Густой мрак ночи прорезывали только яркие лучи наших прожекторов да вспышки ракет, которые пускались нашими солдатами для освещения местности.

Вряд ли кому спалось в эту зловещую тревожную ночь...

Сегодня японцы с утра начали обстреливать наш порт 120-миллиметровыми снарядами. Около 10 часов утра один из их снарядов зажег под Золотой горой склад масла и керосина, принадлежавший Морскому ведомству. Скоро все склады были объяты пламенем. Пожарище было ужасное. Клубы черного дыма застилали почти всю гору. Огненные языки, взрывавшиеся при взрыве бочек с керосином, достигали десяти сажен высоты.

Для тушения пожара были вызваны команды матросов и пожарных, которым с трудом удалось его прекратить только к 12 часам дня.

К счастью для тушивших команд, японцы почему-то не обстреливали места пожара, а то, наверное, не обошлось бы без крупных жертв.

Сегодня наши батареи приморского флота и часть морских орудий открыли перекидную стрельбу по квадратам.

Около часу дня японцы прекратили стрельбу по порту и перенесли весь свой огонь на подошву Перепелиной горы. Снаряды их начали падать вблизи зданий 3-й батареи.

Почти одновременно с этим японцы снова повели наступление на Дагу-Шань. Обе укрепленные нами вершины были буквально засыпаны японской шрапнелью.

В то же время часть японской пехоты подошла к подошве этих гор и залегла в долине, в мертвом их пространстве.

Тогда генерал Смирнов попросил адмирала Витгефта обстрелять с моря долину перед Дагу и Согу-Шанем. Для этой цели тотчас были посланы крейсер «Новик» и одна канонерка с несколькими миноносцами, которые некоторое время и обстреливали усиленно указанную долину. Результаты этой стрельбы, однако, нельзя было определить ввиду пересеченной местности.

Около часу дня всякая стрельба на нашем правом фланге прекратилась и бой на время затих.

Но около 8 часов вечера он возобновился с новой силой. Японцы буквально засыпали Дагу и Согу-Шань своей шрапнелью, которая целыми тучами проносилась в воздухе, неся смерть и разрушение. Под зашитой своей артиллерии японцы большими массами снова повели атаку на Дагу-Шань. Наша пехота, совершенно засыпанная и забитая в своих окопах и блиндажах японской шрапнелью, не успела даже вовремя открыть огонь по атакующим колоннам. Японцы с непостижимой быстротой взошли по почти отвесным склонам и заставили защитников Дагу-Шаня поспешно очистить их позиции и отступить. Увидев, что Дагу-Шань в руках японцев, наши войска, оборонявшие Согу-Шань, покинули свои позиции без боя. Во время своей атаки японские колонны несли огромные потери от огня нашей крепостной артиллерии, но остановить их натиск невозможно было никакими усилиями.

О наших потерях нет пока никаких точных сведений. Знаю только, что в числе других убит шрапнелью в голову один из самых дельных офицеров Квантунской саперной роты штабс-капитан Эслингер.

Во время сегодняшнего боя особенной стойкостью отличались две роты пограничной стражи.

«Новый край» писал о сегодняшнем дне:

«26 июля, в 8 часов вечера, последняя незначительная часть войск правого фланга после упорного двухдневного боя отошла за верки крепости.

Противник стремительно, целыми массами, вел несколько атак, подвергаясь сильнейшему артиллерийскому огню всего нашего восточного фронта и части береговых батарей.

Когда неприятелю удалось, наконец (вернее, когда нашим приказано было отойти, во избежание лишних потерь), занять Дагу-Шань и Согу-Шань с огромными потерями, численность которых определить очень трудно, с целью, конечно, установить за ночь батареи, — наша артиллерия по приказанию генерал-лейтенанта Смирнова развила настолько сильный огонь по квадратам и прицелу, что не только возводить какие бы то ни было сооружения, но даже далеко кругом не было никакой возможности держаться. Наутро все склоны Дагу-Шаня были изрыты.

Снаряды огненным ливнем всю ночь омывали Аагу-Шань».

Сегодня окончательно выяснилось, что Дагу-Шань и Согу-Шань заняты японцами.

Наша артиллерия целую ночь на 27 июля обстреливала оба эти пункта, но без особого успеха.

Крейсер «Новик», канонерки «Гиляк» и «Отважный» и часть миноносцев выходили в море и тоже стреляли по японским позициям, но с приближением к бухте Тахэ нескольких японских судов принуждены были отойти под Золотую гору, где и простояли весь день.

Утром я поехал на Опасную гору и случайно был свидетелем удивительно интересного зрелища, а именно нашей попытки захватить обратно отданный накануне Дагу-Шань. К сожалению, эта попытка окончилась полной неудачей.

День был ясный и безветренный. Воздух был чист и прозрачен. Я любовался с вершины Опасной впереди лежащей цепью гор, за которыми скрывалась вся японская армия. Японцы ничем не обнаруживали своего присутствия. Изредка только мелькали кое-где отдельные фигуры людей. Вообще же вся местность казалась вымершей и как-то трудно было себе представить, что сейчас же за этой цепью гор стоит целая армия в несколько тысяч человек с несколькими сотнями орудий.

Около 11 часов на Опасную гору приехал один из моих товарищей и сообщил, что по приказанию генерала Смирнова на Дагу-Шань посланы отряд охотников и две роты с целью атаковать его и попытаться отбить четыре наших орудия, оставленных вчера нашими войсками при их поспешном отступлении.

Мы с особенным вниманием стали следить за вершиной Дагу-Шаня.

Японцев на ней по-прежнему не было видно.

Вдруг я ясно различил 12 или 15 наших стрелков, поднимающихся редкой цепью по склонам этой горы. Стрелки, укрываясь от глаз неприятеля за огромными глыбами камней, быстро приближались к вершине.

Одновременно с этим одна из рот 28-го Восточно-Сибирского стрелкового полка вышла из линии наших окопов, очевидно, на подмогу нашим стрелкам.

Командир роты тотчас же сделал непростительную ошибку, рассыпав цепь на совершенно открытом месте на вершине какого-то бугра. Совершенно было необъяснимо, почему он не воспользовался пересеченной местностью и не постарался возможно лучше укрыть свою роту.

Рота залегла, унтер-офицеры стали на колени. Все делалось с соблюдением всех правил, совсем как на параде, но, к несчастью, совершенно были забыты и условия окружающей местности, и сами задачи всего предприятия...

Рота находилась от вершины Дагу-Шаня шагах в 3000.

Между тем наши охотники успели взойти на вершину и залегли за камнями. Вскоре на горе послышались одиночные выстрелы и началась перестрелка между нашими охотниками и японцами, залегшими где-то на другой вершине.

Вдруг, неожиданно для всех, я ясно увидел группу японцев, которые бежали нижней траншеей, намереваясь обойти наших охотников. Так и хотелось крикнуть им и предупредить о грозящей опасности. К несчастью, они не могли, конечно, нас услышать, да и к тому же они были в это время заняты перестрелкой с несколькими японцами, наступавшими на них с фронта. Но вот наши стрелки сами заметили обход и бросились бежать с горы. Японцы выскочили из окопов и открыли по ним огонь пачками.

В то время как наши охотники под огнем неприятеля спускались с Дагу-Шаня, рота 28-го стрелкового полка, рассыпанная на бугре, почему-то дрогнула и, хотя не находилась в сфере огня, побежала назад.

Я не успел еще опомниться, как на месте ротной цепи увидел не более 30 человек с совершенно растерявшимся офицером.

Все это произошло так быстро, что наша артиллерия только минут через пять спохватилась и открыла огонь по японцам, которые тотчас же рассыпались и укрылись в свои траншеи.

К счастью, все обошлось без потерь: японцы ранили у нас только одного охотника.

Так окончился наш неудачный контрштурм.

Сегодня, во время перекидной стрельбы японцев по порту, несколько их снарядов попали в наши броненосцы: «Ретвизан», «Пересвет» и «Победу».

Сегодня, неожиданно для всех, наша эскадра снялась с якоря, вышла в море и в 8 3/4 часов утра, взяв курс вправо вдоль берегов Тигрового полуострова, пошла во Владивосток.

Я только случайно вчера поздно вечером узнал о назначенном на сегодня ее выходе и благодаря этому имел возможность наблюдать за ним с вершины Электрического утеса.

Все присутствующие артурцы провожали наших моряков искренними пожеланиями полной удачи.

Как ни было неожиданно отплытие эскадры, однако наши моряки не забыли прихватить с собой и кое-кого из своих дам.

Таким образом, с уходом эскадры у нас уменьшилось и количество прекрасного пола.

В 11 часов утра, 5 часов дня и ночью, около 12, с моря доносились отдаленные звуки канонады. Все заставляло предполагать, что неожиданный выход нашей эскадры застал японцев совершенно врасплох.

В девятом часу вечера миноносец «Решительный» ушел в Чифу, очевидно, с донесением в С.-Петербург о выходе эскадры для прорыва во Владивосток.

На том же миноносце уехали из Артура артиллерийский подполковник Меллер и корабельный инженер Беженцев. Оба они получили за свою деятельность в Артуре Владимирские кресты и, вероятно, сочли свое присутствие в крепости, после ухода эскадры, совершенно лишним.

Сегодня, во время перекидной стрельбы японцев, мне случайно довелось быть очевидцем тяжелой картины: один из неприятельских снарядов упал на шоссе близ Пушкинской школы как раз в то время, когда по дороге шли четыре солдатика, возвращавшиеся со смены караула. Все четверо пострадали. Из них двое были ранены смертельно, у одного оторвало ногу, а последний счастливо отделался небольшой сравнительно раной. Пострадавших отнесли в ближайший госпиталь.

Их жалобные стоны звучали у меня в ушах целую ночь.

Рано утром меня разбудил мой вестовой со словами:

— Ваше Высокоблагородие, «Ретвизан» вернулся.

Я не выдержал и выругал его за донесение, показавшееся мне совершенно нелепым.

— Откуда ты это узнал? — спрашиваю.

— Своими глазами видел, он теперь уже входит в порт, — отвечает вестовой.

Охваченный неописуемым волнением, я вскочил с постели, оделся и поспешно поехал на Двурогий холм.

Увы! Оказалось, что мой вестовой не ошибся...

Я увидел печальную картину. Наша эскадра, в полном беспорядке, не соблюдая строя, тихо приближалась к Артуру. Броненосец «Ретвизан» входил уже в гавань. У некоторых судов видны были повреждения, у броненосца «Пересвет» были сбиты обе мачты. Очевидно, эскадре пришлось вынести жаркий бой с неприятелем. В рядах ее не хватало крейсеров «Диана», «Новик», «Аскольд», броненосца «Цесаревич» и шести миноносцев.

Все вернувшиеся суда около 12 часов вошли в гавань.

Печальное возвращение нашей эскадры произвело самое удручающее и тяжелое впечатление на весь гарнизон, тем более что никто не имел ни малейшего представления об истинном положении дел.

Только вечером я имел возможность расспросить некоторых из морских офицеров об обстоятельствах встречи нашей эскадры с японцами. Но и от них мне не удалось добыть каких-либо точных сведений, так как все их рассказы были крайне разноречивы.

В общих же чертах сражение 28 июля представлялось в следующем виде.

После выхода нашей эскадры японцы в течение целого дня тщательно следили за ней. Между тем весь их флот сосредоточился у берегов Шантунга.

Завидев издали наши приближающиеся суда, японцы взяли параллельный нам курс и открыли огонь по нашему головному флагманскому броненосцу «Цесаревич».

Нашей эскадре тоже было отдано с «Цесаревича» приказание сосредоточить весь огонь на головном неприятельском броненосце. Однако этот сигнал почему-то не был принят нашей эскадрой, и приказание командира не было исполнено. Не имея общего руководительства, эскадра наша вела стрельбу совершенно бестолково, без общих целей и задач. Каждый броненосец действовал самостоятельно, без определенного плана. Так, броненосец «Ретвизан» вышел почему-то из общей линии и пошел навстречу японской эскадре на таран.

Темнота надвигающейся ночи внесла еще больший беспорядок и путаницу в действия как нашей, так и японской эскадры.

Стало совершенно невозможным отличать свои суда от неприятельских. Некоторые моряки меня уверяли впоследствии, что некоторые наши суда стреляли в своих же. То же самое я слыхал и от матросов.

У нас особенно сильно пострадал броненосец «Цесаревич», на котором с самого начала боя был сосредоточен весь огонь неприятельской эскадры. У него оказался испорченным рулевой аппарат, вследствие чего он потерял всякую способность управляться и начал кружить на одном месте. Вскоре на нем был поднят сигнал: «Передаю командование эскадрой старшему».

Старшим был адмирал князь Ухтомский, который немедленно принял командование. Одни рассказывают, что Ухтомский тотчас же поднял сигнал: «Идти в Артур». Другие, наоборот, уверяют, что суда начали поворачивать в Артур совершенно самостоятельно.

Так или иначе, но наша эскадра, оставив на произвол судьбы свое «флагманское» судно с адмиралом Витгефтом, вместо того чтобы защищать его и твердо продолжать свой путь на Владивосток, повернула назад и врассыпную, в страшном беспорядке, пошла к Артуру.

Это была страшная ошибка, имевшая самые ужасные последствия.

Японцы в этом сражении понесли, очевидно, тяжелые потери, и флот их был сильно ослаблен. Ясным доказательством этому служит то, что они не только не преследовали нашу отступавшую эскадру, но даже не предприняли против нее ни одной минной атаки.

Благодаря этому суда наши поодиночке могли благополучно дойти до берегов Артура, встречаясь «неожиданно» друг с другом только у самой гавани, так как во время поспешного отступления каждый думал только о себе. О судьбе невернувшихся наши моряки ничего не знали, и мы их считали погибшими во время боя, кроме быстроходных крейсеров «Новик» и «Аскольд», которым, по общему мнению, удалось прорваться во Владивосток.

Потери в нашей вернувшейся эскадре были незначительные, если принять во внимание продолжительность боя.

Из офицеров убит один и ранено восемь. Матросов убито и ранено до 150 человек. Из судов особенно сильно пострадал броненосец «Пересвет». С него сегодня свезли на берег полуживых от пережитых ужасов дам, которых любезный капитан 1-го ранга Бойсман взял на свой броненосец для веселой и приятной прогулки во Владивосток.

«Новый край» в своем морском отделе написал о бое 28 июля следующие немногие строки:

«Флот наш, вышедший, как известно, вчера в море, имел весьма жаркий бой с неприятелем (в составе 4 броненосцев, 3 бронированных крейсеров и 3 крейсеров 2-го класса при 30 миноносцах).

Бой этот покрыл неувядаемой славой наших героев, моряков».

Не знаю, что именно хотел выразить в последних своих словах господин редактор.

Предоставляю решить этот вопрос самому читателю.

Перекидная стрельба японцев по городу велась сегодня, не умолкая, и днем, и вечером.

Стрельба японцев, по обыкновению, продолжается весь день и не смолкает и вечером. До сих пор, несмотря на все страдания, не удается определить местоположение японской 120-миллиметровой батареи, с которой главным образом и ведется перекидная стрельба.

Вечером в Новом Городе снарядами убиты три лошади. Несколько других снарядов попали в нашу церковь и в магазины « Кунст-Альберс» и Кандакова.

Встревоженные зрители начинают покидать Старый Город и переселяются в Новый.

Сегодня же японцы некоторое время бомбардировали 3-е временное укрепление и Курганскую батарею фугасными бомбами, но не причинили никаких разрушений и потерь.

Я думаю, что это была только пристрелка.

Пасмурный день. Моросит мелкий дождь.

Угнетенное настроение в публике после неудачного выхода эскадры начинает понемногу рассеиваться.

Вчера, как я узнал, японцы выпустили по 3-му временному укреплению тридцать два 120-миллиметровых снаряда. Несмотря на это, повреждения в форту самые незначительные.

Сегодня они опять открыли стрельбу по 3-му форту и по 3-му временному укреплению и дали до 150 выстрелов.

Кроме фугасных снарядов, они стреляли по фортам и шрапнелью, но без всяких результатов. Ни разрушений, ни потерь людьми не было.

Получены сведения, что против Артура действует армия в шесть дивизий, то есть до 70 тысяч.

Японцы, по-видимому, намерены в ближайшем будущем атаковать наш первый сектор крепости, то есть наш правый фланг.

Флот начал чиниться.

Машины оказались все в полной исправности. Вообще никаких, кажется, серьезных повреждений нет.

Теперь почти все моряки единогласно утверждают, что во время боя и японские, и наши суда после сигнала адмирала князя Ухтомского почти одновременно отступили в разные стороны.

Рассказывают, что наш броненосец «Ретвизан» своим метким огнем снес мостик на японском флагманском судне «Миказа» и заклинил у него одну башню, так что «Миказа» должен был стрелять только двумя 12-дюймовыми орудиями.

«Ретвизан» хотел его даже таранить и приблизился уже к нему на 12 кабельтовых, но броненосцу «Миказа» удалось ускользнуть.

Из всех этих и многих других рассказов о подвигах наших моряков можно заключить, что броненосец «Ретвизан» действительно дрался храбро и отчаянно.

Печально только одно, что, вероятно, наша эскадра имела полную возможность прорваться во Владивосток, но почему-то ею не воспользовалась