ПРОЛОГ

Начальник службы персонала благодарно кивнул секретарше, поставившей перед ним чашку кофе. Он не отрывал взгляд от экрана телевизора, установленного в нише между книжными полками.

— Я уже сотни раз смотрел эту ленту, и все равно мурашки по коже бегают, — проговорил чиновник, протянув руку к сервировочному столику, чтобы добавить в кофе сахар. — Герой. Настоящий американский герой. Таких в наше время немного.

Он бросил в чашку три кусочка сахара, раздраженно отмахнувшись от помощника, напомнившего ему, что в кофе уже добавлен сахар. Генерал неохотно признавался в любви к очень сладким напиткам, которая была одной из немногих его слабостей, и он этого стеснялся.

— Думаю, мы видели достаточно, — констатировал конгрессмен из Нью-Йорка, останавливая видеопленку. Помощник соединил створки шкафа, закрывая экран.

Конгрессмен удобно уселся в кресле рядом с окном.

— Этот парень нужен мне на Манхэттене к Четвертому июля[1], — проговорил он.

— Нет, четвертого он должен быть в Вашингтоне, — поправил генерал. — Герою положено встречать праздник в столице.

Конгрессмен из Нью-Йорка прищурился.

Уинстон Файрчайлд Третий достал из кожаной папки документы и откашлялся, обозначая начало прений. Он обвел взглядом людей, собравшихся в кабинете, думая о том, что многие из них больше привыкли говорить, нежели слушать. Кроме генерала и его помощника, в кабинете находились ассистент секретаря Совета безопасности, присланный из Белого дома, и три конгрессмена, представлявшие комитеты, в обязанности которых входило давать различные рекомендации военным. Достаточно утомительное дело, требующее разрядки. Именно поэтому в кабинете, выходившем окнами на Двадцать Третью улицу, имелось все необходимое для светского чаепития: фарфоровые чашечки вместо обычных глиняных кружек и рассыпчатые пирожные из ближайшей кондитерской вместо банальных крекеров.

Однако, несмотря на домашнюю атмосферу, собрание считалось очень важным, и все присутствующие готовились внимательно выслушать выступление Файрчайлда по поводу судьбы настоящего, самого что ни на есть настоящего американского героя.

Что же касается самого Уинстона, то за его плечами стояла целая череда замечательнейших предков: его прапрапрадедушка служил денщиком у Джорджа Вашингтона, его прадедушка посоветовал Линкольну сбрить усы, а его отец указал Франклину Делано Рузвельту на то, что курение вредит здоровью. Файрчайлды запросто общались с президентами и генералами.

Собравшиеся в кабинете во многом зависели от Уинстона, а еще они очень боялись: все были не без греха, и любого из них можно было обвинить в служебном преступлении, разжаловать или просто отправить в отставку.

Но герой! Вот в ком, как ни странно поначалу звучало, их спасение! Даже отраженный отсвет героизма легко мог реабилитировать собравшихся и спасти их карьеру.

— Маккенна способен восстановить престиж нашей армии, — сказал конгрессмен из Аризоны. — Нам это просто необходимо.

— Именно, — подтвердил генерал.

— Так приступим? Лейтенанту Дереку Маккенне тридцать три года, — начал Уинстон, кивком головы указав секретарю на приготовленные для раздачи краткие резюме и достав из футляра крокодиловой кожи очки в изящной оправе. — Он родился и вырос в штате Кентукки на горной ферме между Элизабет-тауном и Боулинг-Гринон.

— Этауном, — поправил генерал.

— Простите?

— Жители Кентукки называют этот город Этаун, — объяснил генерал, — остальных букв они не произносят.

— Понятно, — с этими словами Уинстон деловито вычеркнул лишние буквы из своей копии резюме. — Спасибо, генерал. Итак, он окончил школу с хорошим аттестатом, но в первый же год бросил учебу в университете, чтобы помогать отцу на ферме. Два года спустя он пошел в армию и сделал там неплохую карьеру. Список медалей прилагается (страница номер семь).

Все, за исключением генерала, заглянули на седьмую страницу.

— А затем был Ирак, — продолжил Уинстон. Наступила напряженная тишина. Об Ираке знали все. Также все знали и об ужасной судьбе, постигшей Маккеину и его людей. Он возглавлял группу, отправленную на турецкую границу с гуманитарным грузом для курдов. Считалось, что эта группа была уничтожена в ходе перестрелки с иракскими солдатами. ООН подтвердила смерть американцев, президент выразил соболезнование родственникам в своем еженедельном обращении к нации, «Нью-Йорк тайме» напечатала некролог… А потом о них забыли.

История лейтенанта Маккенны постепенно теряла остроту, а затем перекочевала с первых газетных полос на последние. Общественный интерес переключился на скандалы в правительстве.

И так было до прошлой недели, пока не выяснилось, что Дерек Маккенна жив. Грязный, обросший и одетый как бедуин, оказывается, он перешел турецкую границу. Он спас своих людей, провел их через пустыню, не потеряв ни одного за весь долгий и невероятно сложный переход после побега из багдадской тюрьмы. В Висбаденском военном госпитале в Германии группе Дерека Маккенны и лично ему оказали необходимую помощь. А потом Америка вспомнила, что у нее есть герой. Телеинтервью, в котором лейтенант Маккенна заявил, что мечтает вернуться домой и спокойно жить у себя на родине, вызвало слезы на глазах даже самых непрошибаемых американцев.

Обитатели же удобных кабинетов в Госдепартаменте поняли, что им по-настоящему повезло — иметь под рукой такого героя, как Дерек Маккенна, — большая удача.

— Позиция президента заключается в том, что мы получили полное право превозносить лейтенанта, — заявил помощник секретаря Совета безопасности. — Мы должны показывать его во всех выпусках новостей, он должен участвовать в парадах, в официальных церемониях…

— А как насчет предвыборной борьбы? желчно спросил генерал. — Ведь выборы на носу.

— Нет, конечно, никто не допустит его прямого участия в этой кампании, но… — помощник секретаря прижал руку к сердцу, давая понять, что он предельно откровенен, — мы должны признаться друг другу, что Дерек был бы… ну… полезен всем нам. Вопрос состоит вот в чем: как нам разделить эту добычу, джентльмены?

Господа, сидевшие вокруг стола, с пониманием кивали головами. Уинстон констатировал, что краткой характеристики достоинств лейтенанта Маккенны вполне хватило. Пора было переходить к главной части собрания. Он потянулся к настольному календарю.

— Итак, джентльмены, — генерал поправил очки на переносице, — вы не возражаете, если представлять Дерека Маккенну буду я?..

Последующие несколько часов участники встречи провели в препирательствах, взаимных упреках, обвинениях и ругани. Они спорили до посинения, пока не распланировали каждую минуту жизни лейтенанта Дерека Маккенны на полгода вперед.

Глава 1

— Нет, — сказал лейтенант Маккенна. Он обвел глазами кабинет. Ему показалось, что люди, к которым он обращался, плохо его понимали. Выражение их лиц свидетельствовало о напряженной работе мысли. Дерек решил отнестись к этому спокойно: в конце концов, им, наверное, нечасто приходится слышать слово «нет».

Любой нормальный военный побоялся бы оспорить выверенные планы начальства. Дерек Маккенна не имел никакого права возражать генералу, конгрессменам, представителям Государственного департамента и еще кому-то из Белого дома, представившемуся то ли как помощник секретаря, то ли как секретарь помощника председателя чего-то. Чего, он не расслышал среди всех этих приветствий и рукопожатий.

Но Дерек провел два года в настоящем аду и уже не испытывал священного трепета перед мундирами в орденских планках и перед высокопоставленными особами.

— Нет, — чуть громче повторил Дерек на тот случай, если кто-то из присутствующих туговат на ухо.

Но его так и не поняли.

Уставившись на лейтенанта, конгрессмен из Нью-Йорка стал нервно грызть карандаш. У конгрессмена из Аризоны просто отвисла челюсть. А генерал, в чьем кабинете они находились, принялся лихорадочно протирать галстуком очки.

— Ты сказал «нет», сынок? — ласково переспросил начальник службы персонала. Он ждал, что тот немедленно откажется от своих слов.

— Да, сэр. Я имел в виду именно «нет», сэр, — ответил Дерек, вызывающе подняв голову и ожидая возмущенной реакции. Он вернется обратно на ферму. Хватит с него всех этих «чудес света», «новых горизонтов» и «жизненных впечатлений».

Старый добрый штат Кентукки ему вполне подойдет.

— Я ответил «нет», и, несмотря на все мое уважение к вам, я повторю еще раз — нет. — Дерек бросил на пол листок с расписанием пропагандистских акций. Секретарша кинулась, чтобы поднять его. — Я не буду в этом участвовать.

— Но, лейтенант…

— Генерал, сидя в тюремной камере в Багдаде, я видел во сне не встречи с телеведущими, не приемы в Белом доме и не фотографии с президентской семьей. Мне не нужны все ваши рукопожатия, презентации и речи перед камерой для Лиги голосующих женщин.

Да, Дерек в своих снах видел совершенно другое — себя среди зеленых полей Кентукки, бескрайние луга, стада коров… Он мысленно возделывал землю своего отца, ощущая пальцами теплый мягкий чернозем. Он слышал предрассветные ароматы, стрекотание цикад и скрип кресла-качалки на крыльце.

Иногда его мечты становились настолько реальными, настолько осязаемыми, что пребывание в тюремной камере казалось тоже сном, но только очень страшным. Тем тяжелее наваливалось одиночество, когда он возвращался к реальности, которая была хуже самого кошмарного сна. Чтобы избавиться от этого ужаса, недостаточно было проснуться. Нужно было найти выход.

Господа в Вашингтоне полагали, что Дерек его уже нашел. Однако сам он знал: это далеко не так.

Вот почему и ответил «нет».

— Кроме того, генерал, — добавил Дерек, дьявольски улыбаясь и предъявляя свою козырную карту (вот уже шесть месяцев, как он придерживал ее для подобного случая), — вы не можете мне указывать, что мне делать дальше, поскольку срок моей службы закончился, пока я был в плену.

Бледный худой человек, примостившийся за фикусом в кресле у окна, неожиданно поднялся со своего места.

— Джо Морис, Департамент юстиции, — представился он. — Лейтенант Маккенна, солдат может быть вторично призван на место службы или отозван из отпуска в случае возникновения военной необходимости.

Морис заглянул в свои записи.

— Весьма показателен случай «Грин против Гранта», — продолжил чиновник. — Я собираюсь зачитать вам выдержки из особого мнения Верховного суда. Судья Томас, вынесший решение, посчитал…

— Не думаю, что нам нужны все эти юридические тонкости, — прервал его генерал. Джо Морис запнулся, он выглядел сильно огорченным тем, что ему не дали возможности продемонстрировать свои познания и произнести речь, ради которой он неделю копался в архивах. — Просто подведите черту.

— Черту, сэр? — переспросил Морис.

— Да, что это за необходимость? Джо Морис сглотнул и посмотрел на Дерека. Ему, очевидно, трудно было быть кратким, — Все, что нам нужно, это распоряжение президента, — обратился он к лейтенанту. Причем такое распоряжение может отдаваться неоднократно, и вы будете обязаны находиться на службе столько, сколько необходимо в интересах страны. Другими словами, Верховный суд…

— Позвоните президенту, — отдал генерал распоряжение секретарю и положил в чашку с кофе еще один кусочек сахара.

Дерек предостерегающе поднял руку. Тонкие наманикюренные пальцы секретарши замерли на телефонной трубке.

— Хорошо, ладно. Я подарю вам две недели, если вы не станете звонить, — примирительно заявил он.

— Три месяца, — генерал торговался.

— Месяц.

— Хорошо, месяц. Но тогда мы спрессуем повестку, и потому тебе, сынок, придется трудно. Очень трудно. Будешь каждый день на виду.

Уинстон повернул голову и обратился к секретарше:

— Распланируйте все то же самое на месяц.

— Да, сэр. Завтра будет готово.

— Нет, немедленно садитесь за мой стол и переделывайте расписание, а мы подождем. Разбейте все дни месяца на четыре презентации…

— Даже на войне солдаты имеют право на отдых, — заметил Дерек.

— Речь не о войне, — саркастически отреагировал генерал, — а об удовольствиях.

— Но о таких удовольствиях, от которых я бы с радостью отказался. — Дерек удобно устроился на диване и откинулся на спинку. Оторвав от пола ботинки, он ехидно ухмыльнулся — к ним прилип достаточно толстый слой дегтя с недавно заасфальтированных улиц Вашингтона. — Я намерен приступить на следующей неделе.

— Завтра!

— Через три дня.

— Эй! — испуганно воскликнул Уинстон. — Вы же не будете класть сюда ноги? Этот стол подарен женой Мартина ван Барена! Он является национальным достоянием.

Влиятельные чиновники департамента предпочитали обставлять свои современные кабинеты элегантной мебелью и другими предметами антиквариата, изготовленными не позднее начала восемнадцатого века.

Дерек демонстративно положил ноги на бесценный стол. Несколько капель дегтя с его правого ботинка попало на кожаную папку конгрессмена из Аризоны, прежде чем тот успел убрать ее. Не обращая внимания на шок присутствующих, Дерек потянулся и взял с ближайшего подноса банку с содовой.

— Могу я одолжить вашу ручку? — спросил он у юриста. Джо Морис достал из нагрудного кармана дорогое перо.

— Моя мать подарила мне его в день получения степени, — жалобно пояснил он.

Услышав это, Дерек великодушно отказался воспользоваться дорогой ручкой, предпочтя шариковую помощника секретаря Совета безопасности.

Лейтенант высоко поднял банку и вонзил ручку в донышко. Затем резко выдернул ее. Содовая хлынула потоком. Кадык Дерека дернулся всего пять раз, и банка опустела.

В его распоряжении было целых два года, чтобы практиковаться в этом дурацком способе пить содовую из банки, которому он научился еще в колледже. А иракцы любили американскую колу и шахматы. И Дерек играл с ними, стал настоящим чемпионом по шахматам, постоянно выигрывая контрабандные колу и продукты. Он и его люди, собственно говоря, и выжили благодаря этому и, конечно, благодаря взаимопомощи. Те маленькие удовольствия, которые им удавалось доставлять себе в этом аду, стали их спасением…

Он мог бы вести себя как джентльмен, если бы захотел.

Но сейчас это было совсем не в его интересах.

Опустошив банку, он поставил ее обратно на поднос. Потом вернул ручку. Потом… рыгнул. Не слишком громко, но так, чтобы все слышали.

— Мистер Файрчайлд, вы уверены, что мне следует продолжать работу над повесткой? спросила секретарша.

Ее слова повисли в воздухе. Уинстон замер от ужаса. Дерек положил ногу на ногу, и на бесценный стол миссис Мартин ван Барен упало еще несколько капель дегтя.

— Вы не считаете, что было бы ошибкой пускать меня в приличное общество? — спросил Дерек, снова издав неприличный звук и даже не потрудившись прикрыть рот рукой.

— Генерал, может, это и не такая уж хорошая идея. В конце концов, свет на нем клином не сошелся, — осторожно заметил представитель Аризоны. — Он способен вытворить что-нибудь подобное и на людях.

— Вполне способен, — Дерек с энтузиазмом рыгнул еще раз, погромче.

— Стоит ему повести себя подобным образом на шоу Ларри Кинга, и мы влипли, — мрачно заметил помощник секретаря.

Конгрессмен из Нью-Йорка от волнения сломал карандаш.

Генерал с гневом воззрился на Дерека, ожидая от него извинений.

— Солдат! — рявкнул он.

— Генерал, — прервал его Уинстон Файрчайлд, выпрямившись в кресле, — думаю, что могу предложить приемлемое решение.

— Какое? — напрягся генерал.

— Вызовите специалиста по протоколу, обратился Уинстон к секретарше. — Позовите к телефону Чейси Бэнкс Бейли. Джентльмены, этому лейтенанту необходимо познакомиться с дамой, весьма похожей по стилю поведения на Мэри Поппинс.

В другом конце здания, в пристройке к маленькому флигелю, в полуподвальной комнате с одним-единственным пыльным оконцем под самым потолком Чейси Бэнкс Бейли просматривала разложенные на столе десять конвертов. На каждом из них стояло ее имя, и каждый создавал для нее проблему.

Чейси носила знаменитую фамилию Бэнкс Бейли и происходила из древнего рода. Ее предки нажили себе состояние, занимаясь добычей алмазов. Или это были меха? Или разведение скота? Так или иначе, все происходило слишком давно. В наше же время члены семейства постоянно радовались тому, как приумножаются их капиталы. Фото представительниц этого рода часто появлялись на страницах светской хроники, а о деловых успехах мужчин сообщалось в обзорах. Особняки Бэнкс Бейли являлись образцами великолепного дизайна, а их собак снимали для рекламы «Педигри».

Тем более для репортеров любого из популярных изданий стало бы большим сюрпризом, узнай они, что Чейси Бэнкс Бейли…практически не имела ничего из огромного , состояния семьи.

Но вернемся к конвертам. Они содержали приглашения на свадьбы, крестины и просто семейные вечеринки. Для этого, естественно, требовались наряды и подарки. Одежда не представляла такой уж серьезной проблемы, так как кузины Чейси были весьма щедры на прошлогодние платья. Правда, роскошные туалеты от Диора и Шанель, как правило, оказывались слишком коротки для Чейси, унаследовавшей длинные ноги от матери, но она быстренько их переделывала.

Вторая проблема решалась не так легко. Едва достигнув двадцатилетия, ее кузины повыскакивали замуж за очень состоятельных людей. Чейси не завидовала их счастью, хотя ей и казалось немного странным, что выбор родственниц неизменно падал на миллионеров. Но в любом случае на очередную свадьбу полагался подарок, а девушка из рода Бэнкс Бейли, выходя замуж за богатого человека, не удовольствуется простым тостером из супермаркета. То же самое о крестинах — нужно преподнести что-нибудь миленькое… и особенное. Чейси вздохнула и принялась подсчитывать баланс.

Выбирая между продуктами и подарками, она отдала предпочтение подаркам — ведь сможет наесться вдоволь на всех этих вечеринках. Девушка аккуратно составила список обязательных визитов и необходимых презентов.

Зазвонил телефон. После первого же звонка она быстро сняла трубку:

— Доброе утро, Чейси Бэнкс Бейли, служба протокола.

— На восьмой этаж, немедленно! — рявкнули на другом конце провода и тут же повесили трубку.

Чейси узнала манеру поведения секретарши своего босса.

— И вам доброе утро, — промурлыкала она коротким гудкам. — У меня все прекрасно, а как вы?

Вызывают в кабинет Уинстона Файрчайлда. Чейси внимательно посмотрела на себя в зеркальце, убеждаясь, что губная помада не оставила следов на зубах. Она взяла с собой деловой портфель, зачем-то сунув туда бумажник.

Уинстон Файрчайлд Третий. В нем было все, о чем может мечтать женщина. Умный, утонченный, культурный. Окончил Гарвард. Из хорошей семьи. Он был именно тем человеком, которого ее семья с радостью бы принимала по выходным. Он настолько мил в общении, что с ним она чувствовала себя полноценной Бэнкс Бейли. Даже ее бабушка как-то спросила, почему она ни разу не пригласила шефа в гости.

Чейси часто представляла себе, как они вместе слушают классическую музыку, читают «Нью-Йорк тайме» или пьют кофе-каппуччино.

Но Чейси очень хорошо понимала, что она не такая, как все ее родственницы, и, может, поэтому Уинстон Файрчайлд, встречаясь с ней в коридоре, смотрит в сторону.

Чейси постучалась; услышав ответ, толкнула тяжелую деревянную дверь и вошла. В этом кабинете она была всего один раз два года назад. Тогда Уинстон Файрчайлд уделил ей лишь единственную минуту своего драгоценного времени, произнеся: «Рад принять вас на работу в Государственный департамент. Заполните формуляр у моего секретаря». Сейчас она обратила внимание на то, что, как и в прошлый раз, фикус у окна выглядел каким-то неживым.

В кабинете было полно народу.

Начальника службы персонала, двух конгрессменов и помощника секретаря Совета национальной безопасности — этих людей Чейси мгновенно вспомнила. Она вежливо кивнула генералу и представилась. Уинстон обвел рукой пространство, как бы говоря:

«Ну, вы тут всех знаете».

Обмениваясь приветствиями с конгрессменом из Нью-Йорка, она обратила внимание на человека, явно выбивавшегося из окружения. Он сидел, положив ноги на стол, и выглядел настоящим клоуном.

А занимался он тем, что, откинувшись на подушки, запрокидывал голову и ловил ртом арахис, причем никогда не промахивался. После четырех попаданий этот тип принялся объяснять пораженному сенатору из Аризоны, что как-то раз проделал данный трюк сто раз подряд. Потом он прервался и посмотрел в сторону Чейси. Орех остался в его руке.

Лейтенант был необыкновенно хорош собой, однако мог бы понравиться только женщинам, предпочитающим грубую силу. Мощные челюсти, рельефные мускулы, большие сильные руки — каков! Но вместе с тем мальчишеская улыбка, ясные голубые глаза.

И все же Чейси нравились мужчины другого типа.

Девушка немного придвинулась к Уинстону. Он источал знакомый запах. Она видела рекламу этих мужских духов в дорогом глянцевом журнале; к ней прилагался маленький пробный флакончик.

— Не имею удовольствия быть с вами знакомой, — произнесла она, протянув руку военному. — Чейси Бэнкс Бейли.

Он энергично потряс ее руку и вдруг завопил:

— Черт!!! Я знал, что эти два года мне чего-то не хватало!

Слова были произнесены с необычайным воодушевлением. Чейси вздрогнула, потом успокоилась и наконец все поняла.

— Вы — лейтенант Дерек Маккенна! — предположила она.

— Он самый, крошка, — согласился красавец, убрал ноги со стола, быстро поднялся и обнял ее.

И, прежде чем она успела как-либо возразить, он поцеловал девушку. В растерянности она лишь барабанила маленькими кулачками в его мускулистую грудь, чувствуя себя беспомощной мухой, пойманной пауком. Лейтенант сжимал ее в мощных объятиях, неистово целуя, а когда неожиданно отпустил, Чейси ощутила странную слабость и… разочарование, словно кукла, с которой ребенок поиграл немного, а потом бросил.

Ей пришлось опереться одной рукой на спинку кресла Уинстона. Подумав немного, она решила, что после подобного происшествия Файрчайлд мог бы обратиться к ней со словами утешения. Но он не произнес ни слова.

Чейси сильно расстроилась и даже испугалась: не подумал ли Уинстон, что она спровоцировала лейтенанта? Неужели она виновница его безобразного поведения?! Присутствовавшие в комнате выглядели шокированными, но их взгляды были обращены не на нее. Все они смотрели на Дерека, развалившегося на софе.

Уинстон же только неодобрительно покачивал головой.

— Я не поддаюсь воспитанию, — объявил лейтенант Маккенна. — Подобное неприемлемо для американской аудитории. Я создам вам слишком много проблем.

— Лейтенант! — резко оборвал его генерал. Чейси прижала руку к груди в надежде успокоить сердцебиение. Шок прошел, теперь она чувствовала себя оскорбленной. Охватившее ее негодование усиливалось и оттого, что в глубине души… ей понравилось целоваться с этим человеком. Но она не могла признаться в таком даже самой себе. Маккенна больше не обращал на нее внимания, и она злилась еще сильнее.

Он не имел никакого права так поступать!

— Я не нужен вам, генерал, — утверждал Дерек, — мне достаточно один-единственный раз запечатлеть подобный поцелуй на губах какой-нибудь вожатой из молодежной организации, и вы не будете знать, куда спрятаться от стыда.

— Лейтенант! — повторил генерал. — С меня хватит!

— Я же говорю, отправьте меня домой, — в голосе Маккенны послышались такие несчастные нотки, что окружающие стыдливо опустили глаза. Остатки совести подсказывали им, что крайне неприлично требовать от человека, уже столько сделавшего для своей родины, совершить что-то еще.

Негодование Чейси испарилось, уступив место жалости. Он так страдает! Человеку плохо! После того, через что он прошел… Может, это посттравматический шок или просто тоска по дому, однако очевидно, что он не владеет собой.

«Но он наглец, ни с того ни с сего поцеловал меня! — снова заговорило оскорбленное достоинство. — Он унизил меня в глазах этих людей. И в глазах Уинстона!»

— Мисс Бэнкс Бейли! — обратился к ней генерал. — Вы заслуживаете извинений за случившееся. Но я не жду их от этого сумасброда. Потому я приношу вам свои извинения вместо него. Он вел себя как дикарь.

— Вот почему нам нужна Чейси, — вставил Уинстон.

«Я? Нужна?» Чейси присела на дубовый стул рядом с Уинстоном. Он подал ей скоросшиватель. Секретарша положила перед ней календарь, испещренный карандашными заметками.

— Лейтенант, мы не накажем тебя только по одной причине, — объявил генерал.

— И что это за причина?

— Ты нужен моим людям, — пояснил генерал. — Они должны знать, что такой офицер, как ты, найдет выход из любых ситуаций и не бросит своих солдат в беде.

— Они уже это знают, — ответил Дерек. — Я ухожу, — он поднялся.

— Позвоните президенту! Дерек тихо выругался.

— Покажите ему расписание!

Уинстон подал лейтенанту размеченный календарь, лежавший перед Чейси.

— Мы отталкивались от того, что вы начнете через три дня, — заговорил Уинстон. — Чейси будет с вами. Кстати, в следующий раз при знакомстве с дамой лучше просто пожмите ей руку.

Чейси неприязненно посмотрела на Маккенну. Трудно было поверить, что мгновение назад их тела соприкасались.

— Зачем она мне?

— Она — специалист по протоколу, — объяснил Уинстон, — за вами нужно приглядывать. Она прекрасно с этим справится, девушка совсем как Мэри Поппинс, только без зонтика и без этой дурацкой шляпы. Недавно Чейси проинструктировала целую делегацию, направлявшуюся в Занзибар, насчет принятого там этикета.

Чейси улыбнулась. Почему Мэри Поппинс?

— Кроме того, она из семейства Бэнкс Бейли, — продолжал Уинстон. — Лучшей кандидатуры не найдешь. Если существуют правила, как что-то делать, то люди, носящие фамилию Бэнкс Бейли, знают их. Неважно, идет ли речь о чаепитии, об официальном обеде или о приеме у королевы.

— Мне не нужна воспитательница, — прервал его Маккенна, глянув на Чейси свысока. — На моей ферме от нее будет мало толку. Она же не умеет доить корову или управлять трактором. И даже если я отправлюсь в ваше маленькое турне по Америке, то я предпочту женщину, которая не так сильно похожа на отличницу-скаута. Я не любитель несовершеннолетних зануд.

Собравшиеся уставились на Чейси с таким выражением, словно ожидали, что она вдруг вспыхнет ярким пламенем или превратится в дракона. Чейси почувствовала, что у нее горят щеки.

— Если лейтенанту Маккенне нужна девушка-доярка или, в другом случае, девушка для развлечений, — заговорила она, — я, безусловно, не подхожу.

— Девушку для развлечений мы можем найти где угодно, — оборвал ее генерал. — Ваша задача иная: ему необходимо снова стать цивилизованным человеком — пребывание в багдадской тюрьме отрицательно подействовало на парня. Или же он всегда был таким примитивным и грубым?

— Деревенщиной, — съязвил Уинстон. — В этом случае у Чейси прибавляется работы.

— Я вас не разочарую.

— Мне не нужна эта женщина, — снова повторил Маккенна, неприветливо глядя на нее. — Даже если я поеду в ваше турне, я не возьму ее с собой.

— Лейтенант, мы понимаем, что ты не собираешься намеренно конфузить нас во время своего путешествия, демонстрируя навыки пития содовой из банки или жонглирования земляными орехами, — заговорил генерал. — И я хочу надеяться, что ты не будешь целовать каждую встречную женщину. Но твое расписание предполагает непривычные для тебя ситуации. Ты попадешь в чуждый тебе социальный слой общества.

— Простите, генерал, — прервала его Чейси, заглянув в папку. — Во время путешествия мне придется оставаться с ним наедине?

— Чувствуй себя дрессировщицей тигра, посоветовал ей Уинстон.

— Полагаю, — усмехнулся генерал, — что если вы справитесь с перевоспитанием этого героя, то сможете сами выбрать для себя любую работу в этом департаменте. Я прав?

— Абсолютно, — согласился Уинстон. — В общем, уточняю. Все, что ему нужно, — это опрятный вид, новая форма, грамотно написанная короткая речь и хорошие манеры.

Чейси пристально посмотрела на Маккенну Манеры! Хорошие манеры ему бы не помешали.

— А потом я смогу выбрать любую работу? переспросила она.

В ответ Уинстон промямлил что-то насчет табели о рангах и выслуге лет.

— Думаю, что штат Аризона будет очень рад принять вас на службу в правительственные структуры, — ответил за него конгрессмен из Аризоны. — А что скажет Нью-Йорк?

Конгрессмен из Нью-Йорка утвердительно кивнул головой.

— Если вас не устроят их предложения, я возьму вас к себе, — добавил генерал.

— Чейси, — заговорил Уинстон мягко и вкрадчиво, — я на тебя рассчитываю.

— Это правда? — уточнила она.

— Естественно, — подтвердил он и снял очки. Чейси посмотрела в его большие карие глаза, и девушке показалось, что он впервые разглядывает ее по-настоящему. — Чейси, наша страна… Я сам очень надеюсь на тебя.

Она скромно потупилась, но тут же снова посмотрела на Уинстона.

Какой приятный человек! Недаром ее бабушка как-то мудро заметила:

— Файрчайлды не слишком богаты, но у них есть то, что не купишь ни за какие деньги.

— Тогда решено, — высказалась Чейси. Она осторожно взглянула на своего подопечного. Таких людей, как он, лучше держать на расстоянии. У него явно не было того, «что не купишь ни за какие деньги», но разве он не способен учиться? Она поможет.

— Лейтенант, урок номер один: никогда больше не смейте меня целовать.

С этими словами она попыталась покинуть кабинет, однако недостаточно поторопилась и услышала:

— Ладно-ладно, подожду, пока сама не попросишь.

Глава 2

— Начнем с формы. — Чейси бодро шагала по коридору рядом с лейтенантом и одновременно листала папку. Ее высокие каблучки звонко цокали. Она возбужденно говорила:

— Я знаю портного в трех кварталах отсюда, который сошьет вам форму за один день. Затем мы составим для вас речь минут на пять, которую вы используете для первых трех встреч. Выучите ее, как «Отче наш», и тогда вам не нужно будет подглядывать в бумажку. Вы сможете свободно общаться со своими слушателями, свободно поддерживать с ними контакт.

Она едва скрывала радость. Подумать только — любая работа в Госдепартаменте! Приглашение в Конгресс! Сам командующий гарантировал ей блестящее будущее! Она сможет обзавестись солидным кабинетом! Чейси была убеждена, что такой случай выпадает раз в жизни. Раньше ей подобное и не приснилось бы!

От волнения у нее чаще забилось сердце и закружилась голова.

Она так радовалась своему счастью и покорности лейтенанта, что почти — но не полностью — простила его вызывающее поведение. В конце концов, он так давно не видел женщин. Этот поцелуй можно считать наградой герою, исполнившему свой долг перед родиной.

«Он слишком долго был оторван от цивилизации», — убедила она себя.

Предположение, что он был изначально хамом и деревенщиной, она посчитала не правильным.

В общем, если им суждено провести вместе следующие тридцать дней и если она рассчитывает сделать карьеру, преуспев в его перевоспитании, ей лучше относиться к нему без предубеждения.

Она не станет говорить ему, что вполне могла бы обойтись без его комментариев насчет ее сходства с герлскаут, и что в свое время она действительно участвовала в движении скаутов, а сейчас не видит в этом ничего плохого.

— Я научу вас правильно вести себя за столом, — продолжала Чейси. — Даже если вы знаете, как пользоваться всеми столовыми приборами, все равно вам лучше освежить все это в памяти, ведь условия в багдадской тюрьме, как я слышала, не располагали к соблюдению элементарных правил поведения. Кстати, должна сказать, что видела вас по телевизору во время репортажа из Висбаденского военного госпиталя. Мои глаза в тот момент наполнились слезами гордости, и это чистая правда. Вы продемонстрировали всему миру, что настоящий американец способен преодолеть любые… Эй! Лейтенант! Куда вы подевались?

Она огляделась, но никого не увидела.

Стояла одна-одинешенька в пустом коридоре, тянувшемся через все здание. Государственный департамент был огромен. Кабинеты на одном только восьмом этаже занимали почти двадцать акров[2], а коридоры образовывали настоящий лабиринт. Если он ошибся поворотом, ей потребуется много времени, чтобы отыскать его.

— Лейтенант Маккенна? — позвала она. — Сюда! Я здесь! Лейтенант! Лейтенант!

Никакого ответа. Мастер исчезать! Мастер побегов! Именно так его назвали в новостях, рассказывая о том, как после тщательной подготовки Дерек Маккенна вместе со своей группой исчез из багдадской тюрьмы и каким-то образом избежал преследования, на целый день опередив высланную за ними погоню.

И сейчас он тоже сбежал, но сбежал от нее. Однако на этот раз дело происходило не в дикой пустыне. Коридоры вашингтонского офиса были Чейси хорошо знакомы, и в этом заключалось ее преимущество. Она замерла и прислушалась. Где-то вдали топали ковбойские ботинки.

— Лейтенант Маккенна, немедленно вернитесь! — закричала она и кинулась следом за ним, стараясь не споткнуться на высоких каблуках. Она не обратила никакого внимания на удивленный взгляд повстречавшейся ей секретарши. Никогда прежде Чейси не носилась по коридорам, как сумасшедшая. Она всегда так благопристойно вела себя.

К черту благопристойность! В этом человеке заключалось ее будущее! Без него она так и просидит до пенсии в своем подвале. Без него ей никогда не представится случай пригласить на семейное торжество Уинстона Файрчайлда Третьего. Она так и останется паршивой овцой семейства Бэнкс Бейли и не добьется ничьего уважения. Эта работа, этот военный, эти связи значили многое.

— Лейтенант Маккенна, не убегайте! Вы нужны мне.

Она миновала лестницу, перескакивая через ступеньки. На ходу извиняясь, протолкнулась сквозь группу детишек и их наставников, собравшихся посмотреть Дипломатический корпус.

Выскочив на Двадцать Третью улицу, Чейси огляделась и увидела его.

— Лейтенант Маккенна! У нас ведь работа! Она бежала за ним, проклиная свои каблуки, стараясь не потерять его в толпе японских туристов, заполонивших тротуар. Дерек же пытался оторваться от нее, обращая на отчаянные крики девушки не больше внимания, чем на уличную суету и шум. А действительно было шумновато: сигналили таксисты, громыхал отбойный молоток, играла музыка, под которую молодежь веселилась и танцевала.

Слава богу, Дерек был высоким. Голова лейтенанта возвышалась над толпой. Если же описать его вид в целом, то на нем были поношенные джинсы и белая, измятая после трансатлантического перелета рубашка. Поражало крепкое телосложение. Не зря он постоянно тренировался, даже находясь в тюрьме. Его волосы были несколько длиннее обычной мужской стрижки, кожа на лице загорела и обветрилась, что только подчеркивало голубизну глаз.

Проходящие мимо женщины явно обращали на него внимание, но не узнавали. Благодаря усилиям парикмахера, он мало походил сейчас на того заросшего бородой героя, который вывел свою группу к турецкой границе и которого показывали по телевизору.

— Дерек Маккенна, немедленно остановитесь! — выдохнула Чейси, наконец догнав его и ухватив за локоть, когда ему пришлось задержаться на пешеходном переходе.

Он обернулся и поглядел на нее с таким горьким выражением лица, что она невольно отступила и задумалась: должно быть, это и вправду жестоко — принуждать такого человека участвовать в шоу, словно дрессированную обезьяну, и целый месяц разъезжать по стране. Но его взгляд тут же изменился. Теперь в нем сквозило упрямство.

— Я все равно не поеду с вами, — заявил он. — Приберегите свои навыки дрессировщицы для других подопечных.

— Они позвонят президенту, — предостерегла Чейси.

Дерек задумчиво потер подбородок. На миг девушке показалось, что он сильно опечален. А может, это была обычная досада?

«Я подкину ему пару мыслишек. Не думаю, что он станет вторично призывать меня. Это уменьшит его популярность. А я сделаю то, что собирался сделать с того самого момента, как выбрался из Ирака, — вернусь домой».

Светофор переключился. Лейтенант решительно шагнул вперед. Чейси преградила ему путь. Он попытался обойти ее, приблизившись к ней настолько, что она уловила исходивший от него запах мускуса. Она задрала голову и приподнялась на цыпочки, сознавая, что, несмотря на каблуки, все равно на целую голову ниже. И все же их губы оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. Она чувствовала его дыхание и думала о том, не решит ли он снова поцеловать ее? Что в таком случае делать?

Они продолжили беседу уже на тротуаре.

— У вас будут проблемы, если я уеду?

— У меня — будут. Но подумайте и о других! — призвала она Маккенну и тут же вспомнила, как он осадил генерала, выступившего с подобным заявлением.

— А они-то при чем?

— Я говорю о моральном духе солдат американской армии.

— Если люди допускают то, что командир их бросит, значит, в армии накопилось слишком много проблем, которые я не смогу решить, просто толкая речи в течение месяца.

— Вы не можете уехать!

Она сама не поняла, как случилось, что ее тонкие пальчики с розовыми ноготками нежно поглаживают стальные мускулы его груди.

— Детка, я и не думал, что способен так завести тебя одним-единственным поцелуем, усмехнулся Дерек.

Она так резко отскочила, что портфель вывалился из рук. Лейтенант нагнулся и поднял рассыпавшиеся документы, на секунду задержавшись, чтобы полюбоваться ее длинными стройными ногами.

— Я просто делаю свою работу, — начала оправдываться она, — в этом нет ничего личного.

Он выпрямился.

— Тогда вы поймете, что и в моих действиях нет ничего личного. Я просто еду домой. Он обошел ее и двинулся вдоль улицы.

— Но вы же герой! — воскликнула девушка, стараясь не отставать.

— Я сыт героизмом по горло. Не желаю больше слышать об этом.

Он вытянул вперед руку, голосуя. Рядом остановилось такси.

— Куда вы собираетесь ехать? — спросила Чейси.

— В аэропорт. Так я быстрее всего доберусь до Кентукки.

— Я поеду с вами.

— Я так не думаю, — ответил он, садясь в машину. — Мой папа давным-давно предупредил меня, что, если я приведу в дом какую-нибудь женщину, он будет считать ее моей невестой…

Именно в этот момент Чейси вспомнила про свой мрачный служебный кабинет, про все свои неудачи, высокомерных родственников и решила, что ей нет дела до мнения чьего-то отца.

Она распахнула дверцу такси и, решив взять пример с лейтенанта в плане «хороших манер», толкнула его, заставив дать ей место, а затем приказала шоферу ехать в аэропорт.

— Ваши билеты, сэр, — сказала кассирша, протягивая Маккенне конверт. Она кокетливо улыбалась привлекательному молодому человеку. — Билет в один конец до Луисвила, штат Кентукки, затем пересадка на местный рейс до Элизабеттауна. Приятного путешествия, сэр.

— Спасибо, — ответил Маккенна, ощупывая конверт. Домой. Наконец-то он приедет домой. Он улыбнулся, хотя и понимал, что кассирша может расценить его улыбку как интерес к своей особе. — Спасибо, мисс. Улыбка стала еще приветливее. И тут же рядом с ним возникла эта назойливая специалистка по протоколу, положив свой портфель на стойку.

— Мне то же, что ему, — заявила она.

— О, — удивилась кассирша. — Вы вместе?

— Нет, — ответил Дерек.

— Да, — поправила его Чейси.

— Нет.

— Мы в свободной стране!

— В такси мы уже обсудили проблему свободы, — разозлился Дерек. — Я еду домой. А вы со мной не едете. Свобода — это значит то, что я имею право не быть рядом с вами.

— В свободной стране я могу лететь, куда хочу, — поправила его Чейси. — Мисс, я лечу с ним, куда бы он ни направлялся.

Ярко-красные ногти кассирши забарабанили по клавиатуре.

— Сэр?

— Не давайте ей билет. Я не хочу, чтобы она сопровождала меня.

— Я хочу лететь с ним, — настаивала Чейси. Дерек покачал головой, отдавая ей должное. Хотя эта молодая особа и была крошечной, как муха, да и весила не больше, упрямства ей было не занимать.

Мужчина, стоявший третьим в очереди за билетами, решил вмешаться.

— Если она так вас любит, что готова следовать за вами куда угодно, дайте ей шанс, молодой человек, — посоветовал он. — А то современные парни привыкли считать, что можно вот так легко сбежать от своих обязательств по отношению к невесте…

— Я не собираюсь жениться на ней! — рявкнул Дерек. — Она просто специалист по протоколу из Госдепартамента. Ей поручили опекать меня в течение месяца, что она и начала делать — увязалась за мной и постоянно твердит мне о моем долге перед Отечеством.

Он негодующе ткнул пальцем в Чейси, получив в ответ обезоруживающую улыбку.

Другая женщина не стерпела бы подобного обращения и, обидевшись, ушла бы прочь, но этой все было нипочем.

— Ну, зачем так, лейтенант Дерек Маккенна! — громко и отчетливо выговорила она, делая ударение на каждом слоге. А на случай, если кто-то из окружающих не расслышал, она повторила:

— Дерек Маккенна. Должно быть, вы слишком взволнованы тем, что стали героем, потому и ведете себя так несдержанно. Вам нужны отдых и заверения в том, что Америка вас любит. О, лейтенант Дерек Маккенна, мы все восхищаемся вами!

— Дерек Маккенна? — повторила женщина средних лет, стоявшая рядом с Чейси.

— Дерек Маккенна, — подтвердила Чейси. Дама просияла. Заметив радостно-хищное выражение ее лица, Дерек ощутил нехорошую дрожь во всем теле.

— Дерек Маккенна! — воскликнула она. — Как я счастлива встретить вас! Могу я получить ваш автограф?

И мадам принялась рыться в сумке, надеясь отыскать ручку. Пожилой мужчина, только что прочитавший лейтенанту лекцию о семье и браке, ухватил его за руку.

— Я почитаю за честь пожать вам руку, — с жаром объявил он.

Очередь рассыпалась. Люди окружили Дерека, слышались просьбы дать автограф, поцеловать его, сфотографироваться рядом, пожать руку… Дерек пытался поймать взгляд Чейси и сказать ей, что считает ее ответственной за всю эту суету, или хотя бы просто отругать, но она равнодушно отвернулась, достала из сумочки свой пропуск и подала его кассирше.

— Государственный департамент, правительственное задание, — пояснила она. — Мне нужен билет на тот же самолет и место рядом с лейтенантом.

— В один конец или туда и обратно?

— Туда и обратно. Меня интересует рейс из Элизабеттауна до Нью-Йорка через три дня.

Кассирша уставилась на пропуск, явно недопонимая, что подобные ксивы предназначены только для того, чтобы предъявлять вахтеру на входе в здание и покупать в буфете кофе со скидкой.

— А кстати, мисс, это на самом деле Дерек Маккенна? — с явным интересом спросила она у Чейси.

— Конечно, он!

— Супер! — восхищенно заключила кассирша. Покончив с билетами, Чейси решила, что настало время спасать лейтенанта от поклонников. Но пробравшись сквозь толпу, она с удивлением заметила, что он прекрасно справляется с ситуацией и без ее помощи. На руках Дерек держал маленькую девочку, в то время как ее родители щелкали поляроидом. Он терпеливо выслушивал старика, подробно рассказывавшего ему о том, насколько лучше обстояли дела в армии в его время. Затем лейтенант чмокнул в щечку визжащую от восторга девушку-подростка и ее маму, на этот раз удержавшись от непристойной ухмылки, которую он позволил себе, целуя Чейси в кабинете Уинстона.

— Извините, ребята, мне очень приятно общаться со всеми вами, — произнес Маккенна, но мисс Бэнкс Бейли из Государственного департамента…

— Чейси Бэнкс Бейли, — поправила Чейси.

— Бэнкс Бейли. Как бы ее ни звали, но ей принадлежит мое время. Сами понимаете, официальное поручение. Правительственное задание. Так что извините, друзья.

Толпа расступилась, и, сопровождаемые восхищенными взглядами, Чейси и Дерек зашагали прочь.

— Спасибо, что вытащила меня из… — начал Дерек и оборвал сам себя. — Нет, постой, именно ты меня во все это втравила. Не за что тебя благодарить.

— Вы были великолепны, — ответила Чейси, решив применить поощрительный метод, хорошо известный воспитательницам детских садов. — Вы так естественно держитесь с людьми.

— Нужно вести себя как-то по-другому?

— Вовсе нет, просто я хочу научить вас хорошим манерам.

— Не стоит. Солдат отправляется домой, а там, где он живет, люди не придают такого значения этикету. — Он обернулся к ней:

— Зачем вы идете за мной?

— Затем, что у меня билет на один рейс с вами до Луисвила. А потом пересадка до Элизабеттауна.

— Этауна. Остальные буквы не произносятся. Но вам не стоит лететь: мой отец встретит меня у самолета, а вам в машине места не найдется.

— Я возьму такси.

— В Этауне нет такси.

— Поймаю машину.

— Опасно для одинокой молодой женщины.

— Пойду пешком.

Он воздел руки к небу:

— Удачи вам! На таких каблуках вы и мили не прошагаете. А до нашей фермы путь неблизкий.

— Маккенна решительно настроен вернуться домой, — быстро говорила Чейси в телефонную трубку, стараясь не упускать из виду Дерека, стоявшего в очереди в кафе быстрого обслуживания.

— Это твоя работа — добиться того, чтобы он вовремя вернулся в Нью-Йорк, — нетерпеливо ответил Уинстон. — Если ты собираешься плакаться мне в жилетку, я просто найду тебе замену.

Чейси вспомнила о возможных перспективах, подумала об Уинстоне и о том, как все это важно для нее.

— Я верну его в Нью-Йорк. Я просто докладываю, где он собрался провести несколько дней.

— Герой вернулся домой.

— Что?

— Жаль, что нельзя выдать это в «Национальных новостях», — пояснил Уинстон. — »Герой вернулся домой». Красиво! Но я не допущу, чтобы какое-нибудь телеагентство, включая Си-Эн-Эн, заикнулось об этом. Головы им поотрываю. Господи, и почему только он живет в каком-то несчастном Кентукки, а не в Беверли-Хиллс или на Палм-Бич?

Она собралась было ответить, что, вырасти он в каком-нибудь районе для богатых плейбоев, из него не получился бы герой, но прикусила язык, испугавшись, что Уинстон может принять эти слова на свой счет.

Что же касается самой Чейси, то она могла бы с детства купаться в роскоши, если бы являлась настоящей Бэнкс Бейли.

— Кто встретит вас в аэропорту?

— Его папа, — откликнулась Чейси.

— Папа? — произнес Уинстон таким тоном, словно заказывал какую-нибудь аппетитную закуску. — Он должен показать себя настоящим американцем. Он ведь один управляется с фермой?

— Да.

— Около городка, называемого Браунсвиллом?

— Именно.

— Так. В этом самом Элизабеттауне сейчас четыре часа?

— Этаун. Остальные буквы не произносятся.

— И ты тоже… повторяешь за другими, — в голосе Уинстона слышалось недовольство. — Ведете себя, как аборигены. Пожалуй, вернувшись, ты нацепишь на себя ковбойские сапоги и примешься пощипывать травку. Доставь Дерека Маккенну в Нью-Йорк в нужном виде!

— Я не подведу вас, — заверила она, но Уинстон уже повесил трубку.

Чейси прошла в кафе и присела за столик рядом с Дереком. Перед ним стоял красный пластиковый поднос. На подносе лежали хот-доги: с горчицей, кетчупом, луком, помидорами, ветчиной, солеными огурчиками и острым перцем. Он пил содовую, на этот раз обычным манером.

— Нет-нет, не надо садиться рядом со мной, — заявил лейтенант. — Я собираюсь спокойно поесть.

— Вы съедите все это в одиночку? — невинно спросила Чейси.

— Все. Каждый из них, — протяжно проговорил Дерек. — В тюрьме мне очень не хватало многих вещей. И этих американских хот-догов тоже. А теперь катись за другой стол! Мне не нужно, чтобы ты отрабатывала на мне свое профессиональное обаяние или рассказывала о том, как нужно правильно есть. Я с тобой никуда не поеду.

— Но почему, лейтенант…

Его пальцы шлепнули ее по губам. Прикосновение было грубым и болезненным. Чейси поморщилась. Он понял, что переборщил, и нехотя принес извинения.

— Больше так не делайте. Дерек взял хот-дог.

— Ну, хорошо, только не надо так на меня смотреть. Можете сидеть рядом со мной, но только молчите.

— Спасибо.

— Ладно-ладно, главное, не болтайте языком. Не надо ко мне обращаться.

— Конечно, Дерек, — ответила она, на всякий случай прижимая пальцы к губам. — Больше ни слова.

Он прищурился. «Что-то подозревает», подумала Чейси и взяла с его подноса немного картофеля фри, чтобы он понял, что она не собирается разговаривать. Ведь невозможно делать это с набитым ртом.

Лейтенант осмотрелся вокруг, задержав взгляд на женщине в обтягивающей голубой мини-юбке. Чейси улыбнулась. Пусть смотрит. Пусть отвлечется. Пусть забудет о своих подозрениях и рассматривает красивых девиц. Пусть расслабится.

Лично она не была уверена в том, что выдержала бы нечеловеческие условия багдадской тюрьмы. И, конечно, совершенно точно никогда бы не преодолела пустыню и не добралась бы до турецкой границы. Тем не менее Чейси решила держаться до конца. Она не позволит лейтенанту так просто побороть себя.

Бэнкс Бейли не отпустит его от себя, пока у нее есть надежда добиться повышения по службе, надежда получить такую должность, которой сможет гордиться вся ее родня.

Глава 3

Она сдержала обещание и не разговаривала с ним все то время, пока он уплетал один за другим хот-доги. Даже оставила при себе вертевшееся на языке замечание насчет излишней калорийности такой пищи. Только благодарно кивнула, когда он предложил ей последний бутерброд, сказав, что у нее голодный вид.

Чейси не стала доказывать ему, насколько важны его публичные выступления, когда они стояли в очереди на регистрацию. Во время перелета в Луисвилл не твердила, что месяц пролетит очень-очень быстро. Не стала объяснять ему, что ее шокировала его манера пить содовую и жонглировать арахисом.

Она не нарушила молчания и в том случае, когда стюардесса, немного смущаясь и заигрывая, вручила ему свой номер телефона.

Пролетая над горами неподалеку от Этауна, они попали в воздушную яму, и самолет здорово болтало, но Чейси опять не произнесла ни слова. В жизни не хранила молчание так долго…

Насчет такси он не соврал. Да она, собственно, и не подозревала его в намеренной лжи. Просто была уверена, что он ошибается или что долгое пребывание в тюрьме ослабило его память.

Но как в аэропорту обойтись без такси? Она огляделась по сторонам в поисках ярко-желтой надписи, обозначающей стоянку, или хотя бы полосатого черно-белого ограждения, но не обнаружила ничего.

А как можно строить аэропорт, не позаботившись об автобусной станции с рейсами по всей округе? Чейси поправила на переносице солнечные черепаховые очки и снова огляделась.

Есть здесь, по крайней мере, хотя бы информационный стенд? Она посмотрела вперед, потом направо и налево. Никаких опознавательных знаков, помогающих путешественнику сориентироваться.

Неужели аэропорт может состоять только из ржавого металлического ангара и ряда выцветших красных флажков, обозначающих взлетную полосу, окруженную деревьями?

— Добро пожаловать в Этаун, — сказал пилот, подавая Чейси ее портфель.

— Эй, погодите! — в отчаянии закричала она, видя, что Дерек Маккенна собрался уходить.

— Прощайте, мисс Бэнкс Бейли, — не оборачиваясь, проронил Дерек.

Она поняла, что ее положение становится затруднительным.

— Но вы не бросите меня здесь?! На борт четырехместного самолетика, доставившего их сюда, поднимались другие пассажиры. А Дерек уже продирался сквозь высокую траву по направлению к потрепанному красному пикапу, припаркованному у самого края поля, там, где начинались деревья.

— Отправляйтесь назад следующим рейсом, — бросил он ей через плечо. На другое закинул тяжеленную сумку, которую забрал из камеры хранения в аэропорту Вашингтона. — Я сказал вам «прощайте», и это следует понимать буквально, мисс Бейли Бэнкс.

— Моя фамилия Бэнкс Бейли, — машинально поправила она, чувствуя, как на нее накатывает усталость…

Она наблюдала, как он обнял лысоватого сутулого старика, вышедшего ему навстречу из водительской кабины. Солнце палило нещадно. Чейси становилось жарко, волосы липли к потной шее. Костюм совсем измялся, а высокие каблуки утопали в траве. Ей так хотелось пить, что она была готова променять украшавший ее шею бабушкин черный жемчуг на кружку простой холодной воды.

Она видела, как в ста ярдах[3] от нее Дерек закинул свой рюкзак в кузов и сам забрался в машину. Пикап тронулся с места и скрылся.

— Мадам, тот джентльмен говорил что-то насчет обратного билета для вас, — обратился к ней пилот. — Но я не смогу взять вас сейчас, потому что у меня уже есть пассажиры. Борт полон. Но, если хотите, я могу вернуться за вами вечером. Вы только купите билет. Мадам, вы меня слышите?

Лейтенант сбежал от нее. Она с трудом верила в это, и только когда грузовичок превратился в маленькую красную точку, а потом и она исчезла, Чейси осознала произошедшее. Дерек Маккенна ушел от нее, как песок сквозь пальцы, забрав с собой ее единственный шанс и все ее надежды на лучшую жизнь.

Чейси передернула плечами. Нельзя сдаваться. Все-таки она Бэнкс Бейли! Она не даст ему так легко от себя отделаться.

— А кто здесь продает билеты? — спросила она.

— Рамси Хучин, вон он. Мне вас подождать?

— Нет-нет, не надо.

Она проследила взглядом направление, куда указывал пальцем пилот, и увидела человека в замызганной робе, направлявшегося в ангар. Она поблагодарила пилота, и тот скрылся в кабине. На прощание он помахал ей рукой и вырулил на взлетную полосу. Маленький самолетик поднялся в воздух и скрылся из виду.

Она двинулась к ангару и вошла внутрь, решив, что нет нужды стучать. Девушка осторожно прошла между фюзеляжем «сессны» с одним двигателем, еще каким-то полуразобранным спортивным самолетом и наткнулась на пару ног в брезентовом рабочем комбинезоне, торчащих из-под красного «корвет-та».

— Простите, вы не подскажете, где находится ферма старшего Маккенны?

Обветренная загорелая физиономия выглянула из-под машины. Работяга внимательно оглядел ее с головы до ног.

— Вы приехали с Дереком?

— Да, я приехала с Дереком.

— Я слышал, что он вернулся в Штаты, произнес Рамси, вытирая ладони об одежду. Он протянул ей руку, но потом убрал ее, видя замешательство девушки: машинное масло въелось в его кожу. — Здешние парни никогда не верили, что он погиб: наш добрый боженька не придумал такой ловушки, откуда Дерек Маккенна не выбрался бы. Вы помолвлены или женаты?

— Ни то, ни другое.

— Папе не понравится, если Дерек приведет в дом девушку, на которой не собирается жениться, — заметил Рамси и снова принялся копаться в моторе.

— Пожалуйста, мистер Хучин. Я заплачу, если вы отвезете меня на ферму Маккенны, попросила Чейси.

Он снова взглянул на нее:

— Любишь его?

— Нет, конечно.

— Беременна?

— Нет. У нас чисто профессиональные отношения, — заверила Чейси.

Он вздохнул и пробормотал что-то, видимо, означающее ужас или удивление.

— Мистер Хучин? Что случилось?

— Извините, но вы выглядите слишком свеженькой для подобного сорта женщин. Но, наверное, на панели всякие встречаются.

— Я служу в Государственном департаменте! — почти выкрикнула Чейси, оскорбленная и пораженная тем, что он себе вообразил. — Мне нужно такси.

Из-под капота раздалось что-то неразборчивое, вроде «Ищи такси в городе», а может быть, он имел в виду «Щи — в огороде». Забавно.

Чейси решила попробовать снова.

— Вы отвезете меня на ферму Маккенны?

— Никогда, — на этот раз ответ был предельно четким и ясным.

— Ну, по крайней мере, подскажите, где эта ферма находится.

Рамси поднял голову.

— Ладно, эту услугу я могу вам оказать. Вам надо добраться до шоссе номер шестьдесят пять. Это в той стороне, — сказал он, указывая рукой на висевшие на стене часы. — Пять, может, десять миль. Как дойдете до Кэйв-Сити, поворачивайте на семидесятое, оно ведет к Браунсвилую, — Рамси обернулся к останкам «сессны». — Около бензозаправочной станции в Браунсвиле есть развилка. Идите направо.

— А как это далеко?

Рамси Хучин задумчиво почесал в затылке.

— Ну, точно не знаю. Я не так часто там бываю. Может, пятьдесят миль. Может, шестьдесят. Но вряд ли. Не думаю, что так далеко. На этих горных дорогах всегда туман, потому я и не знаю точно.

Чейси встряхнула головой. Пятьдесят-шестьдесят миль, да еще и туман. Боже. Ей в жизни туда не добраться на таких каблуках.

— У меня в портфеле сто долларов. Если довезете меня до фермы, они ваши, — попробовала девушка еще раз.

Он недовольно махнул в ее сторону отверткой.

— Оставь деньги себе. Я не пойду против папаши Маккенна.

— Но мне совершенно необходимо добраться до фермы, — снова заговорила она. — По важному государственному делу.

— Послушай, мисс! Тебе не кажется, что с этого парня хватит государственных дел?

Рамси снова скрылся под капотом.

— Пожалуйста, — простонала она.

— Или покупай билет, или пошла вон из моего гаража! — рявкнул Рамси из-под капота. — Еще не хватало, чтобы я помогал тем, кто собирается причинить неприятности папаше Маккенне.

Чейси постояла еще пару минут, наблюдая за тем, как мистер Хучин возится в машине, потом горько вздохнула и пошла прочь.

Ладно, если так, придется идти пешком.

Она немного задержалась на ступеньках, чтобы сориентироваться. Окружающий пейзаж представлял собой весьма живописное зрелище. Высокие горы были покрыты лесом. Густые кроны деревьев вздымались к небесам. Солнце, пробиваясь сквозь розоватые и золотистые облака, играло на не правдоподобно зеленых листьях. Невидимые цикады звонко пели свои летние песенки.

Это было необыкновенно красивое место. От его прелести у любого человека перехватило бы дыхание, тем более у девушки, проведшей большую часть своей жизни среди небоскребов, тротуаров, выхлопных газов и припаркованных на каждом углу такси.

Но у Чейси не было сейчас ни малейшего желания воспевать природу в стиле Национального географического общества. Она меряла шагами бесконечную ленту дороги. Ей предстояла долгая прогулка. Главное — не пропустить шоссе номер шестьдесят пять.

Если ей посчастливится встретить кого-нибудь, то деньги у нее есть, а уж от назойливых заигрываний она сумеет отбиться.

Чейси шла и шла. Она шагала вперед, стараясь не обращать внимания на поскрипывание левого каблука. Она отмахивалась от комаров, то и дело перекладывала портфельчик из руки в руку, чувствуя, как он становится все тяжелее.

Первую упавшую на нее каплю дождя она не заметила.

В этот момент Чейси раздумывала над тем, сумеет ли она отправить размеры Дерека по факсу портному в Вашингтоне, чтобы на следующий день забрать готовую форму.

Вторая капля тоже осталась незамеченной.

Она как раз переложила портфель в другую руку и порадовалась тому, что не забыла положить в него бумажник, косметичку, зубную щетку и смену нижнего белья в целлофановом пакете. Скаутское прошлое пригодилось.

Упала третья капля.

Надо попросить кузину Меривезер одолжить ключи от нью-йоркской квартиры, чтобы можно было освежиться перед обедом в Совете по аэронавтике.

Чейси все еще оптимистично строила планы, меняя их на ходу, и не заметила, как черные тучи скрыли солнце, а листья деревьев задрожали от резких порывов ветра.

— Нет, — беспомощно произнесла она.

Но небо не послушалось.

— Нет, — повторила она в отчаянии.

И тут, словно наперекор, небеса разразились рыданиями. Капли дождя падали одна за другой, будто крупные слезы.

Чейси продолжала идти. Каблуки увязали в песке и раскисшей грязи. Жакет с поразительной быстротой впитывал воду. Мокрые волосы висели сосульками и липли к щекам.

Она с трудом различала окрестности за пеленой дождя. Когда к ней подъехал красный пикап, она и не заметила этого. Даже не видела, как машина развернулась и остановилась рядом с ней. Она совсем растерялась, пока голова Дерека не высунулась из окна, и лейтенант не скомандовал ей лезть в кабину.

— Ты что, не нашла места укрыться от дождя? — насмешливо спросил он.

Она была так рада видеть Дерека, что даже не огрызнулась в ответ, даже не упрекнула его ни в чем. Она втиснулась в сухую кабину, чувствуя себя как в раю.

Он подвинулся поближе к невысокому грузному старику, сидевшему за рулем. Тот коротко поздоровался с ней.

— Папа, она здесь не потому, что я этого хочу, — заговорил Дерек. — Жениться я на ней не собираюсь.

— Хорошо, — ответил старик, искоса взглянув на Чейси. Девушка машинально поправила волосы. — Хорошо, что вы не собираетесь пожениться.

— Правда? — спросила Чейси.

— Вы слишком похожи, чтобы у вас был счастливый брак. Оба — упертые, — объяснил ей папаша Маккенна.

Дерек поглядел на Чейси, и она смогла прочитать его мысли с такой же легкостью, как если бы он говорил вслух: «Она упертая — точно. С этим я соглашусь. Но чем я похож на нее?»

Чейси прикусила губу и отвернулась. «Упертый… В Вашингтоне мы употребляем слово „упорный“ и считаем это положительным качеством. Но неужели я похожа на него?»

Они оба потихоньку встряхнули головами и промолчали.

Кэйв-Сити, Ренфроу-Маркет, Пиг-Пен Джанкшн, Шотган, Браунсвилл…

Все эти крошечные городки, обозначенные на карте по пути на ферму Маккенны, представляли собой всего лишь семейные магазинчики, где случайный турист мог полюбоваться выставленной на прилавке минералогической коллекцией. Все эти камни два доллара за штуку — можно было найти в знаменитых пещерах Маммот-Кэйв. Предполагалось, что они представляют необычайный интерес для отчаянного путешественника, заплутавшего на шоссе номер шестьдесят пять и взявшего на двадцать миль восточнее, чем организованные туристические группы, направляющиеся в Национальный парк Маммот-Кэйв с его главного входа.

Поехав иначе, Дерек и его папаша могли бы сэкономить как минимум полчаса, но они не воспользовались этой возможностью. Очевидно, помнили старую истину, что проверенный путь — самый короткий, и не обращали никакого внимания на дорожные знаки.

Пространство между городками заполняли соевые и табачные плантации, животноводческие фермы, различные хозяйственные постройки. Мокрые от дождя поля ярко зеленели. Слышалось мычание коров, которых детишки загоняли в укрытия от дождя, размахивая кнутами.

Чейси обратила внимание, как беден был этот край. Настоящее захолустье. Домишки маленькие и неказистые, словно в средневековой деревне из фильма. Сидевшие на крылечках люди невзрачно одеты. Да и дорога не ахти. Папаше лучше было бы свернуть на платное шоссе, чем трястись по красной глине проселка.

Но Дерек не замечал окружающего убожества. Он радовался тому, что наконец-то дома. Сладкий сельский воздух, напоенный ароматом цветов и трав, наполнял легкие.

Лейтенант взглянул на сидевшую рядом молодую женщину. Ее мокрые волосы были откинуты со лба. Чейси подкрашивала губы, глядя в боковое зеркальце с пассажирской стороны. Как она только ухитряется это делать, когда папаша несется с приличной скоростью по кочкам и ухабам?!

Он лениво улыбнулся. Ей здесь не нравится. Ей не может здесь понравиться, она здесь и минуты не выдержит… Нужно придумать что-нибудь, чтобы избежать предстоящую тридцатидневную муку.

Дерек привык изобретать пути отступления, находить выходы из казалось бы безнадежных ситуаций.

Нашел он выход и в этот раз. Спустя минуту уже знал, что делать. Он проявил слабость, попросив отца вернуться и помочь женщине, оказавшейся одной на дороге под проливным дождем, только потому, что пожалел ее. Он ведь ни на секунду не сомневался в том, что она попытается дойти до фермы пешком.

Но Дерек не собирался «прописывать» ее у себя.

Он отправит ее обратно в Вашингтон, а сам останется здесь в тишине и покое. Она добровольно сядет на завтрашний рейс из Этауна. Она должна этого очень сильно захотеть.

— Папа, давай заедем к Ноне.

— Я приготовил обед дома.

— Нет. Мне хочется немного студня. Старик удивился.

— Но ты же никогда не любил студень, произнес он с сомнением. — Такая еда для меня. Это ели во время Великой депрессии.

— Ну… просто я по нему соскучился.

— Студень? По нему никто бы не соскучился, а уж тем более ты.

— А что такое студень? — спросила Чейси, смахивая с жакета последние капли воды. Дерек загляделся на нее. Подкрасив губки, она выглядела такой же свежей и привлекательной, как утром, когда вошла в кабинет Госдепартамента и он поцеловал ее. Тогда ее губы были словно…

— Что такое студень? — снова спросила Чейси, оборвав его воспоминания о вкусе ее губ.

Он поперхнулся. «Не расслабляйся», скомандовал сам себе.

— Студень — это такое национальное блюдо в этой части Кентукки, — объяснил он. — В Багдаде я страшно тосковал по нему.

Папаша хмыкнул.

— Знаешь, сынок, наберется штук двадцать разных вещей, по которым, как мне кажется, ты мог соскучиться, но только не по студню.

Но все же старик свернул на боковую расхлябанную дорогу и припарковался перед заведением Вайноны, как раз тогда, когда дождь прекратился. Чейси открыла дверцу и посмотрела на жидкую грязь под ногами. Подумав, она закрыла дверцу. Но такой оборот Дерека не устраивал.

— Я тоже собираюсь выйти с вашей стороны, произнес он с самой невинной улыбкой. — Дама вперед.

Она снова глянула вниз, потом намекающе посмотрела на открытую дверцу рядом с сиденьем водителя, потом — на Дерека. Он приказал себе не двигаться.

— Какие красивые у вас туфельки, — как бы между прочим заметил он. — От Феррагамо?

— Шанель.

— Ну и ну! Наверное, вы выложили за них целую кучу денег. Будет жаль, если вы их еще больше испачкаете.

— Но ведь так и случится, не правда ли? холодно спросила она.

— Тут все зависит от вас. Я могу попросить папу отвезти вас в Падуку или назад в Этаун, сказал Дерек. — Вполне цивилизованные места. Там полно дамских магазинов. Отели, мотели — если вы не захотите жить на нашей ферме. Прекрасные рестораны с хорошей кухней. Но, конечно, как мы уже раньше говорили, это свободная страна, и вы можете оставаться там, где захотите…

Не дослушав его, она вышла из машины и сразу увязла в раскисшей глине. Стоило ей вытащить одну ногу, как другая тут же ушла еще глубже.

Дерек начал считать до двадцати, чтобы подавить жалость. Он ждал, что она попросит отвезти ее назад, к цивилизации. Это непременно должно было случиться. Но не случилось.

Он досчитал до семнадцати, когда она вытащила ноги из увязших в глине туфель и босиком направилась к крыльцу, возле которого ее ждал старый Маккенна.

— Эй, а как же Шанель? — растерянно воскликнул Дерек. Он выпрыгнул из машины, подхватил перепачканные туфельки и зашагал к ней по грязи, мокрому песку и лужам.

— Все в порядке, — ответила она с ласковой улыбкой, способной смягчить самого сурового мужчину. — Я буду ходить босиком, как они, — девушка указала на двух стоявших на крыльце чумазых подростков в шортах и майках с эмблемами рок-групп. Дерек выронил туфельки от Шанель. Краем глаза он заметил, как папаша покачивает головой.

— Упертые, — приговаривал он. — Какие же вы оба упертые!

Он распахнул стеклянную дверь и вошел.

— Вот так выглядит студень, — объяснил он Чейси.

— Блюдо делается из свиных голов? — с замиранием сердца спросила девушка.

— Да, дорогая, — ответил пожилой мужчина, галантно придерживая перед ней дверь. — Студень — это свиные мозги, требуха и прочие внутренности в желатиновом желе.

— Просто «в желе», — машинально поправила она. — Правильно говорить просто «в желе».

— Да, конечно, конечно. Здесь мы едим студень с крекерами, сыром и острым соусом. Запиваем колой. Хотите попробовать?

Дети смотрели на Чейси так, словно она была с другой планеты. Бэнкс Бейли так и выглядела: волосы тщательно уложены, на руках — маникюр, элегантно одета — от колен и выше. Правда, ниже просматривались рваные чулки и грязные босые ноги, но какие…

«Красивые ножки», — отметил про себя лейтенант Маккенна.

— Дерек, ты собрался жениться? — спросил один из мальчишек. — Я слышал про то, что отец не разрешал тебе приводить в дом женщин просто так.

— Нет! — рявкнул в ответ Дерек и пропустил Чейси вперед.

Войдя в помещение, он огляделся и почувствовал себя в своей стихии. В конце концов, все то, что он перенес, не было чрезмерной платой за безопасность этих людей. Он вдыхал запах жарящегося попкорна, разглядывал знакомые красно-белые обои. Навстречу ему вышла хозяйка.

— Дерек Маккенна, мой малыш! — пышнотелая блондинка в фартуке обвила его руками. — Ах ты, мой мальчик!

Краем глаза он заметил пристальный взгляд Чейси и нахмурился.

— Вот, Вайнона, тебе маленький подарочек, — сказал Дерек, осторожно высвобождаясь из ее объятий. Из кармана джинсов он достал крошечный хрустальный флакончик.

— «Бал в Версале»! — воскликнула Вайнона. — Ты не забыл!

— Я никогда не забуду свою первую девушку — Всякий раз он привозит мне эти духи, объяснила Вайнона Чейси. — Здесь их не купишь, а выезжать мне некогда. Но ты же не в Багдаде их купил?

— В Вашингтоне, — ответил Дерек.

— А ее ты тоже там подцепил? — спросила Вайнона, оглядывая Чейси.

— Да.

— По-моему, ей недостает туфель.

— Она следует местным традициям.

— Только дети ходят у нас босиком, — уточнила Вайнона.

— Не думаю, что ей понравится наша ферма.

— Когда свадьба?

Папаша вышел из задней комнаты, неся с собой коробку с солеными крекерами, бутылку с острым соусом и ящик кока-колы в банках.

— Они не собираются жениться, — сказал он.

— Тогда что тебе здесь надо? — неприязненно спросила Вайнона, глядя на Чейси.

— Студня. Дерек сказал, что вы делаете его лучше всех. Мне так расписали это блюдо… Последние полмили я только о нем и мечтала.

Лицемерка. Настоящая лицемерка, способная на все ради достижения своей цели. Но Дерек видел ее насквозь. На него такие штучки не действовали.

А на Вайнону наоборот. Та заулыбалась и даже вздохнула от удовольствия, убрала флакончик в карман и прошла за прилавок. Она достала кастрюлю со свежим студнем и выставила его на обозрение. Выглядел он как неаппетитная расплывчатая масса, состоящая из желе и кусочков мяса.

К горлу Дерека подступила тошнота.

— Замечательно! — воскликнула Чейси. — Дерек сказал, что его подают с сыром, крекерами и острым соусом. Мне бы хотелось попробовать. И колу, пожалуйста.

Вайнона искоса глянула на Дерека, желая убедиться, что он не против. Потом принялась накладывать студень на тарелку. Несколько раз хлопала по руке папашу, пытавшегося ухватить кусочек. Чейси взяла один крекер и надкусила его. Артистка! Она даже зажмурила глаза, словно от удовольствия.

Черт! Она на самом деле все съела! Прожевала и проглотила, а потом еще попросила добавки!

Эту бабу ничем не напугаешь.

— Дерек, а ты не попробуешь? — спросила Вайнона.

Он посмотрел на Чейси. Почему она не воротит нос от студня? Почему ее не мутит? Почему она не умоляет отвезти ее в Этаун?

Он мужественно взял крекер. Посмотрел на сыр и на желеобразную массу. Соус должен забить вкус студня.

Дерек поднес ложку ко рту.

И тут же вспомнил про маленького поросенка, с которым играл в детстве.

Он мгновенно выскочил на крыльцо, на свежий воздух. Голова у него кружилась. Он держался за перила, пытаясь прийти в себя.

Дверь позади приоткрылась.

— Лейтенант, я отдаю должное вашим усилиям.

Он обернулся. Чейси держала в руке банку с кока-колой, которую протянула ему.

— Правда? — он взял у нее банку и сделал глоток.

— Да. Но вам не удастся напугать меня. Я никуда не уеду. Я собираюсь выполнить свою работу, а вы выполните свою. Когда я ее закончу, вы будете чувствовать себя на приемах, в телестудиях и в престижных танцевальных залах так же непринужденно, как я. Это называется этикетом, я зарабатываю на нем деньги.

Он снова ощутил на губах вкус студня.

— Вам придется посвятить его изучению следующие тридцать дней, — продолжала Чейси.

— Нет. Я не собираюсь этого делать. Я нравлюсь себе таким, какой я есть, — ответил он, угрожающе тыча в нее пальцем. — Завтра же утром вы сядете на первый же рейс из Этауна. Одна.

Глава 4

Маккенне принадлежало десять акров сельскохозяйственных земель, дом с выбеленными стенами и амбар из красного кирпича. Все это было построено еще прадедом старшего Маккенны, променявшим свою картофельную ферму в Ирландии на табачную плантацию в Америке. Отец старшего Маккенны вместо того, чтобы выращивать табак, занялся животноводством, а сам папаша перешел на сою, когда это стало более выгодным. Но независимо от того, чем они занимались, все поколения Маккенны были тесно связаны с землей.

Семейную традицию прервал Дерек, захотев приключений. И все объяснялось не тем, что он не был способен трудиться на ферме так же упорно, как его отец, — Дерек в десять лет научился управлять трактором, в двенадцать планировал ирригационную систему, в пятнадцать вел бухгалтерию, — а тем, что все это не отвечало потребностям его души. Учеба в колледже также не удовлетворяла его. Молодого человека тяготил рутинный распорядок дня. И еще ему не нравилось ложиться и подниматься рано, жить простой, будничной, изолированной жизнью фермы.

Как ни любил Дерек своего отца, навещал он его прежде всего из чувства долга. Букет цветов на могилу матери, умершей, когда он был еще ребенком, флакон духов для Вайноны, неделя на то, чтобы привести в порядок ферму, — и он снова с радостью отправлялся на военную базу.

Никто из тех, кто знал его, и даже он сам, никогда не думал, что он захочет остаться на всю жизнь фермером. Но теперь все изменилось: когда он съехал с шоссе и вывел пикап на проселочную дорогу, ему захотелось остановиться, выйти, упасть на колени, разрыдаться и поцеловать эту землю.

Наконец-то он был дома!

Дом — это такое слово, которое человек всегда помнит и всегда носит в своем сердце. Оно может становиться большим и тяжелым, оно может не давать дышать, говорить. Но оно может и поднимать ввысь, превращать обычные слова в стихи и вдохновлять художников на создание настоящих шедевров. Все, что казалось будничным, привычным и скучным, в таких случаях наполняется особым смыслом.

Он вернулся домой. Да, его домом всегда была эта ферма, и он станет служить ей так же, как поступали его отец, дед, прадед и прапрадед. Он станет истинным фермером. Он и не переставал им быть.

— Папа…

— Знаю, сынок. Ты хочешь сказать, что больше никуда не уедешь, так?

— Именно так. Я никуда никогда больше не уеду, — ответил Дерек, чувствуя, как ритмы Кентукки входят в его жизнь. Забыть свой дом невозможно, так же невозможно, как нельзя, например, разучиться кататься на велосипеде.

Белокурая кудрявая головка появилась из-за плеча его отца.

— Мне неприятно прерывать вашу идиллию, лейтенант, но вы забыли, что через три дня должны быть в Нью-Йорке.

— Черт! Про вас я совсем забыл, — огрызнулся Дерек. — Вы можете оставить меня в покое хотя бы на десять минут?

— Не могу. Доставить вас в Нью-Йорк моя работа. А потом — в Балтимор.

— Мисс Бейли Бэнкс, Бэнкс Бейли или как там вас, — ответил Дерек, — я никуда с вами не поеду. Ну разве только довезу вас до аэропорта в Этауне завтра утром.

— Вы заключили с правительством соглашение, — назойливо продолжала она, все так же высовываясь из-за плеча его отца. — Начальник службы персонала ждет, что вы с уважением отнесетесь к этому соглашению.

— Жаль расстраивать вас и генерала. Я сам позвоню ему, если вы при этом будете себя лучше чувствовать. Но я остаюсь дома. А вы уезжаете. Я попросил отца вернуться и подобрать вас, потому что я и бездомную дворнягу не бросил бы под таким ливнем.

И тут выдержка оставила ее. Чейси по-настоящему разозлилась. Дерек понял, что оскорбил ее не на шутку: она побледнела, на ее щеках выступили ярко-красные пятна, сапфировые глаза метали молнии.

— Я не дворняга! Я специалист по протоколу Государственного департамента…

— Детки, детки! — вступил отец. Он сделал жест, словно рефери, разводящий боксеров в разные углы ринга. — Перестаньте препираться. Леди, не надо портить встречу с моим единственным сыном, вернувшимся оттуда, куда его бросили умирать.

— Извините, мистер Маккенна, — потупилась Чейси.

— Прости, папа.

— Веди машину, сынок. Очень хорошо успокаивает, Позволяет вспомнить все, что забыл, насладиться природой и поблагодарить Бога за то, что он помог тебе найти путь домой…

Дерек всегда делил мужчин на два типа: на тех, кто подчиняется женщинам, и на тех, кто подчиняет их себе. Себя он всегда причислял к последним. Сейчас он решил попрактиковаться на Чейси — без определенной цели, ради удовольствия. Красотка сидела, насупившись и поджав губы. Он так засмотрелся на нее, что почти перестал слушать отца.

— Тебе нужно будет поправить забор там, где его повалил снег, — заметил отец, когда они проезжали мимо дыры в изгороди. — Потом займешься амбаром. Там надо все хорошенько прибрать, покрасить, кое-что починить…

Он замолчал на минуту: то ли любовался природой, то ли благодарил Бога.

— Составь список, — попросил Дерек. — Завтра утром начну.

— А я помогу, — вступила Чейси. Мужчины удивленно уставились на нее.

— Ты? Поможешь?

— Лейтенант, я буду рада предложить вам свою помощь. До тех пор, пока мы не отправимся в Нью-Йорк.

— Работа, о которой мы говорили, — это вам не с бумажками возиться.

Он вывел грузовичок на засыпанную гравием стоянку перед домом. Дерек вышел из машины и набрал полную грудь воздуха. И зачем только надо было уезжать отсюда?

— Я смогу помочь, — повторила Чейси, выходя со своей стороны. — Я буду помогать вам до возвращения в Нью-Йорк.

И Дерек снова принялся спорить с ней, сетуя на то, как глупо было с его стороны подобрать ее на дороге, и убеждая себя и ее в том, что такие дамочки, как она, целиком и полностью принадлежат высшему обществу, и им нечего делать на ферме. Старик не стал слушать их препирательства и просто пошел к дому, покачивая головой и бормоча сквозь зубы:

«Какие упертые». Дерек внезапно замолчал, осознавая, что лучше не говорить ничего…

Она была настоящей принцессой. Она оставалась ею даже босиком, с перепачканными ногами, уставшая с дороги. Принцессой, которая в жизни не держала в руках молотка, не поднимала тяжестей, не доила коров и не сидела в тракторной кабине. Особенно в таком элегантном костюмчике от Шанель, если, конечно, его ярлыки не были подделкой.

— Ладно, хочешь — помогай, — примирительно заключил он, чувствуя себя полным идиотом, когда она лучезарно заулыбалась в ответ. Единственное, что пришло ему в голову, — это то, что он вовсе не такой крутой мачо, каким считал себя прежде, если допускает, чтобы женщина так вот над ним посмеивалась.

Они стояли и смотрели друг па друга, словно боксеры после окончания раунда.

«Я хочу ее поцеловать», — подумал он.

Неужели с тех пор, как он коснулся ее губ, не прошло и дня? Он помнил, какие они мягкие, какая нежная у нее кожа, какое упругое тело. Он помнил прикосновение ее языка…

Он был мужчиной, а она — женщиной, и в его жизни были два года, проведенные в багдадской тюрьме. Это слишком долгий срок. Тем более долгий для человека с сильным сексуальным аппетитом. Он нервно провел рукой по волосам. Он задумался, находит ли Чейси его привлекательным. Внешность, обаяние, успех у женщин — прежде ему никогда не приходилось беспокоиться об этом. Женщины всегда доставались ему легко.

Но, может, все изменилось. Он мог стать другим, не столь привлекательным. Может, он слегка постарел (а может, и не слегка) и подрастерял свой шарм.

А может, она была другой — не из тех женщин, с которыми ему приходилось иметь дело раньше.

— Чейси… — начал он, думая, как бы склонить ее к поцелую. И тут же вспомнил, что обещал ей дождаться момента, когда она сама попросит об этом.

— Мне нужно воспользоваться вашим телефоном, — переменила она тему, вытаскивая свой портфель из машины. — Мне нужно позвонить боссу. У вас здесь есть факс?

Вот и все. Волшебство закончилось. В ней не осталось ничего от прекрасной незнакомки. Да и на крепкую труженицу, какой должна быть жена фермера, она совсем не походила. Хотя и проявила настойчивость, проследовав за ним весь путь до фермы.

Потом он вспомнил: она для него опасна, ее задача состояла в том, чтобы вытащить его из дома. А его задача — в том, чтобы заставить ее убраться отсюда.

— Ты не сможешь помочь мне, — со злостью бросил он. — Завтра утром ты улетаешь. Выметаешься отсюда! Поняла?

Он распахнул дверь, она с шумом захлопнулась за ним, но он даже не обернулся на этот звук. Дом приветствовал его. Кухню наполняли аппетитные запахи жареных помидоров и цыплят, аромат яблочного пирога в духовке. Он осмотрелся вокруг и увидел знакомые с детства вещи: сито для просеивания сахара и муки, глиняный кувшин с треснутой крышкой, поднос, выпиленный им из фанеры в летнем лагере. Кое-что из кухонной утвари могло бы стать музейными экспонатами — если бы он когда-нибудь посещал музеи. Дерек прислушался к ровному гудению стиральной машины в подвале, к звукам из радиоприемника — отец никогда не выключал его, оставлял даже на ночь. Все это звучало у него в ушах, словно прекрасная опера Вагнера — если бы он когда-нибудь был в опере.

— Папа, теперь я на самом деле дома.

— Да, сынок, я столько об этом молился, а теперь, когда ты вернулся, сам с трудом в это верю.

Отец обернулся. По его лицу текли слезы, прячась в глубоких морщинах. Дерек понимал, что многие их этих морщин пролегли по его вине.

— Папа, я так по тебе соскучился! — воскликнул он.

Они оба не умели выражать свои чувства, хотя переживали глубоко.

Краем глаза Дерек заметил, как в кухню вошла Чейси. Она начала было что-то говорить насчет телефона, но оказалась достаточно сообразительной, чтобы оставить их наедине.

— Чейси, этот человек должен как можно скорее вернуться в Нью-Йорк, — предупредил Уинстон Файрчайлд Третий. — Убедись, что в его речи содержится упоминание о проекте закона № 3482.

— «За» или «против»?

— Я тебе позже об этом скажу. Президент еще не решил. Проверь, готова ли его форма, умеет ли он вести себя за столом. Ему отвели место рядом с супругой главы Совета по аэронавтике.

Чейси сделала несколько заметок в блокноте. Содержимое сумки она вывалила прямо на пол. Ей выделили спальню, предназначенную для гостей. Кровать с железными спинками, домотканое покрывало, кружевные наволочки и такие же занавески на окнах создавали приятную домашнюю атмосферу, располагающую к отдыху. Она собиралась поскорее помыться, нырнуть под простыню и расслабиться.

Она вспомнила о том, как разволновалась, застав отца и сына в слезах.

— Он слишком устал.

— В Висбаденском госпитале сказали, что он здоров, — возразил Уинстон. — В тюрьме он не давал своим людям расслабляться и заставлял их подолгу тренироваться. Ему удавалось доставать для них еду и лекарства. А когда они выбрались, у него еще хватило сил и на съемки в видеоролике.

— Я имела в виду усталость другого рода.

— Как бы он себя ни чувствовал, он обязан прибыть в Нью-Йорк к обеду в честь Дня аэронавтики.

— Но ему нужно отдохнуть!

Ответом ей были только короткие гудки.

Что-то не так?

Она подняла голову. В комнату неслышно проскользнул Дерек. Он принял душ, побрился и переоделся в свободные джинсы и белую классическую рубашку. Теперь он выглядел таким же свежим, как чистые полотенца, которые держал в руках.

— Все нормально, — ответила она, убирая бумаги в портфель.

— Завтра утром ты будешь у себя в офисе, произнес Дерек, складывая полотенца на кровать. — Тогда ты сможешь полностью посвятить себя работе.

— Нет-нет, я останусь здесь, — ответила Чейси, поднимаясь на ноги. Ей не понравилось, что он настолько выше ее ростом. Отсутствие каблуков еще больше подчеркнуло эту разницу. А она к тому же еще и вся перепачкана. — Мы поедем вместе в Нью-Йорк.

Он протянул руку и стер грязное пятно с ее щеки. Она замерла под его прикосновением, ожидая, каким будет продолжение.

Но продолжения не последовало. Дерек отвернулся.

— Давай договоримся, что сегодня вечером мы больше не станем об этом спорить, — сказал он. — Папа прислал тебе эти полотенца и туалетную бумагу. Я рад, что ты сама разобралась, какая комната гостевая.

Далее последовали скупые слова вежливости — лучшее из того, что он мог ей заявить.

— Спасибо, что не стала заходить, когда я обнял отца. Обед через двадцать минут, продолжил он уже в дверях. — Берегись водяных щитомордников.

— Водяных щитомордников?

— Ну, да… нет. Считай, что я ничего не сказал.

— Нет, продолжай. Кто такие щитомордники?

— Нет, я не хочу тебя пугать, — отмахнулся он.

— Я хочу узнать о них, — настаивала она.

— Это такие местные змейки, вот такие… он раздвинул руки сначала сантиметров на тридцать, потом примерно на шестьдесят. — Такой величины. В длину, конечно. Они живут в пещерах Маммот-Кэйв, а по ночам выползают, чтобы найти добычу. Если сетка на окне порвана, они могут заползти в комнату.

Оба посмотрели на окно. Сетка была порвана в самом низу. Слишком маленькая дырочка даже для змеи. Или не очень маленькая?

— Водяные щитомордники, так?

— Или медноголовые змеи? Ты ведь слышала о таких?

— Никогда.

— Хуже всего болотные удавы, — продолжил Дерек. — Но я думаю, что они не отползают так далеко от воды. Могут, конечно, но вряд ли. Но если вдруг увидишь — берегись. Они не кусаются, душат. Так произошло с одной дамой в Ренфроу… или в Браунсвилле? Я был еще ребенком, когда это случилось: она оставила свое дитя на берегу, а болотный удав…

— Достаточно, — прервала его Чейси. — Я все поняла, Дерек. Ты пытаешься запугать меня этими змеиными историями в надежде, что я попрошу отвезти меня в Этаун. Но меня не так-то легко напугать.

Он прижал руку к сердцу, как бы искренне недоумевая.

— Я? Пытаюсь напугать тебя? Я никогда бы не стал использовать такие дешевые штучки, — и с этими словами он покинул спальню. Дверь за ним захлопнулась.

Водяные щитомордники? Медноголовые змеи? Болотные удавы? Ей надо быть поосмотрительнее, Приняв горячий душ, Чейси сменила белье. В шкафу она обнаружила пару джинсов и футболку. Джинсы были ей велики, но она их закатала внизу, а вместо ремня продела свой платок от Гермеса[4]. Футболка была такой старой и застиранной, что казалась мягкой, как шелк. На спине было вышито имя Дерека. Спереди на ней было изображено вздыбившееся чудовище, закидывающее мяч в баскетбольную корзину.

— Так значит, ты состоял в команде «Браунсвиллские дьяволы», — сказала она своему отражению в зеркале. — Дьявол? Это меня совсем не удивляет.

Обед прошел за пластиковым кухонным столом. Скатерти не было. Еда была простой: жареные цыплята и жареные помидоры, вареная картошка и чечевица. Отец прочитал молитву, благодаря Бога за то, что он вернул ему сына. Понимая, что любой разговор о Дереке снова заставит его расчувствоваться, старик принялся пересказывать сплетни окрестных ферм.

На десерт неугомонный папаша подал яблочный пирог. После окончания трапезы он сказал, что уберет со стола сам, а молодым людям пора спать.

— Если ты собираешься завтра поутру заняться хозяйством, — напомнил отец Дереку, тебе следует лечь спать пораньше.

Дерек отставил тарелку, удовлетворенно вздохнув.

— Папа, в любой другой вечер я бы настаивал на том, чтобы помочь тебе. Но сейчас я валюсь с ног.

— Вполне понятно, сынок.

— Тогда спокойной ночи. Дерек встал, похлопал отца по плечу и попрощался с Чейси:

— А почему ты не идешь спать, юная леди?

— Я могла бы помочь вам с тарелками.

— Ах, не мешай старику. Я хочу насладиться чувством, что мой сын снова дома. Я прекрасно справлюсь сам. Надеюсь, ты не станешь возражать.

— Нет. Конечно, нет.

Чейси очень устала и была благодарна за предоставленную возможность лечь спать.

— Кроме того, — добавила она, — мне нужно заняться речью Дерека.

— Это совсем не нужно! — отозвался лейтенант из коридора.

— Не начинайте снова спорить, — прервал их старик. Он понизил голос:

— Маленькая мисс, я так понимаю, что ты собираешься снова забрать его у меня?

— Простите, я не подумала о вас.

— Не нужно извиняться. Просто обещай мне одну вещь.

— Все, что пожелаете.

— Не забирай его у меня навсегда, — морщины на добродушном лице пожилого человека стали глубже. — Я страшно по нему скучал. Я не могу снова его потерять. Он — все, что у меня есть.

— Я увезу его только на один месяц, — пообещала Чейси. — Он вернется сразу же после Дня независимости.

— Правда?

— Даю вам слово.

— Я на тебя рассчитываю.

Старик отвернулся, объяснив, что ему в глаз попала соринка.

Чейси тихонько пожелала ему спокойной ночи, поблагодарила за хороший прием и пошла назад в гостевую комнату. На столике стояла черно-белая фотография в рамке. Мать и сын. Улыбка женщины олицетворяла собой любовь и надежду. Это мать Дерека?

— Я сдержу обещание, — сказала Чейси, обращаясь к женщине на фотографии, а затем поставила снимок на место.

Она разделась, оставшись только в футболке и в трусиках, и повалилась на кровать, взяв с собой… портфель. За окном вовсю трещали цикады.

«Мне приятно сегодня находиться в Нью-Йорке», — придумала она первую фразу и тут же зачеркнула ее. Это не его язык. Она начала снова.

«Я люблю Нью-Йорк!» Снова не то. Этот парень ненавидит большие города.

«Я горд тем, что я — американец!»

Без сомнения, он был самым гордым, даже слишком гордым американцем из всех, кого она встречала. И он был горд не тем, что приехал в Нью-Йорк. И не тем, что выступает в Совете по аэронавтике. Гордость была его неотъемлемой чертой по жизни.

Поймут ли другие этого прекрасного парня, оценят ли его мужественность за стандартными фразами публичного выступления?

Она посмотрела через прореху в оконной сетке. За окном, там, куда не проникал свет, было темно. Очень темно. Ничего не разглядеть. Что-то прошелестело.

Медноголовая змея?

Нет, конечно. Просто послышалось.

Водяные щитомордники?

Или Санта-Клаус?

Болотные удавы?

Она зевнула. Как хочется спать!

И тут же спрыгнула с кровати, услышав стук в дверь. В комнату вошел Дерек, принеся с собой подушку, одеяло и простыню.

— В моей комнате есть кондиционер. Нет нужды открывать окно, — хрипловато произнес он. — Иди спать туда, пока я не передумал.

Чейси прижала исписанные листки к груди.

— Мне и здесь хорошо.

— И ты не думаешь о змеях?

— Я не боюсь змей. Моя голова занята мыслями о вашей речи.

— Ха-ха. Ну, давай.

— Хорошо-хорошо. Я боюсь змей, но я не верю вашим словам, что они могут заползти сюда.

— Ладно, значит, я могу спокойно спать и не чувствовать себя виноватым, — он повернулся, готовясь уйти.

— Подождите! — крикнула Чейси, выскакивая из постели, роняя листки бумаги и преграждая ему путь. Потребовалось не больше секунды, чтобы они оба осознали, что на ней нет ничего, кроме короткой майки и кружевных трусиков.

Он внимательно оглядел ее с головы до ног. Даже дважды. Ответный вызывающий взгляд Чейси заставил его отвести глаза.

— Так как я из города, то больше привыкла к кондиционеру, — объяснила девушка. — Я переночую в вашей комнате.

— Я тоже думаю, что так будет лучше, — несколько смутившись, согласился он.

Чейси взяла подушку, портфель и бумаги, а сама завернулась в простыню. Она старалась вести себя так, словно на ней было вечернее платье для официального приема.

— Спокойной ночи, лейтенант!

— Все дело в кондиционере, ведь так? Она кивнула.

— Ну и, конечно, в том, что я буду спокойно спать здесь, а вы — ворочаться с боку на бок в своей постели, мучаясь чувством вины из-за того, что напугали беззащитную гостью жуткими рассказами о ядовитых змеях…

— Спокойной ночи! — прервал ее Дерек, закрывая за ней дверь.

Глава 5

В половине шестого Дерек уже был готов признать ее достаточно стойкой. Или мужественной. Или упорной. Наверное, это как раз то, что его отец называл «упертостью».

Он спал плохо, все время думал: о том, может ли водяной щитомордник на самом деле заползти в комнату, о том, всегда ли Чейси носит светлое белье и есть ли среди ее белья черные трусики? В надежде избавиться от назойливых мыслей в пять часов утра Дерек поднялся, прошел на кухню и сварил себе кофе.

— Все в порядке, папа, иди поспи, — сказал он заглянувшему на кухню отцу. Тот выглядел не вполне проснувшимся. — Скажи себе, что сейчас рождественское утро, и выспись.

— Хорошо, сынок, но я встану не позднее, чем в шесть. У нас с тобой куча дел впереди.

Дерек улыбнулся, глядя, как его отец поплелся к себе в спальню, кутаясь в халат. Он хорошо знал своего папу. Теперь тот не встанет раньше одиннадцати. Старик любил подольше поспать и считал это блаженством, которым мог пожертвовать только ради вернувшегося домой сына. Дерек полагал, что его отец заслужил этот сон, прожив тяжелую жизнь, полную ежедневного труда на ферме. Он надеялся, что теперь его старик сможет позволить себе отсыпаться каждый день.

Молодой человек подошел к двери своей спальни и негромко постучал. Ответа не последовало. «Пусть мисс Бэнкс Бейли, Бейли Бэнкс тоже поспит», — подумал он. Скорее всего, она из тех нежных леди, чьей красоте необходим крепкий сон до полудня.

Он накинул куртку, так как от подножия гор струился холодный воздух, а солнце только-только позолотило их вершины. Дерек вышел на крыльцо с кружкой кофе и засмотрелся на сад, на глубокую трещину в коре старой яблони. Но вот первые солнечные лучи коснулись кроны дерева, его ветвей, скользнули по листьям… Он отхлебнул кофе. Как хорошо так вот стоять, просто смотреть…

— Ну, с чего мы начнем?

Он обернулся и увидел девушку. «Да, сказал он себе, — обязательность тоже входит в число ее достоинств».

— Чего это ты поднялась так рано? Она была одета в его майку, куртку отца и старые джинсы. На ногах у Чейси было нечто, напоминающее старые галоши. Но даже несмотря на столь странный наряд, она все равно выглядела лучше, чем любая другая невыспавшаяся женщина. Ясный взгляд. Золотистые волосы, падающие на плечи мягкими волнами. Улыбка, полная жизни. Он не смог понять, накрашены ли у нее губы. Она подняла чашку с кофе в приветственном жесте.

— Я обещала тебе помочь, помнишь?

— Не думаю, что ты представляешь себе, что нужно делать.

— Тогда ты меня научишь. А я в это время буду учить тебя.

— Меня?

— Да. Начнем с обращений, — продолжала Чейси. — Во время службы в армии ты уже все это проходил, но стоит освежить знания. К тому же не думаю, что тебе приходилось часто общаться с кардиналами, сенаторами, посланниками и депутатами. Во время работы мы изучим, как к ним следует обращаться.

К женщинам из гражданских я обычно обращаюсь «дорогая», а мужчин называю по имени, — ответил он, направляясь к амбару. — Если, конечно, они не старше меня. В этом случае я прибавляю уважительное «сэр».

Она коснулась его рукава.

— Надеюсь, мы придумаем что-нибудь более изысканное до нашего возвращения в Нью-Йорк.

— Дорогая, ты опять забыла, что я не еду в Нью-Йорк. Это ты возвращаешься в Вашингтон сегодня. Одна.

Он высвободил рукав из ее пальцев. Она неохотно отступила, укоризненно посмотрев на него. В то же мгновение Дерек понял, насколько это все важно для нее. Он ненавидел себя за жалость, которую испытывал к этой молодой женщине, за то, что не мог скрыть своих эмоций.

— Хорошо, — лейтенант решил пойти Чейси навстречу. — Это свободная страна. Ты можешь говорить, все, что хочешь. Но, если ты выбрала ферму, тебе придется вкалывать по-настоящему.

— Я согласна!

— И разреши мне задать тебе один вопрос: ты не планируешь воспользоваться сегодняшним рейсом?

— Нет. Я благодарна вам за гостеприимство и намерена остаться.

— Яне…

Она лучезарно улыбнулась.

Он сдался.

— Начнем с депутатов и других лиц, занимающих выборные должности.

— Ты имеешь в виду этих хлыщей в кабинетах?

— Работы много. Приступим? — проигнорировала она вопрос.

Дерек оглядел захламленный амбар, трещины в стенах, брошенные птичьи гнезда под крышей, подгнившие бревна.

— Приступим, — согласился он.

Правила приветствия выборных лиц они изучили во время дойки коров, порядок обращения к деятелям церкви — за сбором куриных яиц, порядок общения с иностранными дипломатами — в процессе починки плетня с помощью металлической проволоки, а когда доставали занозы из-под ногтей у Чейси особенности «приватного» общения с семьей президента.

— Говорил же, что тебе надо было надеть перчатки, — сказал Дерек, вытаскивая щипчиками длинную занозу из-под обломанного ноготка девушки. — Теперь от твоего маникюра ничего не осталось.

От боли она прикусила губу, но не вскрикнула. Он зауважал ее.

— Итак, помни, что к кардиналу обращаются «Ваше преосвященство», а к архиепископу — »Ваше преподобие», — продолжила она урок.

— Ты уже мне это говорила.

Дерек с облегчением заметил: к ним направляется отец, чтобы сообщить, что ланч готов. Как ему надоели уроки Чейси. Но она не переставала болтать даже за едой.

— Если ты будешь сидеть междупредставителем ООН и архиепископом Нью-Йорка, с кем ты заговоришь в первую очередь?

— С тем из них, кто покажется мне более интересным.

— Дерек!

Папаша замер, не донеся до рта ложку с зеленой фасолью.

— Чейси, успокойся. Я не собираюсь обедать с представителями ООН и архиепископами, — предупредил ее Дерек. — Я остаюсь здесь.

— Нет, я сделаю все, чтобы ты поехал со мной.

— Что же именно?

Вопрос остался без ответа. Она открыла было рот, посмотрела на Дерека и снова закрыла. Он немедленно понял, о чем она подумала. Мог бы сообразить сразу.

— Не то, что ты думаешь, — заявила Чейси.

— Я ничего не сказал.

— Но ты хотел сказать. У тебя все на лице написано.

— У него это написано на лице с тех пор, как ему исполнилось тринадцать, — заметил отец. — Именно тогда здесь начали околачиваться девочки.

Зазвонил телефон, и Дерек поднялся, чтобы ответить. Вернувшись за стол через минуту, он объявил, что после ужина отправится в бар поиграть на бильярде.

— Я пойду с тобой, — попросила Чейси. Она собралась было объяснить ему, что хорошо научилась играть на бильярде в клубе своего дяди в Вашингтоне, но он перебил ее:

— Тебя не приглашали.

— Я знаю.

— Тебе не будут рады.

— Знаю.

— Это не твой круг общения.

— Откуда тебе известно, с кем я общаюсь?

— Чейси, неужели тебе никто никогда не говорил, что невежливо приходить без приглашения?

— Именно так, но и тебе никто не позволял высказываться на мой счет. Это…

— Знаю-знаю. Это свободная страна, — продолжил за нее Дерек. — Но если ты пойдешь, то будешь звать там людей просто по именам. Никаких тебе «светлостей», «превосходительств» и «высокоблагородий».

Отец неторопливо прожевал пищу и зевнул.

— Хотите, чтобы я рассказал вам, как бы вел себя, если бы мне посчастливилось сидеть между Деми Мур и Джулией Луис-Дрейфус?..

Перекусив, они стали работать энергичнее. Чейси продолжала что-то объяснять Дереку, но из-за шума трактора не слышала даже себя. Все ее силы уходили на то, чтобы просто удержаться на сиденье. К вечеру, когда солнце позолотило горные вершины на западе, Дерек удовлетворенно заметил, что они неплохо потрудились.

— Сразу после ужина мы отправимся в бильярдную, — продолжил он, — Тебе нужно переодеться. А гардеробчик у тебя небольшой. Хорошо, что он хоть это понимает. Она вообще выглядела ужасно: ногти обломались, под ними скопилась грязь, лак с них слез. Руки были исцарапаны. Волосы засалились. Щеки и нос покраснели от солнца. Майка и джинсы испачкались и пропитались потом.

«Душ устранит большую часть проблем», утешила себя Чейси. И тут она заметила два жалких лоскутка розовой материи, лежавшие у Дерека на кровати.

— Я бросил твою одежду в стирку, — смущенно произнес старший Маккенна, заходя следом за ней в ванную комнату. Он вручил ей белое махровое полотенце, еще теплое после сушки, и… три золотые пуговицы. — По-моему, твой костюмчик немного сел. Извини. Судя по пуговицам, оторвавшимся во время стирки, он был от Шанель. Должно быть, дорого стоил.

Несомненно, ее кузина Меривезер отдала за него кучу денег. Но только это были прошлогодние деньги. Или позапрошлогодние, так как Чейси не могла точно припомнить, когда ей достался этот наряд.

— Мистер Маккенна, мне, наверное, придется одолжить у вас еще одни джинсы, — намекнула она, радуясь тому, что догадалась постирать нижнее белье в тазике, и тому, что всегда носила с собой запасной комплект на случай всяких неожиданностей.

— Чтобы пойти трать на бильярде? Да ты с ума сошла! В субботние вечера местные женщины наряжаются. Всю неделю они вкалывают как лошади, а вечерами смывают грязь и пот, подкрашиваются и хотят выглядеть хорошо.

— Но я уже не смогу надеть это, — сказала Чейси, показывая на бесформенные шерстяные тряпочки на шелковой подкладке. — Из таких лоскутков получатся разве что носочки.

— Я подумаю над проблемой. Дай мне немного времени. А пока вот возьми этот гель для душа.

— Гель? — Чейси недоверчиво посмотрела на банку с голубовато-зеленоватым желе.

— Отмывает лучше, чем мыло. Тебе не помешает.

Старик ушел, и Чейси принялась мыться. Никогда еще она не чувствовала себя такой грязной до омовения и такой чистой — после. Расчесав волосы и обмотавшись полотенцем, девушка задумчиво смотрела на свое съежившееся одеяние.

Когда раздался стук в дверь, она подумала, что это опять пришел старый Маккенна, но мускулистая рука, просунувшаяся в щель, принадлежала Дереку. Он держал черное вечернее платье с лайкрой и легкие туфли. И то, и другое он положил на пол.

— Примерь, — раздался из-за двери его голос.

— Похоже на маечку, — ответила Чейси, натягивая облегающую одежду через голову. Надев туфли, взглянула на себя в зеркало. Никогда еще не видела себя такой: отсутствие чулок делало ее непохожей на леди, которой она всегда стремилась быть. Голые стройные ноги откровенно провоцировали. Платье было очень коротким и плотно обтягивало тело. Она взбила пальцами мокрые волосы.

— Это не майка, — возразил Дерек. — За женской одеждой я ходил к соседке. Она сказала, что это платье.

— Должно быть, чуть ошиблась.

— Но это платье. Она сама примеряла его при мне.

— Не сомневаюсь!

— Чейси…

— Оно слишком короткое. И обтягивающее. С моей бабушкой случился бы обморок, если бы она увидела меня в таком наряде.

— Но она тебя не видит.

— Платье едва прикрывает… Он распахнул дверь и застыл на пороге. Сначала Дерек часто заморгал, словно взглянул на слишком яркий свет. Потом снова посмотрел на нее. Он смотрел на Чейси так долго и пристально, что она почувствовала себя голой. Словно на ней не было даже этой тонкой эластичной оболочки, слишком облегающей, слишком…

— Ну-у-у, дорогуша! — восхищенно протянул он.

— Ты предупреждал, что обращаешься так ко всем женщинам, — с милой улыбкой ответила она.

— Но я не всегда имею в виду то, что думаю сейчас, — он улыбнулся ей в ответ. Она первая отвела взгляд.

— Считаешь, что я выгляжу по-дурацки?

— Ты выглядишь как очень красивая женщина!

Она наклонила голову. Он легонько дотронулся до основания ее шеи, до того места, где под тонкой кожей едва заметно пульсировала голубая жилка.

— Если ты собираешься развлекаться вместе со мной весь вечер, — заговорил он, убирая руку, — поторопись. Пошли ужинать.

— Я страшно проголодалась. А что на ужин?

— Жареные лягушачьи лапки.

Чейси ощутила приступ тошноты. «Он просто снова пытается напугать меня, — сказала она себе. — Если я попрошу чего-нибудь другого, он радостно отвезет меня в Этаун, где я смогу это купить… И бросит меня там».

— Здорово! Лягушачьи лапки — звучит прекрасно, — произнесла она, сопровождая свои слова улыбкой. — Их подают в лучших французских ресторанах.

Дерек Маккенна оставался верен себе. Всех присутствовавших в бильярдной женщин он звал «дорогая», и они все любили его за это, о чем ярко свидетельствовали следы губной помады у него на щеках. Радостно его приветствовали и мужчины, что выражалось в рукопожатиях и дружеских похлопываниях по плечу.

— Из Вашингтона, да? — недоверчиво спросил бармен, наливая Чейси бокал содовой и ставя его перед ней на стойку. Он проследил направление ее взгляда. Она наблюдала за Дереком, окруженным толпой друзей. Дерек подошел поприветствовать нескольких пожилых людей, сидевших у окна. — Собираетесь пожениться?

— Нет, — ответила Чейси.

— Странно, что его отец пустил тебя в дом. Старик очень консервативен в этом отношении. Особенно учитывая то, что Дерек всегда имел успех у девчонок. Он был способен вскружить голову самой добропорядочной из них. Поклонницы часто звонили ему, заходили на ферму, приносили книжки, просили помочь с учебой…

— Дамский угодник.

— Но в хорошем смысле, — уточнил бармен, облокачиваясь о стойку. — Дерек всегда вел себя честно по отношению к женщинам. За это его и любят. Он хороший парень. Мы все рады, что он вернулся домой.

— Завтра он уедет в Нью-Йорк.

— А он сам об этом знает? — насторожился бармен.

— Он знает, что я этого хочу.

— Мисс, позвольте дать вам небольшой совет, — бармен засунул полотенце в карман фартука. — Он достаточно волевой парень. Он всегда сам решает, что ему делать в той или иной ситуации. Если вы не найдете веской причины, но которой он сам захочет поехать в Нью-Йорк, он не поедет. А если забыть об армии, то он не из тех, кто слушается приказов. Теперь же, учитывая, через что ему пришлось пройти, он и армейского приказа не послушается.

Чейси наблюдала за Дереком, серьезно задумавшись. Она провела целый день, помогая ему и обучая его, как вести себя на публике. Все это время Чейси продолжала ошибочно считать, что армейская закалка теперь у него в крови и он помнит о своем долге перед страной. Но по всему было видно, что ему очень хорошо здесь, дома, среди друзей. Как заставить его сменить безмятежный покой на тридцатидневную поездку по стране?

— Спасибо за участие, — с этими словами она достала из сумочки пятидолларовую банкноту и положила ее на стойку.

— Вам спасибо, мисс.

Несколько минут Чейси пристально смотрела на Дерека, а затем подошла к нему.

— Дерек!

Он стоял, склонившись над бильярдным столом, но от звука ее голоса выпрямился так резко, словно коснулся чего-то горячего.

— Да, Чейси?

— Научи меня играть.

— Зачем тебе?

— Просто интересно.

Все присутствующие посмотрели на нее. Чейси смутилась. Она чувствовала себя голой. А может, по здешним меркам, она как-то не так одета? Местные мужчины носили джинсы и чистые, застегнутые на все пуговицы рубашки; женщины, правда, другое дело. Те же самые женщины, которые днем водили трактора, вспахивали поля, доили коров, готовили обед и следили за детьми, к вечеру приоделись, завили волосы, подкрасились и выглядели весьма изысканно.

Так что их упрек был обращен не к платью Чейси, а к тому, что она изъявила желание сыграть на бильярде. «Это будет потруднее, чем я предполагала», — подумала Бэнкс Бейли.

— Раньше у меня не было возможности научиться, — Чейси кокетливо наморщила носик. — В моей семье в эту игру никогда не играли.

— И это причина, по которой ты хочешь научиться играть на бильярде сейчас?

Она утвердительно наклонила голову, и несколько прядей упало ей на глаза.

— Я же сказала, что это интересно. Он недоверчиво прищурился.

— Чего ты добиваешься, Чейси?

— Просто хочу освоить эту игру. Он внимательно смотрел на нее. В его глазах прыгали чертики. Она изо всех сил пыталась оставаться спокойной. Дерек вручил ей кий.

— Ладно, вот белый шар, а здесь я кладу красный. Попробуй его загнать в ближнюю лузу.

Чейси осторожно облокотилась о стол, на всякий случай оглянувшись и одернув подол, чтобы быть уверенной, что ее скромность не пострадает. Она оперлась на локоть и беспомощно улыбнулась Дереку.

Потом она нарочито неловко ударила кием по шару. Красный шар грохнулся вниз и запрыгал по полу, а белый упал в лузу. Один из друзей Дерека подхватил упавший шар и положил его на стол.

— Здорово! Я получила очко? — захлопала ресницами Чейси.

— Нет, Чейси, ты его проиграла.

— Это некрасиво, — простодушно возразила она. — Ты меня дурачишь.

— Таковы правила игры.

— Объясни их мне.

Следующие десять минут Дерек объяснял ей правила. В проведении инструктажа участвовали трое его друзей и бывшая подружка, а теперь мать троих детей и лучшая бильярдистка в городе. Даже бармен вставил несколько замечаний.

— Ах, все слишком трудно, — взмолилась Чейси и помотала головой. — У меня никогда не получится, Я не смогу освоить игру.

Она подумала, стоит ли пустить слезу, и решила, что это будет излишним.

В конце концов, он не дурак.

— Ты научишься, — ободрил ее Дерек.

— Ой, нет, — она с сомнением покачала головой и отдала ему кий. — Ты занимался этим до армии?

Лейтенант кивнул.

— Он был очень хорош, — вставил один из друзей Дерека. — Он был лучшим.

— Ты зарабатывал этим деньги? Заключал пари?

— Он всегда оставался в выигрыше, — ответил приятель за Дерека.

— Тебе вряд ли нравятся пари, — предположил Маккенна.

— Точно. А моя бабушка была бы шокирована, если бы узнала, что я побывала в таком месте. Но, Дерек, у меня прекрасная идея!

— Мне твои идеи не нравятся, — насторожился он.

— Эта понравится.

— Ну, давай, говори, — он выжидательно скрестил руки на груди.

— Ты не хочешь ехать в Нью-Йорк. Я хочу, чтобы ты поехал. Мы можем разрешить наш спор.

— Завтра вечером, — уточнил Дерек.

— Как насчет того, чтобы решить все сейчас? В комнате стало так тихо, что даже постукивание ледяных кубиков о края бокалов воспринималось как шум.

— Что у тебя на уме?

— Сыграть, — предложила Чейси. Она дотронулась ладонью до его груди, надеясь, что сможет заставить его сердце биться сильнее. — Только одна игра. Ты выиграешь — и я улетаю в Вашингтон одна. Я выиграю — и ты летишь в Нью-Йорк со мной.

— Ха-ха! — он явно что-то подозревал.

— Давай, Дерек, чего ты боишься? — Чейси старалась выглядеть наивной и глуповатой. Она рассчитывала на обычное для всех мужчин нежелание потерять лицо перед женщиной, тем более в присутствии своих друзей.

— Чейси, но я вовсе не так хорошо играю, — Дерек отвел ее руку и опустил на бильярдный кий. — Я давно не играл. Тюрьма, сама понимаешь…

— Знаю. Но я-то вообще никогда не играла. Это будет самый легкий способ отделаться от меня, если ты этого на самом деле хочешь.

Он смотрел на нее долго и пристально. Девушка постаралась выдержать этот взгляд.

— Следующий рейс из этаунского аэропорта через четыре часа.

— Им я и улечу, — улыбнулась Чейси. — Кто начнет первым, ты или я?

— Начинай ты, — ответил Дерек.

— Тогда давай — как это называется? — разобьем пирамиду, — сказала Чейси, беря кий и критически оглядывая бильярдный стол. Она разбила треугольник и метко уложила шар в лузу номер четыре.

— Неплохо для начинающей, — заметил буфетчик.

Дерек открыл было рот, словно хотел что-то сказать, но, передумав, закрыл его и скрестил руки на груди.

— Шестой шар в угол, — объявила Чейси, указывая в дальний угол стола. А потом сделала точный удар.

— Ну, Дерек, наконец-то ты нашел себе пару, — заметил один из друзей.

Глава 6

— Позволь дать тебе совет, — сказал Дерек Маккенна, усаживаясь на водительское сиденье папашиного грузовичка. — Никогда не пытайся перехитрить мошенника.

— А ты мошенник? — недоверчиво взглянула на него Чейси.

— Пришлось им стать. Только так мои люди могли выжить. Я весьма преуспел во лжи и обмане, научился забывать про совесть ради одной-единственной цели — чтобы мои люди смогли выбраться из Багдада, или же я погиб бы при попытке к бегству.

— Я почти выиграла, — покачала головой Чейси.

— Ты хорошо играешь. Где ты научилась? Она собралась было рассказать ему свою историю, но решила, что лучше не говорить всей правды.

— Мой дядя — владелец Космос-клуба в Вашингтоне. Там есть бильярдная. Дядя Карсон брал меня с собой туда, когда я была девочкой. А летом я играла в Хэмптоне, когда навещала родственников.

Она не стала говорить, что играла со своими кузинами на деньги, чтобы иметь возможность самой платить за вечеринки и билеты в кино. Уже подростком она была достаточно гордой и не хотела быть нахлебницей. На бильярде она играла профессионально. До сих пор не встречала человека, которого не смогла бы обыграть. До тех пор, пока не столкнулась с Дереком.

— Скажите мне правду, лейтенант! Вы ни за что не отправитесь со мной в Нью-Йорк?

— Никогда.

— И нет ничего такого, что смогло бы изменить ваше решение?

— Нет, Чейси, я не изменю решения, — откровенно высказался он. — Я так долго не был дома, что просто не смогу уехать снова.

Она кивнула.

— Я сам позвоню генералу завтра утром, великодушно предложил он. — И твоему боссу. Как его зовут?

— Уинстон Файрчайлд Третий.

— Я позвоню им всем. Скажу, что ты сделала все возможное, однако этого оказалось недостаточно.

Он произносил слова тихо, но они звучали твердо и убежденно. Говорить было больше не о чем.

— До утреннего рейса около двух часов. Почему бы тебе не отвезти меня в аэропорт? предложила она. — Я только заскочу на ферму и возьму свой чемоданчик. Отдам тебе деньги, чтобы ты смог купить соседке новое платье. Постарайся выбрать подлиннее, чтобы выглядело прилично.

— Чейси… я… — он собрался было сказать, что жалеет о произошедшем, но замолчал, понимая, что тем самым признает свою слабость. За ним такое водилось. Он никогда не мог отказать в помощи женщине, в деньгах — другу и вечно приводил домой брошенных животных.

Но он не мог больше оставить свой дом. Не мог допустить, чтобы ночь застала его в казенной постели. Он слишком устал. У него больше не было сил. Страшные кошмары преследовали его по ночам, и, очнувшись от сна, было тем более мучительно оказываться в незнакомой комнате.

Он понимал, что это слабость, но не мог превозмочь ее.

Он завел машину и выехал на шоссе.

Дорога до аэропорта заняла сорок пять минут. Погода испортилась. Проливной дождь барабанил по крыше. Дерек думал о том, что должен радоваться и чувствовать себя счастливым из-за того, что вашингтонская бюрократка наконец сдалась. Но вместо этого он чувствовал себя подлецом. Чейси выглядела совсем несчастной. Она съежилась на своем сиденье и не смотрела на него.

«Прости, прости, прости», — хотелось сказать Дереку. Но он продолжал молчать.

В этаунском аэропорту было оживленно. Кроме основной работы, Рамси Хучин занимался еще и грузовыми перевозками. Порожние авто выстроились в ряд, ожидая своей очереди забрать привезенные самолетом товары, Дерек припарковался поближе к полю рядом с джипом Рамси и перегнулся па заднее сиденье за зонтиком для Чейси, чтобы она не промокла.

— Чейси, пойми, пожалуйста, — виновато произнес он, — я просто не могу поехать.

— Только не чувствуй себя виноватым, — с пониманием откликнулась девушка, отчего ему стало еще хуже. — Ты прав. Я согласна, что ты заслуживаешь, чтобы тебя оставили в покое после всего, что ты перенес. Я же настаивала на твоей поездке из-за собственного честолюбия.

— Ты имеешь в виду — честолюбия правительственных шишек?

— Нет-нет, моего. Из-за личных амбиций. Он прищурился:

— То есть?

— Обычно я не демонстрирую свои чувства, — продолжала она. — Считаю это дурным тоном. Обычно я стараюсь держаться в тени и вести себя скромно.

— Как же ты переменилась! Я бы не сказал, что ты держишься в тени. Из всех встреченных мною женщин ты самая настойчивая.

— Нет, я не такая! — протестующе воскликнула она.

Он ничего не ответил. Он не знал, что сказать.

Чейси молча смотрела на него, пораженная удивительной мыслью. Она действительно изменилась, стала другим человеком. Превратилась в другую женщину — женщину, которая спорила с мужчиной и провоцировала его. Неужели это она прыгнула в самолет, захватив с собой только смену белья и зубную щетку, надеясь заставить другого человека поменять свое решение?

Никто — тем более сама Чейси — не смог бы узнать ее в этом новом образе. И не только потому, что сейчас на ней не было чулок и она была одета в платье, больше напоминавшее купальный костюм.

Что же на самом деле ее так изменило?

Было ли это только желание получить известность, добиться признания, выбраться из полуподвального кабинета и больше никогда не носить обноски? Обзавестись приличным женихом, иметь лучшую репутацию и пользоваться уважением?

Чейси поняла правду, прежде чем успела самой себе что-то ответить. А осознав ее, крепко сомкнула губы.

Ее изменил… поцелуй.

Тот единственный поцелуй нарушил устоявшееся равновесие, перевернул все в ней вверх дном. Конечно, она и прежде целовалась. Как можно дожить до двадцати четырех лет и не поцеловаться с парочкой… холодных лягушек?

Очевидно, и ЭТОТ поцелуй не произвел бы на нее должного впечатления, если бы Дерек сделал все только для того, чтобы присутствующие в кабинете посчитали его хамом и неотесанной деревенщиной. Но поступок Маккенны объяснялся другим — он был героем, героем, который слишком устал и просто хотел вернуться домой.

Она прижала пальцы к губам в надежде стереть с них этот поцелуй и снова стать той женщиной, которой была два дня назад.

— Ну, так сможешь объяснить мне, почему вдруг ты отныне так уверена в себе? — спросил Дерек.

Чейси покачала головой.

— Ну, скажи, почему тебе так нужно, чтобы я поехал с тобой?

— Потому, что вся моя жизнь — одна сплошная ошибка.

— Может, и так. Подобное часто случается. Но это не значит, что так будет всегда.

— Нет, это навсегда. Я прирожденная неудачница.

— Такая молодая женщина, как ты, не должна называть себя неудачницей, — возразил Дерек. — У тебя было слишком мало времени для неудач. А изредка все ошибаются.

— Я слишком часто ошибалась. Судьба предоставила мне все шансы на успех, а я ни одним не воспользовалась.

— Ты имеешь в виду, что у твоих родителей были деньги, а ты не смогла их приумножить?

— Как раз напротив. Я из бедной ветви нашей семьи.

— Миллионы вместо миллиардов?

— Гораздо хуже.

— Но ты хорошо одеваешься.

— Обноски богатых кузин.

— Ты играла на бильярде в Хэмптоне. Да и Космос-клуб — дорогое место.

— Дядюшки чувствовали ответственность и брали меня к себе на лето. Все остальное время я проводила в закрытой школе.

— Все равно это не похоже на бедность.

— И вместе с тем я бедная. Моя бабушка сказала бы, что во всем виноват мой отец.

Когда ему исполнилось двадцать пять, он отправился в Лас-Вегас — развлекаться там с танцовщицами и, конечно, не собирался ни на одной из них жениться. Но он встретил маму, а затем женился на ней, хотя родственники его и предупредили, что накажут и лишат наследства.

— Его лишили наследства?

— Да. Как только бабушка получила известие из Невады о его поступке, адвокаты тотчас же переписали ее завещание и отобрали у него все.

— Как же он жил?

— К несчастью, урожденный Бэнкс Бейли, он не умел ничего делать. Даже машину не умел водить, так как у него всегда был личный шофер. Он разбирался в хорошей кухне, но не удержался на работе в ресторане, так как никогда не готовил сам, а только расплачивался за еду стодолларовыми купюрами. Учителем он тоже не мог работать, так как ни в одном предмете не обладал достаточно глубокими познаниями.

— Как же они все-таки выжили?

— Увы, не выжили. Поначалу моя мать, как и раньше, выступала на сцене и содержала их обоих. Но потом она забеременела мною и не могла сохранить прежнюю фигуру, а значит, и работу. Постепенно они скатились до настоящей нищеты. И оба умерли от пьянства, когда мне было восемь лет. Потом бабушка оформила надо мной опеку и оплатила все мои счета. Каждое первое сентября мне приходилось выслушивать от нее лекцию о том, что мне надо хорошо учиться и удачно выйти замуж, чтобы вернуть ей долги.

— Но ты никого не нашла? Ты же не замужем, — Дерек посмотрел на ее левую руку.

— Нет, хотя бабушка и тратилась на то, чтобы выводить меня в свет, где я могла бы найти приличного жениха. Потом меня отдали в колледж, и бабушка решила, что так я смогу хотя бы получить образование, устроиться на службу в правительственной структуре и быть полезной для страны. У меня же нет личного счета, как у моих кузин. Любой, кто знаком с семьей Бэнкс Бейли, знает, что я бедна. И что в любой момент я могу пойти по стопам матери и стать танцовщицей в Лас-Вегасе.

— Предупредишь меня, если так поступишь?

— Нет, — твердо ответила она, — я этого не хочу. Я любила свою мать, но я на нее не похожа, хотя некоторые мужчины считают себя вправе вести себя со мной так, как никогда бы не посмели…

— Если бы не твоя мать?

— Да. А у меня ведь даже не было… — проговорилась она.

— Никогда?

— Никогда.

— Что, вообще не…?

— Никогда, ни с кем, — ответила Чейси. — Я только потому тебе это говорю, что мы больше не увидимся и ты не знаешь никого из моих друзей.

— Ну, я не стал бы обсуждать такие вещи с твоими друзьями. Или с врагами. Вообще ни с кем, — заверил ее Дерек.

— Хорошо.

— Но, Чейси, тебе уже за двадцать и… никогда?

— Мне двадцать четыре, и я — девственница. Я не знаю, что такое секс.

— Ты никогда не занималась любовью?

— Все мужчины, с которыми я об этом говорила, использовали выражение «заниматься сексом». Впрочем, неважно. Все равно я не знаю, что это такое.

Он сочувственно покачал головой.

— Мисс Бэнкс Бейли, я надеюсь, вы простите меня за мое вчерашнее поведение, сказал он. — Я выбрал крайне неудачный способ доказать свою точку зрения.

— Какую точку зрения?

— Что я не тот человек, который может выступать в правительстве, чтобы привлечь голоса, и все такое.

— Я думаю, что жонглирование арахисом и то, как ты ловил его ртом, возымело большее действие.

— Я поставил тебя в неловкое положение.

— Несомненно.

Он вздохнул и отвернулся.

— Смешно, но, с другой стороны, может, я этого и хотела, — предположила она и задумчиво поглядела на стекавшие по стеклу капли дождя. — Ну, не то чтобы хотела, но мне понравилось. Но я слишком смущена, чтобы говорить об этом. Мне пора.

Она повернула ручку дверцы, но он схватил ее за запястье и остановил.

— Чейси, ты хорошая девушка, — сказал он. — Ты умная, красивая, ты сделала все, что могла, и ты мне очень нравишься. Сейчас ты улетишь в Вашингтон. Там встретишь человека, которого заслуживаешь. Может, даже этого Файрчайлда. Вы поженитесь, у вас будут дети, словом, нормальная семья. Ты забудешь о своих теперешних чувствах.

— Несомненно, лейтенант, — печально согласилась она.

— Ты мне не веришь.

— Нет, не верю. Всю жизнь я старалась быть респектабельной, ответственной, вести себя правильно, как все Бэнкс Бейли, но ничего из этого не вышло.

— Ты всегда можешь стать фермершей.

Он произнес эти слова почти так же легко, как до того шутил, заключал пари, спорил с ней. И все же интонация была чуточку другой.

Она могла бы быть фермершей. Она могла бы быть его женщиной.

Они поглядели друг на друга. Их лица освещались только огнями ангара.

Потом они совершенно одинаково покачали головами.

Папаша был совершенно прав.

«Упертые».

— Могу я поцеловать тебя на прощание? спросил Дерек, опуская окно со своей стороны, чтобы дать доступ свежему ночному воздуху. — Хоть на минуту перестань быть Бэнкс Бейли. Никто не узнает об этой вольности.

Она закрыла глаза.

В ней заговорило воспитание. Она не может. Она не должна. Двадцать четыре года она училась быть леди, настоящей Бэнкс Бейли — все это чего-то стоило.

Но сейчас она находилась в Кентукки, далеко от дома. Рядом с человеком, которого никогда больше не увидит. А ночь такая темная, и вокруг никого…

Она была женщиной. И женственность переполняла ее.

— Да, поцелуй меня, — ответила она, — поцелуй меня. Но только один раз.

Она обратилась к нему, забыв о приличиях, хорошем тоне и манерах. Она старалась повторить — или отвергнуть? — тот их первый поцелуй. Она обвила его шею руками и крепко прижалась к нему губами.

— Нет, милая, нет, — произнес он, слегка отстранившись. — Поцелуй — это не аргумент в споре.

— Но ты же поцеловал меня тогда.

— Когда я целовал тебя, то был не в себе. Мне не следовало этого делать. Обычно я не так целуюсь.

Чейси задумалась, понравится ли ей то, как он обычно целуется.

— Тебе понравится, — ответил он, словно прочитав ее мысли. — Но сначала нам надо сесть поудобнее. Повернись.

Он без всякого усилия приподнял ее, так что Чейси почувствовала себя безвольной куклой, и пересадил поближе к себе. Она оказалась почти в его объятиях, прижатая к его мускулистой груди и плечу. Чейси принялась беспокойно оправлять задравшееся на бедрах платье.

— Не беспокойся о платье, — заметил Дерек. — Оно все равно никогда не прикроет тебя так, как ты этого хочешь. Но обещаю, что там я тебя не трону.

Он склонил голову к левому плечу и высунул локоть в открытое окно машины.

— Ну что же, мисс Бэнкс Бейли, просто поцелуй. И ничего больше.

Но и не меньше.

Обхватив ее шею, он приблизил лицо девушки к себе.

— Закрой глаза, Чейси, — прошептал он. — Так тебе больше понравится.

Она зажмурилась и в то же мгновение ощутила прикосновение его губ. Потом ее рот сам собой раскрылся, пропуская его язык внутрь…

Теплая волна прошла по всему ее телу и задержалась внизу живота. Каждая ее клеточка желала его. Она захотела, чтобы этот поцелуй не кончался так просто, чтобы мужчина овладел ею…

— Эй вы там!

Чейси очнулась, занервничала, неловко дернулась и случайно нажала на кнопку сигнала. Напуганная резким звуком, она поспешила вернуться на пассажирское сиденье, торопливо одергивая на себе платье. Проклятая лайкра никак не желала растягиваться длиннее, чем до середины бедер.

Рамси Хучин просунул голову в окно с ее стороны.

— Извините, что мешаю вашим «чисто профессиональным отношениям». Вы будете покупать билеты? — насмешливо спросил он.

— Рамси! — простонал Дерек.

— Я просто спросил, — заверил он с самым невинным видом. — Пилот говорит, что хотел бы вылететь пораньше.

— Я уже иду, — ответила Чейси, подхватывая свой портфель. Рамси Хучин спрыгнул с подножки, давая ей открыть дверцу. Она подала ему деньги. — Здесь сорок долларов. Сдачу оставьте себе. Прощайте, лейтенант, желаю счастья.

И она решительно зашагала прочь с таким достоинством, которое было только возможно при се платье и туфлях.

— Добрый вечер, мисс, — поприветствовал ее пилот, помогая залезть в кабину. — Как вам у нас, понравилось?

— Это была просто работа, — ответила она, надеясь, что голос не выдаст охватившей ее тоски.

Она приказала себе не оглядываться. Аэроплан поднялся высоко над деревьями и забрал влево. Чейси Бэнкс Бейли уже не могла бы увидеть даже при желании ни красного грузовика, ни стоящего рядом человека.

В свою крохотную квартирку она добралась только к девяти часам. Никогда прежде звуки, доносящиеся с улицы, не казались ей столь громкими. Соседи наверху снова завели музыку. Цветы на подоконнике увяли и пожухли. Она заглянула в холодильник, пустой и затхло пахнущий.

А разве она когда-нибудь считала, что жизнь прекрасна?

На автоответчике ее кузина Меривезер оставила сообщение с вопросом, не могла бы Чейси задержаться у нее после ужина в следующий уикенд, так как повар не хочет работать после семи, поэтому останется много много грязной посуды, а они с мужем совершенно не выносят грязи на кухне, и, может быть, Чейси все там приберет?

— Спасибо, Чейси, ты такая милая, — проворковала на прощание Меривезер.

Следующее послание было от Уинстона Файрчайлда Третьего, сообщавшего, что он звонил в отель, где должен был остановиться Маккенна, и ему там сказали, что лейтенант не объявлялся.

— Чейси, если ты с этим не справилась, можешь попрощаться со своей работой, — преувеличенно грубо выговаривал ей он. — Я уже велел секретарю отпечатать приказ о твоем увольнении.

Девушка уронила портфель на пол и повалилась на диван. Перелет в Луисвилл, пересадка на рейс в федеральный округ Колумбия, такси из аэропорта — сил у нее не осталось. Ко всему этому добавлялась непонятная тоска. Обычно, возвращаясь домой из командировок, она выглядывала из окна, чтобы полюбоваться городом. Сейчас ей этого не хотелось. Она просто прилегла и закрыла глаза.

Диван показался неудобным. Она зарылась лицом в подушку и закрыла ею уши, чтобы не слышать громыхавшей наверху музыки. Все равно плохо. Знобит. Надо чем-то укрыться. Она сунула ноги под покрывало, но легче ей не стало. Какой-то запах беспокоил ее. Он сохранился на ее плече, на одежде, им пропиталось все ее тело.

Дерек Маккенна.

Вот кем пахло ее платье.

Мята и мускус, лимон и лавровый лист — все он.

Через голову она стащила с себя черное платье и достала из шкафа халат. Потом несколько минут стояла над мусорной корзиной, не в силах принять решение.

Она не стала выбрасывать это платье. Сделала другое — обернула им подушку, а ноги укутала покрывалом. Она гладила мягкую ткань, пахнувшую свежестью и уютом. Она вспомнила стрекотание цикад, аромат трав, то, как он обнимал ее…

Чейси разбудил телефонный звонок. Она не хотела вставать, но телефон все звонил и звонил…

— Не отвечай, — сказала она себе. — Это наверняка Меривезер хочет узнать, не сможешь ли ты прийти пораньше, чтобы накрыть на стол и приготовить еду.

Сработал автоответчик: «Если хотите оставить сообщение, говорите после звукового сигнала».

Она ожидала услышать светский тон кузины, но вместо этого раздался голос Уинстона.

Чейси продолжала лежать, уставившись в потолок, и думала, стоит ли снять трубку и сказать Уинстону, что она готова подписать любой приказ и жалеет только о том, что в ее квартире нет факса.

— Чейси, милая, сладкая, замечательная Чейси! — радостно восклицал Уинстон, и ничто в его тоне не говорило о его недовольстве чем-либо. — Я сожалею, что не могу обнять тебя сейчас. Не обращай внимания на мое предыдущее сообщение на автоответчике. Меня ввели в заблуждение. Моя секретарша ошиблась. А может, мой помощник. Кто-то из них. Но в любом случае я сам несу всю ответственность за их ошибки…

Чейси сняла трубку.

— Уинстон?

— Чейси, ты дома? Что ты делаешь дома?

— Вы сообщили о моем увольнении. Если я потеряла работу, то идти мне некуда, — объяснила она.

— Тебе есть куда идти! Ты работаешь у меня. И, кстати, я в восторге.

— От чего?

— Он потрясающий! Ты здорово его обработала! Он так завел всех этих аэронавтов, что они были готовы отдать нам все свои самолеты, не требуя ничего взамен. Вежливый, сдержанный, настоящий герой — он даже поухаживал за женой губернатора, пододвинул ей кресло. Я смотрел его в правительственных новостях и не мог нарадоваться. Как тебе удалось перевоспитать его всего за два дня?

Чейси поняла, что случилось, и сердце ее чуть не выскочило из груди.

— Просто я привыкла хорошо делать свою работу, — ответила она. — Теперь я хочу напомнить о ваших обещаниях.

— Без сомнения, ты хорошо работаешь! Как только покончишь с этим тридцатидневным турне, можешь требовать любую должность, какую захочешь. Кстати, пометь в своем календарике: мы вместе пообедаем, когда ты вернешься. Следующая остановка в Балтиморе, верно?

— После вечеринки с коктейлями, которую дает мэр в Грэйси-Мэншион.

— Прекрасно, приступай к работе. До свидания, Чейси. Ты просто потрясающая!

— Спасибо, Уинстон. До свидания.

— Помни: ланч сразу же после твоего возвращения в Вашингтон.

— Конечно, Уинстон.

И только тогда, и не раньше, ее босс повесил трубку.

Чейси оглядела комнату, которая всего час назад казалась ей жалкой дырой. Она включила телевизор на канале, посвященном наиболее важным правительственным новостям. Обычно там шли репортажи из Конгресса, но иногда транслировались и важные совещания из других частей страны. Это было не более интересно, чем шум пылесоса, стиральной машины или другой бытовой техники.

— Я стою перед вами, гордый тем, что я американец! — говорил Дерек, стоя в центре зала, окруженный толпой людей, одетых в почти одинаковые серые костюмы. В ответ раздались аплодисменты. Как прирожденный оратор, он переждал, пока утихнет шум, и продолжил:

— И я люблю Нью-Йорк!

Чейси слушала, открыв рот. Дерек был одет в новенькую форму. По-видимому, прочел записки, которые она оставила. Он все делал правильно. Смотрел в глаза слушателям. Улыбался голливудской улыбкой героя. Упомянул новый закон о военной службе, но изложил его кратко, так как президент еще не составил своего мнения о документе.

Последовала продолжительная овация. Жена губернатора поцеловала лейтенанта, оставив на щеке след ярко-розовой губной помады. Архиепископ Нью-Йорка похлопал его по спине, а несколько человек в серой форме столпились вокруг, чтобы пожать ему руку в надежде увидеть себя в вечерних новостях рядом со знаменитым Дереком Маккенной.

Чейси выключила телевизор и стала лихорадочно собираться. Она выхватила из шкафа несколько костюмов и запихнула их в дорожную сумку. Туда же кинула нераспечатанные коробочки с колготками. Уже на пути к выходу она заскочила в ванную, чтобы захватить сушившиеся там трусики и лифчики. Еще успела подбежать к мусорной корзине, чтобы выбросить пакет с прокисшим молоком.

Не прошло и получаса, как она оказалась на углу авеню Аризоны и бульвара Макартура. Такси доставило ее в аэропорт, где она, к своему огорчению, увидела длиннющую очередь в билетную кассу.

Но Чейси не растерялась.

Она направилась прямиком к знакомой кассирше, которая поначалу принялась объяснять ей, где конец очереди.

Чейси предъявила свое служебное удостоверение.

— Ах, да, я помню вас. Вы были здесь несколько дней назад, — заулыбалась кассирша. — Чем могу вам помочь?

— Государственный департамент, официальное поручение, — объяснила Чейси. — Мне нужен билет на первый рейс до Нью-Йорка.

— Конечно, мадам, — ответила кассирша и обратилась к очереди:

— Сэр, не могли бы вы отойти в сторону? Эта женщина — государственный чиновник, у нее срочное дело.

Глава 7

Ваше преподобие…

Ваше преосвященство…

Ваше преподобие…

Ваше преосвященство…

Дерек смотрел на стоящего перед ним человека в сутане и пытался вызвать образ Чейси в надежде вспомнить, чему она его учила. И вспомнил… как они чинили плетень, как он вытаскивал занозы из-под ее ногтей и как она при этом стойко держалась, потому что объясняла ему разницу между титулованием кардинала и архиепископа.

Что же именно она говорила? На Дерека прямо-таки нахлынули воспоминания, но ни одно из них он не мог использовать на приеме в Грэйси-Мэншион. Он думал только о Чейси. Вспоминал ее нежную гладкую кожу. Белокурые кудряшки. Запах пудры и роз. То, как она закусила губку, чтобы не заплакать от боли.

— Послушайте, — сказал наконец Дерек, пожимая руку архиепископу. — Знакомство с вами — большая честь для меня.

— Что вы, что вы, это честь для меня. Архиепископ широко улыбнулся и взял с серебряного подноса, поданного официантом, канапе с черной икрой. Комната была набита битком. Архиепископ постарался поскорее отправить канапе в рот, пока кто-нибудь из гостей не толкнул его и драгоценные жемчужинки не рассыпались.

Между ними протиснулась женщина — представитель ООН.

— Ваше преподобие, — поприветствовала она архиепископа. — Лейтенант, я счастлива видеть вас. Мне известно, что завтра утром вы встречаетесь с моими коллегами в Балтиморе.

— Да, на собрании ЮНЕСКО. Я с нетерпением жду этого, мадам, — ответил он, краем глаза заметив какое-то движение около двери.

— Я хочу поговорить с вами о том пункте вашей речи, который касается международного сотрудничества в области…

— Простите меня, мадам, мне придется вас покинуть, — он зашагал сквозь толпу, отвечая на приветствия и поздравления, но не задерживаясь. У самой двери плечом отодвинул в сторону охранников, объяснявших Чейси, что она должна отойти за ограничительную линию, так как у нее нет приглашения.

— Но я здесь по заданию Госдепартамента, настаивала Чейси. Вид у нее был усталый. Дорожная сумка врезалась ей в плечо, в руке она держала знакомый портфель, костюм измялся, волосы выбились из пучка. В целом Чейси выглядела совсем не так, как, по мнению Дерека, полагалось выглядеть леди из семьи Бэнкс Бейли, особенно когда она появляется на публике.

— Ваше служебное удостоверение ничего не значит, — говорил ей один из охранников. Оно годится лишь для того, чтобы обедать за полцены в столовой департамента.

— Скорее всего, морочит нам голову, — поддержал его коллега. — Многие девушки мечтали бы познакомиться с лейтенантом. Он же теперь секс-символ.

— Я не отношу себя к подобным особам, — возмутилась Чейси. Тут она заметила Дерека и поглядела на него с таким выражением, словно считала его виноватым во всех своих проблемах. Полное отсутствие благодарности. — Лейтенант, не могли бы вы объяснить этим людям, кто я такая?

— Парни, парни, — вмешался Дерек, — вы слышали, что сказала вам леди?

Он взял ее под руку.

— Может, один из вас посторожит ее дорожную сумку? — спросил он уважительно расступившихся охранников. — Чейси, ты что, приехала сюда прямо из аэропорта?

— Конечно, да, — ответила она недовольным голосом.

— Мне кажется, что, учитывая обстоятельства, тебе следовало бы начать со слов: «Спасибо, Дерек», — заметил он.

Маккенна повел ее сквозь толпу в свободный угол. Насколько он мог судить, девушке не мешало бы выспаться, поесть, принять душ, а лучше горячую ванну. Только это поможет ей снять напряжение.

— Простите меня, лейтенант.

— Дерек. Если уж я согласился участвовать в шоу, то ты должна следовать моим правилам. Правило номер один: обращаемся друг к другу на «ты» и зовем друг друга по имени.

— Хорошо, Дерек, — согласилась Чейси, плюхнувшись на диван. Казалось, она позабыла о работе и сейчас думала только о том, что ее могут увидеть. Она поправила парочку шпилек в пучке и попыталась подкраситься, не глядя в зеркало. — Прости. Мне нужно было начать с того, что я очень благодарна тебе за то, что ты передумал и все-таки приехал. Не могу объяснить, как много это для меня значит. Ты даже не понимаешь…

— Правило номер два: никаких эмоций. Просто работа, только работа, ничего, кроме работы. Ничего личного.

Что-то вспыхнуло в ее глазах. Она скрестила руки на груди и топнула ножкой.

— Раз так, то сообщи мне и правило номер три.

Его Чейси вернулась, но все же он чувствовал себя не совсем уютно. Ему хотелось, чтобы она выказала ему больше уважения.

Дерек никогда не встречал женщин, подобных ей. А за время службы в армии он перевидал их достаточно.

— Правило номер три, — начал он, усаживаясь рядом. — Я буду поступать так, как хочу. Я подарю тебе целый месяц своей жизни. Но не больше. Я помню, что последним пунктом в повестке дня значится ужин в Белом доме Четвертого июля. После — фейерверк. Ровно в полночь я свободен, ибо не испытываю никакого желания видеть этих вашингтонских парней.

— Прекрасно.

— Ты отвечаешь за то, чтобы никто из них ни генерал, ни все эти господа из департамента, ни сам президент — меня не беспокоил. Пусть даже с Рождеством не поздравляют.

Он перевел дыхание. Он понимал, о чем она думает. Вспоминает об их последнем поцелуе. Он мог объясниться. Но нельзя давать волю чувствам.

Дерек мог бы сказать ей, что она не из тех женщин, которые способны завести роман, а через месяц расстаться без всякого сожаления. Что она не из тех женщин, которые могут жить на ферме. А он не из тех мужчин, которые, поцеловав женщину, не хотят большего…

Так что лучше и не начинать.

Он даже не сказал ей, что был бы рад получить открытку на Рождество именно от нее.

— Месяц. Не больше. Очень хорошо, — произнесла она, утвердительно кивнув.

— И еще одно, последнее. Самое важное, продолжил он. — Если ты не получишь в своем департаменте работу с отдельным кабинетом, пятью телефонами и с двумя секретаршами, то все эти тридцать дней останутся просто потерянным временем.

Чейси слегка наклонила голову, что должно было означать полное согласие с его словами. Он поднялся и дернул за рукав проходившего мимо элегантного белозубого мужчину.

— Послушайте, не могли бы вы раздобыть нам с подружкой пива? А то я больше не в силах изображать энтузиазм по поводу шампанского. Не мой напиток.

— Конечно, без проблем, — ответил услужливый человек, забирая у Дерека полный бокал, который тот держал в руке с самого начала приема. — Домашнее подойдет?

— В самый раз, — обрадовался Дерек. Он сел рядом с Чейси и впервые расслабился с того момента, как купил билет на утренний рейс из Этауна. Нью-Йорк встретил его нескончаемой чередой рукопожатий, дружеских приветствий, поцелуев и роскошных букетов, которые пропадали на заднем сиденье лимузина, пока Дерек не распорядился отправить все цветы в ближайшую больницу и раздать их пациентам в палатах.

— Ты знаешь, кто был этот человек? — спросила его Чейси.

— Нет.

— Это был губернатор Нью-Йорка. Дерек задумчиво потер подбородок.

— Хорошо бы кто-нибудь подсказал ему, чтобы он покупал своей жене губную помаду, которая не пачкается, — произнес лейтенант. — Но они — милая пара, и я готов простить им эту ошибку.

«ЮНЕСКО — это сердце и душа нашего народа», — продекламировала Чейси, сбрасывая туфли. Она поджала под себя ноги и устроилась поудобнее на мягком диване в просторном гостиничном номере Дерека. Она раздумывала над тем, удастся ли ей снять номер и себе или придется позвонить Меривезер и попросить у нее ключи от особняка в западной части Центрального парка. Чейси поглядела на папку у себя на коленях. Сначала главное! Завтра утром предстоит встреча в Балтиморе, и ей надо подготовить речь. «ЮНЕСКО демонстрирует всему миру нашу заботу» — так хорошо.

Второй шанс.

Судьба дала ей второй шанс. Она не понимала, почему Маккенна изменил решение, и чувствовала, что вопрос ему не понравится. Все, что происходит между ними, только работа. Правило номер два — не задавать личные вопросы и не отвечать на них.

Но, несмотря на открывающиеся перед ней возможности, она была разочарована.

Взгляни правде в глаза, Чейси! Тот поцелуй произвел на тебя гораздо большее впечатление, чем на него. В конце концов, он привык пользоваться успехом у женщин. На приеме три дамы спросили Чейси, в каком номере он остановился, и девушка могла только предполагать, сколько их задало этот вопрос самому Дереку. Когда она сообщила ему о поджидающих его многочисленных особах женского пола в лимузинах, припаркованных возле отеля, он лишь рассмеялся.

— Только-только я обрел свободу и вот, пожалуйста, работаю на тебя и ничего не могу поделать.

Чейси размышляла. Что заставило ее мечтать о его синих, как море, глазах, вспоминать его мускулистые плечи и заразительный смех?

«Когда этот месяц кончится, я буду встречаться с одним из тех мужчин, которых приглашает Меривезер в надежде пристроить меня, — подумала она. — Мне нужна личная жизнь. Нужно приобрести опыт. Несколько романов. Не слишком много, чтобы не выходить за рамки приличий».

— Кливленд, — сонно прошептала она, напрочь позабыв о Балтиморе. — Кливленд — это житница Америки.

— Чейси, ты уже думаешь о послезавтрашнем дне?

— Да.

— Почему бы мне просто не сказать им, что я люблю Кливленд? В Нью-Йорке это сработало.

Переодевшись в удобные джинсы и джемпер, он вышел из спальни.

— Или я могу последовать примеру Джона Кеннеди и воскликнуть: «Я из Кливленда!»

Она не отвечала.

— Знаешь, Чейси, может, мне стоит добавить еще одно, последнее, правило: чувствовать себя комфортно. Смейся над моими шутками. Всегда со мной соглашайся. Не веди себя так, словно я полный идиот. Договорились? Повтори за мной: «Я, Чейси Бэнкс Бейли, обещаю не обижать Дерека Маккенну». Чейси, не молчи. — Он поглядел на девушку. — И не засыпай, когда я говорю, — продолжил Дерек. — Ты должна делать вид, что интересуешься моими высказываниями.

Он осторожно снял очки с ее носика и положил их на папку, упавшую с ее колен. Затем укрыл Чейси покрывалом, снятым с огромной кровати в спальне.

— Спокойной ночи, специалист по протоколу, — произнес Маккенна и уселся в одно из стоящих рядом кресел, готовясь провести в нем ночь.

Он не собирался спать, но, конечно, уснул, и впервые, с тех пор как лейтенант выбрался из заключения, ему не приснилась тюрьма, находящаяся в противоположной части земного шара.

«Мистер Кинг!» «Называйте меня Ларри». «Отлично, Ларри. Здесь, в Лос-Анджелесе, живут прекрасные люди»…

«В Индианаполисе я чувствую себя как дома»…

«Завтра я уеду, но оставлю в Сан-Франциско свое сердце»…

«Если кто-нибудь спросит меня, знаю ли я дорогу в Сан-Хосе, то я отвечу, что знаю и надеюсь вскоре сюда вернуться»…

«Приветствую тебя, Нью-Орлеан!»

«Если сегодня двадцать третье июня, то мы в Де-Мойне», — подумала Чейси, выглядывая из иллюминатора. Она сделала отметку в календаре. Завтра они вернутся в Нью-Иорк, а потом отправятся в Индианаполис. Сколько же миль они уже пролетели?

— Эй! Дерек, просыпайся, — сказала она, тихонько толкая его в бок, — мы на месте. Он зевнул.

— Сент-Пол очень радушно встретил южанина, — сонно пробормотал он.

— Мы уже не в Сент-Поле, мы в Де-Мойне. Дерек потянулся всем телом и оглядел почти пустой салон первого класса.

— Айова?

— Да, Де-Мрйн, — кивнула она, — а завтра летим в Нью-Йорк.

— Снова мэр?

— Заседание Экономического совета. Он поднял руки вверх, как бы защищаясь от излишней информации. Его почти не интересовало, с кем он будет еще общаться.

— Звонила боссу? — спросил он, показывая на спутниковый телефон, закрепленный на журнальном столике.

— Ты разговариваешь с главным специалистом Отдела протокола Государственного департамента, — гордо сообщила Чейси. — Уинстон был очень мил.

— Отдельный кабинет?

— Конечно. На восьмом этаже.

— Сколько телефонных линий?

— Пока только две, но мне обещали больше. Он нахмурился, а затем одобрительно произнес:

— Сойдет. Секретарша есть?

— Целых две и бесплатное медицинское обслуживание.

— Молодец, Чейси. Ты своего добилась.

— Просто следовала правилу номер два: заботилась, чтобы ты не зря потратил время.

Он на самом деле старался вовсю, чтобы обеспечить Чейси карьерный рост. Под ее руководством он выглядел очаровательным: настойчивым в Торговой палате в Чикаго, ласковым и мальчишески-задорным в шоу Барбары Уолтере, куртуазным и обаятельным в Лиге голосующих женщин и почти не ошибался при выборе нужного столового прибора на многочисленных приемах в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Хьюстоне. Промежутки между теми событиями, которые находили отражение в новостях, были заполнены коктейлями, беседами в деловых центрах и в университетах, частными встречами.

Дерек представлял собой яркий пример мужественности, самодостаточности человека, его преданности долгу и своей стране. Он был именно тем героем, в котором так нуждались люди. Чейси часто приходилось выручать его из толпы охотников за автографами, поклонников, стремящихся пожать ему руку, сфотографироваться с ним и просто поприветствовать. Каждый хотел оставить у себя «кусочек» Дерека Маккенны, а он никому не мог отказать. Это входило в ее обязанности сказать «нет», когда он уже слишком уставал.

Вечерами Дерек привычно опустошал карманы, вынимая из них сотни любовных записок с адресами и телефонами от официанток, домохозяек, секретарш, стюардесс, дежурных по этажам в отелях и топ-моделей.

— Как много женщин! — говорил Дерек с усталой улыбкой. Он поручил Чейси аккуратно складывать записки в коробку из-под обуви, которую возил с собой, считая, что обилие клочков бумаги в карманах формы нарушит ее элегантный внешний вид. — И как мало времени, — заканчивал он со вздохом.

Самолет развернулся, подруливая к входу. Чейси собрала все бумаги и сложила их в портфель. Стюардесса отстегнула ремень и протянула Дереку записку с телефоном.

— Лейтенант, если вы еще когда-нибудь вернетесь сюда, позвоните мне, — предложила она.

Дерек улыбнулся в ответ, поблагодарил ее за гостеприимство, но ничего не пообещал. Записку он положил в карман.

— Ты мог бы издать телефонную книгу, шепнула ему Чейси, когда стюардесса уже не могла их слышать.

— Ревнуешь, Чейси?

— Нет, конечно, — поспешно ответила девушка, чувствуя, что краснеет. — Мне просто интересно, ты хоть одной из них когда-нибудь позвонишь?

— Естественно, нет. Все они хотят лейтенанта Дерека Маккенну — героя. А Дереком Маккенной — фермером никто из них не заинтересуется.

— Особенно таким, который пугает женщин, рассказывая им о щитомордниках, водяных змеях и прочей ядовитой гадости, способной ночью заползти к ним в комнату.

Он молча пожал плечами.

— Почему бы тебе просто не выкинуть все записки от дам? — спросила Чейси, как бы настаивая на этом.

— Потому что женщине требуется немало мужества, чтобы первой подойти к мужчине, а тем более дать ему свой номер телефона.

— По-моему, это просто неприлично.

— Не судите, да не судимы будете, — остановил он ее.

Они пропустили других пассажиров вперед. Кто-то из них останавливался, чтобы попросить у Дерека автограф или сказать ему что-нибудь приятное, но большинство уже имело возможность побеседовать с лейтенантом во время полета. А десятилетнего мальчика, боявшегося лететь на самолете, он даже научил подкидывать зернышки арахиса в воздух и ловить их ртом. Потом они оба продемонстрировали свое искусство матери парнишки, и та расцеловала обоих.

Чейси протянула руку и стерла у него с щеки красноватый след помады.

Когда самолет опустел, Дерек и Чейси тоже взяли свои сумки. Стюардесса не удержалась и чмокнула Дерека, а тот поблагодарил ее за прекрасный полет.

— Как зовут мэра? — спросил он Чейси по дороге к входу в аэропорт.

— К нему нужно обращаться «досточтимый…».

— Да нет, как его имя?

— Бад.

— Значит, его зовут Бад?

— Да, да. Но тебе нужно обратиться к нему «досточтимый…»

Дерек глубоко вздохнул, закинул сумку на левое плечо и, подняв правую руку в приветственном жесте, вошел в здание. Засверкали фотовспышки.

— Привет, Бад! Как дела? — громко произнес лейтенант и на глазах у репортеров пожал руку мэра так, словно они были лучшими друзьями.

Щеки мэра порозовели — виделись-то они первый раз в жизни.

Глава 8

— Чейси, это переходит все допустимые границы, — произнес кто-то хрипловатым голосом без всякого вступления.

— Бабушка? — спросонья выговорила Чейси, одной рукой прижимая к уху телефонную трубку, а другой отыскивая переключатель настольной лампы. Четверг. Значит, они в Нью-Йорке. — Бабушка, я так рада тебя слышать!

— Ты не можешь поступать так, — голос бабушки прервался — или это просто помехи на линии? Следующие слова были произнесены еще более резко:

— Ты не имеешь права вести себя так, ты порочишь доброе имя твоей семьи…

— Вести как?

— Неприятные поступки требуют неприятных слов, — продолжала бабушка. — Итак, Чейси, я должна сказать тебе, что ты ведешь себя, словно… словно непристойная женщина.

Чейси закрыла глаза. Ей все это мерещится? Что это значит?

— Непристойная женщина?

— Именно. Я не могу считать благопристойным то, что ты сопровождаешь мужчину в его поездке по стране.

«Сопровождаю мужчину». Господи! Но она же ездит не с первым встречным, а с Дереком Маккенной.

— Бабушка, это просто работа, — попыталась объяснить она.

Если не считать двух поцелуев…

— Работа? Быть девушкой для утех — не подходящая работа для молодой леди.

— Я не девушка для утех. Я — специалист по протоколу! — Чейси казалось, что она бредит.

— Ты позоришь нашу семью. Едва мы пережили скандал, связанный со свадьбой твоего отца…

— Но это же было двадцать шесть лет назад!

— Всего лишь двадцать шесть лет назад! отрезала старуха.

— Бабушка, все кончится через две недели.

— А унижение будет длиться всю жизнь. Чейси Бэнкс Бейли, я должна напомнить вам о долге! От имени всех членов семьи! — столь патетические высказывания были хорошо знакомы Чейси.

— Нет, бабушка, — Чейси не могла найти аргументов. — Ты не должна мне ничего напоминать. Я все помню. И я не сплю с лейтенантом. Его номер в отеле через два этажа от моего. Мы никогда не ночевали в одной комнате.

Не считая того утра в Нью-Йорке, когда она уснула прямо на диване в его гостиной. Когда она проснулась, приняла душ, причесалась и переоделась, он все еще дремал в кресле в этой же гостиной. Никто из них даже не подошел к постели. Друг к другу.

— Важно не то, спишь ты с ним или нет, а то, как это выглядит для окружающих.

— Бабушка, моя работа заключается в том, чтобы сопровождать лейтенанта на приемах и презентациях. Нет никакой разницы между тем, что я делаю сейчас, и тем, что я делала до сих пор для всех этих посланников, дипломатов и других чиновников, — попыталась объяснить она.

— Но ты никогда не ездила с ними по стране. Ты никогда не ночевала с ними в отелях. И ни один из тех мужчин не выглядел как кинозвезда.

— Но это моя работа!

— Значит, нужно уйти с такой работы, если она превращает тебя в… девушку для развлечений. Приезжай сюда, и мы подыщем тебе подходящего мужа-. Я уже приложила для этого немало усилий. Ведь не многие захотят взять тебя в жены, учитывая твою историю. А если ничего не получится, ты сможешь жить вместе с Меривезер и ее семьей. Детям твоей кузины нужен присмотр. Так ты сможешь стать полезной.

— Бабушка, но я же не сделала ничего плохого, — Чейси была в отчаянии.

— Чейси, подумай обо всем, чем ты жертвуешь ради этого человека. Включая мое уважение.

В трубке раздались короткие гудки… Несколько минут Чейси смотрела на смолкнувший потом телефон. Ей казалось, что она набрала полный рот жевательной резинки и пытается ее проглотить. Девушка зарылась лицом в подушку и зарыдала. Она проплакала, не переставая, минут пятнадцать, когда в ее дверь постучал Дерек.

— Эй, я хотел спросить тебя кое о чем. Что ты имела в виду в той фразе, которую добавила в мою завтрашнюю речь?

Она рванулась было к двери, потом снова бросилась на кровать и укрылась с головой.

— Так, это уже серьезно, — констатировал Дерек, подойдя к кровати. — Что произошло?

— Ты не поймешь, — пролепетала она.

— Я постараюсь.

Она убрала от лица влажную простыню, несмотря на то что понимала: ее лицо покраснело и опухло, ведь она не относилась к тем счастливым женщинам, которые остаются красивыми и утонченными даже в слезах. К тому же волосы ее спутались, простая трикотажная ночная рубашка была далеко не элегантной. Но все это ее совершенно сейчас не заботило.

— Звонила бабушка. Она считает меня… — Чейси замолчала, не в силах выговорить непристойное слово. У нее задрожали губы.

— Не продолжай, — прервал ее Дерек. — Могу представить. Хочешь, чтобы я поговорил с ней?

— Нет, будет еще хуже. Она подумает, что мы любовники.

— Почему так важно, что она подумает? Ты же говорила, что ненавидишь условности, респектабельность, притворство, ханжество.

— Но я хочу, чтобы родственники меня уважали! — воскликнула она.

В этот момент Чейси выглядела беззащитным осиротевшим ребенком. Лицо ее выражало такую муку, что у него защемило сердце. Он присел рядом.

— Нет, Чейси, тебе нужно не их уважение. Тебе нужна их любовь. Я вот всегда был уверен в любви своего отца ко мне, а ты никогда не верила в любовь со стороны своих родственников.

Понимая, что он говорит правду, она стукнула по кровати кулачком.

— Прости, — сказал он. — Это все из-за меня.

— Нет, это не из-за тебя. Что бы я ни делала, они всегда думают обо мне самое худшее. Так было всегда.

Она отвернулась от него. Волосы ее рассыпались по подушке, плечи вздрагивали от рыданий.

— Чейси, милая, — сказал он и погладил ее по щеке. Она вдруг протянула ему руку. Он снял ботинки и прилег рядом с ней.

Девушка не возражала. Она не протестовала, даже когда он обнял ее, погладил золотистые волосы, убрал их с ее лица и поцеловал прядь. Только когда он прижал ее тело к себе, она напряглась.

— Чейси, ты можешь попросить меня о чем угодно, — тихо сказал он. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Я здесь просто… просто ради тебя.

— Я так устала, — ответила она, — сегодня был такой длинный день, и вчера был длинный день…

— И позавчера был тоже длинный день.

— Я так хочу спать!

— Давай спать.

— Мне не заснуть.

— Тогда не будем спать. Знаешь, Чейси, у меня тоже бессонница.

— Не правда. Я видела, как ты засыпаешь в машинах, автобусах, поездах, самолетах, просто в креслах…

Она обернулась, их лица почти соприкасались.

— И все же я не могу нормально спать. После плена. Мне просто… мне снятся плохие сны, он отодвинулся от нее и сел на кровати. — Нам не стоит это делать. Если бы нас увидела сейчас твоя бабушка, ее хватил бы удар.

Чейси собралась было сказать ему, что все в порядке, но произнесла:

— Ты прав, сближаться — не слишком умно.

— Совсем не умно, — согласился Дерек. Он поднялся и стал смотреть в окно на линию горизонта. — Я хотел присесть рядом с тобой и что-нибудь почитать. Могу я остаться здесь? Буду держаться на расстоянии.

Он указал на кресло в противоположном конце комнаты. Чейси тоже посмотрела на него, потом кивнула. Она взбила подушку, чтобы та стала мягче и пышнее, расправила простыни.

— Дерек…

— Да, Чейси, — он оторвался от путеводителя по Нью-Йорку, взятого им на журнальном столике.

— Если ты захочешь спать… просто, если вдруг ты захочешь спать… в шкафу есть еще одна подушка и одеяло.

— Спасибо, Чейси.

Она быстро уснула, чувствуя себя под его защитой. Засыпая, она с ужасом думала о страшных призраках войны, преследующих его днем и ночью. Особенно ночью.

В половине седьмого зазвонил будильник, Дерека уже не было. На кресле лежали подушка и одеяло.

Когда они встретились в микроавтобусе, следовавшем до аэропорта, лейтенант выглядел весьма неприветливым. Она не стала вспоминать о прошлой ночи. Он — тоже.

Во время приема в Индианаполисе официантка, разливавшая суп, незаметно сунула Дереку клочок бумаги. Дерек развернул записку, прочел ее и улыбнулся отправительнице, наливавшей гаспачо в тарелку мэра. Внимание Дерека до такой степени порадовало официантку, что она едва не забыла обслужить председательницу Лиги голосующих женщин.

Чейси стояла у входа на кухню и хорошо видела все происходящее. Не ускользнул от ее глаз и белый комочек, упавший на пол. Когда официантка направилась на кухню, она остановила ее.

— Что за дело у вас к Дереку Маккенне? Официантка надменно оглядела Чейси с головы до ног.

— А ты кто такая?

— Я из Госдепартамента.

— Из Вашингтона? Ну, так мое дело к Дереку не имеет к тебе ни малейшего отношения. — С этими словами она вручила Чейси супницу. — Не хочешь поработать?

Официантка прошла через кухню к наружной двери и вышла на автостоянку.

Чейси поставила супницу на ближайший прилавок. Вокруг нее сновали официанты и повара, готовившие жареных цыплят и картофель фри на второе. Она вышла в обеденный зал и направилась к столу.

— Дерек, вот выверенная копия твоей речи, сказала Чейси, склоняясь к нему так низко, чтобы дотянуться до белого комочка на полу. — Простите, господин мэр.

— Чейси, ты же уже все проверила, — ответил Дерек, — мне кажется, неоднократно. Какие там могут быть ошибки?

Чейси удалось ухватить бумажку кончиками пальцев.

— Действительно, — сказала она с улыбкой, забирая свою копию речи. — В том экземпляре, что у тебя, все в порядке. — И снова выскользнула в кухню.

Там она развернула записку, убеждая себя, что положит ее при первой возможности в потайную коробку из-под обуви. На бумаге была грубо, от руки, нарисована карта города с начерченной на ней красной линией от отеля до местного рынка. Внизу стояла трижды подчеркнутая буква «X».

Чейси спрятала записку в карман. Это не было похоже на обычное любовное послание.

Дерек и раньше несколько раз сбегал от нее. На два часа в Оклахоме. На шесть часов без всяких объяснений в Кливленде. На четыре часа в Милуоки, чем вызвал панику среди организаторов кампании, так как Чейси была не в состоянии объяснить, где он находится и явится ли к началу шоу. Но он явился: ботинки начищены, форма отглажена — само очарование!

Бэнкс Бейли предполагала, что за всем этим стоит какая-нибудь сексуальная пышногрудая блондинка, умеющая развлечь его неведомыми Чейси способами.

Она понимала, что, даже если ей удастся узнать, где лейтенант проводит порой время, он просто напомнит ей, как дорого досталась ему свобода.

Поэтому она быстро скопировала карту, еще раз подошла к столу и ни словом не возразила, когда он подтвердил ей, что с его речью все в порядке. После десерта он заметил валявшийся на полу клочок бумаги, поднял его и положил в карман, не переставая улыбаться присутствующим.

Без четверти два многие из гостей уже разошлись по своим кабинетам. Но некоторые задержались и окружили лейтенанта, чтобы попросить у него автограф, рассказать о собственном военном опыте или просто пообщаться с героической личностью. Дерек был приветлив со всеми, но с намеком взглянул на Чейси поверх голов.

— Леди и джентльмены, лейтенант вынужден с вами проститься, — вступила в разговор Чейси, продираясь сквозь толпу. — У него очень насыщенное расписание, и ему пора на следующее мероприятие.

Ее слова подействовали на собравшихся, словно холодный душ, остудив пыл тех, кто собрался «приватизировать» лейтенанта. Толпа расступилась, словно расшалившиеся дети, застигнутые строгой воспитательницей.

Дерек решительно направился к выходу, но по пути остановился, чтобы разрядить напряженную атмосферу.

— Я с большим удовольствием провел время в Индиане, — обратился он к мэру. — Вы очень гостеприимны.

— У нас есть еще немного времени до самолета, — сказала ему Чейси, идя следом. — Хочешь сыграть в пинбол? Внизу есть игровой зал.

Иногда во время передышек в аэропортах в игровых залах, где неудобные кресла между стеллажами с книгами и журналами не располагали ко сну, Дерек и Чейси играли в пинбол. Чейси даже кое-чему от него научилась.

— Я знаю про игровой зал, — ответил он, ускоряя шаг. — Если тебе хочется, могу составить компанию.

— А куда ты сейчас идешь?

— Думаю прогуляться. Чтобы глаза отдохнули. А то я очень устал. Он потер переносицу.

— Лифт на твой этаж там.

Он посмотрел в сторону лифта.

— Думаю, я сперва все же прогуляюсь, ответил он. — Тебе не нужно писать мне речь?

— Нет. Завтра ты присутствуешь на параде, а потом — ужин в Белом доме. Говорить много не придется.

— Ну, тогда почему бы тебе не позвонить в Вашингтон, удостовериться, что моя форма…

— Форма готова.

— Позвони и справься насчет комнаты…

— В твоем номере будет огромная кровать и четыре дополнительные подушки.

— Перьевые или гипоаллергенные?

— Перьевые.

— Ты прекрасно работаешь, Чейси. Ты великолепный организатор. Почему бы тебе тоже не отдохнуть?

Он вручил гардеробщику пятидолларовую банкноту, тот с улыбкой подал ему плащ.

— Надеюсь, вы хорошо провели у нас время, лейтенант.

— Спасибо за заботу, — ответил Дерек.

— Дерек, ты куда? — не отпускала его Чейси.

— Встретимся в аэропорту. Рейс в шесть часов, я помню.

Он вышел на улицу, остановил такси, сел в него и захлопнул дверцу. Такси тронулось с места и затерялось среди других машин. Чейси молча смотрела ему вслед. Он ясно обозначил границы.

Но с другой стороны, он был здесь по собственной воле, а она за него отвечала. Если с ним что-то случится, именно ей придется расхлебывать кашу.

— Вместе с тем, до тех пор пока не наступит время парада и приема в Белом доме, у нее не было никаких обязанностей по отношению к нему.

Однако она должна убедиться, что он явится на этот прием.

До сих пор Дерек прекрасно со всем справлялся, и не было ни малейшего намека на то, что он может опоздать на рейс в Вашингтон…

Он больше не целовал ее, не пытался воздействовать на нее своим восхитительным природным обаянием, даже не дотрагивался, за исключением тех случаев, когда их пальцы случайно соприкасались при передаче документов или дорожных сумок.

Что же так взволновало ее? Что так смутило? Ее не привлекали мужчины подобного типа, совсем не привлекали. Все, что произошло между ними, было лишь кратким увлечением. Она не была создана для него, она не ветрена, она совсем не похожа на свою мать.

Потому ей не о чем волноваться.

Но она волновалась.

Однако все эти внутренние сомнения и споры с самой собой заняли не более полминуты. Потом она взмахнула рукой, останавливая такси, и решительно сказала водителю:

— Следуйте за той машиной.

Стол был неплохим. Салаты из картофеля и капусты, кукурузные початки, румяные гамбургеры, лимонад занимали всю его поверхность. Напитки покрепче охлаждались во льду в переносных контейнерах. Мужчины приносили и расставляли все новые и новые столы, а женщины накрывали их белыми скатертями. Дети пускали кораблики у ручья.

Дерек попросил водителя остановиться на обочине шоссе, чтобы переодеться в джинсы, майку и кроссовки. Начищенные новые туфли уже натерли ему ноги. Он не был знаком со многими, собравшимися на опушке рощи. Правда, тот парень, что пригласил его, когда-то служил вместе с ним. Но сейчас не имело значения, кого он знал, а кого — нет. Все они считались людьми его круга. Никто из них не отличил бы закусочную вилку от десертной, однако ребята знали, что он — герой и хороший друг.

Приветствие было коротким и вместе с тем искренним. Кто-то предложил поиграть в мяч, но несколько женщин отвергли эту идею, сказав, что салаты испортятся, если их тут же не съесть. Спорить не стали. Всем были розданы пластиковые одноразовые тарелки. Женщина, ранее носившая форму официантки, теперь переоделась в нарядный ярко-желтый сарафан. Она подала ему стакан какого-то шипучего напитка.

Не успев сесть за стол, Дерек краем глаза заметил, что на парковку въехало еще одно такси.

— Простите меня, друзья, — сказал он. — Вернусь через минуту, — добавил Дерек. Хоть здесь он не чувствовал себя гвоздем программы и ему не нужно было никому пожимать рук и говорить речей. Он прошел на стоянку. — Чейси, что ты здесь делаешь?

Она вылезла из машины.

— Я несу за тебя ответственность, пока мы не вернемся в Вашингтон, — сухо ответила она.

— Возвращайся-ка в отель, Чейси, и почитай наше расписание. Пробеги программку высказываний на ужине с дюжиной самых знаменитых людей мира. Подумай, не нужно ли чего исправить. Встретимся в аэропорту, он не слишком с ней церемонился и не скрывал недовольства.

— Нет, я хочу остаться здесь. Я поехала за тобой, чтобы знать, где ты, — заявила она. — Так вот что ты делал, когда ускользал на время?

— Мы только вчера прибыли в Индиану.

— Я имела в виду другие места. Людей, с которыми ты встречался. Он кивнул.

— А как они смогли с тобой связаться?

— Слухами земля полнится, — усмехнулся Дерек. — Организовал все это один из тех людей, с которым мы когда-то встречались.

— Но почему он вдруг решил возобновить знакомство?

— Это люди моего круга. Не твоего. Как раз те ребята, про которых иногда забывают парни из Вашингтона.

Она осторожно выглянула у него из-за плеча.

— А там твоя…

— Моя девушка? — закончил он за нее, с улыбкой глядя на хмурое лицо Чейси. — Нет.

— Официантка?

— Жена того парня, который все это организовал. Свою девушку я первым делом представлю папе. Не много найдется женщин, готовых прожить всю жизнь на ферме.

— А как же «девушки из обувной коробки»? Заинтересованный таксист выглянул из машины:

— Девушки из обувной коробки?

— Просто такое образное выражение, — ответил Дерек. — Коробка из-под обуви — это то место, где мужчины держат записки с телефонами, которые подсовывают им женщины.

— Мне хватает спичечного коробка, — усмехнулся водитель. — Так вы едете или нет?

— Нет, — отозвалась Чейси.

— Да, — поправил ее Дерек.

— Я хочу остаться, — не согласилась Чейси. — Пожалуйста, Дерек, только один раз. Мне так не хочется просидеть весь вечер одной в отеле.

Он покачал головой. Просто не верится, как быстро она умеет превращаться из неприступной леди в скулящую собачонку.

А может, ей и вправду приятно быть с ним? И она не притворяется?

— Ладно, оставайся.

Такси уехало.

Дерек вернулся к столам. Он обогнул один из них, искоса поглядывая на Чейси: зеленовато-синий костюм, серая блузка, на ногах колготки, волосы тщательно уложены. Окружающие были одеты по-другому.

— У тебя вообще джинсы-то есть? — насмешливо спросил он.

И, не дожидаясь ответа, прошел к буфету и положил себе на тарелку полную ложку картофельного салата.

— Ребята, это Чейси, — объяснил он, усаживаясь.

— Вашингтон? — спросил кто-то.

— Ага, но она — наш человек, — ответил Дерек, не поднимая глаз от тарелки. Его тон означал: «Лучше бы ты здесь не появлялась».

На приеме он был более всего озабочен тем, чтобы не перепутать вилки, а потому страшно проголодался. Слава тебе господи, здесь никто не следил за соблюдением этикета, а вся еда была домашней. Кто-то включил музыку. Мамаши зорко следили за тем, чтобы детишки не налегали на сладости, пока как следует не поедят. Организатор пикника вручил Чейси тарелку и пригласил к столу. Окружающие громко разговаривали и смеялись. Чейси расслабилась. Ей нравилось все: еда, напитки, окружающий пейзаж. Даже обычные розовые салфетки восхищали ее.

Покончив с едой, несколько женщин и большинство мужчин стали играть в бейсбол. Другие женщины, отпуская беззлобные шуточки насчет того, что мужики им совсем не опора, быстро убрали все со столов.

Чейси тоже помогала, останавливала слишком расшалившихся детей и даже позволила какой-то маленькой девчушке примерить свои модные туфли.

Солнце садилось. Только тут игроки вспомнили, что не записывали очки, и прекратили игру. Несколько мужчин решили выпить чего-нибудь освежающего и удалились.

Поле опустело. Чейси напомнила Дереку о времени вылета.

— Осталось сорок пять минут, — предупредила она.

— Эй, женщина, пока не время уходить, громко ответил он, доставая из переносного холодильника пиво. — Мне хочется еще посидеть. Он устроился на табурете.

— Расскажи нам о том, что с тобой было, попросил кто-то лейтенанта.

Тут же все посерьезнели, шум прекратился, детей отправили под присмотр старших братьев и сестер. Слушатели полукругом расположились вокруг Дерека. Чейси, как и прочие, присела на влажную траву, решив, что ради такого случая костюм Меривезер может быть принесен в жертву.

Дерек глотнул пива.

— Плохо было, — признался он. Присутствующие согласно закивали. — Поодиночке мы бы погибли. Но вместе выжили.

— Здесь с нами Грег — двоюродный брат одного из твоих бойцов, которого звали Боб Хостелер.

Дерек кивнул.

— Боб был крепким орешком. Он заботился о новобранцах, обо всех тех, кто не мог побороть страх. Как он сейчас?

— Он сейчас в больнице. У него нервное истощение, сильно ослабел. Больше он не будет служить.

— Жаль, — ответил Дерек. — Он был отличным военным. Но не мне его судить. Я сам оставляю службу, чтобы работать на отцовской ферме.

Из личного дела Дерека Чейси знала, что этот солдат болел в плену дизентерией, а Дерек выходил его. Но об этом он не упомянул.

— Почему они бросили вас там? — спросил один парень. Другие поддержали его. Все прекрасно понимали, о чем речь.

— Вашингтонские чиновники не знали, где мы, — ответил Дерек.

— И оставили погибать, — едко заметила одна из женщин.

— Нет, не так, — поправил ее Дерек. — Они не знали. Не было никаких свидетельств того, что мы живы. Но они не переставали о нас думать. Я готов поклясться. Офицеры не забывают о своих людях. Я не забыл. И те, кто в Вашингтоне, не забыли.

— Даже важные генералы?

— Даже генералы.

Ответ был точно таким, какой хотели услышать присутствующие. Чейси показалось, что Дерек повторял это сам себе, как урок, сотни раз за последние месяцы.

— Чейси работает в Госдепартаменте. Она в курсе. Правильно, Чейси?

Бэнкс Бейли утвердительно кивнула, боясь, что многие из окружавших ее людей почувствуют ее собственную неуверенность.

— Правда в том, что мужчины и женщины, идущие служить в армию, должны заботиться друг о друге. Я бы не покинул багдадскую тюрьму в одиночку, если бы мне пришлось бросить там своих людей. И любой из вас поступил бы так же. Вся разница между нами и генералами состоит в том, что они поступают так уже очень давно.

Он отставил в сторону тарелку и поглядел на играющих детей.

— Они того стоят, — произнес он. — Возвращение домой придает всем этим страданиям смысл.

— Добро пожаловать домой, — сказал хозяин, похлопав его по спине.

Все присутствующие хором повторили доброе пожелание. Несколько человек вызвались подбросить их с Чейси к аэропорту.

— Я все никак не могла представить, куда же ты исчезаешь, — сказала Чейси, когда «форд» выехал на шоссе. Она сидела на заднем сиденье и тихонько говорила через его плечо.

— А ты считала, что в каждом городе я встречался с разными женщинами?

Она кивнула. Он не мог этого видеть, но почувствовал.

— Ох, Чейси, мне совсем не… — продолжил он, вздыхая. — Я ищу женщину попроще. Такую, которой нужно то же, что и мне, — семья и душевный покой.

— Приехали, ребята, — прервал их беседу водитель. — Удачи тебе, Дерек. Приятно было познакомиться, Чейси.

Дерек вышел из машины и пожал руку водителю. Затем обратился к спутнице:

— И знаешь еще что, Чейси?

— Что?

— Моя женщина должна уметь водить… трактор.

Глава 9

Миссис Меривезер Бэнкс Бейли Рэндольс встретилась со своей кузиной в Бронзовом кабинете Белого дома, гостиной, отведенной специально для дам, чтобы они могли привести себя в порядок, прежде чем присоединиться к джентльменам в Главном зале.

Чейси сидела под портретом Жаклин Кеннеди. Меривезер позволила себе задержать взгляд на картине и осудить излишне вызывающий роскошный наряд, выбранный Джекки для позирования.

«Ей бы больше подошло что-нибудь менее приталенное», — подумала Меривезер, а вслух произнесла:

— Чейси, милая, ты прелестно выглядишь. Как у тебя дела?

— Меривезер, — ответила Чейси, — как я рада тебя видеть!

Молодая дама отступила на шаг, оглядывая кузину, одетую в длинное платье из джерси сизого цвета. На его фоне особенно эффектно смотрелись выбивавшиеся из пучка непокорные золотые локоны. Это, должно быть, Марк Джекобс, причем модель нынешнего года. Надо обладать фигурой Чейси, чтобы достаточно простенькое платье так шикарно смотрелось.

Меривезер занервничала и напряглась. Перламутровые пуговицы и отделка ее собственного костюма показались ей слишком броскими.

— Это кузина Маргарет дала тебе платье? — спросила она.

— Нет, — немного смутившись, ответила Чейси, разглаживая мягкую ткань на животе.

— Но я тебе ничего подобного не дарила. Тогда это, наверное, дочь тети Селесты Мартина. Она всегда была очень добра к тебе.

— Нет, Меривезер. Я сама купила себе платье.

— Сама?

— Решила потранжирить денежки.

— Ты посетила студию Марка Джекобса в Нью-Йорке? Когда ты нашла для этого время? И, кроме того, — недоверчиво добавила Меривезер, — я слышала, что он не берет новых клиентов.

— Я купила его в обычном универмаге, — объяснила Чейси.

— Готовое платье?

— Да.

— Но ведь это все-таки Джекобс?

— Понятия не имею.

— Ну-ка повернись, дай мне взглянуть.

Чейси повернулась кругом, а Меривезер критически ее осмотрела. Придраться не к чему. Явно Джекобс.

Наконец Меривезер совладала с собой, при этом все же надув свои аккуратнейшим образом подкрашенные губки.

— Моя маленькая кузина, — выговорила она с безупречным филадельфийским акцентом, ты всегда вела себя очень-очень странно. Надо же — покупать одежду в универмаге! Впрочем, ерунда. Я забываю о том, что ты теперь настоящий профессионал. Поздравляю с повышением! Я очень за тебя рада.

— Спасибо, Меривезер.

— Бабушка просила передать, что гордится тобой. — Кузина понизила голос:

— На летнем приеме у Ренселаеров она, по-моему, говорила только о тебе. Было даже слегка неприлично так вести себя.

— Правда? — Чейси не верила своим ушам. — А я считала, что она очень расстроена.

— Так и было. До тех пор, пока ей не позвонил сам президент. Он просил у нее — обрати внимание! — просил у нее разрешения на твою поездку по стране с лейтенантом. А потом извинился — можешь ли ты в это поверить! — что не спросил ее об этом ранее, до твоего отъезда. Только представь — глава всего свободного мира извиняется перед нашей бабушкой!

— А что она ему ответила?

— Если верить ее словам, бабуля немного выговорила ему за то, что он не предоставил тебе опекуна, но после его простила. Ты ведь сама знаешь, что президент просто очарователен.

— Интересно, почему он позвонил…

— Все устроил твой босс Уинстон. Правда, это только слухи. Но он внимательно следит за тобой. Я одна из тех, кому безумно интересно, есть ли что-нибудь между вами? Ты ведь была без ума от него когда-то?

— Была. Но сейчас я к нему почти равнодушна. Кроме того, он совсем не обращал на меня внимания.

— Но он позвонил мне и спросил, не приглашу ли я его на ужин.

— С чего бы это?

— Чтобы увидеть тебя! Господи, иногда ты ведешь себя, словно наивная девочка. Стефен и я устраиваем небольшую вечеринку в следующий уикенд. В саду позади дома. Все очень скромно и по-домашнему, не более двух сотен гостей. Плюс Уинстон. По-моему, будет чудесно. Скажи, что придешь.

— И ты хочешь, чтобы я пришла пораньше, чтобы помочь установить зонтики над столами? — недоверчиво переспросила Чейси.

— О, боже! Конечно, нет. Ты же моя кузина. Ты придешь к четырем часам на коктейль, так же как и прочие гости, — театрально воскликнула Меривезер, преувеличенно нежно обнимая ее. Меривезер почувствовала легкий укол совести за то, что постоянно безжалостно использовала Чейси, но отнесла это чувство на счет несварения желудка, напомнив себе, что надо указать кухарке на слишком плотный ужин. — Не забудь привести с собой и лейтенанта, о котором мы столько слышали.

— Меривезер, этого я не могу обещать, предупредила Чейси. — Ему не терпится вернуться в Кентукки.

— Но он может уехать туда и после уикенда, — не отступала Меривезер. — Кстати, сегодня твой первый ужин в Белом доме? Ты очень нервничаешь? Понимаю.

Когда президент, первая леди и премьер-министр Парагвая спустились к гостям по главной лестнице, глава государства первым пожал руку Дереку, стоявшему на краю малинового ковра, в то время как остальные приглашенные находились в отдалении. Президент представил Дерека премьер-министру и его супруге. Засверкали фотовспышки. Журналисты сделали несколько снимков, засняли на кинокамеры дружескую беседу лейтенанта Маккенны с президентом и премьер-министром, после чего охрана попросила представителей прессы удалиться.

— Теперь мы можем расслабиться, — пошутил президент. В ответ на протокольную шутку раздался вежливый смех.

Чейси стояла, прислонившись к стене, и с гордостью смотрела на Дерека. Никто бы не догадался, что Вашингтон не является его родным домом и что лейтенант выстоял недавно четырехчасовой парад на типичном для Вашингтона солнцепеке.

С непринужденной вежливостью он пожимал руки дипломатам, членам кабинета министров и сенаторам. Он, как положено, представился супруге секретаря Совета безопасности, с которой сидел рядом за столом в Восточном зале.

— Ты хорошо с ним поработала, — раздался голос за спиной Чейси. Обернувшись, она увидела военную форму и почти уткнулась лицом в грудь, увешанную медалями.

— Спасибо, генерал, — сказала она начальнику службы персонала.

— Он обладает природным обаянием и умом. Сильный, мужественный человек, продолжал генерал. — Ты придала ему лоска. Он мог бы сделать блестящую карьеру.

— К сожалению, он хочет уехать домой в Кентукки, — ответила Чейси с грустью в голосе.

— Что ж, Дерек Маккенна много сделал для страны. Он заслужил право на личную жизнь. Кстати, поздравляю с повышением.

— Спасибо.

— Имей в виду, что, если тебя не устроит работа в Госдепартаменте, можешь перейти ко мне. Нашу страну должны представлять сильные женщины, вроде тебя. Я многое могу предложить тебе, Чейси. Вспомни мои слова, когда освоишься в своем кабинете.

— Я запомню.

— А теперь мне надо разыскать супругу спикера, — произнес генерал, глядя на часы. — Специалисты по протоколу выдумали, что человек не может проводить весь вечер со своей собственной женой. Нужно сопровождать чужую, пока с твоей беседует кто-то еще.

— Генерал, это потому, что вы занимали на обеде пятое место, а жена спикера…

— Избавь меня от объяснений, — и генерал удалился, улыбнувшись на прощание.

Морской пехотинец в парадной форме проводил Чейси в Восточную гостиную. Среди приглашенных она была единственной женщиной без определенного ранга. Официальный обед среди стольких знаменитых и могущественных людей произвел на нее огромное впечатление. Ей не часто приходилось попадать в такую обстановку. Хрустальные канделябры сверкали, словно бриллианты, белое с золотом убранство комнаты подчеркивало элегантность черных смокингов, блеск военных медалей и роскошь вечерних дамских туалетов.

Обед традиционно состоял из семи блюд. Чейси использовала свои познания в испанском и португальском языках для общения с соседями но столу. К примеру, она перевела тост, произнесенный президентом, для членов парагвайской делегации.

— Вы имеете какое-нибудь отношение к семейству Бэнкс Бейли? — спросили ее. — К тем, что прибыли сюда на «Мейфлауэре»?

— Да, — ответила Чейси. Ей часто приходилось слышать этот вопрос.

— Но это не самые интересные сведения о Чейси, — заговорила ее соседка. — Она — главный специалист по протоколу Государственного департамента.

— В самом деле? — собеседник явно заинтересовался ею.

Его внимание было приятно Чейси. Она говорила себе, что получила все, о чем мечтала, и может наслаждаться жизнью. Но непонятная тоска гнездилась в ее душе.

На десерт подали виноград шампанских сортов, сыр и кофе. К столу подошел Дерек и пригласил ее выйти вместе с ним на балкон. Еще месяц назад Чейси принялась бы ему объяснять, что никто не имеет права покидать зал, пока не выйдут президент и другие высокопоставленные лица. Но обновленная Чейси послушалась Дерека без всяких возражений.

Она слишком по нему соскучилась.

Всего лишь день назад, по прибытии в Даллас, она передала его под опеку чиновников из Пентагона. Больше она за него не отвечала. Ей бы радоваться и отдыхать, а она не могла избавиться от чувства печали.

На балконе никого не было. Он откупорил бутылку с шампанским и наполнил два бокала.

— Где ты это взял?

— У меня есть друзья на кухне.

— У тебя всюду есть друзья.

— В этом мне везет. Они чокнулись.

— За возвращение домой, — произнес он.

— За возвращение домой.

— Ах, боже мой, Чейси, ты такая грустная! Ты же получила все, что хотела: новую работу, уважение родственников, прием в Белом доме… Меня пригласила твоя кузина Меривезер, и я готов поспорить, что на тебе сейчас не обноски.

— Так и есть.

— И я получил то, что хотел: хижину в горах, посевы в долине, парочку коров и право есть мороженое прямо из контейнера.

— Отлично.

— Так почему ты такая несчастная?

— Я не несчастная! — возразила она.

— Уинстон пытался провести тебя?

— Вовсе нет. Он был со мной очень мил. Он попросил президента позвонить моей бабушке и все ей объяснить.

— Правда? — усмехнулся Дерек.

— Да, он это сделал. Он очень приятный человек.

— Как интересно!

Дерек снова прикоснулся своим бокалом к ее.

— Мы справились.

— Я очень тебе благодарна. Он сделал глоток.

— Муж твоей кузины пытался заинтересовать меня местом в Конгрессе.

— Стефен?

— Да. Он сказал, что оно уже у меня в кармане. Я герой войны, и этого достаточно. Если я стану представителем от Кентукки, это будет значить, что мне подолгу придется жить в Вашингтоне. И я так понимаю, конечно, наезжать в Кентукки завоевывать голоса избирателей.

Чейси пристально взглянула на Дерека.

— Но ты сможешь быть полезным для страны. Ты сумеешь изменить государственную политику в лучшую сторону.

— Нет, Чейси, нет. Никто не изменит Вашингтон. Это он изменит тебя.

На западе в вечернем небе вспыхнули первые фейерверки, озарив строгий силуэт памятника Джорджу Вашингтону. Чейси взглянула на часы. Почти полночь. Внезапно она занервничала.

— Дерек, я хочу… — голос ее прервался.

— Знаю. Я хочу того же, — мягко ответил он. — Но этого не может быть, Чейси. Ты сама знаешь. Только не надо плакать, милая.

— Я не плачу.

Он преклонил перед ней колени и легонько прикоснулся тыльной стороной руки к ее щеке.

— Чейси, я всегда предупреждал тебя, что не смогу остаться.

— Я знаю, — всхлипнула она. — Ты никогда мне не лгал. Но неужели тебе не хочется, чтобы все было по-другому?

— Хочется. Но я знаю, кто я. Я — фермер. Вот кто я. Я не могу быть постоянно героем. Я не могу быть постоянно солдатом. Я не смогу стать политиком. Я не хочу играть в эти вашингтонские игры. Я хочу остаться фермером. Моя женщина будет женой фермера. А из тебя, Чейси, фермерша не получится.

Она чуть не выкрикнула, что сможет научиться сельскому труду, но поняла, что это было бы не правдой.

Чейси была горожанкой, девушкой из общества, стремящейся выбиться в люди и завоевать уважение своей семьи.

Она мужественно улыбнулась.

— Чейси, мне пора домой. Я устал, очень устал и очень постарел. Человек моего возраста не имеет права быть таким старым. Мне нужно отдохнуть. Мне нужно научиться жить нормально, а не в боевой обстановке, не в обстановке постоянного стресса. Мне нужна другая цель, кроме как только выжить. Мне поможет только дом. Для этого он и предназначен. Я должен туда вернуться.

Она ласково погладила его по щеке.

— У меня никогда не было настоящего дома, но я тебя понимаю, — ответила она. — Я знаю, чего тебе стоило подарить мне этот месяц. Спасибо, Дерек.

— Правило номер два — ничего личного.

— Извини.

Несколько минут они молча смотрели на вспыхивавшие в небе огни фейерверка. Хлопки звучали, словно далекая канонада. Он зябко поежился. Она осторожно взяла его за руку.

— Ты счастлива, Чейси?

— Я счастлива, — солгала она. — У меня прекрасная работа, моя бабушка наконец поняла, что со мной все в порядке, и поверила в меня, и я могу приступить к тому, о чем мечтала еще с колледжа.

— К чему?

— Изменять мир к лучшему.

Дерек вздохнул. Когда-то и он об этом мечтал, много лет назад. Потом понял, что человеку под силу изменить лишь небольшой кусочек этого мира, и то лишь на очень короткий срок.

Но миру нужны идеалисты и романтики с чистыми голубыми глазами. А ее глаза сияли ярче, чем звезды.

— Удачи тебе, — пожелал он.

Она понимала, что должна отпустить его. Чейси разжала пальцы и отошла от него, проводя рукой по перилам.

Мелодично и гулко зазвонили колокола Собора Святого Иоанна.

— Моя долгая служба стране закончилась, задумчиво произнес Дерек, глядя в небо. — А теперь…

Он подошел к Чейси, поставил бокал на каменный парапет и обнял ее.

— Весь месяц мне этого хотелось, — сказал он. — Всегда хотелось сделать это как следует.

И он поцеловал ее, поцеловал одновременно нежно и горячо. Он прижимался к ее губам со всевозрастающей страстью. Он наслаждался вкусом ее губ, проникая все глубже и глубже. Чейси отвечала ему с таким же самозабвением. Но, как ни прекрасен был этот поцелуй, все же и он закончился.

Медленно-медленно Дерек отстранился от нее.

Она приникла к его плечу, всей душой желая того, чтобы он вечно держал ее в объятиях, и в то же время понимая, что должна отпустить его.

— Ты заслужила это, — сказал он. — Ты столько для меня сделала.

— Это ты много сделал для меня, — ответила Чейси, стараясь, чтобы голос не выдал ее чувств.

— Прощай, Чейси. Навести меня как-нибудь, если решишь расслабиться в домашней обстановке.

— Обязательно, — тихо отозвалась она. Так просто. Так легко. Посторонний мог бы подумать, что она очень довольна тем, что напряженный месяц остался позади.

Она поправила ему галстук, но он никак на это не отреагировал. Пробормотав какие-то извинения за излишнюю горячность, Дерек исчез в Восточной гостиной.

Вот и прошел месяц. Он закончился слишком быстро, и она не нашла времени сказать ему…

— Постой, Дерек, постой!..

Она пробиралась сквозь толпу, двигавшуюся ей навстречу и направлявшуюся смотреть фейерверк. Она бежала по малиновому ковру Приемного зала, не обращая внимания на вежливые оклики морских пехотинцев:

«Мадам, вам помочь? Мадам!»

Она нарушала все нормы приличий: чтобы не снижать скорости на лестнице, подняла подол платья почти до колен.

Чейси выбежала из здания в тот момент. когда такси с обозначением «Федеральный округ Колумбия» отъехало прочь. На открытой веранде Уинстон Файрчайлд Третий беседовал с госсекретарем.

— Чейси, — обратился он к ней, целуя воздух около ее щеки, — секретарь хочет поздравить тебя с повышением.

Бэнкс Бейли почти не отреагировала на приветствие, все еще надеясь догнать Дерека. Она думала только о нем, но голос Уинстона остановил ее:

— Сегодня днем я проверял поступившие сообщения. Одно из них было от отца Дерека; он называл себя папашей. Он просил тебе напомнить о твоем обещании. Что он имел в виду?

Чейси остановилась. Она подумала о старом человеке, пережившем известие о гибели единственного сына, его возвращение и новый отъезд. Они так долго были в разлуке!

Старик так долго ждал!

— Если он позвонит снова, передайте, что я его не обманула, — спокойно произнесла она.

Чейси получила все, о чем когда-либо мечтала. Все ее дни от рассвета до заката были заполнены… очень многим. Она преподавала правила этикета дипломатам, членам кабинета министров и даже самому президенту. Она планировала важные дипломатические встречи, которые могли реально изменить мир.

Ей приходилось работать по четырнадцать часов в сутки. Ей нравилась работа. Она была слишком занята, чтобы заметить перемены в отношении к ней членов семьи. Кузины, ранее приглашавшие ее в гости только из чувства долга, теперь стали уважать ее. Дяди спрашивали у нее советов при планировании международных сделок. Даже ее бабушка сменила гнев на милость, заметив что «очень гордится» ею.

— Ты почти обручена с тем приятным молодым человеком из Госдепартамента, — сказала она Чейси.

Естественно, она имела в виду Уинстона. Он часто навещал Чейси в ее кабинете, иногда заходил просто поболтать, иногда приносил ей различные блюда из ресторана, если случалось засиживаться допоздна. При этом он никогда не делал попыток заговорить о чем-то личном или поцеловать ее. Но Чейси понимала, что это только вопрос времени. Они бы составили прекрасную молодую вашингтонскую пару.

Еще месяц назад Чейси порадовалась бы такой перспективе, но сейчас она ее не слишком привлекала.

Как-то августовским вечером Уинстон вошел в ее кабинет и принес с собой тяжелую сумку, полную писем. Эту сумку поставил ей на стол.

— Все для тебя, — объяснил он, — почтовое отделение насобирало.

Удивившись, Чейси взяла одно письмо и посмотрела на адрес.

— Это для Дерека, — поправила она.

— Вскрывай, — подсказал Уинстон. — Государственный департамент не станет разглашать его адрес.

— Я не могу. Это не мое.

— Собираешься отправить ему? Она вспомнила слова лейтенанта о том, чтобы ему не присылали рождественских поздравлений или других писем.

— Нет, пересылать не буду.

Но конверт все же вскрыла.

«Дорогой лейтенант, Вы вряд ли помните меня. Мы общались в Албани, в Нью-Йорке. Я рассказала Вам о своем сыне, больном раком. Рак положил конец его мечтам об армии. Вы согласились встретиться с ним и повезли его на военную базу, познакомили со своими друзьями, многое рассказали».

Чейси вспомнила непредвиденную задержку в аэропорту в Албани. Тогда она прождала его часа три.

— Продолжай читать, — попросил Уинстон. — Подумать только, какая доброта!

«Мой сын Джоуи умер на прошлой неделе. Я хочу, чтобы Вы знали, что день знакомства с Вами был счастливейшим в его жизни».

Чейси прослезилась и отложила письмо в сторону.

— Ну и ну, — пробормотал Уинстон.

— Я ничего такого не знала, — прошептала она, — да, это не «леди из коробки»…

— Леди из коробки?

— Просто такое выражение. Уинстон кивнул, не понимая смысла сказанного.

— Чейси, ты никогда не задумывалась, почему я такой черствый?

— Ты вовсе не черствый, — подобная самооценка удивила Чейси.

— Нет, я такой. Каждый день я изменяю судьбы миллионов людей. Я вношу пункт в список, и страна выделяет средства на интернациональную помощь. На следующий день я вношу в повестку дня делегации посещение лагеря беженцев. Голодающие люди получают помощь. Но я никогда не делаю ничего хорошего тем, кто окружает меня каждый день. Я никогда не помогу соседу, если только он не иностранец и не беженец. Я не могу по-доброму отнестись к человеку, если он не находится в тысяче миль от меня. Я грублю уборщицам, я никогда не здороваюсь со швейцарами, я не даю почтальону чаевых.

— Ты хочешь сказать, что Дерек лучше тебя?

— Он из тех людей, которые изменяю! мир вокруг себя, а не просто читают новости или смотрят телевизор. Он из тех, кто помогает ближним, тем людям, с которыми сводит его судьба.

— Но и ты делаешь людям добро!

— Назови хоть кого-нибудь.

— Я. Ты позвонил президенту и попросил его объяснить моей бабушке, что я выполняю свою работу, сопровождая Дерека.

Уинстон поправил очки.

— Чейси, я позвонил ему потому, что Дерек Маккенна пригрозил мне: если я этого не сделаю, он первым же рейсом прилетит в Вашингтон и набьет мне морду.

Девушка удивленно захлопала глазами.

— Честное слово, деточка, для Бэнкс Бейли ты на удивление непрозорлива. Этот человек любит тебя, Чейси. Он может с тобой не соглашаться, не делать того, что ты хочешь от него, может вести себя, словно мальчишка или как дикарь, и сам себе противоречить. Но он любит тебя. А это что-нибудь да значит в нашем несовершенном мире.

— Вы оба упертые, — бормотал папаша, нахлобучивая на нос очки с толстыми стеклами, чтобы изучить меню недавно открывшегося кафе в Браунсвилле. — Оба слишком упертые, чтобы признаться, что влюблены.

Дерек отрицательно покачал головой.

— Это не любовь. Увлечение. У меня просто давно не было женщины.

— Тогда почему ты ни с кем не встречаешься? Телефон вот-вот разорвется от звонков. Дамы всего штата готовы отдаться тебе.

— Меня они не интересуют.

— Вот и я говорю…

Дерек скорчил недовольную гримасу. Он не собирался обсуждать с отцом собственные слабости, но он действительно тосковал по Чейси. Тосковал так сильно, что временами был готов цепью приковать себя к дому, дабы не сесть на самолет и не отправиться в Вашингтон, чтобы просить ее выйти за него замуж.

Можно найти решение. Он мог бы продолжить службу в армии: начальник службы персонала предлагал ему место в Пентагоне.

Дерек наморщил нос.

Еще он мог поехать в Вашингтон: телевизионщики называли его имя в числе возможных кандидатов на различные посты.

Фу! Политика… Какое грязное дело…

Он мог бы предложить ей переехать в Кентукки. Но мысль о том, что Чейси обломает ногти, занимаясь тяжелой работой, представлялась ему достаточно верной.

Он тряхнул головой. Невозможно. Они были из разных миров. У них были разные представления о жизни. Уставившись в тарелку, он приказал себе забыть Чейси Бэнкс Бейли.

И тут Дерек недоуменно нахмурился.

— Пана, это что такое? — удивленно спросил он, беря тарелку в руки. Она была из китайского фарфора, с изящным орнаментом в центре и золотым ободком. — Раньше мы пользовались простой белой посудой.

— Именно, — согласился старик. — Я возьму себе гамбургер с картофелем-фри.

— Картофель фри? — удивился Дерек. — Что это?

— Жареный картофель, — отозвался папаша, взглянув на официантку. — Дерек, мальчик мой, подумают, что тебя в коровнике вырастили.

— Так и есть, — подтвердил Дерек. В конце концов, денег у них было всегда мало, крыша у дома протекала… Дерек обратил внимание на сервировку и взял самую маленькую вилку. — А это что?

— Вилка для рыбы, — объяснила официантка. — А эта — для салата, а эта — обеденная. За вашей тарелкой лежит вилка для десерта, с этой стороны — обеденная ложка и чайная ложечка…

Дерек поднялся, с шумом отодвинув кресло. Несколько человек сразу обратили на него внимание. Он огляделся по сторонам. Что-то изменилось в тех людях, которых он знал всю жизнь.

Миссис Северне, владелица винного магазина, ела жареного цыпленка — ножом и вилкой!

Нед Сенко и Джон Шерер, совладельцы табачной фермы на холмах, пили кофе из крошечных китайских чашечек, с трудом удерживая их заскорузлыми пальцами.

У окна близнецы Хучин, известные как самые закоренелые матерщинники в округе, обедали, положив на колени салфетки.

Крахмальные салфетки!

— А вот ножи, — продолжала официантка. — Я объясню вам, как пользоваться ножами.

— Мне не нужно объяснять.

— Дерек, нам всем не помешает стать немного более цивилизованными, — возразила официантка. — Она научит нас этому.

Дерек прошел на кухню. Чейси, с безукоризненно уложенными волосами, свежая и элегантная, в белоснежном переднике с собственными инициалами, специальным ножиком вырезала розы из ярко-красных помидоров.

— Когда ты приехала? — без всякого вступления спросил он.

— Всего лишь пару недель назад, — просто ответила она. — Я позвонила Вайноне, и она рассказала мне об этом месте. Уинстон одолжил мне денег, чтобы купить его.

— Почему он это сделал?

— Он сказал, что хочет хоть раз в жизни сделать что-нибудь хорошее для ближнего, с улыбкой объяснила Чейси.

— Почему, черт возьми, ты не сообщила мне, что приезжаешь? Я потерял целых две недели жизни. Мы оба потеряли.

— Я не была уверена в том, что тебе понравится мое решение. Это ко многому обязывает, когда женщина вот так вторгается в твою жизнь. Это гораздо больше, чем просто вручить номер телефона.

— Обязывает?

— Это ответственность, от которой ты устал, — пояснила Чейси.

Он закрыл глаза.

— Чейси, ты нужна мне, — хрипло произнес Дерек. — Мне трудно признавать это, трудно с этим согласиться, но ты нужна мне.

— Так, значит, все в порядке? То, что я здесь?

— Ты, по крайней мере, сохранила за собой квартиру и работу? Она кивнула.

— Если бы ничего не получилось… — голос ее задрожал.

— Не сомневайся. Ты знаешь, что я за человек. Простой, очень простой. Если я говорю тебе, что хочу, чтобы ты осталась, значит, так и нужно сделать.

— Надеюсь, ты прав. Моя кузина Меривезер считает, что я сошла с ума. Моя бабушка осудила меня и сказала, что всегда знала ничего путного из меня не выйдет.

— Тебе не все равно?

— Считаешь, что мне не стоит переживать?

— Не стоит. По крайней мере, не так сильно. Потому что я люблю тебя, — ответил он и поцеловал ее со всей страстью, на которую только был способен. — Ты из тех женщин, что умеют любить и нуждаются в любви. Любовь значит больше, чем положение в обществе. А твоя любовь здесь, Чейси. Здесь твой дом.

Он прижал ее руку к своей груди. Она почувствовала биение его сердца.

— Кроме того, — продолжал Дерек, — отец всегда запрещал мне приводить в дом женщину, если я не намерен на ней жениться. А я очень серьезно отношусь к его напутствиям. Ты выйдешь за меня замуж, Чейси?

— А папа разрешит? — спросила Чейси. — Мы ведь с тобой часто ругаемся и, как он выражается, оба «упертые».

— Мы будем развлекать его своими ссорами, — улыбнулся Дерек.

— Не будем. Ему не понравится, что мы спорим.

— Ничего. Он считает нас… — Дерек прервался, осознав, что они снова начинают спор! — Чейси, я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

— Пусть это длится вечно. Мы поженимся.

— Поженимся, — повторила она, наслаждаясь силой и простотой этого слова.

Дверь кухни отворилась. В проеме, скрестив руки на груди, стоял папаша; он улыбался, любуясь на обнимающуюся молодую парочку.

— Эй вы, голубки! Вас не затруднит подать мне обед?

Дерек, оторвавшись от Чейси, схватил со стола пакет с чипсами, вручил его отцу и снова закрыл дверь.

— Романтика моему старику не свойственна, — добродушно хмыкнул он. Чейси приподняла одну бровь.

— Ты — главный романтик в семье?

— Конечно, — ответил Дерек и легонько поцеловал ее в уголок рта. — Теперь каждый наш день станет поэмой.

Чейси выскользнула из его рук, взяла со стола блокнот и карандаш, а затем вручила ему, лукаво улыбаясь.

— Нет, милая, моя поэзия не нуждается в карандаше и бумаге, — ответил ей Дерек Маккенна.

С этими словами он снова приник к ее губам. Поцелуй был тем самым сонетом, который простой лейтенант сложил для прекрасной леди.

1

Национальный американский праздник — День независимости.

2

Восемьдесят тысяч квадратных метров.

3

Около ста метров.

4

Марка элитных аксессуаров.