут-то как раз и случилась эта досадная неприятность: его сдуло ветром в море. Пиппи знала, что он непременно вернется обратно, и она прямиком отправилась домой, чтобы ждать его там. Дом назывался Вилла "Виллекулла", что значит "Вилла Вверхтормашками", или "Дом Вверхдном". Он стоял в саду, готовый к ее приезду, и ждал. В один прекрасный летний вечер она распрощалась со всеми матросами на папином корабле. Они очень любили Пиппи, а Пиппи очень любила их...
      - Прощайте, мальчики, - сказала Пиппи, перецеловав их всех по очереди в лоб. - Не бойтесь за меня, я не пропаду!
      Она захватила с собой с корабля маленькую обезьянку по имени господин Нильссон - ее она получила в подарок от папы - и большой чемодан, битком набитый золотыми монетами. Матросы стояли у перил и смотрели вслед Пиппи, пока она не скрылась из виду. Она шла, крепко держась на ногах и не оборачиваясь. В руке у нее был чемодан, а господин Нильссон устроился у нее на плече.
      - Удивительный ребенок! - сказал один из матросов, когда Пиппи исчезла вдали, и вытер слезу.
      Он был прав. Пиппи была в самом деле удивительным ребенком. А самым удивительным в ней была ее огромная сила. Она была так сильна, что во всем мире не нашлось бы полицейского, который мог бы помериться с ней силой. Она могла бы поднять даже лошадь, если бы хотела. И она этого хотела. У нее была собственная лошадь, она купила ее, уплатив одну монету из кучи своих золотых в тот самый день, когда вернулась домой на Виллу Вверхтормашками. Она всегда мечтала о собственной лошади. И теперь ее лошадь жила на веранде. Но когда Пиппи хотелось выпить там чашечку кофе после обеда, она, без лишних слов подняв лошадь на руки, выносила ее в сад.
      По соседству с Виллой Вверхтормашками был другой сад и другой дом. В этом доме жили папа и мама со своими двумя милыми детишками - мальчиком и девочкой. Мальчика звали Томми, а девочку - Анника. Это были двое исключительно добрых, хорошо воспитанных и послушных детей. Томми никогда не грыз ногти и всегда делал то, о чем просила его мама. Анника никогда не скандалила, если не выполняли ее желания. И всегда выглядела очень нарядно в своих коротеньких наглаженных ситцевых платьицах, которые очень боялась запачкать. Томми и Анника так хорошо играли вдвоем в своем саду! Но им часто хотелось, чтобы еще какой-нибудь ребенок играл вместе с ними. А в те времена, когда Пиппи по-прежнему плавала по морям со своим папой, они, повиснув иногда на заборе, говорили друг другу:
      - Надо же, какая глупость! Почему никто не переезжает в этот дом?! Кто-то же должен жить здесь! Кто-то, у кого есть дети!
      В тот самый прекрасный вечер, когда Пиппи впервые переступила порог Виллы Вверхтормашками, Томми и Анники не было дома. Они уехали на неделю повидаться с бабушкой. И потому понятия не имели о том, что кто-то поселился в соседнем доме. А когда, стоя у калитки в первый же день после возвращения домой, они выглядывали на улицу, то по-прежнему не знали, что рядом с ними живет ребенок, с которым можно вместе играть. Как раз в ту самую минуту, когда они, стоя у калитки, думали, чем им заняться, или о том, что в этот день может случиться какая-то радость, или же о том, что этот день, наоборот, будет скучным и они ничего не смогут придумать... как раз в ту самую минуту калитка Виллы Вверхтормашками отворилась и оттуда вышла маленькая девочка. Это была самая удивительная девочка, какую когда-либо доводилось видеть Томми и Аннике. И этой девочкой была Пиппи Длинныйчулок, которая отправлялась на утреннюю прогулку. И вот как она выглядела.
      Ее волосы, точь-в-точь такого же цвета, как морковка, были заплетены в две тугие косички, торчавшие в разные стороны. Нос у нее был точьв-точь как маленькая картофелинка и весь пестрел веснушками, рот до ушей - широкий-преширокий, а зубы белые. Ее платье было тоже удивительным. Пиппи сама сшила его. Предполагалось, что оно будет голубым, но голубой ткани не хватило, и Пиппи пришлось вшить то тут, то там несколько обрезков красной. На ее длинные тоненькие ножки были надеты длинные же чулки - один коричневый, другой черный. А еще на ней были черные туфли, размером вдвое больше ее ног. Эти туфли папа купил ей на вырост в Южной Америке, и Пиппи ни за что не желала надевать другие.
      Но что особенно поразило Томми и Аннику и заставило их вытаращить глаза - так это обезьянка, сидевшая на плече незнакомой девочки. Это была маленькая мартышка, одетая в синие брючки, желтую курточку и белую соломенную шляпку.
      Пиппи шла по улице. Он шла, ступая одной ногой по тротуару, а другой - по мостовой. Томми и Анника смотрели ей вслед до тех пор, пока она не скрылась из виду. Через некоторое время она вернулась назад. Теперь она шла задом наперед. Для того чтобы не поворачиваться, когда придется идти обратно домой. Дойдя до калитки Томми и Анники, Пиппи остановилась. Дети молча смотрели друг на друга. Наконец Томми спросил:
      - Почему ты идешь задом наперед?
      - Почему я иду задом наперед? А разве мы живем не в свободной стране? Разве здесь нельзя ходить как пожелаешь? А вообще-то, если хочешь знать, в Египте все так ходят и это никому не кажется странным.
      - Откуда ты это знаешь? - спросил Томми. - Ты ведь не была в Египте.
      - Я не была в Египте! Можешь зарубить себе на носу, что я там была. Я была везде, на всем земном шаре, и навидалась вещей куда более удивительных, чем люди, которые ходят задом наперед. Интересно, что бы ты сказал, если б я ходила на руках? Так, как ходят люди в Дальней Индии?
      - Ты все врешь, - сказал Томми.
      Пиппи немножко подумала.
      - Да, ты прав. Я вру, - печально сказала она.
      - Врать - нехорошо, - заявила Анника, осмелившаяся наконец-то открыть рот.
      - Ага, врать нехорошо, - еще печальнее сказала Пиппи. - Но я иногда забываю об этом, понятно? Да и как вообще можно требовать, чтобы девочка, у которой мама - ангел, а папа - негритянский король и которая сама всю свою жизнь плавала по морям, всегда говорила бы правду? А кроме того, - добавила Пиппи, и все ее веснушчатое личико засияло, - скажу вам, что в Конго не найдется ни единого человека, который говорил бы правду. Они врут там целыми днями. Начинают с семи утра и врут, пока солнце не зайдет. Так что если меня угораздит когда-нибудь соврать, вам надо попытаться простить меня и вспомнить, что все это оттого, что я слишком долго жила в Конго. Мы ведь все-таки можем подружиться? Правда?
      - Мы бы с радостью! - сказал Томми и внезапно почувствовал, что этот день наверняка будет нескучным.
      - А вообще-то почему бы вам не позавтракать со мной? - спросила Пиппи.
      - Да, почему бы нам этого не сделать? Пойдем, Анника?
      - Да, - согласилась Анника, - пойдем сейчас же.
      - Но сначала я должна представить вас господину Нильссону, - сказала Пиппи.
      И тогда обезьянка, сняв шляпу, вежливо поздоровалась.
      И вот они, открыв ветхую калитку Виллы Вверхтормашками, по усыпанной гравием дорожке, окаймленной старыми, поросшими мхом деревьями (до чего же хорошо на них взбираться!), прошли прямо к дому и поднялись на веранду. Там стояла лошадь и жевала овес прямо из супницы.
      - А почему это у тебя на веранде лошадь? - спросил Томми.
      Все лошади, которых он знал, жили в конюшнях.
      - Хм, - задумчиво произнесла Пиппи. - На кухне она бы только болталась под ногами. А в гостиной ей не нравится.
      Томми и Анника погладили лошадь, а потом прошли дальше в дом. Там были кухня, гостиная и спальня. Но похоже, на этой неделе Пиппи забыла, что по пятницам нужно делать уборку. Томми и Анника осторожно огляделись по сторонам - а вдруг в каком-нибудь углу сидит этот негритянский король. За всю свою жизнь они никогда не видали ни одного негритянского короля. Но в доме и следа никакого папы не было, и никакой мамы тоже, и Анника робко спросила:
      - Ты живешь здесь совсем одна?
      - Ясное дело, нет. Ведь со мной живут господин Нильссон и лошадь.
      - Да, но я спрашиваю, есть ли у тебя тут мама и папа?
      - Нет никогошеньки, - радостно ответила Пиппи.
      - Но кто же говорит тебе по вечерам, когда тебе нужно ложиться спать или что-нибудь в этом роде? - спросила Анника.
      - Это делаю я сама, - сказала Пиппи. - Сначала я говорю это один раз ласково, и если не слушаюсь, то говорю это еще раз уже строго, а если я все-таки не желаю слушаться, то задаю сама себе взбучку. Понятно?
      Томми и Анника так и не поняли все до конца, но подумали, что, быть может, так жить вовсе не плохо. Тем временем они вышли на кухню, и Пиппи заорала:
      - Здесь будут печь блины! Здесь будут жарить блины! Здесь будут кормить вкусными блинами!
      И, схватив три яйца, она подбросила их высоко в воздух. Одно яйцо свалилось ей прямо на голову и разбилось, а желток потек прямо на глаза. Два же других яйца она ловко поймала в кастрюльку, где они и разбились.
      - Я всегда слышала, что желтком хорошо мыть волосы, - сказала Пиппи и вытерла глаза. - Вот увидите, они сейчас начнут расти так, что только треск пойдет! Вообще-то в Бразилии все люди расхаживают с желтком в волосах. Потому-то и лысых там вовсе нет. Только однажды нашелся там старикашка, такой чокнутый. Он съел все желтки, вместо того чтобы смазать ими волосы. Вот он-то и облысел по-настоящему, и когда он показывался на улице, начиналась такая свалка, что приходилось вызывать на помощь полицию по радио.
      Рассказывая все это, Пиппи умело выгребала пальцем яичную скорлупу из кастрюльки. Потом, взяв банную щетку, висевшую на стене, она стала взбивать ею жидкое тесто, да так, что только брызги по стенам полетели. Затем она вылила все, что осталось в кастрюльке, на сковородку, стоявшую на плите. Когда блин подрумянился с одной стороны, она подбросила его на сковородке чуть ли не до самого потолка, при этом блин перевернулся в воздухе. Но Пиппи тут же снова поймала его сковородкой. И когда блин был готов, она швырнула его наискосок через всю кухню, прямо на тарелку, стоявшую на столе.
      - Ешьте, - закричала она, - ешьте, пока он не остыл!
      Томми с Анникой стали есть, и блин показался им очень вкусным. Пиппи пригласила их подняться в гостиную. Из мебели там было лишь огромное-преогромное бюро с откидной крышкой и со множеством мелких-премелких ящичков. Открыв ящички, Пиппи показала Томми и Аннике все сокровища, которые она там хранила. Там были диковинные птичьи яйца и удивительные раковины и камешки, маленькие изящные шкатулочки, красивые зеркальца в серебряной оправе, жемчужные ожерелья и другие диковинки, что Пиппи и ее папа покупали во время своих кругосветных путешествий. Пиппи вручила каждому из своих новых друзей подарок на память. Томми получил кинжал с блестящей перламутровой ручкой, Аннике же досталась маленькая шкатулочка, крышка которой была покрыта хрупкими ракушками. В шкатулочке лежало колечко с зеленым камешком.
      - А теперь берите свои подарки и идите домой, - сказала Пиппи, - чтобы вернуться завтра утром обратно. Потому что если вы не пойдете домой сейчас, вы не сможете вернуться снова. А это было бы жалко.
      Томми и Анника думали так же. И они пошли домой. Мимо лошади, которая съела уже весь овес, и через калитку, ведущую к Вилле Вверхтормашками.
      ПИППИ ИЩЕТ РАЗНЫЕ ВЕЩИ И ВВЯЗЫВАЕТСЯ В ДРАКУ
      Наутро Анника проснулась рано. Быстро выскочив из кровати, она чуть слышно подкралась к Томми.
      - Проснись, Томми, - сказала она, дернув брата за руку. - Просыпайся, пойдем к этой смешной девочке в больших туфлях!
      Томми тут же проснулся.
      - Я даже во сне знал: сегодня случится что-то веселое, хотя и не мог вспомнить, что именно, - сказал он, срывая с себя пижамную курточку.
      Затем брат с сестрой понеслись в ванную. Они умылись и почистили зубы быстрее, чем всегда, а оделись быстро и весело. И на целый час раньше, чем ожидала мама, съехали вниз по перилам с верхнего этажа и приземлились точно у стола, накрытого к завтраку. Усевшись за стол, они закричали, что сию же минуту желают получить свой горячий шоколад.
      - А что вы будете делать? - спросила мама. - Куда вы так спешите?
      - Мы пойдем к новенькой девочке в соседний дом, - сказал Томми.
      - Может, мы останемся там на целый день, - добавила Анника.
      В то утро Пиппи как раз пекла пряники.
      Она замесила целую гору теста и вывалила его на пол кухни.
      - Потому что, - сказала Пиппи своей маленькой обезьянке, - разве управишься на одной доске для теста, если нужно выпечь самое меньшее пятьсот пряников?
      И вот она, лежа на полу, старательно вырезала пряники в форме сердечка.
      - Перестань влезать в тесто, господин Нильссон, - раздраженно сказала она в ту самую минуту, когда в дверь позвонили.
      Вскочив с пола, Пиппи открыла дверь. Девочка была с ног до головы обсыпана мукой и походила на мельника. И когда она стала сердечно трясти руки Томми и Аннике, их всех окутало мучное облако.
      - Молодцы, что заглянули ко мне, - сказала она и отряхнула передник, так что новое облако муки осыпалось на детей и попало им в горло. Томми и Аннике досталось столько муки, что они закашлялись.
      - Что ты делаешь? - спросил Томми.
      - Ха, если я скажу, что очищаю трубу от сажи, ты мне все равно не поверишь, - ответила Пиппи. - Не такой уж ты простак! Ясное дело, что я пеку пряники. Но скоро я кончу. Посидите пока на дровяном ларе.
      О, Пиппи умела работать быстро! Томми и Анника сидели на дровяном ларе и смотрели, как она раскатывает тесто, и как кидает пряники на противни, и как швыряет противни в духовку. Им казалось, что они сидят почти что в кино.
      - Готово! - наконец сказала Пиппи и снова с шумом захлопнула дверцу духовки за последними противнями.
      - Что мы теперь будем делать? - поинтересовался Томми.
      - Не знаю, что вы собираетесь делать, - сказала Пиппи. - Я-то не собираюсь бить баклуши. Я - искалыцица вещей, а у них и минутки свободной не бывает.
      - Ты сказала, что ты... Кто, кто ты?
      - Искалыцица вещей.
      - А что это такое? - спросил Томми.
      - Ну, та, что разыскивает разные вещи! Кем же еще она может быть! ответила Пиппи, сметая в небольшую кучку всю муку, рассыпанную по полу. - Весь мир битком набит разными вещами, и просто необходимо, чтобы кто-нибудь их искал. Именно этим искалыцики вещей и занимаются.
      - А что это за вещи? - поинтересовалась Анника.
      - О, всякие разные, - сказала Пиппи. - Слитки золота, и страусовые перья, и дохлые крысы, и маленькие-премаленькие гайки, и многое другое в том же роде.
      Такое занятие показалось Томми и Аннике крайне интересным, и им тоже захотелось стать искалыциками вещей. Правда, Томми сказал, что надеется найти слиток золота, а не маленькуюпремаленькую гайку.
      - Посмотрим, что нам попадется, - сказала Пиппи. - Всегда ведь что-нибудь да найдешь. Но надо торопиться, пока не явятся какие-нибудь другие искалыцики вещей и не расхватают все золотые слитки, какие только есть в здешних местах.
      Трое искалыциков вещей тут же двинулись в путь. Они решили, что лучше всего начать поиски вокруг окрестных домов. Ведь Пиппи сказала: можно, ясное дело, найти малюсенькую гайку и далеко-далеко в лесной чаще. Но уж лучшие-то вещи, во всяком случае, валяются почти всегда поблизости от тех мест, где живут люди.
      - Хотя, - добавила она, - бывает и наоборот. Помню, как однажды я искала вещи в джунглях на острове Борнео. И вот как раз в самой глухой чаще первобытного леса, куда ни разу не ступала нога человека, - как вы думаете, что я нашла? Настоящую аккуратненькую деревянную ногу. Я отдала ее после одному одноногому старичку. И он сказал, что такую ногу ни за какие деньги не купишь.
      Томми и Анника не спускали глаз с Пиппи, чтобы хорошенько присмотреться к тому, как должен вести себя настоящий искалыцик вещей. А Пиппи меж тем бегала от одной обочины дороги к другой и, прикрывая рукой глаза, все искала и искала. Иногда она ползала на коленях и, сунув руки между рейками забора, разочарованно говорила:
      - Ну и ну! Мне казалось, я точно видела золотой слиток.
      - А правда, можно брать все, что найдешь? - полюбопытствовала Анника.
      - Да. Все, что валяется на земле.
      Чуть поодаль перед своим домом в зеленой траве лежал и спал какой-то пожилой господин.
      - Вот, к примеру, он как раз и лежит на земле, давайте-ка найдем его да и заберем с собой! - заявила Пиппи.
      Томми и Анника страшно перепугались.
      - Нет, нет, Пиппи, мы не можем забрать дяденьку, так дело не пойдет, - сказал Томми. - Да и зачем он нам вообще?
      - Зачем он нам? Он бы нам здорово пригодился! Мы могли бы посадить его в маленькую клетку вместо кролика и кормить листьями одуванчиков. Но если не хотите, не надо. Хотя меня бесит, что вдруг явится какой-нибудь другой искалыцик вещей и стащит его.
      Они пошли дальше. Внезапно Пиппи издала дикий вопль.
      - Ничего подобного я в жизни своей не видела! - орала она, вытаскивая из травы старую заржавленную жестянку. - Вот везуха так везуха! Жестянок никогда не бывает слишком много!
      Томми, чуть недоверчиво поглядев на жестянку, сказал:
      - А на что она нужна?
      - Да на многое. Во-первых, в нее можно сложить пряники. И тогда она станет такой уютной Жестянкой С Пряниками. Во-вторых, можно не складывать в нее пряники. Тогда она станет Жестянкой Без Пряников. И, ясное дело, хотя она уже не будет такой уютной, но она тоже пригодится...
      Она оглядела со всех сторон жестянку, которая и впрямь была вся заржавелая, да к тому же в донышке у нее виднелась дырка.
      - Похоже, при ближайшем рассмотрении, что это Жестянка Без Пряников, - задумчиво сказала она. - Зато ее можно нахлобучить на голову и представить себе, что вокруг тебя - темная ночь.
      Пиппи так и сделала. С банкой на голове, словно маленькая жестяная башня, прошествовала она, не останавливаясь, по всему кварталу, пока не наткнулась животом на ограду из стальной проволоки и не повисла на ней. Раздался страшный шум, когда жестянка ударилась о землю.
      - Вот видите, - сказала Пиппи, снимая жестянку с головы. - Не будь на мне этой банки, я бы упала лицом вниз и разбилась вдребезги.
      - Да, но без этой жестянки ты бы никогда не наткнулась на стальную проволоку, - сказала Анника.
      Однако не успела она договорить до конца, как снова раздался дикий вопль. Это Пиппи, ликуя, подняла с земли катушку из-под проволоки.
      - Вот везуха! Похоже, у меня сегодня счастливый день, - сказала она. - Из такой маленькой, хорошенькой катушки от проволоки можно выдувать мыльные пузыри или повесить ее на шнурке на шею, вот будет роскошное ожерелье! Пойду домой и сейчас же все это сделаю!
      Но в тот же миг поблизости отворилась калитка виллы и оттуда выбежал мальчик. Вид у него был страшно испуганный, да и не удивительно. Ведь за ним буквально по пятам мчались пятеро ребятишек. Вскоре они догнали его, прижали к штакетнику и тут все вместе обрушились на беднягу. Всей оравой стали они лупить его, пытаясь нокаутировать. Он плакал и закрывал лицо руками, стараясь защититься.
      - Бей его, ребята! - кричал самый большой и самый сильный из мальчишек. - Не будет больше таскаться на нашу улицу!
      - Ой! - воскликнула Анника. - Ведь они Вилле лупят! Вот негодяи!
      - Это все противный Бенгт виноват! Ему бы только драться, - сказал Томми. - Да еще пятеро против одного! Вот трусы!
      Подойдя к мальчикам, Пиппи постучала указательным пальцем в спину Бенгта.
      - Эй, ты, привет! - поздоровалась она. - Уж не собираетесь ли вы немедленно сделать пюре из малыша Вилле, набросившись на него впятером?
      Обернувшись, Бенгт увидел девочку, которую никогда раньше не встречал. Совершенно незнакомую девчонку, осмелившуюся тыкать в него пальцем. Сначала он от удивления разинул рот, но тут же лицо его расплылось в широкую ухмылку.
      - Ребята, - сказал он, - а, ребята! Бросьте Вилле и гляньте лучше на эту девчонку. Вот так девчонка! Девчонка всех времен и народов!
      Он ударил себя по коленям и расхохотался. В один миг все мальчишки сгрудились вокруг Пиппи, все, кроме Вилле, который, вытерев слезы, осторожно отошел от забора и встал рядом с Томми.
      - Видали, какие у нее волосы? Ну чистый огонь! А какие туфли! - продолжал Бенгт. - Нельзя ли мне одолжить одну? Хочу выйти в море, поплавать на лодке, да лодки-то у меня и нету.
      Затем он вцепился в одну из косичек Пиппи, но тут же заявил:
      - Ой, я обжегся!
      И все пятеро мальчишек, окружив Пиппи, стали прыгать и кричать:
      - Рыжий, красный, черт опасный! Рыжий, красный, черт опасный!
      Пиппи стояла в середине кружка и, как всегда, ласково улыбалась. А Бенгт-то надеялся, что она разозлится или заплачет, по крайней мере выкажет страх. Когда же ничего из этого не вышло, он толкнул ее.
      - Сдается мне, ты не очень-то обходителен с дамами, - сказала Пиппи.
      И она подняла его высоко-высоко своими сильными руками, и понесла прямо к растущей поблизости березе, и подвесила его на ветке поперек туловища. Затем, схватив следующего мальчишку, она подвесила его на другой ветке. Еще одного она посадила на столбик калитки перед домом, а четвертого перебросила через забор, так что он плюхнулся на клумбу с цветами. Последнего же из драчунов она усадила в маленькую игрушечную тележку, стоявшую на дороге. Затем Пиппи с Томми и Анникой поглядели немного на мальчишек, которые совершенно онемели от изумления. И Пиппи сказала:
      - Эх вы, слабаки! Впятером набрасываетесь на одного мальчика. Это все от трусости. А потом еще толкаете маленькую беззащитную девочку. Фу, какие вы паршивцы! А теперь пошли домой, - сказала она Томми и Аннике.
      Обратившись же к Вилле, пообещала:
      - Пусть только попробуют поколотить тебя еще хоть раз! Можешь сказать мне.
      А Бенгту, сидевшему на верхушке дерева и не смевшему шевельнуться, она сказала:
      - Если ты хочешь еще что-нибудь добавить о моих волосах или о моих туфлях, давай сейчас же, пользуйся случаем, пока я не ушла домой.
      Но Бенгту было больше нечего сказать о башмаках Пиппи и даже о ее волосах. Пиппи, взяв жестянку в одну руку, а катушку от проволоки в другую, пошла домой в сопровождении Томми и Анники.
      Когда они пришли в сад, она сказала:
      - Милые вы мои, вот досада! Я нашла две такие шикарные вещи, а вам ничего не досталось. Придется вам еще немного поискать. Томми, почему бы тебе не заглянуть в дупло этого старого дерева? Ведь старые деревья одно из самых лучших мест для искалыцика вещей.
      Томми объяснил, что ему не кажется, будто он и Анника вообще когда-нибудь что-либо найдут, но в угоду Пиппи сунул руку в дупло древесного ствола.
      - Надо же! - удивленно произнес он и вытащил руку из дупла. В ладони у него была зажата чудесная записная книжечка в кожаном переплете. В специальном футлярчике виднелась маленькая серебряная ручка.
      - Ну и ну! - сказал Томми.
      - Видишь, - заметила Пиппи. - На свете нет ничего лучше, чем быть искалыциком вещей. И просто удивительно, что не так уж много людей занимается поисками вещей. Столярами, сапожниками и трубочистами они могут стать запросто, это пожалуйста, сколько угодно, а вот искалыциками вещей - это нет, это, видите ли, им не подходит!
      И, обратившись к Аннике, добавила:
      - Почему бы тебе не пошарить в этом старом пне? Практически всегда в старых пнях находишь какие-то вещи.
      Анника сунула руку в дупло старого пня и почти в ту же самую минуту нашла яркое коралловое ожерелье. Она и Томми были страшно ошарашены и долго стояли разинув рот. А потом решили, что теперь-то уж они каждый день будут искать всякие вещи.
      Пиппи, которая накануне встала посреди ночи и играла в мяч, внезапно почувствовала, что хочет спать.
      - Кажется, мне надо пойти и немного прикорнуть. Не можете ли вы проводить меня и подоткнуть мне одеяло?
      Сидя на краю кровати и снимая туфли, она задумчиво посмотрела на них и сказала:
      - Ему, видите ли, хочется выйти в море и поплавать в лодке! Ну, этому Бенгту. Хм! - Она презрительно фыркнула. - Я научу его ходить на веслах, да, я! В следующий раз!
      - Скажи, Пиппи, - почтительно произнес Томми, - почему у тебя такие огромные туфли?
      - Чтоб я могла вертеть пальцами! Ну что, съел? - ответила она и улеглась в кровать.
      Она всегда спала положив ноги на подушку и сунув голову под одеяло.
      - Так спят в Гватемале, - заверила она. - И это единственный, самый правильный способ спанья. Когда так лежишь, можно двигать пальцами даже во сне.
      - А вы можете уснуть без колыбельной песенки? - продолжала она. - Я так должна всегда попеть себе немного перед сном, а не то я глаз не сомкну.
      И Томми с Анникой тут же услыхали, как она что-то бормочет под одеялом. Это Пиппи пела, навевая себе сон. Тихо и осторожно вышли они, крадучись, из комнаты, чтобы не помешать Пиппи. Остановившись в дверях, они обернулись и бросили последний взгляд на кровать. Но увидели лишь ноги Пиппи, покоившиеся на подушке.
      Она лежала в кровати и старательно вертела пальцами.
      А Томми с Анникой вприпрыжку побежали домой. Анника крепко сжимала в руке коралловое ожерелье.
      - Все-таки странно! - сказала она. - Томми, ты, верно, не... ты не думаешь, что Пиппи заранее подложила эти вещички в дупло дерева и старого пня?
      - Откуда мне знать? - ответил Томми. - Ведь никогда ничего не известно, когда имеешь дело с Пиппи.
      ПИППИ ИГРАЕТ В ПЯТНАШКИ С ПОЛИЦЕЙСКИМИ
      В маленьком городке вскоре всем стало известно, что девочка девяти лет совершенно одна живет на Вилле Вверхтормашками. Городские тети и дяди считали это совершенно немыслимым. Ведь у всех детей должен быть кто-то, кто бы за них отвечал, и все дети должны ходить в школу и учить таблицу умножения. И потому-то все тети и дяди постановили, что маленькая девочка с Виллы Вверхтормашками должна быть немедленно определена в детский дом.
      В один прекрасный день Пиппи пригласила к себе после обеда Томми и Аннику на чашечку кофе с пряниками. Она поставила чашечки с кофе прямо на крыльцо веранды. Было так солнечно и красиво, а все цветы в саду у Пиппи благоухали. Господин Нильссон карабкался вверх-вниз по перилам веранды. А лошадь время от времени высовывала с веранды морду, чтобы и ее пригласили отведать пряников.
      - До чего же все-таки чудесно жить на свете, - сказала Пиппи, вытягивая во всю длину ноги.
      Как раз в эту минуту в калитку вошли двое полицейских в форме.
      - Ой! - воскликнула Пиппи. - Выходит, у меня сегодня снова счастливый день. Полицейские - самое лучшее на свете из всего, что я знаю. Кроме киселя из ревеня.
      И она пошла навстречу полицейским. Лицо ее сияло от восторга.
      - Так это ты - та самая девочка, которая поселилась на Вилле Вверхтормашками? - спросил один из полицейских.
      - Вовсе нет, - ответила Пиппи. - Я - маленькая-премаленькая тетушка, которая живет на третьем этаже совсем на другом конце города.
      Она ответила так только потому, что хотела немножко пошутить с полицейскими. Но им ее слова вовсе не показались забавными. Они сказали, что нечего, мол, острить. И тут же сообщили, что добрые люди в этом городе устроили так, чтобы она получила место в детском доме.
      - А у меня уже есть место в детском доме, - заявила Пиппи.
      - Что ты говоришь, разве тебя уже пристроили? - спросил один из полицейских. - Где находится этот детский дом?
      - Здесь, - гордо ответила Пиппи. - Я - ребенок, а это мой дом, значит, это и есть ребячий, то есть детский дом. И места у меня здесь хватает.
      - Дорогой ребенок, - сказал полицейский улыбаясь, - ты не поняла. Тебе надо пойти в настоящий детский дом, где кто-то будет за тобой присматривать.
      - А можно брать с собой лошадей в ваш детский дом? - поинтересовалась Пиппи.
      - Нет, конечно, нельзя, - ответил полицейский.
      - Верно, так я и думала, - мрачно изрекла Пиппи. - Ну, а обезьянок?
      - Конечно нет, сама понимаешь.
      - Ага, - сказала Пиппи. - Тогда поищите детей для вашего детского дома где-нибудь в другом месте. Я переселяться туда не собираюсь.
      - Да, но разве ты не понимаешь, что тебе надо ходить в школу?
      - А зачем мне ходить в школу?
      - Чтобы научиться разным разностям.
      - Каким еще разностям? - удивилась Пиппи.
      - Всяким разным, - сказал полицейский, - целой куче полезных вещей, например таблице умножения.
      - Я девять лет прекрасно обходилась без всякой долбицы помножения, заявила Пиппи. - Обойдусь, верно, и дальше.
      - Да, но подумай, как грустно оставаться такой невеждой. Представь себе: когда-нибудь ты вырастешь и, быть может, кто-нибудь спросит тебя, как называется столица Португалии, а ты не сможешь ответить.
      - Конечно, смогу, - возразила Пиппи. - Только я отвечу так: "Если тебе до смерти охота узнать, как называется столица Португалии, то, пожалуйста, напиши прямо в Португалию и спроси! "
      - Но не кажется ли тебе, что это грустно - не знать самой?
      - Возможно, - ответила Пиппи. - Я, верно, не смогу заснуть по вечерам и буду все время думать: как все-таки называется столица Португалии? Но ведь нельзя же вечно веселиться, - добавила Пиппи и прошлась разок на руках. - Вообще-то я была в Лиссабоне с папой, - продолжала она, то выпрямляясь, то стоя вниз головой, потому что могла болтать и в этой позе.
      Но тут один из полицейских сказал: пусть, мол, Пиппи не думает, будто ей позволят делать то, чего она сама желает. Ей велено идти с ними в детский дом, и все тут.
      Подойдя к Пиппи, он схватил ее за руку. Но Пиппи мгновенно вырвалась, легонько хлопнула его по спине и крикнула: "Ты пятна!" И не успел он глазом моргнуть, как она одним прыжком очутилась на перилах веранды. Подтянувшись несколько раз на руках, она оказалась наверху, на балконе, расположенном над верандой. Полицейским не хотелось карабкаться следом за ней тем же путем. Поэтому они ворвались в дом и помчались вверх по лестнице на последний этаж. Но когда они выскочили на балкон, Пиппи была уже на полпути к крыше. Она карабкалась по черепице так, словно сама была обезьянкой. Миг - и она уже стоит на коньке крыши, а оттуда ловко прыгает вверх на дымовую трубу. Внизу на балконе полицейские рвут на себе волосы, а на лужайке Томми и Анника, задрав головы вверх, смотрят на Пиппи.
      - До чего же весело играть в пятнашки! - кричала Пиппи. - И какие вы добрые, что пришли сюда! Сразу видно, что сегодня у меня счастливый день!
      Поразмыслив немного, полицейские пошли за лестницей, которую прислонили к стене дома. Потом они полезли наверх, один - впереди, другой позади, чтобы поймать и спустить вниз Пиппи. Но вид у них был чуть испуганный, когда они взобрались к Пиппи.
      - Не бойтесь! - орала Пиппи. - Это ничуть не опасно! А только страшно весело!
      Когда полицейские были уже на расстоянии двух шагов от Пиппи, она быстро спрыгнула вниз с дымовой трубы и, хохоча, побежала вдоль конька крыши к другой стене. Там на расстоянии нескольких метров от стены стояло дерево.
      - Теперь я ныряю вниз! - закричала Пиппи и прыгнула прямо в зеленеющую крону дерева. Повиснув на ветке, она некоторое время раскачивалась взад-вперед, а потом рухнула на землю. Ринувшись стрелой к противоположной стене, она убрала лестницу.
      Полицейские были неприятно удивлены, когда Пиппи спрыгнула вниз. Но еще более неприятно они были удивлены, когда сами собрались спуститься вниз по лестнице. Сначала они страшно рассердились и закричали, чтобы Пиппи, которая, стоя внизу, смотрела на них, приставила к крыше лестницу, иначе они ей покажут, где раки зимуют.
      - Почему вы такие сердитые! - упрекнула полицейских Пиппи. - Мы ведь только играем в пятнашки, значит, мы друзья!
      Полицейские немного подумали, а под конец один из них смущенно сказал:
      - Эй, послушай, не будешь ли ты так добра приставить к крыше лестницу, чтобы мы могли спуститься вниз?
      - Ясное дело, буду, - ответила Пиппи и мгновенно приставила лестницу к крыше. - А теперь мы можем выпить по чашечке кофе и приятно провести время вместе?
      Но до чего же, право, коварны эти полицейские! Лишь только они спустились на землю, как тут же кинулись на Пиппи с криком:
      - Сейчас ты у нас получишь, противная девчонка!
      Но тут Пиппи сказала:
      - Нет у меня больше времени с вами играть. Хотя, признаюсь, это было весело.
      И, крепко схватив за пояса обоих полицейских, понесла их по садовой дорожке и вынесла через калитку на дорогу. Там она посадила их на землю, и прошло довольно много времени, прежде чем они пришли в себя и смогли пошевелиться.
      - Подождите минутку! - закричала Пиппи и помчалась на кухню.
      Выйдя из сада с несколькими пряниками в форме сердечек в руках, она дружелюбно сказала:
      - Хотите попробовать? Наверное, ничего, что они немножко подгорели.
      Потом она вернулась к Томми и Аннике, которые так и стояли, вытаращив глаза и не переставая удивляться. А полицейские поспешили обратно в город и доложили там всем тетям и дядям, что Пиппи, по всей вероятности, не совсем подходящий экземпляр для детского дома. Они ни словом не обмолвились о том, что побывали у нее на крыше. А тетям и дядям показалось, что, пожалуй, лучше всего оставить Пиппи в покое, пусть живет на Вилле Вверхтормашками. Ну а уж если ей захочется пойти в школу, то пусть сама и улаживает это дело.
      Пиппи с Томми и Анникой отлично провели послеобеденное время. Они продолжили прерванный пир. Они пили кофе, и Пиппи одна съела четырнадцать пряников, а потом сказала:
      - По мне, эти полицейские вовсе не экстракласс! Нет уж! Слишком много они болтали о детском доме, и о помножении, и о Лиссабоне.
      После этих слов она на руках вынесла из дома лошадь, и дети, все трое, стали ездить на ней верхом. Анника сначала боялась и не хотела, но, увидев, как веселятся Пиппи и Томми, позволила Пиппи и себя посадить на спину лошади. И лошадь бегала трусцой вокруг дома, по всему саду, и Томми пел: "Вот шведы шагают и трубы гремят!.. "
      Когда вечером Томми с Анникой залезли в свои кроватки, Томми сказал:
      - Анника, верно, здорово, что Пиппи поселилась рядом с нами?
      - Ясное дело, здорово, - ответила Анника.
      - Я даже не могу вспомнить, во что мы играли до того, как она переехала сюда. А ты помнишь?
      - Помнится, мы играли в крокет и всякие другие игры в этом же роде, сказала она. - Но мне кажется, что с Пиппи куда веселее. Да еще с лошадьми и мартышками!
      ПИППИ ИДЕТ В ШКОЛУ
      Томми и Анника, разумеется, ходили в школу. Каждый день в восемь часов утра они, взявшись за руки, пускались в путь с учебниками под мышкой.
      В это время Пиппи большей частью чистила свою лошадь или надевала на господина Нильссона его маленький костюмчик. Или же занималась утренней гимнастикой, которая заключалась в том, что она, вытянувшись в струнку, вставала на пол и прыгала ровно 43 раза на одном месте. После этого она обычно садилась на кухонный стол и в тишине и покое выпивала большую чашку кофе и съедала бутерброд с сыром.
      А Томми с Анникой по пути в школу с тоской смотрели на Виллу Вверхтормашками. Гораздо охотней они шли бы туда играть с Пиппи. Но если бы Пиппи, по крайней мере, ходила в школу, все было бы, наверно, несколько иначе.
      - Подумать только, как нам было бы весело, если бы мы все вместе возвращались из школы, - сказал Томми.
      - Да, но для этого надо было бы и ходить туда вместе, - поправила брата Анника.
      Чем больше они об этом думали, тем печальней им становилось оттого, что Пиппи не ходит в школу. В конце концов они решили попытаться уговорить Пиппи пойти в школу.
      - Ты даже представить себе не можешь, какая добрая наша фрекен! схитрил однажды Томми, когда, хорошенько выучив уроки, он и Анника пришли после полудня на Виллу Вверхтормашками.
      - Если бы ты знала, как весело в школе! - уверяла подругу Анника. - Я бы просто рехнулась, если бы мне не позволили туда ходить.
      Сидя на скамеечке, Пиппи мыла ноги в лоханке. Ничего не ответив, она только повертела немного пальцами ног, так что вода брызнула во все стороны.
      - И там вовсе не надо быть очень долго, - продолжал Томми. - Только до двух часов.
      - Ага, зато потом у тебя и рождественские, и пасхальные, и летние каникулы, - добавила Анника.
      Пиппи задумчиво кусала большой палец ноги, по-прежнему не говоря ни слова. Внезапно она решительно выплеснула всю воду из лоханки на пол кухни так, что у господина Нильссона, сидевшего немного поодаль и игравшего с зеркальцем, совершенно промокли брючки.
      - Это - несправедливо! - заявила Пиппи, совершенно не обращая внимания на господина Нильссона, впавшего в страшное отчаяние из-за промокших насквозь брючек. - Это - абсолютно несправедливо! Я этого не потерплю!
      - Чего не потерпишь? - поинтересовался Томми.
      - Через четыре месяца Рождество и у вас будут каникулы. А что будет у меня?
      Голос Пиппи звучал печально.
      - Никаких рождественских каникул, никаких даже самых коротких рождественских каникул, - жалобно сказала она. - С этим надо кончать. С завтрашнего дня я начинаю ходить в школу.
      Томми и Анника захлопали от восторга:
      - Ура! Тогда мы ждем тебя у наших ворот в восемь часов утра.
      - Ну уж нет! - возразила Пиппи. - Идти в школу так рано я не могу. И вообще я, пожалуй, поеду в школу верхом.
      Сказано - сделано. Ровно в десять часов утра на другой день Пиппи спустила свою лошадь вниз с веранды, а через час все жители маленького городка бросились к окнам, чтобы взглянуть на лошадь, которая скакала бешеным галопом. Мало сказать, скакала. На самом деле лошадь неслась во весь опор. Хотя лошадь была тут совершенно ни при чем. Дело в том, что Пиппи просто-напросто спешила в школу. Ужасающим, бешеным галопом ворвалась она на школьный двор, на всем скаку соскочила с лошади и привязала ее к дереву. Затем, войдя в школу, она с таким страшным грохотом отворила дверь в класс, что Томми и Анника, а также их славные школьные товарищи буквально подскочили с испугу на скамейках.
      - Привет, приветик! - заорала Пиппи, махая своей огромной шляпой. Успела я к помножению?
      Томми и Анника рассказали своей фрекен, что в класс придет новая девочка, которую зовут Пиппи Длинныйчулок. А фрекен тоже слыхала разговоры о Пиппи в маленьком городке. И поскольку это была очень добрая и очень славная фрекен, она решила сделать все, чтобы Пиппи понравилось в школе.
      Пиппи, не дожидаясь, пока ее пригласят, бросилась на свободную скамейку. Но фрекен не обратила внимания на бесцеремонность новенькой и только очень ласково сказала:
      - Добро пожаловать в школу, маленькая Пиппи! Надеюсь, тебе здесь понравится и ты многому научишься.
      - Ага, а я надеюсь, что у меня будут рождественские каникулы, - заявила Пиппи. - Поэтому я и пришла сюда. Справедливость прежде всего!
      - Если ты сначала скажешь мне твое полное имя, - попросила фрекен, я запишу тебя в школу.
      - Меня зовут Пиппилотта Виктуалия Рульгардина Крусмюнта Эфраимсдоттер Длинныйчулок. Я дочь капитана Эфраима Длинныйчулок, который раньше был грозой морей, а теперь - негритянский король. Собственно говоря, Пиппи это мое уменьшительное имя, так как папа считал, что имя Пиппилотта произносить очень долго.
      - Вот как, - сказала фрекен, - ну тогда мы тоже будем называть тебя Пиппи. Ну а что, если мы сейчас чуточку проверим твои знания? - продолжала она. - Ты ведь большая девочка и коечто уже, верно, знаешь. Может, мы начнем с арифметики? Ну, Пиппи, ты можешь мне сказать, сколько будет 7 плюс 5?
      Пиппи удивленно и недовольно взглянула на нее, а потом сказала:
      - Нет уж, если ты сама этого не знаешь, не думай, что я собираюсь тебе подсказывать!
      Все дети в ужасе смотрели на Пиппи. А фрекен объяснила ей, что так отвечать в школе - нельзя. Нельзя говорить фрекен "ты", надо обращаться к ней: "фрекен".
      - Простите, пожалуйста, - с раскаянием сказала Пиппи. - Я этого не знала. Больше я не буду так говорить.
      - Хочу надеяться, что нет, - согласилась фрекен. - Тогда я тебе подскажу, что 7 плюс 5 будет 12.
      - Надо же, - удивилась Пиппи. - Ведь ты сама это знаешь, чего ж ты меня тогда спрашиваешь? Ой, какая же я дуреха, ведь я снова сказала тебе "ты". Простите, - извинилась она и сильно дернула себя саму за ухо.
      Фрекен решила сделать вид, будто ничего не случилось. Она продолжала:
      - Ну, Пиппи, как по-твоему, сколько будет 8 плюс 4?
      - Примерно 67, - решила Пиппи.
      - Конечно, нет, - сказала фрекен, - 8 плюс 4 будет 12.
      - Э, нет, моя милая старушенция, так дело не пойдет, - сказала Пиппи. - Ты сама совсем недавно сказала, что 7 плюс 5 будет 12. Какой ни на есть, а порядок должен же быть даже в школе. И вообще, если ты в таком телячьем восторге от всех этих глупостей, почему не засадишь саму себя в угол и не посчитаешь? Почему ты не оставишь нас в покое, чтобы мы могли поиграть в пятнашки? Нет, ну надо же, теперь я снова говорю "ты"! Но не можете ли вы простить меня только в этот последний раз? А я уж попытаюсь получше удержать это в памяти.
      Фрекен сказала, что она так и сделает. Но она решила, что нет смысла даже пытаться просить Пиппи еще что-нибудь сосчитать. Вместо нее она стала спрашивать других детей.
      - Томми, - сказала она. - Ты можешь ответить мне на такой вопрос: если у Лизы 7 яблок, а у Акселя - 9, сколько яблок у них вместе?
      - Да, да, скажи ты, Томми, - вмешалась Пиппи. - И заодно можешь ответить мне на такой вопрос: если у Лизы заболел живот, а у Акселя еще сильнее заболел живот, кто в этом виноват и где они свистнули яблоки?
      Фрекен попыталась сделать вид, будто она ничего не слышала, и обратилась к Аннике:
      - Ну, Анника, вот тебе пример: Густав был на экскурсии со своими школьными товарищами. У него была 1 крона, а когда он вернулся домой, у него осталось 7 эре. Сколько денег он истратил?
      - Это еще зачем? - воскликнула Пиппи. - А я вот хочу знать, почему он так транжирил деньги, и купил ли он на них лимонаду, и вымыл ли он хорошенько уши, перед тем как уйти из дому?
      Фрекен решила прекратить занятия арифметикой. Она подумала, что, быть может, Пиппи больше понравится чтение. Поэтому она вытащила маленькую красивую картинку, на которой был нарисован еж. Перед мордочкой ежа была написана буква "е".
      - Ну, Пиппи, сейчас ты увидишь что-то забавное, - быстро сказала она, - ты видишь здесь е-е-е-е-е-е-ежика. А эта буковка перед е-е-е-е-е-ежиком читается "е".
      - Вот уж никогда бы не подумала, - заявила Пиппи. - Мне кажется, что буква "е" - какаято закорючка с запятой внизу и с двумя капельками мушиного дерьма наверху. Но мне хотелось бы знать, что общего может быть у ежа с мушиным дерьмом?
      Фрекен достала следующую картинку, на которой была изображена змея, и объяснила Пиппи, что буква перед ней называется "з".
      - Кстати, о змеях, - сказала Пиппи, - я никогда не забуду гигантского змея, с которым однажды билась в Индии. Верьте не верьте, это был такой кошмарный змей! Четырнадцать метров длиной и злющий, как шмель. И каждый день он сжирал пять штук индийцев, а на десерт двух маленьких детей. А один раз он приполз ко мне и хотел съесть на десерт меня, уже обвился вокруг меня - крах-х-х... Но "смеется тот, кто смеется последним", сказала я и как дам ему по башке - бум, - и тут он как зашипит - уйуйуйуйуйч... И тут я как дам ему еще раз - бум... И он тут же и сдох. Вот как, стало быть, это буква "з", ну просто удивительно!
      Пиппи необходимо было немного перевести дух. А учительница, которая уже подумывала, что Пиппи - скандальный и трудный ребенок, предложила, чтобы весь класс вместо чтения занялся рисованием.
      "Наверняка Пиппи тоже будет спокойно сидеть и рисовать", - подумала фрекен. И, вынув бумагу и карандаши, она раздала их детям.
      - Рисуйте что хотите, - сказала она и, сев возле кафедры, начала проверять тетради. Через некоторое время она подняла глаза, чтобы посмотреть, как дети рисуют. Но все сидели за партами и смотрели на Пиппи, лежавшую на полу и рисовавшую в свое удовольствие.
      - Но, Пиппи, - нетерпеливо спросила учительница, - почему ты не рисуешь на бумаге?
      - А я ее изрисовала уже всю давным-давно, да и лошади моей никак не поместиться на этой маленькой бумажонке, - ответила Пиппи. - Сейчас как раз я рисую переднюю ногу лошади, но когда доберусь до хвоста, мне, верно, придется выйти в коридор.
      Некоторое время фрекен напряженно размышляла.
      - А что, если нам вместо рисования спеть небольшую песенку! - предложила она.
      Все дети поднялись и встали за партами, все, кроме Пиппи, по-прежнему лежавшей на полу.
      - Пойте вы, а я немножко отдохну. Слишком много учености - вредно. Самый здоровенный громила от этого заболеет.
      Но тут терпение фрекен окончательно лопнуло. Она велела детям выйти на школьный двор, потому что она хочет поговорить с Пиппи наедине.
      Когда фрекен и Пиппи остались одни, Пиппи поднялась с пола, подошла к кафедре и сказала:
      - Знаешь, что я думаю, фрекен, чертовски весело было прийти сюда и посмотреть, как тут у вас. Но не думаю, чтоб я очень рвалась снова ходить в эту школу. А с рождественскими каникулами я как-нибудь разберусь. Слишком уж много тут всяких яблок, и ежей, и змеев, и всякой всячины! У меня просто голова пошла кругом. Надеюсь, фрекен, ты не очень из-за этого огорчишься?
      Но тут фрекен сказала: она, конечно, огорчилась, а больше всего из-за того, что Пиппи не хочет даже попытаться вести себя как следует. И что ни одной девочке, которая ведет себя так, как Пиппи, не разрешают ходить в школу, даже если она очень этого захочет.
      - Разве я плохо себя вела? - страшно удивилась Пиппи. - Вот тебе и раз, я и сама этого не знала! - с горестным видом сказала она.
      Ни у кого на свете не бывает такого горестного вида, как у Пиппи, когда она огорчена. Она молча постояла, а спустя некоторое время дрожащим голосом сказала:
      - Понимаешь, фрекен, когда у тебя мама - ангел, а папа - негритянский король, а ты плавала по морям всю свою жизнь, то откуда же тебе знать, как вести себя в школе среди всех этих яблок и ежей?
      Тогда фрекен сказала, что она это понимает и больше не огорчается из-за Пиппи. И что Пиппи, пожалуй, сможет вернуться обратно в школу, когда станет немного старше. И тогда Пиппи, вся сияя от радости, сказала:
      - Мне кажется, ты чертовски добрая, фрекен. А это тебе в подарок от меня!
      Пиппи вытащила из кармана маленький изящный золотой колокольчик и поставила его на кафедру. Фрекен сказала, что не может принять от Пиппи такую дорогую вещь. Но Пиппи возразила:
      - Ты должна его принять! А не то я снова приду сюда завтра. Веселенький будет спектакль!
      Затем Пиппи вылетела на школьный двор и прыгнула на лошадь. Все дети столпились вокруг нее, чтобы погладить лошадь и увидеть, как Пиппи отправляется в путь.
      - К счастью, я знаю, какие бывают школы в Аргентине, - с чувством собственного превосходства сказала Пиппи и посмотрела на детей сверху вниз. - Вот бы вам туда! Пасхальные каникулы начинаются там через три дня после окончания рождественских, а когда кончаются пасхальные, остается всего три дня до летних. Летние каникулы кончаются первого ноября, а потом, ясное дело, остается всего ничего до одиннадцатого ноября, когда снова начинаются рождественские каникулы. Но приходится с этим мириться, потому что, во всяком случае, никаких уроков все равно не задают. В Аргентине вообще строжайше запрещено учить уроки. Иногда случается, что какой-нибудь аргентинский ребенок прокрадывается тайком в шкаф и, сидя там, учит уроки. Но горе ему, если мама ребенка его там засечет. Арифметики у них в школах вообще нет. А если найдется какой-нибудь ребенок, который знает, сколько будет 7 плюс 5, то ему приходится целый день с позором стоять в углу, если он такой дурак, что проговорится об этом фрекен. Чтение у них в школе только по пятницам, да и то лишь если найдутся какие-нибудь книги, которые можно читать. Но таких никогда не бывает.
      - Да, но чем же они тогда занимаются в школе? - удивился какой-то малыш.
      - Едят карамельки, - авторитетно заявила Пиппи. - От ближайшей карамельной фабрики проходит труба прямо в школьный двор, и оттуда целые дни так и выскакивают целые водопады карамелек, так что дети с трудом успевают их съесть.
      - Да, но что же тогда делает учительница? - поинтересовалась одна из девочек.
      - Дурочка ты, она снимает детям фантики с карамелек, - сказала Пиппи. - Уж не думаешь ли ты, что они сами это делают? Очень редко! А сами они не ходят в школу больше одного раза. Они посылают вместо себя своего брата.
      Пиппи взмахнула своей огромной шляпой.
      - Привет, детеныши! - радостно воскликнула она. - Больше вы меня не увидите! Но не забывайте никогда, сколько яблок у Акселя, а не то с вами случится беда. Привет! Ха-ха-ха!
      Звонко смеясь, Пиппи выехала из ворот так быстро, что мелкие камешки полетели у лошади из-под копыт, а стекла в окнах школы задребезжали.
      ПИППИ СИДИТ НА СТОЛБИКЕ КАЛИТКИ И КАРАБКАЕТСЯ НА ДЕРЕВО
      Пиппи, Томми и Анника сидели перед Виллой Вверхтормашками. Пиппи взобралась на один из столбиков калитки, Анника на другой, а Томми - на саму калитку.
      Был конец августа, и день стоял теплый и ясный. Грушевое дерево, которое росло у самой калитки, опустило свои ветки так низко, что дети могли без труда срывать чудеснейшие маленькие золотисто-красные августовские груши. Они жевали один плод за другим и выплевывали грушевую кожуру и зернышки прямо на дорогу.
      Вилла Вверхтормашками стояла как раз на том самом месте, где кончался городок и начинался пригород, а улица переходила в проселочную дорогу. Жители маленького городка очень любили прогуливаться в сторону Виллы Вверхтормашками, потому что там-то и находились прекраснейшие окрестности городка.
      И вот в то время, когда дети сидели на калитке и ели груши, на дороге, ведущей из города, показалась девочка. Увидев детей, она остановилась и спросила:
      - Вы не видели моего папу, он не проходил мимо?
      - Гм, - произнесла Пиппи. - А какого вида твой папа? Глаза у него голубые?
      - Да, - ответила девочка.
      - Он среднего роста, не длинный, но и не коротышка?
      - Да, - ответила девочка.
      - У него черная шляпа и черные башмаки?
      - Да, все правильно, - живо ответила девочка.
      - Нет, такого не видели, - решительно заявила Пиппи.
      Ошеломленная девочка пошла прочь, не произнеся ни слова.
      - Подожди немного, - закричала ей вслед Пиппи. - Он был плешивый?
      - Нет, ясное дело, нет, - рассердилась девочка.
      - Повезло ему, - сказала Пиппи и выплюнула грушевую кожуру и зернышки.
      Девочка торопливо зашагала по дороге, но тут Пиппи закричала:
      - У него ужасно длинные уши, до самых плеч?
      - Нет, - ответила девочка и удивленно обернулась. - Уж не хочешь ли ты сказать, что видела, как мимо проходил человек с такими длинными ушами?
      - Я никогда не видала никого, кто ходит ушами. Все, кого я знаю, ходят ногами.
      - Фу, какая ты глупая, я спрашиваю, неужто ты и вправду видела человека с такими длинными ушами?
      - Нет, - ответила Пиппи. - Человека с такими длинными ушами на свете нет. Это было бы совсем глупо. Как бы это выглядело? Нельзя иметь такие уши. По крайней мере, не в этой стране, - добавила она после многозначительной паузы. - Вот в Китае - можно, там это немножко иначе. Однажды я видела в Шанхае одного китайца. У него были такие огромные, длинные уши, что он мог пользоваться ими как накидкой. Когда шел дождь, он просто заползал под собственные уши, и ему было так тепло и хорошо, что лучше не бывает, хотя ушам, само собой, было уютно лишь отчасти. Если погода была особенно плохая, он приглашал своих друзей и знакомых разбить лагерь под защитой его ушей. Там они сидели и распевали свои грустные песни, пока сверху моросил дождь. Он очень нравился им своими ушами. Звали китайца Хай Шанг. Вы бы видели, как Хай Шанг бежал по утрам к себе на работу! Он всегда припускал в последнюю минуту, потому что ему очень нравилось долго спать по утрам. И когда он мчался вперед изо всех сил, с ушами, похожими на два больших желтых паруса за спиной, это выглядело очень здорово, поверьте мне!
      Девочка застыла на месте и, разинув рот, слушала Пиппи. А Томми и Анника уже не в состоянии были есть груши. Они были целиком захвачены рассказом Пиппи.
      - Детей у него было гораздо больше, чем он мог сосчитать, а младшего звали Петтер, - заливала Пиппи.
      - Да, но у китайского ребенка не может быть имя Петтер, - сказал Томми.
      - То же самое говорила ему и его жена: "Не может у китайского ребенка быть имя Петтер". Но Хай Шанг был страшно упрямый и заявлял, что мальчишка будет зваться Петтер или вообще никак. И вот он, страшно разозлившись, уселся в угол и натянул уши на голову. И тогда его бедной жене пришлось, ясное дело, сдаться, и мальчишку назвали Петтером.
      - Вот как, - тихонько сказала Анника.
      - Это был самый избалованный мальчишка во всем Шанхае. Капризный в еде, так что его мама была просто несчастная. Вы, верно, знаете, что там, в Китае, едят ласточкины гнезда? И вот его мама сидела там с полной тарелкой ласточкиных гнезд и пыталась его накормить. "Так, миленький Петтер, - говорила она, - сейчас мы съедим ласточкино гнездо за папу". Но Петтер только крепко сжимал ротик и мотал головкой. В конце концов Хай Шанг так рассвирепел, что запретил готовить Петтеру другую еду, до тех пор пока он не съест ласточкино гнездо "за папино здоровье". А уж если Хай Шанг что-нибудь говорил, то это - железно. Одно и то же ласточкино гнездо путешествовало туда и обратно, из кухни в столовую и обратно с мая по октябрь. Четырнадцатого июля мама Петтера стала молить Хай Шанга разрешить ей накормить мальчика мясными фрикадельками, но Хай Шанг сказал "нет".
      - Ерунда! - изрекла девочка, стоявшая на дороге.
      - Да, то же самое говорил и Хай Шанг, - продолжала Пиппи. - "Ерунда, - сказал он. - Ясное дело, мальчишка может съесть ласточкино гнездо, если только перестанет упрямиться". Но Петтер все время - с мая по октябрь - только и делал, что крепко сжимал ротик.
      - Да, но как же он мог тогда жить? - удивленно спросил Томми.
      - А он и не мог жить, - спокойно ответила Пиппи, - он умер. Из чисто бычьего упрямства. Восемнадцатого октября. А хоронили его девятнадцатого. Двадцатого же влетела ласточка и снесла яйцо в ласточкино гнездо, которое по-прежнему стояло на столе. Так что гнездо уж во всяком случае пригодилось. И никто не пострадал, - радостно заявила Пиппи.
      Потом она в раздумье посмотрела на девочку, стоявшую с ошалелым видом на дороге.
      - До чего ж ты чудная, - сказала Пиппи. - В чем дело? Уж не думаешь ли ты, что я сижу тут и вру? Что? Попробуй только скажи, что я вру, угрожающе заявила, засучивая рукава, Пиппи.
      - Да нет, вовсе нет, - испуганно сказала девочка. - Не то чтобы я хотела сказать, будто ты врешь, но...
      - Не надо, - прервала ее Пиппи. - Именно этим я и занимаюсь. Ты что, не слышишь? Я вру так, что у меня от вранья язык чернеет. Ты и вправду думаешь, что ребенок может прожить без еды с мая по октябрь? Ну уж это чушь, хотя я знаю, что дети могут прекрасно обойтись без еды примерно месяца три-четыре. Но чтобы с мая по октябрь - это чушь собачья. Ты, верно, и сама понимаешь, что это враки. Не позволяй людям вешать тебе лапшу на уши.
      Тут девочка пошла прочь, ни разу не обернувшись.
      - До чего ж доверчивые люди! - сказала Пиппи Томми и Аннике. - С мая до октября - это же такая жуткая муть! - И она закричала вслед девочке: - Не-а, твоего папу мы не видали! Сегодня мы ни разу не видали ни одного плешивого! А вот вчера их проходило мимо целых семнадцать штук. Взявшись за руки!
      Сад у Пиппи был просто замечательный. Он был не очень ухоженный, нет, но там зеленели чудесные лужайки, где трава никогда не подстригалась, там были старые кусты роз, усеянные и белыми, и розовыми, и желтыми цветами, разумеется, не очень изысканными. Но они так сладко благоухали! Там росло также довольно много фруктовых деревьев, но лучше всех были вековые дубы и вязы, на которые так удобно карабкаться.
      В саду же у Томми и Анники деревьев, на которые можно карабкаться, было не слишком много. Да и мама их вечно боялась, что дети свалятся и разобьются. Именно поэтому они в своей жизни не очень-то много взбирались на деревья. Но тут Пиппи сказала:
      - А что, если нам влезть вон на тот дуб?
      Томми - в восторге от этого предложения - тут же соскочил с калитки. Анника была более осторожной и осмотрительной; но, увидев, что на стволе дерева виднелись наросты, на которые можно было ставить ноги, она тоже подумала, что здорово будет хотя бы попробовать вскарабкаться наверх.
      На расстоянии нескольких метров над землей дуб разделялся на два ствола, и в том месте, где он раздваивался, образовалась словно бы небольшая комнатка. Миг - и уже все трое сидят там. Над их головами зеленой крышей распростер свою крону старый дуб.
      - Здесь мы могли бы пить кофе, - сказала Пиппи. - Слетаю-ка я домой и сварю пару глотков.
      Томми и Анника захлопали в ладоши и закричали "браво! ".
      Довольно скоро кофе у Пиппи сварился. А булочки она испекла еще накануне. Встав под дубом, она стала подкидывать вверх кофейные чашки. Томми и Анника их ловили. А иногда их пытался поймать старый дуб, и две кофейные чашки разбились. Однако Пиппи тут же сбегала за новыми. Затем настала очередь кидать вверх булочки, и довольно долго они так и мелькали в воздухе. Но булочки, по крайней мере, не разбились. Под конец Пиппи тоже вскарабкалась наверх; в одной руке у нее был кофейник, в другой - бутылка со сливками и сахар в маленькой коробочке.
      Томми и Анника подумали, что никогда прежде они не пили такого вкусного кофе. Им доводилось пить кофе не каждый день, а только тогда, когда их приглашали в гости. Но ведь сейчас их как раз и пригласили. Анника пролила немного кофе на колени. Сначала ей стало тепло и мокро, а потом холодно и мокро. Но Анника сказала, что это ерунда.
      Когда они напились, Пиппи сбросила кофейные чашки на лужайку.
      - Хочу посмотреть, прочный ли нынче фарфор, - сказала она.
      Одна чашка и три блюдца на удивление выдержали испытание. А у кофейника отбился только носик.
      Вдруг Пиппи ни с того ни с сего стала карабкаться еще выше на дерево.
      - Нет, вы видали что-нибудь подобное! - внезапно вскричала она. - Дерево-то с дуплом!
      Прямо в стволе зияла огромная дыра, скрытая листвой от взглядов детей.
      - Ой, нельзя ли мне тоже влезть наверх и посмотреть? - попросил Томми. Но ответа не последовало. - Пиппи, где ты? - обеспокоенно закричал он.
      И тут они услыхали голос Пиппи, но не сверху, а откуда-то снизу. Казалось, словно голос ее доносился из преисподней.
      - Я - внутри дерева. В нем дупло до самой земли. Если смотреть в узенькую щелочку, можно увидеть в траве кофейник.
      - Ой, как же ты поднимешься наверх?! - закричала Анника.
      - Я никогда не поднимусь наверх, - сказала Пиппи. - Я останусь здесь до тех пор, пока не выйду на пенсию. А вы будете бросать мне сверху через дупло еду. Пять-шесть раз в день.
      Анника заплакала.
      - Зачем печаль, зачем страданья! - сказала Пиппи. - Спускайтесь лучше вниз, и мы сможем поиграть в узников, которые томятся в темнице.
      - Ни за что в жизни, - заявила Анника.
      На всякий случай она совсем спустилась вниз с дерева.
      - Анника, я вижу тебя в щелочку! - закричала Пиппи. - Не наткнись случайно на кофейник! Это - старый почтенный кофейник, который никогда не делал никому зла! Он ведь не отвечает за то, что у него нет больше носика!
      Анника подошла к древесному стволу и через маленькую щелочку увидела самый-самый кончик указательного пальца Пиппи. Это ее немного утешило, но она по-прежнему беспокоилась.
      - Пиппи, ты в самом деле не можешь подняться наверх? - спросила она.
      Указательный палец Пиппи исчез, и не прошло и минуты, как ее личико высунулось из дупла на верхушке дерева.
      - Может, и поднимусь, если хорошенько попытаюсь, - сказала она, разводя руками листву.
      - Раз так легко подняться наверх, - сказал Томми, все еще сидевший на верхушке дерева, - я тоже хочу спуститься вниз в дупло и чуточку потомиться в темнице.
      - Ну, ладно! - сказала Пиппи. - Я думаю, мы принесем лестницу.
      Выбравшись из дупла, она быстро и ловко съехала вниз на землю. Потом побежала за лестницей, с трудом втащила ее на дерево и сунула в дупло.
      Томми ужасно хотелось оказаться в дупле. Спуститься туда было чрезвычайно трудно, но Томми был храбрый мальчик. Он не боялся забраться в темный древесный ствол. Анника увидела, как он исчез, и испугалась: а вдруг она его больше не увидит? Она попыталась заглянуть в щелочку.
      - Анника! - услышала она голос Томми. - Ты не поверишь, до чего же здесь здорово! Ты должна тоже спуститься сюда. Здесь ни капельки не опасно, раз можно спуститься вниз по лестнице. Если хоть раз спустишься сюда, тебе больше никогда ничего другого не захочется.
      - Правда? - спросила Анника.
      - Честное слово, - заверил ее Томми.
      Тогда Анника, дрожа от страха, снова влезла на дерево, а Пиппи помогла ей преодолеть последний трудный подъем. Однако, увидев, как темно в дупле, Анника отпрянула назад. Но Пиппи держала ее за руку и все время подбадривала.
      - Не бойся, Анника, - услышала она снизу голос Томми. - Теперь я вижу уже твои ноги, и, если свалишься вниз, я тебя подхвачу.
      Но Анника не свалилась, а благополучно спустилась вниз к Томми. А мгновение спустя следом за ней спустилась Пиппи.
      - Ну что? Верно, здесь здорово? - произнес Томми.
      И Аннике пришлось признать, что в самом деле в дупле было здорово и вовсе не так темно, как она думала, потому что в щелочку проникал луч света. Анника подошла к щелочке и проверила, виден ли кофейник на траве. Оказалось, что виден.
      - Это будет наше тайное убежище, - объявил Томми. - Никто не должен знать о нем. А если кто-нибудь станет нас искать, мы сможем увидеть этих людей в щелочку. То-то мы над ними посмеемся.
      - Мы можем найти маленькую щепку, высунуть ее в щелочку и пощекотать их, - сказала Пиппи. - Тогда они решат, что здесь водится привидение.
      От одной мысли об этом дети так развеселились, что стали обниматься. И тут вдруг они услыхали звуки гонга - гонг-гонг, - которые звали домой к обеду Томми с Анникой.
      - Вот обида! - сказал Томми. - Нам пора идти домой. Но мы придем сюда завтра, как только вернемся из школы.
      - Приходите, пожалуйста! - сказала Пиппи.
      И они поднялись по лесенке, сначала Пиппи, затем Анника, а последним Томми. Потом они спустились вниз с дерева, сначала Пиппи, потом Анника, а последним Томми...
      ПИППИ УСТРАИВАЕТ ПИКНИК
      - Сегодня, Пиппи, мы не пойдем в школу, - сказал Томми, - у нас санитарный день.
      - Ха! - воскликнула Пиппи. - Опять несправедливость! У меня-то точно никакого санитарного дня нет, хотя он мне нужен до зарезу. Поглядите хотя бы на кухонный пол! Но вообще-то, - добавила она, - если хорошенько подумать, я могу драить пол даже и без санитарного дня. И я думаю сделать это сегодня - есть у меня санитарный день или нет. Хотела бы я видеть того, кто мне помешает этим заняться! Садитесь на кухонный стол, чтобы не болтаться у меня под ногами.
      Томми и Анника послушно залезли на стол, и туда прыгнул также господин Нильссон, который улегся спать на колени к Аннике.
      Пиппи нагрела большой котел воды, который затем без малейших колебаний вылила на пол кухни, не пользуясь никакими кувшинами или кружками. Потом сняла свои огромные туфли и аккуратно положила их в хлебницу. Потом крепко привязала две щетки для мытья полов к своим босым ногам и покатила словно на коньках по всему полу, да так, что он заходил ходуном, когда она разгоняла воду.
      - Вот бы мне стать принцессой конькобежного спорта, - сказала Пиппи, задрав одну ногу вверх так, что щетка для мытья пола на ее левой ноге отбила кусочек абажура лампы, висевшей на потолке.
      - По крайней мере, грации и очарования мне не занимать, - продолжала она и ловко перепрыгнула через стул, стоявший у нее на дороге.
      - Ну, вот так! Теперь, верно, уже чисто, - сказала она, снимая с ног щетки.
      - А ты не будешь вытирать пол досуха? - удивилась Анника.
      - Не-а, пусть его высушит солнце, - ответила Пиппи. - Я думаю, он не простудится, теперь важно, чтобы по нему ходили.
      Томми и Анника слезли со стола и как можно осторожнее прошли по полу, чтобы не замочить одежду.
      В саду на ярко-голубом небе сияло солнце. Стоял такой лучезарный сентябрьский день, когда очень хочется пойти в лес. Пиппи пришла в голову новая идея.
      - А что, если нам взять с собой господина Нильссона и отправиться на небольшой пикник?
      - Да! Да! Давайте пойдем! - закричали Томми и Анника.
      - Бегите домой и попросите разрешения у вашей мамы. А я покуда соберу нам еду.
      Томми и Анника решили, что это здорово придумано. Они помчались домой и совсем скоро вернулись обратно. Пиппи уже стояла у калитки с господином Нильссоном на плече. В одной руке у нее был дорожный посох, а в другой - большая корзинка.
      Дети прошли сначала немного по проселочной дороге, а затем свернули на огороженный выгон, где между березами и зарослями орешника змеилась узкая и заманчивая пешеходная тропка. Мало-помалу они добрались до калитки, а за ней раскинулось еще более живописное огороженное пастбище. Однако калитку перегородила корова, и, похоже, она вовсе не торопилась убраться. Анника стала кричать на нее, а Томми смело вышел вперед и попытался прогнать корову, но она и с места не двинулась, а только таращила на детей свои огромные коровьи глаза. Чтобы положить этому конец, Пиппи поставила корзинку на землю, подошла к калитке, подняла корову и отнесла ее в сторону. Корова тут же исчезла в зарослях орешника.
      - Подумать только, какими упрямыми могут быть коровы, ну прямо как быки, - сказала Пиппи, перепрыгнув через изгородь. - А к чему это приведет? К тому, ясное дело, что быки станут коровистыми. В самом деле! Даже думать об этом жутко!
      - Какое красивое, ну просто мировое пастбище! - восторженно закричала Анника, взбираясь на каждый камень, какой только попадался ей на пути.
      Томми взял с собой кинжал, подарок Пиппи, и вырезал палки и себе, и Аннике. Он чуточку порезал себе большой палец, но не придал этому значения.
      - Может, собрать немного грибов? - предложила Пиппи и обломала красивый красный мухомор. - Интересно, можно ли его есть? - продолжала она. Во всяком случае, насколько мне известно, пить его нельзя, а значит, ничего не остается, как только его есть. Может, это и ничего! И сойдет!
      Откусив большой кусок гриба, она проглотила его.
      - Сошло! - восторженно воскликнула она. - Да, да, ну а остаток мы поджарим в другой раз, - сказала она, подбросив гриб высоко-высоко, чуть ли не до верхушек деревьев.
      - Что у тебя в корзинке, Пиппи? - спросила Анника. - Какая-нибудь вкуснятина?
      - Этого я и за тысячу крон не скажу, - заявила Пиппи. - Сначала надо найти подходящее местечко, где можно накрыть стол.
      Дети начали усердно искать такое местечко. Анника нашла большой плоский камень, который показался ей пригодным, но по нему ползали полчища рыжих муравьев, и тогда Пиппи сказала:
      - Не хочу сидеть у них в гостях за столом, потому что я с ними не знакома.
      - Да, а кроме того, они кусаются, - добавил Томми.
      - Неужели! - удивилась Пиппи. - Тогда ты кусай их тоже!
      Тут Томми увидел небольшую прогалинку в орешнике, и ему показалось, что там можно расположиться.
      - Нет уж, тут мало солнца для моих веснушек, им будет неуютно, - заявила Пиппи. - А мне кажется, веснушки - это красиво.
      Чуть поодаль виднелась невысокая горка, на которую можно было легко взобраться. А на горке был маленький, залитый солнцем уступ. Ну прямо настоящий балкон! Там они и уселись.
      - Можете подремать, пока я накрываю на стол, - предложила Пиппи. Томми и Анника как можно крепче зажмурили глаза и слушали, как Пиппи открывает корзинку и шелестит бумагой.
      - Раз, два, тридцать три - поскорее посмотри! - наконец произнесла Пиппи.
      Они посмотрели. И закричали от восторга, когда увидели все лакомства, которые Пиппи разложила на голой горной плите. Там лежало несколько вкусных бутербродов с котлетами и ветчиной, целая горка блинов, пересыпанных сахарным песком, несколько небольших коричневатых колбасок и три ананасных пудинга. Видите ли, Пиппи научилась готовить у кока на отцовском корабле.
      - Ой, до чего же весело, когда санитарный день! - сказал Томми. Рот его был набит блинами. - Вот бы каждый день был санитарным!
      - Не-а, знаешь что, - сказала Пиппи, - не такая уж я дурочка, чтобы драить полы каждый день. Спору нет, это здорово, но не каждый же день! Еще загнешься от усталости.
      Под конец дети так наелись, что едва могли двигаться. Они тихонько грелись на солнце и блаженствовали.
      - Интересно, трудно ли летать? - спросила Пиппи, мечтательно глядя на край уступа.
      Внизу под ними был крутой обрыв, и до земли довольно далеко.
      - Летать вниз, верно, можно научиться, - продолжала она. - Летать вверх куда легче. Но ведь можно начать с более легкого. Пожалуй, я попробую!
      - Нет, Пиппи! - в один голос закричали Томми и Анника. - О, Пиппи, милая, пожалуйста, не надо, не делай этого!
      Но Пиппи уже стояла на краю крутого откоса.
      - Злая муха, улетай, крыльями сильней махай! - сказала она. И в тот миг, когда Пиппи произнесла слово "махай", она подняла руки и буквально взлетела в воздух. Через полсекунды послышался глухой звук, какой бывает при неловком падении. Это Пиппи шлепнулась на землю. Томми и Анника, лежа на животе, испуганно смотрели на нее сверху вниз. Пиппи поднялась на ноги и отряхнула коленки.
      - Я забыла помахать крыльями, - радостно сказала она. - А к тому же, должно быть, мой живот слишком набит блинами.
      И тут дети обнаружили, что господин Нильссон исчез. Он явно отправился на свою абсолютно личную небольшую прогулку. Они вспомнили, что совсем недавно видели, как он сидит очень довольный и жует корзинку для провизии. Но во время летательных маневров Пиппи они забыли о нем. А теперь он исчез.
      Пиппи так рассердилась, что швырнула одну туфлю в большую, глубокую лужу.
      - Когда идешь куда-нибудь, никогда не надо брать с собой никаких обезьян, - заявила она. - Господину Нильссону надо было сидеть дома и ловить блох у лошади. Это было бы только справедливо. Так ему и надо! продолжала она, залезая в лужу, чтобы вытащить оттуда туфлю. Вода доходила ей до пояса.
      - Вообще-то воспользоваться бы случаем и вымыть еще и волосы, - заявила Пиппи и тут же окунула голову в воду, и держала ее там так долго, что на поверхности воды появились пузыри.
      - Ладно, на этот раз можно будет обойтись без парикмахерской, - удовлетворенно продолжала Пиппи, когда голова ее снова вынырнула на свет.
      Пиппи вылезла из лужи и надела на ногу туфлю. А потом все они отправились в поход - искать господина Нильссона.
      - Слышите, как вокруг меня булькает вода, когда я иду? - Пиппи захохотала. - "Бульк, бульк" - булькает платье, "чмок, чмок" - чмокают туфли. Ну и умора! Тебе тоже надо попробовать влезть в лужу, - сказала она Аннике с ее светлыми шелковыми локонами и такой изысканно нарядной в розовом платьице и маленьких белых кожаных туфельках.
      - В другой раз, - сказала Анника.
      Они пошли дальше.
      - Ну как не сердиться на господина Нильссона! - возмущалась Пиппи. Он вечно проделывает такие штучки. Один раз в Сурабае [1] он смылся от меня и нанялся в прислуги к одной старой вдове. Но насчет прислуги это, понятно, враки, - добавила она после небольшой паузы.
      Томми предложил отправиться на поиски в разные стороны. Анника сначала немножко боялась и не хотела, но Томми сказал:
      - Ты что, трусиха?
      Такого подозрения Анника, само собой, ни за что бы не допустила. И тогда все трое отправились на поиски - каждый в другую сторону.
      Томми выбрал тропку, ведущую через лес. Никакого господина Нильссона он не нашел, зато нашел кое-кого другого. Он нашел быка! Или, вернее, бык нашел Томми, и Томми ему не понравился. Потому что это был злой и совершенно не любивший детей бык. Он примчался, опустив голову, с жутким ревом, а Томми издал страшный вопль, который разнесся по всему лесу. Пиппи и Анника тоже услыхали его вопль и поспешно прибежали, чтобы посмотреть, почему Томми так вопит. Но бык уже успел поддеть Томми на рога и подбросил его высоко в воздух.
      - Какой глупый бык, - сказала Пиппи Аннике, которая рыдала в полном отчаянии. - Разве можно так себя вести? Ведь он испачкает беленькую матроску Томми. Надо пойти и проучить этого глупого быка.
      Так она и сделала. Подбежав к быку, Пиппи дернула его за хвост.
      - Извините, что помешала! - сказала она.
      И поскольку она больно дернула его за хвост, бык обернулся и увидел еще одного, новенького детеныша, которого ему тоже страшно захотелось поднять на рога.
      - Извините еще раз, что помешала, - повторила Пиппи. - Извините, что я вынуждена лишить вас рогов, - добавила она, отломив один бычий рог. Два рога теперь не в моде. В этом году все самые лучшие, самые модные быки носят только один рог. А некоторые не носят вовсе, - сказала она, отломив и второй рог.
      Поскольку рога у быков нечувствительны к боли, бык не знал, что остался без рогов. Он все равно продолжал бодаться, и будь на месте Пиппи какая-нибудь другая малышка, от нее бы мокрого места не осталось.
      - Ха-ха-ха, перестаньте меня щекотать! - орала Пиппи. - Вы даже представить себе не можете, как я боюсь щекотки. Ха-ха, кончайте это дело, кончайте, говорю, а не то я умру со смеху!
      Но бык не прекращал бодаться, и в конце концов Пиппи вскочила ему на спину, чтобы хоть немного отдохнуть. Но ни о каком отдыхе не могло быть и речи: ведь быку совершенно не понравилось, что Пиппи сидит у него на спине. Он делал самые невероятные кульбиты, чтобы сбросить Пиппи на землю, но она только крепче сжимала ногами его бока. Бык бесновался, бегая взад-вперед по лугу, и ревел так, что казалось, будто из ноздрей его валит дым. Пиппи хохотала, и вопила, и махала рукой Томми и Аннике, которые стояли на почтительном расстоянии, дрожа как осиновый листок. Бык вертелся волчком, пытаясь избавиться от Пиппи.
      - "Здесь танцую я с моим милым дружком..." - напевала вполголоса Пиппи, продолжая сидеть на спине быка.
      В конце концов бык так устал, что улегся на землю; его одолевало безумное желание, чтобы на свете не осталось ни единого ребенка. Да и вообще он всегда считал, что малявки не так уж необходимы.
      - Вы собираетесь отдохнуть после обеда? - вежливо спросила Пиппи. Не буду мешать!
      Сойдя со спины быка, она подошла к Томми и Аннике. Томми уже чуточку поплакал. Бык повредил ему руку, но Анника перевязала ее своим носовым платком, так что она больше не болела.
      - О, Пиппи! - воскликнула возбужденно Анника, когда Пиппи подошла к ней и к Томми.
      - Тс-с-с! - прошептала Пиппи. - Не разбуди быка! Он спит, и если мы разбудим его, он опять начнет психовать.
      - Господин Нильссон, господин Нильссон, где ты? - тут же заорала она громким голосом, ничуть не заботясь о послеобеденном сне быка. - Нам пора домой!
      И правда, неподалеку на сосне сидел скрючившись господин Нильссон. Он с печальным видом сосал свой хвост. Ведь такой маленькой обезьянке вовсе не весело, когда ее одну бросают в лесу. Но он тут же спрыгнул с сосны прямо на плечо Пиппи и замахал своей соломенной шляпкой, как всегда, когда у него бывало радостно на душе.
      - Вот как, значит, на сей раз ты не нанялся в прислуги? - сказала Пиппи, погладив его по спинке. - Тьфу! Ведь это же враки, истинная правда, - добавила она. - Да, но ведь истинная правда не может быть враньем, - продолжала она свои рассуждения. - Вот увидите, в конце концов может статься, что господин Нильссон и в самом деле был прислугой в Сурабае! И тогда я уж точно знаю, кто потом будет жарить нам котлетки.
      И они отправились домой. Платье Пиппи попрежнему булькало "бульк, бульк", а туфля чмокала "чмок, чмок". Томми же и Анника думали, что, несмотря на встречу с быком, у них был замечательный день, и пели песню, которую выучили в школе. Собственно говоря, это была летняя песня, а ведь осень уже была на носу. Но они думали, что все-таки песня была очень к месту.
      Нам летнее солнце сияет,
      Леса и луга освещает,
      Наш класс по дороге шагает.
      Мы весело поем. Халло! Халло!
      Ты молодой,
      Бодрись, не ной,
      Иди и с нами вместе пой,
      А наша песня улетай
      В зеленый, светлый
      Горный край.
      Нам летнее солнце сияет,
      Мы с песней идем. Халло! Халло!
      Пиппи тоже пела, но слова ее песни были не совсем такие, как у Томми с Анникой. А пела она вот что:
      Нам летнее солнце сияет,
      А я по дороге шагаю,
      И делаю все, что желаю,
      И туфлями стучу: стук, стук!
      И не беда,
      Что, как всегда,
      В туфле чмокает вода.
      А бык сбежал,
      Какой скандал!
      И мне спасибо не сказал.
      Нам летнее солнце сияет.
      Я шлепаю туфлей: шлеп, шлеп. [2]
      ПИППИ ПОПАДАЕТ В ЦИРК
      В маленький городок приехал цирк, и все дети побежали к своим мамам и папам и стали клянчить, чтобы их сводили туда. Так же поступили и Томми с Анникой, а их добрый папа тут же вытащил несколько красивых серебряных крон и дал им. С этими деньгами, крепко зажатыми в кулачках, дети побежали к Пиппи. Она была на веранде у лошади. Она заплетала ее хвост в мелкие косички, которые украшала красными бантиками.
      - Я думаю, у нее сегодня день рождения, - сказала Пиппи. - И поэтому она должна быть красивая и нарядная.
      - Пиппи, - сказал, запыхавшись от быстрого бега, Томми. - Пиппи, хочешь пойти с нами в цирк?
      - Я могу пойти с вами куда угодно, - сказала Пиппи, - но могу ли я пойти с вами в цирк, я не знаю. Ведь я не знаю, что за штука такая цирк. А больно не будет?
      - Ну и дурочка же ты, - сказал Томми. - Вовсе он не делает больно! Это ведь удовольствие, ясно? Там и лошади, и клоуны, и красивые дамы, которые ходят по канату!
      - Но билет стоит денег, - добавила Анника, разжав свой маленький кулачок, чтобы посмотреть, по-прежнему ли там лежит блестящая двухкроновая монета и две монетки по пятьдесят эре.
      - Я богата, как тролль [3], - сказала Пиппи, - так что могу всегда купить себе даже весь цирк. Хотя если у меня будет много лошадей, на моей вилле станет тесно. Клоунов и красивых дам я могу, правда, загнать в чулан, где хранится каток для белья, но с лошадьми будет труднее.
      - Дурочка! - сказал Томми. - Незачем тебе покупать цирк. Деньги платят за вход туда и за то, что там увидят, понятно тебе?
      - Как бы не так! - заорала Пиппи и сощурилась. - Платить за то, чтобы смотреть! А я и без того хожу здесь целыми днями и только и делаю, что глазею по сторонам. Разве сосчитаешь, на сколько денег я уже насмотрелась всякой всячины!