Жанин была раздавлена. Волосы слиплись от пота, лицо рассекали морщины, которых я раньше не видел, глаза провалились. Если не знать, что ей тридцать лет, можно было бы дать все шестьдесят.
      Казалось, она простояла в дверях палаты целую вечность, прежде чем войти. Хотелось встать ей навстречу и обнять, но я не мог пошевелиться. К тому же я был совершенно растерян, потому что на моем перебинтованном лице не двигался ни один мускул. В довершение ко всему, я не знал, что сказать.
      – Жанин… – пробормотал я донельзя виноватым голосом.
      Она молчала. Я и не хотел, чтобы она говорила. Ее глаза наполнились слезами. Наконец она приблизилась ко мне и поглядела на рану. Потом провела пальцами по моим губам.
      – Что, Дейв, и дальше будем так встречаться? – сказала она и выдавила из себя нервный смешок.
      – Прости, я не должен был рисковать. Это я во всем виноват.
      – Нет, это Генри и сучка Марти. Они вместе играют против нас, но кто бы мог подумать, что они способны на такую жестокость.
      – Все равно это моя вина.
      – Каллен сказал мне, врачи боялись, что ты не выживешь.
      – Они преувеличивают опасность.
      – Дейв! Они влили в тебя почти два литра крови, и все из-за моей дурацкой уверенности, что ты увез Дженни и Ллойда. Увез мне назло. Это я настроила полицию против тебя. Если бы удар дубинки пришелся на несколько сантиметров ниже, ты бы остался без глаза.
      – Ничего, со мной случались вещи и похуже.
      – Прекрати молоть ерунду, Дейв. Тебя ужасно покалечили. Я просто дура! Хочу, чтоб ты это знал и перестал упражняться в благородстве.
      – Прости, Жанин.
      – Хватит извиняться. Пора и тебе рассердиться на меня.
      – Не могу. Я знаю, что виноват я, а не ты.
      – Дейв, я пришла сюда не за тем, чтоб соревноваться в самобичевании.
      – Зачем же ты пришла?
      Она подняла подбородок и откинула назад волосы.
      – Кьюнан, ты недоразвитый тупица! Я пришла, чтобы сказать тебе, что, кроме моих детей, мне нужен только ты. И я не вынесу, если вы все умрете – ты, Дженни и Ллойд.
      – Дженни и Ллойд живы.
      – Почему ты в этом так уверен?
      – У кого еще, кроме тебя и меня, есть ключ от подъезда в дом на Торнлей-корт?
      – У Генри. Сначала я тоже подумала на него, но все вокруг были уверены, что детей увез ты.
      – Увез Генри, но виноват в этом я. А фокус с окровавленной детской одеждой мог устроить только Генри, придурок, который провел несколько лет в Голливуде. Он решил навести тебя на ложный след, пока сам вывезет детей из страны. Но разве он способен причинить боль своим собственным детям?
      – Не знаю, – неуверенно сказала Жанин. – Сам он, может, и не способен, но если он отдал детей этой жуткой твари, чтоб дать ей возможность манипулировать тобой…
      – Жанин, любовь моя, – нежно проговорил я. – Марти, конечно, та еще штучка, но я не думаю, что ей нужны твои дети. Генри действует самостоятельно.
      – Откуда такая уверенность? Она угрожала тебе на новогоднем приеме, забыл?
      – Я сглупил. Мне следовало принять ее условие: я забываю про Кинга, а она отправляет Генри обратно в Америку…
      – Почему же ты этого не сделал?
      – Я не предполагал, что дело может принять такой оборот. Ты говорила, что Генри Талбот из семьи юристов. Мне и в голову не пришло, что он решится увезти детей прямо с улицы. Я считал, худшее, что тебя ожидает, – это судебный процесс, который надо выиграть.
      – Какой же ты упрямый! Не выносишь, когда женщины указывают тебе, что следует делать, – и не важно, кто это, я или Марти.
      – Дело не в этом. Я не выношу, когда преступники указывают мне, что я должен делать.
      – Так значит, теперь она преступник?
      – У меня есть доказательства того, что дело Кинга сфальсифицировано. Ей было об этом известно, так же как и Брэндону Карлайлу. Вот почему им невыгодно, чтоб Винс вышел на свободу. Боятся, что он нарушит покой в их финансовой империи.
      – Великий сыщик одержал победу, а я лишилась детей!
      – Не говори так, Жанин. Это вещи между собой не связанные. Мы поставим Талбота на место.
      – Что ты собираешься делать?
      Вопрос оказался настолько нелепым, что мы горько улыбнулись друг другу: на тот момент у меня не хватило бы сил надуть воздушный шарик.
      – Лично я ничего не смогу, но есть человек, который сделает все, что потребуется.
      – Кто?
      – Клайд Хэрроу.
      – Хэрроу! – Жанин поморщилась. – Да он пальцем не пошевелит, чтоб нам помочь.
      – Не волнуйся. У меня припасено для него несколько аргументов.
      – Может, следует рассказать об этом полиции?
      – Какой полиции? – спросил я.
      Жанин повернулась и поглядела в коридор. Там, где несколько минут назад находился чуть ли не взвод полицейских, зияла пустота.
      – Куда они все подевались?
      – Оперативно-розыскные мероприятия окончены, милая. Их начальство решило, что, поскольку детей увез отец, вы теперь со своими семейными проблемами сами разберетесь. Решения суда, запрещающего Генри встречаться с детьми, не существует, не так ли?
      – Дети находятся на моем попечении. У нас с Генри устная договоренность о том, что он может навещать детей. Запрещающего постановления суда у меня нет.
      – Вот видишь. Вероятно, он рассчитывает увезти их с собой в Штаты.
      Лицо Жанин преобразилось. Вместо фатальной безысходности на нем появилось выражение полной решимости. Она вытащила из сумочки мобильный телефон, но, вспомнив, где находится, решила выйти в коридор. В дверях она спросила:
      – Мне позвонить или ты сам?
      – Лучше я сам…
      Услыхав мой голос, Клайд начал в своей обычной манере:
      – Как приятно, когда друг не забывает о тебе в пору невезения. Хотя не припомню, чтоб в этом году я получил от тебя рождественскую открытку. Но если этот звонок связан с Генри Талботом, – добавил он, – можешь обо мне забыть. Генри мой дражайший приятель.
      – Почему ты решил, что меня интересует этот подонок?
      – Не знаю… Так, в голову пришло, – уклончиво сказал он.
      – Знаешь, что мы с Жанин разбежались?
      – Неужели? Мне соболезновать или поздравлять?
      – Ни того, ни другого не требуется. Дело житейское. Я хотел кое-что с тобой обсудить, но прикован к постели. Я подумал, может, в тяжелое время тебе требуется вспомоществование?
      – Кьюнан, мальчик мой, если ты звонишь мне в столь ранний час, хотя час в общем-то значения не имеет, чтоб поглумиться над моим финансовым положением, зря тратишь время.
      – На самом деле я действительно могу сделать так, что у тебя появятся наличные. Тебе нужно лишь перетащить свою задницу в машину и доехать до больницы «Уитеншоу».
      В ответ послышался тяжелый вздох.
      – Я прощаю тебя за грубость, но предупреждаю: непростительно подвергать танталовым мукам человека, стонущего под бременем долгов, – сказал после паузы Клайд. – Скажи мне, чем ты занимаешься в больнице? Получил работу от министерства здравоохранения и служишь подопытным кроликом для хирургов-стажеров?
      – В некотором смысле.
      Я рассказал ему о своей травме.
      – Ничего опасного для жизни, – легкомысленно отозвался Клайд. – Череп – самая крепкая часть в твоем анатомическом строении.
      – Я попал в больницу из-за жестокости полиции. Надеялся, что ты со своими связями в СМИ постараешься сделать так, чтоб этот факт был предан широкой огласке, – слукавил я. Мой голос звучал слабо, но я надеялся, что именно это придаст ему правдивости.
      – Мальчик мой! Неужели мы имеем дело со случаем «Спи, милый принц»? «Гамлет», акт пятый, сцена вторая. Должен сказать, что мысль о твоем смертном одре представляется мне интригующей.
      – Рад, что тебе понравилось.
      – В обычных обстоятельствах я был бы счастлив бескорыстно обнародовать твое предсмертное завещание, но сейчас, особенно после упомянутых тобой наличных, перспектива мелодраматического репортажа выглядит гораздо привлекательнее. Не знаешь, какова сумма компенсации, которую обязана тебе выплатить полиция? Я бы взялся поработать на тебя за определенный процент от этой суммы.
      Я снабдил созревшего для работы Клайда указаниями о том, как до меня добраться. Несмотря на банкротство, он по-прежнему разъезжал на дорогом джипе и, судя по доносившимся из трубки звукам, не страдал от одиночества, – я не сомневался, что его сопровождала милашка Лорейн. Закончив разговор с Хэрроу, я испытал странные ощущения: меня сначала будто растянули, а потом поместили в специальную машину, вроде электромясорубки, и стали кромсать на мелкие кусочки. Я откинулся на подушку и закрыл глаза.
      – Никогда не подозревала, что ты можешь быть таким ловкачом, – услышал я шепот Жанин.
      – Дейв, – снова послышался голос Жанин. – Клайд идет. Не хотела тебя будить, но…
      – Спрячься за дверью, – велел я. – Он не должен тебя видеть, пока не войдет. А потом сделай так, чтоб он не сумел улизнуть.
      Жанин послушно кивнула.
      Я проспал около часа. Влитая в меня чужая кровь начала действовать Странным образом. Она не только не подорвала моих сил, но прибавила напористости. Возможно, ее когда-то сдали десантники или какие-то другие военные, – в общем, я чувствовал себя в боевой готовности.
      – Клайд, старичок…
      – Нет, мой юный друг, я, возможно, и отключен временно от вечного двигателя, но старичком меня называть не стоит, – ответил он обычной тирадой и, обернувшись на дверь, будто сразу решил уйти, увидел Жанин.
      – Ага! Меня заманили в ловушку. Ну, что же… этого следовало ожидать, – театрально произнес Клайд.
      Жанин угрожающе на него надвинулась. Он отступил.
      – А где же кувшин с ледяной водой, мадам? Неужели здесь не найдется ночного горшка, чтоб огреть бедного Клайда?
      – Хватит! – взвилась Жанин.
      – Мистер Хэрроу, нам предстоит серьезный разговор, сэр, – сказал я. – Я хочу знать все, что вам известно о Генри Талботе. За правдивую информацию возможна оплата наличными.
      – Клайд Хэрроу до этого не опустится! – с негодованием ответил он. – Продать друга за жалкую горстку мелочи! Что вы себе возомнили! Визит на Кэри-стрит – еще не повод, чтоб считать меня продажной шкурой.
      – Ладно, забудь. Утопающий хватается за соломинку. Я понял, ты о Талботе ничего не знаешь.
      – Как не знать! Но даже такой должник, как я, имеет право поставить вопрос о кредитоспособности тех, кто нуждается в его услугах. Когда мы виделись с тобой в последний раз, вместо лица у тебя было желто-синее месиво, а сейчас, как я вижу, ты лишился половины головы. Боюсь, что когда придет пора расплачиваться, я предстану перед твоими жалкими останками на кладбище.
      – Жанин, ты знаешь, где лежат мои замороженные активы. Обещай, что отдашь их этому мошеннику, если его пророчество сбудется.
      Она кивнула.
      – Дело не в наличных. Я не столь корыстолюбив, – продолжал Клайд. – Я не вырываю деньги из мозолистых рук частных сыщиков, как живых, так и мертвых. Лишь восстановление поруганной чести может компенсировать нанесенный мне ущерб.
      – Хочешь вернуться на работу?
      – Какая проницательность! Употреби свое влияние на Карлайлов так, чтоб меня восстановили в моем прежнем статусе, а я преподнесу вам готового к употреблению Талбота.
      – Свинья! – не выдержала Жанин. – Тебе известно, где он. Тебе известно, что он совершил, и ты смеешь торговаться, когда жизнь моих детей в опасности.
      – Я мог бы обойтись без ваших эмоциональных всплесков, миледи, – холодно сказал Клайд. – Кстати, из-за вашей последней выходки в Манчестере я тоже понес ощутимые материальные потери. Но оценивая настоящее положение вещей, вы правы во всем, кроме одного: Генри Талбот не меньше вашего способен воспитывать детей. В Америке он собирается обеспечить принципиально новую жизнь детям, которые, заметьте, носят его фамилию.
      – Довольно зубоскалить, Хэрроу, – сказал я. – Где, по-твоему, Талбот может находиться сейчас?
      – В радиусе километра или двух.
      Глядя на Жанин, я боялся, что она взорвется. Глазами я попросил ее сдерживать гнев. Она вышла в коридор.
      – Я обещаю, что сделаю все, чтоб тебя вернули на «Альгамбру».
      – Сожалею, но этого недостаточно! Обещаниями мои чеки не оплатишь. Прежде чем я начну действовать, ты предоставишь мне личное поручительство одного из членов семьи Карлайл.
      – Ты его получишь, – заверил я Клайда.

      Травмы головы опасны тем, что человек теряет постоянный контроль над собой. В тот момент, когда я пообещал Клайду вернуть его на работу, где-то в недрах моего сознания мелькала мысль о возможности шантажировать Карлайлов освобождением Винса Кинга, но лишь только я принялся ее обдумывать, страшно разболелась голова. Я опустился на подушку невероятно, снова погрузился в спячку.
      Меня разбудил резкий толчок, и, открыв глаза, я испытал потрясение.
      Жанин боролась с какой-то молодой женщиной. Вначале я подумал, что мне это снится, но катавшиеся по полу женщины попутно крушили медицинское оборудование, – шум и крики были более чем реальны. Лицо незнакомки, одетой в спортивный костюм «Адидас», скрывала пластиковая маска. Она пыталась вытащить из своей сумки какой-то предмет, а Жанин, напрягаясь из последних сил, не давала ей этого сделать.
      – Дейв! – прохрипела Жанин. – Останови ее!
      Я попытался встать с кровати. Мои усилия обернулись кошмаром.
      Ощущение было такое, словно я пробираюсь через море расплавленной смолы.
      Незнакомка, атаковавшая Жанин, оказалась тем временем сверху. Ее рука дотянулась до сумки, внутри которой блеснул металл. Там лежало оружие. Но даже ради спасения жизни я не мог пошевелиться. Возможно, я закричал, – не помню. В ответ послышался победный смех убийцы. Она наставила на меня пистолет, но в ту же секунду в палате появился Брен Каллен и, навалившись на нее всем своим весом, выбил из рук «пушку». Оружие полетело в сторону. Женщина, с треском стукнувшись головой о железную ножку больничной койки, распласталась на полу.
      – Повезло тебе, что я вернулся, – спокойным голосом заметил Каллен, стряхивая пыль с брюк. – Поглядим-ка, что у нас тут.
      Он склонился над лежавшей на спине женщиной. Палата наполнилась сбежавшимися на шум медсестрами и охранниками из службы безопасности больницы Горе-убийцу поместили на каталку. Она была жива, но дышала с трудом, издавая редкие хриплые звуки. Каллен вызвал по телефону людей из полиции. Жанин сквозь толчею протискивалась ко мне.
      – Дейв, ты спал, а я вышла, чтоб взять кофе в автомате. Когда вернулась, она была уже здесь и вытаскивала из сумки оружие. Она хотела тебя убить, Дейв!
      – Вот именно, – подтвердил Каллен. – Ты узнал ее, черт бы тебя побрал?!
      – Узнал?! Я тебя с трудом могу разглядеть – о чем ты говоришь? – сердито отозвался я, щупая повязки на голове.
      – Ладно, Дейв, не рви на себе волосы.
      – Рад, что у тебя есть повод позабавиться, – сказал я.
      Одна сторона головы была выбрита перед операцией.
      – Она могла стать последним из всех виденных тобой людей, так что ее лицо должно было запечатлеться в твоей памяти, – ответил мне Каллен.
      – Она была в маске.
      – Это правда, – согласился Каллен. Он взял в руки пинцет, подцепил им маску, валявшую в углу, и сунул ее в целлофановый пакет для вещественных доказательств. – Следовало бы, конечно, дождаться экспертов, но здесь уже столько народу побывало, место затоптали.
      – Вот что тебя волнует. А мне бы хотелось услышать объяснение, почему на меня совершено нападение в больнице, которую вы считаете безопасным местом.
      – Мне бы самому хотелось это услышать, солнышко, – усмехнулся Каллен. – Очень бы хотелось. Интересно, что это за маска?
      – Видно, что вы никогда не играли в хоккей, – сказали Жанин, сидевшая у изголовья. – Это маска вратаря. Когда я водила Ллойда на матч «Манчестер Сторм», их вратарь был в такой же.
      Вспомнив о Ллойде, она заплакала.
      – Не переживай, – сказал я. – Мы найдем и его и Дженни. Во всяком случае, нам известно, что их увез не маньяк.
      Но это замечание ее не успокоило.
      – Я рассказывала тебе, что Генри нравилось меня поколачивать. Одному Богу известно, что он может сделать, если вдруг Дженни проявит характер.
      – Он будет вести себя как паинька, поверьте мне, милая, – вмешался Каллен.
      – Откуда вы знаете? – спросила Жанин.
      – Очень просто, – продолжал он, – ведь ему нужно привлечь детей на свою сторону, по крайней мере до тех пор, пока он не увезет их из страны. Уверен, он занят только тем, что задабривает их мороженым, конфетами, видеофильмами и всем тем, что обожают дети их возраста.
      – Не верю! – воскликнула Жанин и, повалившись в кресло, закрыла ладонями лицо.
      – Брен, если это все, что ты можешь сделать… – пробормотал я.
      – Давай займемся «пушкой», – сказал он, точно не расслышал моих слов.
      Несмотря на действие успокоительных препаратов, я почувствовал холодок ужаса, когда Брен взял в руку оружие и сунул карандаш в отверстие ствола. Словно завороженный, я следил за тем, как он, достав из кармана ручку, нажал ею на кнопку, чтобы извлечь магазин.
      – Ничего себе! – удивился он, когда обойма выпала на мое одеяло.
      – Что? – нетерпеливо спросил я.
      – Специальные пули, вот что. «Стингеры» того же калибра, какими был убит Лу Олли.
      – Как вы сказали? – подала голос Жанин. Ею можно было гордиться: несмотря на личное горе, она не забывала о профессиональных обязанностях.
      – Пистолет модели «Стар», производится в Испании, сюда попал, несомненно, контрабандой, в чемодане какого-нибудь туриста. Стреляет пулями «Лонг райфл» калибра 10.22, но пули, которые сейчас перед нами, не из Испании. Это «Стингеры», сделанные в США с расчетом на мелкокалиберное оружие. Каждая пуля обладает сокрушительной силой, потому что бьет не навылет, а застревает в теле. Одной такой пулькой можно буйвола завалить. И ты бы, Дейв, не выжил.
      Его слова прозвучали слишком грубо. Я вспомнил нашу встречу в день убийства Лу Олли и суровое предупреждение Брена в мой адрес. Он явно рассчитывал на то, чтоб сразить меня. На Жанин его слова произвели ожидаемый эффект: она подалась вперед и упала бы на пол, если бы Брен не поддержал ее. Он усадил Жанин обратно в кресло.
      – Сдается мне, что дама в маске, которая пыталась тебя прикончить, – сказал он менее уверенным, чем прежде, тоном, – и та, что стреляла в Лу Олли, – одно и то же лицо. Вероятность того, что две разные женщины-убийцы воспользовались пулями одного и того же калибра, слишком мала. Так что, похоже, не зря мы затеяли операцию «Калверли»: долгая слежка за тобой наконец-то себя оправдала.
      – Оправдала! – чуть не взорвался я. – То, что ей не удалось выстрелить, – чистой воды случайность. И не пытайся даже поставить это себе в заслугу. Я жив благодаря Жанин. Она из последних сил старалась остановить убийцу.
      Каллен слушал меня с тоской во взгляде.
      – Без твоей помощи тоже не обошлось, – вынужден был признать я.
      – Теперь можно считать, что опасность миновала? – спросила Жанин. – Ведь вы поймаете людей, которые стоят за этим преступлением?
      – Может, и поймаем, милая, но если дама – профессиональный киллер, вряд ли ей хоть что-нибудь известно о тех, кто заплатил за убийство Дейва.
      Жанин была уже на пределе. Ей едва удавалось держать себя в руках. Я лежал и молил о том, чтоб меня покинуло сознание, но небеса меня не щадили.
      – Не связано ли это с тем, что Генри похитил детей? – послышался шепот Жанин.
      – Скажу вам честно, леди, если бы речь шла не о Дейве, я бы сказал «нет», но там, где отметился Дейв, возможно все, что угодно. Желаете знать, сколько раз я предупреждал его, что Карлайлы играют в грязные игры?
      – А он вас не слушал, – устало согласилась Жанин. – Но что теперь будет с моими детьми?
      – Я уже объявил тревогу по всем морским и аэропортам, чтоб не дать Талботу вывезти детей за границу, но вы должны знать правду: эта мера не дает стопроцентного результата.
      – Что же мне делать? – повторила отчаявшаяся Жанин.
      – Скрестите пальцы и молитесь. Может, кому-то и удастся их обнаружить. Сейчас это все, что мы можем сделать, – печально пояснил Брен.
      – Мы собирались выяснить… – начала Жанин, глядя на меня, но я резко дернул головой, и она не договорила. Ее голос дрогнул, взгляд выражал удивление.
      – Что, милая? – спросил Брен.
      – Откуда убийце стало известно, что Дейв в этой больнице? Откуда? – нашлась Жанин.
      – Есть люди, которые все время прослушивают полицейский радиоканал. Организаторы убийства могли воспользоваться и другими источниками. По меньшей мере три десятка человек видели, как Дейва увезла неотложка.
      – Упомянув о других источниках, ты, вероятно, имел в виду одного-двух нечестных копов? – сказал я.
      – Ну вот, и ты разговорился, – ответил Брен с усмешкой. – Я должен идти. Надо проследить, не появится ли еще кто-нибудь из знакомых твоей приятельницы.
      – Благодарю за защиту.
      – Лучше поздно, чем никогда. Знаешь, у меня такое впечатление, что, оставаясь рядом с тобой, я раскрою это преступление.
      – Спасибо за заботу.
      – Пожалуйста. Только чур не сбегать, – сказал Брен, насмешливо оглядев подключенную ко мне аппаратуру. – Вы тоже не уходите, мисс Уайт. Мне понадобятся ваши показания.
      – Что будем делать? – спросила Жанин, лишь только широкая спина Каллена скрылась за дверью.
      – Жанин, я уверен, что нам незачем искать встречи с Карлайлами. Им хорошо известно, где мы.
      Утром меня простукивали и прослушивали. Я с интересом узнал, что, оказывается, счастливо отделался: миллиметром бы выше – и мне каюк.
      Медицинское заключение совпадало с мнением Клайда: у меня крепкий череп. Приятно, что хоть одна часть тела оказалась полезной.
      Потом помощник Каллена сержант Манро, не потрудившийся даже скрыть свое раздражение, записывал наши с Жанин показания. Его сменил инспектор из Западного Йоркшира, которого интересовали подробности «скандала». Он заверил меня, что в самое ближайшее время будет предпринято подробное расследование, но вряд ли приходится рассчитывать на результат: все задействованные в операции дубинки теперь чистые, можно сказать отполированные, никто ни в чем признаваться не хочет. Еще он спросил, не думал ли я о том, что мог поранить голову об угол железной двери, когда упал, ведь тогда это не что иное, как несчастный случай. Я с его выводами не согласился, но дал ему понять, что, если полиция удвоит усилия по поиску Дженни и Ллойда, мои претензии к ней основательно уменьшатся.
      Навестил меня и Марвин. Одет он был в темную тройку и протянул мне визитную карточку со своим полным именем – Марвин Десаль. Костюм висел на нем, как на вешалке, но это его не смущало. Он был преисполнен достоинства. Я представил его Жанин как адвоката нашей фирмы.
      – Они все еще вам угрожают? – спросил Марвин, кивнув в сторону вооруженного полицейского, дежурившего у двери.
      – Как ни странно, они обеспечивают мою безопасность, но на деле выходит, что стерегут двери, а не пациента. Меня спасла Жанин.
      – Сочувствую вашему горю, мэм, – бросил он из вежливости Жанин и снова повернул голову ко мне. – Следует ли предпринять следующие шаги в связи с известными обстоятельствами, сэр?
      Я не сразу понял, о чем он говорит. Марвин выражался как старомодный английский дворецкий, а не ушлый юрист.
      – Нет, оставь письмо у меня, – сказал я минуту спустя. – Мистеру Кингу придется немного задержаться в тюрьме.
      – Вы уверены? – спросил Марвин. – Разве нам не следует действовать?
      – Действие откладывается, – сказал я.
      Вскоре Марвин ушел, а я на пределе сил убеждал Жанин отказаться от идеи ехать в аэропорт Манчестера, – так делу не поможешь. Мы разговаривали, когда в дверь постучали. Ее раскрыл полицейский в форме. За его спиной стоял Тони Хэффлин с опереточной прической, в кашемировом пиджаке и слаксах. Он выглядел так, будто заехал сюда по дороге в гольф-клуб «Тарн». Его морщинистая физиономия приобрела оттенок дубленой кожи. Наверно, часами сидел в солярии.
      – Простите, – с неодобрением сказал полицейский, – этот джентльмен говорит, что он ваш друг.
      – Верно, и я его жду, – ответил я. – Входи, Тони.
      Вооруженный часовой нахмурился, но пропустил посланца Брэндона Карлайла в палату.