Одним из них был зодчий и ученый, весьма почтенный человек, пользующийся расположением короля своей страны. Однажды утром он проснулся и кликнул слуг, но на его зов никто не явился. Тогда он вышел из спальни и спустился в гостиную. Она оказалась битком набита воинами короля, которые, увидев его, закричали в страхе и изумлении.
      Когда же зодчий пожелал узнать, в чем дело, ему сообщили, что в один из вечеров, вернувшись домой с пира в королевском дворце, он отправился спать вместе с молодой женой. В полночь она проснулась от какого-то смутного беспокойства и обнаружила, что она в постели одна, а створки окна широко распахнуты. Женщина поднялась и стала искать мужа, но, не найдя его, подняла слуг. Но и те не обнаружили никаких следов почтенного архитектора, кроме его мягкой домашней туфли, зацепившейся за одну из верхних веток магнолии, растущей под окном. Наутро встревоженная жена испросила аудиенции у короля, а он, решив, что зодчего убили, приказал бросить в одну темницу всех слуг, а в другую - саму женщину. После этого король облачился в траур, целыми днями плакал и ничего не ел, из-за своей безутешной скорби постепенно превращаясь в тень.
      - Сколько же дней меня не было? - спросил, ужаснувшись, зодчий. По-моему, прошла всего одна ночь!
      - Да нет, не одна, - ответили воины. - Последний раз вас видели три месяца назад, Услышав это, зодчий поспешно оделся и бросился во дворец. Король, плача от радости, обнял его и приказал немедленно освободить из темницы невинную женщину и слуг.
      - Поведай же скорей, почему ты пропал именно в тот момент, когда спроектировал для меня летний дворец? - взмолился король. - Как ты и просил, я купил для этого строительства тысячи рабов, а с ними их хозяев и надсмотрщиков, а кроме того, огромные запасы провизии, чтобы их прокормить. И это не говоря уже о серебре, бронзе, драгоценном мраморе для постройки... Где ты был все это время и какие такие дела тебя призвали, что ты забросил столь великолепный замысел и исчез посреди ночи, оставив лишь домашнюю туфлю?
      - Я расскажу тебе все, мой король, и ты сам решишь, был ли это сон или я сошел с ума, - ответил зодчий.
      Как уже известно, в этот вечер зодчий со своей молодой женой отправился почивать. В спальне они предались любовным забавам, а затем заснули. Но приблизительно через час его разбудили какие-то восхитительные звуки, одновременно похожие и на речь, и на пение. Зодчий открыл глаза и увидел перед собой красивого молодого человека с величественной осанкой. Волосы его были черны, словно вороново крыло. Незнакомец сказал;
      - Если ты хочешь заслужить вечную славу, собери свои инструменты и следуй за мной.
      - Следовать за тобой?.. Куда? - удивился зодчий.
      - Увидишь.
      - Как же я увижу, если я никуда не собираюсь идти? А кто ты, собственно, такой?
      - Я - один из ваздру, подцанный князя демонов. Услышав имя высших демонов, в чье существование зодчий не верил, он решил, что видит все это во сне, и решил получить удовольствие от этого сна.
      - Я отправляюсь с тобой, - объявил он, выбираясь из-под одеяла.
      Зодчий собрал свои инструменты и вскоре был готов. Он абсолютно не волновался - ведь это всего лишь сон, да и жена его даже не шелохнулась. Ваздру подвел зодчего к широко распахнутому окну и указал на причудливую повозку, запряженную черными драконами и висевшую в воздухе рядом с окном. Окончательно убедившись в том, что он спит и видит сон, зодчий одобрительно хмыкнул и прыгнул в повозку, которая так резко и неожиданно рванула с места, что его левая туфля слетела с ноги и осталась висеть, зацепившись за ветку магнолии.
      Драконы мчались в ночи. Высоко в небо взлетели они на грохочущих крыльях, высекая из туч зеленые искры. Далеко внизу раскинулись леса и города. Океан мерцал, как разбитое зеркало. Зодчий вглядывался в величественную картину, усмехаясь и качая головой, восхищенный богатством собственного воображения. Он никогда не подозревал, что обладает таким сокровищем. Между тем ваздру, улыбаясь, направлял драконов изящной рукой, на которой сверкали черные кольца.
      Через три или четыре часа головокружительно быстрого полета небо на востоке стало светлеть.
      Ваздру тут же направил драконов к земле. Они опустились на широкой песчаной полосе, отделявшей цепь высоких гор от тускло мерцающего моря.
      - Близится рассвет, - заметил ваздру, - и мне придется оставить тебя одного. Иди к горам, и ты увидишь тропу, взбирающуюся по склону. На ней ты встретишь того, кто поведет тебя дальше.
      Зодчий кивнул. Когда колесница с демоном растворилась в воздухе, он крайне развеселился.
      - Да, я изрядный выдумщик! - поздравил себя зодчий. - Поразительно! Не припомню, чтобы я когда-либо прежде видел подобные сны. Несомненно, воображению понадобилось немало времени, чтобы взрастить столь великолепный плод.
      В эту минуту слева из-за гор взошло солнце, окрасившее восточные склоны в розовый цвет. Берег заблестел словно хрусталь, и бесчисленные волны набегали на него, неся на серебряных гребнях розовое пламя.
      - Очаровательно, - заметил зодчий. Тут ему в глаза бросилась исключительная и необъяснимая странность окружающего его ландшафта. В нем было что-то невинное и вместе с тем угрожающее, создающее впечатление первозданности и нетронутости. Тут не было и следа обитания человека.
      Еще одна странность: когда солнце поднялось над горами, оно показалось больше и ярче, чем обычно. Это еще сильнее развлекло зодчего. Так как мир в те времена был плоским и имел четыре угла, то по краям его лежали девственные земли, где не ступала нога человека. Очевидно, зодчий попал в одно из таких мест, ближе к восточному краю, вдали от внутренних областей, населенных людьми.
      - Этот сон не просто игра воображения, - заметил зодчий. - Он логичен. Если, конечно, предположить, что земля действительно плоская, - добавил он вслух, не опасаясь, что его могут услышать, - ведь это сон! По правде говоря, зодчему иногда казалось, что земля должна походить на шар, - но в те дни подобные мысли считались серьезным грехом.
      Зодчий двинулся по берегу в указанном ваздру направлении и вскоре нашел крутую лестницу, высеченную в склоне горы. Он стал взбираться по ней и немного погодя увидел столб и привязанного к нему черного осла. На покрывавшей осла попоне были вышиты слова: "Я отвезу тебя". Зодчий, не раздумывая - ведь это всего лишь сон! - отвязал осла, забрался ему на спину, после чего тот проворно затрусил по горной тропинке.
      Воздух становился все разреженнее, впрочем оставаясь при этом удивительно свежим и бодрящим. Наконец тропа вывела их на небольшое плато.
      Впереди возвышалась гора, в толще которой были прорублены высокие и широкие ворота. Осел устремился прямо в эти ворота, и по другую их сторону глазам ошеломленного зодчего открылась потрясающая картина.
      Склон горы уступами спускался вниз, и, насколько хватало глаз, простирались хаотичные нагромождения скал. Одни вздымались вверх, стремясь пронзить небо, другие спускались вниз естественными террасами, словно желая проникнуть в тайну земных недр. А среди крутых склонов и величественных лестниц, среди взлетающих в небо скал и глубоких провалов вставал кружевной, легкий и изящный, прекрасный, но еще недостроенный город. Галерея, три башни, часть искусно сложенной высокой стены, балюстрада, мост. Камень гор на краю земли был великолепен: снаружи он был снежно-белым, а дальше шел слой нежно-розового цвета, испещренного в глубине ярко-красными прожилками. Из этого камня и был сложен город.
      - Теперь я понял! - воскликнул зодчий, обращаясь к ослу. - Это, должно быть, моя тайная мечта - построить город из живого камня, из кости самой земли.
      И пока осел брел, пробираясь сквозь нагромождения скал, к этому чудом возникшему прекрасному городу, зодчий все яснее видел горящие на солнце медь, бронзу и серебро, фарфоровые купола и крыши из оникса, необычного вида колоннады, мощеные улицы с рядами цветущих деревьев, наполняющих воздух своим ароматом, вверху - причудливые окна со свинцовыми переплетами... Наконец зодчий увидел людей, работающих на строительстве, - каменщиков, плотников, столяров. А кроме того, тысячи рабов трудились здесь с усердием, какое нечасто увидишь, если по спинам людей не гуляет хлыст. Однако здесь не было видно никаких хлыстов. Воздух звенел от несмолкавшего шума грохотали молоты, стучали кирки, визжали шкивы и блоки, гремели повозки, люди что-то кричали друг другу.
      Вдруг осел остановился.
      По аллее, обсаженной лимонными деревьями, навстречу зодчему вышел тучный человек в одеждах, напоминающих яркое лоскутное одеяло. Его сопровождали два раба - один шел позади и держал над головой толстяка зонтик от солнца, другой выбежал вперед и поклонился зодчему.
      - А, Добро пожаловать, господин архитектор, - сказал раб. - Познакомьтесь с господином верховным надсмотрщиком.
      - Какой восхитительный сон! - воскликнул развеселившийся зодчий.
      - Ваша правда, - услышал он в ответ. - Вообще-то я раб на серебряных рудниках, но во сне я должен прислуживать этому господину. Он хорошо со мной обращается, и я каждый вечер наедаюсь до отвала. А ночью я развлекаюсь с девушкой. Она тоже считает, что это прекрасный сон.
      - Но это мой сон, приятель, - возмутился зодчий, - а вовсе не твой и твоей шлюхи. Тут к ним подошел толстяк.
      - Знай же: мы здесь для того, чтобы построить великий город - город, достойный героя, - объявил он. - Тебе, как архитектору, предстоит начертать планы, по которым построят крепость и дворец в этом городе. Ты известная личность, поэтому мы многого ждем от тебя. Мы - это я и князь демонов.
      - Разумеется, - ответил зодчий. - Но, раз это сон, без сомнения, мне ничего не заплатят?
      - Слава станет тебе наградой, - произнес толстяк.
      Зодчий искренне рассмеялся:
      - Я сгораю от нетерпения приступить к делу. Покажи мне место, где будут стоять крепость и дворец, и комнату, в которой я смогу работать. Нам нужно торопиться. Я не желаю просыпаться до того, как закончу проект.
      - Об этом можешь не беспокоиться, - торжественно заверил его толстяк.
      Все требования зодчего были выполнены. Он ни в чем не испытывал недостатка. Когда ему требовался какой-нибудь инструмент, который он в спешке забыл дома, ему стоило только сказать об этом, и нужную вещь тотчас же находили и приносили ему. В его распоряжении находились необычайно усердные и услужливые рабы. Сон оказался действительно прекрасен, и все рабы утверждали, что в этом сне им обещана свобода, как только они выполнят свою задачу. Они возносили небу горячие молитвы, прося не будить их и позволить им дождаться этого счастливого события. Когда же наступал вечер, в одном из уже построенных мраморных дворцов накрывали пиршественные столы, ломившиеся от превосходных вин и сочного мяса, всевозможных лакомств и фруктов. Между столами танцевали соблазнительные девушки с серебряными змейками в черных волосах. Танцовщицы отвергали заигрывания мужчин, но за столами и без них хватало женщин, многие из которых были хороши собой и обладали изысканными манерами. Одна из них, принцесса с изумрудным ожерельем на шее, забавлялась с рабами и восторженно заявляла, что никогда раньше ей не представлялось такой чудесной возможности утолить страсть, которую у нее вызывали мужчины низкого происхождения. А миловидная крестьянка добавляла, что только во сне она осмеливается позволить себе такие сумасбродства.
      Зодчий, однако, отправился в отведенные ему покои в одиночестве и долго лежал, не решаясь заснуть. Ему казалось, что заснув во сне, он тут же пробудится наяву. Вдруг он услышал, что в городе вновь началась работа. Выглянув из окна своей комнаты, он увидел, как новые толпы работников заняли место тех, кто работал днем. Теперь они трудились при свете факелов и свете, лившемся из распахнутых дверей небольших кузниц. Ночные работники были похожи друг на друга и обладали удивительной внешностью - тысячи отталкивающе безобразных черноволосых карликов, одетых лишь в украшенные драгоценными камнями набедренные повязки.
      - Дрины! - пробормотал зодчий, припоминая превосходные металлические украшения на стенах домов. Вернувшись в постель, он не заметил, как заснул. Утром он проснулся и с восторгом обнаружил, что сон все еще не кончился.
      Зодчий не спешил, ничуть не сомневаясь в том, что спит у себя дома и видит сон, хотя он и длится так долго. Лишь однажды толстый надсмотрщик прервал его работу расспросами о благосостоянии королевства, в котором жил зодчий. Он спрашивал о короле, о его богатствах и о том, сколько рабов использует он обычно для возведения зданий. Когда надсмотрщик ушел, зодчий забыл об этом разговоре, не сочтя его важным.
      Наконец настал тот вечер, когда работа подошла к концу. Не успел зодчий отодвинуть в сторону свитки и закрыть чернильницу, как на стол упала чья-то тень.
      - Я уже иду ужинать, - сказал зодчий.
      - К сожалению, тебе не удастся этого сделать!
      Обернувшись, архитектор обнаружил того, кто доставил его сюда - демона ваздру.
      - Но.., ты ведь не заставишь меня уйти прежде, чем я увижу, как мои чертежи воплотятся в камне? - взмолился зодчий.
      - Уже прошло три месяца, - насмешливо сказал ваздру. - Слишком много для смертного. Король твоей страны в трауре, а твоя жена и слуги в тюрьме. Тебе лучше вернуться.
      - Вздор, - проворчал зодчий. - Это всего лишь сон.
      Но с ваздру не поспоришь, поэтому пришлось покориться.
      Снаружи их ждала запряженная драконами колесница, едва различимая на фоне быстро темнеющего неба. Архитектор забрался в нее, и драконы взмыли к звездам. После долгого путешествия зодчий наконец вернулся в свою постель - где и в самом деде не оказалось спящей жены - и крепко заснул.
      - А когда я очнулся, - закончил он свой рассказ, - все оказалось именно так, как меня предупреждали.
      Эта история, хоть от нее и веяло колдовством, произвела на короля большое впечатление, и он осыпал зодчего золотом и милостями - так его порадовало возвращение любимца. Архитектора, однако, мучили сомнения. Теперь он точно знал, что существуют демоны. К тому же он не забыл о том, что его спрашивали о королевских рабах, Зодчий не удивился, когда три ночи спустя все рабы бесследно исчезли, а вместе с ними и запасы провизии, не говоря уже о мраморе и драгоценных металлах, которые король приготовил для своего летнего дворца.
      Глава 4
      С самого начала что-то влекло Симму и Кассафех на восток. Они упрямо шли навстречу палящему солнцу по утрам, а вечерами так же упрямо шли, повернувшись к нему спиной. Многие дни, а может, месяцы спустя бесплодные края сменила зелень, а Судьба продолжала вести их на восток. На восток, к Вратам Восхода, в Страну Феникса.
      Точное расположение города в горах, как и второго колодца, нельзя было определить. Но он лежал, как и говорил зодчий, где-то на востоке, на краю света.
      Как бы то ни было, город построили. Построили люди и демоны по прихоти Азрарна - князя демонов, даже не поговорившего с Симму с той ночи, когда они узнали от Лилас тайну второго колодца. А может, Азрарн наблюдал за ним, сам оставаясь незримым? И видел он уже не гибкого юного эшву и не прелестную девушку, а героя, мужественного и земного? Может быть, раз-другой какой-нибудь демон и шептал спящему Симму: "На восток", но это был не Азрарн.
      С приключениями героям во время этого путешествия не повезло. После долгого перехода по пустыне они выглядели оборванными нищими и напоминали диких зверей. Поэтому люди держались от них подальше. Иногда в какой-нибудь деревушке на них спускали собак. Тогда Симму накладывал на собак заклятие или позволял это делать Кассафех, ибо она уже в совершенстве овладела этим искусством. Иногда, думая, что Симму и Кассафех принадлежат к странствующему монашескому ордену, люди подавали им хлеб и вино, ожидая исцелений или пророчеств. Тогда Симму смутно вспоминал храм, где провел детство. Но Симму не был целителем - ни тогда, ни сейчас. Хоть у него на поясе и висела фляжка с эликсиром бессмертия, он хранил свою тайну и ни капли не отдал страждущим. Да, он видел умирающих людей, над которыми вместе с тучами мух нависла Смерть, но ни на минуту он не замедлил свой шаг.
      Слова, сказанные однажды Йолсиппой, запали ему в душу: "Только лучшие из лучших имеют право жить вечно. Кому нужны вечно живущие отбросы общества?" Боги, властные над жизнью и смертью, должны выбирать очень тщательно. Когда-нибудь и ему придется выбирать: "Сделать бессмертным этого человека или нет?" Но время еще не пришло. Симму ясно видел свою судьбу и не терзался сомнениями. Не спрашивал он себя и о том, что станет с ним самим. Он был очень молод. Жизнь еще не открыла ему своих границ, а он уже уничтожил их. Смерть представлялась Симму насилием, убийством цветущей жизни - тем, с чем он столкнулся в отравленном Мерхе. Он замахнулся на Смерть, но в действительности сам еще не вполне осознал, что совершил.
      Все дальше и дальше шли Симму и Кассафех, и постепенно земли опустели; исчезли не только люди и звери, исчезло все, что было им знакомо. Правда, остались леса. Вокруг цвели цветы и текли реки, но во всем появилась какая-то безжизненность. Повсюду, где бы хоть однажды ни прошел человек, он оставлял след, как бы отпечаток мысли. Эти следы и есть то, что в глазах других людей оживляет окружающий мир. Дерево, на которое ни разу не упал человеческий взгляд, холм, на котором ни разу не шептал, не кричал и не пел человеческий голос, - они, конечно же, по-своему живы, но эта жизнь невидима для человека, который мог и может осознать только то, что имеет хоть какое-нибудь отношение к нему самому.
      Но вот Симму и Кассафех добрались наконец до широкой песчаной полосы между морем и горами. Казалось, тут всегда царит рассвет, потому что город для бессмертных построили у самых Врат Зари и окрашен он был в цвета зари: белый, розовый и алый. Случайно ли путники вышли к нему, или их вело какое-то чутье, а может даже демон, нельзя сказать. Точно так же неизвестно о том, сразу ли они взобрались по крутой лестнице, окруженной колоннами с капителями из мерцающего серебра, или медлили на берегу моря, не обращая внимания на лестницу или не зная о ней.
      Одно несомненно. Не только пройденный путь отделял их от людей бессмертные знали о чуде и были готовы к нему. Даже Симму, который во время проповеди Йолсиппы об ответственности и героизме вздрогнул, ощутив цепи бессмертия, даже он знал и был готов. В конце концов, в его жилах ведь тоже текла кровь королей, доставшаяся ему от Наразен.
      Путники поднялись по крутой лестнице, прошли сквозь широкие ворота, на которых теперь висели медные створки, и увидели чудесный город из камня, мрамора и металла. Залитый лучами восходящего солнца, он выглядел так, будто в любую минуту, взмахнув крыльями, мог взлететь в небо. В этом была его особенность. Сердца юноши и девушки на мгновение замерли от восторга, ибо город казался прекрасной девой, а они стали первыми, кто увидел ее и полюбил. Супружеское равнодушие появится намного позже.
      Улицы и переулки, площади и парки были пустынны. Все замерло. Лишь плавно качались верхушки деревьев и скользили по небу ленивые облака.
      - Кто же здесь живет? - прошептала Кассафех. - Какой-нибудь великий владыка?
      Они спустились вниз по каменным террасам и вошли в город. Окна домов здесь украшали витражи из цветного стекла; струи фонтанов взлетали вверх и, застыв на миг, разбивались на мельчайшие осколки. Казалось, в городе нет живых людей. На мгновение это напомнило Кассафех о саде золотых дев, но только на мгновение. Все-таки этот город был настоящим.
      Люди ходили по улицам и аллеям, взбегали по лестницам, пересекали дворики. Наконец они пришли к крепости с мозаичными куполами. Перед огромными воротами они увидели плиту из зеленого мрамора, на ней серебром горели слова:
      Я - Симмурад, город Симму. В моих стенах будут жить люди, чья жизнь вечна. Во всем же остальном мире люди будут лишь пылью, носимой ветром.
      - Кто это написал? - воскликнула Кассафех.
      Симму молча вглядывался в надпись, чувствуя себя женихом в день венчания. Он страстно желал быть наконец связанным - и в то же время боялся, что его свяжут. Но страх он испытывал или желание - спасения все равно уже не было. Он попал в сеть.
      И когда в воротах возник нелепо кланяющийся Йолсиппа, одетый в настоящий бархат, с настоящим рубином в ухе и настоящим золотом в ноздре, Симму расхохотался. Он смеялся, а в глазах его стояли слезы. Так плачет одинокий человек, который только что с ужасом понял, что больше никогда не сможет остаться один.
      Глава 5
      Лилас забыла, что она умерла. Она с наслаждением потянулась во сне и вяло протянула руку, чтобы ухватиться за ошейник Синего Пса, но ее рука повисла в воздухе. Тогда она открыла глаза.
      Колдунья лежала на свинцовом полу, кругом вздымались обросшие мхом каменные колонны. Бешеными порывами налетал ветер, но колдунье не было холодно. Здесь никогда не бывало холодно или жарко.
      Вот Лилас потянулась к талии, но рука вместо пояса, увешанного костями, наткнулась на страшный рваный шрам. Колдунья широко открыла рот, крепко зажмурила глаза и сжала кулаки, собираясь закричать от ужаса. Она все вспомнила.
      После того как ужасное создание разорвало ее пополам, Владыка Смерти отнес ее безжизненное тело во Внутренний Мир. Лилас и не заметила этого, она еще не пришла в себя после смерти. А потом она погрузилась в кому - так всегда случается с только что прибывшими в царство мертвых. По меркам Внутреннего Мира колдунья находилась в коме не дольше мгновения. Тем временем наверху прошли месяцы, миновал год, начался второй. Симму ворвался в сад колодца, взломал стеклянный божественный водоем, похитил эликсир бессмертия и прошел через пустыню. В восточном углу мира демоны и похищенные ими люди построили город, розовый и алый Симмурад. Бессмертный Симму вошел в него вместе с Кассафех, и подобострастный Йолсиппа приветствовал их... Все это время колдунья лежала без сознания во владениях Смерти. Может, она этого и хотела лежать и не просыпаться, потому что пробуждение наверняка сулило ей неприятности.
      Но Лилас проснулась...
      Так и не закричав, она расслабилась и огляделась. Жалкий и убогий пейзаж Внутреннего Мира не угнетал Лилас. Ее вообще мало занимала окружающая обстановка. Однако она обратила внимание на то, что, кроме нее, здесь, похоже, никого нет. Ей пришло в голову, что, хоть она и лежала тут какое-то время без сознания, никто не пытался потревожить ее. Это слегка приободрило колдунью.
      Она не знала, кого боится сильнее: Владыку Смерти, чьим доверием злоупотребляла и чью тайну нечаянно выдала, или Наразен из Мерха, убийству которой она способствовала. Впрочем, ей придется вскоре встретиться с обоими.
      Когда Лилас хорошенько все обдумала, к ней вернулась большая часть былой самоуверенности. Вскоре она поднялась на ноги, тряхнула гривой волос и провела ладонями по своим гладким щекам. Затем она сотворила из разреженного воздуха золотой пояс, чтобы скрыть шрам на безупречной бархатной коже. Покончив с этим, она вышла из тени прикрытия каменных колонн и неожиданно увидела приближающуюся фигуру Владыки Смерти.
      Храбрость и решимость тут же покинули Лилас. В облике короля было нечто, способное сокрушить все вокруг, потеряй он хоть на мгновение железную власть над собой. Колдунья пала ниц перед своим повелителем. Когда король подошел ближе, она задрожала, разразилась стенаниями и судорожно вцепилась в край его белого плаща, скользнувший у нее над головой.
      - Твоя раба умоляет тебя! - сквозь рыдания выкрикнула Лилас.
      Владыка Смерти остановился и взглянул на свою бывшую служанку. Его лицо сияло словно лик бога, и у Лилас перехватило дыхание. Она хватала ртом воздух и не могла вымолвить ни слова. Колдунья, пожалуй, была даже рада этому. Ей вдруг показалось, что сейчас нужно покаяться в поступке, о котором Улум, возможно, и не подозревал.
      - Ты помнишь, как ты умерла? - спросил Улум. Колдунья, задыхаясь, проговорила;
      - Я неосторожно произнесла одно заклинание, и какой-то чародей, более могущественный, чем я, обратил его против меня. Прости мое безрассудство, Владыка Владык!
      Лежа у ног Владыки Смерти, Лилас неожиданно подумала, что если уж Улум сделал ее своей посредницей, он мог бы сделать ее и неуязвимой. Ведь сейчас у Владыки Смерти не осталось доверенного лица в мире людей. А может, у него есть еще кто-нибудь, к кому он благоволит больше и кого защищает лучше, чем защищал ее? Лилас подумала, что, служа Улуму, она поставила на карту свою жизнь и потеряла ее, а Владыки Смерти, по-видимому, это вовсе не тронуло. Колдунье показалось, что ее обманули, и от этого она стала храбрее.
      - Осмелюсь предположить, величайший из королей, - сказала она, - что, как твоя служанка, я все еще связана нашим договором и не могу вернуться к земной жизни.
      - Не можешь, - подтвердил Улум. В его голосе не было жестокости, но звучал он неумолимо.
      - Должна ли я служить тебе здесь?
      - Твоя служба закончилась.
      - Тогда отпусти меня, - попросила колдунья. - Я хотела бы все обдумать, чтобы примириться с неизбежным.
      - Ты вольна делать все, что пожелаешь, - ответил Улум. Он вдруг исчез и появился в полумиле от нее.
      Лилас скривилась от злобы. Попав во владения смерти, она до странности быстро - а может, этого и следовало ожидать? - утратила благоговейный ужас перед ним. А вместе со страхом куда-то ушло и обожание. Она снова почувствовала себя хитрой, ловкой, и она вновь подумала о Наразен и о том, что она помнила об этой женщине. Если Улум остался в неведении - а он явно не подозревал о провалившихся замыслах колдуньи, - то Наразен и подавно ничего не знает.
      Во второй раз Лилас поднялась на ноги. Из призрачного воздуха она сотворила графин вина и отпила добрый глоток. Иллюзия тут же привела ее в состояние приятного опьянения. Подкрепившись таким образом, колдунья выбрала направление и зашагала к своей цели. Она решила разыскать Наразен и благодаря колдовскому искусству, присущему всем в этом подземном мире, тотчас же поняла, где та находится.
      После нескольких часов, а может, минут ходьбы Лилас вышла на берег унылой реки с белой, как молоко, водой. На камне у реки сидела женщина.
      Наразен выглядела совсем не так, как предполагала Лилас. Она и раньше была синей от яда, но во время продолжительного пребывания в Мерхе ее тела коснулось разложение. Кожа Наразен стала теперь почти черной; с темно-синего лица смотрели золотые глаза с темно-синими белками. Волосы Наразен стали пурпурными, как и ногти левой руки, лежавшей на левом колене. Эти ногти стали почти такими же длинными, как и ладонь. Правая рука, покоившаяся на другом колене, утратила плоть, превратившись в голую кость.
      Колдунья застыла на месте. Наразен выглядела так необычно и устрашающе, что даже Лилас не могла остаться к этому равнодушной. Некоторое время она стояла молча, уставившись на бывшую королеву, а та не обращала на чародейку никакого внимания, пребывая в тяжелом раздумье. Ее думы, словно яд, бродящий в огромном чане, отражались на неподвижной маске лица. Наконец Лилас крадучись подошла ближе.
      Лилас распростерлась по земле перед Наразен и поцеловала темно-синюю ногу.
      Подняв веки, Наразен взглянула на колдунью.
      - Внушающая благоговейный трепет госпожа, ты ли Наразен, королева Мерха? прошептала Лилас.
      Наразен не ответила, но ее черные губы дрогнули.
      - По красоте и величию узнала я тебя, - продолжала Лилас. - Ты воистину грозна и царственна! Я бы назвала тебя Владычицей Смерти.
      Наразен протянула правую руку - обнаженные кости - и приподняла подбородок колдуньи. Лилас задрожала всем телом. Ей больше не нужно было притворяться, она и в самом деле испугалась.
      - Я - Наразен, - подтвердила королева. - То, что от нее осталось.
      Лилас подползла ближе и поднялась на колени. Она взяла в ладони руку-скелет и поцеловала ее. Наразен неприятно рассмеялась.
      - Ты ничуть не изменилась, - сказала она. - Как была шлюхой, так и осталась ею. Пойди поищи своего господина и на нем оттачивай свои уловки. Или, после смерти, ты уже не так сильно любишь его?
      - Не гони меня, старшая сестра, поведай, что печалит тебя, - прошептала Лилас.
      Наразен в ответ плюнула на серую землю. В ее душе больше не пылал огонь. Кожа потемнела, рука превратилась в голую кость, но дело было не в этом. Наразен никак не могла смириться со своей смертью. Больше года сидела она здесь, размышляя о Лилас и о своем сыне, убивших ее. Может быть, иногда она вспоминала и о чем-то синем - о яде в кубке, - но все это теперь казалось бессмысленным. Ее преследовали мысли о Симму. Больше всего королеву беспокоило то, что ее сын, живой и веселый, смеется над ее участью... Жизнь во Внутреннем Мире творит странные вещи с мечтами о мести.
      - Старшая сестра, - прошептала колдунья, кладя голову на колени Наразен, отчего ты сидишь здесь, в этом унылом месте, и отчего не окружишь себя удивительными иллюзиями?
      - Я дала клятву, - ответила Наразен. Колдунья улыбнулась, спрятав лицо в складках черного платья Наразен.
      - А я - нет, - сказала она, поднимая голову, и сотворила вокруг них дворец, очень похожий на дворец в Мерхе. Воздух между колоннами расцветили горячие солнечные лучи, а у ног Наразен появились шкуры леопардов. Бывшая королева презрительно усмехнулась, но ее глаза слегка оживились.
      - Если б я знала, как это сделать, я бы воздвигла здесь дворец из обросших мхом камней и украсила бы его сокровищами из гробницы какого-нибудь короля. Раньше такая идея никогда не приходила ей в голову, но Лилас словно смахнула пыль с мыслей королевы. - Но раз уж осуществление этого замысла невозможно, мне кажется, я могу позволить себе хотя бы эту иллюзию... Но как только увидишь Улума, немедленно развей мираж. Я не хочу, чтобы он вообразил, будто я сдалась.
      Лилас ухмыльнулась, снова пряча лицо в складках черного платья. Она узнала о тайных желаниях, увидела скрытые уязвимые места. Теперь они с Наразен стали заговорщиками.