– Где ты пропадал? – набросилась на меня Жанин, когда я вернулся в общий зал. – Развлекался с этой проституткой? – Она придирчиво рассматривала мой костюм, который был далеко не в идеальном состоянии. – Она исчезла, как только тебя увел старик.
      Толчея в атриуме стала поменьше. Жанин присела на поручень кресла, с маской равнодушия на лице.
      – Можно сказать, что развлекался, – ответил я, поправляя воротничок сорочки и приглаживая волосы. – И даже уложил кое-кого в постель, только не Марти, а Чарли.
      – Дейв!
      – Он сам напросился, но получил чуть больше, чем ожидал, – прихвастнул я.
      Глупость, наверное, но я чувствовал себя удовлетворенным.
      – Может, нам лучше уйти, пока за нами не явилась команда по регби в полном составе, – сказала Жанин, испуганно глядя по сторонам.
      – Не тревожься. Брэндон все видел и знает, что виноват Чарли.
      – А эта шлюха ни при чем?
      – Какая шлюха?
      – Ты знаешь, кого я имею в виду.
      – Марти была с нами, – сказал я, – но она действительно ни при чем. Можешь спросить у старика, если хочешь.
      Жанин о чем-то задумалась, потом спросила:
      – Как ты считаешь, он даст мне интервью? – и добавила как бы невзначай: – Я могла бы сделать о нем целую колонку.
      – Может, и даст, если я попрошу. Он относится ко мне, как к сыну.
      – Не смеши меня, Дейв! – с жаром воскликнула Жанин.
      Я рассмеялся.
      Мы медленно прошлись по атриуму и оказались в соседнем помещении. Я поискал глазами Инсула Пэрриса, но не нашел и не стал расспрашивать о нем, наплевав на профессиональный интерес, – захотелось понаблюдать за Жанин, увлеченной своим ремеслом. Пригвоздив к стене шведского футболиста и его беременную подружку, она выведывала подробности их любовной истории и совместной жизни. Она задавала самому известному центральному нападающему Скандинавии такие вопросы, от которых мой отец поседел бы в считанные минуты. Когда Жанин покончила с футболистом и его счастливой подружкой, от нечего делать мы подошли к барабану с бесплатной лотереей. Вытащили по билетику и проиграли, а человеку, который потянулся к барабану сразу за мной, достались часы «Ролекс».
      – Надеюсь, это не подстроено, – саркастически заметил я, узнав в счастливчике телевизионного продюсера, которого видел на стадионе, в ложе рядом с Клайдом Хэрроу. В ответ он состроил неопределенную гримасу и аккуратно положил часы во внутренний карман пиджака.
      – Джаз в гимнастическом зале или поп-музыка у бассейна? – предоставил я выбор Жанин.
      – Давай останемся здесь, – ответила она.
      Мы пробирались поближе к окнам, выходившим на безбрежные поля за домом, когда Жанин вдруг испуганно произнесла:
      – Дейв! Посмотри, кто там стоит.
      – Кто это? – спросил я.
      Она скосила взгляд на высокого туповатого на вид мужчину.
      – Это он… Генри! – в ужасе прошептала Жанин.
      Я присмотрелся внимательнее. Генри Талбот стоял вполоборота к нам и говорил с низенькой дамой средних лет, полные плечи которой резко выдавались из открытого короткого платья. Лоб Генри был прикрыт густой седой челкой. Тощая шея с выступающим кадыком и длинный тонкий нос, напоминавший киль корабля, не добавляли ему привлекательности, но самой отталкивающей деталью его лица казались губы. Меня удивило, что Дженни и Ллойд ничем не напоминают отца. Беседуя с пухленькой женщиной, он напоминал стервятника, обхаживающего свою добычу.
      – Уйдем отсюда, – шепнула мне Жанин, но, на беду, Генри узнал ее голос. Так иногда мистическим образом в шумном зале не услышишь крика, а шепот долетит. Генри повернул голову и кивнул ей. В это время всех пригласили к шведскому столу.
      – Он нас заметил, – простонала Жанин.
      – Хочешь, я уйду? – предложил я.
      – Нет! – вцепилась в меня Жанин. – Честное слово, Дейв, ты меня иногда просто бесишь! Ну, с какой стати ты уйдешь?
      С грязной улыбочкой на лице к нам проталкивался Генри Талбот. Похоже, он был без спутницы.
      – Веди себя прилично, – велела мне Жанин, натянуто улыбаясь в ответ.
      – Я всегда веду себя прилично, – напомнил ей я.
      Когда Талбот оказался рядом с нами, стало ясно, что меньше всего он настроен на беседу в рамках приличия. Почти навалившись грудью на Жанин, он зашипел:
      – Кто занимается моими детьми?
      Жанин смешалась.
      – А вам-то что за дело? – вступился я. – Не поздно ли становиться заботливым отцом?
      – Смотрите-ка, он умеет говорить, – по-прежнему гнусно улыбаясь, сказал Талбот, даже не взглянув на меня. – Скажи ему, пусть не лезет в чужие дела, – велел он Жанин, практически наступая ей на ноги.
      Жанин не сдалась: она уперлась ладонями ему в грудь и с силой оттолкнула от себя.
      – Пошел прочь! – выдохнула она.
      Талбот отступил, но лишь на секунду. Злости в нем было столько, что хватило бы на несколько несчастных Чарли Карлайлов. Я понял, что надвигается состязание по рестлингу, и встал между ними.
      – Соблюдайте дистанцию, – напомнил я Талботу.
      Вокруг было полно народу. Двигаясь к столам, накрытым за раздвижными стенами, гости постепенно оттесняли нас в сторону. Драма, разыгравшаяся в нашем треугольнике, никого не занимала.
      – Буду признателен, если вы разобьете мне лицо, – злорадно заметил Талбот. Говорил он со слащавым акцентом, типичным для британцев, зарабатывающих деньги в Штатах. Такие обожают потрафить янки своей манерностью. – Я осведомлен о вашей склонности к рукоприкладству. Уверен, в суде будут счастливы узнать подробности.
      – Если так, тогда придется поработать над подробностями.
      Жанин потянула меня к себе:
      – Не надо, Дейв. Я вижу, он что-то задумал.
      Лицо Жанин под тщательно наложенным макияжем сделалось мертвенно бледным. Ей было тяжело дышать.
      – Верно, Жанни, – самодовольно ухмыльнулся Талбот. – Я, как ты выразилась, действительно кое-что задумал. Хочу проверить, способно ли британское правосудие признать, что я способен воспитать своих детей лучше, нежели придурочная феминистка и ее дружок, по которому тюрьма плачет.
      Во всем его облике было столько ненависти, что вид Талбота потряс меня гораздо больше, чем его слова. Его толстые губы, растянутые в неизменной улыбке, скользили по его неестественно белым зубам, как мерзкие слизняки, провоцируя разбить эту витрину с дорогим белоснежным фарфором. Прежде чем мы с Жанин очухались от выпада Талбота, он развернулся и присоединился к публике, атаковавшей накрытые столы.
      Я поддерживал сзади обмякшую от страха Жанин.
      – Он блефует, – уверенно сказал я.
      – Не думаю, – медленно проговорила Жанин. – У него прекрасные связи в юридических кругах. Его дед был генеральным прокурором Шотландии, а отец членом Верховного суда Англии и вышел на пенсию только год назад. Если Генри угрожает, он приводит свои угрозы в исполнение. Мне от него не раз доставалось, мне ли не знать…
      – Ну, что же, – сказал я, ощущая, как приливает к голове кровь, – напрасно ты скрывала от меня, что он тебя бил. Пришла пора дать ему сдачи.
      – Не надо, Дейв. Он намеренно тебя провоцировал.
      – Но этот подлец тебя бил! И ты ему позволяла?!
      – Я не рассказывала тебе об этом, потому что знала, какова будет реакция.
      – Никакой другой и быть не может. Я ему башку оторву.
      Жанин слабо улыбнулась:
      – Мне бы тоже этого хотелось, но драка только ухудшит положение дел. К тому же я не слабая женщина и сумею с ним расквитаться.
      Я рассмеялся, как сумасшедший. Гнев вдруг улетучился, и я оглушил наполовину опустевший зал раскатами в духе Марти.
      – Дейв! – одернула меня Жанин. – Люди смотрят.
      На меня действительно смотрели. Даже Талбот встал лицом ко мне. Я помахал ему рукой и состроил ироничную гримасу, после чего он нахмурился и поспешил отвернуться.
      – Он назвал тебя Жанни. Позвольте, мисс Уайт, и мне называть вас Жанни?
      – Не позволю. Глупышка Жанни жила в другое время и в другом месте. – Она поцеловала меня в щеку. – Уж лучше быть миссис Кьюнан, чем глупой и слабой эгоисткой Жанни.
      Я замолчал и, наученный горьким опытом, не стал обольщаться. Если бы Жанин сказала, что она хочет быть миссис Кьюнан и предложила назначить дату… Меня даже немного задело это ее «уж лучше», то есть на худой конец можно стать и Кьюнан, только б не оставаться битой женой Генри.
      Пережитые волнения не прибавили нам с Жанин аппетита. Какое-то время мы оставались в стороне, издали наблюдая за прилипшей к столам толпе. Бродяги в очереди за бесплатным супом вели себя пристойней, чем гости Брэндона. Мысль о том, что хозяин крупным планом наблюдает, как гости состязаются в борьбе за лакомые куски, сотворила с моим лицом метаморфозу: на нем возникла нехарактерная для меня мина омерзения. Я невольно столкнулся взглядом с начальником полиции, который накладывал на тарелку перепелиные яйца и оленину. Его глаза округлились от напряжения и, встретившись с моими, ушли куда-то в сторону. Вряд ли кто в округе, помимо Брэндона, мог позволить себе накрыть столь шикарный стол: фазаны, оленина на вертеле, семга, мидии, омары, королевские креветки, крабы, рыба-меч, морской ангел и горы традиционной закуски типа жареных цыплят, индейки, колбасы и ветчины, – от такого соблазна трудно удержаться.
      Марти была права, подметив во мне пуританскую жилку. В этом мы с Жанин похожи, поэтому одновременно решили, что едем домой. Шагая к выходу, мы наткнулись на Марти и Чарли. Он успел переодеться в спортивный костюм, а полуголое тело Марти прикрывало пальто.
      – Вот кто нам нужен! – воскликнула Марти. – Прошу вас, помогите Чарли с его пиротехникой. Он, бедняжка, еле руками двигает. Не представляю, что с ним вдруг сделалось.
      Чарли стыдливо потупил взор. Каково же было мое удивление, когда он вдруг процедил сквозь зубы:
      – Прошу прощения за недоразумение. Я прохожу специальный курс лечения по избавлению от приступов агрессии.
      – Ничего страшного, – отозвался я.
      – Может, порекомендуете вашего врача Дейву? – сказала Жанин.
      – Это вторая половина Дейва, – прощебетала Марти.
      Чарли с большим интересом оглядел прелести Жанин.
      – Идемте с нами. – И Марти потащила нас за собой сквозь изумленную толпу к дверям. – Вон там большой зонт для гольфа, а вы, Жанин, можете нести фонарь, – стала распоряжаться она, когда мы вышли во двор.
      Чарли, сгорбившись, хромал за нами, как Квазимодо.
      – Скажи мне, откуда здесь Генри Талбот? – спросил я Марти, когда Жанин бросилась на помощь поскользнувшемуся Чарли.
      – Генри… ах, этот, – с неприязнью ответила она. – Он работает над совместным проектом «Альгамбры» и «Артс Энтертейнмент» в Штатах. Историческая драма в десять миллионов фунтов. На главную роль собираются пригласить Мэрил Стрип.
      – Правда?
      – Правда, – твердо проговорила Марти. – Очень престижный проект. В него вложились и ирландцы. Премьера будет в Бостоне. Говорят, что сенатор штата прочит фильму огромный успех, да и сам Брэндон ждет многого от проката. Чтобы сохранить лицензию, компании необходимо будет выпустить несколько фильмов с начинкой из страшилок и секса. Так что ему еще предстоит потрудиться.
      – Значит, Генри здесь не только для того, чтоб доставить нам с Жанин неприятности?
      – Дейв, ты становишься параноиком.
      – Я бы хотела расспросить вас о новых кинопроектах, – догоняя нас, сказала Жанин.
      – Непременно поговорим, – пообещала Марти, – а сейчас давайте поможем моему многострадальному мужу запустить петарды. Он готовится к этому событию целый год, но не выносит, если кто-то из братьев предлагает помощь. Вообще-то все это легче сделать посредством электроники. Нажимай себе на пульт – и готово, но нет, Чарли как ребенок, ему важно самому все смастерить.
      То, что Марти назвала петардами, оказалось крупногабаритной установкой для фейерверка, с целой системой электрических и механических устройств для запала. Я молча наблюдал, как возится с ней Чарли, пока он не попросил меня спрятать голову за специальный щит, а сам нажал на «пуск». Несмотря на то, что час назад Чарли здорово зашибся, с «петардами» он справился в одиночку. Небо раскрасилось яркими огнями.
      Издалека послышались жидкие аплодисменты. Сквозь клубы дыма мы прошли обратно в дом. Как только Марти заметила, что Жанин ушла немного вперед, она тут же повисла у меня на плече и заявила полным решимости тоном:
      – Дейв, Генри Талбот вернется в Лос-Анджелес ближайшим рейсом, если ты дашь мне слово, что забудешь о деле Винса Кинга. Ты забудешь даже его имя, ясно? – И она вложила мне в ладонь крохотную бумажку с номером телефона.

      – Дейв, сделай так, как хочет эта женщина, – велела Жанин, когда мы обсуждали сказанные напоследок слова Марти.
      – Ни за что! Если я отступлюсь, она и дальше будет вертеть мною, как ей вздумается.
      – В тебе говорит мужская гордыня, и только. Генри…
      – Не смей нас сравнивать!
      – Генри затаскает меня по судам. Ты не представляешь себе, какой он мстительный. Его семья чуть не отобрала у меня детей, как будто все, что от меня требовалось, – продолжить род Талботов. Теперь он хочет довести дело до конца. Ллойд – прямой наследник Талботов, и Генри со своим папашей не желают, чтоб такой родовитый ребенок рос в трущобах Манчестера.
      – Что значит, в трущобах?
      – Для тебя, может, и не трущобы, а по мнению Генри, помойка. Для него приличное место – это богатый особняк или замок. Он уже попенял мне, что Ллойд говорит с манчестерским акцентом.
      – Боже милосердный! – взревел я. – Все равно я не могу ей позвонить.
      – Почему? Ты ведь все равно не занимаешься делом Кинга после аварии.
      Я не говорил Жанин о письме на имя министра внутренних дел и теперь решил сохранить этот факт в тайне.
      – После покушения на мою жизнь, – уточнил я.
      – Тем более нужно сообщить ей, что с Кингом ты покончил.
      – Я сам решаю, что кому сообщать.
      – Свинья упрямая! – бросила Жанин, и с этого момента наши отношения покатились в тартарары.
      Несколько праздничных дней мы практически не разговаривали. Имя Кинга, упоминания которого мы, не сговариваясь, избегали, встало между нами стеной, когда наступил первый рабочий день. Утро понедельника выдалось холодным и, как обычно, сырым. Небо плотно сковывали темные тучи. Дети собирались в школу, я – в контору.
      – Ты будешь ей звонить? – спросила Жанин.
      – Нет. Это очередной блеф.
      – Откуда такой вывод, умник?
      – Генри не удастся отсудить детей. Тебе достаточно заявить о том, что он тебя бил.
      – Генри, да будет тебе известно, учился вместе с самыми известными адвокатами страны, а у его отца в высших кругах такие связи, которые тебе не снились. Поэтому вся эта братия будет помогать ему, а не тебе, даже если ты возомнил, что сможешь мне помочь. А на суде он скажет, что расстилался передо мной шелковым ковром, уговаривая последовать за ним в Штаты.
      – Это правда?
      – Да, он просил меня взять детей и поехать с ним, но я знала, что у него роман с другой.
      – Понятно.
      – У них и против тебя найдутся кое-какие факты.
      – Какие именно?
      – Марти Кинг знает, что на тебе два убийства, и расскажет об этом Генри.
      – Если и расскажет, доказательств нет. К тому же ей известно, что в тот день ты просто болтала глупости.
      – Это не глупости.
      – И сейчас болтаешь почем зря.
      – Позвони ей!
      – Не буду, – сказал я.
      – Знаешь, Дейв, я наконец поняла, ради чего ты ищешь неприятностей на свою голову и подвергаешь опасности моих детей. Тебе плевать на Кинга. Ты мечтаешь прославиться, раскрыв дело, на котором все поставили крест.
      В контору я приехал с опозданием, а когда попал внутрь, не мог вспомнить, как добрался до места. После разговора с Жанин мир перед глазами стал еще темнее, а чувство было такое, будто весь я – грозовая туча, готовая пролиться дождем.
      Вскоре после моего прихода в офисе появился Инсул Пэррис в сопровождении двух телохранителей. Несмотря на холодную погоду, с его лица градом катился пот.
      – Теперь мне ясно, как ты зарабатываешь деньги, – напустился он на меня.
      – Вы уверены, что мы на «ты»? – сказал я.
      – Ты мне это брось, грязный шантажист, – завизжал он, как бешеный.
      Бугаи за его спиной занервничали и растерянно переглянулись, словно забыли прихватить с собой смирительную рубашку.
      – В чем дело? – сказал я, пытаясь выжать из себя улыбку, но мышцы лица застыли намертво с тех пор, как я уехал от Жанин.
      – Проблема в тебе, Кьюнан. Ты мерзавец! Ты дал мне слово, что я больше не вспомню о тех свиньях, что пытались меня очернить. И что же я вижу? Ты прогуливаешься под ручку с этой старой паскудой!
      – Я не понимаю, к чему вы затеяли этот разговор, и прошу покинуть мой офис, – ответил я.
      – Я тебя вышвырну из этого бизнеса. Я тебя уничтожу! – снова заорал он, пребывая, судя по всему, в состоянии невменяемости.
      – Вызови полицию, – велел я Селесте.
      – Только попробуй, – пригрозил Пэррис.
      – Давай звони, – повторил я. – Мы не располагаем средствами защиты от сумасшедших.
      Селеста набрала номер, и Пэррис слышал, что она говорила в трубку, но не унимался.
      – Не посмеешь после того, что совершил. Я тебя в тюрьму посажу за шантаж и вымогательство.
      – Я вас не знаю и не понимаю, почему вы мне угрожаете, – сказал я, давая ему последний шанс убраться без шума.
      У нас с Пэррисом была договоренность о том, что я забуду о его деле, и я свое слово держал.
      – Если вы меня в чем-то обвиняете, тогда объясните толком, – добавил я.
      Пэррис глумливо усмехался и не сходил с места. По бокам от него будто вросли в пол две мощные фигуры телохранителей.
      Я бросил взгляд на часы: полиция должна явиться по вызову в течение пяти минут. Уже через две минуты послышался рев сирены, который, впрочем, не означал, что едут к нам. Зато Пэррис встрепенулся. Он наморщил лоб, бросил мне «Ладно, забудем!» и поспешил к выходу.
      – Вы его знаете? – спросила Селеста, когда все трое исчезли.
      – Впервые вижу, – отозвался я. – Отмени вызов.
      Она развернулась к своим бумагам, но по осанке, с которой Селеста уселась в кресло, я понял, что она мне не поверила.
      Буря, назревшая внутри меня, требовала выхода. И поделом мне, за то, что впутался в отношения Кингов и Карлайлов. Изменить прошлое я был не в силах, зато мог освободиться от него, и решил начать с Инсула Пэрриса. Я достиг точки кипения. Дело было не в Жанин или Марти и не в Пэррисе. Проблема заключалась во мне самом. Я устал от прилепившегося ко мне ярлыка «легкомысленного мужчины умной женщины».
      С меня хватит. Никому больше не позволю манипулировать собой.
      Я поднялся с места. Селеста поглядела на меня с тревогой.
      – Куда вы? – спросила она, когда я надевал пальто.
      – Разобраться с этим типом.
      – Разве вы знаете, где его найти? – попыталась она остановить меня, но я уже хлопнул дверью.
      Я знал, где найти Пэрриса. Он руководил фирмой, выпускавшей малогабаритные части к самолетам, недалеко, в Траффорд-парке. Дела его, насколько мне было известно, шли хорошо. Фирма открыла филиалы не только в Бирмингеме и Лондоне, но и за границей. Подъезжая к административному зданию, я заметил на стоянке «Бентли» Пэрриса. Оставив машину на улице, я прошел в приемную.
      – Скажите мистеру Пэррису, что его хочет видеть мистер Кьюнан, – не очень вежливо объявил я.
      Молодая секретарша разглядывала меня с опаской. Видимо, она нажала на кнопку вызова охраны, потому что в следующую минуту рядом со мной появился человек в форме и стал задавать мне ненужные вопросы. Едва я начал с ним пререкаться, как с верхнего этажа послышался шум и, грохоча каблуками по ступеням, на лестнице появился Пэррис. За ним, пытаясь успокоить хозяина, бежали трое молодцов в строгих костюмах.
      – Грязная свинья! – заорал Пэррис, перескакивая через три ступеньки.
      К несчастью для Пэрриса и к счастью для меня, времена, когда он находился в спортивной форме, давно миновали, и он неудачно приземлился прямо у моих ног на виду у своих помощников и местных блюстителей порядка. Но падение не отрезвило его, а лишь прибавило злости.
      – Хватайте его! – закричал он охраннику в форме, продолжая осыпать меня проклятиями. – Это уголовник!
      Охранник неуверенно взглянул сначала на меня, потом на хозяина. В известной ему инструкции, наверно, не было прописано, как поступать с теми, кого оскорбляют. Я сложил руки на груди и улыбнулся. Тем временем вокруг нас успели собраться работавшие на первом этаже люди, желавшие узнать, по какому поводу крики. Пэрриса, брызгавшего в припадке гнева слюной, окружала целая толпа.
      – Хватайте его! Бейте его! – не унимался он, поднявшись на ноги.
      На мои плечи опустились тяжелые ладони охранников. Я даже не попытался высвободиться.
      – Пэррис, вы хотите, чтоб я рассказал всем о ваших пристрастиях? – почти выкрикнул я, чтоб он расслышал мои слова сквозь собственную брань. – Мне нужно сказать вам пару слов наедине.
      Поведение Пэрриса изменилось, как по команде: он прекратил оскорбительный натиск и в паническом ужасе бросился наверх, в свой кабинет. Я остался в плотном окружении охранников.
      – Что стряслось? – спросил один из них, судя по всему, член Объединения бывших военнослужащих. – Вы из полиции? Мы знаем, что хозяин с причудами, но от него зависит судьба сотен рабочих.
      – Уберите, пожалуйста, охрану, – попросил я. – Мне просто нужно поговорить с ним. Есть вещи, которые при посторонних лучше не обсуждать.
      Охранник нехотя подчинился. Я слушал, как люди вокруг советовали проверить мою карточку полицейского или удостоверение, но никто на этом не настаивал: видимо, они не впервые были свидетелями истерического припадка хозяина. Я поднялся по ступеням и оказался в коридоре со множеством закрытых дверей. Кабинет Пэрриса находился в самом конце. Я постучал и прокричал через дверь:
      – Я хочу поговорить. Я пришел не для того, чтоб причинить вам вред.
      – Я положу этому конец! – снова взвился Пэррис. – С меня довольно!
      Дверь была заперта, но поддалась, когда я подтолкнул ее плечом. Пэррис сидел за столом. Едва я сделал шаг вперед, он направил на меня пистолет и щелкнул затвором. На столе перед ним лежала коробка с патронами. Он рыдал и рвал на себе волосы, но во всем этом сквозила фальшь. Я был уверен, что он играет. Для него это не впервой. Он направил пистолет на меня. Я захлопнул за собой дверь и снова закричал:
      – Хорошо! Тогда заодно пристрелите и себя, если не хотите объяснить, зачем вы приходили ко мне.
      Похоже, это заявление его удивило.
      – Если Карлайл послал тебя за деньгами, – засопел он, – передай ему, что он выжал из меня все, что у меня было. Я – пустой, а фирму разорять не собираюсь.
      – При чем тут Карлайл и о каких деньгах речь?
      – Ты с ним заодно. Скажешь, нет? Я видел, как ты лип к нему, точно верный пес.
      – Я на него не работаю, – спокойно сказал я.
      – Значит, скоро будешь работать. Я на таких независимых насмотрелся. Он мастер заманивать людей. Когда-то, очень давно, я совершил ошибку, и с тех пор он жить мне не дает. Ты отдал ему копии тех бумаг, так?
      Пэррис плескался в океане жалости к себе, но продолжал вертеть в руке оружие. Не хотелось бы, чтоб эта личная драма закончилась трагедией. За дверью послышались голоса, и люди Пэрриса попытались войти к нам, но я их не пустил. Чтобы забаррикадировать дверь, я пододвинул к ней шкаф.
      – Сюда никто не войдет, пока вы не расскажете мне, что происходит, – заявил я. – А что касается пистолета, или стреляйте, или уберите его подальше.
      Он положил пистолет на стол.
      На то, чтоб успокоить Пэрриса, ушло минут тридцать. Оказывается, Брэндон Карлайл шантажировал его в течение двадцати лет, вымогая деньги и информацию. Увидев меня с Карлайлом на новогоднем приеме, он решил, что теперь для него все кончено.
      После моего ухода Пэррисом занялась дежурившая в здании медсестра. Он, как мне показалось, поверил, что я не собирался его шантажировать. Когда я спустился вниз, там еще обсуждали случившийся у хозяина припадок, и до меня долетело слово «педофил», причем неоднократно. На выходе меня никто не остановил, но все находившиеся в приемной проводили любопытными взглядами. Грехи Пэрриса наверняка не являлись тайной для его служащих, хотя он был убежден в противном.
      В агентство я вернулся другой дорогой – в Траффорд-парке множество развязок, но все на одно лицо. Пока я выбирался из этой крупнейшей индустриальной зоны, спокойнее на душе у меня не стало. Скорее наоборот. Я думал о том, что мои чувства к Брэндону и Марти подобны чувству Пэрриса по отношению ко мне. Добравшись до конторы, я потребовал к себе Майкла Ко и Питера Снайдера.
      – Но Дейв… простите, мистер Кьюнан, они сейчас заняты в другом месте, – запротестовала Селеста.
      – Вызови их по пейджеру, – велел я.
      – Тогда их придется заменить кем-то еще. Кто будет выполнять их работу?
      – Ты, – отрезал я.
      Селеста принялась громко шуршать бумагами на своем столе. Меня это жутко раздражало.
      – И еще. Позвони агенту по недвижимости и узнай, нет ли на нашей улице подходящего помещения для нового офиса. Я не могу работать в таких условиях. К тому же у наших клиентов складывается впечатление, что я твой помощник.
      – Хорошо, мистер Кьюнан, – улыбнулась она.
      – Только не надо затевать ничего грандиозного.
      – Я вас поняла.
      Вероятно, нашлось бы немало людей, которые не только бы не отказались, а рады были бы плясать под дудку Брэндона Карлайла и Марти Кинг. Я не из их числа. Подстегивать события я тоже не стал: пусть жизнь идет своим чередом. После письма министру внутренних дел я не предпринял ничего, чтоб продвинуться в расследовании дела Винса Кинга, да и зацепиться было не за что, кроме показаний Деверо-Олмонда, а мертвые – плохие свидетели. К тому же мне надо было по-настоящему окрепнуть после «аварии».
      Но мое официальное послание министру действительно оказалось камнем, брошенным в тихий омут. Точно круги по воде, вокруг него пошли разговоры. Если о письме знала манчестерская полиция, значит, и Брэндон Карлайл уже в курсе, в противном случае он не пригласил бы меня на новогодний прием и не обхаживал, демонстрируя нежные, почти отцовские, чувства. И Марти не решилась бы меня шантажировать. Просто действовали они по-разному: Брэндон предлагал пряник, а Марти грозила кнутом. В искусстве «общения» они превзошли самих себя. Поодиночке их еще можно было выдержать, но вместе – это слишком даже для меня. Упорство, с которым эта парочка пыталась, удержать меня от дальнейших действий, убеждало меня в одном: дело Винса Кинга нужно пересмотреть, даже если он виновен. В деле этом существует тайна. Ее всеми силами стараются скрыть. И я не буду чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока не докопаюсь до истины. Семье Карлайл требуются железные гарантии моей лояльности, они желали бы иметь меня под боком, как выдрессированного спаниеля. Инсул Пэррис расценил мое появление рядом с Карлайлом именно в этом смысле. Пока Брэндон считает, что договорился со мной, но кто знает, далек ли тот час, когда ему вздумается убрать меня с дороги так же, как Лу Олли и Сэма Леви?
      Мне предстояло сделать окончательный выбор: снова взяться за дело Винса Кинга, пока еще не поздно, или подчиниться Карлайлу. Вообще-то я принял решение раньше, когда сказал Жанин, что не буду звонить Марти.
      С высоты своего положения министр Макмэхон справедливо рассудил (не без участия своих ближайших советников), что письменное свидетельство о том, что адвоката Кинга втянули в, мягко выражаясь, правовое сутяжничество, не является достаточной причиной для пересмотра дела. Мне предстояло отыскать новые улики, на основании которых можно было бы подать апелляцию. В любом случае главное, что теперь об этом деле осведомлены официальные лица, и если мне повезет найти необходимые доказательства, Макмэхону придется взять дело под свой личный контроль.
      С исчезновением Деверо-Олмонда у меня оставалось только два живых свидетеля тех давних событий – доктор Стерлинг Самим и продажный полицейский Мик Джонс. Нужно поторопиться и встретиться с ними прежде, чем они канут в вечность, как адвокат из Рочдейла.