Интерлюдия. Последняя ошибка

Зеркальное вино из Тал-Верарра оказало на истощенного и непривычного мальчишку куда большее воздействие, чем ожидал отец Цепп. Большую часть следующего дня Локки метался на своей кушетке; голова его гудела, как пустой колокол, глаза слезились от малейшего луча света.

– У меня лихорадка, – неразборчиво прошептал он, кутаясь в мокрое от пота одеяло.

– Всего-навсего похмелье, сынок, – добродушно возразил Цепп, потрепав мальчика по голове. – Это я во всем виноват. Братья Санца – записная пьянь, напрасно я в первый же вечер позволил тебе пить наравне с ними. Решено – сегодня никакой работы, отдыхай.

– Неужели с выпивкой всегда так? Даже когда протрезвеешь?

– Жестокая шутка, не правда ли? Похоже, боги склонны заставлять нас дорого платить за все удовольствия. Разве что с «Аустерсхолином» это не так.

– Что такое «афтерсхалин»?

– Аустерсхолинский коньяк из Эмберлина. Одно из его главных достоинств в том, что он не вызывает похмелья. Для этого в почву на виноградниках вносят особые химические добавки. Дорогая вещь.

До самого вечера Локки маялся в полусне-полузабытьи. С приходом Лжесвета он обнаружил, что снова может ходить, однако ощущение, будто мозги пытаются продолбить дыру в черепе, чтобы выскользнуть через шею и убежать, никуда не делось. Тем не менее отец Цепп сообщил, что на сегодня у них запланирован визит к капе Барсави.

«Даже высшие аристократы, которые живут в Пяти башнях и созерцают свои профили на каморрских монетах, десять раз подумают, прежде чем нарушить договоренность с капой», – настаивал он.

Как выяснилось, сзади к Дому Переландро был пристроен небольшой хлев. Там в маленьком вонючем стойле жил Кроткий козел.

– Его никак не зовут, – пояснил Цепп, усаживая мальчика на спину животного. – Какой смысл давать имя скотине, которая все равно не станет на него откликаться?

В отличие от большинства детей, Локки никогда не питал подсознательного отвращения к подобным животным. В этой жизни ему довелось повидать куда более страшные вещи, чем пустые молочные глаза Кроткого скота.

В некоторых труднодоступных горных районах Картена и Ашмера встречалось странное вещество, с виду похожее на мел, которое люди прозвали Призрачным камнем. Находили его исключительно в туннелях из Древнего стекла, давным-давно проложенных Древними – той самой таинственной расой, которая некогда построила и сам Каморр. В твердом состоянии Призрачный камень был абсолютно нейтральным и бесполезным материалом – не имел ни вкуса, ни запаха. Свои необычные свойства он обнаруживал лишь в процессе горения.

Ученые с давних пор исследовали свойства различных ядов и способы их воздействия на живые существа: этот останавливает сердце, тот разжижает кровь, многие поражают печень или почки. С Призрачным камнем все обстояло иначе: никак не влияя на физическое тело испытуемого, он выжигал саму душу. Вдохнув несколько глотков ядовитого дыма, образующегося при сжигании Призрачного камня, жертва лишалась энергии, смелости, упрямства… вообще каких-либо устремлений и побуждений. Если доза была невелика – буквально один-два случайных вдоха – человек на недели впадал в полнейшую апатию. Тот же, кто вдохнул побольше, оставался таким навсегда. Сохраняя физическое здоровье, несчастные жертвы полностью теряли интерес к жизни – не откликались на собственные имена, не узнавали ближайших друзей, игнорировали смертельную опасность. Они сохраняли лишь простейшие функции тела – ели, пили, испражнялись. Их даже можно было заставить выполнять несложную работу, например, переносить грузы, но не более того. Глаза их затягивалось белесой пленкой, как при катаракте, и эти бельма служили внешним отражением той пустоты, которая навечно поселялась в их сердцах и умах.

Когда-то давно, еще во времена Теринского Престола, таким образом карали злостных преступников. Но со временем это сочли чересчур жестоким наказанием, и вот уже несколько веков Призрачный камень был запрещен к применению во всех цивилизованных городах-государствах. Общество, которое вешало несовершеннолетних детей за мелкие кражи и не гнушалось скармливать преступников морским тварям, – даже это общество находило недопустимым подобное обращение с людьми.

Поэтому Призрачный камень использовался только для «укрощения» животных – большей частью тяглового скота. Подобные Кроткие твари идеально подходили для работы на улицах большого города со всеми его проблемами и опасностями. Можно быть уверенным, что Кроткие лошади и мулы не лягнут погонщика и не сбросят в пути дорогой груз, а Кроткие пони будут покорно катать детей и ни в коем случае не нанесут им вреда. Процедура «укрощения» была проста: в джутовый мешочек с растолченным Призрачным камнем закладывался тлеющий уголек и мешочек подвешивался к морде животного. Люди поскорее выскакивали на свежий воздух и возвращались через некоторое время. К этому моменту глаза животного затягивались молочно-белой пленкой, а сама она превращалась в абсолютно безвольное и безынициативное существо.

Все это было чрезвычайно любопытно… но в данный момент Локки по-прежнему страдал от страшной головной боли. Он пытался свыкнуться со своим новым статусом – вчерашний убийца, а ныне обитатель волшебных чертогов из Древнего стекла, – и сейчас его менее всего волновало механическое поведение Кроткого козла.

– Очень надеюсь сегодня вечером застать этот храм на прежнем месте, – произнес вместо прощания отец Цепп.

Он переоделся и был уже полностью готов к выходу. Безглазый Священник бесследно исчез – на смену ему пришел крепкий мужчина средних лет с некоторым достатком и положением в обществе. Волосы и борода приобрели каштановый оттенок, белую рясу сменили короткий плащ на льняной подкладке и свободная куртка поверх светлой рубахи, воротник которой не предполагал галстука или шейного платка.

– Всенепременно, отец Цепп, – с готовностью откликнулся один из близнецов Санца.

– Можете быть спокойны – никаких пожаров или еще чего-нибудь в этом роде, – поддержал его второй брат.

– Ну, ребятки, если вам удастся поджечь камень или Древнее стекло, значит, у Богов на вас более серьезные планы, нежели скромная доля моих учеников. Ведите себя хорошо, а мы с Локки отправляемся за его… – Искоса взглянув на мальчишку Ламору, Цепп сделал вид, будто что-то пьет, а затем скривился, как от боли.

– О-о-о, – протянули Кало и Гальдо в унисон.

– Вот именно. – Цепп нахлобучил на голову небольшую кожаную шляпу и подхватил поводья. – Дожидайтесь нас. Это обещает быть интересным, чтобы не сказать больше.

– Капа Барсави… – произнес мальчик, проезжая на безымянном козле по одной из стеклянных арок между Форией и улицей Поцелуй-Монетку. – Кажется, мой прежний хозяин что-то говорил о нем.

– Наверняка говорил. Несомненно, в тот раз, когда из-за тебя сгорела «Лоза Древних».

– О, так вы и об этом знаете?

– Видишь ли, начав рассказывать о тебе, твой прежний хозяин… в общем, он говорил несколько часов и никак не мог заткнуться.

– А скажите… вот я – ваш пезон, а вы – пезон Барсави?

– Да, это очень грубое и приблизительное описание наших отношений. Все Правильные Люди Каморра являются бойцами Барсави. Его глаза и уши, его шпионы и подчиненные. Одним словом, пезоны. Но в некотором роде Барсави мой друг. Мне посчастливилось оказать этому человеку несколько услуг, когда он только шел к власти. Собственно, мы поднимались вместе. В результате он получил весь город – а я, если можно так выразиться, завоевал его особое расположение.

– Как это – особое?

Стояла одна из тех теплых летних ночей, когда по улицам Каморра так приятно прогуливаться. С час назад прошел ливень, и туман, более свежий, чем обычно, протягивал между зданиями свои щупальца, будто сказочный великан – призрачные руки. Воздух еще не успел насытиться запахами ила, тухлой рыбы и городских нечистот. С приходом Лжесвета людей на улице Поцелуй-Монетку было немного, так что Локки и Цепп могли говорить достаточно свободно.

– Особое расположение… Это означает, что я НАОСОБИЦУ. Знаешь, Локки, в нашем городе сотня банд. Даже больше сотни, я всех и не упомню. Так вот, в каких-то люди совсем новые – или чересчур своевольные, чтобы капа Барсави полностью доверял им. Поэтому капа тщательно за ними присматривает: требует постоянных отчетов, внедряет в банды своих людей, регламентирует каждый шаг. Но есть и другие: такие, как мы с тобой. – Цепп указал на себя, затем на Локки. – Они считаются заведомо честными, покуда не докажут обратного. Мы играем по правилам капы, платим ему часть доходов, и он полагает, что может более или менее доверять нам. Никаких проверок, никаких шпионов и прочего дерьма. Наособицу. Поверь, это очень ценная привилегия.

Цепп опустил руку в карман плаща и позвенел монетами – приятнейшая музыка для уха вора.

– У меня с собой небольшое доказательство моего уважения к капе. Четыре десятины из чаши для пожертвований Переландро.

– Так вы говорите, в нашем городе больше сотни банд?

– Мой мальчик, Каморр переполнен бандами, как залив – рыбьей мочой. Некоторые из них древнее, чем старинные аристократические фамилии Альсегранте, а ритуалы у них построже, чем у жреческих орденов. Черт побери, а ведь когда-то в городе было почти тридцать кап, и каждый из них управлял всего тремя-четырьмя бандами!

– Неужели тридцать? И все – как капа Барсави?

– Отчасти да, отчасти нет. Да – потому что они заправляли в своих бандах, отдавали приказы и вспарывали своим подчиненным животы, если гневались. А нет – потому что во всем остальном они не походили на Барсави. Еще пять лет назад было тридцать таких предводителей. Тридцать маленьких королевств – и все они сражались, крали и выпускали друг другу кишки на улицах. Все враждовали с «желтыми куртками», которые убивали по двадцать воров за неделю, и это в самые спокойные времена. А затем из Тал-Верарра пришел капа Барсави. Поверишь ли, там он был ученым в Теринской Коллегии – преподавал риторику. Так вот, он прибрал к рукам несколько банд и начал резню. Однако не так, как грабители в темном переулке – скорее как врач, вырезающий гнойную язву. Убирая с пути очередного капу, Барсави принимал его людей под свою власть, но не досаждал им сверх меры, отводил определенную территорию, позволял самим выбирать себе гарристу… а в случае необходимости убивал их по собственному выбору. В результате число предводителей в городе начало сокращаться. Пять лет назад их было тридцать, еще через год – десять. А три года назад осталась единственная организация, принадлежащая капе Барсави. В нее вошла сотня банд. Целый город оказался у него в кармане, все Правильные Люди, как они себя называют. Не стало больше войн, от которых краснела вода в каналах. Исчезли десятки воров, болтавшихся перед Дворцом Терпения – теперь там едва можно увидеть двоих или троих неудачников.

– И все это благодаря Тайному Договору? Тому самому, который я нарушил?

– Именно так, сынок. Умный мальчик, удивительно догадливый. Сразу разгадал, в чем ключ к столь впечатляющему успеху Барсави: наш капа через посредников заключил нерушимый договор с герцогом. Суть его в том, что банды Каморра не трогают знать. Мы не смеем и пальцем коснуться корабля, каравана или просто сундука, если на них красуется законный герб их владельца. Взамен Барсави получил статус фактического правителя некоторых примечательных районов города: Огневого, Муравейника, Отстойника, Деревяшек, Западни и части доков. И, в качестве дополнительного бонуса, городские стражники стали несколько более спокойными и беспечными, чем им полагается быть.

– Выходит, мы можем грабить кого угодно, кроме знатных?

– А также кроме «желтых курток». Но нам дозволено иметь дело с торговцами, менялами и любыми приезжими. Через Каморр проходит больше денег и товаров, чем через любой другой город на побережье. Только представь: каждую неделю – сотни кораблей, тысячи моряков и офицеров! В таких условиях легко смириться с запретом трогать местную власть, мальчик мой.

– А купцы и менялы… да и все остальные люди не злятся на нас?

– Ха! Конечно, они не были бы довольны, доведись им узнать про это. Но не зря же договор зовется Тайным! Вот почему Каморр представляет собой такое славное, удобное для жизни место. Здесь приходится беспокоиться лишь об одной вещи – о своих кровных денежках.

– О-о! – задумчиво произнес Локки, теребя висящий на шнурке акулий зуб. – Ладно, но я хотел спросить… Вы говорили, что мой старый хозяин заплатил за мою смерть. А не будет ли у вас неприятностей из-за того, что я все-таки не умер?

– Глупый вопрос, – рассмеялся Цепп. – Подумай сам, сынок: зачем мне тащить тебя к капе, если бы это сулило мне неприятности. Я перекупил твою смертельную метку. Теперь она моя – что хочу, то и делаю. Понятно? По большому счету, капе безразлично, как мы их используем. Главное, чтобы все знали: право даровать или отнимать жизнь принадлежит ему одному. Нечто вроде дополнительного налога. Улавливаешь?

Какое-то время Локки ехал молча, переваривая полученные сведения. Проклятье, когда раскалывается голова, это так неудобно делать!..

– Послушай-ка, я расскажу одну историю, – нарушил молчание отец Цепп. – Наверное, она поможет тебе понять человека, которого тебе предстоит сегодня увидеть и которому ты должен будешь дать клятву верности. Когда-то, в самом начале, пока Барсави только укреплялся у власти, ему стало известно, что несколько гаррист сговорились избавиться от него. Это были хитрые люди, и они хорошо знали, какие действия может предпринять Барсави. Они сами помогали ему захватить город и знали его методы работы. Гарристы также понимали, что он не может справиться сразу со всеми. А сделай Барсави попытку отловить их поодиночке и перерезать несколько глоток, банды успели бы предупредить друг друга и дать отпор. В результате возникла бы кровавая баня, грозящая перерасти в затяжную войну. Однако Барсави ничего не предпринимал. Тем временем слухи о заговоре ползли по городу…

А надо сказать, что капа Барсави всегда принимал посетителей в своем логове – оно существует до сих пор, стоит в Деревяшках. Знаешь, такой огромный вераррский галеон на приколе, из тех широких неповоротливых посудин, которые используются для переброски войск. Барсави назвал его Плавучей Могилой и сделал из него нечто вроде резиденции. Так вот, он устроил на этой Плавучей Могиле целое представление. Расстелил на полу огромный, очень дорогой ковер из Ашмера – такой, какой сам герцог не постыдится бы повесить на стену – и так его нахваливал, что все окружающие в конце концов уяснили: капа Барсави очень дорожит этим ковром. Каждый раз, когда могла пролиться кровь, ковер аккуратно сворачивали и убирали в сторону. Это стало традицией, поэтому исход каждой встречи можно было предсказать заранее. Так проходили дни и месяцы. Ковер скатывали и расстилали. Скатывали и расстилали. Иногда гости, увидев голый пол в комнате, трусили и пытались бежать – это расценивалось капой как признание вины.

Но вернемся к нашим гарристам. Заговорщики были слишком умны, чтобы попадаться поодиночке. Да и на Плавучую Могилу они заявлялись не иначе как в сопровождении своры вооруженных телохранителей. Барсави, со своей стороны, тоже приходилось выжидать. Его власть была еще слишком неустойчивой и шаткой, чтобы рисковать. Поэтому он делал вид, что ни о чем не подозревает. Затем наступил вечер, когда он пригласил на ужин девятерых из этих гаррист. Конечно, не всех заговорщиков – только самых умных и хитрых, вожаков крупнейших банд. Те, естественно, прощупали почву и узнали – прекрасный ковер, гордость Барсави, расстелен на всеобщее обозрение, а на нем стоят столы с божественными закусками.

И эти дубовые головы поверили Барсави – решили, что он напуган и хочет с ними договориться. Они согласились прийти на переговоры, не позаботившись об обычной охране. Никак не подготовились к встрече, не привели с собой своих головорезов. Были уверены, что победа уже у них в руках. Итак, они пришли на Плавучую Могилу и расселись по стульям на этом роскошном ковре, – продолжал Цепп. – Можешь представить, каково было их изумление, когда в комнату ворвались полсотни людей Барсави с арбалетами! Они так утыкали болтами этих идиотов, что дикобраз в пору течки утащил бы любого из них в нору и употребил, приняв за самку. Естественно, было море крови. Не только на ковре, но даже на потолке. Можешь себе представить?

– Да-а… И что же, ковер погиб?

– Не только ковер… К чему я это рассказываю? Барсави знает, как порождать у людей ожидания и как поворачивать эти ожидания в свою пользу. Глупцы решили, что странная связь между ковром и убийствами гарантирует им жизнь. Барсави же доказал: жизнь наших врагов стоит того, чтобы испортить один паршивый ковер. Теперь ты понимаешь, какой человек ждет тебя в полумиле отсюда. – Цепп ткнул пальцем в южном направлении. – Он хочет с тобой побеседовать, и я бы на твоем месте постарался быть предельно вежлив с ним.