Под ложечкой стало противно сосать, напоминая, что мы с утра ничего ещё не ели. Противная Лорка уже несколько раз украдкой совала руку в мою сумку и что-то быстро запихивала в рот. Я вспомнила о припасенном мной каравае. Ну и… зрака ты, Илорка! Хоть бы поделилась. Самой лезть по телеге за хлебом мне не хотелось, а уж спрыгивать с неё - тем более.
      Через полчаса телега съехала на проселочную дорогу и запрыгала по ухабам. Лошадь наверное не в первый раз возила удалую троицу туда и обратно, потому что Богун и пальцем не пошевелил, то есть и вожжей не дернул.
      – Далеко ещё до деревни? - нарушила я всеобщее молчание.
      – Да рукой подать - нехотя отозвался Богун.
      – А всё же - почему такое название странное?
      – У деревни-то?
      – У деревни.
      – Когда звери с севера бежать к нам стали, нечисть всякая тоже к нам подалась. Вот и нашу деревню облюбовали пришлые упыри. Стали мужиков подлавливать, да баб. Стали покойничков поднимать, племя свое множить. Детишков там…, даже собак жрали - не брезговали. Была деревня в сотню дворов - стала деревенька в десяток.
      – А как же выжили? - спросила я, без особого интереса. Сейчас запоет старую песенку о проповедниках Иша…
      – Да совсем было уже… - отстраненно ответил Богун - гробы на всех приготовили, да хворосту натаскали. Маслица пособирали…
      – Для чего? - не поняла я.
      – Уговор такой был. Кто последний в живых останется - обложит умерших дровами и подожжет… Чтобы не встали.
      – И много вас оставалось?
      – Да десятка два…
      – И что?
      – На счастье наше, проезжали мимо три мага и образина с ними одна, страхолюдная. Проезжали, да мимо не проехали.
      – Помогли?
      – Десятка три упырей сожгли, да деревню заговором обнесли - чтобы упыри не совались. А сами дальше поехали.
      – А что же - Ишевы хранители?
      Богун презрительно фыркнул.
      – Через месяц и они пожаловали. Вот уж не знаю, кто хуже-то…
      – Не поняла…
      – Хранители эти или упыри взбесившиеся. Перво-наперво - заставили нас Ишеву благодать принять. Да мы бы и не против, когда - бесплатно. А то за благодать да святость слупили с носа по червонцу. Потом, когда про магов рассказали им, главный из хряков велел про всё забыть. Мол, то нечистый нас искушал, да мы искушения не выдержали, грех на душу приняли.
      – Как ты сказал…?
      – Ты про что? - Богун неторопливо поскреб ногтями живот.
      – Ты сказал - хряки.
      – А - это… Суди сама - он повернулся ко мне всем туловищем - деньги содрали, нежить побитую тоже себе приписали, огород магический сняли и умотали себе дальше. Я и придумал их звать - не хранителями, а хряками.
      Я невольно хмыкнула. Интересно, Илорка прислушивается? Если бы её наставника назвали хряком Кальялом - сильно бы обиделась?
      – В ту же ночь - продолжал Богун - приперся вурдалак и начал по деревне шарить. Только мы уже были озлобленные и на все готовые. Скопом его на вилы подняли и в костер приготовленный сунули. Так, на открытом огне и доспел. Подрумянился вражина! А уж вони-то было… Вот и деревенька наша показалась.
      Парень кивнул головой на показавшиеся вдалеке крыши, взъерошившиеся пучками старой соломы.
      Через некоторое время мы уже въезжали в полуразрушенную деревню. Прямо от околицы нас встретила череда покосившихся домов, сиротливо глядящих куда-то глазницами-впадинами окон. Остатки плетеных заборов сиротливо кособочились, не скрывая заброшенных огородов, сплошь заросших бурьяном и лебедой. Деревня и впрямь когда-то была большая. Мы проехали домов двадцать, прежде чем увидели что-то похожее на жилье.
      – Богун - обратилась я к одноногому - а почему деревня такая заброшенная?
      – Да кто ж её поднимать будет? - удивился он, излишне резко шлепая вожжами по лошадиному крупу - нам бы свои домишки в порядке содержать, да хлеба вовремя засеять, да собрать, да обмолотить. А мельницы поблизости нету. Приехали к нам год назад две семьи. Они пару заброшенных домишков заняли, из тех что получше.
      – Ну, так взялись бы разом - подала голос Лорка - и разобрали пустые дома на бревна. И место освободили бы, и…
      Богун резко обернулся к ней.
      – Ишь ты, умная какая! Со стороны всегда легче советы подавать. Коли ты ведьма Ишева, так давай - помоги! Махни ручонками - разнеси избы на бревна, да в штабеля уложи.
      – Я не ведьма! - вспылила задетая магичка - и не мое это дело - вам жизнь облегчать. Это ваша мужицкая забота - вы тут живете!
      – Вот и не лезь, куда не просят - жестко оборвал Богун.
      В наступившей тишине я услышала, как Илорка начала громко сопеть носом. Того и гляди - расплачется, дурочка.
      – Я что-то не поняла - холодно сказала я - с чего это ты с нами на "ты"? Мы тебе не девки деревенские, мы - дети Ишевы. Так что думай, прежде чем говорить. А то, как бы пожалеть не пришлось.
      С этими словами я спрыгнула с телеги и подбежала к уже начавшей всхлипывать Илорке. Сдернула обе сумки, сдернула обиженную магичку, отвязала Пчелку и помахала Богуну рукой.
      Одноногий покосился, но промолчал. Как ни в чем не бывало, причмокнул губами, погоняя лошадь, и поехал дальше.
      Я усмешливо глянула на подружку.
      – Ну?
      – Что… ну? - шмыгая носом спросила Илора.
      – Ты и вправду можешь их дома на бревна разобрать?
      – Ну…, один домик… могу.
      – Ну… один… домик… могу… - передразнила я её, - чего ж тогда лезешь с советами? Промолчать не могла, да? Мы в эту деревню идем - чего было умничать? Вот заставят тебя и вправду расчистить место…
      – Как это - заставят?! - возмутилась Лора - Не имеют права! Я свободная эльсартиш, у меня все документы имеются.
      – Ну-ну, ты ещё своему сати пожалуйся. Как его Богун назвал - хряком кажется?
      – А ты и рада слова мужичьи подхватить, семечка Ишева - прищурила глаза магичка - видать и вправду из мужицкого рода. Знаю я про вас, сироты Ишевы. Вас по всей Пустоши собирали - без роду, без племени… Ой!
      Илора прикрыла рот ладонью.
      Я неспешно закинула сумку на плечо и пошла вслед за поскрипывающей за домами телегой.
      – Арса! Ну прости! Я не хотела… Оно само вырвалось! - захныкала вслед рыжая - Ну прости!
      Пройдя несколько шагов, я оглянулась. Магичка продолжала стоять на месте, прикусив пальцы идеально ровными и белыми зубами. Глаза, разумеется, на мокром месте, губы плаксиво скривились. Пчелка хладнокровно разглядывала хозяйку, нисколько не прочувствовав ситуацию.
      – Ты идешь или как? - почти нормальным голосом окликнула я её, пытаясь проглотить вставший поперек горла ком.
      Магичка медленно подняла свою сумку и осторожными шажками двинулась ко мне. Словно готовясь в любой момент улепетнуть, если я вдруг в зверя превращусь.
      Я только хмыкнула. До первой жилой избы мы не разговаривали.
      Как могли люди уживаться рядом с практически мертвой частью деревни? Я бы не смогла жить так близко от полуразрушенных домов, веющих смертью. Граница между жильем и разрухой - полоса всего в десяток складней, густо поросшая травой.
      Между тем, ближайший дом красовался новенькими стенами, хорошей дощатой крышей с резным карнизом и грубовато вырезанными горгульями по углам. Дом был обнесен хорошо сколоченным забором из крепких, ещё не успевших потемнеть от времени, досок. Где-то в глубине мычала корова, хрюкали свиньи, и женский голос заунывно напевал колыбельную.
      Илора на мгновенье остановилась, вопросительно глядя на меня, но я пожала плечами и прошла дальше. Не стучаться же в первую попавшуюся избу, тем более что в приоткрытых воротах виднелась уже знакомая нам телега…
      Искать в этой деревушке постоялый двор было глупо, я искала дом старосты, рассчитывая на Илоркины бумажки. Там, небось расписано - кто она, да из-под чьего крыла на Ишев свет выпорхнула. Отец Ольгерд в свое время постарался, чтобы отцы-настоятели выдали мне нормальное свидетельство о том, что я есть воспитанница Валлиса, а не пугало огородное. Но вряд ли бы это произвело на кого-нибудь благоприятное впечатление.
      Дом старосты нам указала прохожая баба, тут же с любопытством засеменившая вслед за нами. Пожалуй, из всех домов, дом старосты был самый захудалый. Забор состоял сплошь из больших и малых дыр, придававших ему очень неопрятный вид. Через дыры туда и сюда сновали задумчивые собаки с неопределенно голодным взглядом. Словно бы их покормили, да только не мясом, а похлебкой из толченой лебеды. Упомянутая лебеда подмяла под себя небольшой огородик, когда-то засеянный редиской, чьи длинные засохшие стебли (позапрошлогодние, наверное) портили картину буйства живой природы.
      Я пихнула Илору в спину, подталкивая её к калитке. Магичка обреченно взглянула на меня, но поскольку была провинившейся, молча шагнула во двор.
      На крыльце нас встретил небольшого роста мужичок. Лысенький такой, с кудрявой бородкой и маленькими прищуренными глазками.
      Илорка остановилась, прокашлялась и подошла ближе.
      – Вы… мы… э-э-э… - и получив от меня кулаком в спину - вы - староста?
      – Ммм… - неопределенно сказал мужичок.
      Очередной тычок в спину.
      – Нам нужен ночлег.
      – Ммм…
      Илора растерянно обернулась ко мне.
      – Что он всё мычит? Может он немой?
      Я шагнула вперед.
      – Вы - немой?
      – Чаво?! - удивился мужик.
      – Таво! - ответила я - Вам сказано было - нужен ночлег двум девицам благородного происхождения. Ясно?
      – Угу, чаво уж ястнее… - мужик снова впал в блаженное состояние немоты.
      У меня возникло отчетливое желание запустить в него чем-нибудь тяжелым. Я двинула Илорку локтем в бок.
      – Покажи ему свое свидетельство.
      – Зачем? - округлила она глаза и получила ещё раз. Снова засопев носом, магичка достала из сумки скрученный трубочкой свиток и протянула мне.
      – Вы читать умеете? - осведомилась я.
      – Мнеумм…
      Тяжело вздохнув, я сунула мужику под нос свидетельство, так чтобы хорошо приложенная печать сэренсати оказалась у него перед глазами. Он нехотя вгляделся в поблескивающий бутон розы, и пробормотал как бы про себя:
      – Вон оно что… Ну это не к нам.
      – А к кому?
      – Тут месячишко назад святоша к нам прибыл, на постоянное проживание. Деньги на храм собирает, да жить поучает. Молиться заставляет кажное утро. К нему и ступайте.
      И, предупреждая дальнейшие расспросы, крикнул кому-то:
      – Инка, проводи!
      Из дверей выскочила бойкая чумазая девчонка лет двенадцати и, с любопытством глянув на нас, побежала к калитке.
      – Идить за мной!
      Местный святоша жил на самом краю деревни. Жилище его было более чем скромным и всем видом говорило о том, что тут живет человек воздержанный, неприхотливый, непритязательный и так далее. Короче - о том, что мужики (явно подхихикивая в бороды), выделили местному проповеднику Иша самый захудалый сарай, в котором раньше держали свиней.
      Маленький огородик тщательно обработанный, старательно ждал конца лета, чтобы показать хозяину, на что способна земля, при хорошем уходе. Небольшая поленница дров была сложена у стены сарая… (тьфу!) дома. И - ни намека на забор.
      Я остановилась перед дверями и покашляла. За дверью послышался шорох, и дверь отворилась. К нам вышел невысокий, крепкий мужчина лет пятидесяти, в темно-синей рясе. Темноглазый, темноволосый, коротко остриженный. Я невольно поежилась под его взглядом. Взгляд был очень… цепким.
      Ишева магичка, наконец-то почувствовав себя в привычной обстановке, самоуверенно вышла вперед.
      – Здравствуйте, святоша!
      Я молча кивнула.
      – И вам того же - вежливо ответил он - чем могу помочь?
      – Я - эльсартиш-соискатель четвертого круга Илора Мелинская. Моя спутница - Арса…э-э-э…, воспитанница Валлиса.
      Святоша насторожился и недоверчиво уставился на нас.
      – Меня зовут - Кайк Лонов. Я - свободный проповедник, несу слово и дело Ишево в народ. В настоящее время решил осесть в сей деревеньке, дабы взрастить не мелкую поросль истины, но сад цветущий…
      И тут же деловым тоном добавил:
      – Могу я взглянуть на ваши свидетельства?
      Предъявленные свидетельства его удовлетворили, хотя при взгляде на моё святоша удивленно-неодобрительно вздернул брови.
      – Проходите в дом - пригласил он - дщерям Ишевым всегда здесь рады. Не взыщите за скудность убранства сей обители. Овцы заблудшие, закоснелые в неверии и селатовой прелести думали оскорбить скромного служителя Единого и Неповторимого. Но они заблуждались, и дом сей сияет благодатью не хуже Большого Ишева храма в Синедоле. Лошадь можете привязать здесь.
      Если дом и сиял благодатью, то я этого не почувствовала. Запах немытого тела и носков столетней выдержки был повсюду. Помимо того, кажется, служитель Иша баловался табачком, причем не самым лучшим. Илорка судорожно сглотнула слюну и выдала нечто среднее между "а", "о" и "е". Я постаралась дышать как можно реже. Дом был разделен на четыре комнаты плетеной перегородкой, которая несомненно, в лучшие свои годы, служила забором. Святоша указал нам место нашего ночлега и приволок два самодельных тюфяка, из которых пучками торчала старая солома.
      Скинув сумку на пол, я пошла разглядывать остальные комнаты. Одна из них наверняка служила кухней, потому как в ней были свалены несколько глиняных и чугунных горшков, стояла уродливо слепленная печурка и, в одном из углов стояло ржавое ведро с помоями. Запах был соответствующий. Я быстро выскочила оттуда в следующую комнату. Хотя мой нос уже приобвык к живущим вместе с Кайком запахам, но это было чересчур. Следующая комната была спальней. Тут было довольно чистенько и уютно. На стене, в изголовье лежанки висело деревянное изображение Иша изгоняющего. Колченогий стол был завален книгами и оплывшими свечками. Я скучающе оглядела комнату и вернулась к Илоре. Магичка расстелила поверх тюфяка свой плащ и, не обращая внимания на терзающий обоняние запах, растянулась поверх.
      – Ты чего разлеглась? - поинтересовалась я.
      Илора дернулась было - вскочить, но передумала.
      – А что?
      – Я пойду у ближайших соседей поспрашиваю насчет Авера, а ты займись нашим хозяином.
      – А почему я? - возмутилась магичка.
      – Потому что - отрезала я категорично и, повернувшись, вышла из комнаты.
      Не было у меня никакого желания разговаривать со святошей. Я пятнадцать лет с ними общалась. Хватит. Пусть теперь Илорка побеседует.
      Я с сожалением оставила сумку в доме и вышла на улицу. За порогом вся моя уверенность куда-то исчезла. Я осторожно обошла взлелеянный огородик, попутно наступив в оставленную кем-то лепешку (но не хлеб) и остановилась посреди улицы. Идея бродить из двора во двор, и опрашивать всех жителей: "не встречали вы парня лет сорока… тьфу - двадцати, волосы темные, глаза карие, вот настолько выше меня…" совершенно меня не взбодрила. Я медленно двинулась куда-то вперед, рассеянно глядя поверх заборов и плетней. Время было - за полдень, в деревне было тихо. В огородах копались бабы, где-то за избами визжали и вопили деревенские ребятишки, играя в свои деревенские ребяческие игры… Мужиков почти не было видно, только кое-где с крыльца поднимались ввысь клубы сизого дыма - хозяева после хорошего обеда травились едкой махрой. Я прошла уже больше половины улицы, так и не решившись заглянуть к кому-нибудь во двор.
      – Эй, бла-ародная девица! - окликнул меня чей-то ернический голос.
      Из распахнутых ворот, в конце улицы высовывался Богун.
      – Подь сюды, не боись! - осклабился он.
      – Я и не боюсь - буркнула я себе под нос и направилась к нему.
      – Ну что, нашла своего парня?
      – Ещё и не искала - огрызнулась я, несколько смущенно. Моего парня… А звучит, правда?
      – Как хоть звать-то?
      – Авером его зовут.
      – Да я не про то… Тебя - как звать?
      – Ты вроде бы госпожой называл? - сощурила я глаза - а потом сразу на "ты" перешел.
      – Ну… эк… извени - Богун смущенно почесал затылок - да не подходишь ты на госпожу. Ну вот, чесслово! Ты уж не обижайся… Подруга твоя - эта да! Сразу видать, што у папки с мамкой за пазухой жила, и в обоих ручонках по прянику держала.
      Я подумал-подумала, и решила не обижаться за Илорку. Рыжая и вправду иногда нос дерет выше макушки.
      – Арсой меня зовут.
      – Так ты, Арса и впрямь… эта, как её…? Ишева…
      – Ишева кто? - спросила я ледяным тоном.
      Вопреки моим ожиданиям, Богун слегка струхнул.
      – Ну эта… зерно…
      – Правда. А что?
      Мужик неожиданно ловко подскочил на ноге, сунув под мышку березовый костыль, и галантно взмахнул рукой.
      – Может - в дом зайдешь? А то, што это мы на улице торчим, на радость балаболкам нашим! Милка нам пожрать што-нить соорудит, ну откушать то есть…
      Я невольно улыбнулась и шагнула во двор.
      В сенях нас встретила худенькая маленькая женщина, с широко распахнутыми синими глазами. Увидев меня, она всплеснула руками.
      – Идол окаянный, что ж ты не предупредил, что гости у нас?!
      Я перевела её возглас так: "злыдень бесстыдный, уже в дом девок тащит!", и хмыкнула.
      Богун ободряюще мне подмигнул и добродушно проворковал:
      – Ништё, молчи, женшшына! Как есть - так и примем. Коли уж за десять лет порядку в доме нету, так откуда ж ему зараз появиться. А гостья - не обидится. Проходите, госпожа Арса. Да, вот это - жена моя, Милёна.
      Женщина обреченно махнула рукой и пропустила меня в горницу. За моей спиной раздался звучный шлепок, короткий вскрик и довольное похохатывание.
      Оказавшись в доме, я поняла причину паники. Прямо у порога комнаты громоздились туго набитые мешки, грязное белье большой кучей было свалено возле стола. Посреди комнаты непринужденно валялись тощий до костей веник и измазанный в золе совок. По углам сдельно нанятые пауки плели ажурные занавески, причем разу так по третьему. Я вспомнила порядок, царивший в гномьем доме (разумеется, благодаря Льесе) и улыбнулась. Какой контраст…
      Богун, не дожидаясь пока я присяду, бойко проскакал к столу и плюхнулся у окна, прислонив костыль к стене. Я уселась напротив.
      – Милка, что у нас в печи съедобного?
      – Да не готовила я ничего - виновато-сердито ответила жена - кто ж знал…, ты-то в обед не ешь почти, а мне некогда. Вы уж извините - обратилась она ко мне - не знала я, што гости будут. Всё мужик мой, голова дурная - на столе хоть шаром покати, а он гостей зазывает. Да и не прибрано в доме-то. Стыдобушка одна.
      Проговаривая эти слова, Милёна быстро вынула из печи горшок, издававший слабый запах холодных щей, нарезала большими ломтями сероватый хлеб, выложила на стол две обгрызенные деревянные ложки (а вы думали - металлические?). Застыла на месте, пытаясь что-то вспомнить. Рванулась с места, доставая из ларя два чистых рушника, выбежала из комнаты, загремев чем-то железным за стеной. Вернулась с кувшином, края которого были усыпаны дрожащими капельками влаги, поставила на стол две кружки и окончательно застыла у печи, подперев пальцем щеку (и без сомнения сгорая от любопытства).
      Богун кашлянул и сурово взглянул на жену. Многозначительно кашлянул ещё раз.
      – Милёна…
      – Что муженёк? - с готовностью откликнулась она.
      – Поди, огород прополи.
      – Зачем это? - восторженно-глуповато спросила Милёна - Я ж с утра там была, всё до стебелька повыдергала.
      – Кхм…, ну поди… порося погляди - неопределенно сказал Богун, глядя перед собой.
      – Зачем ещё? Смотрела уж…
      – Ну сходи к колодцу, воды принеси - уже раздраженно перебил он - дров наколи, к соседям сбегай, у них прополку сделай али ещё што…!
      – Зачем это? - наивно поинтересовалась жена.
      – Затем что поговорить надо! - рявкнул Богун, окончательно потеряв терпение - што тебе все разжевывать надо?
      – А… - обиженно протянула Милёна - ну так бы и сказал. А то городит ерунду какую-то.
      Она медленно проплыла к порогу, накинула на плечи платок и искоса глянула на мужа.
      – Пойду к Качеихе схожу. Давно уж к себе звала, да я не шла. Всё некогда было. Всё по хозяйству, за птицей пригляди да за свиньями… да корову на выпас… Даже с бабами поболтать некогда…
      – Да идёшь ты или нет?! - заорал Богун и стукнул кулаком по столу - эвон скоко времени тебе даю - хоть до смерти заболтайтесь тама! Токо штобы через час дома была!
      Я сидела, притворяясь неодушевленным предметом, потому что очень неловко это - присутствовать при семейных разборках.
      Милёна гордо вскинула подбородок и вышла во двор.
      – Дров ему поколи! - закричала она с улицы - Пьянчужка окаянный! Все мужики в поле ратуют, а он все по шинкам да кабакам шляется. Ни горба денег в дом ещё не принес, идол одноногий!
      Громко хлопнула калитка, и всё смолкло.
      – Цыть! - запоздало вскинулся Богун - вот баба - дура…
      Я ухватилась за кувшин и плеснула себе квасу. Зубы заломило, в нос ударила пахучая струя аромата. Я невольно вздохнула.
      – Что хорош? - подмигнул мужик - Милка делает. Она у меня мастерица. Да и вотще - тихая, это счас вожжа под хвост попала.
      – Может просто ревнует? - предположила я.
      – Ревнует? Милка? Да что вы! Она у меня смирная - самоуверенно заявил он.
      Я сделала несколько глотков, и кивнула Богуну.
      – Так о чем разговор?
      Разнежившийся от приятных мыслей мужик вздрогнул.
      – А…, это… Так о чем мы…? А, про парня твоего…
      Я уж хотела одернуть Богуна. При жене - выкал, а теперь снова тычет. Но почему-то не одернула, более того - навострила уши.
      – Вотщем, парня твоего я не видел - обрадовал меня он и, предупреждая всплеск моих эмоций, успокаивающе поднял руку - но я знаю, кто уж точно видел. Если конечно парень твой по этой дороге шел…
      – По этой, по этой - заявила я - говори, не тяни.
      Богун неторопливо выцедил кружку кваса и гостеприимно махнул рукой над столом.
      – Да ты ешь, Арса, не стесняйся. Святоша-то - небось и корки хлебной не предложил?
      – Да мы и не просили - заступилась я почему-то за Кайка - а что там?
      – Щи - почти уверенно сказал Богун - кажется…
      Я осторожно заглянула в горшок, зачерпнула половником немного варева и плюхнула себе в тарелку для изучения. Это и в самом деле были щи. Не слишком свежие, но вполне съедобные. Я набила рот хлебом и принялась жевать, запивая квасом.
      – Му? - спросила я.
      – Не понял?
      – Што жа шеовек?
      – А, понял - обрадовался Богун - да в пяти стаднях от нашей деревни трактирчик небольшой есть. Там все проезжие останавливаются. Кто - переночевать, а кто - просто перекусить чего. Хозяин трактира - Олдей Великан, мужик въедливый и дотошный. Коли начнет путника какого пытать - не отстанет, пока не выяснит - кто, куда и по какому делу. Олдей раньше стражником в Городецке служил, да святошам не угодил чем-то.
      – А он что, и вправду великан?
      – Да нет, мужик он конечно дородный, пузом двери открывает - засмеялся Богун - но вот росточком не вышел. Когда за стойкой стоит - одна макушка видна. Скамеечки себе подставляет.
      Я допила квас и вытерла рот рушником.
      – Так - по дороге на юг?
      Богун как-то уклончиво отвел глаза.
      – Только вот…
      – Что?
      – Неспокойно сейчас в том месте. Поговаривают, что разбойники объявились. Олдей сам жаловался, да без толку. До смерти пока не доходило, но раз в неделю обязательно кого-нибудь ограбят. Места у нас не слишком людные. До властей далеко, эльсы…, ну маги то есть - тоже нечасто заглядывают. Стражники тоже сюда не рвутся.
      – А что ж так?
      – В последнюю войну уж больно тут много трупов осталось лежать, по лесам да полям. Ну, поля мы с грехом пополам очистили. А вот в лесах…
      – Ну и что? - хмыкнула я - мертвые не кусаются.
      – Думаешь? - взгляд мужика стал неожиданно снисходительным. Словно он знал что-то, чего мне никогда не узнать.
      – Погоди! Ты хочешь сказать, что по лесам бродят вурдалаки?!
      – Вурдалаки или нет - врать не стану. Близко с ними не встречался.
      – А что Кайк говорит? - поинтересовалась я (всё же служитель Ишев…, должен как-то отреагировать).
      Богун насупился.
      – Молитесь, говорит, и жертвуйте…
      – Так - сказала я, поднимаясь из-за стола - ну ладно. Спасибо за хлеб, за квас. Мне пора.
      – Побежишь своего догонять? - с добродушной усмешкой спросил Богун - Видать парень хорош, коли две девки за ним бегают.
      "Девку" я бы ему простила, но - две! Дверь громыхнула с такой силой, что в сенях что-то жалобно тенькнуло, заскреблось по стене и с грохотом упало. Я выскочила во двор и направилась к калитке.
      – Странно - подумалось мне - Богун живет на самом краю. Дальше только заброшенные дома - рассадник мелкой нечисти. А во дворе даже собаки нет.
      Мой взгляд упал на рассохшуюся собачью будку. Рядом валялась ржавая цепь, один конец которой был прикреплен к будке, а второй… Второй конец был словно перекушен чьими-то зубами.
      Я замедлила шаг, пытаясь сообразить. Потом махнула рукой и открыла калитку.
      Только оказавшись распластанной на земле, я поняла что ошиблась, назвав Милёну худенькой и маленькой. Женщина сбила меня с ног и, не обратив никакого внимания, понеслась к дому.
      – Богун! - закричала она визгливым голосом - Богун!
      Хлопнула многострадальная дверь, и я осталась в гордом одиночестве. На голодный желудок падать гораздо приятнее. По крайней мере, в нем не булькает хлеб вперемешку с квасом - решила я, вставая и отряхиваясь. На этот раз я задержалась возле собачьей будки и рассмотрела цепь. Цепь и вправду была перекушена чьими-то крепчайшими зубками. Кто мог это сделать - я понятия не имела.
      Пора было узнать, как дела у магички. Я уже закрывала за собой калитку, когда снова открылась дверь, и на крыльце появился Богун.
      – Арса! - окликнул он.
      – Что?
      – Поговорить бы…
      – О чем? - с неохотой спросила я. Предчувствие мне говорило, что речь не пойдет об Авере. Между тем, на улице творилось что-то невообразимое. Бабы как ошпаренные носились по улице, стучали соседкам в окна, кричали, хватали визжащих ребятишек и тащили по домам. В одно мгновенье деревня стихла. Только слышно было, как щелкают запоры на дверях и ставнях.
      Я непонимающе огляделась, затем взглянула на спускающегося с крыльца одноногого.
      – Твоя подруга ведь… ведьма? - подозрительно спокойным посторонним голосом спросил Богун.

ГЛАВА 7.