Все стены и потолки на даче были забрызганы кровью, повсюду валялись обгрызенные кости, обглоданные хрящи, внутренности. Прочь из обители Смерти! Виктор побежал. Он бежал, не оглядываясь, поскальзываясь в лужах уже начинающей сворачиваться крови, спотыкаясь о черепа с содранными скальпами и откушенными носами, стремясь как можно быстрее покинуть царство кошмара. Несмотря на его колдовскую практику, анатомичка всегда вызывала у него позывы к рвоте.

Больше мафия никогда его не беспокоила. Или Лик принял меры, или после случившегося на даче Викториана боялись трогать — но факт остается фактом: отныне мафия стала обходить его стороной.

С милицией все получилось намного проще.

Викториану пришла повестка.

Анне он объяснил, что это по работе, из-за получения очередного допуска. На вопрос лейтенанта об источнике предметов антиквариата Виктор положил на стол эбонитовый футляр с простыми золотыми кольцами. Ему тут же подписали пропуск на выход из учреждения. После этого его стали вызывать раз в два-три месяца, и каждый раз он вручал лейтенанту подарок на несколько сотен тысяч, на чем все и заканчивалось.

Домой он приносил только зарплату, примерно равную зарплате среднего инженера, но если жене или одной из дочек срочно требовалось новое пальто или шуба, зимние сапоги или сумочка, Виктор всегда «как раз вовремя» получал премию.

Деньги он хранил в своей подземной обители, защищенной Заклятиями смерти во много раз лучше, чем любыми железными дверьми, замками и сигнализациями. Человек, не владеющий Искусством и чудом проникнувший в первую комнату, умирал в течение десяти секунд.

Колодец.

Откуда он взялся? Что собой представлял?

Кто такие Древние, упоминание о которых можно найти в старинных магических книгах различных народов?

Эти вопросы больше всего мучили меня, когда я впервые встретился с Викторианом…

Уже став Колдуном, но еще не опираясь на силу живущих в Колодце; имея подземные апартаменты, но еще не торгуя человеческим мясом, Викториан ежедневно ходил на работу, вечерами рисовал пейзажи — все в мрачных, болезненных сине-белых тонах. Его картины никогда не выставляли, но все, кто их видел, потупив взгляд, соглашались с их уникальностью и непревзойденным мастерством исполнения. Виктору удавалось, проскочив через временной барьер, изобразить Землю такой, какой она была до Благословения Христова, когда верившие во Всевышнего ессеи мочили ноги в Ефрате, а сенобиты ставили опыты над плотью и болью. На его полотнах была земля, где еще не смешались невинность и порок. У знакомых Викториана, воспитанных в обществе, где в основе лежали, пусть гипертрофированные марксизмом, идеи христианской морали, такие картины вызывали болезненную нервозность с эффектом рвотного, хотя это были всего лишь обычные пейзажи. О картинах Виктора говорили, писали, но никогда не выставляли, не печатали репродукций.

Именно тогда на его картинах стал появляться колодец. Не тот колодец, где обитали Древние, а обычный, старинный колодец. На пейзажах, порожденных болезненным сознанием, каменная кладка колодца выглядела непринужденно, естественно. Она смотрелась неотъемлемой частью пейзажа, как и нездорово-белое, словно плоть утопленника, режущее глаза солнце планеты, и небо, еще не засоренное паразитом жизни.

А потом была командировка, и, уезжая, Викториан захватил этюдник. Зачем? Он не мог этого объяснить, просто взял, и все.

Его отправили в захолустный город в центральной России, который по каким-то никому не понятным причинам давно стал мощным железнодорожным узлом. Там находился склад-распределитель, и нужно было получить какое-то оборудование, договориться с железнодорожниками, отправить вагон. Работа хлопотная, бестолковая — беготня с бумажками по кабинетам в поисках нужной подписи. Но Викториан и сам был удивлен, насколько быстро и ладно у него все получилось.

Командировка была выписана на неделю. Викториан управился за два дня. Возблагодарив небеса за то, что догадался прихватить этюдник, на третий день, с утра пораньше, он сбежал из пятиместного номера гостиницы, больше напоминавшего больничную палату, и отправился за город.

Выйдя на кольце городского автобуса, Викториан зашагал прочь от новостроек к видневшемуся вдалеке холму, который фурункулом возвышался над окрестной равниной.

Почему Колдун выбрал именно этот маршрут? Почему именно холм привлек его внимание? Сложно сказать. Хотя за этим видится не случайное стечение обстоятельств, а намеренная перестановка пешек-людей в шахматной игре обитателей Колодца.

Холм зарос колючим кустарником, но это не остановило художника-любителя, решившего неприметно подняться на самую вершину. И когда он, исцарапанный, в разорванной рубашке, задыхаясь, вылез из сухих колючих кустов на плоскую вершину, то был сполна вознагражден. Виктор увидел то, что преследовало его в ночных кошмарах последние несколько месяцев. Надо сказать, что, просыпаясь, Колдун, как и большинство Посвященных, не помнил свои сны. Но потом увиденное во снах вылезало на его картины, придавая зловещий колорит морским пейзажам Финского залива.

На вершине холма возвышался тот самый колодец. Круг из двойного ряда камней опоясывал черный провал, ведущий в земные бездны…

Яркое солнце. Высвечена каждая деталь. Каждый камешек четко вырисовывается в серой пыли. Сухие черные кусты за спиной застыли молчаливыми стражами. Ни ветерка. Ни облачка.

Желание творить отступило перед более древним желанием познать.

Колдун осторожно делает шаг вперед. За спиной с хрустом обламывается сухая ветвь, уцепившаяся за рубашку. Мертвая тишина. Колдун делает еще один шаг. Еле слышный хруст камешков под ногами подобен грому. Эхо подхватывает его.

Еще один шаг. Колдун чувствует себя доисторическим охотником, подбирающимся к логову саблезубого тигра. Еще шаг. Еще и еще. Колдун не идет прямо к колодцу. Он словно борец на ковре. Колодец — противник. Колдун подбирается к нему по спирали. Круги постепенно сужаются.

Этюдник забыт. Остался только колодец. Настоятельная необходимость заглянуть в его темную глубину!

И вот цель рядом. Пальцы Колдуна осторожно касаются шершавого, разъеденного временем камня. Камень как камень. А чего же он ждал?

Со вздохом облегчения Колдун садится на землю. Прислоняется спиной к камням. Что дальше? Вначале перевести дыхание.

Тут ему показалось… Наваждение длилось всего лишь мгновение — возможно, это была реакция организма на психологическое перенапряжение. Но все же на мгновение ему показалось, что он попал на одну из своих картин, в мир Ирреальности. Вот это солнце в вышине. Но это же не то земное солнце, которое он видел в небе всю жизнь. Оно пылало намного ярче. Мертвенно-бледное, но не как на юге. На сочном синем небе сверкала разлагающаяся звездная плоть.

Мгновение — и наваждение отступило. Викториан тяжело вздохнул. Теперь пришло время запахов и звуков.

Вы слышали, как кричит козодой? Как кричит птица в ожидании потерянной души, которую ей предписано сопроводить в ад? Раньше Колдун никогда не слышал крика козодоя. Но теперь, услышав, он сразу узнал его голос. Может, и не козодой исполнял песню Смерти, но именно песней козодоя прозвучал одинокий птичий голос над вершиной холма. А нахлынувшие запахи! В них преобладала сырость. Знакомый запах кладбища на берегах Смоленки. Но было в нем что-то еще. Некий едва уловимый ингредиент. Пыль потревоженных могил? Запах истлевших саванов? Вонь гнилой кожи рептилий?

В это мгновение Колдун был слишком возбужден, чтобы точно разобраться в своих чувствах. Ему казалось, что он свернул на одну из тропинок кубика Лемарчада.

Колодец был как-то связан с Искусством. Внешне обычный колодец. Значит, то, что тревожило его последние годы, сокрыто внизу. Викториан понял: нужно лезть в колодец! Неровный камень, о который он опирался спиной, больно впивался в тело сквозь тонкую рубашку. Этюдник в сторону! Больше он не нужен. Проложив дорогу к вершине холма, он стал для Викториана лишь помехой. Пальцы Викториана стали шарить по внутренней стороне каменной кладки. Там должны бытьступени! Шершавая поверхность. Ничего! Викториан потянулся дальше. Пусто. Еще дальше.

Он лежал на животе на камнях, перегнувшись через край, когда все и случилось. Неловкое движение. Рука, на которую опиралось его тело, соскользнула.

С диким криком, головой вниз, полетел Викториан в темный зев Колодца. Однако он не испугался. На мгновение промелькнула мысль: «Вот и все». Но тут же угасла. Не смерть ждет его впереди. Не может все кончиться вот так глупо.

Сколько времени он падал? Викториану казалось — часы. Еще чуть чуть, и черная тьма впереди расступится, и он вылетит из такого же колодца на другой стороне Земли. На мгновение промелькнула мысль об Алисе и кроличьей норе. Однако на самом деле падение продолжалось всего несколько секунд, а потом Колдун со страшной силой врезался в темную, маслянистую воду. Захлебываясь вонючей жидкостью, молотя руками и ногами, он всплыл, вдохнул сырой воздух подземелья. Первой мыслью было выбраться из густой массы, в которую он плюхнулся. Руки, повинуясь инстинкту самосохранения, вытолкнули тело на поверхность. Страх перед тем, что, быть может, придется погибнуть в этой вонючей яме… Не страх перед Смертью. Страх перед такой тошнотворной смертью. Но постепенно Викториан понял, что не утонет. Он немного успокоился, взял себя в руки.

Наверху, далеко-далеко, сверкало синее пятнышко неба.

Викториану почему-то вспомнилось, что когда-то он слышал, что если смотреть из колодца в небо, то даже днем можно увидеть звезды. Однако высматривать звезды желания не было.

Вонючая, густая, ледяная вода. Гнилостные испарения. Викториан понял, что чем быстрее выберется, тем меньше у него шансов подцепить какую-нибудь заразу. Он стал шарить руками по скользким стенам. Не за что зацепиться.

«Я отсюда не выберусь!»

Неожиданно рука его ушла в пустоту.

«Коридор?»

Пол коридора находился чуть выше уровня воды, но камни оказались такими скользкими, что Викториан едва выкарабкался. Ему потребовались все его силы. Оказавшись на твердой земле, он в бессилии привалился к холодной стенке. Несколько минут просидел он неподвижно, переводя дух. Но разум его лихорадочно работал. Мысли неслись бешеной чехардой. Вопрос: «Зачем он полез в колодец?» оттеснил в сторону вопрос: «Как он вылезет?» Не был ли этот коридор просто нишей? Куда он ведет? Есть ли на том конце выход на поверхность?

Искусство привело его сюда и поведет дальше.

Несколько минут понадобилось Викториану, чтобы взять себя в руки, чтобы унять дрожь замерзшего тела. После этого, на ощупь найдя камешек (тогда Колдун еще не мог видеть в темноте), он заставил его засветиться. В слабом магическом свете, как на проявляющейся фотографии, проступил сводчатый потолок. Надежная каменная кладка. Осторожно, держась руками за стену, Викториан пошел вперед. И только тут он осознал, что привлекло его сюда. Сила — сила Искусства. Ею было пропитано все вокруг. Каждый камень. Темный водоем, в котором он искупался — все окружала аура Силы. Он купался в Силе Искусства, но не замечал этого до той поры, пока сам не воспользовался Искусством, заставив камень светиться.

Теперь его неумолимо влекла вперед жажда знания. Он уже не жалел о том, что упал в колодец. Судьба привела его сюда — и, значит, так и должно быть.

Викториан долго шел по туннелю, который, казалось, уходил все глубже и глубже под землю, при этом становясь все суше и суше. Постепенно стены, пол и потолок туннеля начали слабо мерцать, и Колдун загасил свой камень. Ему казалось, что он прошел под землей несколько километров. Может, так оно и было.

Наконец, стены перед ним раздались в стороны, и он оказался у входа в огромную пещеру, потолок и стены которой терялись в темноте. Подземный мир. Тусклый свет позволял видеть предметы, расположенные не далее чем в десяти шагах.

Неожиданно из темноты выступил некто. Темный плащ и низко надвинутый капюшон скрывали фигуру и лицо незнакомца. Викториан отпрянул. Он знал, что есть и другие люди, познавшие Искусство — ведь подземное убежище, найденное им на кладбище, раньше кому-то принадлежало. Кто-то создал его. Но встретить кого-то здесь, на дне колодца…

Голос незнакомца оказался хриплым, чуть приглушенным, похожим на тихий шелест маслянистых волн о склизкие берега ленивой подземной реки:

— Приветствую нового Посвященного.

— Кто вы?

— Я — Привратник.

— …?

— Я встречаю тех, кто приходит по делу, и спроваживаю тех, кто является без дела.

— Но у меня нет никакого дела.

— Это ты так думаешь.

На мгновение наступила пауза. «Те, кто является без дела… Являются куда?»

— Где я? Куда я попал?

Облизав пересохшие от волнения губы, Колдун почувствовал горький вкус высохшей гнилой воды и поморщился.

— Вода колодца безвредна для творящих Искусство, но смертельна для Непосвященных, — словно читая мысли Колдуна, сказал Привратник.

— Где я? — повторил свой вопрос Колдун.

— На пороге обители Древних.

— «Древних»?

— Их еще называют Злыми. Ты должен был читать о них в своих книгах.

— Кто они такие?

— Создатели и хранители Искусства.

— Но разве кто-то создавал Искусство? Разве оно не существовало всегда?

— «Всегда» — очень короткий промежуток времени, особенно для людей.

— Не понимаю.

— Неужели Искусство не привело тебя к осознанию собственной нечеловечности?

— Значит, Древние — не люди?

— Конечно.

— Но кто же они?

— Древние… Злые… Можно называть их демонами, можно — языческими богами. Человеческая культура до странного исказила реалии Искусства, вознеся одни из проявлений его до божественного, и низведя другие до уровня демонического.

— Значит, здесь живут Древние…

— Да, те, кто правил планетой много тысячелетий назад; те, кто создал Искусство… Хотя ныне большая часть их ушла. Но некоторые остались.

— Где же они?

— Я пришел как раз для того, чтобы встретить тебя и отвести к ним.

— Подожди… Кто ты сам?

— Некогда я был человеком. Одни называют меня Привратником, другие — Слугой. В древности меня звали Хароном.

— Значит, это — Ад?

— Глупо было бы называть это место Адом, поскольку Ад лишь плод фантазии невежественных людей… Но идем, Древние призывают тебя.

Человек в капюшоне повернулся. Его движение было плавным и неуловимым. Мгновение назад он стоял лицом (если, конечно, под этим низко надвинутым капюшоном имелось лицо) к Колдуну, а теперь Викториан видел лишь его спину. Привратник пошел в глубь пещеры. Однако «пошел» — неверное слово. Он двигался плавно, словно призрак, и на мгновение Колдуну показалось, что под плащом никого нет. Что Привратник, встретивший его, — призрак или какой-то игривый вихрь, подхвативший легкую, как паутина, ткань и треплющий ее, не зная, как быть с находкой дальше. Раньше Колдун несколько раз уже встречался с призраками, но те были не такими: легкие бледные тени, способные лишь на томные вздохи, — молочно струящееся ничто. В Привратнике же ощущалась Сила. Иметь такого противника, схватиться с ним… Нет, Колдун и врагу бы своему такого не пожелал.

Чем дальше они шли, тем светлее вокруг становилось. Викториана охватило трепещуще-сладостное ощущение, словно он очутился на пороге чего-то поистине Великого. Так, наверное, чувствует себя верующий, ступив на святую землю Ватикана. Постепенно в темноте стало вырисовываться некое строение — то ли замок, то ли храм. В тусклом свете с трудом можно было рассмотреть его очертания, странным образом гармонично совмещающие в себе стройность древнегреческих храмов, угрюмость средневековых европейских замков, шпили русских кремлей и порталы европейского барокко. Постройка поражала монументальной древностью. И в то же время она казалась призрачной, устремленной в едином движении — но не вверх, как постройки людей, а вниз. Виктор так и не смог понять, отчего с первого же взгляда у него появилось ощущение, что он видит лишь малую ее часть; что основная ее часть лежит где-то там, у него под ногами, сокрытая каменной толщей.

У ворот стояли стражи. Воины в странных доспехах, вооруженные каким-то необычным, но опасным на вид холодным оружием. А может, это манекены? Стражи не шевелились; лиц, скрытых забралами шлемов, невозможно было разглядеть, и Викториан не знал, живые они или нет. Их доспехи казались изощренным произведением неведомых ювелиров. Только подойдя совсем близко, Викториан понял, что такое впечатление создавала гравировка — бессчетные колдовские буквы, сплетенные в единый узор на некогда блестящем, но за века потемневшем металле.

Само строение представляло собой хаотичную постройку, рожденную кошмаром безумного архитектора. Посреди круглого двора возвышалось странное сооружение — множество отдельных закутков, напоминающих кабинки для исповеди. Они располагались по кругу, словно огораживая нечто, что недозволенно видеть. Именно там, за кругом этих кабинок, и находился источник Силы. Настоящий Колодец.

Колдун удивился, увидев во дворе множество людей. Их было, по меньшей мере, около сотни. Одни входили или выходили из кабинок, другие что-то делали. Похоже, тут шла оживленная жизнь. Викториан знал, что, кроме него, есть и другие Посвященные в Искусство — но столько!..

И еще Викториана поразило обилие резьбы — странные, мистические знаки древности, часть которых он уже встречал, изучая древние манускрипты, украденные из различных музеев при помощи Искусства. Казалось, эти знаки были повсюду. Каждый камень древнего места был изукрашен надписями. О чем они рассказывали? Викториан не знал мертвых языков, о значении отдельных символов лишь догадывался. К тому же большая часть надписей на каменных плитах мостовой за века стерлась под ногами бесчисленных Посвященных, став едва различимой.

Кроме того, по всему двору были разбросаны выбеленные кости. Человеческие? Скорее всего. Большую часть камней покрывали какие-то темные пятна. Засохшая кровь? Лишь на следующий день Колдун получил подтверждение своей догадки. Викториан нигде не заметил гниющей плоти — воздух был сух и чист, хотя в нем присутствовал почти неуловимый запах пыли — запах веков.

А люди, снующие по двору — едва различимые темные тени, как и его провожатый, — выглядевшие призраками, не обращали никакого внимания ни на кости, ни на надписи.

Навстречу Викториану и Привратнику из тьмы вышел тощий молодой человек, одетый только в фартук из светлой кожи, заляпанный, как и плиты, темными пятнами, в скудном освещении выглядевшими черными кляксами. В руках у него оказался блокнотик. На корешке блокнотика был закреплен фонарик, освещавший листок с какими-то записями. Да-да, обычный маленький электрический фонарик. Викториан был поражен. Он ожидал увидеть светящийся камень, подобный тому, что зажег он сам, пробираясь по туннелю. Но тривиальный электрический фонарик! На мгновение ему показалось, что его обманули, и вместо тайного места он попал на киносъемку. Следующей была мысль о том, что все ему снится. А третьей, что все это — розыгрыш. Но для розыгрыша чересчур грандиозны масштабы; слишком необычен вид голого мужчины в кожаном фартуке. Электрический свет — желтый и неестественный, высвечивал лицо молодого человека таким образом, что каждая неровность кожи, каждый бугорок при помощи теней превращались в ужасный нарост или гнойник. В целом лицо походило на лик прокаженного, и Викториан едва сумел погасить в себе волну отвращения, с трудом уговорив себя, что все это лишь игра теней.

Последние сомнения Колдуна рассеял голос Харона:

— Я встретил…— и тут Харон назвал точное имя, фамилию и отчество Викториана, хотя, как помнил Викториан, он Привратнику не представлялся.

— Его ждут в Исповедальне, — объявил молодой человек, а потом повернулся к Колдуну. — Вам будет открыт Зеленый Лик. Пройдите, — изящным жестом он показал в сторону кабинок. — Там вы сможете задать свои вопросы и узнать ответы…

Внутренне трепеща, шагнул Колдун в сторону Исповедальни. Когда-то он читал фантастический рассказ — нет, даже несколько рассказов какого-то американского фантаста про бюрократию в Аду, но…

Но стоило ему войти в одну из кабинок, ощущение иллюзорности происходящего исчезло. Были Древние, было Искусство, были те, кто служит Древним — некая организация, стоявшая между отдельными индивидуумами, впитавшими в себя крохи Искусства, и теми, кто шел неведомыми путями Знания и Искусства, принимая Вселенную такой, как она есть, не пытаясь вогнать природный процесс в формулу, полученную с помощью статистики. Теми, кто сумел ощутить сам процесс — процесс творчества Природы, который, как и любое творчество, не поддавался алгоритмам человеческих формул.

Стоя на коленях у окошечка в стене кабинки, глядя в настоящий колодец — черную бездонную пропасть, Колдун чувствовал себя маленьким винтиком в машине Мироздания. Он бормотал про себя молитвы. Не «Отче наш», а воззвание к Повелителям тьмы из Книги Эбони. И странные звуки мертвых языков — слова, о значении которых Викториан лишь догадывался, с трудом воспроизводимые человеческим горлом — звучали совершенно естественно меж увитых резьбой стен Исповедальни.

И тогда, тускло замерцав в воздухе, перед ним материализовалось зеленое лицо.

— Я — Зеленый Лик. Я буду твоим куратором.

Голос был нечеловеческим, и хоть Викториан видел движение губ зеленого лица, ему казалось, что слова возникают прямо в его мозгу. Он ничуть не испугался. За последние несколько часов его чувство страха окончательно атрофировалось.

— Куратор? — медленно повторил Колдун. Почему-то это слово показалось ему неестественным, чуждым, принадлежащим миру людей, оставшемуся далеко наверху.

— Можешь называть, как хочешь. Я использовал слово человеческого языка, имеющее наиболее близкое значение. Я буду направлять тебя по пути Искусства. Ты станешь служить нам, и за это мы будем оберегать тебя.

— Значит, я стану твоим слугой?

— Не моим. То, что ты видишь — Зеленый Лик — реально не существует. Я — один из Древних, и для общения с тобой использую образ, который наиболее соответствует твоему восприятию неведомого. Мы — Древние — идем иными путями, чем люди. Хотя некогда мы обитали на той же самой планете, но жили во вселенной с иными физическими параметрами, которая имеет много точек соприкосновения с вашим миром. В вашем мире есть много вещей, необходимых тем из нас, кто парит на грани миров, не нырнув в глубины, куда ушло большинство из нас. Искусство — отражение элементов нашего мира в вашем. Подробно ты узнаешь обо всем в библиотеке, а сейчас я хотел бы, чтобы ты поднялся в верхний мир, устроил свои дела там и возвращался сюда. Трех дней тебе хватит на то, чтобы понять основные принципы и цели Искусства. После этого ты снова явишься ко мне… Я скажу тебе, что делать дальше, и мы заключим договор.

«Договор с дьяволом?»

— Некоторые называют его и так, — согласился Лик, словно мысли Викториана были для него открытой книгой. — Ты продолжишь изучение Искусства. Но не самостоятельно, двигаясь вперед методом проб и ошибок, а целенаправленно, изучая артефакты, возникающие при взаимопроникновении миров; изучая Древние языки; вкусив мяса собратьев своих; служа нам… Только так ты сможешь стать настоящим творцом — художником Искусства…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.