Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Смерть современных героев

ModernLib.Net / Отечественная проза / Лимонов Эдуард / Смерть современных героев - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Лимонов Эдуард
Жанр: Отечественная проза

 

 


Эдуард Лимонов
Смерть современных героев

1

      На карнавал они опоздали. Когда они сошли с вапорино «Пияззале Рома — Лидо» вместе с толпой спешащих на работу венецианцев, на пьяцца Сан-Марко шел крупный тяжелый снег. Ни единой маски, ни единого маскарадного костюма в толпе. Сложив фантастические маски и костюмы в сундуки спать до будущего года, венецианцы облачились в одежды рабочих и буржуа, в теплые шерстистые пальто, бушлаты и, зевая, погрузились в обычное состояние.
      Молодой Виктор был разочарован. Красивый латиноамериканец испугался снега и холода еще в поезде, когда утром, подняв штору на окне спального купе, они увидели белую Северную Италию. Промелькнули в белом пушистом тумане Верона и Падуя, и последней появилась Адриатика. Вода Адриатики напоминала мыльную воду, выливающуюся в раковину из резинового шланга стиральной машины после первой стирки.
      Ступив на твердую землю, они завяли. Не помогла и пара линий кокаина, принятая каждым из них в купе, уже когда поезд стоял на венецианском вокзале и все нормальные пассажиры давно выгрузились, — энергия, полученная от линий, была полностью истрачена в путешествии на катере. Мисс Ивенс, снабженная своим собственным, независимым от остального мира генератором энергии, конечно, осталась стоять на продуваемой ветром и снегом, насквозь промерзшей палубе вапорино. Двум ее спутникам пришлось остаться с нею, хотя одежда их была явно не предназначена для такого рода погоды. На Викторе был легкий плащ, а старший, Джон, поверх токсидо (под ним — залитая вином рубашка), прикрытого шелковым фуляром мисс Ивенс, был в тонком черном пальто.
      Мисс Ивенс тоже была одета не бог весть как тепло — салатного цвета плащ, употребляемый как униформа парамедиками парижских клиник, поверх лишь свитера, но ей было жарко, а не холодно. Температура тела мисс Ивенс зависела от ее психического состояния, она могла мерзнуть, когда все другие задыхались от жары. Не смахивая снега с экстравагантной массы волос (она только что неудачно окрасила их в цвет кожи неспелого авокадо), мисс Ивенс с удовольствием всматривалась в палаццо и склады по берегам каналов и во встречные катера, баржи и лодки.
      — Красиво! Прекрасно! Какая прелесть! — без устали восторгалась она. И дергала за руку или обнимала за талию младшего из мужчин — это была его первая поездка в Венецию. — Посмотри, как прекрасно, Виктор! Правда, прекрасно? — Рука мисс Ивенс указывала между тем на баржу, туго нагруженную хорошо увязанными короткими бревнами. По-видимому, бревна предназначались для венецианских каминов. Безусловно, низкая баржа на мыльно-зеленой воде была по-своему красива, кора бревен была удивительно светлой, возможно, это были березовые дрова… Однако странным казалось то, что мосты и прочие архитектурные сооружения не заслуживали, очевидно, по мнению мисс Ивенс, никакого внимания, потому что она не указывала на них Виктору.
      Старший, Джон, соврал, что он уже был в Венеции однажды. Соврал, может быть, из желания самоутвердиться, а скорее, чтобы избавиться от разъяснений и утомительных предполагаемых путешествий к историческим памятникам. На самом деле он, как и Виктор, был в Венеции впервые в жизни.
      Это из-за латиноамериканца они оказались в Венеции. За день до этого у старшего, Джона, был день рождения, множество гостей и обилие алкоголя. Приведенные в апартмент на рю Алезиа журналистом, ушедшим через полчаса, остались и веселились с его гостями совсем не известные Джону — мисс Ивенс и Виктор. Среди двадцати или тридцати гостей, точнее определить, сколько их было, Джон Галант не старался, да и не смог бы, ибо гости круговращались, одни приходили, другие покидали квартиру, было еще с полдюжины или более личностей, ему неизвестных. Так и оставшихся неизвестными. Но мисс Ивенс, ох, ее невозможно было не заметить… Не говоря уже о волосах цвета кожи авокадо… Мисс Ивенс легко овладела всеобщим вниманием и через какой-нибудь час уже разглагольствовала в центре само собой образовавшегося вокруг нее кружка почитателей. Капризный и манерный, светский, самый английский на свете язык мисс Ивенс заманчиво журчал и переливался, и в конце концов и сам новорожденный уселся, поджав под себя ноги, у стены возле дивана, где сидела мисс Ивенс.
      Как все сирены, мисс Ивенс пела абстрактные, но красивые песни ни о чем, в сущности. Больше всего о болезнях и аллергиях. Но моряки стекались, завороженные. Тем более что сирена еще сопровождала пение скручиванием (и очень профессиональным!) марихуанных джойнтов. Истосковавшись по родному американскому продукту, стекались, в основном, американские гости Галанта.
      — Долой гашиш, да здравствует марихуана! — выкрикнул артистический директор журнала «Модерн-эйдж» Ронни Кобальт, обращаясь к своему эдитор-ан-шеф, когда Джон уселся рядом с ним на пол. — Happy birthday, boss! — и протянул ему джойнт.
      Мисс Ивенс в это время уже скручивала следующий, признаваясь одновременно в своей аллергии к апельсинам. Если бы он не взял джойнт, он не оказался бы сейчас в Венеции. «Долой гашиш!» — Эдитор-ан-шеф впился в джойнт. Дела журнала и его личные были плохи.

2

      Он открыл глаза, но долго не мог понять, где он находится. Перед ним была стена, но это не была ни одна из стен его квартиры. Его стены были старые, мутно-грязно-желтые. Стена, в которую упирался взгляд, была розовой. Он поднял глаза. Слишком скоро взгляд уперся в срез потолка. Потолок был белый. Потолок висел над ним слишком низко. Он проснулся в очень низкой комнате, понял он. Пожалуй, если он встанет, то не сможет выпрямиться. «Я не дома», — понял он. И пошевелился.
      «Good morning…» — пропел над ним сладкий голос и окончательно спутал начинавшие было налаживаться его представления о пространстве. Над его головой, в амбразуре непонятной дыры в стене, появилось лицо. Пять морщин на лбу, облупившийся округлый носик и средиземноморский куст волос авокадо. Все это продолжалось голым белым телом, очертания его расплывались в глубине дыры. Тело опиралось на локти. Груди свисали мешочками. Видимые снизу, они явились ему в странном ракурсе.
      — Good morning… ?a va?
      — ?a va, — сказал он. — Я, кажется, напился вчера.
      — Да, — подтвердила обладательница грудей-мешочков. Безо всякой тревоги или осуждения, но радостно. — Очень напился и накурился. Но ты держался молодцом до самого конца. Только у меня здесь ты свалился, и нам пришлось раздевать тебя. Ты помнишь, как меня зовут?
      — Нет, — признался он.
      — Молодец! — Она захохотала смехом серебряного колокольчика из хорошей семьи. — А ты знаешь, где ты?
      — Нет.
      В норе, из которой она выглядывала, зафыркали. Очевидно, там находилось по меньшей мере еще одно человеческое существо.
      — Я — Фиона. Фиона Ивенс. И ты у меня дома. На Монмартре. Рю Лепик.
      — Я хочу в туалет, — сообщил он хмуро. — Где это?
      Ему сделалось неудобно перед женщиной, назвавшейся Фионой Ивенс. Раздевая его, она, вне сомнения, увидела его рваные носки. И одряхлевшие трусики. Несмотря на великолепие верхнего слоя: токсидо, бабочки и рубашки со стоячим, как следует, воротничком, эдитор-ан-шеф англоязычного журнала «Модерн-эйдж» боролся за существование. Вышло только два номера журнала, тиражом в тысячу экземпляров каждый. Непроданные, почти все они лежали в квартире артдиректора Ронни Кобальта.
      — Вниз по лестнице. Осторожно. Дверь налево.
      Он сел и только тогда увидел, что находится на помосте, как бы на лестничной площадке. Довольно далеко внизу он увидел ползала. Назвать помещение комнатой было бы неверно — большое, оно имело несколько великолепных высоких и широких окон, закрытых сейчас шторами. Сквозь щели вливался свет, и блики зимнего солнца дрожали на различных предметах. Он сумел различить стол и на нем — крупную пишущую машинку в сером футляре. Осторожно ставя ноги на ярко-желтое дерево ступеней, он стал спускаться с антресолей. Спустившись, он попал вначале на кухню, поискав, обнаружил ванную, и только третья по счету дверь привела его в туалет. Отлив и поглядев на себя в зеркало (оттуда на него взглянул рассеянный Джон Галант, и волосы надо лбом Галанта, кажется, еще больше поредели за последнюю ночь), он убедился в реальности собственного существования. Умываясь, он свел временные концы с концами. Вчера он каким-то образом пересек Париж и попал в квартиру новой знакомой — англичанки мисс Ивенс. Однако он не мог вспомнить, как и при каких обстоятельствах он покинул свое жилище. Оставались ли еще там гости, или все ушли, и запер ли он квартиру. Он решил спросить об этом мисс Ивенс.
      Когда он вышел из ванной, там, наверху, мисс Ивенс бравурно беседовала по-французски с мужским голосом. Джон Галант, к стыду своему, за год пребывания в Париже так и не сумел выучиться французскому до степени понимания быстрого разговора. Журнал «Модерн-эйдж» отнимал все его силы и энергию и ограничивал поле его деятельности английским языком. Большинство людей, с которыми Джон общался, были, впрочем, парижские американцы. Доллар стоял крепко и стоил дорого, потому американское население Франции насчитывало сорок тысяч человек. И большинство из них жили, разумеется, в Париже. Вдохновляемые судьбами Хемингуэя и Миллера, несколько тысяч молодых американцев осели во французской столице. Часть их с блокнотами и запасом хорошо отточенных карандашей начинали день за столами кафе. Восемь англоязычных журналов публиковались в Париже. Преследование «америкэн кальчурал дрим» не оставляло времени для изучения языка аборигенов и их культуры.
      — Вы были когда-нибудь в Венеции, Джон? — спросила его мисс Ивенс, когда он вскарабкался по лестнице на антресоль и стал одеваться, отвернувшись спиной к дыре; оттуда теперь выглядывала спина мисс Ивенс, до половины прикрытая авокадными волосами. (Дыра — теперь это стало ясно — была еще одной антресолью над антресолью и служила мисс и мужчине спальней.) — Виктор, представляете, никогда еще не был в Венеции!
      — Был, — односложно соврал Джон. И подумал: «Интересно, чем я занимался с мисс Ивенс и ее другом, прежде чем уснуть, если был в состоянии чем-либо заниматься?»

3

      Если бы они не выпили за ланчем три бутыли «Божоле Виляж», он бы не попал в Венецию. Но они выпили. И это был Джон Галант, захмелевший вновь и уже никуда не торопившийся, он первым вспомнил: «В Венеции сейчас карнавал, если не ошибаюсь?»
      И он не ошибался, в тот день в Венеции еще был карнавал. Последний день карнавала.
      Они сидели вокруг ярко-желтого стола, помещающегося под помостом, на котором провел ночь Джон. Аккуратную яичницу с английским беконом приготовил Виктор.
      — Вот что, мужчины, — сказала мисс Ивенс, — поехали в Венецию. На карнавал. Сейчас же. Нужно осуществлять мечты. И осуществлять их мгновенно. Именно в момент, когда они приходят в голову, а не через пару лет или к концу жизни, как американские пенсионеры, в возрасте восьмидесяти лет наконец являющиеся с туристским визитом в Европу. Десять дней мечты перед смертью. — Она насмешливо взглянула на Галанта. — В Венецию! Я иду звонить на Лионский вокзал. — И, встав, мисс Ивенс пошла в глубину зала, к телефону.
      Гладко причесавший очень черные волосы — бритые щеки и шея отливали синевой — Виктор улыбнулся.
      — She is so crazy, Fiona! — произнес он восхищенно, трудно справляясь с английским языком. Несмотря на очевидно проведенную в таком же стиле, как и Джон, ночь, желтая рубашка латиноамериканца была свежа и незапятнанна. Ало-белый галстук не измят. Галант скосил глаза на свою, забрызганную несколькими большими каплями красного вина рубашку. Возможно, латиноамериканец мало пил и потому оставался таким свежим и аккуратным. Он явно был франт. От него пахло крепкими мужскими духами. Так как Галант не заметил в ванной комнате присутствия предметов мужского туалета, получалось, что Виктор носил духи с собой.

* * *

      Энергично водрузив трубку на рычаг, деловая, вернулась с клочком бумаги в руке мисс Ивенс.
      — Внимание, джентльмены, — сказала она. — Поезд отправляется в 18:30 с Лионского вокзала. Мы возьмем спальное купе, нас как раз трое, по количеству мест в купе, и к утру мы проснемся в Венеции.
      «Как видно, эти люди действительно привыкли буквально следовать своим желаниям», — подумал Галант.
      — Без меня, — сказал он вполне равнодушно. — Я не могу. — Явно неосуществимые затеи его не привлекали.
      — Но почему? — воскликнула мисс Ивенс. — Ненадолго. На несколько дней.
      — Не могу по одной простой причине. Неделю назад у меня украли паспорт. Или, может быть, я его потерял. Новый, сказали в консульстве, будет готов только к концу месяца.
      — Что он сказал? — переспросил Виктор у мисс Ивенс.
      — Он говорит, что у него нет паспорта. У него украли паспорт, потому он не может поехать с нами.
      — Это не проблема, — сказал Виктор. — Если он хочет, я достану ему паспорт. Паспорт будет у него через час.
      — Он имеет в виду фальшивый паспорт? — Джон вздохнул.
      — Ну нет, настоящий, хороший паспорт. — Виктор, казалось, обиделся.
      — Американский?
      — Французский. Чем французский паспорт хуже американского?
      — Может, он и лучше, но я плохо говорю по-французски.
      — На американский паспорт требуется больше времени, — подумав, сказал Виктор. — День или пару дней.
      — Мы должны выехать сегодня же. Сейчас, — сказала мисс Ивенс. — Завтра будет неинтересно.
      — Я все равно не смогу ехать с вами, даже если мы решим проблему паспорта. На моем счету в BNP — двести франков.
      — И у Виктора нет денег, — радостно сообщила мисс Ивенс. — Но у меня есть деньги. Поехали. Посмотрите на эту поездку с другой стороны, Джон. Представьте себе, Джон, что мы совершаем доброе дело, везем в Венецию юношу, который никогда там не был и мечтает о ней. А?
      — Вы предлагаете мне отправиться в Венецию за ваш счет? Но почему? — Галант был искренне изумлен непонятной щедростью женщины, знающей его менее суток.
      — О, почему… почему… — Лицо мисс Ивенс внезапно покрылось розовыми пятнами. — Мне так хочется, вот и все… И у меня есть деньги, чтобы осуществить мое желание. Смотри… Иди сюда! — Она отступила к двери кухни и стояла там, приглашая его рукой.
      Галант встал и прошел за нею в кухню. Вежливый и спокойный, остался на месте Виктор. Он, очевидно, хорошо знал привычки мисс Ивенс и не удивлялся эксцентрическому предложению женщины прогулять двух мужчин в Венецию.
      В углах кухни и на полках — повсюду стояли банки. Взяв наугад одну из них с этикеткой «Нэскафе», мисс Ивенс высыпала из нее на кухонный стол колючие и пряные травы, очевидно специи, и, запустив руку глубже, вынула толстую пачку пятисотфранковых билетов, стянутых резинкой. «Видишь!» Пошарив рукой среди банок на полке, выдернула деревянно-медный корпус старой ручной кофе-мельницы, быстро отвинтила гайку на дне ее и вытряхнула содержимое на стол. Вместе с деталями механизма вывалились несколько пачек пятисотфранковых билетов, также перетянутых резинками. «Нам этого хватит на неделю, не волнуйся!»
      Низведенный или возвышенный из «вы» в «ты», он согласился.
      — OK, едем! — Еще за несколько месяцев он бы ни за что не согласился, но сейчас он был готов. Созрел, по всей вероятности.

4

      — Последний раз я была в Венеции с Чарли. Интересно оживить вдруг воспоминания! — Мисс Ивенс радостно огляделась вокруг.
      Джон — в кармане его, впрочем, находился паспорт, удостоверяющий, что он — Жан-Кристоф Деклерк, — подумал, что, если бы он встретил Чарли, «человека, сломавшего ей жизнь», как он мысленно назвал его, он по меньшей мере дал бы Чарли по физиономии. По пятидесятилетней физиономии интеллектуала и университетского профессора. Информации, сообщенной мисс Ивенс в поезде, было предостаточно, чтобы понять, какой бастард был, есть и останется этот хваленый Чарли.
      Мисс Ивенс шла между двумя мужчинами, держа их под руки, время от времени повисала на их руках, болтала ногами и смеялась. Виктор, остановившись для этого, тронул рукой обильно заснеженную ветку пинии, боком нависшей над набережной, и ветка осыпала их снегом.
      — Это очень хорошо, что мы в Венеции! — воскликнула мисс Ивенс. — Я очень рада, что мы вот так вот спонтанно приехали. Я не выношу строить планы, а вот так, вдруг — это очень хорошо. Как приятно здесь, да, Виктор?
      — Хорошо, — согласился латиноамериканец, оглядывая набережную и канал, усеянный катерами и баржами, везущими всевозможные грузы, насущно необходимые венецианскому жителю. Ящики с вином и даже груды кирпича. Виктор поежился: — Только я представлял себе ее иначе. Я думал, Венеция теплее и южнее. Я не люблю холода, — добавил он стеснительно.
      — Сейчас мы отправимся в кафе на пьяцца Сан-Марко, господа мужчины, и будем иметь наш первый венецианский завтрак, выпьем по чашке горячего кофе! — сказала мисс. — Впрочем, я никого не насилую, каждый из нас должен делать то и только то, что ему нравится.
      — Разумеется, — согласились мужчины.
      Однако они хотели кофе немедленно. Они замерзли. До маниакальной жизнерадостности мисс Ивенс им было далеко. И когда, выйдя с набережной на пьяцца Сан-Марко, вдруг расхохотавшаяся от удовольствия мисс Ивенс на минуту оторвалась от них, вприпрыжку побежав по площади, они доверительно признались друг другу, что замерзли.
      Найти открытое кафе оказалось непростым делом. Почему-то все они оказались закрытыми на следующее утро после карнавала. Возможно, владельцы занимались залечиванием ран и устранением повреждений.
      «Наверное, после карнавала у венецианских кафе должны быть серьезные повреждения», — подумал Галант. Он с завистью оглядел группу немецких туристов с фотоаппаратами. Все они были одеты в добротные полушубки на меху, и физиономии их пылали. На крюке квартиры на рю Алезиа у него висел подобный полушубок, но по воле новых друзей он оказался в Венеции в той же одежде, в какой покинул свое жилище накануне ночью. Прибавился лишь белый шарф-фуляр, выданный ему мисс Ивенс. Она не позволила ему заехать на рю Алезиа. «Все должно быть спонтанно». За исключением носового платка, ключей от парижской квартиры и чужого паспорта (определяющего рост владельца в 1 метр 79 сантиметров, тогда как Джон Галант возвышался над землей всего на 1 метр 70 сантиметров), Галант ввез в Венецию лишь носильные вещи. Мисс Ивенс, несмотря на то, что имела возможность взять с собой в путешествие сколько угодно багажа, по своей воле предпочла путешествовать налегке. С плеча у нее свисала видавшая виды, потертая, с трудом закрывающаяся обычная женская сумка — в таких они таскают косметику. В сумке находился весь багаж: большая железная коробка с марихуаной, машинка для изготовления сигарет, сигаретный табак, железная коробка с кокаином, грязная расческа (ее мисс Ивенс подобрала уже на вокзале, подняв с перрона) и множество лекарств. Лекарства в капсулах, порошках и пилюлях служили мисс Ивенс средством борьбы против многочисленных аллергий и болезней, атакующих тело мисс днем и ночью. В сумке же находился шприц в чехле и несколько пачек пятисотфранковых билетов, перетянутых резинками, — их казна.
      Откуда Джон знал, что содержится в сумке мисс? Когда мисс желала извлечь что-либо из своей сумки, она запросто переворачивала ее и вываливала содержимое на поездное одеяло…
      Лучше всех был экипирован латиноамериканец. В квартире мисс Ивенс у него нашлась нейлоновая сумка с туалетными принадлежностями, несколькими рубашками и желтым свитером. Оказалось, что временно Виктор живет у мисс Ивенс. Он потерял работу. Последней его должностью было место сейлсмэна в обувном магазине у Ле Халля.
      Содержимое сумочки мисс Ивенс сделалось доступным Галанту лишь спустя час после отправления с Лионского вокзала. Попросив Виктора запереть дверь купе, мисс выложила на круглое зеркало хорошую порцию белого порошка. Доброта мисс обрадовала его и испугала одновременно. Если он позволил себе отправиться в Венецию с фальшивым паспортом, то кокаин в сумочке спутницы уже был сверх программы.
      — А вы не боитесь, что вас вдруг обыщут таможенники? — спросил он, однако послушно и с удовольствием вынюхал полагающуюся ему порцию через косо срезанную пластиковую трубочку.
      — Я захватила с собой всего граммов двадцать, — ласково пропела мисс Ивенс. — За двадцать граммов что они могут нам сделать… Вы боитесь, да, Джон?
      — Нет, — соврал Галант, опять произведенный в «вы». — Но не следует забывать, что я путешествую с чужим паспортом.
      — В поезде столько югославов, едущих в третьем классе, что компания относительно молодых людей с привилегированными паспортами Ее Маджести Объединенного Королевства и Французской Республики таможенников не заинтересует. Югославы, работающие в Западной Германии, массами направляются в отпуск в родную Югославию. Это на них направлено внимание таможенников на каждой границе, их заранее подозревают во всех возможных преступлениях, мы же — белые люди… — Мисс Ивенс мелодично расхохоталась. — Скорее, их может привлечь колумбийский паспорт Виктора, чем добротный французский паспорт.
      — Да, — согласился Виктор, — у колумбийцев плохая репутация.
      Галант хотел было спросить у него, почему он все же предпочитает свой настоящий колумбийский паспорт фальшивому или нефальшивому, но чужому, французскому, тем более что ему, как видно, очень несложно таковой паспорт достать, но воздержался. Так как не было никакой уверенности в том, что колумбийский паспорт Виктора — настоящий. Когда прошел по вагону кондуктор, собирая паспорта, Галант завозился на полу с сумкой Виктора, делая вид, что очень занят этим процессом, и лишь на мгновение приподнялся, чтобы протянуть кондуктору документ. Помимо того что он был на девять сантиметров ниже Жан-Кристофа Деклерка, на фотографии подбородок Жан-Кристофа острием опускался на бледную шею его, в то время как подбородок Джона Галанта был разительно округл. Мисс Ивенс радостно защебетала с кондуктором на прекрасном французском языке, всегда вызывавшем почтительное восхищение аборигенов. Иностранка, овладевшая французским в такой степени, не могла быть отрицательной иностранкой.

5

      Наконец им все же удалось отыскать в лабиринтах улочек вокруг знаменитой площади стоячую забегаловку-бар и выпить там по чашке кофе с молоком. Стеклянная стена забегаловки запотела изнутри, многочисленные посетители нанесли, оттаивая, снежную воду и грязь на пол… Компания чувствовала себя группой тараканов, заползших в мокрую теплую щель. Пахло сладким и мучным, плюс едким, поверх кофейных паров, запахом дешевых тонких сигарет.
      Мужчины выбрали по круассану. Оказалось, что итальянский круассан вовсе не напоминает изделие, продающееся под именем круассана во Франции. Мисс Ивенс же выбрала башнеподобное сооружение из теста и ткнула в него пальцем.
      — Per favore! — прожурчала она бармену. — Кажется, я ела это же пирожное с Чарли, — пояснила она спутникам.
      Они были странной группой. Глядя на них, нельзя было понять, кто они, а любой народ — что американский, что итальянский или французский, любит группы понятные. Их не любили в кафе. Им никто не сказал, что, мол, мы вас не любим, но было понятно, что не любят, и по тому, как бармен нехотя делал им кофе, как нехотя выдавал круассаны, как очкастый «синьорэ профессорэ» время от времени неодобрительно взглядывал на них из-за «Иль Темпо». То, что они не туристы, было сверхочевидно. Ни фотоаппаратов, ни путеводителей в руках, ни всепожирающего любопытства во взгляде. Скорее они могли бы сойти за только что приземлившихся на пьяцца Сан-Марко парашютистов. С какой целью приземлившихся? С целью смущения посетителей кафе белым фуляром и бабочкой, авокадовыми волосами и синей мужественностью щек Виктора, его свирепым выражением лица, затягивающим на куда больший вес в обществе, чем экс-сейлсмэн обувного магазина. И было непонятно, в каких же отношениях состоят между собой подозрительные нетуристы. Мисс Ивенс выглядела старше всех, хотя на деле она и Галант были одного возраста. Параллельных горизонтальных линий морщин на лбу мисс Ивенс было пять, и все пять, собираясь в гармошку, когда мисс что-либо доказывала, придавали ей вид старой обезьянки. Такую обезьянку Галант видел в последнее свое лето в Ю-Эс-Эй в городке Монтерей, штат Калифорния. Она забавляла народ на пирсе у океана. Та обезьянка, правда, была в тельняшке. Всех троих, это было ясно, не связывали кровные узы. Ни в коем случае. Виктор, с некоторой натяжкой, мог сойти за сына мисс Ивенс. И они могли быть любовниками все трое. Что и являлось верной отгадкой. Все остальные были попаданиями пальцем в небо. Любовниками они стали в поезде, где-то в районе швейцарской границы.
      Без сомнения, два откормленных бармена в белых куртках, не спеша выдавая венецианскому народу напитки, служили по своей воле и психоаналитиками. Уловив несколько взглядов и прикосновений рук в среде странной компании, блаженное удовольствие на лице мисс Ивенс, барменам все стало ясно, и они презрительно покачали головами. Презрительно и задумчиво обменялись взглядами. (Возможно предположить, что бармены ими обменялись.) Взгляды выражали вопрос: «Хэй, что же эти двое молодых и вполне good looking мужчин, особенно good looking-брюнет, делают с этой старой морщинистой женщиной?» То есть преувеличивающим разницу в возрасте (мисс Ивенс затягивала на более чем сорок пять лет) барменам было ясно, что могут делать мужчины их возраста с такого возраста женщиной. Но проблема усугублялась еще и тем, что у мисс Ивенс была экзема (или аллергия — она дала Галанту одновременно два объяснения). И экзема мисс Ивенс как раз в эти дни переместилась к ней на лицо. Надбровные дуги, часть лба и щеки мисс покраснели и шелушились, а от того, что она не могла удержаться, чтобы не чесать лицо, лицо покрылось мелкими чешуйками струпьев. Положение лишь частично смягчал крем из сумочки. «Почему нужно спать с больным старым животным, когда вокруг множество молодых, яркогубых самок? Деньги?» — недоумевали бармены.
      Они вышли из кафе, ко всеобщему облегчению, оставив барменов с задумчиво отвисшими челюстями. «Бармены, без сомнения, «хорошие животные» и ебут своих краснощеких девок напористо и сильно… Так как в топках их итальянских организмов постоянно горят бараний жир, мясо и виски», — почему-то цветасто подумал Джон. Фраза ему понравилась. Такую фразу можно употребить в романе. По возвращении в Париж он напишет роман. А журнал? Моральные обязательства по отношению к соредакторам журнала — Кобальту и Лили Шварцберг? Соредакторы могут обойтись и без него. Выходя из венецианского кафе, он открыто признался себе, что журнал его больше не интересует.

6

      Снег перестал. Начался тотчас же медленный процесс таяния, мучительный и некрасивый. Сквозь тонкий слой снега на знаменитой площади выступили побочные продукты празднества. Банки, бутылки, картонные пакеты, разнообразные упаковки, из которых человеческие организмы извлекли пищу и напитки. Мусор был посыпан слоями еще не потерявшего веселых цветов конфетти.
      Галант подумал, что в конечном счете хорошо, что они приехали поздно, когда вся толкотня, слава Богу, кончилась и человеческие толпы разбрелись по вокзалам и аэропортам, удалились на автомобилях от города и спрятались в свои норы.
      — Я обязательно должна найти что-нибудь на память о Венеции, — объявила мисс Ивенс и принялась бессистемно бродить по площади, внимательно вглядываясь в мусор. Загадочная улыбка жрицы давно умершей религии появилась на ее надтреснутых синеватых губах. — Я хочу найти или кольцо, или сережку из уха. Люди всегда что-нибудь теряют! — подтвердила она свои намерения уже издали, вначале по-английски, потом по-французски, нежным голоском маленькой девочки. Это был обычный голос мисс Ивенс. Только тогда, когда кожа на ее лбу стягивалась в гармошку, появлялся другой голос.
      — Может быть, нам вначале следует найти отель? — робко сказал Виктор. Предложил. Он не имел права предлагать, он, по крайней мере, считал, что не имеет права, но уж очень было холодно.
      Мисс Ивенс или не услышала, или сделала вид, что не слышит. Внимание к людям и их нуждам сочеталось в ней, очевидно, с полнейшей нечувствительностью к ним же. Декларировалась любовь, но в дополнение к любви навязывалась воля мисс Ивенс. Галант уже успел понять это за двенадцатичасовое путешествие на поезде. Мисс была необыкновенно хорошая женщина, доказательством служило хотя бы то, что они шли сейчас по пьяцца Сан-Марко, но она искренне принимала людей за домашних животных, живущих в ею, мисс Ивенс, созданных условиях.
      — Да, хорошо бы найти отель и выкурить джойнт! — поддержал латиноамериканца Галант. Кофе лишь ненадолго взбодрил его. Тонкие лаковые туфли погружались в мокрый, скользкий, все более гадкий мусор и, кажется, начали промокать, а поиски мисс Ивенс обещали быть длительными.
      Мисс откликнулась на призыв. Соблазнило ли ее упоминание о джойнте, или она лишь прислушалась к Галанту — редактору литературного журнала, отказываясь прислушаться к экс-сейлсмену, латиноамериканцу Виктору? Виктору она покровительствовала. К Джону она хотела бы относиться покровительственно, но еще не знала, может ли. Надев на палец колечко-открывалку, отломленное от смятой пивной банки, мисс удовлетворилась и позволила увести себя.
      Они покинули площадь. Покружив в улочках и опять пройдя мимо бара, в котором подверглись психоанализу, вошли в первый попавшийся отель. Он назывался «Конкордиа». За деревянным барьером сидели три чернокостюмных портье. Взаимные представления заняли несколько минут. Лишь паспорта мисс Ивенс и Виктора были протянуты портье, несколько банкнот из пачки мисс Ивенс переместились в руки кассира отеля, и вскоре они уже закрывали за собой дверь комнаты на четвертом этаже.
      Галант предпочел бы получить отдельную комнату. Однако, имея лишь несколько франков в кармане, он всецело зависел теперь от желаний и решений мисс Ивенс. Комнат на троих в отеле не существовало. Они заняли комнату с двумя кроватями. Существовало четыре варианта размещения троих тел на двух кроватях. Им предстояло выбрать или один, самый радикальный, то есть, составив кровати вместе, развалиться на них через равные промежутки, или же исповедовать три других способа в хаотическом беспорядке.
      Неведомый архитектор выбрал, чтоб мебельный гарнитур, стены и стекло люстры были в отеле «Конкордиа» бледно-зелеными. Цвет Венеции. Зеленовато-мыльные воды Адриатики инспирировали архитектора или салаты с лардом?

  • Страницы:
    1, 2