Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Земля Родная

ModernLib.Net / Публицистика / Лихачев Дмитрий / Земля Родная - Чтение (стр. 19)
Автор: Лихачев Дмитрий
Жанр: Публицистика

 

 


 

Поход Мамая

 
      В семидесятые годы XIV в. русские все энергичнее пытаются оказывать сопротивление Орде. В 1377 г. русские пытались защитить Нижний Новгород от нападения Араб-шаха, но Араб-шах, пройдя через лес, разбил русских на реке Пьяне. Араб-шах сжег Нижний Новгород. Через два года отряды снова разорили Нижний. И воевода Золотой Орды Бегич двинулся на Коломну, но на правом притоке Оки – реке Воже был разбит войсками Дмитрия Донского. Два года хан Мамай готовился к своему походу на Москву: собирал войска и вел дипломатическую подготовку, стараясь заручиться союзниками против Москвы.
      Силы Мамая, собиравшегося походом на Русь в 1380 г., вербовались не только из подвластных ему народов, но и из наемников. Советники Мамая говорили ему, как свидетельствуют русские летописи: "имаши богатство и имения без числа много, да наимствовав фрязи, черкеси и другие к сим, да воинство собереши много".
      Сомнительно участие в войске волжских болгар – будущих казанцев. В 60-е годы XIV в. в Золотой Орде усилилась смута и от Золотоордынской власти стали отпадать целые области и, в частности, волжские Болгары – область будущего Казанского ханства, и Наручати – область по реке Мокше. Но в 70-е годы Мамай временно подчинил себе Болгары, захватил Астрахань, но не смог подчинить себе всего Поволжья.
      Дмитрий Донской заранее узнал о готовящемся походе и стремился собрать всех своих союзников, но не все русские княжества смогли присоединиться к Дмитрию. Пришли на помощь воины с Украины, но Рязанское княжество, находившееся на пути ордынцев, боялось выступить против них. Нижний был разорен двукратным нападением на него ордынцев. Ревниво относившееся к Москве Тверское княжество отказалось выполнить свои обязательства. Смоленское княжество находилось под влиянием враждебной Литвы. Вызывает сомнение участие в готовящемся походе новгородцев. Тем важнее для Москвы было поднять на оборону Русской земли простой народ – крестьянство и ремесленников.
      Болгарин по происхождению, русский митрополит Киприан призывал всех русских князей поддерживать великого князя московского Дмитрия Донского. Киприан был человеком замечательного литературного таланта и государственного ума: он понимал, что освобождение России сулит в будущем освобождение от Османского ига и его родины.
      Уверенность в своей правоте и в грядущей победе объединенного русского войска Дмитрия Донского была настолько велика, что он пригласил с собой десять самых имущих сурож-ских купцов, в большинстве своем генуэзцев, "видения ради: еще бог случит, имут поведати в дальних странах, яко сходници суть с земли на землю всеми и в Ордах, и в Фрязях…" (т. е. во всех романских странах).
 

Битва

 
      Восьмого сентября 1380 г. соединенные силы русских княжеств одержали решительную победу над огромным войском Золотой Орды, двигавшейся на Русь под предводительством хана Мамая. Произошло это на Куликовом поле около реки Непрядвы за Доном. Воины обеих сторон сражались с неслыханным упорством. Люди гибли не только от ран, но и задыхались от великой тесноты. "Всюду бо множество мертвых лежаху, и не можаху кони ступати по мертвым; не токмо же оружием убивахуся, но сами себя бьюще и под коньскими ногами умираху, от великиа тесноты задыхахуся, яко немощно бо вместитися на поле Куликово между Доном и Мечи (рекой), множества ради многих сил сошедшеся".
      Первым павшим на Куликовом поле был Александр Пересвет, что перед изготовившимися к бою ратями принял вызов Толубея и погиб, сразив врага… Пересвет и Ослябя для множества поколений были и остаются символом ратного подвига.
      Войско Мамая наступало первым, устремившись в атаку с высокого места. Вслед за конницей шла пехота тесным строем, "ибо несть, где им расступитися". Шли с копьями наперевес; задние ряды клали свои копья на плечи передних. У передних были более короткие копья, у задних длинные. Рать Мамая ощетинилась копьями.
      Не выдержав натиска, русские войска стали отступать. Победа, казалось, была на стороне Мамая: "Грозно и жалостно в то время бяше тогда слышати, зане, же трава кровию пролита бысть, а древеса тугою (скорбью. – Д. Л.) к земли приклонишася", но тут выступил из леса хорошо спрятанный засадный полк под опытным предводительством двоюродного брата Дмитрия – князя Владимира Андреевича Серпуховского и Дмитрия Боброка Волынского и ударил в тыл и фланг войскам Мамая. Выдержка, с которой русские в засадном полку дождались нужного момента, не выдав своего присутствия, решила многое. Победа была полная, и войско Дмитрия далеко преследовало Мамая.
      После победы и заупокойного богослужения на Куликовом поле Дмитрий Донской провозгласил тут же, "став на костех", вечную память всем погибшим.
      С обеих сторон полегло более половины воинов. Значит, сражаясь, оба войска понимали, что от исхода битвы зависит многое. Что же такое было это "многое"? Получили ли русские княжества какое-то существенное преимущество? Ведь всего лишь через два года после Куликовской победы – в 1382 г. преемнику разбитого Мамая хану Тохтамышу удалось организовать новый поход на Москву, но взять Москву удалось только "изгоном" (внезапным набегом) – потому что поход был организован в глубокой тайне и осуществлен с необычайной быстротой. Москва была разграблена, и прежняя зависимость от Орды восстановлена.
      В 1385 г. на Москву идет походом знаменитый завоеватель всей Передней Азии Тамерлан (Темир Аксак – как называют его русские летописи). Московский князь Василий Дмитриевич готовится к отпору и собирает войско. В Москву переносится главная святыня Владимирского княжества – икона Владимирской божьей матери.
      Тамерлан не решился напасть на русское войско и от города Ельца повернул обратно. Василий Дмитриевич прекратил снова уплату дани. Тогда хан Золотой Орды Едигей снова тайно подготовленным и внезапным набегом вторгся на Русь и осадил Москву. Взяв "окуп", он удалился. Но переход от покорности к сопротивлению стал уже совершившимся фактом. Неизбежность освобождения Руси от Золотой Орды стала ясна для обеих сторон.
      Куликовская победа была величайшим переломом в русской истории. В чем же заключался этот перелом?
      Это был перелом в сознании, в самосознании русского народа, в появлении острой потребности в государственном единстве и государственной независимости.
 

Русская культура в эпоху битвы

 
      Куликовская победа была подготовлена ростом культуры и патриотического самосознания и в свою очередь усилила то и другое.
      Подъем русской культуры в последней четверти XIV и в начале XV в. сказался во всех областях. Усиливаются культурные связи с Балканским полуостровом – с Константинополем, Болгарией, Сербией. Южнославянские произведения и переводы переносятся на Русь, на Руси делаются новые переводы с греческого, приезжают живописцы и писатели. В живописи конец XIV – начало XV в. отмечены работами Феофана Грека, Андрея Рублева и Даниила Черного. Создаются замечательные храмы в Москве, Новгороде, Звенигороде, Серпухове и пр. Эти храмы украшаются фресками и иконами, составляющими сейчас в своем очень незначительном дошедшем до нас количестве гордость русского искусства. В области исторической мысли подъем отмечен созданием обширных московских летописных сводов. В литературе – это расцвет сложного панегирического стиля в произведениях Епифания Премудрого и приезжего книжника Пахомия Серба. Создается замечательный цикл произведений, посвященный Куликовской битве: две летописные повести о Куликовской битве, знаменитая "Задонщина" и очень популярное в Древней Руси "Сказание о Мамаевом побоище".
      В эти годы мысль русских людей постоянно обращалась ко временам "своей античности". Заметен интерес к литературе домонгольского периода – к "Повести временных лет", к "Слову о законе и благодати" киевского митрополита Иллариона, к "Слову о полку Игореве", к первым откликам в литературе на события Батыева нашествия – "Слову о погибели Русской земли", "Повести о разорении Рязани Батыем", "Житию Александра Невского".
      В фольклоре в конце XIV – XV вв. начинается объединение отдельных русских былин, существовавших и ранее, вокруг киевского князя Владимира Красное Солнышко, ставшего как бы символом Руси. В архитектуре и живописи также совершается обращение к традициям эпохи национальной независимости. В цикле произведений, посвященных Куликовской битве, тайже ощущается это обращение к эпохе национальной независимости. Создается "Задонщина", которую следует рассматривать не только как простое подражание "Слову о полку Игореве", но как бы своеобразный ответ на это произведение. "Задонщина" исполнена идеей реванша за поражение Игоря Святославича на Каяле; поэтому многие из образов "Слова" имеют в "Задон-щине" обратный смысл: то, что относилось в "Слове" к поражению русских, теперь отнесено к поражению татар, то, что относилось к победе половцев, теперь в "Задонщине" отнесено к победе русских. Солнечное затмение, провожавшее выступление в поход русских войск в 1185 г., теперь в 1380 г. сменилось ярким сиянием солнца, которое сопровождает выступление в поход русских войск, и,т. д. "Задонщина" в свою очередь повлияла своею образностью на "Сказание о Мамаевом побоище" и осветила его своим поэтическим сиянием. Но отдельные фрагменты поэтической системы "Слова о полку Игореве" оказываются и в том произведении, которое с очевидностью предшествовало и "Задонщине" и "Сказанию о Мамаевом побоище" – на краткой летописной повести о Донской битве.
 

Куликовская победа в вехах русской истории

 
      Значение Куликовской битвы никогда не терялось в последующие века. Каждая новая победа над монголо-татарами вызывала новый подъем интереса к этому первому акту свержения чужеземного ига, Этот новый интерес поднимается к концу XV в. в связи со знаменитым "Стоянием на Угре" 1480 г., когда монголо-татарское войско золотоордынского хана Ахмата не решилось напасть на войска Ивана III и вековечная дань России Золотой Орде перестала выплачиваться. Иван III бросил на землю и топтал ногой ханскую "басму" – знак, который хан вручал своим послам в удостоверение их полномочий.
      Новый подъем интереса к Куликовской битве и к русской истории в целом вызвало в середине XVI в. присоединение к Русскому государству Казанского и Астраханского царств.
      Освобождение от чужеземного ига русского народа создало предпосылки для дружелюбного отношения между народами, входившими в состав Русского государства. Татарская знать, приезжавшая на службу к русским князьям, сохраняла свои титулы и получала те же привилегии, что и русская. Многие русские знатные роды во все последующие века вплоть до XX в. гордились своим татарским происхождением. Татарские купцы свободно торговали по всей территории Русской земли. Татарские воины служили в русских войсках. После присоединения Казанского ханства русский книжник составляет "Казанскую историю" – историю Казани и ее присоединения, в которой отдает дань уважения мужеству оборонявших Казань татар и с лирическим чувством пишет о горе казанской царицы Сююмбеки. Ни в это, ни в предшествующее время ненависть к чужеземному игу как таковому никогда не переходила в русской литературе в чувство расового или национального превосходства над любым из народов, входивших в государственное объединение Золотой Орды. Во всей древней русской литературе нельзя найти ни одного случая, при котором можно было заподозрить русского писателя в чувстве своего интеллектуального превосходства.
      Куликовская победа явилась важнейшим поворотным пунктом не только в истории средневековой России, но и в ее культуре.
 

Возвращаясь к Блоку

 
      Возвращаясь к циклу стихотворений А. Блока "На поле Куликовом", мы найдем у Блока и еще одно объяснение того, почему "похвала" Куликовской победе была в его сознании вековечно соединена с "жалостью". В статье "Народ и интеллигенция" Блок писал о русском и татарском станах на Куликовом поле: "Есть между двумя станами… некая черта, на которой сходятся и сговариваются те и другие. Такой соединительной черты не было между русскими и татарами, между двумя станами, явно враждебными; но как тонка эта нынешняя черта – между станами, враждебными тайно!.. Не так ли тонка эта черта, как туманная речка Непрядва? Ночью перед битвой вилась она, прозрачная, между двух станов; а в ночь после битвы, и еще семь ночей подряд, она текла, красная от русской и татарской крови".
      "Жалость", столь типичная для всех русских отражений в литературе Куликовской битвы, была жалостью о напрасно для всех народов существовавшем иге, жалостью по всем погибшим в этой битве, смешавшим свою кровь в реке Непрядве.
      Куликовская битва не положила еще конца золотоордынскому игу, она только предвещала этот конец, и даже для Блока она еще оставалась предвестием конца ига, ига царизма, порожденного чужеземным рабством с его развращающей силой. Однако уже в XIV в. было ясно, что самое страшное иго – иго чужеземное пришло к концу, что время Золотой Орды истекло, что конец Золотой Орды освободит Русь и все подвластные народы. Золотая Орда держала под игом "ущербной луны" не только Русь, но и все вовлеченные в ее тираническое могущество степные народы.
      Как это ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но Куликовская битва предвещала освобождение всех народов – и тех, что подвергались тирании наскоро сколоченного военного государства – Золотой Орды, и тех, что были ввергнуты в нескончаемые захватнические войны.
      Каким образом хищнический характер Золотоордынского государства отрицательно сказывался на ее собственном развитии – может дать представление следующий пример. Перед своим походом на Москву Мамай разослал по своим улусам строгое повеление прекратить все сельскохозяйственные работы за их ненадобностью: "ни един из вас не пашите хлеба, да будете готовы на русские хлебы". Доходы, не основанные на труде, мешали хозяйственному и социальному развитию племен, входивших в основной костяк Золотоордынского государства. Золотоордынские племена не принесли с собой ничего самостоятельно ценного, кроме той культуры, которую они сами восприняли от Ислама.
 
 
      И вот, подобно тому как орды Батыя пришли "из нечести" – неизвестно откуда, так и сам хан Мамай погиб, согласно сказаниям о Мамаевщине, "без вести". Орда оставила по себе злую память и жалость не только по погибшим в борьбе за независимость, но и по иссушающим душу всех народов Восточно-Европейской равнины долгим и томительным годам.
      "Взошла и расточилась мгла".

Слово о Киеве

      Когда князь Олег, прозванный Вещим, сел в Киеве на княжение, он сказал, как пишет летописец: "Се буди мати градом русьским". Этим он утвердил значение Киева как столицы всей Русской земли – от Ладоги и Новгорода на севере и Полоцка на северо-востоке до Тмутаракани на Черном море, от Карпат на западе до Волги на востоке.
      "Мать городов" – это именно "столица", метрополия. Но "мать городов русьских" имеет и другое значение, специфически древнерусское [Под словом "древнерусский" здесь и в дальнейшем мы имеем в виду принадлежность Руси общей восточнославянской народности в хронологических пределах примерно до середины XIII века. Слово "Русь" было самоназванием восточнославянской народности на территории, ею занимаемой]. Киев породил многие города, основанные киевскими князьями и частично названные в честь этих князей – Владимир на Клязьме, названный по имени Владимира Святославича, и Владимир Волынский – в его же честь, Ярославль на Волге – в честь Ярослава Мудрого. А затем – Изяславль, Всеволож, Глебль, Кснятин, Василев, два Юрьева (один на Чудском озере, другой во Владимирской земле)…
      Одной из княжеских забот было основание городов как укрепленных пунктов и административных центров. Укрепленную полосу городов строил против степи на юге от Киева уже Владимир I Святославич. И сам он, и его преемники строили также города на северо-востоке и на юго-западе Русской земли. Насколько быстро и интенсивно шло строительство городов, можно судить по следующим цифрам, приведенным в свое время академиком М. Н. Тихомировым: для IX – X веков летописи упоминают 24 русских города, в XI веке упомянуто уже 88 городов, в XII веке летописи называют еще 119 новых городов, а в XIII веке – до Батыева нашествия, т. е. за одну только треть века, – еще 32 новых города.
      Несмотря на постоянно возникавшие с XI века попытки к политическому обособлению отдельных княжеств, несмотря ни на что, Русская земля на всем своем огромном пространстве никогда полностью не утрачивала своего единства вплоть до Батыева нашествия и установления Ордынского ига.
      Единство Русьской земли крепилось разными путями. Русь-ская земля находилась в политической власти единого княжеского рода. И хотя князья враждовали, но не сидели только в одном княжеском столе – переходили из княжества в княжество, стремясь занять более высокое место, чтобы в конце концов попытаться достигнуть золотого киевского стола. Следовательно, Русьская земля была для них единой. Единой она была и для русьской церкви с Киевом во главе. Киево-Печерская обитель была такой же "матерью" русьских монастырей, как и сам Киев – русьских городов.
      Другой важной и действенной силой, сохранявшей единство Русьской земли на всем ее огромном пространстве, был язык и фольклор. Различия в разговорном языке в отдельных областях были сравнительно незначительными. Язык повсюду был в сущности единый, и то же следует сказать о фольклоре – особенно об эпосе. Не случайно, что былины о киевских богатырях в XVIII и XIX веках, т. е. спустя более полутысячелетие, сохранялись лучше всего на севере России: туда эти былины проникли уже в очень раннее время, там продолжали развиваться, там были памятью о далеких временах единства восточного славянства. И Киев при этом сохранял во всех них название и значение "стольного города" – столицы Руси. В народном, фольклорном сознании Киев был столицей всей Древней Руси – на всем ее пространстве, а не одной только Украины, в этом величие Киева, его огромная культурно-историческая и политическая заслуга.
      В образовании древнерусской (восточнославянской) народности языковое единство также имело совершенно исключительное значение. Разные факторы образуют народность, но среди этих разных факторов отдельные играют то большую, то меньшую роль. Для древнерусской народности язык играл первую роль; и не случайно в древнерусском языке одно из значений слова "язык" было именно "народ".
      Сравнение с Византией может продемонстрировать мою мысль. Византия была многоязычным государством, и когда под ударами турок Византийское государство пало, оно уже не смогло возродиться. Иначе было с Древней Русью. Батыево нашествие не смогло разрушить народного единства и народного самосознания Древней Руси, Древняя Русь возродилась, и только появившиеся языковые различия повели к образованию двух наций, а впоследствии – трех (имею в виду Белоруссию). Но при этом сохранившаяся близость языков объединяла все три народа и продолжает объединять их до сих пор.
      Еще одной силой, помогавшей культурному сплочению всех княжеств и областей Русьской земли, была литература. Даже в большей степени, чем разговорный язык, един был язык литературный. По происхождению своему это был язык староболгарский, постоянно впитывавший в себя элементы русского языка, не сильно от него отличавшегося. Литературный язык никак не различался по областям, ибо литературные произведения, в какой бы части Русьской земли ни были они созданы, постоянно перевозились из города в город, из монастыря в монастырь, из княжества в княжество. Литература была единой не только потому, что литературные произведения широко распространялись по всему пространству Русьской земли, но и потому, что они создавались очень часто не совсем обычным для нового времени путем. Путь, который проходили при своем создании летописные своды, – это путь соединения в одном произведении записей, делавшихся в различных городах и монастырях Русьской земли, часто очень отдаленных друг от друга.
      И особенно, о чем следует сказать, подчеркивая единство самой большой страны в Европе XI – начала XIII века, – это единство ее искусства. Искусство было едва ли не самой важной составной частью древнерусской культуры. Киев, как и во всем, был в этой области столицей, центром, законодателем и огромным университетом. Его роль была не столь интенсивной, но все же очень сходной с ролью Константинополя в искусстве Византийской империи.
      Конечно, в искусстве местные особенности сказывались значительно больше, чем в литературе или в других областях культуры. Объяснялось это тем, что строители зависели от местных материалов и от местных мастеров. От местных материалов зависели и художники, для которых красками служили не только привозные материалы, но и местные – особенно когда приходилось расписывать огромные стены храмов. Некоторые производства нельзя было организовать на месте. Поэтому мозаики существовали только в Киеве. Их не было ни в новгородских, ни в псковских, ни во владимирских храмах. Но тем не менее артели строителей, художников, различных ремесленников переезжали из княжества в княжество, и этот "кочевой" характер артелей мастеров, как и "кочевой" характер средневековой интеллигенции вообще, крепил единство культуры Киевской Руси.
      Наконец скажем несколько слов о том, что особенно могущественно идейно и эмоционально объединяло русскую культуру XI – XIII веков во всех ее различных областях и отраслях. Вся русьская культура XI – XIII веков была во власти единого стиля – стиля динамического монументализма. Мы можем называть это явление своеобразной стилистической формацией, которой подчинялось все искусство, вся литература, вся политическая, богословская и философская мысль, весь "стиль жизни". Корни этой мощной стилистической формации были в Византии и Болгарии – двух странах, откуда Киевская Русь получила свою духовную культуру и успешно ее развила, придав ей своеобразные черты.
      Широкое видение, свойственное искусству XI – XIII веков, Киевской Руси в целом, объединяло Древнюю Русь вокруг Киева и делало искусство и литературу важным фактором сохранения единства Руси.
      Люди Киевской Руси мыслили широкими масштабами, глобальными проблемами своего существования и существования своей страны, ощущали себя частицами огромной Вселенной, ориентируя свои храмы и жилища по странам света, вставая "до света", чтобы не пропустить восход солнца (как этого требовал Владимир Мономах в своем "Поучении"), воспроизводя в своих храмах, в их внутреннем устройстве всю Вселенную, всю мировую историю в ее тогдашнем понимании.
      "На честь" человеку созданы, конечно, не только стены храмов, но и все изображенное на них и все украшающее их – иконы и паникадила, утварь храма и его роскошные мозаичные полы. Отсюда – высокое представление о человеке, о его достоинстве, несуетном уме, высокой мудрости и щедрой доброте. Эти представления воплощены в образах людей на мозаиках, фресках и иконах – в их лицах, как бы озаренных внутренним светом "горнего ума", "ликования", означавшего в Древней Руси не только изображение ликов, но и торжествование, радование, а также хоровое пение. Почему именно "хоровое"? Потому, очевидно, что самым важным в существе ликов была их соборность и "собранность" в единое сообщество, их причастность к единому, составляющему мир целому.
      Лицо человека, согласно "Поучению" Владимира Мономаха, – это самое большое чудо во всей Вселенной, ибо в мире нет двух одинаковых лиц: "И этому чуду подивимся, – пишет киевский князь Владимир Мономах, – как из земли созданный человек, имеет столь разнообразные лица. Если и всех людей собрать, то не все они на одно лицо, но каждый имеет свое обличье, по божьей мудрости".
      Удивление перед человеческим лицом – "ликом" пронизывает собой все искусство Киевской Руси.
      Тот же ликоподобный и человекоподобный облик имеет и мир. Солнце на миниатюрах изображается с ликом-лицом. Звезды в целом составляют лик – единое лицо и целый хор: небо венчает "лик звездный". Лик и множествен и един одновременно. "Ликом", своеобразным хором была и вся совокупность русьских городов с Киевом на их челе.
      Вот почему искусство Киевской Руси одновременно и глубоко лично и соборно. Каждый художник ощущал себя как бы выполняющим некоторую чужую, высшую волю, и имена художников поэтому в основном затерялись, хотя имена заказчиков храмов, жертвователей, ктиторов и сохранились до нас. Но не чувствуя себя инициатором-творцом, каждый художник стремился тем не менее воплотить в своих творениях нечто неповторимое, индивидуальное, показать зрителям первое диво дивной и удивительной Вселенной – разнообразие и красоту человеческих лиц.
      Эстетический монументализм создал идеал людей, ценивших и любивших быстрые и долгие походы, военные успехи в защите огромной территории, умение переноситься мыслью из одного пункта Русьской земли в другой, мечту о перелетах – как в "Слове о полку Игореве", – людей, ощущавших свое языковое и культурное единство, чувствовавших себя частью европейской культуры, трансплантировавших к себе все лучшее, что было в других странах – Балканских, соседних на Западе и соседних на Востоке.
 

***

 
      Киевская Русь, ее идеалы и ее стилистическая формация, позволившая осознавать всю Русскую землю как огромное и единое целое, сыграли выдающуюся роль во всей последующей истории Руси. В XIV веке в период перед Куликовской битвой, послужившей началом освобождения Руси от монголо-татарского ига, существенное значение имело обращение к традициям эпохи независимости, т. е. к традициям Киевской Руси, – в политике, в литературе, в живописи, в зодчестве, в фольклоре, в церковной жизни и т. д. В литературе это обращение ко временам независимости Киевской Руси заметно во многих произведениях – в московском летописании, в "Задонщине", в "Сказании о Мамаевом побоище", в "Слове инока Фомы тверскому князю Борису Александровичу", в поздних редакциях "Повести о разорении Рязани Батыем", в "Слове великому князю Дмитрию Ивановичу Донскому" и т. д. В искусстве обращение ко временам независимости Руси сказалось в реставрациях домонгольских храмов во
      Владимире, в Твери, в Новгороде, в поновлениях домонгольских фресок во Владимире, отчасти в самом стиле живописи Андрея Рублева, как бы продолжающем стиль живописи XI – XIII веков.
      В политике обращение сказалось в притязаниях московских князей на наследие киевских князей, в сохранении московским митрополитом титула "киевского и всея Руси" и пр. [См. подробнее: Лихачев Д. С. Культура Руси эпохи Андрея Рублева и Епифания Премудрого. М. – Л., 1962].
      Обращение к Киевской Руси в XIV и XV веках сыграло в Московской Руси действенную роль в культурном и политическом возрождении, а в XVII веке привело в конце концов к объединению трех братских народов – великорусского, украинского и белорусского в единое государство, а в культуре – к объединению культурному, в котором относительно позднее украинско-белорусское искусство, искусство барокко, заняло свое достойное место.
 

***

 
      Разрубленная ударами ордынских сабель и хитрой политикой разъединения, Русь и после своего распада на Украину и Вели-короссию оставалась единой – как остаются едиными вращающиеся вокруг невидимого центра, вокруг друг друга небесные тела.
      Культуру Северной Руси все время тянуло к культуре Южной Руси – не только древней, общей, но и новой. С юга в Северную Русь проникает украинское барокко – в зодчестве, поэзии, музыке. Приезжают деятели украинской культуры, занимают ответственные посты в Русском государстве и церкви украинцы.
      На русский литературный язык оказывает постоянное влияние украинский язык, украинизмы в лексике и в произношении. Обратное влияние хорошо известно – особенно в XIX и XX веках.
      Историки литературы и искусства очень часто не учитывают творческого участия, творческого соседства в историко-литературном процессе двух великих культур. Мы не просто шли вместе, – мы шли в ногу, соизмеряя свои шаги, их темп, их направление.
      Россия и Украина составляли в течение веков после своего разделения не только политическое, но и культурное двуединство. Русская культура немыслима без украинской, как и украинская без русской.
      Художники Д. Левицкий, В. Боровиковский, А. Лосенко, А. Куинджи происходили с Украины, а мыслима ли без них история русской живописи? В Петре Ильиче Чайковском текла украинская кровь. Может быть, она текла и в Достоевском. С Украины Чехов, А. Ахматова, К. Паустовский. С Украины композиторы Д. Бортнянский и С. Прокофьев. А какое значение Украина и украинский язык и фольклор имели для Лермонтова, Некрасова, Лескова (вот кто удивительно почувствовал красоту украинской речи, украинского характера, природы, да и самого Киева!). На Украине писал Пушкин, работали И. Айвазовский, И. Вишняков, В. Антропов, Виктор Васнецов и Врубель.
      Без Украины невозможна была бы вся русская культура XVII века, без Киева, Киево-Печерской лавры и Киево-Могилянской академии, без украинского барокко, без Ивана Зарудного в зодчестве и прикладном искусстве и украинского школьного барокко в литературе, в театре.
      А разве можно писать историю русской поэзии XIX века не учитывая Шевченко? Возможен ли Гоголь без Украины, без широко и по-доброму повлиявшего на него украинского юмора, украинского фольклора, украинской сочной и цветистой речи?
      Но ведь и Украина невозможна без России! Разве в Киеве, не строили русские архитекторы? Разве не одно из лучших украшений Киева Андреевская церковь, построенная воспитанным в русских архитектурных традициях сыном петровского скульптора В. В. Растрелли? Разве не несут в себе русские градостроительные традиции многие города Украины и в первую очередь Киев? Разве может быть украинская поэзия (Леси Украинки, М. Рыльского и др.) без Пушкина, без Лермонтова и Некрасова?
      Разве не воспитался Шевченко-художник в Петербургской Академии художеств?
      Украина – цветущая, поющая, привольная – всегда привлекала к себе сердца русских-россиян. Влекли к себе украинские степи, белые украинские хаты, вышитые украинские рушники, украинские сады и украинская мягкая речь, украинский юмор и широта украинского национального характера.
      И Киев всегда вызывал чувство ностальгии у русских: как древняя столица Русской земли, как "мать городов русьских", как центр самых больших русских святынь, никогда не противопоставляемых украинским.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20