- Не подобает здесь играть в кости.
      - Вот и сыграй со мной.
      - Это не имеет смысла.
      - Завтра ты будешь играть в кости с Владыкой Смерти.
      Зарет закрыла лицо руками. В темноте она увидела тело своего мужа с хрустальной головкой шпильки, торчащей из-под закрытого века, и негромко хихикнула. Чузар редко появлялся перед тем, кто не хотел его видеть, или там, где о нем и вовсе забыли. Когда девушка отняла руки от лица, она смогла получше рассмотреть незнакомца, обе половины его лица. Но оно не испугало ее.
      - Ладно, - решилась она. - Мы сыграем в кости. А ты поможешь мне избежать виселицы, если я выиграю?
      - Более того, я проведу тебя в Белшевед, несмотря на закрытые ворота. И ты увидишь там много удивительного.
      - Неужели? - воскликнула Зарет. Эти слова взволновали ее. Безумие нашло себя, обрело почву и пустило корни. - Но твои игральные кости без меток!
      И в тот же миг она увидела метки на костях.
      - Начинай, - сказал Чузар.
      Они сыграли несколько партий, и эта игра накануне казни показалась Зарет вполне обычной. Разве что ей не везло. Кости редко выпадали так, как она хотела.
      - Не имеет значения, - наконец сказал Чузар. - Я позволю тебе выиграть. При условии, что ты поцелуешь меня.
      Девушка презрительно засмеялась, забыв приличия, и наклонилась вперед.
      - Нет, не в губы, - удержал ее Чузар. - В левую щеку.
      И подставил девушке свою левую щеку - сухую, как серый пергамент, щеку, обрамленную рыжими волосами, свисающими, словно черви. Зарет посмотрела и содрогнулась. Но потом без стеснения крепко поцеловала его. И пока она целовала незнакомца, Чузар поспешно стянул перчатку со своей правой руки. Извивающаяся змея - его указательный палец, перегрызла веревку, соединявшую Зарет с другой пленницей. Когда обрывки упали на холодный песок, девушка зашевелилась. Но Чузар сказал ей два-три непонятых слова, и она снова впала в забытье.
      Чузар усыпил весь лагерь. Двое стражников прислонились к дереву и теперь храпели в унисон. Повсюду слышалось лишь сопение и бормотание спящих. Преступница могла думать только о том, что теперь она, кажется, избежит ужасной смерти, а потому не обратила внимания на всеобщее оцепенение. Возможно, так было нужно ее спасителю. Однако она не сомневалась в том, что незваного гостя послали боги. Зарет не успела и глазом моргнуть, как избавилась от грозившей ей петли, хотя и готовилась к тому, что ее у всех на виду освободят стремительные феи под звуки фанфар и сверкание фейерверков. Предложенный Чузаром способ освобождения казался ей менее впечатляющим, но более надежным.
      - Идем, - кивнул ей Чузар. Он уже стоял в десяти шагах от девушки. Еще не потухший костер поймал край его мантии. Девушка была уверена, что сейчас просторный плащ сгорит в одно мгновение, но произошло невероятное: казалось, материя сама поглотила умирающий огонь.
      Зарет неуверенно пошла вперед вслед за Чузаром. Но услышав звук мягких спотыкающихся шагов, девушка обернулась.
      Шестнадцать девушек, по-прежнему связанные (теперь группами по три, три, четыре и шесть), как слепые за поводырем, следовали за ней и Чузаром, широко открыв глаза, словно в трансе.
      Чузар подошел к главным западным воротам Белшеведа, запертым изнутри. Он прошептал что-то воротам, похлопав их рукой в перчатке.
      - И кто это осмелился оставить вас приоткрытыми? - спросил Чузар.
      Ворота молчали, но все, стоявшие поблизости, поняли, что они ответили:
      - Никто не оставлял нас приоткрытыми. Мы закрыты, нас заперли изнутри.
      - К сожалению, вы ошибаетесь, - сказал Чузар. - Мне стоит лишь легонько надавить на вас, чтобы войти.
      - Это ты ошибаешься, - возмутились ворота. - Ты лжешь.
      - Я толкну вас. Вы широко откроетесь.
      - Никогда.
      - Несомненно.
      - Ты сумасшедший, если надеешься войти.
      - Вы еще более безумны, если рассчитываете удержать меня снаружи.
      - Никто не может войти сюда.
      - Кое-кто может.
      - Кто?
      - Лунный свет приходит и уходит когда ему вздумается.
      - Да, - согласились ворота. - И нас это смущает.
      - Теперь войду и я, - сказал Чузар.
      - Нет, нет. Мы закроемся перед тобой.
      Раздался скрежет зубчатых колес и рычагов. Ворота отчаянно задвигали засовами в единственном возможном направлении - и, разумеется, открылись.
      Чузар толкнул ворота, и створки разъехались, широко распахиваясь перед ним.
      - Теперь я и правда не могу войти, - съехидничал Чузар.
      - Ах-ах, - вздохнули ворота.
      Чузар вошел в Белшевед. Шестнадцать девушек-убийц сонно шагали вслед за ним, и лишь Зарет, семнадцатая убийца, гордо выступала впереди.
      В холодной темноте храмы напоминали гробницы, но гробницы обитаемые, потому что повсюду горели белые, словно призраки, сторожевые огни. Озеро было тусклым и непрозрачным, его поверхность полностью засыпали гниющие листья.
      И Зарет стало ясно, что богов здесь нет. Они либо давно ушли, либо вообще никогда не существовали на свете.
      Чузар остановился.
      - Слушайте.
      То ли уже очнувшись, то ли еще находясь в трансе, семнадцать девушек-убийц прислушались.
      Они услышали сначала что-то вроде звона серебряных бусинок, а затем песню, похожую на шорох змеи, ползущей по зыбучему песку.
      - Смотрите, - сказал Чузар.
      И Зарет увидела, словно в легком тумане, нечто походившее на звездный вихрь. За этой завесой проступали очертания деревьев и фонтана, но все было размыто, словно соткано из того же вихря.
      - Давайте подойдем поближе, - вежливо предложил Чузар.
      Они приблизились. Но все же не смогли переступить невидимую границу. И дело было не в том, что они не могли пройти сквозь завесу; просто, замерев у нее, они не хотели входить вовнутрь. А может, и хотели.
      Внутри царило лето. Деревья и трава пестрели цветами. В вышине сверкало яркими звездами совсем другое небо, небо летней ночи. Несколько звезд упали на землю, превратившись в разноцветные лампы. И хотя лето оставалось только внутри, удерживаемое колдовской завесой, снаружи немного утих холод, и до немых зрителей донеслись обрывки музыки и запах ночных цветов.
      Девушки-убийцы, захваченные прекрасным зрелищем, приникли к прозрачной границе, как мухи, попавшие в паутину.
      Они видели фигуры, движущиеся, словно болотные огни. Девушка, напоминавшая белую свечу в обрамлении облака темных волос, перебирала хрустальные струны арфы, наигрывая нежную мелодию. Бледный молодой человек с темными волосами наливал искрящийся напиток в фантастическую нефритовую чашу. За первой завесой была еще одна. Девушки разглядели сквозь эту прозрачную пелену Азрарна, князя демонов и Владыку Ночи на фоне сверкающего ночного неба и рядом с ним женщину, белую, как звезды. За второй занавесью был еще один мир. Там царила любовная одержимость, в которой жили два уникальных существа, знавшие только друг друга. Кто-то заткал их в причудливый гобелен магии, создав им волшебную защиту. И она стала их частью. Теперь они были вместе, словно две виноградные лозы, сплетенные между собой.
      Все это увидели девушки, смотревшие сквозь обе завесы, отделявшие любовь от стремления к любви. И каждая из них поняла, сознательно или бессознательно, что перед ними бог и его избранница. И что избранной не оказалась ни одна из них.
      Вероятно, из-за того, что остальные шестнадцать девушек были в состоянии транса, именно Зарет отвернулась первой. Она прошла вдоль мозаичной кромки озера шагов двадцать, а потом, остановившись, обхватила себя руками, словно получила смертельную рану.
      Чузар следовал за ней, подобный сгустку тумана.
      Она не ругала его за содеянное зло, - за то, что он открыл ей правду, только прошептала:
      - Как я это переживу? Он отнял у меня все, после того, как пообещал так много!
      - И как же ты это переживешь? - спросил Чузар.
      - Никак. Пусть они повесят меня завтра. Теперь я не стану возражать.
      - Я предлагал тебе свободу, - напомнил он.
      - Мне не нужна свобода. Я уже никогда не стану свободной. Ко мне прикоснулась зима. Я устала, как мертвый лист, оставшийся на дереве. Завтра меня сорвут с ветки, а я и рада умереть. Я вообще могу умереть без их помощи. Просто закрою глаза и умру, словно падающий лист. Зима прикоснулась ко мне.
      Тогда Чузар взял ее на руки, и она зарыдала у его груди, как когда-то, давным-давно, рыдала безумная Язрет, не так уж, впрочем, и далеко отсюда.
      Возможно, Чузару была необходима ее печаль, словно пища или вино. Или он просто сочувствовал тем, кто попадал в его владения. Ведь за ним по пятам всегда шло одиночество.
      Наконец он спросил ее:
      - Может, ты хочешь чего-нибудь еще помимо смерти?
      - Убить его, - сразу же нашлась девушка. Она не знала точно, каким именно "богом" был Азрарн и насколько нелепы или кощунственны ее угрозы. Хотя... если он бессмертен, думаю, его нельзя убить.
      - Как и любого бессмертного, моя возлюбленная, - сказал Чузар. Конечно же, ты не сможешь ни проткнуть шпилькой его восхитительный глаз, ни вообще как-либо повредить ему. За исключением, впрочем, одного способа.
      Убийца прижалась к плечу князя Безумия.
      - Расскажи мне о нем.
      - Существует единственная вещь, более драгоценная, чем капля крови ваздру, - в раздумье проговорил Чузар. - Это слезы ваздру. Потому что они очень редки. Для эшва плач - это песня. Но ваздру улыбаются, даже когда разбиваются их сердца, зная, что сердца демонов исцеляются человеческой кровью. Все же Азрарн иногда приказывает всей своей стране горько плакать.
      - Кто такой Азрарн? - прошептала Зарет. - Разве это не чудовищный демон, который живет в грязном подземелье?
      Лицо Владыки Безумия осталось неподвижным, но ослиные челюсти затряслись от хохота. Девушка вздрогнула и ухватилась за плащ Чузар.
      - Я не забыл про тебя, - сказал Чузар.
      В этот момент поднялся ужасный крик. Зарет повернулась и увидела, как ее шестнадцать спутниц очнулись и заметались в ужасе, попав в незнакомое место. Эти несчастные меньше интересовали Чузара, поскольку и так полностью принадлежали ему. Они рвали на себе волосы и царапали себе лица, крича об измене. Девушки вопили о непорочной божьей матери, на месте которой они рассчитывали оказаться. Зависть обострила их чувства, и они сразу же поняли, какой плод зреет во чреве той женщины. Лучше всех знают цвет и покрой одежд те, кому не дозволено носить их.
      Сияние в саду пропало. Князь демонов и его земная любовница исчезли без следа. Не исключено, что сказочное видение было иллюзией, созданной самим Чузаром.
      - Идем, - Чузар снова обратился к Зарет. - Я отведу тебя в пустыню. Ты должна научиться ждать. К моим служанкам быстро приходит терпение.
      - Мне холодно, - пожаловалась девушка.
      - Я согрею тебя. Разве тебе уже не тепло?
      - Может быть...
      Разбуженный криками за стенами Белшеведа или, возможно, просто очнувшийся от колдовства Чузара, лагерь негодующих крестьян постепенно приходил в себя. Некоторые даже заметили, что убийцы исчезли.
      Другие обнаружили открытые ворота.
      Чузар и семнадцатая девушка-убийца выскользнули из этих ворот, словно зыбкие тени. Тем временем триста восемьдесят три человека, растерянные, недоумевающие, вступили в святой город.
      Слабое сияние разгоралось в восточной части неба. На людей пала тень смущения, и многие смотрели на этот свет в страхе, пока не поняли, что он предвестник рассвета.
      - Мы не уйдем из этого города, пока не найдем ответы на все вопросы, заявили люди.
      Невольные паломники расположились на мозаичных дорожках, вокруг озера, вдоль белых мостов, у дверей в центральный храм. Нет, теперь они не уйдут просто так. Невиданные доселе толпы народу заполонили священное убежище, которое раньше посещалось только в летний сезон. Толпа требовала объяснений. Безмолвные жрецы разбежались, словно перепуганные кролики, едва заслышав крики под окнами келий, и теперь, сбившись в небольшие стайки, взволнованно переговаривались. Паника заставила их впервые насильственно выйти из религиозного транса. Близость непрошеных гостей, обнаглевшей толпы, которую не устрашил даже божественный гнев, пугала жриц.
      Шестнадцать девушек-убийц - потому что семнадцатая таинственным образом исчезла, как видно, предпочтя убежать в пустыню на растерзание львам, - не были повешены. Их привязали к огромному дереву на берегу озера. Они уже не кричали, потеряв силы и надежду. Они призывали смерть, но та отказалась от них. Некоторые пытались утопиться, но длина веревок не позволяла им уйти под воду. Преступницам только и оставалось, что угрюмо смотреть в землю. "Что вы видели?" - спрашивали их. И они подробно описывали видение, потерянные и униженные, рассказывая о девственнице с ребенком - жене бога.
      Неудивительно, что толпа отказывалась разойтись. Неудивительно, что жрецы послали старейшин и мудрецов за помощью.
      Глава вторая
      МАТЬ И ДОЧЬ
      Данизэль стояла в маленькой келье в северной части зимних обителей Белшеведа.
      Она не слышала криков, а если и слышала, то не заметила их. Красавица слушала, как шевелится в ее теле новое человеческое существо. Она не боялась, но испытывала знакомую печаль ставшую такой же частью ее любви, как и счастье.
      Днем сокровища демонов, подаренные Азрарном, бледнели. Она хранила их в особом ларце, но все же казалось, что под лучами солнца их магия слабела. Это же подтверждала бледность металла и камня. Ребенок внутри нее, однако, больше бодрствовал днем, словно отзывался на свет, одновременно приветствуя солнце и бросая ему вызов.
      Данизэль любила свое дитя и, как когда-то Аштвар, часто разговаривала со своей еще не родившейся дочерью.
      В центре Белшеведа шумела и совещалась толпа. А рядом в маленькой чистой келье, сидя под голубым окном и вспоминая прикосновение губ Азрарна, находилось сокровище, которое само по себе стоило полмира.
      Данизэль рассказывала своему ребенку о демоне-отце:
      - Вначале, моя дорогая, в мире существовали все животные, кроме одного. Говорили, что за миллионы лет до потопа великий предвестник Бахлу утверждал, будто бы божественная воля проявляется только в жестокости. В воде плавали лебеди и рыбы. Олени бегали по полям, а собаки лаяли на луну, тогда еще очень молодую и не знавшую, что она такое. Птицы парили в воздухе, а человек начал воображать, что он царствует на земле, хотя и боролся за каждую ее пядь с диким быком, медведем и драконом... Тогда уже существовали демоны.
      Вероятно, так было всегда. Хотя рассказывают, что вначале они не имели властелина. Но...
      Прекраснейшим из живых существ Нижнего Мира являлся змей. Внизу, под яркими тенями, он восхищался своей грацией и красотой, хладнокровием и одиночеством. В конце концов демоны, тогда еще невинные или просто слишком циничные, решили перенести змея на землю, думая, что им удастся заставить и людей полюбить это создание. Но люди невзлюбили змея, им не понравилось его демоническое происхождение. Они подозрительно отнеслись к тому, что у него нет ног и ушей, не оценили его красивые зубы, а одежды сочли безвкусными. В результате люди отворачивались от змея, гнали его с порога, когда он входил в их дома, били его по голове деревянными молотками, если те попадались под руку, а в остальных случаях просто бранились и плевали на него.
      Эшва жалели змея, так как любили его больше всех. Ваздру решили между собой: "Давайте хитростью заставим человечество поклоняться змею". Они пытались достичь намеченной цели различными способами, внушая людям избрать его богом или почитать как покровителя магии.
      Однажды, не то ночью, не то днем, в Драхим Ванаште некоторые князья дошли до того, что стали биться об заклад, будто сумеют убедить людей любить змея как образец совершенства. Но все их попытки потерпели неудачу.
      Наконец об этих досадных промахах узнал Азрарн. Тогда он отправился в мир, чтобы послушать мнение людей о змее.
      - Как же отвратителен этот холодный змей, - жаловались они. - Мы ненавидим его зубы, которые часто таят яд, его противный раздвоенный язык. А как раздражает нас его светлое брюхо! Ведь он весь - один сплошной хвост. От его шипения у нас волосы становятся дыбом.
      Азрарн улыбнулся и вернулся в Драхим Ванашту. Там он нашел змея и поинтересовался у него:
      - Ты не хотел бы немного измениться, чтобы завоевать любовь человечества?
      - А что хорошего в любви людей? - спросил змей.
      - С теми, кого любят, они хорошо обращаются, - ответил Азрарн. - А тем, кого ненавидят, они вредят.
      Змей выслушал от своих братьев рассказы о молотках и плевках и после некоторых размышлений согласился.
      Тогда Азрарн привел змея к дринам, поручив им исправить все недостатки, внушавшие людям неприязнь. Сначала дрины сделали ему четыре мускулистые маленькие лапки, заканчивающиеся четырьмя круглыми подушечками. А затем добавили два маленьких заостренных уха с обеих сторон головы. Затем они ловко утолстили его тело с помощью хитрого способа и выпрямили ему язык. Правда, он все равно остался тонким, а большая часть хвоста оказалась сзади. После этого дрины сделали ему шкурку из длинной мягкой черной травы, а его мордочка стала красивее, когда они украсили ее орнаментом из прекрасной серебряной проволоки. Его удивительные глаза, напоминающие драгоценные камни, тоже следовало немного подправить. Наконец, в качестве компенсации за удаленный яд (хотя дрины при этом сохранили форму его клыков) они снабдили его острыми стальными когтями. Когда Азрарн увидел результаты труда дринов, он рассмеялся и провел рукой по спине животного. При этом все вновь созданные органы существа обрели плоть и кровь, а черная трава превратилась в великолепную бархатистую шкурку. И от прикосновения Азрарна новое животное издало странный звук - не шипение, но...
      - Мой дорогой, ты мурлычешь, - обрадовался Азрарн и снова засмеялся.
      С этого дня ни один кот и ни одна кошка не переносят, когда над ними смеются, даже любя.
      И безусловно, новый зверь быстро прижился на земле. Людей покорили его грация и красота и восхитили его хладнокровие и одиночество. И когда это новое для человека существо становилось раздражительным, забывалось и шипело, люди не вспоминали змея, утверждая: "Это шипит кот". К тому же они не замечали, что оба - и кот, и змей - убивают мышей и любят молоко, оба были любимыми животными колдунов. И люди никогда не поверят, что за пушистым мехом и милыми остренькими ушками скрываются заостренная морда ящерицы и острые зубы змея.
      Рассказывая, будущая мать чувствовала, что ребенку нравится эта легенда. Ему вообще нравилось слушать сказки и мифы - все то, что могло быть ложью, а могло оказаться и правдой. Данизэль пересказывала малышке все легенды и пела все песни, какие знала, - кроме тех, в которых говорилось об ином, незнакомом ей Азрарне. В них расписывалась лишь присущая ему жажда кровопролитий и раздоров среди людей, и об этом Данизэль петь не хотела.
      Рассказ закончился. Мать погрузилась в грезы, глядя, как медленно проплывают облака в ее окне. Красавица представила, что это она со своим ребенком скачет на спине крылатого льва. Возможно, дитя разделяло подобные мечтания. Ее будущая дочь была совсем не похожа на других детей, зреющих в материнском чреве.
      Но несколько часов спустя Данизэль очнулась и, подняв голову, услышала шум, глухо рокотавший на улицах Белшеведа.
      Так получилось, что мудрецы и звездочеты сами направлялись к городу. По дороге их встретили те самые гонцы, которых выслали жрецы Белшеведа. Некоторые из мудрецов уже собирались покарать гудящую толпу за появление в святом городе в неурочное время. Других интересовало таинственное предзнаменование. Пара звездочетов увидела чудесные предначертания в расположении отдельных звезд. Так или иначе, этой зимой Белшевед притягивал буквально всех. Гонцы провели небольшую группу через пески, а затем и по поющим дорожкам, которые на этот раз молчали, так как по ним шло слишком мало людей. Мудрецы и звездочеты прошли через распахнутые настежь ворота и приблизились к жрецам и жрицам Белшеведа, затрепетавшим, словно голубь при виде змеи.
      - Мы приносим свои извинения вам и небесным богам, - приветствовали их мудрецы.
      - Разве вы не знаете о чуде, которое должно произойти здесь по воле богов? - проворчали несколько пророков, добавив к свидетельствам посланцев указание на конкретное место. Каждый пророк тут же заметил, что именно он первым предсказал это событие.
      - Где? - завопил звездочет, оказавшийся наиболее нетерпеливым. - Где? Где?
      Жрецы съежились. Теперь они казались не просто беспомощными людьми, а беспомощными глупцами.
      Ни одна из женщин среди них не могла претендовать на небесный дар, и ни единый пояс на их стройных телах не раздался более чем на четверть дюйма.
      - Где? - грозно выкрикнул звездочет еще раз. Его пальцы хватали воздух, словно желали разорвать в клочья одежды жрецов, чтобы проникнуть внутрь их животов.
      Почтенный мудрец торопливо выступил вперед и оттеснил звездочета:
      - Мой друг, как и все, мы хотим знать, где можно найти ту самую благословенную девственницу.
      Некоторые жрецы расплакались.
      Внезапно послышался высокий, дребезжащий голос. Толпа расступилась, пропуская старика, опиравшегося на сучковатый посох. Жрецы смотрели на него с ужасом, очевидно не сознавая, что перед ними стоял один из первых учителей из древней башни - той самой, где когда-то все они доказали способность выдержать любые испытания, кроме, наверное, самого важного - бесед с простыми людьми, задающими вопрос.
      Толпа, однако, узнала этого старика.
      Он огляделся, и взгляд его пронзительно-серых глаз был переполнен брезгливостью. Как тупы на поверку оказались его ученики! Однако среди растерянных лиц он не увидел лица своей любимой ученицы, которая, в отличие от остальных, когда-то доставила ему истинную радость.
      - Тише! - сказал старик, и толпа замолчала. - Внемлите мне. Напрягите вашу память и припомните девственницу неземной красоты, величайшей набожности, обладавшую даром предвидения. Та, которую за благочестие и прекрасную внешность назвали Иштвар - Душой Луны...
      Как раз в тот момент, когда старец произнес эти слова, Данизэль почувствовала руку судьбы, вцепившуюся в нее мертвой хваткой. Конечно, она предвидела, что ее ждет. У Данизэль осталось лишь одно невысказанное желание после того, как Азрарн ее использовал как вместилище своего отражения. Но так хочется простить любящего тебя человека даже за то, что он тебя использовал.
      Стены маленькой кельи пестрели неразборчивыми записями, потому что жрецы часто делали различные надписи, пребывая в трансе. Красавице попались на глаза некоторые из них: "Закон небес вечен" и "Когда я думаю о вас, владыки Небес, моя душа поднимается, будто солнце".
      Данизэль взяла перо, обмакнула его в серебристо-золотые чернила и написала:
      "Горечь радости заключается в знании, что она не может продолжаться вечно. И удовольствие не может продлиться дольше определенного срока, потому что иначе оно станет простой привычкой".
      Затем красавица сложила ладони под грудью, словно грея руки над черным огнем.
      В следующий момент она осознала, что слышит топот множества ног, приближающихся к ней по светлым дорожкам. Но Данизэль не испугалась. Ей было жаль всех их, ей было жаль свое дитя. И даже Азрарна. Чузар когда-то предсказывал, что она станет настолько безумна, что начнет жалеть самого князя демонов.
      Себя она теперь чувствовала потерянной - ее радости пришел конец.
      Шум шагов нарастал, словно морской прилив или порыв ветра, проносящийся по городу. У входа в маленькую келью он внезапно стих. И дверь широко распахнулась.
      Ворвался зимний солнечный свет, холодный и ранящий, как кромка разбитого стекла.
      Из света медленно вышел старец, опирающийся на посох.
      Глазам старца и всех, что толпились за ним, а также и тех, кто не смог пройти дальше дверей (потому что вход оказался слишком узким), предстал светлый образ девы, оттененный голубым сиянием окна за ее спиной. Ее красота казалась божественной. Их поиски завершились: люди нашли единственное существо, достойное их неурочного паломничества в Белшевед.
      Как они нашли ее? Вероятно, один из наставников Данизэль заметил, как женщина вошла в часовню, и сообщил об этом. Либо она сама оставила им какие-то следы.
      Данизэль встретила их спокойным взглядом синих глаз. Если бы красавица отрицала правду, люди не стали бы ее слушать. Учитывая то, где она находилась и при каких обстоятельствах появилась на свет, только боги смогли бы с точностью сказать, что она - не из их сонма.
      На берегу озера одна из преступниц незаметно подобрала кусочек отколовшейся мозаики. Затем она примерилась и вскрыла им вены на обеих руках. Умирая от потери крови, девушка любезно предложила черепок остальным пятнадцати приговоренным к жизни.
      Люди проводили Данизэль в главный храм. Для нее подготовили место за опаловым алтарем, между двумя золотыми фигурами животных. Множество гонцов отправлялось в зимнюю пустыню и возвращалось, ведя за собой целые караваны. Странники со всех концов земли стекались в Белшевед, чтобы принести матери и будущему ребенку редкие и подчас загадочные дары. Все жаждали прикоснуться к матери бога - ее лбу, пальцам, краю одежды. Они становились на колени, ожидая ее благословения. Бедняки, которые не могли преподнести даров, бродили вокруг города, изредка пытаясь войти в надежде хоть издали взглянуть на нее. Снова наступил праздник поклонения, прошедший на этот раз очень тихо. Люди восхищенно поздравляли друг друга с тем, что боги избрали эту прекрасную девственницу именно в их эпоху и в это время, которое теперь войдет в историю и останется в легендах.
      За городом вырыли шестнадцать могил и справили тихие и поспешные похороны. Люди сочли это событие очень важным и место захоронения тут же отметили камнем с надписью:
      "Мы, обманутые, лежим здесь, моля небеса о прощении".
      Потом наступила темнота, и на занесенных инеем равнинах вокруг Белшеведа зажглись костры. Прислужницы Данизэль натянули расшитые блестками шторы и закрыли двери, а саму будущую мать вымыли, натерли ароматным маслом и одели в шелка, словно готовя к свадьбе. Будто бы ожидая посещения бога, они с волнением и гордостью смотрели в сгущающиеся сумерки. Некоторые заявляли, что видели, как он приехал верхом на коне из звезд, а его развевающаяся мантия раскачивала луну.
      Данизэль не выходила из своих новых покоев, - что, впрочем, от нее и ожидали, -хотя эти покои ничем не напоминали ни келью, в которой она раньше жила, ни сады у озера. Это была обычная комната с ширмами и драпировками, украшенная по усмотрению старейшин и жрецов. Красавица не удивлялась тому, что Азрарн не приходил к ней. С каждой занавеси свисали подвески из золота, столь ненавистного для демонов металла. Неприятное напряженное ожидание охватило город. Многие сидели затаив дыхание за колоннадами и на дорожках, в наивности своей мечтая услышать шуршание гигантских крыльев или приглушенные вздохи неземной любви. Любви, которая проникает в тело, но не лишает девственности.
      Прошел седьмой месяц. Данизэль чувствовала, как шевелится внутри нее ребенок, поворачиваясь в полусне.
      Ночью магические драгоценности, которые подарил ей Азрарн, светились и сверкали. И все же он так и не дал ей один из тех талисманов, благодаря которым, по некоторым легендам, он появлялся, отвечая на зов смертных. Но в эту ночь, чувствуя движение ребенка в себе, Данизэль поняла, что ей стоит лишь произнести его имя, и он придет. Так она и сделала.
      В тот же миг Азрарн предстал перед ней. В комнате возникла высокая черная фигура, напоминавшая сложенный лист. Лист развернулся, и Данизэль увидела змея с пылающими в темноте глазами.
      - Не упрекай меня, - опередил ее Азрарн. - Ведь я предупреждал тебя, каков я и как все произойдет.
      Она повернулась и увидела, как его лицо медленно осветилось, будто зажглась некая невидимая лампа.
      - Разве я упрекаю тебя? - спросила Данизэль. - Я просто думаю, что дитя родится еще до рассвета.
      - Ты не почувствуешь никакой боли, - сразу же ответил он. Его лицо оставалось бесстрастно, словно он не испытывал к ней больше никаких чувств, но она могла бы догадаться, что это не так, даже если когда-нибудь и сомневалась. - А когда ребенок родится, я вызволю тебя из этой западни. Девочку я оставлю им в наследство. Я сделаю ее сильной и ужасной. А после этого сам же и покончу с ней. И ты поступишь так же, Данизэль.
      - Нет, - возразила красавица. - Я не оставлю ребенка одного ни здесь, ни где-либо еще.
      - Я собираюсь заставить ее приносить пользу, - продолжал Азрарн. - Я говорил тебе, что являюсь отцом зла. Не думай, что я стану считаться с тем созданием, которое зреет в твоем чреве, даже ради тебя. Я не отступлюсь. Поскольку эти люди так истово обожают своих богов, я дам им нового бога для обожания и позволю ощутить на собственной шкуре, как это выглядит, когда к тебе так относятся. Иначе они не усвоят урока.
      - Нет, - снова повторила Данизэль. - Ты можешь бросить меня, и я не смогу помешать этому. Но я не позволю оставить ребенка одного.
      - Мы никогда не занимались любовью по-настоящему, - произнес Азрарн. Ты не знаешь, скольким великолепным вещам я могу научить тебя. И мира, который я могу открыть для тебя. Даже Драхим Ванашта раскроет свои ворота из стали и драгоценностей и зажжется для тебя по моему желанию.
      Данизэль больше не возражала, только посмотрела ему прямо в лицо. Золото драпировок отразилось в ее взгляде, и внезапно ее глаза тоже стали золотыми. Возможно, ему не понравилось это напоминание о солнце, и он отвел взгляд.
      - Я пришлю к тебе служанок из Нижнего Мира, - пообещал Азрарн.
      Затем князь демонов обошел комнату, на ходу срывая золотые украшения. Данизэль так и не поняла, оскорбляло ли его прикосновение к этому металлу, потому что слишком уж вдумчиво и медленно он выполнял свое дело, будто бы каждый кусок золота был намного тяжелее, чем на самом деле. А когда Азрарн выбросил кусочки золота за драпировку, они упали без стука.
      Покончив с украшениями, Азрарн немедленно исчез, провалившись сквозь пол. Но даже когда он исчез, Данизэль чувствовала прикосновение его губ к своим.