Интерлюдия. Жеан Таннен

Прошел год с тех пор, как Локки попал к Безглазому Священнику. Мальчик подрос, но не так сильно, как ему хотелось бы. Хотя его точный возраст по-прежнему оставался загадкой, уже было ясно, что рослым юный Ламора не станет в любом случае.

– Ты недоедал в раннем детстве, – объяснил ему Цепп. – За последние месяцы дела, конечно, сильно улучшились, но я подозреваю, что ты всегда будешь, скажем так, излишне хрупким.

– Всегда-всегда?

– Не стоит огорчаться! – священник сложил руки на своем внушительном брюхе и хохотнул. – Худышке порой легче – там, где он вывернется без труда, толстяк окажется в безвыходном положении.

И вновь потянулась каждодневная учеба – арифметика, история, карты, языки. Как только мальчики научились бегло говорить по-вадрански, Цепп занялся их произношением. Теперь каждую неделю Локки и Санца несколько часов проводили со старым вадранским моряком, который зарабатывал себе на жизнь починкой парусов. Орудуя длинными кривыми иглами, он жестоко бранил учеников за кашу во рту, в которую они превращают прекрасный северный язык. Старик сам выбирал темы для беседы с мальчиками, но вне зависимости от темы не забывал поправлять любой недостаточно интенсивный согласный или слишком растянутый гласный. А поскольку Цепп оплачивал его услуги вином, то с каждой минутой занятия моряк становился все агрессивнее, а его нос – все краснее.

Время от времени священник устраивал своим воспитанникам испытания: некоторые – довольно простые, другие – достаточно суровые. Впрочем, вся жизнь мальчиков была непрерывным испытанием, которое порой принимало довольно грубые формы. Но, как бы тяжело ни пришлось послушникам, в конце каждого такого урока отец Цепп поднимался с ними на крышу храма, где подробно объяснял цель и назначение испытанных трудностей. Подобная откровенность помогала переносить его жесткие игры, к тому же это очень сблизило Локки и близнецов. Чем больше давил на них Цепп, тем дружнее становились ребята. Они научились понимать друг друга без слов, и теперь им не приходилось подолгу обсуждать детали предстоящей операции.

Затем пришел Жеан Таннен, и все изменилось.

Стоял месяц Сарис семьдесят седьмого года Ионо. Только что закончилась на редкость сухая и прохладная осень. Яростные шторма, бушевавшие в Стальном море, по воле Богов пощадили Каморр, и установились самые прекрасные деньки, какие мог припомнить Локки. Он сидел с протянутой рукой на ступенях храма и наслаждался чудесной погодой, когда заметил пересекающего площадь Делателя Воров.

За два года страх, который Локки испытывал перед бывшим хозяином, заметно уменьшился. Но и теперь он не мог не чувствовать странный, почти нереальный магнетизм, исходивший от этого тощего морщинистого старика. Было в нем что-то от ядовитой змеи, которая перед нападением завораживает свою жертву трепещущим язычком. Низко поклонившись Цеппу, Делатель Воров хищно пошевелил перебитыми пальцами. При виде Локки в глазах его зажегся жадный огонек.

– Мой милый, бедный малыш! – воскликнул он. – Как мне приятно видеть, что ты преуспеваешь в Доме Переландро!

– Своими успехами он, несомненно, обязан той дисциплине, которую вы ему привили, – на лице Цеппа расцвела улыбка. – Именно благодаря вашим урокам он вырос в честного и решительного юношу.

– Вырос? – Делатель Воров бросил на Локки притворно сосредоточенный взгляд. – Хе-хе… Я бы не рискнул утверждать, что он вырос хоть на дюйм. Ладно, речь не о нем. Я привел того мальчишку, о котором рассказывал, – из Северного Угла. Ну-ка, выходи, Жеан, все равно тебе за мной не спрятаться. Лучше уж прикройся медной монеткой.

За спиной Делателя Воров и в самом деле нерешительно топтался подросток. Когда старик вытолкнул его вперед, Локки разглядел, что мальчику на вид лет десять-одиннадцать – его ровесник или чуть постарше. Однако во всем остальном новенький являлся полной противоположностью Локки – краснолицым толстяком с фигурой, напоминавшей грушу, и копной черных сальных волос. Он смотрел на мир широко распахнутыми глазами, нервно сжимая и разжимая мягкие кулачки.

– К сожалению, я не могу его видеть, – заговорил отец Цепп. – Но, с другой стороны, те качества, кои желает видеть в своих слугах Переландро, тоже не бросаются в глаза с первого взгляда. Знакома ли тебе искренность и праведность, сын мой? Есть ли в тебе та душевная стойкость, которая является пропуском в царство нашего милосердного Небесного Покровителя?

Священник шлепнул Локки по спине, но тот продолжал молчать, таращась на новичка.

– Надеюсь, господин, – откликнулся Жеан тихим затравленным голосом.

– Отличный ответ, – похвалил Делатель Воров. – Именно на надежде строится наша жизнь, не так ли? Теперь, малыш, твоим хозяином будет добрый отец Цепп. Вверяю тебя его попечению.

– Не моему, но высших сил, коим я служу, – возразил Цепп. – Кстати, не вы ли сегодня забыли этот кошелек у меня на ступенях?

Он достал из-под рясы небольшой, но плотно набитый кожаный кошелек и помахал им перед носом у Делателя Воров.

– Да-да, именно мой! Мой и есть, – Делатель Воров выхватил кошель из рук Цеппа и спрятал в кармане своей поношенной куртки. – Какая удача, что вы его нашли! – он отвесил еще один прощальный поклон, затем развернулся и заковылял обратно к Сумеречному холму, немелодично насвистывая себе под нос.

Цепп встал, потер затекшие ноги и хлопнул в ладоши.

– Покончим же на сегодня с нашими обязанностями. Жеан, это Локки Ламора, один из моих учеников. Пожалуйста, помоги ему отнести в святилище кувшин с пожертвованиями. Только осторожно – он очень тяжелый.

Оба мальчишки, толстый и худой, подхватили кувшин и поволокли его вверх по ступеням. Безглазый Священник ощупью двинулся вдоль цепи, подбирая ее и волоча за собой, пока не оказался внутри храма. Локки принялся возиться с механизмом в стене, а Цепп тем временем уселся в центре помещения.

– Твой бывший хозяин рассказывал, что ты умеешь свободно говорить, читать и писать на трех языках.

– Да, господин, – ответил Жеан, с трепетом оглядываясь вокруг. – На теринском, вадранском и иссаврайском.

– Очень хорошо. А как у тебя с арифметикой? Умеешь вести счета?

– Умею.

– Превосходно. Тогда ты поможешь мне сосчитать дневную выручку. Но сначала дай свою руку. Вот так… Проверим, есть ли у тебя дар, который необходим, чтобы стать посвященным этого храма, Жеан Таннен.

– А… а что мне делать?

– Просто положи руки на мою повязку… Нет, стой спокойно. Закрой глаза, сосредоточься. Пусть все твои добродетельные мысли потоком изольются на поверхность…

– Мне он не нравится, – заявил Локки. – Совсем не нравится.

На следующее утро они с Цеппом занимались приготовлением завтрака. Локки варил бульон из маленьких кубиков сушеной говядины и нарезанных колец лука. Священник возился с восковой печатью на горшочке с медом. Ему не удалось вскрыть ее голыми руками, поэтому теперь он ковырял пробку стилетом и тихо ругался себе под нос.

– Не нравится? – рассеянно переспросил Цепп. – Звучит довольно глупо, ведь он не пробыл здесь и одного дня.

– Он… какой-то мягкотелый. Толстый. Он – не один из НАС.

– Ты ошибаешься, сын мой. Мы показали Жеану наш храм и тайник, он дал мне клятву пезона. В ближайшую пару дней я отведу его к капе.

– Я говорю не о Благородных Подонках. Я говорю о НАС! Он не вор. Он мягкий жирный…

– …Купец? Совершенно верно. Жеан – сын своих родителей-купцов. Но теперь он стал вором.

– Но он никогда не крал! Не обманывал, не попрошайничал. Он говорит, что провел на Холме всего несколько дней до того, как попал сюда. Так что он – не один из НАС.

– Локки, – Цепп наконец отвлекся от упрямой пробки и, нахмурившись, посмотрел на мальчика. – Из Жеана Таннена получится настоящий вор, потому что я так решил. Надеюсь, ты помнишь, что здесь я воспитываю воров особой разновидности?

– Но он же…

– Этот мальчик способнее любого из вас. Он красиво и чисто пишет, знает толк в делах, гроссбухах, счетах и массе подобных вещей. Твой прежний хозяин сразу понял, что я заинтересуюсь им.

– Он толстяк!

– Ну и что? Меня тоже много в ширину, да ты и сам не красавец. У Кало и Гальдо носы, как осадная башня. А у Сабеты, насколько мне помнится, вылезли прыщи. И что с того?

– Он мешал нам спать всю ночь. Ревел, как девчонка, и не хотел заткнуться.

– Простите, – прозвучал за их спинами мягкий голос. Локки и Цепп резко повернулись (первый – гораздо проворнее). В дверях кухни стоял Жеан Таннен с покрасневшими глазами. – Я не хотел… просто не мог остановиться.

– Ха! – Цепп вернулся к непослушной пробке. – Сдается мне, что мальчики, живущие в стеклянной норе, не должны так громко говорить о своих соседях.

– Не смей так больше, Жеан, – заявил Локки, спрыгивая с деревянной подставки, с которой только и мог дотянуться до печи. Он прошагал к одному из ларчиков с пряностями и начал шумно рыться там. – Заткнись и не мешай нам спать. Мы же с Кало и Гальдо не ревем.

– Мне очень жаль, – промолвил Жеан, едва сдерживая слезы. – Простите… но моя мама… и папа… Они все… Я сирота.

– Ну и что с того? – Локки выхватил маленькую стеклянную бутылочку с квашеной редькой, запечатанную каменной пробкой, словно алхимическое зелье. – Я тоже сирота. Это не повод шуметь по ночам и мешать нам спать. Сколько ни хнычь, они не вернутся.

Резко отвернувшись, Локки сделал пару шагов по направлению к плите. Он не видел, как Жеан кинулся к нему сзади, успел лишь почувствовать, как чужая рука хватает его за шею. Хотя и мягкая, она все же была весьма тяжелой для десятилетнего мальчишки. Локки выронил редьку. Толстяк грубо швырнул его на землю, перевернул и поднял опять.

Ноги Локки оторвались от земли в то самое мгновение, когда упал сосуд с приправой. Еще секундой позже голова Локки стукнулась о тяжелую столешницу из ведьмина дерева. Мальчик рухнул на пол, больно ударившись костлявым задом.

– Сам заткнись! – в голосе Жеана не осталось и следа робости. Он орал, покраснев от гнева, обливаясь слезами. – Замолчи, урод! Захлопни свою грязную пасть! Никогда не смей говорить о моих родителях!

Локки попытался встать, опираясь на обе руки, но кулак Жеана метнулся ему навстречу и заслонил полмира. Из глаз посыпались искры, и Локки, сплевывая кровь, свернулся на полу жалким-калачиком. Когда он более или менее пришел в себя, то обнаружил, что обнимает ножку стола, а комната кружится вокруг него в изысканным менуэте.

– Хрен в душу! – промычал он, ощущая во рту что-то соленое и болезненное.

– Довольно, Жеан, – мягко сказал Цепп, оттаскивая разъяренного толстяка. – По-моему, твое послание дошло до него.

– Ну он мне и врезал, – еле выговорил Локки.

– Поделом, – Цепп отпустил Жеана. Тот глядел на Локки, сжав кулаки и дрожа всем телом. – Ты это заслужил.

– О-ох… Чем же?

– Разумеется, мы все здесь сироты. Мои родители умерли задолго до того, как ты вообще появился на свет. Твоих родителей нет уже долгие годы. У близнецов и Сабеты то же самое. Но Жеан потерял своих близких всего пять дней назад.

– Ой, – простонал Локки, пытаясь сесть. – Я… я не знал.

– Если ты чего-то не знаешь, – Цеппу наконец удалось сорвать печать, отлетевшую с громким щелчком, – это хороший повод заткнуть свою чертову пасть и вежливо помолчать.

– Был пожар, – Жеан несколько раз вздохнул, так и не сводя взгляда с Локки. – Они все сгорели… и наша лавка. Все пропало.

Он отвернулся и побрел обратно в спальню, повесив голову и смахивая слезы с глаз. Цепп повернулся спиной к Локки и принялся тщательно размешивать мед.

В это время лязгнула потайная входная дверь. Мгновением позже на кухне появились Кало и Гальдо. Оба были одеты в белые рясы посвященных Переландро, и каждый держал по длинному батону свежего хлеба.

– Мы вернулись, – громко объявил Кало.

– С хлебом!

– И так понятно, дурак!

– Сам дурак!

При виде Локки с разбитыми губами и кровью, запекшейся в уголках рта, – тот как раз пытался подняться, держась за край стола, – близнецы резко остановились.

– Мы что-то пропустили? – спросил Гальдо.

– Мальчики, – спокойно заговорил Цепп. – Представляя вчера Жеана, я забыл вас предупредить. Если верить вашему старому хозяину с Сумеречного холма, Жеан, при всей своей внешней мягкости, обладает на редкость вспыльчивым характером.

Священник подошел к Локки и помог ему выпрямиться.

– Когда мир вокруг тебя перестанет кружиться, не забудь убрать разбитое стекло и редьку, – напомнил он.

Вечером, перед ужином, Локки и Жеан молчали и старались держаться друг от друга подальше. Кало и Гальдо обменивались раздраженными взглядами (примерно сто раз в минуту), но тоже не пытались заговорить. Один лишь Цепп был доволен. Судя по всему, он наслаждался тишиной и покоем, которые царили в столовой.

Как только Локки и Жеан уселись за стол, Цепп поставил перед ними по маленькой резной коробочке из слоновой кости. Локки немедленно узнал эти ящички с откидными крышками около фута в длину и ширину. Вычислительные шкатулки. В этих сложных изобретениях тал-вераррских механиков использовались скрытые часовые механизмы для передвижения керамических плиток и переключения деревянных кнопок. В результате человек мог быстро производить сложные расчеты. Локки был знаком с основами работы на этом устройстве, но пользовался им редко – последний раз он упражнялся на шкатулке несколько месяцев назад.

– Локки и Жеан, будьте так добры, – заговорил отец Цепп. – Положим, у меня есть девятьсот девяносто пять каморрских солонов, и я отплываю в Тал-Верарр. По прибытии я хотел бы перевести их в тамошние солары. Сейчас один солар составляет… дай Боги памяти… примерно четыре пятых от каморрской кроны. Итак, вопрос: сколько соларов отдадут мне менялы перед тем, как я выплачу их долю?

Жеан немедленно откинул крышку шкатулки и начал работать, ударяя по кнопкам, щелкая плитками, сдвигая туда и сюда деревянные оси. Локки, смутившись, попробовал последовать его примеру. Его беспорядочные попытки оживить механизм были не столь успешными. Довольно скоро Жеан объявил ответ.

– Тридцать один полный солар и еще одна десятая в остатке, – высунув кончик языка, мальчик продолжил вычисления. – Это составляет четыре серебряных волана и два медяка.

– Изумительно, – похвалил Цепп. – Жеан, ты можешь поужинать сегодня. А вот тебе, Локки, боюсь, не повезло. Но все равно спасибо за попытку. Можешь посидеть пока в своей комнате.

– Что?! – кровь прилила к щекам мальчика. – Но раньше было не так! Вы давали нам личные задачи! А я уже хрен знает сколько не пользовался этой шкатулкой…

– Тогда, может быть, еще одну задачку?

– Да!

– Очень хорошо. Жеан, не соблаговолишь ли принять участие еще раз? Так… джериштийский галеон плывет по Стальному морю, его капитан очень набожен. Строго каждый час он велит матросу бросить в море галету в жертву Ионо. Каждая галета весит четырнадцать унций. К тому же капитан очень аккуратный человек. Весь хлеб он хранит в сундуках, по четверти тонны каждый. Он плывет уже неделю. Сколько сундуков он открыл? И каков общий вес приношений, полученных Повелителем алчных вод?

Мальчики снова защелкали своими механизмами, и опять Жеан поднял взгляд, закончив вычисления, в то время как Локки еще только, обливаясь потом, разобрался, как ввести данные для расчета.

– Он открыл только один сундук и принес в жертву сто сорок семь фунтов галет, – дал ответ маленький толстяк.

Отец Цепп тихонько похлопал в ладоши.

– Молодец, Жеан. Ты действительно ужинаешь с нами сегодня. А тебя, Локки, я позову, когда надо будет убрать со стола.

– Это совсем не смешно, – обиделся Локки. – Он управляется с вычислительной шкатулкой лучше, чем я. Вы заранее обрекли меня на поражение!

– Не смешно, правда? Но недавно ты так важничал, мой дорогой малыш! Ты уже достиг того возраста, когда большинство подростков приобретают свои убеждения на долгие годы вперед. Черт побери, с Сабетой было то же самое. Отчасти поэтому я и отослал ее отсюда. В любом случае мне показалось, что для человека, который носит на шее свою смерть, твой нос слишком высоко задран.

Локки покраснел еще больше. Жеан украдкой бросил на него несмелый взгляд. Близнецы, знавшие историю с акульим зубом, внимательно разглядывали свои пустые тарелки.

– Мир полон загадок, для решения которых требуются различные умения. Или ты полагаешь, что тебе всегда будут попадаться только такие проблемы, которые тебе под силу? Ну-ка, скажи, если мне потребуется человек на роль подмастерья менялы, кому я поручу эту роль – тебе или Жеану? По-моему, выбор очевиден.

– Я… мне кажется…

– Тебе вообще слишком часто КАЖЕТСЯ. Ты встретил нашего нового брата презрением лишь из-за того, что очертания его фигуры напоминают мои благородные пропорции, – Цепп почесал толстое брюхо и весело усмехнулся. – А тебе не приходило в голову, что его внешность идеально подходит для определенных ролей? Жеан выглядит, как сын купца, как излишне откормленный аристократ, как пухлый юный студент. Такая наружность дает ему не меньше плюсов, чем тебе – твоя.

– Но я считаю…

– Если тебе нужна еще одна демонстрация того, что он умеет, а ты – нет, почему бы мне не попросить его снова вытрясти из тебя все дерьмо?

Локки бессознательно втянул голову в плечи и попытался раствориться в воздухе. Потерпев неудачу, он просто повесил голову.

– Мне очень жаль, – обратился к нему Жеан. – Надеюсь, тебе было не слишком больно.

– Ничего, – промямлил Локки. – Похоже, я действительно заслужил эту трепку.

– Пустой желудок пролагает дорогу мудрости, дети мои, – усмехнулся Цепп. – Запомни, Локки: жизненные трудности непредсказуемы. Нам не дано заранее знать, какое наше качество или кто из наших друзей поможет преодолеть эти трудности. Например, сейчас пусть поднимут руки те, чья фамилия – Санца.

После некоторого колебания Кало и Гальдо выполнили приказание.

– Все, чья фамилия Санца, – объявил священник, – могут сегодня отужинать с нашим братом Жеаном Танненом.

– Мне нравится такое учение! – воскликнул Гальдо.

– Те же, чья фамилия Ламора, – продолжал священник, – тоже могут поесть, но сначала они должны сходить за подносом и обслужить Жеана Таннена.

Локки отошел к плите, испытывая странную смесь смущения и облегчения. На ужин был жареный каплун, фаршированный чесноком и луком, под соусом из вываренных в вине винограда и инжира. Отец Цепп произнес молитвенные тосты, посвятив последний «Жеану Таннену, который, потеряв одну семью, тут же обрёл другую».

Тут Жеану на глаза вновь навернулись слезы, и он потерял интерес к еде. Заметив это, близнецы попробовали спасти его настроение.

– Ты здорово умеешь обращаться со шкатулкой! – заметил Кало.

– Ни у кого из нас так не получается, – поддержал его Гальдо.

– А ведь мы хорошо успеваем в арифметике!

– По крайней мере, – чуть тише сказал Гальдо, – так мы считали до встречи с тобой.

– Да это ерунда, – возразил Жеан. – Можно работать и быстрее. Я хочу сказать… – перед тем, как продолжить, он нервно покосился на Цеппа. – Мне нужны очки для чтения. Без них я плохо вижу. Раньше, с ними, я все делал быстрее. Но… я потерял свои очки на Сумеречном холме. Один из мальчишек…

– Ты получишь новые очки завтра или послезавтра, – пообещал Цепп. – Одно условие: не носи их на людях – это не вяжется с обликом нищего. Но здесь ты вполне можешь пользоваться ими.

– Значит, ты победил меня, ничего толком не видя?! – поразился Локки.

– Кое-как я вижу, – ответил Жеан. – Но все такое нечеткое… Приходится все время щуриться.

– Математический гений и одновременно умелый боец, – улыбнулся отец Цепп. – Воистину в лице юного мастера Таннена Благодетель даровал нам поразительное сочетание талантов. Надеюсь, Локки, теперь ты понимаешь, что он тоже прирожденный Благородный Подонок?

– Да, – мрачно ответил Локки, которому не хотелось так скоро расставаться со своей обидой. – Пожалуй, что так.

Следующая ночь выдалась ясной и сухой. Все луны собрались на небосводе и сияли в окружении звезд, будто новые монетки. Жеан Таннен устроился почитать на крыше храма. Он сидел у парапета, держа книгу перед собой на расстоянии вытянутой руки, а две масляные лампы озаряли его теплым желтым светом.

– Надеюсь, не помешаю? – спросил Локки.

Жеан в удивлении вскинул глаза.

– О боги! Ты всегда так тихо подкрадываешься!

– Не всегда, – Локки сделал несколько шагов к толстяку. – Порой я бываю очень громким… и очень глупым.

– Я… э-э-э…

– Можно присесть?

Жеан молча кивнул, и Локки плюхнулся рядом с ним.

– Извини меня, – сказал Локки. – Иногда я веду себя, как полное дерьмо.

– Ты тоже извини. Когда я побил тебя, я не хотел… просто я не владею собой, когда злюсь.

– Ты правильно поступил. Я же не знал про твоих родителей. Теперь мне очень стыдно. Я не имел права так говорить… У меня-то все было по-другому – куча времени, чтобы привыкнуть… понимаешь?

Мальчики помолчали. Жеан закрыл книгу и смотрел в небо.

– А знаешь, может быть, я и не сирота. То есть не вполне, – продолжал Локки.

– Как это?

– Ну… Моя мама умерла. Я был при этом и помню. Но вот отец… он, как бы это сказать… ушел, когда я был совсем маленьким. Его я совсем не помню, точнее, и не знал никогда.

– Сочувствую, – откликнулся Жеан.

– Да, нам обоим впору посочувствовать, правда? Мне кажется, мой отец был моряком или кем-то в этом роде. Или, может быть, торговцем… не уверен. Мама всегда отказывалась говорить о нем, так что я могу и ошибаться.

– А мой папа был очень хороший, – сказал Жеан. – Он… Мои родители держали большую лавку в Северном Углу. Они привозили издалека шелк, кожу, драгоценные камни. Плавали по всему Стальному морю, а иногда путешествовали вглубь континента. Я помогал родителям. Не ездил с ними, а вел разные записи, счета… А еще заботился о кошках. У нас их было целых девять. Мама иногда шутила, что я – единственный ее ребенок, который не бегает на четырех ногах.

Мальчик слегка всхлипнул и вытер глаза.

– По-моему, я уже выплакал все слезы и ничего больше не чувствую, – признался он. – Знаешь, мои родители учили меня быть честным. Они считали, что воровать дурно, против этого законы и людей, и богов. А теперь я узнал, что у воров имеется свой покровитель. И мне предоставлен выбор – либо голодать на улице, либо счастливо жить здесь.