Эдуард Лимонов
Контрольный выстрел
МАТУШКА
Россия обычно представляется в облике России-матушки, этакой суровой активистки, приближающейся по энергичности к типу солдатской матери. Однако, в противоположность современной антивоенной пацифистке, — солдатской матери. Россия-матушка зовёт со старых плакатов своих детей в обратном направлении не из разбомблённой Чечни прочь в московскую или екатеринбургскую квартиру, но на праведную войну с немецко-фашистскими захватчиками. Так что Россия-матушка существует скорее как прошлый образ, но новых не появилось, потому её никто не упразднил и конкурентов или конкуренток — символов России у неё нет.
В «матушке» — символ страны содержится фатальный глубокий смысл. Во Франции образ Patrie (Отчизны) представлен Марианной, как её называют — это образ молодой женщины. В 18 веке образ свободы — юной, полногрудой, в красном «фригийском» колпаке, она сжимает древко знамени на баррикаде, наложился на образ Родины, и вот последние столетья, Марианна — это Франция. Представьте себе русских, называющих Родину Машей или Наташей! У англичан Родина персонифицируется то с долгоцарствовавшей королевой Елизаветой I, затем с долгожительницей королевой Викторией, а ныне с пожилой уже Елизаветой II. God save the Queen! Однако королевы-долгожительницы (хотя они и дали названия целым эпохам: елизаветинской, викторианской) лишь отчасти символы Великой Британии. Им далеко до абсолютности русской матери-Родины. У янки есть отчизна мужского пола — это евреистый uncle Sam, точнее Samuel, с длинной белой бородой голландского сектанта: толи квакера, толи менанита.
Почему русские любят свою Родину в облике женщины, минувшей свои лучшие годы, уже не плодной, бывшей женщины? Тюремное сознание даёт ответ и очень исчерпывающий, на этот вопрос: в тюрьме почитается только мать старушка. Ведь другие ипостаси женщины изгнаны из тюрьмы: молодые женщины все обладают инстинктом соития, все практически оказываются неверны заключённому. И только мать-старушка, женщина у которой репродуктивный возраст позади, только она ждёт и любви своего непутёвого тюремного сына. По всей вероятности наш народ адаптировал себе в качестве символа Родины, именно мать заключённого, она же и солдатская мать, ибо заключённый лишь крайний сосед солдата, они помещены на том же поле. Оба несвободные, один жертва наказания, другой — долга.
Есть, мы знаем другой образ матери, куда более известный и универсальный, растиражированный средневековыми ещё иконами, образ мадонны с младенцем. Воспроизведённый сотни тысяч раз на картинах в том числе на русских иконах, почему не молодая женщина, прижимающая к себе дитя, почему? Молодая мать может изменить, потому в образе матери-Родины важен её нерепродуктивный возраст. Мать-старушка единственный небольной для сына-заключённого образ женщины (жена, девушка, могут изменить, мать не может) является таким же единственным родным и неизменяющим образом для сына-солдата.
Мать-родина, старушка-пенсионерка, солдатская мать на самом деле самый неженственный образ. Наша Родина — бывшая женщина.
Можно аргументировать избрание символом матери-Родины необходимостью того чтобы полный сил и здоровья сын защищал старушку-мать. Родина для русского таким образом есть не сила распространяющая покровительство, но слабость, нуждающаяся в защите. Но опять таки, белогрудую французскую Марианну также нужно было защищать от германских парней, в куда большей степени, потому что там, где русскую старушку-мать всего лишь пнут в грязь, французскую пышногрудую девку всего лишь пустят по кругу, изнасилуют.
Целью настоящих размышлений являются сами размышления, и всплывшие в их процессе несколько интересных наблюдений.
Внимательный читатель уже сообразил, что от подобных размышлений попахивает крутым ревизионизмом. Что в первых же строках его вывозят с территории обычных политических категорий на опасные болотистые почвы переосмысления привычных национальных верований. Однако чрезвычайно подозрительна позиция общества, избравшего себе такой символ. Это не отец, не волк, как у чеченцев, не ночхи (?..), но бывшая женщина-пенсионерка. Сын должен защитить бывшую женщину, некогда послужившую ему инкубатором. Наш символ Родины — реликтовое напоминание о матриархате? Наш символ общества пришёл из тюрьмы? Наше общество устроено по тюремным понятиям? Верно и то и другое. Это нездоровый символ, но другого у нас нет. Страна по-тюремному обожествляет старушку маму-Родину. Короче "Не забуду мать родную!" и "Родина-мать зовёт!" две реплики из одной и той же мелодрамы.
Я слышу как уже свистят в воздухе брошенные в меня камни.
БАБИЙ ВЕК
Жители исламского мира считают, что наши женщины «бляди». Есть два ответа на этот упрёк. Да, со своей позиции, с позиций и адата и шариата — они правы. Второй ответ тот, что поведение наших городских женщин в общем-то с некоторыми различиями здесь там, соответствует по поведению женщины в Западном обществе. Женщины Западного мира были чрезвычайно легкодоступны для быстрого соития до прихода на запад болезни AIDS (или СПИД, по-российски). Они утихомирились в какой-то степени в связи с эпидемией СПИДа, хотя и всё равно остаются слишком доступными. Русские городские женщины остались в доспидовой ситуации. Они использовали и развили свою исторически созданную советской властью свободу для своих целей. Они запали в свободности соития даже дальше своих Западных подруг. Можно согласиться с суровым мусульманским приговором. Да, не суровых нравов. Да, они «бляди».
Следует полагать, что бабий век таки короток, в жизни пола женщина — существо куда более эфемерное, чем мужчина. У мужчины четыре сексуальных жизни, у женщины — одна. Именно поэтому шариат предписывает здоровому мусульманину иметь четырёх жён, по мере продвижения по времени.
Женщина и на Западе и в России стремится как можно интенсивнее прожить свою коротенькую сексуальную жизнь от 15 до 30, или с 20 до 35 лет, у кого как. Именно «интенсивность» — стремление иметь больше партнёров и больше соитий и называем мы «блядство». Эти пятнадцать лет также годы наилучшего репродуктивного возраста. Они совпадают со временем когда человеческая самка наиболее привлекательна. Потому под влиянием женского лобби (это не только женщины, но и женолюбы) создалась вокруг женоцентристская культура Запада, культура располагающая вокруг себя во времени и пространстве весь Западный мир и его ценности. Всё в современном Западном мире подобрано к нуждам молодой женщины, всё обслуживает её интересы: в мужчине ценится способность любить, а не воевать, внимательность к нуждам женщины, мужчина из глянцевых журналов трудится чтобы покупать женщинам подарки, богатство — способ завоевать женщину. Во всех случаях речь не идёт о женщине-матери, мадонне или матери0старушке. Заметьте, но исключительно о гуляющей одинокой особе. Западная культура именно женоцентристская, несмотря на то, что мужчины играют роли руководителей, президентов и военачальников. Вся западная (и русская вместе с нею) культура, даже наши сказки, искажают жизненное соотношение вещей. Даже дешёвые сезонные одноразовые песенки о любви грешат против истины, настаивая на равенстве биологических потенций мужчины и женщины, твердят об одной любви. Женщина, как организм живёт дольше мужчины, но как объект желания живёт недолго. Одноклассники, поженившись, после школы, имеют неравную судьбу. Она, родив ему двоих-троих детей уже не может по возрасту привлекать его ярким опереньем (это как у птиц, да!). в 33 года её конечно можно и нужно уважать, как мать его детей, и он это делает, но привлекать его она не может. Природа знает, что делает, когда навешивает девушкам груди в 12–14 лет и тогда же, а то и раньше, заставляет их менструировать. А её одноклассник в 33 года — свежий самец. У мусульман, он если позволяют средства берёт себе вторую жену и радостно с ней совокупляется. Спустя ещё 15 лет, в 48 лет он прекрасно может взять себе вторую жену. А в 60 лет и четвёртую. Ибо в то время, как в мужчине женщину привлекает мужественность и зрелость, мужчину привлекает в женщине свежесть, юность, нежность тела, лица, внешнего облика.
Она противится своей участи. Она стремится в Западной Цивилизации сделать вид, что равный брак — единственный возможный брак, что женщина в 40 и мужчина в 40 лет- одинакового возраста. Но нет же, ничего подобного! Возможно начинать и с брака одногодков может быть. Но в районе 30 лет дороги женщины и мужчины расходятся. Она уже менее соблазнительна и менее готова к репродуктивным функциям (последнее мало заботит современную западную женщину если вообще заботит) хотя ещё способна. Где-то в возрасте 30 лет материнские функции начинают преобладать над её привлекающими, соблазняющими функциями. (Если она выбрала участь бесплодной смоковницы, то после тридцати она начинает засыхать). Именно потому женщины после 30 лет более привлекательны для молодых неопытных самцов, зрелым мужчинам они редко нравятся.
Чтобы не быть обречённым на совокупление с женой бабушкой западный брак всегда соседствовал с институтом содержанок. Любовница и у аристократа и у буржуа была его законным и нормальным дополнением к браку. Буржуа следуя своим нормальным инстинктам практически институциализировал содержание любовниц. Их включали в завещания. Куда естественнее, честнее и здоровее мусульманская система брака, когда мужчина приводит новую жену под одну крышу со старой женой.
Понимая, что 15 или 20 лет, это всё что у неё есть для жизни плоти, для удовольствия плоти женщина испокон веков стремилась растянуть свой возраст удовольствия. Недаром целые индустрии одежды, ухода за телом, за кожей, с целью продления привлекательности, созданы на Западе. Цель этого разумеется не достижения бессмертия, но продления периода привлекательности. Во имя привлекательности и наслаждения современная Западная женщина вообще отказывается от своей репродуктивности, от предназначенной ей жизненной цели — материнства, замещая её гедонистической целью наслаждения. Однако старится она всё равно, если не материнство старит её, то аборты или химические способы, позволяющие не забеременеть.
Мусульмане называют наших женщин блядьми, исходя из понимания роли и цели существования женщины: желанной юной жены, с которой совокупляются с целью воспроизводства потомства. Наши женщины совокупляются с целью только удовольствия совокупления, и потому достойны этого презрительного "бляди!" Мусульманская позиция консервативна. Российская позиция кажется устраивает не только наших женщин, но и русских мужчин, — удовольствий плоти в российской жизни больше и они разнообразнее. Но отказавшись от своих репродуктивных функций, русские женщины неумолимо умерщвляют нацию. Это есть страшная плата за удовольствия. То что в конце концов некому будет получать удовольствия, точнее говоря в конце концов некому уже будет произнести на русском языке фразу: "Я получаю удовольствие", таковых живых существ просто не останется… это касается не только русских, все западные, так называемые «цивилизованные» нации всё менее желают исполнять репродуктивные функции. Сосредотачиваясь на достижении «удовольствия» и для этого вознеся на пьедестал молодую самку. Что происходит с ней после 35 лет, цивилизацию не интересует. Бедняги уползают от света, но живут ещё долго. Кое-как.
О КАРТИНЕ ЭДУАРДА МАНЕ «ОЛИМПИЯ»
На картине изображена лежащей на спине обнажённая плебейская юная тощая девушка. Голова и плечи приподняты подушкой. На ней только бархотка на шее и туфли. Простое происхождение подчёркнуто мелкими «крестьянскими» чертами лица. Чёрная служанка справа вверху и чёрный кот слева внизу картины оттеняют зеленовато-желтые и белые тона тела Олимпии и голубовато-белое бельё постели.
Картина была написана французским художником Эдуардом Мане в 1862 году, но представлена публике в ежегодном салоне позже, в мае 1865 года. первоначально она называлась «Венерой» и повторяла композиции нескольких классических картин, в том числе и «Данаю» Рембрандта. Однако посетители Салона немедленно перекрестили картину «Олимпией». Картина вызывала невероятное возмущение публики и невероятный интерес. Её пытались сорвать и изуродовать, потому к картине были приставлены служители охранники, а уже через три дня «Олимпию» перевесили. Повесили высоко над дверью, чтобы толпа не могла сорвать её. До этого негативную реакцию в Салоне уже вызывала картина Мане "Завтрак на траве" — там две одетые мужские фигуры и две обнажённые женщины расположились на лесной поляне у реки на пикник. Подобную, но не такой интенсивности бурю в Салоне 1865 года за три дня перебывало 10 тысяч человек: проклятья и насмешки сыпались на «Олимпию». Газеты писали плохо и очень плохо:
"Никому никогда не доводилось видеть своими глазами более циничного зрелища. Беременным и девушкам следовало бы избегать таких впечатлений".
"Что это за одалиска с жёлтым животом, жалкая натурщица, подобранная Бог знает где?"
Натурщицей для Олимпии послужила Викторина Меран, профессионально зарабатывавшая на хлеб позированием.
Картина не потеряла своей силы и сегодня. Можно понять почему: это первое выражение той эстетики, которая до сих пор правит человечеством, держа его за горло. В этой картине выражена современная (спустя 150 лет всё ещё современная) — новая городская сексуальность и новый объект желания. Маленькая шлюшка на картине не бог весть что за женщина. У неё неширокие бёдра, небольшие грудки. Это может быть наглая продавщица из магазина (они уже открывались первые универсальные, вскоре Золя станет другом Мане и напишет "Дамское счастье"), косметичка, парикмахерша, проститутка. Пять тысяч «девушек» зарегистрировано было в ту пору в префектуре полиции г. Парижа и ещё 30 тысяч занимались проституцией негласно. Эта девушка натурщица, но с таким же успехом она может быть и жрицей любви. Вызывающая вульгарность этой девицы, её самоуверенность, её гордость выставленным напоказ товаром — телом, задели французского буржуа 1865 года. он уже всё больше и больше спал с такими шлюшками. Но всё ещё не хотел признаваться в неотразимом очаровании этого "цветка зла". Ещё в 1858 году Мане познакомили с Шарлем Бодлером, и они стали друзьями. Бодлер жил с алкоголичкой мулаткой Жанн Дюваль, по свидетельству современников Жанн была тупое и развратное животное, но держала автора "Цветов зла" целых двадцать лет!
Нужно полагать, что новая современная городская эстетика родилась именно в Париже, в первом мегаполисе мира, и ни где более не могла родиться. Именно в Париже появилась индустрия удовольствия служащая нуждам нового класса буржуазии. Куртизанок Нинон де Ланкло или Мадам де Помпадур не хватало ни на эту буржуазную орду заводчиков, предпринимателей и торговцев. Рынок удовольствий не мог предоставить всем благородных девиц в качестве шлюх. Потому так сильно реагировала толпа в Салоне, — Мане показал ей её кумира, потребляемый товар: тощую пролетарскую шлюшку. Новая сексуальность? Новый объект желания? За 150 лет до сегодняшнего дня? Ну да, такие вкусы не меняются быстро. Социальные моды меняются медленно.
Вот лежит она ледяная, бледно-белая с жиденькими волосиками, остроносенькая, небольшие глазки высокомерно скошены на зрителя. Кладбище целых морей спермы, причина падения демографических показателей, после бесчисленных выкидышей, пустотелая навсегда. Девочка утоли мои печали. Многие поколения европейских мужчин снимали штаны, носки, громоздились, влезали на этого пролетарского ребёнка, цапали, лапали, гладили, дрожали, стонали и выли у неё над ушком. Анархисты и владельцы ресторанов, фабриканты, офицеры и прыщавые клерки, сменяя друг друга во времени…
Национал-революционеры, бритые фашисты, велосипедисты, строители всяких «банов» и ГЭС, бравые убийцы друг друга. Лили Марлен, Эдит Пиаф, девочка ты наша! У неё нет родного языка, пусть её облик позаимствован у француженки. Она всех вечная подружка, общенародное, международное достояние. Она и сегодня не сошла с престола punk девочка это она умирала под именем Нэнси Спунжен рядом с Сидом. Она правит миром со своего ложа все эти 150 лет. Преступница Бонни — подруга Клайда — это она. Мы поклоняемся ей как Норме Джин. Мадонна — это она тоже, как и героиня "Прирождённых убийц".
Меня всегда волновали продавщицы в белых носочках, парикмахерши, ученицы-стажёрки из салонов красоты. Тощие сучки и их выкрашенные перекисью водорода бесцветные чёлки. Я находил таких девочек в Харькове, учился с такими в кулинарном техникуме и позднее в американских провинциальных городах я сходился с ними мгновенно. Бесстыжие и стыдливые, целомудренные шлюхи. "Hey, Stranger!" — обращались они ко мне. Я ценил их вульгарность как дорогое вино. Hey, Stranger!
Стареющую Викторину Меран видели предлагающую какие-то рисунки клиентам сомнительных заведений Монмартра. Потом она ходила с ручной обезьяной и играла на гитаре перед кафе на площади Пигаль. Она пила. Ей дали прозвище "Ля Глю" — клей. Последний её видел Тулуз Лотрек. Около 1893 года Лотрек бывал время от времени в её убогой лачуге. Затем Викторина теряется во мраке времени. Сдохла где-то как старая кошка.
Далеко после смертей всех заинтересованных лиц в 1932 поэт Поль Валери писал в 1932 году в предисловии к выставке г-на Мане в "музее Оранжереи" "Олимпия — вызывает священный ужас — это скандал, идол, это сила и публичное обнажение жалкой тайны общества… Чистота прекрасных черт таит прежде всего ту непристойность которая по назначению своему предполагает спокойное и простодушное неведение какого бы то ни было стыда. Животная весталка, осужденная на абсолютную наготу, она наводит на мысль о том примитивном варварстве и скотстве, которым отмечено ремесло проституток больших городов".
СИСЬКИ В ТЕСТЕ
Есть такое архаичное определение, эпохи поколения моей мамы. О женщине широкоплечей и крепкой как молотобоец, говорили «кувалда».
Российские учреждения полны «кувалд» и «медуз». "Медуза" — это расплывшаяся телесная особь и её плохо упакованная плоть. В последние десять-пятнадцать лет к этим двум категориям служащих чиновниц добавилась категория «селёдок» — обычно это худые молодые женщины до 30 лет, в большинстве своём со стервозными лицами. Любое российское учреждение: министерство, ведомство, управление, от Совета Министров до постового отделения в основном укомплектовано тухлой бабьей плотью в этих трёх видах: среди этих трёх видов только один сексуально активен: это часть селёдок, два других: «кувалды» и «медузы» в прошлом жили сексуальной жизнью, но давно не живут. Вообще в России наблюдается огромный перекос в этой области, на хрупкие плечи самок и проституток ложится основное бремя сексуальной перегрузки в стране, тогда как «кувалды» и «медузы» не несут никакой. Надо сказать что это обстоятельство отражается на работе наших учреждений да и на всей жизни в стране. На работе «кувалды» и «медузы» находятся под пятой немногочисленной, но настырной и волевой группы начальников-мужчин. Мужчина-начальник ни во что не ставит «кувалд» и «медуз» и не будучи никак ими не очарован, относясь к ним, как к мебели и стенам, склонен безжалостно их эксплуатировать. Седые «кабаны» — чиновники старшего возраста любезничают с секретаршами-селёдками, но вовсе не приветствуют «мымр» (общее название для «кувалд» и "медуз"). «Подкабанчики» — это чиновники не выше сорока лет, тем более презрительно воротят нос от «кувалд» и «медуз», потому что некрасивые и немолодые бедняги эти вынуждены отыгрываться на посетителях (клиентах, просителях) учреждения. Если Вы поставлены в положение, когда Вам что-нибудь нужно от учреждения, уж «кувалды» и «медузы» поиздеваются над Вами вдоволь.
«Кувалды» обычно носят костюмы: пиджак и юбку, плюс туфли на низком каблуке, высокий их в любом случае не выдержит, да и они его и не наденут никогда, у них в программе заложена эстетика строевого низкого каблука. «Медузы» предпочитают широкие сарафанного типа платья-балахоны, под ними свободно мечется и приплясывает как ей угодно их ненормированная, свободно развившаяся плоть.
Места скопления «кувалд» и «медуз» — там где их слишком много на квадратный метр это бухгалтерии старых учреждений, это всякие БТИ, жилищно-эксплуатационные конторы (ныне они модно называются "Дирекция единого Заказчика") — такие места обычно воняют от запаха протухшей бабьей плоти. Это очень неприятный, тяжёлый запах, сходный с запахом смерти. «Селёдки» пахнут духами, дезодорантами, однако это до поры до времени. Редкая «селёдка» остаётся селёдкой всю жизнь. рано или поздно она перемещается в разряд «кувалд» или «медуз».
Если проситель, он же клиент, хочет добраться до седого кабана, коренного, пристяжного и главного чиновника с гранитной полированной головой и брюхом тяжело беременной девятимесячной роженицы, то разумнее действовать через «селёдку». Разумнее обмануть «селёдку» по телефону. Например, если кабана последние лет сорок все зовут не иначе как "Алексей ибн Иваныч", то можно попробовать обмануть селёдку, бросив ей в трубку: "Девушка, дай-ка мне Алексея" или если Ваш голос приближается к возрастному диапазону кабана даже можно швырнуть "Девушка, дай-ка мне Алёху!? Ну да, он знает, скажем, что Иванов на проводе." Такой наскок хорош, если имеешь дело с селёдкой. Наиболее кондовые мудрые кабаны сажают к телефону на день «кувалд». Против «кувалд», как против лома нет приёма. Оставьте Надежду, если только Вы действительно не ходили в один детский садик с Алексеем Ивановичем и не переговаривались на горшках.
Русские учреждения по всему ареолу распространения русской цивилизации однотипны и просты в структуре. От Камчатки до Калининграда и во всех странах СНГ, даже в Средней Азии мы создали бетонные пяти и девятиэтажки, обшарпанные бетонные ж/д вокзалы, здания с буквами «Ж» и «М» и учреждения. Как британцы оставили индийцам и всей бывшей империи свои колониальные порядки: администрацию, язык, ж/дорогу, так и мы оставили туземцам наши. Каждое учреждение имеет вышеупомянутый набор типов: обязательные кабаны и подкабанчики во главе стада «кувалд», "медуз" и «селёдок». В Ташкенте и в Дербенте, в Кишинёве и Могилёве, в Душанбе и Курган-Тюбе, — везде вы увидите их, родимых. Только широта скуловых костей да разрез глаз да оттенки кожи меняются географически.
Как-то я пришёл в 1999 году в новое здание Комитета по печати. Мы перерегистрировали нашу газету. Сидя в приёмной к кабану, я сидел в коридоре, я видел как дефилировали мимо трогательные «селёдки» с листиками бумаги, угрюмо тяжело шагали сжимая увесистые папки «кувалды», любопытно плелись небыстрые «медузы». Наблюдая моих персонажей я качал головой, довольно смеялся, и полагаю был похож на сумасшедшего. А я вёл себя всего лишь как учёный, очередной опыт которого опять убедил его в правоте выводов, сделанных им в результате многих наблюдений.
В своё время будучи редактором «Лимонки» мне приходилось ездить в несколько бухгалтерий: сдавать деньги за печатанье газеты, получать деньги за проданный тираж от распространительских учреждений. Делал я это с превеликой неохотой, поскольку находиться долго в одном помещении (а приходилось заполнять там всякие бумаги, считать деньги) в помещении с большим количеством женщин послерепродуктивного возраста было физически неприятно. Этот тяжёлый запах, о котором я уже упоминал, эти грязные платки на плечах, эти волосы, эти вечные грязные чашки на рабочих столах, оставившие после себя десятки сатурновых колец на поверхности столов. Я старался дышать неглубоко и старался изгонять из воображения визуальные попытки его вообразить происхождение нечистых запахов, видение грязного белья на излишней плоти. Выскакивал я оттуда как пробка из шампанского и с жадностью вдыхал ближайший воздух.
В тех блистательных зарисовках российского чиновничества, которые нам оставили мои без сомнения гениальные коллеги Гоголь и Салтыков-Щедрин, не хватает именно женских портретов. «Кувалды», "медузы", «селёдки» во времена моих уважаемых коллег ещё не составляли большинство российского чиновничества, дискриминация женщин была знаете ли, тому виной. Советская власть сделала возможным появление этих "Сисек в тесте" в учреждениях. Если говорить о примерах видов, то конечно, я могу привести примеры, хотя и неохотно. Боюсь однако, что примеры быстро состарятся. Ну кто будет завтра помнить г-жу Валентину Матвиенко, она типичная «кувалда», или Валерию Новодворскую, не занимая чиновничьей должности она — типичная «медуза»? "Кувалдой" была и покойная г-жа Старовойтова, хотя временами обнаруживается и склонность к медузообразности. Бесспорная «селёдка» мадам Хакамада.
Скверный характер женщин пострепродуктивного возраста несомненно влияет на функционирование наших учреждений. Представьте себе судью, перепоясанную тесёмками лифчика плюс комбинации, трусы вжившиеся в жирный живот, прокладку в причинном месте. Ёрзая, она решает судьбу 20-летнего пацана убийцы по аффекту или чеченского боевика. Кабан всё-таки представляется лучше приспособленным биологически для такой работы.
НОРА И РОДИНА
Россия — это прежде всего чёрно-белая зима. Белая равнина, где как маковые зёрнышки на бублике рассыпаны группки мёртвых три четверти года деревьев. "Почему русский не спилит свой мёртвый деревья?" — звучит из раннего детства моего голос старого грузина в первый раз путешествующего на поезде в Россию. Глядя из иллюминатора низко летящего самолёта российское пространство хмуро и безотрадно. Белая плоскость с чёрными нитями дорог, проскоблённых как бы ногтем на замёрзшем стекле. Белое — это саван мёртвого, это бельё больного, это снег. Белое, это не жизнь во всяком случае. Земля не должна быть белой три четверти года. (Ну хорошо! Две третьих!), белой и морозной с минусовыми температурами. Это противоестественно. Холод и белое — это отвратительно.
Продолжая лететь на воображаемом низко самолёте, минуем чёрные группки строений внизу — это селения с редкими дымами. Минуем и более крупные (белёсые, ибо сложены из серого кирпича или серых бетонных блоков) скопления многоэтажных домов — это посёлки. И минуем такие же серые, призраками возвышающиеся на фоне плоскостей снега и среди чёрных жидких групп деревьев, более обширных групп многоэтажек собранных группами, собранных группками, — это располагаются внизу города. Большая часть городов нестарые поселения советского времени, неуютно сиротливо выглядят эти человеческие поселения процарапанные на белом. В густо населённой центральной России царапин этих на пейзаже множество. Одни прищепляются к другим, возбуждённо толпятся вдоль нити железной дороги. Если самолёт летит вечером и нет туч, то группки строений получают слабые коптящие огни — на таких огнях не согреешь рук и сердца. Понятным становится почему русского человека так притягивает Москва. Один из самых слабоосвещённых городов мира, есть сноп света для русского провинциала, факел в сравнении даже с русскими областными городами. Обычно в них около 300–400 тысяч жителей и они в свою очередь кажутся ярко освещёнными столицами путниками явившимися из городов где даже нет железнодорожной станции.
Природа скаредно даёт мало России света и ещё меньше солнца. Только отражаются от снегов нечистые, серые, в облаках небеса. Короткое, чуть ли не трёхнедельное пыльно-душное лето стиснуто с двух сторон холодным маем и моросящей осенью, часто наступающей в конце июля. От недостатка света бледна и бела кожа наших женщин, цвета ростков подвального картофеля; и сыроваты, некрепки души наших плаксивых мужчин. Наши дети зачаты в искусственном климате квартир. Инкубаторские, они быстро пухнут и растут как на дрожжах у горячих радиаторов, играют в скучном пространстве, взрослеют не на воле, а в этих вольерах для человека. Манера их выращивания аналогична выращиванию какими-нибудь голландцами кур или свиней или коров быстро так называемым «батарейным» способом. Это когда животное стоит, стиснутое клеткой, схватывая еду с медленно движущегося мимо постоянно конвейера, быстро набирает вес, но никогда не гуляет, никогда не покидает клетки. Дерьмо удаляется из клетки другим конвейером. У животного слабые никудышные ноги. Но на нём много мяса.
Российский пейзаж скушен. На него смотреть противно, как на золотушную простушку со вшами в косах. Цель русского пейзажа послужить плацдармом для как можно большего количества бетонных домов многоэтажек. В клетках этих бетонных сот в снегах между своими шкафами, унитазами, диванами и кухней размещаются семьями, батарейным способом русские люди. На каждого из них по сути приходится не намного больше места чем на зоне. Постель, тумбочка, несколько личных вещей… Можно сказать что русские размножаются и живут батарейным способом. Из-за холода они обладают очень малым пространством каждый. Они обездолены пространством, хотя и являются обширностью своей молодой страны.
Россия это прежде всего «спальный» район большого города. Те самые скопления серых бетонных блочных многоэтажек, над которыми мы только что пролетели на самолёте. Оторванные и резанные грязные двери, прикрывающие входы в такие дома. Входы во внутренности домов русские почему-то абсурдно называют «подъездами», хотя подъезд это территория прилегающая к дому, путь по которому подъезжают к нему. Русский подъезд — это на самом деле hall или hallway по-английски или отдалённое но более точное французское escallier — лестница, имеющий значение весь комплекс лестницы — подход к квартирам также. Так что у нас у русских нет даже слова определяющего внутренность дома, но ещё не квартиру.
Прислонённые друг к другу отдельные многоэтажки дома обычно брошены среди снежной равнины этакими листами чудовищной книги. Это книга о русской нации, такой искусственный как картофельные ростки. На самом деле дело в том жить на этих снежных широтах человеку уготовано не было. Он зря здесь угнездился забрался слишком далеко на север. Отсюда присутствие искусственного, ненормального в русской психологии. Мы инкубаторные, искусственные люди задолго до клонирования. Мы всю нашу историю боремся с враждебной природой, с пейзажем, за уничтожение пейзажа.
Россия — страна квартир. За квартиры здесь убивают. Квартира — это место, где россиянин оплодотворяет икру своей самки, где он кормит детей, где совершается вся жизнь. квартира — это его искусственная страна. Среднестатистический россиянин вырастает, таким образом не на воле, но батарейным способом. Российская цивилизация — квартирная, батарейная.
В квартире у русского очень мало света. Ясно, что его мало и в окружающей бетонные дома природе. Только серое небо — отражение в нечистом городском снегу.
