Больные-модели всякий день являются перед нами на теле, щебечут мирными голосами из мембран радио, фотоулыбаются, цветные и черно-белые, со страниц газет и журналов.
      Нам приводят в пример Бернара Тапи — он идеальный Бизнесмен, французский Стаханофф. В отличие от старого, вульгарного типа «миллионера» (Filthy rich: ванные краны и туалетная раковина из золота), он демократичен, много работает, голосует за социалистов, коллекционирует импрессионистов. Плюс он чуть ли не пролетарского происхождения. Подобно сердобольному мальчику, он подбирает больные бизнесы и вылечивает их. Он не нарушает спокойствия санатория, но, улыбаясь во всю симпатичную физиономию молодой еще Симоны Синьоре, действует поощряемыми санаторием спокойными легальными методами. Идеальный бизнесмен — всегда безжалостный эксплуататор машин, наемного труда и в постиндустриальном санатории — природы. Сегодня он в большой моде. Но похоже на то, что индустриалист будет объявлен преступником в уголовных кодексах первых годов после двухтысячного.
      Идеальная больная — актриса Катрин Дэнёв, избранная символом — национальной Марианной, женщина, достойная доверия, призывала нас приобретать акции компании «Суэц» в абсурдно выбранный момент кризиса Биржи. Красивое, никогда не стареющее, спокойное лицо ее, возможно, будет продлено во времени с помощью двойника, подобно тому как бизнесмены — производители консервов для кошек — сумели найти замену скончавшейся celebrity — Коту Моррису.
      Вечная, как и Дэнёв, певица Мирэй Матье олицетворяет для окраин мира, для Китая и СССР,— француженку, и ее, тетю Францию, охотно озвучивают Краснознаменный хор Советской Армии и китайские пионеры.
      В Соединенных Штатах Голливуд производит идеальных героев санатория в изобилии. Так же, как и Уолл-стрит. Лиз Тэйлор и Пол Ньюмэн такие же идеальные персонажи санатория, как был покойный Артюр Блумингдэйл (основатель «Dinners Club» ), есть Генри Киссинджер, и всегда остаются идеальные бизнес-семейства Рокфеллеров, Гугенхаймов и Фордов. Делать деньги не есть возбуждаться.
      Наша эпоха, несомненно, испытывает пристрастие к нейтральным профессиям. Балет хорош тем, что в балете не разговаривают, следовательно, он nonsubversive по сути своей. Барышников захватил себе Америку. Нуриев подвинулся и уступил часть французского поля Бежару. Нуриев возмутился… Бежар покровительствует своим любовникам… На все их беззубые страсти взирает гражданин, не рискуя заразиться вольномыслием и возбуждением.
      По самому характеру их деятельности идеальными больными можно назвать couturier. После 1945 года значение couturier в социальной жизни общества все растет, ибо в обществе, где функция казаться — самая важная, значение look все увеличивается. В романах XIX века портной тенью проскальзывал из-за кулис, чтобы спустя мгновения за кулисы же и удалиться. Вместе с ростовщиком (или старухой-процентщицей) портной являлся отрицательным персонажем, преследовавшим романтических денди-юношей со счетом в руках. Иногда портной в облике толстого противного старика появлялся на сцене (в спальне романтического юноши) вместе с полицией. «Он задолжал всем… портному, ресторатору…» — на такие строки легко натолкнуться у Бальзака, Диккенса и Достоевского. Сегодняшний портной — Ив-Сент-Лоран — герой сцены, это романтические юноши оттеснены, выселены за кулисы. Портной дружит сегодня с сильными мира сего — с Раисой Горбачевой и Нэнси Рейган. Зачастую он — глава собственной империи; множество азиатских женщин работают на него. О couturier сняты фильмы и написаны многие книги. Аполитичный по сути своей, он всегда на стороне власти, ибо она протежирует ему и его бизнесу. Французский couturier Пьер Бержэ почему-то стал директором Новой Парижской оперы.
      Вместе с портным поднялась и возвысилась и другая профессия сферы обслуживания: парикмахер. В санатории Соединенных Штатов кто же не знает имени Видал Сассун. В профессиях парикмахера и couturier риск возбуждения минимален. Самая резкая попытка возбудиться в области look (и почти одновременно поп-музыки) была сделана Малколмом МакЛареном и вышедшим из его магазинчика на Кингс-роад в Лондоне punk-движением. После нескольких лет замешательства punk-look отделился от punk-движения и был переварен империями couturier. Общество отделалось легкой эпидемией. Мода ведь, по сути дела, есть синоним слова «конформизм».
      Чемпионы тенниса и шахматисты — идеальные невозбуждающиеся профессии.
      Писательство, так как это самый эффективный способ, придуманный человечеством для выражения мысли,— профессия опасная. В прошлом она поставляла обществу возбуждающихся чаще, чем другие профессии. Однако выход из положения найден: механизм признания писателя в санаторном обществе настолько усложнен, что только имена избранных администрацией (обыкновенно старых) писателей достигают читательского сознания. (Затормозить прибытие мысли — значит сделать ее менее эффективной.) Избрание выражается не в запрещении, но в поощрении одних в ущерб другим. Сделав писательство карьерой, общество лишило писателя особого положения. Закономерно увеличилось значение заслуг, собственно пути писателя через общество, и уменьшилось значение книги, текста как такового. Как и в других областях человеческой деятельности, вершиной, временем признания сделался старческий возраст. Если еще и Камю и Сартр стали признанными вождями интеллигенции в возрасте около сорока, то в сегодняшнем санатории Франции знаменитые писатели: Нурисье, Сабатье, д'Ормэссон — люди за шестьдесят. (Я сравниваю здесь, разумеется, не талант.) Старые писатели, как правило, настолько устают от жизни к концу пути, что проповедовать возбуждение уже не в силах. Они поют в своих книгах о старости и усталости и предлагают старость и бессилие в качестве нормы поведения для всего общества.
      Для санаторной эпохи характерна все более нейтральная терминология. Термины «герои», «идолы» сменились совсем нейтральными: «star», «celebrity», «super-star» и даже «mega-star».
      Уже синема внедрило в жизнь феномен фальшивого героя — movie star. Идол 20-х годов актер Валентино (герой-любовник, соблазнитель, в реальной жизни гомосексуалист), Марлен Дитрих (облик женщины-вамп скрывал холодно-бесстрастное северное существо), впоследствии Джеймс Дин и Мэрилин Монро, сами не являясь возбуждающимися, представляли возбуждающихся на целлулоиде. Представляли более или менее удачно. Поражает, насколько легенда отстоит от действительности. «Bus Stop» — считающийся самым творческим фильмом Мэрилин Монро — убогая деревенская комедия: история ковбоя-колхозника, приехавшего на сельскохозяйственную выставку. Фильмы с участием Джеймса Дина сделаны все без исключения для потребления подростков старшего школьного возраста. Только своевременная смерть спасла Дина от обыкновенной вульгарной карьеры американского актера. Бездарные в жизни, не умея даже додуматься до оригинального способа траты зарабатываемых ими денег, кинозвезды-идолы узурпировали, тем не менее, внимание санаторного человечества. Америка вошла в санаторный период цивилизации раньше других стран и потому раньше других санаториев поняла необходимость серийного производства фальшивых героев — идеальных больных. Звезды санатория есть герои одной функции. Функция кинозвезды — «выглядеть» значительным перед кинокамерой. Другой распространенный идеальный больной Соединенных Штатов — миллионер — также герой одной функции: он умеет делать деньги. И только. (Курьезно, что в Соединенных Штатах наблюдается девальвация миллионеров — сегодня их около 500 тысяч. Кинозвезд все же куда меньше.) Функция настоящего героя — подвиг, функция идеального больного (героя фальшивого) — производство. Денег — в случае миллионера, фальшивого героя — в случае кинозвезды.
      Главная celebrity и Идеал — мсье директор санатория, президент с улыбкой Джоконды. Он, однако, одновременно и Идеальный Больной, и Глава Администрации.

 

      Возбуждающиеся присутствуют на экранах теле, голоса их несут радиоволны, их фото попадают на страницы прессы. Но в отличие от идеальных больных они служат негативными примерами. Потому что всякому Богу необходим Дьявол, а положительному примеру — антитеза, отрицательный, ужасный (лучше с рогами и копытами) враг. Врагом служил в свое время для Соединенных Штатов возбуждающийся Че Гевара. Выбранный по личной инициативе директора санатория Соединенных Штатов Рейгана, служит врагом Номер Один постоянно возбуждающийся Каддафи. Юкио Мишима — певец Самурая в обществе безлицых добродетельных миллионов тружеников Мицубиси и Хонда, был возбуждающимся больным, par excellence. Kingsize (королевского размера) возбуждающимся был редактор журнала «Конкрет» Андреас Баадер. Жерар Лейбовиси, издатель Месрина и друг situationnist(ов) , был убит в парижском паркинге в 1984 году, одним возбуждающимся меньше. На пляже Остии убит возбуждающийся Пазолини. Возбуждается независимый и парадоксальный Жак Вэржэс — вызывал возмущение примерных больных и обслуживающего персонала. Рэмбо и Рокки Сильвестра Сталлоне суть провинциальные варианты Супермена Мишимы. Так что Сталлоне тоже возбуждающийся.
      Глядя на фотографии возбуждающихся — нарушивших распорядок санатория и поплатившихся за это, как на тиранозавров или саблезубых тигров, вымерших монстров далеких эпох, санаторная толпа забыла, что в прежние времена возбуждающихся называли по-иному — героями. Герои дискредитированы так давно, что само слово это приобрело отрицательный смысл. (Лучшие специалисты по экстерминированию героев, героической мифологии и созданию фальшивых обитают в Соединенных Штатах. Как ловко, к примеру, подменен Супермен. Вышутив термин в популярном комиксе и фильмах, специалисты снизилиего.) Санаторные больные забыли, кто такой герой, приметы его, не помнят, каким должно быть поведение этого существа. Посему, если одиночные герои вдруг выбредают из скопления каменных громад большого города, из пустыни или из кишащих человечеством латиноамериканских равнин, больные их не признают. Как, разве этот — герой? Когда Юкио Мишима 25 ноября 1970 года обратился к солдатам сил auto-defence с призывом: «Поднимайтесь, поднимайтесь сейчас! Так мы рискуем потерять самурайскую традицию Японии!» — солдаты встретили его криками: «Заткнись, имбецид! Перестань играть в героя!»
      Из всех возможных определений героя современность сочла нужным сохранить лишь один смысл: «Главный персонаж вымышленного произведения» — и игнорирует другие, более высокие смыслы: «Имя, данное греками полубогам и большим людям»; «Тот, кто отличился экстраординарными качествами или действиями, в частности, в войне».
      Когда великолепный Муаммар Каддафи в голубом бурнусе или в мундире появляется на экране теле, одомашненный житель санаториев дергается в испуге. «Монстр», «террорист», «злодей», public enemy номер один» — называет его media, послушно следуя своей собственной неприязни к возбуждающимся (да еще и иностранным) и фальшивой информации, подброшенной спецслужбой Соединенных Штатов — ЦРУ. (Смотри: ««Вуаль» — секретные войны ЦРУ» Боба Вудьярда. Прекрасная книга для изучения работы администрации и media самого крупного в мире дисциплинарного санатория.) Возбуждающийся Каддафи вызывает у примерных маленьких больных, сидящих перед теле, злобу. Почему? Ни о какой серьезной угрозе санаторной цивилизации (или одному из санаториев) со стороны лидера пустынной страны с населением 2.860.000 жителей говорить не приходится. Напрашивается объяснение психологическое: Каддафи — и возбуждающийся и чужой герой. Арабский. Он раздражает, этот Сарацин, ведущий себя вызывающе, освоивший западные методы паблисити, раздражает больных замиренных обществ, загнанных в санатории. Его существование — укор, videoclip осуществившейся сказки. Смифы и Дюпоны также хотели бы разъезжать в джипах в сопровождении гвардии девушек в беретах и с «Калашниковыми», но бессильны от рождения. Зависть, понимание собственного бессилия (по стандартам иудео-христианского сознания) легко перевоплощаются в злобу. Лидеры санатория ближе больному и понятнее. Он видит их разрешенные мелкие пороки, сравнивает со своими разрешенными мелкими пороками и счастлив посредственности своих лидеров и своей собственности. А этот тип из пустыни! (Интересно, что сотни тиранов в мундирах и без, зависимых от Соединенных Штатов или европейских санаториев, не вызывают у больных и сотой доли той злобы, какую вызывает Каддафи. Очевидно, причина также в его независимости.) Каддафи — экстраординарное живое свидетельство того, что сказочный вариант жизни возможен и сегодня. Но за пределами санаториев. Между тем, существует и рациональное объяснение феномену Каддафи. Мечтающий о слиянии мелких арабских стран в сильную арабскую державу, панарабист, он может быть помещен рядом с объединителем Италии Джузеппе Гарибальди или «либертадором» Симоном Боливаром. Их также изображали в свое время монстрами — их противники: Австро-Венгерская империя и Испанская монархия.
      Больше других повезло Че Геваре. Потому что его личность укладывалась в популярную традицию последнего идеологического движения — марксизма. Авторитет марксизма легализировал личность Че, расшифровал ее для массового больного. По поводу того, что Че — герой, возражений нет. Плакаты с его изображением продаются на парижских набережных вместе с фотографиями Джеймса Дина, Мэрилин Монро и голых задов. Были возражения против того, чтобы Че существовал. Потому его убили. (Топтание охотников вокруг трупа убитого в Альпах волка, недавно показанное в тележурнале, удивительным образом напомнило мне знаменитое фото группы боливийцев и цэрэушников вокруг трупа Че.) Для Героя смерть — профессия, потому слезопуекания неуместны. («Права человека» — Хартия Трусости больных, но не героев.) И пылает Че с парижских стен трафаретным красным обличьем, под которым надпись: «Мутоны , проснитесь!» (Можно называть смирных больных также и мутонами, и домашними животными, и по-иному — важен факт отсутствия свободной воли, не убитой пытками, но атрофированной постепенно закармливанием…)
      Когда начался процесс одомашнивания человека? Один из эпизодов состоялся на пляс де Вож еще в XVII веке. Администрация давно поняла, что больше всего ей подходит тип безопасного, послушного человека. Дабы создать оный, следовало подавить частную инициативу. Предок современных директоров санаториев и их идол — кардинал Ришелье проживал в доме 21 на пляс де Вож. 12 мая 1627 года, протестуя против королевского декрета (составленного Ришелье), запрещавшего дуэли, граф Монтморанси-Бутевилль и его секунданты Ла Берт и де Шапелль встретились и скрестили шпага под окнами Ришелье с маркизом де Бэврон, Бюсси д'Амбуаз и Букэ. Бюсси был убит, Ла Берт ранен, Бэврон и Букэ сбежали в Англию, но граф де Монтморанси и де Шапелль были арестованы, приговорены к смерти и обезглавлены на Грэвской площади. Не смейте распоряжаться вашими жизнями как вам заблагорассудится. Они принадлежат государству!
      Так давно они стали наступать на нашу свободу. Не желая, чтоб мы убивали друг друга поштучно, следуя нашим симпатиям и антипатиям, администраторы всегда имели для населений другие планы: чтобы они дисциплинированно и сплоченно погибали в коллективных битвах против других толп. Если в момент казни Монтморанси и де Шапелля тогдашнее общественное мнение, во всяком случае, часть его, сочувствовало им, в нашу эпоху возбуждающийся все более маржинализирован , все более непонятен толпе. Баадера и Ульрику Майнхофф осудили и больные, и группу Баадера иначе как «бандой» media (она не только и не столько рупор общественного мнения, как создатель его и навязыватель-диктатор) не называла. Санаторий перешел на режим мягкого насилия, да, но возбуждающихся наказывают не менее жестоко, чем в 1627 году. Разумеется, Баадер и его сторонники знали, на что шли, начиная войну с государством, однако их «самоубийства» в тюрьме строгого режима выглядят совсем уж неблагородно, даже по самым низким стандартам человечности. Даже убийство Че в боливийской западне выглядит благороднее.
      Последние десятилетия герои — редкость исключительная, как волки в европейских лесах и горах. С распространением идей устройства «хорошей» жизни для возможно большего количества человеческих существ больные и администрация совместно проводят планомерное уничтожение героев — возбуждающихся. В навсегда устроенном, защищенном PAIX ATOMIQUE, обещающем быть многотысячелетним Райхе созвездия блистательных санаториев герои не нужны. Так американские колонисты уничтожали индейцев как лишний элемент в той жизни, которую они устраивали. Метод геноцида героев характерен для всей евроцивилизации (Союз Советских с блоком включительно). Враг вначале выбирается и осуждается морально; подбираются свидетельства и доказательства его отрицательности и злобности («холодная», «моральная» война). Распространение идеи об ущербности, злобности, монструозности группы, нации, расы, социального или биологического меньшинства влечет за собой закономерно физическое уничтожение монстров. Индейцев, шуанов, троцкистов, коммунистов в Индонезии, Че Гевары, бомбардировка Каддафи американской авиацией, уничтожение «банды» Баадера… За уничтожением каждой группы возбуждающихся следует обыкновенно волна превентивных мер: попытка создания условий, при которых возбуждающиеся не смогут возникнуть. Средство к достижению этой цели — усиленный надзор администрации за внутренней жизнью санатория и кооперация санаториев в борьбе против возбуждающихся. Рекомендую проследить, например, недолгую историю «Интерпола», совсем недавно еще невинной архивной организации. Значение ее в межсанаторном полисировании все разбухает, и сегодня она находится в центре глобальной Антанты против «терроризма», в составе Антанты и социалистические санатории стран Восточного блока. Уже в 1978 году Болгария позволила ФРГ арестовать на своей территории члена «Баадер-Майнхофф банды». Поучительна и история ООН, все более принимающей на себя функции репрессивного органа, карателя возбуждающихся стран. Опасность существительного «террорист», возникшего из прилагательного, заключается в опасной расплывчатости его значения. (Известно, что администрация Виши называла в свое время «террористами» тех, кого сегодняшняя администрация называет-героями Сопротивления.) Обозначая некогда метод, сегодня «террорист» обозначает суть. Сегодня всякая организованная борьба радикальной вооруженной группы против легальной администрации санатория будет подавлена объединенными силами всех санаториев блока. Когда администрации двух блоков (Восточного и Западного) договорятся во всем, настанет тот невыносимый рай на земле, тот «мир во всем мире», каковой так усиленно желали реализовать администраторы-утописты всех мастей. К этому идет дело. Возбуждающихся уже лишили морального права возмутиться против администрации санатория.
      Первые попытки узаконить геноцид героев толпой нормальных граждан — больных, очевидно, следует относить ко времени Французской революции. Лозунг Egalit? , выдвинутый ею, был воспринят толпой заведомо ложно. Смысл его: всякий гражданин имеет равные с другими права перед законом — был радостно истолкован толпой в более широком и лестном для нее смысле: всякий человек равен другому; мы все одинаковы; Моцарт равен консьержу. Радостно хамствующий «гражданин Ромео» предложил отмечать день 21 января 1793 года съеданием блюда «свиной головы или свиного уха в каждой французской семье, в память счастливого дня, когда проклинаемый Людовик XVI пал и освободил нас от своего мрачного присутствия». «Патриот Паллой» (прототип современных бизнесменов удачи, Бернар Тапи своего времени, знаменитый тем, что наладил продажу камней Бастилии в качестве сувениров) тогда же украл и проэксплуатировал идею «гражданина Ромео» в личных целях. Он написал Баррасу и другим членам Директории, приглашая их разделить с ним обед — фаршированную свиную голову,— отметить годовщину смерти «тирана». Бывший директор Франции (тогда она, разумеется, еще не была санаторием, но чем-то вроде колонии с очень расшатавшейся дисциплиной) Людовик вызвал своим падением ликование толпы граждан. Не меньшее ликование та же толпа проявила, присутствуя в июле 1794-го при казни Робеспьера и его сторонников. People любит казни больших людей. Казни утешают народ в его посредственности. С энтузиазмом встречая въезд в столицу Людовика, де Голля и Петена, People с таким же энтузиазмом провожает их в зал суда, на гильотину или в отставку.
      То, что возбуждающиеся вынужденно подавлены в нем,— чрезвычайно опасно для санатория. Ведь на долю этого minorit? приходится куда большее количество взрывчатой жизненной энергии, чем на долю многомиллионноголового People. Прихоть биологии (или Творения) не уравняла всех намеренно, но дала меньшинству человечества много более life force. Присмотритесь к жизни. Никакая группа людей не избегает мгновенного отбора, селекции. В классе школы, в метро, в автобусе, в магазинах и на танцевальных площадках немедленно устанавливается своя, для каждой группы, табель о рангах. Неравенство в человеческом коллективе утверждают все театральные пьесы человечества. Неизменно наличие главных героев, второстепенных и участников последнего класса, без имен (второй слуга, третий стражник). Обе (всегда противоборствующие) основные биологические группы необходимы для нормального функционирования человеческого рода. People предназначен для сохранения вида, возбуждающиеся — для поддержания человечества в состоянии постоянных метаморфоз. Человечеству всегда удавалось до сих пор (независимо от республиканских или деспотических форм правления в его коллективах) интуитивно сохранять баланс рабочих отношений между этими неравномерными ни в каком отношении группами. В санатории этот баланс нарушен. В санатории большинство возбуждающихся бессмысленно подавлено, они оттеснены от участия в работе организма общества. «Нетрудоустроенные по специальности», вынужденные быть узниками санатория, подвергаясь постоянно небывалому давлению, они есть наиболее угнетенный класс санатория. Потому неудивительно, что реализовавших себя возбуждающихся все чаще поставляет несанаторный мир (Че, Каддафи, Мишима…). Там они находят больше свободы поведения.

 

      Так же, как и возбуждающиеся, жертвы служат отрицательным примером, но отношение к этим двум группам и администрации, и общественного мнения, и media санаториев различное. Жертвам сочувствуют, одновременно радуясь, что участь жертвы «меня лично» миновала. В Нью-Йорке насчитывается около 30 тысяч бездомных, «жертвы» — клошары Парижа живописны и наглы одновременно, но главный отряд санаторных жертв, несомненно,— безработные.
      Феномен безработицы клянется уничтожить уже не одно поколение администраторов — директоров и министров социальных отношений. Новейшие исследования все чаще объясняют безработицу — ch?mage — unemployment колебаниями всей системы экономики по меньшей мере всего Западного блока санаториев (давно уже взаимосвязанных), если не состоянием здоровья вообще всех экономик мира, вместе взятых. Потому администрация одного лишь санатория не способна, не имеет нужных для этого сил (финансово-экономической власти) ни уничтожить безработицу, ни даже снизить сколько-нибудь значительно количество безработных. Тем не менее, ни одна политическая партия, ни один лидер не спешат вычеркнуть из своих программ первый пункт — «борьба с безработицей», поскольку не спешат сложить с себя почетную роль предполагаемого избавителя общества от ЗЛА. Безработный рассматривается не как жертва санаторной системы, но как жертва экономической болезни — «кризиса», поразившего санаторий. В Великобритании и Франции около 10 процентов трудоспособного населения безработны. Так как трудоспособность — основной социальный параметр современного человека, основная функция «больного», то лишиться работы равносильно в санатории социальной смерти или, по меньшей мере, тяжелой инвалидности. Случаи самоубийств безработных часты, и если что доказывают, то абсурднейшую деформацию психологии массового человека под влиянием санаторно-дисциплинарной системы. Покидая область рационального, феномен перемещается в область иррационального и имеет больше общего с гаитянским «вуду», чем с социальными проблемами. Объявленный виновным шаманом «вуду» умирает сам, от сознания виновности. Потеря работы не означает в санаториях голод. Существуют многочисленные системы помощи безработным, и условия жизни в странах Европы и ее space-колоний позволяют поддерживать существование даже самым маргинальным элементам. Потеря работы в санатории есть несомненное резкое падение материального уровня жизни и падение престижа — падение социального статуса в коллективе больных.
      Нет причин сомневаться в искренности желания лидеров политических партий, конкурирующих за лидерство в администрации, победить безработицу, уничтожить ее совсем или свести до минимума — победитель этого ЗЛА надолго обеспечит себе лидерство. Но нет сомнения и в том, что 10 процентов нетрудоустроенных жертв выгодны санаторной системе, ибо заставляют остальных 90 процентов счастливчиков постоянно помнить об опасности потери работы и трудиться более эффективно. Показывая своих жертв в прессе и на теле, общество дисциплинирует граждан. А, скажем, такие затеи, как «Ресторан Сердца» , организованный покойным артистом Колюшем, дают возможность коллективу санатория продемонстрировать свою «хорошесть».
      Невозможно определить, действительно ли жертвы нуждаются в еще одном варианте «Армии Спасения» (упрощенном, только питание), или «Ресторан Сердца» — неожиданный подарок, сделанный алкоголикам и попрошайкам Франции, бесплатный клуб для них. Начиная с зимы 1987/88 года, в «Ресторанах Сердца» требуют предъявить документы, удостоверяющие, что клиент действительно бедный человек — жертва. По всей вероятности, у них там возникла проблема супернаплыва посетителей. Каковы финансово-имущественные ситуации клиентов «Ресторанов Сердца», может выяснить, разумеется, лишь глубокое полицейское расследование. Естественно, что, отвечая репортерам телевидения, все они скажут, что не могут найти boulot и что «Браво, Колюш, не забывший о несчастливых!». Однако физиономии жертв обыкновенно красны и опухши и заставляют думать, что они жертвы не столько общества или кризиса, сколько алкоголизма, и демагогия, все это знают, является оружием не только дирижирующего класса. В эпоху теле простой человек научился использовать это оружие не хуже администрации. Многие жертвы сегодня понимают, что жертвами быть выгодно. Жертвы продают на общественном большом базаре себя в качестве жертв. То есть жертва (безработный, инвалид, «новый бедный») — сегодня важная социальная роль. И если Колюш и весь парад примазавшихся к «благородной» затее актеров и актрисок, бизнесменов и министров а-ля мод эксплуатировал жертв, созвав их в «Рестораны Сердца», то и жертвы преспокойно эксплуатировали ситуацию.
      Вульгарная праздничность компании жертв в «Ресторанах Сердца» мало кого во Франции смутила. Сотни бутылей красного, тонны ящиков с едой, хитрые рожи «новых бедных» и пузатый папа Колюш в центре были продемонстрированы по теле. Бизнесмены и фермеры, пожелавшие примкнуть к мероприятию, похвалялись количеством тонн картофеля и мяса, отданных в дар ресторану. В одной из газет в 1986 году промелькнуло предложение о том, чтобы охотники сдавали убитую дичь в «Рестораны Сердца»! (Для сравнения: реальная и запущенная жилищная проблема в Париже игнорируется всеми администрациями.) Жертва в санатории более важная социальная роль, чем роль рядового больного. Так почему бы ей и не кушать дичь за ее социальные заслуги!
      «Новые бедные» явно богаче старых бедных (по стандартам внесанаторного мира они — обеспеченный слой населения). Непонятно, почему следует жалеть кого-нибудь, не умеющего заработать шесть тысяч в месяц и зарабатывающего лишь четыре тысячи. Мы не живем в каменной Галилее, и слезливые эмоции, популярные в бидон-виллях вокруг Иерусалима в первые тридцать лет нашей эры, неуместны сегодня — две тысячи лет спустя.
      Инвалиды — менее популярные жертвы, чем безработные. И все же слепые, глухие, безногие, парализованные и монголоиды чаще пользуются вниманием администрации, чем рядовой (без истории) больной.
      «Оппозиционные» группы санатория проявляют благородное негодование по поводу того, что администрация не преуспела в трудоустройстве всех больных, обвиняют ее в ответственности за существование безработных и «новых бедных». Этим самым (и компартия, и Фронт насьеналь в санатории Франции) они требуют еще большей тоталитарности от администрации, и, признавая за ней роль Протектора, Отца и Хозяина, они упрекают ее лишь в одной несправедливости: в неравномерности распределения труда и капитала в санатории. Однако если вдуматься в феномен безработицы внимательнее, обнаруживается неприличная правда: безработные есть жертвы алчности не только патронов, но и бывших собратьев по working force , жертвы привилегированных профессиональных союзов, а не экономического «кризиса» (он плохо виден, этот кризис). Почему трудоустроенные граждане не откажутся резонно от небольшой части своего salary , разделив work с 10 процентами нетрудоустроенного населения? Признание того, что 10 процентов трудоспособного населения есть жертвы жадного большинства (90%), коллектива, принесшего их в жертву своему благополучию, в санатории услышать невозможно.

 

      Нормальные (без истории) больные. Большинство. С исчезновением абсолютных монархов и идей Бога с большей части территории Земли миллионноголовое и миллионнобрюхое чудище People выполняет их функции.