Мы — Национальный Герой

      — сказал Лимонов.
 
      И так он сказал:
      «Нужно непременно играть. И нужно заиграться. И нужно довести игру до конца — до смерти. /Играть — принять чуждое, но желаемое/».
 
      Еще Лимонов сказал:
      Сахаров и Солженицын — дети радио. Вся так называемая русская оппозиция обязана своим существованиям радиостанциям, а отнюдь не смягчению нравов. Пляши Маклюэн! Никогда ранее в России такое не было возможным. Мы тоже удостоились включения в мировую деревню.
 
      Однажды Лимонов бросил вскользь:
      Легенды Александра Великого, Цезаря, Наполеона, Мао-Тзэ-Тунга — грошовая глупость, лубочный вариант для непосвященных. Я берусь воспитать из подходящего русского мальчика великого полководца и необыкновенного мудреца».
 
      Ох эти главы правительств! Эти Чаушеску, эти Никсоны! Они напускают на себя такой вид, точно мы без них не ели бы, не жили, не существовали. Благодетели! А то до них было пустое место. Сплошной Салтыков-Щедрин был, да?
      произносит национальный герой.
      Надо отнять у них их ореол. Никакой таинственности нет у бюрократов!
 
      Чего ищет человек? /отдельный человек/
      Славы и чести
      А чего ищет государство в лице всех?
      — покоя и усредненности
      и это он сказал.
 
      Для воспитания в простых людях чувства историзма, нелишне выпускать пуговицы с изображениями /поясными портретами/ великих людей древнего, старого и нового времени. Люди каждодневно надевая одежды наслаждались бы видом высоких особ, которые одновременно служили бы и примером.
      так он предлагает. Он — национальный герой Лимонов.
 
      Вот он был неким символом. Вот он был вечным притворой этот Лимонов, черт его знает чем и кем. С одной стороны энергичен, стоек. С другой стороны вдруг где-нибудь на людях, где его не знают — разноется, притворится, в присутствии каких-либо юношей, что те его успокаивать начнут. А выйдет на улицу, как рассмеется!
      Так и корчил дурачка, даже рожи корчить утруждался. Войдет бывало простофилей глупым в иные дома, да так привыкши у двери их и впредь лицо быстро сменяет.
 
      Моя голова атакуется информацией
      ТВ вчера мне показал как японцы ловят в иле каких-то полубычков, полу-рачков. Знать мне это нужно или не нужно, во всяком случае я теперь это знаю.
      Лимонов.
 
      Он вспоминает:
      «Я любил покидать друзей, когда выростал из них. Я не был лишен сентиментальности, но помню облегчение с каким я выходил из ворот завода «Серп и молот» полностью рассчитавшись и поставив нужные лиловые печати. Мир снова был неясен, открыт, а этап был позади. Так же и друзья. Я вспоминал их и вспоминаю.
      Я в каком-то смысле их представитель в других высоких сферах жизни — куда они не дошли. Но я горд и мне хочеться как Суворову при получении звания фельдмаршала прыгать через стул и кричать «Салтыкова обошел! Бестужева обошел!»
      И я таков».
 
      «Ну да; я сын младшего офицера Советской Армии и вполне устраиваю низшие классы. Нельзя сказать что происхождение сразу поставило меня в выгодное положение в мире. Отец мой играл на гитаре, был начальником клуба в своем полку, и паял телевизор. Сколько помню себя, мы жили в одной комнате все втроем.»
      говорил Лимонов в частной беседе.
 
      Для роли национального героя
      тридцать лет вполне подходящий возраст.
 
      Я испытывал чувства ужаса и подавленности пока был такой как все.
      Но подавленность сразу исчезла, как только я набрел на стихи. Уже тогда.
      — вспоминает Лимонов.
 
      Вся моя жизнь есть борьба с общепринятой моралью, с моралью отца и матери, с «будь как все!»
      Я говорю. «Не будь как все!»
      Будь особенный — развивай в себе странности, чутко следи за собой и придешь к искомому. К тому месту жизни, где тебя не будут мучить кошмары, а будет ясное ощущение — я стою там, где нужно и будет легко — чуть ли не взлетишь
 
      Лимонов стал национальным героем за:
      русских харьковских ребят:
      Саню Красного
      Костю Бондаренко,
      «Голливуда»
      За Кота и Леву
      за капитана Зильбермана
      за Витьку Косого
      за друга Кописарова
      за друга Кадика
      За двоих Ляшенко, за Ляховича, за Ляха
      За Витьку Кемченко и Витьку Ревенко
      За Славку Цыгана
      За Бакарева
      За Гришку Приймака
      За Витьку Головашова и Сашку Тищенко
      За Леньку Коровина
      Вовку Золотарева
      умершего Витьку Проуторова
 
      Он дошел за недошедших:
      повесившегося поэта Видченко
      железнодорожника Игоря Иосифовича
      спившегося поэта Мотрича
      зарезавшегося поэта Аркадия Беседина
      за Леньку Иванова
      за Сережку Горюнова
      за директора магазина Мелихова
      за Поля Шеммета
      за художника Басова
      за друга Гришу Гуревича
      За Соколова
      За Прокопченко.
      Московских же ребят перечислить и нет возможности
      . . . . . . . . .
      . . . . . .
      . . . . . .
      . . . . . . .
      . . . . . . .
      . . . . .
      . . . . .
      . . . .
      . . . . . . . .
      . . . . . .
      . . . . . .
      . . . . . .
      . . . . . . .
      . . . . .
      . . . . . .
      . . . . . .
      . . . . . . .
      . . . . . . .
      . . . . . .
      . . . . .
      . . . . . .
 
      Капитан Лукашевич вышел из ворот своей воинской части и задумался. Капитан Лукашевич должен был встретиться на Красной площади в 21 час 00 минут при смене караула у мавзалея с человеком, стоящим возле Лобного места, читающим надпись на исторической доске.
      Алексей Лукашевич должен был подойти и сказать «Здравствуйте! Уже поздно осматривать Кремль, а не пойти ли нам поужинать?!» И после этого, как можно меньше взглядывая по сторонам, он и его странный знакомый должны были отправиться прочь с Красной площади.
      Так все и вышло. Спутник его был лет тридцати, а пожалуй и чуть моложе. Фамилия его была Лимонов.
 
      1974 г. Москва.